– Ты купил носки у мистера Кэша?
   – Конечно. Они обошлись мне в две монеты за пару и окупили каждый уплаченный за них цент.
   – Пятьдесят центов? – Ее глаза расширились от удивления.
   – Теперь ты знаешь, зачем я женился на тебе: я на всю жизнь буду обеспечен вязаными носками Эдди Толлмен.
   Он сжал ее руку, его темные глаза сияли. Они спустились по лестнице. Эдди была счастлива.
   Джон не похож ни на одного мужчину, которого она раньше знала.
   Внизу Толлмен задержался возле человека за стойкой, затем снова взял Эдди под руку, и они вышли на улицу, направляясь в большой магазин.

Глава 16

   Эдди была поражена количеством товаров на прилавках, стенах и даже свисающих с потолка. Она подумала, что он в два раза больше магазина во Фрипоинте.
   День подходил к концу, и покупателей было немного. От Эдди они были скрыты тюками на прилавках и столах. Двигаясь по узким проходам, она могла только слышать невнятное бормотание.
   – Во время войны во Фрипоинте товаров не хватало, – заметила Эдди.
   – Большинство того, что здесь есть, завезено с Севера после войны.
   К ним поспешил юноша в переднике. Волосы были разделены пробором посредине головы. Напомаженные усы украшали верхнюю губу.
   – Мистер Толлмен, рады видеть вас. Мы слышали, что вы в городе.
   – Эдди, это Рон Пул. Он сын хозяина магазина. Рон, это моя жена, миссис Толлмен. Нам нужна обувь для наших детей.
   – Ваших детей? Ах… хорошо, сюда, пожалуйста. – Он подвел их к полкам, заставленным коробками с обувью. – Детское наверху, женское внизу, для мальчиков – к конце прохода. Что желаете посмотреть?
   Эдди выбрала башмаки для Триш и детей, прикладывая бумажную мерку к подошвам. Затем по настоянию Джона взяла пару для себя – прочные черные башмаки, закрывающие лодыжку. Набрав мальчикам широкополых шляп, Эдди задумалась, купить ли Триш юбку для верховой езды.
   – Триш любит ездить верхом, – объяснила она, кидая юбку поверх всех вещей. – У хозяина плантации, где она жила, был большой табун. Триш рассказывала мне, как ночью уходила на пастбище и ездила верхом, потому что днем ей не разрешалось.
   – А ты любишь кататься верхом?
   – Не знаю. Я ездила только на рабочих лошадях.
   – Выбери юбку для себя. У тебя будет масса времени покататься, когда будем дома.
   «Дома». Эдди как будто укололи тысячи игл.
   Джон двигался вдоль полок, набирая множество вещей, к вящему удовольствию сына хозяина, который собирал ярлыки, чтобы составить счет. Эдди склонилась над столом с детскими книжками и учебниками.
   – Хочешь купить это детям? – Джон прижался к Эдди и тихо говорил ей на ухо.
   – У Колина не было возможности ходить в школу. Джейн Энн и Диллон уже созрели для учебы. Я могла бы заниматься с ними по этим книжкам, но цена… высока. – Она говорила очень тихо.
   – Не будем экономить. Бери книги.
   Эдди схватила четыре книжечки с таким видом, будто это были сокровища. Она перевела взгляд на мужа. В ее фиолетовых глазах застыл вопрос:
   – Ты разрешишь мне заплатить за них из денег за ферму?
   – Мне казалось, мы уже обо всем договорились. То, что мое, – это твое, и наоборот. – Он обнял ее и забрал книги из ее руки. – Тебе понадобится мел, бери с избытком, и грифельные доски.
   Джон отошел к столу, на котором были разложены ножи различной формы. Мимо него прошла пара. Мужчина в форме Соединенных Штатов, женщина в модном платье в полоску. Джон только мельком посмотрел на них и тут же отвернулся. Он успел заметить, что мужчина нарядился франтом, явно радуясь концу войны. Военный был поглощен своей спутницей. Молодая и красивая, она глядела на него, как на единственного человека на земле.
