В глубине комнаты, где стоял Кураг, послышался иной звук. Клацанье по полу и как будто шуршание, словно двигалась многоногая гусеница. Мне звук не был знаком, но Китто вдруг побледнел как смерть и обмяк всем телом. Если б я его не держала, он свалился бы на пол. Рис вскочил на колени. Его руки лежали у меня на плечах, и я чувствовала, как сквозь них струится напряжение.
   Я хотела спросить, что происходит, но боялась обнаружить нашу слабость перед Курагом. И тут Кураг сам ответил на мой незаданный вопрос.
   – Я тебя еще не звал! – Кураг гневался, но в гневе различалась усталая нотка. Как будто гнев был скорее формальным. Кураг словно не надеялся, что гнев чем-то поможет. Я никогда не видела Курага таким... обреченным.
   Из-за рамы прозвучал голос. Высокий и шипящий, так что я первым делом подумала о змеях, но в нем присутствовал еще и металлический оттенок, как у Криды, а в родне Криды змеегоблинов не было. Странный голос произнес:
   – Ты жже хотел, шштобы я показаласссь, Кураг? Хотел, шштобы принцессса увидела, что не всссе мы так похожжи на сссидхе, как Падуб и Ясссень.
   – Да, – сказал Кураг, поворачиваясь к зеркалу. Лицо его было серьезным и строгим. – Помни, Мерри: не все потомки сидхе унаследовали их внешность. Прежде чем заключать договор, посмотри, кого ты возьмешь в свою постель. – Он перевел взгляд на Риса и сказал без всякого поддразнивания: – И не все полукровки – мужчины.
   – Не думай даже, Кураг, – сказал Рис голосом, лишенным эмоций, но в этом невыразительном голосе было что-то, от чего я пришла в ужас.
   – Она происходит от сидхе, белый рыцарь, и хочет снова разделить с тобой постель.
   Клацающе-шуршащий звук стал громче, что-то подползало к нам все ближе.
   Китто беспомощно заскулил. Я обняла его крепко-крепко, но он будто ничего не почувствовал – безвольно висел в моих руках, словно полностью ушел в себя.
   – Что там такое? – спросила я.
   Рис произнес всего одно короткое слово, но произнес с такой ненавистью, что оно резало уши. Он назвал имя в тот самый миг, когда что-то вползло на кресло Курага. Что-то, будто слепленное из обрывков кошмарных снов.
   – Сиун.
   Китто закричал.

Глава 5

   Закричал тонко и жалобно, как крольчонок в лапах у кошки. Вырвавшись у меня из рук, Китто на четвереньках шмыгнул по постели и упал с другой ее стороны.
   Холод вбежал в комнату с пистолетом в одной руке и мечом в другой, поискал глазами противника и не нашел.
   – Что случилось? Что с Китто такое?
   – Мой мышшонок не хочет поприветссствовать сссвою хозяйку? Разве ты всссе забыл, чему я тебя научила, Китто? – прошипела тварь из кресла.
   Дойл присел рядом с Китто и безуспешно пытался его успокоить. Я слышала его басовое бормотание в промежутках между криками, но когда Китто смог произнести хоть что-то членораздельное, это было только "Нет, нет, нет, нет!". Снова и снова.
   Я бы тоже бросилась к Китто, но Рис вцепился мне в плечи. Один взгляд на его лицо – и я поняла, что в помощи нуждался не только Китто. Я не знала, чем могу помочь, но осталась на месте, и Рис, стоя на коленях, прижался к моей спине. Наверное, ему просто нужно было на что-то опереться.
   Я отвернулась от гоблинки и подождала, пока мозг освоится с тем, что увидели глаза. На первый взгляд она казалась огромным, мохнатым черным пауком. Пауком размером с крупную немецкую овчарку. Но голова у нее сидела на шее, а не на брюхе, и рот тоже был похож на человеческий: у него имелись губы. Клыки тоже имелись, правда. Длиннющие черные ноги по бокам пузыревидного тела были совершенно паучьими, зато пара торчавших спереди рук – не были. Глаза, казалось, размещались везде, где можно и где нельзя, и все были трехцветными, три кольца разных оттенков синего. Тварь приподнялась, будто устраиваясь в кресле поудобнее, и сквозь шерсть проглянули бледные груди. Самка. Я не могла заставить себя назвать это женщиной.