   После длительных размышлений Джон выбрал складной нож для Колина, отнес его на прилавок и вернулся к Эдди, стоявшей рядом с книгами:
   – Не можешь выбрать доску?
   – Нет, не могу решить, сколько мела брать.
   – Две коробки не повредит. – Джон был так серьезен, что она рассмеялась, и смех ее был настолько заразителен, что он тоже захохотал. Ее мелодичный голос смешался с его громыханием. – Мне нравится, как ты смеешься, Эдди.
   Джон не замечал офицера с женщиной, стоявших рядом и с любопытством взирающих на них. Затем господин повернул спутницу к двери, и они поспешили выйти.
   – Давай закругляться, – сказал Джон. – У меня в гостинице для тебя сюрприз.
   – Сюрприз? Хороший или плохой?
   – Что ты считаешь плохим сюрпризом?
   – Если меня ждут Сайкс или Реншоу. Джон рассмеялся.
   Хозяин магазина подмигнул сыну. Джон Толлмен, всегда такой суровый и неулыбчивый, был совершенно покорен своей женой и снисходителен ко всему, что бы она ни попросила. Жалко, подумал хозяин, что ей хотелось далеко не все.
   На пути к прилавку Джон схватил набор оловянных солдатиков, игру в шарики и маленькую куклу.
   – Джон! Нет!
   – Эдди! Да! – Он снова рассмеялся. Внезапно Джон осознал, что за этот день он смеялся больше, чем за весь прошедший месяц. Эта мысль мгновенно отрезвила его.
   Влюбился ли он в эту женщину? Она ему нравилась, он ею восхищался и женился на ней, потому что настал период в его жизни, когда он захотел иметь семью. Джон чувствовал, что имеет определенные обязательства перед ней. Но любовь, как считал его отец, вещь весьма редкая и удивительная. Неужели Джон действительно влюбился?
   Было уже темно, когда они вышли из магазина. Вдоль улицы горели фонари.
   – Покупки мы заберем утром, – сказал Джон и остановил ее руку, когда она собиралась надеть шляпку. – Оставь. У тебя прекрасные волосы, Эдди.
   – Не очень-то прилично выходить на улицу простоволосой.
   – Ну, о приличиях мы не будем беспокоиться. Поедим, а потом отправимся в гостиницу.
   – Я не думала об этом. Я слишком возбуждена всеми покупками и… сюрпризом.
   – Приятно видеть тебя счастливой. Ты ведь была не слишком счастлива, а?
   – О нет! – Она говорила искренне. – Я была очень счастлива, когда обнаружила Триш в амбаре, когда родился сын и когда Колин с Джейн Энн появились в моем доме. Жизнь – хорошая штука, Джон. Я не хочу, чтобы ты или кто-нибудь еще жалели меня и детей.
   Джон радостно подумал, что она ничего не сказала о Керби:
   – Я тебя не жалею, Эдди. Я восхищаюсь твоим мужеством. Не каждая женщина сможет вынести те испытания, что выпали на твою долю. Ты святая.
   – Нет, я не святая. Неделю назад я работала у себя в саду, возделывала хлопок, пасла овец, хлопотала по дому. А сейчас направляюсь на новое место. И я…
   – И что ты? – спокойно уточнил Джон.
   – Я совсем не беспокоюсь, что ты о нас не позаботишься. – Эдди решила сказать это, пока у нее хватило на то мужества.
   – Я сделаю все, что смогу. Клянусь. – Джон почувствовал комок в горле. Ничего в жизни для него не было столь важным.
   В коридоре гостиницы горел свет. В кожаных креслах два господина читали газеты.
   – Пойдем поедим, я знаю одно местечко. Сюрприз будет ждать тебя здесь по возвращении.
   – Ты уверен?
   – Абсолютно.
   Они миновали банк и свернули на боковую улицу к небольшому каменному зданию с деревянным крыльцом. На видавшей виды вывеске, прибитой над крыльцом, было написано: «Сразу корм».
   Эдди вслух прочла и спросила, что это значит. Наклонившись, Джон прошептал ей на ухо:
   – Не гадай, это что-то вроде шутки.
   Поднявшись по ступенькам, они вошли в комнату, где стояли два длинных стола со скамьями по обе стороны. На одной стене висела картина, на которой изображена мексиканская гасиенда, окруженная цветущими кактусами. В другой стене – две двери, одна за занавеской, другая открыта на кухню. В воздухе витал изысканный аромат.
   – Люп, – позвал Джон. – Самое время.
   – Ты будешь говорить мне о времени, ослиное отродье? Сядь и жди. Выйду, когда приготовлюсь тебя обслужить. Подожди… Ох, Святой Отец! Джонни! Джонни, любовь моя! Ты пришел взглянуть на Люп!
   Женщина, появившаяся из-за занавески, была в ширину почти столь же велика, как и ростом. На ней были длинная черная юбка с красными оборками, белая блузка и множество ярких бус различной длины. Черные волосы до талии перевязаны на затылке широкой красной лентой.
   Она сделала попытку обнять Джона, но помешал необъятный бюст.
   – Привет, Люп. – Смеющиеся глаза Джона отыскали взгляд Эдди.
   – «Привет, Люп, привет, Люп». Это все, на что ты способен? Скажи-ка мне, что я все еще твоя лучшая девочка, забияка ты эдакий!
   – Если я так сделаю, Люп, моя жена обломает об меня палку. – Он отстранил женщину от себя и улыбнулся, глядя в ее жизнерадостное лицо.
   – Жена? Взял и женился на другой женщине? Ой-ой-ой! – закричала она, – Ты меня убил, вот что ты сделал. – Люп прижала руки к груди, и большие черные печальные глаза уставились на Эдди. – Ты вырвала у меня сердце, – драматичным тоном заявила Люп.
   – Сожалею, – ответила Эдди, отчаянно пытаясь придать лицу безразличное выражение. – Я не знала.
   Внезапно Люп улыбнулась и схватила Эдди за руку:
   – Сказать по правде, дорогуша, я боялась, что придется за него выйти. Он годами меня преследовал. Но я уже стара, чтобы глядеть за его кобылами на конюшне. Ты – молодая и сильная. Надеюсь, способна на взбучку. – Она врезала кулаком по ладони. – Время от времени он в этом нуждается.
   – Не обращай на нее внимания, Эдди. Я знал Люп, еще когда пешком под стол ходил.
   – Ты лучше слушай меня, Джон Пятнистый Лось Толлмен. Ты не мой, ну я и рада. Как тебя зовут, лапочка?
   – Эдди.
   – Рада за Эдди, что она тебя получила. Будь с ней ласков, а то я тебе по заднице настучу, – дерзила Люп. – Как твоя мамуля?
   – Эми в порядке. Теперь, когда война закончилась, она и Рейн могут приехать с визитом.
   – Хотела бы повидать их. Ну, рассказывай о жене. Как тебе, старому уроду, удалось подцепить такую красотку?
   – Это было нелегко, Люп. Слушай, давай поговорим после, пока не набежали голодные мужчины.
   Цыпленок с рисом был великолепен. Джон показал Эдди, как намазывать маслом маисовую лепешку и сворачивать ее в трубочку в виде сигары.
   – Тебе понравилось? – спросил Джон, когда она откусила кусочек.
   – Очень.
   – Мексиканцы едят это с мясом, чили и перцем. Для них лепешки – как для нас хлеб.
   Скоро стало слишком шумно, чтобы поддерживать разговор. Столы были заняты, и люди ожидали на крыльце. Люп принесла большие деревянные блюда с едой. Посетители брали тарелки с полок и накладывали себе кушанья, не забывая перекидываться шуточками с веселой хозяйкой.
   Когда Джон и Эдди кончили есть, он оставил деньги возле тарелок. Люп проводила их на крыльцо, обняла еще разок Джона, а затем стиснула Эдди:
   – Тебе достался хороший мужик. И будь моя воля, я бы живенько окрутила его папашу и бортанула Эми. Но ты им это не говори, мальчик, – обратилась она к Джону.
   – Не буду. Позаботься о себе, Люп. Захочешь уехать – грузи вещички в фургон, и добро пожаловать.