   Даже не думала, что когда-нибудь увижу такого фейри, кто действительно покажется мне ожившим кошмаром. Я дитя Неблагого Двора, мы и есть собрание кошмаров. Но Сиун оказалась кошмаром из кошмаров. Будь в ней чуть больше от человека или, наоборот, чуть больше от паука – и она была бы не так ужасна. Но она была чем-то средним, и впечатление создавалось просто жуткое.
   Из странной формы рта, затерявшегося в черной шерсти между россыпями глаз, донеслись звуки:
   – Риссс, как ссславно, очень ссславно тебя видеть! Я еще храню у сссебя на полке твой глазсс, в ссстеклянной банке. Навесссти нассс опять. Мне пригодилссся бы второй.
   Я почувствовала дрожь Риса – он дрожал всем телом, как на невидимом ветру. Его голос был начисто лишен эмоций, просто опустошен – и звенел от этой пустоты, точно ракушка, выброшенная на берег.
   – Если ты не хотел заключить договор с нами, Кураг, тебе следовало просто сказать об этом и не тратить ни свои, ни наши время и силы.
   Я погладила руку Риса, все еще сжимавшую мое плечо, но не думаю, что он почувствовал хоть что-то.
   – Холод! – позвал Дойл. – Займись Китто.
   Холод убрал меч в ножны, пистолет – в кобуру и пошел к Китто. В повседневных мелочах Холод мог и поспорить с Дойлом, но в чрезвычайных ситуациях все стражи повиновались ему беспрекословно. Вековые привычки забываются с трудом.
   Шагнув к нам с Рисом, Дойл спросил:
   – Чего ты добиваешься, Кураг?
   – Я хочу сссмотреть на красссавчика сссидхе! – запротестовала Сиун.
   – Заткнись, Сиун! – бросил Кураг через плечо, словно отмахнулся от зануды. К моему удивлению, она и правда заткнулась.
   – Я считал, Мерри нужно знать, на что вы ее толкаете. – По его лицу пробежало что-то вроде обычной его ухмылки. – Впрочем, Мрак, в постель с Сиун ляжет не она.
   – С ней никто не ляжет, – заявил Рис. Дойл положил руку ему на плечо.
   – Не рассчитывайте, что ей снова достанутся Рис или Китто.
   – Сам с ней переспишь? – поинтересовался Кураг.
   Дойл ответил ему непроницаемым взглядом:
   – Твое предложение, Кураг?
   – Я соглашаюсь на месяц союза за каждого гоблина, которого вы сделаете сидхе, а вы беретесь удовлетворить каждого гоблина с примесью крови сидхе, который на это решится.
   Черные глаза Дойла метнулись к Сиун и снова вернулись к Курагу.
   – Почему ты так сопротивляешься, Кураг? Почему ты не хочешь вернуть гоблинами магию?
   – Я не сопротивляюсь, напротив – я соглашаюсь! Но на определенных условиях. Я даже дам Мерри ее месяц за каждого гоблина, с кем вы переспите.
   Дойл кивнул в сторону Сиун:
   – Требовать, чтобы мы спали со всеми, кому заблагорассудится, – это оскорбление.
   – Разве она была бы такой, если бы кто-то из вашего народа не изнасиловал ее мать?
   – Ее мать не насиловали, – проронил Рис все тем же жутким бесстрастным голосом.
   Кураг пропустил его слова мимо ушей, но Дойл переспросил:
   – Что ты сказал, Рис?
   – Она хвасталась, что ее мать сама изнасиловала какого-то сидхе в последнюю войну. – Руки Риса до боли сжали мне плечи. – Не вешай на нас вину за этот именно кошмар, Кураг. Это гоблины сотворили сами.
   По лицу Курага было видно, что он знал правду.
   – Ты солгал нам, Кураг, – обвиняюще произнес Дойл.
   – Нет, Мрак, я задал вопрос, я не утверждал, что ее мать изнасиловали.
   – Очень уж вольно ты обращаешься с правдой, Кураг, – сказала я.
   Кураг посмотрел на меня и кивнул:
   – Наверное, у сидхе научился.
   – А это что, не оскорбление?! – воскликнул Рис.
   Дойл поднял ладонь.
   – Хватит. Мы или соглашаемся на условия гоблинов, или заканчиваем разговор и остаемся в союзе с ними на следующие два месяца, и только.
   – Я дам вам время подумать, – сказал Кураг. Он поднял руку, намереваясь прервать связь.
   – Нет, – остановил его Дойл. – Нет, если мы отложим разговор, ты выдумаешь что-нибудь еще. Мы решим сейчас.
   Я смотрела на Дойла и не могла разобраться в его чувствах: ни лицо, ни поза не давали никаких подсказок. Это был Мрак, неприступный Мрак, левая рука королевы. Кошмар моего детства. Впрочем, я еще ни разу не видела его на публике таким раздетым. Мрак ее величества всегда был одет от шеи до кончиков пальцев, в любую погоду. Когда-то закатать рукава для него было все равно что раздеться догола – а теперь на нем были плавки из трех веревочек, и все же он оставался все тем же неприступным, непроницаемым, ужасающим Мраком.
   – Кто из вас переспит с Сиун? – в лоб спросил Кураг.
   – Я, – ответил Дойл.
   – Нет! – тут же сказала я.
   – Никто из нас к ней не притронется, – процедил Рис.
   – Нам нужна эта сделка, Рис, – напомнил Дойл.
   Рис мотнул головой.
   – Я поклялся, что убью Сиун, как только встречу. Я поклялся на крови.
   – На крови? – переспросил Дойл. Рис молча кивнул.
   Дойл вздохнул.
   – Мы соглашаемся переспать со всеми полукровками-сидхе, какие у вас есть, Кураг, но Сиун придется сперва ответить на вызов Риса.
   – А если она его убьет? – спросил Кураг.
   – Клятва Риса будет исполнена. Мы не станем мстить.
   – Решено, – сказал Кураг.
   – А когда я убью Риссса, – прошипела Сиун, – я при-мусссь за его подссстилку, за моего сссладкого Китто. Я поеду на нем, пока он не засссияет подо мной! – Она уставила на Риса десятки глаз, трехцветных прекрасных глаз, будто принадлежащих кому-то другому: кольца небесно-голубого, василькового и фиолетового цветов. – Этот для меня не засссиял... Есссли бы ты засссветилссся подо мной, я бы оссставила тебе глазсс.
   – Я сказал это тебе тогда и повторю сейчас. Влезть на меня ты смогла, но заставить меня получать удовольствие – нет. Ты – дрянная подстилка.
   Она взметнулась с кресла и заполнила собой зеркало – словно вдруг увеличилась в размерах. Все жуткие конечности – и паучьи ноги, и человечьи руки, и уродливый рот, – все тянулось к нам. Она царапала стекло когтями и визжала:
   – Я убью, тебя, Риссс, и принцессса не ссспасссет Китто! Он будет мой, мой и будет сссветитьссся для меня!
   Китто крикнул, и мы все повернулись к нему. Бледный, с огромными синющими глазами, он вытянул вперед правую руку и выкрикнул:
   – Не-е-ет!
   Рис успел столкнуть меня на пол и упасть следом за долю секунды до того, как чары прошили воздух над нашими головами. Стекло будто расплавилось, и Сиун провалилась в него. Голова, рука... Второй рукой она безуспешно пыталась за что-нибудь удержаться.
   Китто выставил вперед обе руки, словно пытаясь ее отстранить, и закричал опять, на этот раз без слов, тонким от ужаса голосом.
   Рис прижал меня к ковру, накрыв своим телом. Я слышала еще крики, и не только Китто. Потом Дойл произнес несколько растерянно:
   – Отпусти принцессу, Рис.
   Рис поднялся на колени, оглядел комнату и замер, уставившись в зеркало. Дойл помог мне встать.
   Холод держал Китто на руках, укачивая его, как ребенка. Я повернулась в сторону, куда глядел Рис.