   – Может быть, так и сделаю. Ладно, идите. Я должна вернуться, а то это мужичье сгрызет ножки у столов.
   – Тебе понравился ужин? – спросил Джон по дороге в гостиницу.
   – Да, и хозяйка тоже.
   – Они с мужем приехали из Техаса после войны за независимость штата. Хотя ее супруг вместе с тамошними мексиканцами сражался под началом Сэма Хьюстона при Сан-Джасинто, многие тут мексиканцев ненавидят.
   – Ее муж умер?
   – Всего лишь несколько лет назад. Мои парни приглашали ее в Нью-Мексико, но у нее тут непутевый сын, и она не хочет оставлять его.
   Они вошли в гостиницу и поднялись к себе на второй этаж. Разные мысли не давали покоя ее уставшей за день голове. Эдди почти привыкла к Джону. Он ей нравился, и о предстоящем она думала уже с меньшей боязнью.
   Отперев дверь, Джон вошел в комнату и стал зажигать лампы, а Эдди ожидала на пороге. Когда свет залил комнату, она заметила большую жестяную ванну.
   – Никогда такой не видела, – вспыхнула она, – только на картинках.
   Эдди коснулась края высокой спинки ванны, затем пощупала мягкое полотенце, мыло и пудру, разложенные на невысокой скамеечке.
   – Я слышал, что женщины обожают такое купание. Моя сестра пилила папашу, пока он ей не купил что-то вроде этого.
   – Я никогда не пользовалась ничем, кроме умывальника, – смутилась Эдди.
   – Воду скоро принесут. Пока ты будешь мыться, я займусь судьей. – Джон обратил ее внимание на толстый шланг, перекинутый через край ванны, и прикрытое отверстие в стене. – Сюда сливают потом воду, так что ее не надо вычерпывать и сносить вниз.
   – А это что?
   В тот самый момент раздался стук в дверь. Вошли три мальчика, каждый нес по два больших ведра. Когда воду стали заливать в ванну, поднялся густой пар. Одно ведро поставили на пол, и мальчики молча вышли.
   – Если ты захочешь вылить ванну до того, как я вернусь, потяни за шнур возле умывальника.
   – Джон. Спасибо за сюрприз.
   – Желаю удачи. У меня нет опыта в сюрпризах для леди, но не думаю, что я ошибся.
   – Это было очень любезно с твоей стороны.
   – Я выйду, а ты давай мойся. Запри за мной дверь и повесь ключ на гвоздь. У меня есть другой ключ.
 
   Выйдя из гостиницы, Джон закурил и направился в конец улицы. Мысли были прикованы к оставшейся в комнате женщине. Он не был уверен в том, как именно следует обращаться с женой. При мысли о ней – нежной, теплой и ждущей его в постели – Джона охватило возбуждение. Он, вне всякого сомнения, хотел ее. Но не надо спешить.
   «Дьявол, я ведь не назойливый безмозглый козел», – уверял он себя. Джон остановился перед дверью парикмахерской и сунул голову внутрь.
   – Буду обратно через полчаса. Есть горячая вода?
   – Привет, мистер Толлмен. Рад вас видеть. Воды полно.
   Джон кивнул и пересек улицу.
   Гостиница, в которой остановился судья, была одна из самых современных в Арканзасе. Джон выбрал для себя менее модный отель, посчитав, что Эдди будет не по себе среди такой роскоши. Что касается его самого, он бывал в разных местах, и его не заботило, воротит ли кто-то нос от его одежды. Джон открыл дверь, украшенную головой оленя. Шум заставил служащего, сидевшего за конторкой, поднять голову.
   – В каком номере остановился судья Ван-Винкль? – спросил его Джон.
   Молодой человек подозрительно оглядел его:
   – Судья обедает.
   – Где?
   – Ну… в столовой, где же еще?
   – Где еще? – отозвался Джон сквозь зубы, стиснувшие сигару. – Думаю, он мог пойти к Люп.
   Служащий от ужаса смог только пролепетать что-то невнятное. На секунду Джон оперся спиной о стойку, затем снял шляпу, сунул ее под мышку и направился по коридору в столовую. Когда он вошел туда, рядом с ним мгновенно появился управляющий:
   – Сэр?
   – Который здесь судья Ван-Винкль?
   – Судья? Он стоит возле стола рядом с ян… ах, офицером Соединенных Штатов.
   – Спасибо. – Джон остался в коридоре ждать судью.
   Ван-Винкль вышел, следуя за юной леди и капитаном-янки. Это была пара, которую Джон видел в магазине Пула. Мужчина одет как на парад – волосы, усы и борода тщательно ухожены. «Гордый никчемный петух», – подумал Джон. На этот раз на женщине было бледно-лиловое платье с кружевами.
   Парочка о чем-то беседовала. Во время разговора мужчина и женщина смотрели друг другу в глаза. Затем офицер поцеловал даме руку и, не выпуская ее, заговорил с судьей. Тот хлопнул его по плечу. Потом судья и девушка проводили капитана до двери.
   Когда они вернулись в коридор, Джон отошел от стены:
   – Судья Ван-Винкль, можно вас на одно слово.
   – Да-да, – нетерпеливо отозвался судья, нахмурившись. – Чем могу служить?
   – Ничем, – ответил Джон с таким же нетерпением. – Это вы хотите от меня чего-то. Я Джон Толлмен.
   – Толлмен? – Судья посмотрел так, как будто не верил Джону.
   Ван-Винкль был высоким, дородным человеком с редкими седыми волосами и густой седой бородой. Жилет под темным саржевым сюртуком вышит завитушками. Массивная золотая цепь протянулась поперек его большого живота. Он посмотрел на часы, как будто опаздывал на важную встречу.
   – Толлмен, – повторил судья.
   – Джон Толлмен. Я кузен Захарии Куилла, – добавил Джон.
   – Знаю, знаю. Я просто не ожидал. Ах, да, впрочем, прекрасный джентльмен этот капитан Куилл.
   – Согласен, – сухо подтвердил Джон.
   – Моя племянница, мисс Синди Рид.
   – Мадемуазель. – Джон кивнул головой.
   – Здравствуйте. Я вас видела сегодня в магазине. – Большие васильковые глаза девушки смотрели на Джона с интересом.
   – Весьма мило с вашей стороны вспомнить меня, – вежливо ответил Джон, прежде чем снова обернуться к судье. – Охотник, которого вы наняли, находится у нас в лагере. Он попросил передать, что через день-другой встретится с вами.
   – Охотник? Ах, да. Отряд нуждается в свежем мясе.
   – Он приедет, раз нанялся. Один из моих людей завтра осмотрит ваши фургоны и грузы, готовы ли они к походу, и проверит, достаточно ли запчастей для ремонтов. Мы не можем задерживаться из-за поломок.
   – Ступай к себе в комнату, дорогая. Мы должны обсудить с мистером Толлменом ряд вещей.
   – Ну… Ты всегда отсылаешь меня, когда становится интересно. – Синди застенчиво улыбнулась Джону. – Спокойной ночи, мистер Толлмен.
   – Спокойной ночи.
   Когда девушка скрылась на лестнице, судья перешел в дальний угол коридора, чтобы они могли уединиться. Джон последовал за ним и подождал, пока судья разжег сигару и загасил спичку в песчаной урне.
   – Мои фургоны и грузы – это мое дело, – сказал судья недовольным тоном. – Единственная причина, по которой я согласился ехать вместе, – это дополнительная защита от нападения.
   – Это сейчас ваше дело, но оно станет и моим, если что-то сломается и мы будем вынуждены вас ждать. Сколько у вас людей?
   – Тринадцать, не считая меня и моего человека.
   – Это вы о ком?
   – Дарки. Всю жизнь прожил в нашей семье.
   – Тринадцать человек и шесть фургонов. Сколько людей бывали раньше на Западе?
   – Слушайте, Толлмен, я не собираюсь обсуждать сейчас моих людей.
   – Пистолет Симмонс – единственный из них опытный человек. Я прав?