   Сиун больше не проваливалась сквозь зеркало. Половина длинных черных ног торчала с нашей стороны стекла, половина – осталась на стороне Курага. Одна рука протянулась к нам, а вторая колотила по стеклу с обратной его стороны, но никак не могла разбить. Сиун не слишком громко, но безостановочно сыпала проклятиями. Она пыталась высвободиться, груди мелькали белым на солнечном свету – но ей не удавалось. Она влипла накрепко. Была бы она смертной, она бы уже умерла, а так – это даже не особенно повлияло на ее самочувствие. Она просто была обездвижена.
   Дойл осторожно, чтобы дергающиеся конечности Сиун не задели его, подошел к зеркалу.
   – Похоже, оно опять затвердело.
   – Да... Ну и дела! – сказал с той стороны стекла Кураг.
   – Согласен, – откликнулся Дойл.
   – Сделать что-то можно? – спросил Кураг.
   Дойл взглянул на Китто, близкого к обмороку.
   – Эти чары создал Китто. Он мог бы обратить их вспять, если бы знал как. Больше никто из нас этого сделать не сможет.
   – Но что, во имя рогов Консорта, натворил Китто? – Кураг наклонился к зеркалу, рассматривая его, но стараясь ни в коем случае не коснуться поверхности стекла.
   – Кое-кто из сидхе может пройти сквозь зеркало, и большинство умеют переговариваться с их помощью. Впрочем, мне не доводилось слышать, чтобы кто-то прошел на столь далекое расстояние. – Дойл изучал стекло и застрявшую в нем гоблинку с видом университетского профессора, столкнувшегося с интересной проблемой.
   – Китто может вернуть все на место?
   – Холод, – позвал Дойл, – спроси у Китто, может ли он освободить ее и отослать обратно?
   Холод тихонько заговорил с маленьким мужчиной. Китто неистово замотал головой, цепляясь за Холода с силой отчаяния.
   – Он боится, что она попадет сюда, если он снова откроет зеркало.
   – А вы просто толкните ее назад, – предложил Кураг.
   – Он говорит, пусть она торчит в зеркале, пока не сгниет, – передал Холод.
   – Она не сгниет. – Кураг снова обратился к Дойлу: – Она бессмертная, Мрак, она не умрет. – Кураг хлопнул по стеклу. – Это ее не убьет.
   – Ох, ну нельзя же ей оставаться вот так, – сказала я. Я не знала, что мы можем сделать, но и оставить все как есть – это не выход.
   – Вообще-то можно, Мередит, – заметил Дойл. Я качнула головой.
   – Я понимаю, что это возможно, Дойл. Я хочу сказать, это неприемлемо. Я не хочу, чтобы она торчала из зеркала в моей спальне, будто кабанья или там оленья голова, только еще и живая.
   – Ясно. – Он оценивающе посмотрел на гоблинку. – Я попробую что-то придумать, но если честно, простого выхода я не вижу.
   – А если разбить стекло? – спросил Кураг.
   – Скорее всего ее разрежет на куски.
   – Ну, от этого она не умрет, – сказал царь гоблинов.
   – Нет! Только не разбивайте! – завопила Сиун.
   Никто не обратил на нее внимания.
   – Но может случиться, что половина останется на вашей стороне, и половина – на нашей, – продолжал размышлять Дойл. – Гоблины могут залечить такие серьезные повреждения?
   Кураг нахмурился:
   – Убить-то ее это не убьет...
   – Но сможет ли она срастись воедино или так и останется рассеченной на куски?
   Сиун принялась вырываться с новой силой.
   – Не разбивайте зеркало, мать вашу!!
   Я ее вполне могла понять, но проблема даже среди фейри была настолько необычной, что не укладывалась в мозгах. То, что она так застряла, – даже страшным не казалось, это просто не удавалось осознать.
   – Ну, если зеркало не разбивать, то будь я проклят, если знаю, что делать, – сказал Кураг.