   Судья покраснел:
   – Я слышал, что сейчас путешествие не так опасно, как несколько месяцев назад. У южан перебит хребет, индейцы усмирены. Они теперь знают, с какой стороны хлеба масло. Ведут себя более или менее прилично или отправляются на каторгу.
   Джон на миг застыл с непроницаемым лицом. Когда почувствовал, что может говорить спокойно, он ответил:
   – Ваши сведения неточны.
   – Не важно. У меня шесть наемных солдат, все носят голубую форму Соединенных Штатов.
   – Эта форма непременно спровоцирует перебежчиков, которые нападут на ваш отряд, – холодно заметил Джон, покачав головой.
   – Во главе патруля жених моей племянницы, глубокоуважаемый человек, который служил при квартирмейстере главнокомандующего в Иллинойсе. Он приписан к Форт-Альбукерку.
   – Человек с боевым прошлым. Судья проигнорировал иронию Джона:
   – Я назначен президентом Линкольном ответственным по делам индейцев в Санта-Фе.
   «Господи, помоги индейцам».
   – Я вам прямо скажу, судья. У меня двадцать один фургон, пятьдесят два человека, две женщины и трое детей. Не думаю, что будут какие-то проблемы на индейских землях. Мой отец рос с шони, я говорю на языках чокто, чероки и крик. И собираюсь пересечь земли индейцев без насилия.
   Судья фыркнул:
   – Не все думают и действуют, как вы.
   – Да, белый человек отбирает у них земли и нарушает каждый подписанный договор. – В словах Джона звучал гнев. – В Оклахоме и Техасе есть территории на сотни миль, которые зовутся «нечеловеческими». Там правит сильнейший. Команчи и апачи скитаются по этим землям. Оба племени ведут себя как рой встревоженных ос. Но это еще мелочи по сравнению с бандами предателей, дезертиров, преступников и наиболее злобных среди всех них банд конфедератов-партизан, которые устраивают рейды, грабят и убивают исключительно ради удовольствия, а не выгоды.
   – Проклятые мятежники. Не помнят, что получили взбучку, и хорошую.
   – Я выезжаю послезавтра. Можете следовать за мной, если это вас устраивает. Если нет – удачи.
   Джон нахлобучил шляпу и широким шагом двинулся к выходу. Он уже выходил, когда его догнал пыхтящий судья:
   – Толлмен. Джон обернулся:
   – Вам не нужна моя помощь, судья. Солдаты сами справятся. Но ради безопасности дамы слушайтесь вашего охотника, Симмонса. Если кто-нибудь сможет помочь, так это он.
   – Простите, если ввел вас в заблуждение, Толлмен. Я выезжаю завтра, и мы встретимся у Форт-Гибсона.
   – Я не еду в Форт-Гибсон. Это не мой маршрут.
   Судья выплюнул сигару.
   – Приписанный ко мне отряд должен посетить пограничную крепость.
   – Я занимаюсь грузовыми перевозками, а не сопровождаю туристов. Время для меня – деньги.
   – Это займет немного времени.
   – Я не еду в Форт-Гибсон, – настаивал Джон.
   – Капитан Куилл говорил, что вы обычно там останавливаетесь на несколько дней.
   – У меня разные маршруты. Зак не учел времени года. Я выбираю самый быстрый и безопасный маршрут.
   – Я покажу другую дорогу. Говорят, что она…
   – Слушайте судья, я выбрал свой путь. У меня сотня голов скота, которых надо кормить и поить, иначе они не будут работать. Через месяц под солнцем Оклахомы трава выгорит. Я и так уже потерял неделю, ожидая вас.
   – Ну хорошо, хорошо. Раз вы не согласны, я вынужден подчиниться.
   – Никто не заставляет вас следовать за мной. Я, кстати, предпочел бы ехать только со своим отрядом, если бы не мой кузен Зак.
   – Послезавтра мы будем готовы.
   – Спокойной ночи, судья.
   Ван-Винкль смотрел вслед Джону, пока тот не вошел в парикмахерскую.
   «Щенок!» Он не понимал, как такой неотесанный мужлан может иметь отношение к джентльмену с безупречными манерами Захарии Куиллу.