   Падуб подошел к зеркалу и потрогал Сиун в том месте, где ее тело входило в стекло. Он не причинил ей боли, но она заорала, будто он ее ударил. Падуб почти испуганно проговорил:
   – Это сделал Китто, я видел. Я почувствовал, как магия пронеслась сквозь меня всепроникающим ветром. – Он обвел руками по линии, где тело Сиун соприкасалось со стеклом.
   – Не трожь меня! – крикнула она.
   Падуб посмотрел на нас.
   – Я согласен с желанием моего брата. Я пойду к принцессе, если у нас есть шанс получить такую силу. – Он еще раз посмотрел на зеркало с застрявшей в нем Сиун и взглянул на меня. – Мы придем к тебе, принцесса. – В его взгляде читалось вожделение, но не плотское вожделение – а вожделение силы. Это желание не такое горячее, зато приводит оно к весьма горячим последствиям, к опасным последствиям.
   – Увидимся на пиру, Падуб, – сказала я. Сказать, что я буду рада его видеть, значило бы солгать.
   – Мы оба увидимся там с тобой, – добавил Ясень.
   – Уточним еще раз, Кураг, – сказала я. – Месяц союза за каждого гоблина, которого мы превратим в сидхе.
   – Согласен, – ответил он.
   – И вот еще что уточним, – добавил Дойл. – Ввести сидхе в силу можно и другими способами, не только сексом.
   – Схваткой до крови, хочешь сказать?
   – Да, а еще участием в великой охоте или священном поиске.
   – Не бывает уже тех охот, Мрак, и никто не уходит в священный поиск. В мире нет волшебства ни для того, ни для другого.
   – Не стану спорить, Кураг, но я не хотел бы отвергать эти возможности.
   – Можете делать сидхе из моих гоблинов, как будет вам удобно – если только это не будет стоить им жизни. Сказать правду, Падуб не единственный, кто не желает спать с сидхе. – Тут Кураг усмехнулся бледным подобием обычной ухмылки. – На наш вкус, у вас маловато частей тела.
   – Ох, Кураг, старый льстец! – улыбнулась я.
   – Я хочу, чтобы одно было совершенно ясно, – сказал Ясень. – Для меня и моего брата ритуалом будет секс с принцессой Мередит и ничто другое.
   – Но почему, брат?! – воскликнул Падуб. Ясень встряхнул головой, разметав по плечам светлые волосы.
   – Я так хочу. – Он посмотрел на брата, и между ними что-то пробежало, какой-то намек, который я не могла разгадать. – Я лягу с ней, Падуб, а куда я, туда и ты.
   – Мне это не нравится.
   – Ну и не надо. Все равно сделай.
   Падуб едва заметно кивнул. Ясень улыбнулся нам:
   – Увидимся на пиру, принцесса.
   – Хорошо, – кивнула я.
   – А я?! Что будет со мной? – Сиун уже почти стонала.
   Я пожала плечами.
   – Я не знаю, что с тобой делать.
   – И я, – присоединился Кураг.
   – Я знаю. – Рис подошел к Сиун. Она хлестнула по нему шипастой ногой. Он отпрыгнул подальше и рассмеялся. Странным смехом – красивым и неприятным одновременно.
   – Что же? – спросил Дойл.
   – Я требую с Сиун цену моей крови здесь и сейчас.
   – Если ты ее убьешь, она все равно не высвободится из зеркала, – сказал Дойл.
   – Высвободится, – уверенно сказал Рис. Он стоял точно за пределами досягаемости ее руки и брыкающихся ног. – Я видел, как такое сделали намеренно, чтобы поймать врага в ловушку. Как только он умер, зеркало снова стало целым, а половинки тела остались по разные его стороны.
   Сиун в панике забилась о стекло, шипастые ноги оставляли глубокие белые царапины в полированной древесине рамы.
   – Нет! – закричала она.
   – Когда мы виделись в последний раз, связанным и беспомощным был я. Не думаю, что тебе такое положение нравится больше, чем нравилось мне.
   Она рванулась в его сторону, одна из ног так хлестнула по раме, что черная шпора на голени вонзилась в дерево, и Сиун с трудом ее выдернула.
   – Спокойней, спокойней, милочка, – посоветовал Рис.
   – Будь ты проклят!
   – Если она проклянет кого-то из нас, – сказал Дойл, – мы наложим проклятие на гоблинов. Сидхе теперь не так сильны, как раньше, и все же не советую тебе идти на такой риск, Кураг.
   – Если она ругнется еще раз, отрубите ее неблагодарную башку! – сказал Кураг.
   В криках Сиун звучали скорее ярость и разочарование, чем страх. Вряд ли она по-настоящему боялась умереть. И у нее были на то основания. Убить бессмертного фейри не так уж легко. Обычно для этого требуется пропасть магии с использованием смертной крови или особое оружие. У нас не было ни того, ни другого.
   Рис отступил на шаг от бьющейся Сиун и повернулся к Китто.
   – Холод, дай Китто твой короткий меч.
   Холод посмотрел на Дойла. Китто даже не повернул головы.
   – Что ты задумал, Рис? – спросил Дойл.
   Рис подошел к Холоду и Китто, присел на колени, чтобы глаза оказались на одном уровне с глазами маленького мужчины, и стал гладить Китто по волосам, пока тот не повернулся к нему.
   – Я попал ей в лапы всего на несколько часов, Китто. Я вообразить боюсь, каково принадлежать ей месяцами.
   Хрипло, но отчетливо Китто произнес:
   – Годами.
   Рис взял в ладони лицо Китто и прижался лбом к его лбу. Он что-то зашептал, и я перестала разбирать слова, но интонации были слышны: убеждающие, сочувствующие, настаивающие.
   – Не надо, Рис, не требуй, – сказал Холод.
   Рис взглянул в глаза Холоду:
   – Есть лишь один способ справиться со своим страхом – это встретиться с ним и одолеть. Мы пойдем в этот бой вместе, Холод, он и я.
   Китто кивнул, не поднимая головы из ладоней Риса.
   – Дай ему короткий меч, Холод, или мне придется пойти за другим. – В лице Риса появилось что-то командное, сила, которая прежде не чувствовалась. Холод это уловил. Он пересадил Китто на кровать, встал и добыл из-под пиджака меч немногим длиннее большого ножа. В руках Холода он казался слишком коротким. Страж подал его Китто рукояткой вперед.
   Китто нерешительно протянул к нему руку. Стражи учили его обращаться с оружием. Кое-что он умел и раньше, но тактика гоблинов строилась в основном в расчете на физическую силу и массу тела. Для Китто она вряд ли подходила. Он учился нужным приемам, но практики ему не хватало, и он еще не обрел уверенности в себе.
   Он взялся за рукоять обеими руками – для них вполне хватило места – и настороженно глядел на клинок, словно тот мог вывернуться из рук и укусить его.
   Рис наклонился и выудил из-под кровати меч в ножнах. Тайники с оружием имелись у нас на всякий случай по всему дому. Но для Китто, видимо, под кроватью подходящего оружия не было.
   Рис обошел кровать, полуведя-полуподталкивая Китто за плечи. Едва отойдя от кровати, Китто попятился обратно, меч чуть не выпал у него из рук.
   Сиун завизжала:
   – Кураг, мой царь, спаси меня от них!
   – Вспомнила, что я твой царь, Сиун? Ну, теперь это тебе не поможет.
   – Спаси меня, Кураг, спаси! Неужто ты ссстанешь просссто сссмотреть, как сссидхе убьют твоего гоблина?! – Она с мольбой протянула к нему белую руку, ту, что оставалась на его стороне зеркала.
   Кураг вздохнул.
   – Могу ли я предложить тебе что-нибудь взамен, белый рыцарь? Выкуп за ее жизнь?
   – Почему за мою жизнь, Кураг?! – крикнула Сиун. – Они меня только разрезать могут, но не убить!
   – Она права, белый рыцарь. Ты не сможешь убить ее, она бессмертна.
   Китто замер как вкопанный, отказываясь отходить от кровати. Если Рис хочет, чтобы он приблизился к Сиун на длину меча, ему придется сгрести Китто в охапку и последние несколько футов нести.
   Рис оставил его в покое и шагнул к зеркалу, остановившись как раз за пределами досягаемости для Сиун. Он с отстраненным видом смотрел на гоблинку, будто припоминая что-то.