Глава 17

   Колин не оставлял Триш наедине с Пистолетом Симмонсом. Мальчик не отходил от нее на протяжении целого дня. Дети даже не пошли ужинать. Напуганные, они жались к Триш.
   Повар уже хотел было послать им еду, но Пистолет принес двух небольших кроликов.
   На закате меж двух палаток устроили очаг. Диллон и Джейн Энн с нескрываемым интересом наблюдали, как Пистолет готовит кроликов. Он был на редкость вежлив с детьми и разрешил им по очереди поворачивать вертел, чтобы мясо равномерно обжаривалось со всех сторон.
   Когда кролики были съедены, а сливки выпиты, малыши стали клевать носами, и Триш уложила их в постель.
   Пистолет пошевелил костер, глядя мимо пламени. Он следил за лагерем, стараясь не выпускать из виду людей, сидевших вокруг костра возле полевой кухни. Пистолет опасался, что Клив Старк или Дэл Ролли устроят бузу и Триш вынуждена будет скрыться в палатке. Симмонс должен был отправиться в Ван-Берен на встречу с судьей, но отложил поездку, узнав, что Триш с детьми остается в лагере одна, без Эдди и Толлмена.
   Когда малыши улеглись, Пистолет стал развлекать Колина и Триш россказнями – лучшее занятие, когда люди сидят у костра.
   – Встретил я однажды парня из Гальвестона. Долговязый, как ты, Колин. Весь он состоял из конечностей, выпирали локти и пальцы. Повстречались мы на Ред-Ривер. Он помогал там одному свежевать корову. У него все из рук валилось, по крайней мере мужик так подумал. Подошел и влепил парню прямо в ухо, тот и повалился. – Пистолет взглянул на Триш. Она смотрела вдаль, но слушала. – Ударил и радуется. Но это не по правилам – чтобы мужчина бил мальчика.
   – Что вы сделали? – спросил Колин.
   – Ну, поднял парня, убедился, что он не повредил себе ничего, усадил в седло позади себя и уехал. – Пистолет швырнул палку в огонь.
   Триш устремила взор на Пистолета:
   – И ты позволил этому негодяю уйти?
   – А что было делать? Нельзя выбить дурь из взрослого человека. Ему пришлось свежевать корову самому. Мы с мальчиком перезимовали в горах с полоумным охотником по имени Клейтрэп Тродл. Но этот псих превосходно готовил блюда из мяса енота и опоссума, сладкую картошку. Лучшего я никогда не ел.
   – Ну вот, парень был дикий, а ума в нем как в навозной куче. Пришла весна, он украл деньги у старика Клейтрэпа и был таков. Последнее, что я о нем слышал, – он занимается грабежами и крадет лошадей. Вот я и думаю теперь, что тот мужик просто хотел выбить дурь из него.
   На грубых чертах лица Пистолета плясали отблески пламени. Волосы локонами спускались на лоб и уши. Возраст его определить было невозможно, поскольку густая борода почти полностью закрывала лицо. Зубы ровные и белые, наверняка ему еще нет сорока.
   Пистолет опасался, что Триш уйдет в палатку до того, как уляжется Колин. С самого утра мальчик был ее тенью, поэтому уже клевал носом. Он смертельно устал, но изо всех сил держался, охраняя Триш.
   Она сидела на земле, босыми ногами к огню, прислонившись спиной к сундуку. Пистолет не мог на нее наглядеться. Густые черные волосы обрамляли лицо и спадали на плечи. Прибыв в лагерь, она надела платок, но сейчас сбросила его и массировала себе голову. Ресницы у нее были очень длинные и пушистые.
   Колин спал, положив голову на пень. Теперь Триш разбудит его, и они отправятся в палатку. Суровая жизнь научила Симмонса быть терпеливым. Если ему не удастся поговорить с ней сегодня, ничего страшного.
   – Чего ты на меня так смотришь, борода? – Триш понизила голос, взглянув на заснувшего мальчика.
   Пистолет воспрянул духом. Он решил, что искренность – самое лучшее в данных обстоятельствах.