   – На этот счет не беспокойся, Кураг, – сказал он.
   – Назови подходящий выкуп, белый рыцарь, и я постараюсь заплатить. Есть же что-нибудь, что ты хотел бы получить? – Кураг подошел вплотную к Сиун и ободряюще погладил ее мохнатую спину.
   – Я хочу ее смерти, Кураг, – ответил Рис.
   Лицо Курага отразило одновременно и удовольствие, и тревогу, словно он опасался перегнуть палку. Он вкрадчиво произнес:
   – А как насчет одного из мужчин-гоблинов, наслаждавшихся твоим обществом? Такая замена тебя не устроит? – Он попытался сделать каменное лицо, но в оранжево-желтых глазах горел лукавый огонек. Он наслаждался неловким положением Риса. Не думаю, что зрелище насилия над Рисом возбуждало его сексуально, но насилие как таковое, зрелище унижения сильного – о да, это Курагу очень нравилось!
   Рис почернел от надвигающегося гнева, но тут же справился с собой. Он задумчиво глянул на Курага:
   – Ты предлагаешь кого-то конкретного?
   Теперь задумался Кураг.
   – А ты помнишь кого-то по имени? – Он ухмыльнулся почти по-прежнему.
   – Почти все предпочитали представиться. Имя Сиун я запомнил.
   Кураг кивнул и опять погрустнел, словно ему хотелось бы забрать какие-то из своих слов обратно. Среди тех, кто измывался над Рисом, наверняка были гоблины, которых Кураг ненавидел или считал угрозой себе. В этом и была загвоздка. Для царя гоблинов признать, что кто-то представляет для него угрозу, – не так легко, а может быть, и опасно. Гоблины не подсылают друг к другу убийц. Это считается трусостью. Царя, который убивает чужими руками, гоблины могут и казнить. Но если Рис пожелает смерти его врага в качестве выкупа – руки Курага останутся чисты. Вот только назвать нужное ему имя Кураг не мог, это было бы плохо принято. И Кураг переложил все на Риса.
   – Так назови кого-нибудь, белый рыцарь!
   Рис качнул головой.
   – Если ты хочешь, чтобы я назвал имя гоблина, которого я больше всего жажду убить, так это будет Сиун. – Он подкрепил свои слова жестом в ее сторону. – Ничья другая смерть меня не удовлетворит.
   – А если царь гоблинов предложит заменить ей смерть на другую участь? – спросил Дойл.
   Кураг посмотрел на Дойла, но взгляд Риса не отрывался от Сиун.
   – А что бы тебя устроило, Мрак?
   Дойл позволил себе едва заметную улыбку.
   – А что ты предложишь?
   Рис снова качнул головой, и я догадалась, что он скажет, еще раньше, чем услышала слова.
   – Нет, Дойл. Я хочу ее смерти. Торговаться я не стану. – Он спокойно встретил недовольный взгляд Дойла. – Прости, но политика того не стоит. Я не откажусь от возможности ее убить из-за политических выгод.
   – Даже если это даст Мередит важные преимущества?
   Рис помрачнел и все же сделал отрицательный жест.
   – Нет. – Он взглянул на меня, почти забытую за их переговорами. – Прости, Мерри, но я не откажусь от ее смерти. – Рис снова повернулся к Дойлу: – Поверь, мертвая Сиун для нас много лучше, чем Сиун живая.
   Дойл махнул рукой:
   – Как хочешь.
   Рис протянул руку застывшему у кровати Китто:
   – Давай покончим с этим.
   Китто замотал головой.
   – Не могу...
   – Можешь, – сказал Рис и поманил его. – Идем.
   Дойл протянул мне руку:
   – Мередит, давай уберемся подальше с линии... огня. – На последнем слове он помедлил, словно подыскивал определение.
   Я подошла к нему, осторожно пробравшись между Китто с его мечом и Рисом.
   Рис обнажил меч и бросил ножны Дойлу; Мрак поймал их не глядя, одной рукой. Та ладонь, которой он держал меня за руку, была самую чуточку влажной. Дойл был встревожен. Чем?