– Мы едем с вами до развилки, затем уходим к крепости.
   – Ради Бога.
   – Но…
   – Да? – Джон снова повернулся к судье.
   – Я настаиваю, чтобы наши фургоны обогнали вас. Мы задохнулись от вашей пыли.
   – Вы настаиваете? – Джон выпрямился во весь рост и сложил руки на груди. – Вы не имеете права настаивать.
   – У вас впереди все время одни и те же два фургона.
   – Я не обязан этого говорить, но скажу. – Джон сдерживался, не давая прорваться нарастающему гневу. – Первый фургон прокладывает дорогу. – Он говорил резко и отрывисто. – Им управляет человек, который проделал этот путь шесть раз. Во втором фургоне едет моя семья. Я напоминаю еще раз, что вы вольны отвалить в любое удобное для вас время.
   – Это нечестно. Моя племянница очень расстроена…
   – Чего, черт побери, вы хотите от меня?
   – Я хочу, чтобы наши фургоны ехали впереди. Мы тащились сзади почти неделю. А теперь должны быть впереди.
   – Нет! Ради вас я не буду перестраивать караван. Лицо судьи сильно покраснело, а челюсти задергались.
   – Не говори со мной так… ты, уб…
   – Следите за собой, судья. Только попробуйте обозвать меня, и я размажу вас в лепешку, не посмотрю, что вы пожилой человек.
   – Я высшее должностное лицо здесь и требую уважения.
   – «Требую»? Черт! – Голос Джона вдруг стал ласковым. – Да мне все равно, будь вы сам Христос во Славе своей. – Джон использовал любимое изречение Пистолета. – Человек не требует уважения. Он его заслуживает.
   – Ты так себя ведешь, потому что тебя прикрывают твои люди. Другого и нельзя ожидать от людей подобного сорта.
   – Думайте как хотите. Пыль – всегдашняя проблема караванов. Если вы этого не знали, выезжая, то знаете теперь. Вы можете съехать на обочину, обогнать нас или отстать – мне нет дела. Но только ваши фургоны не должны смешаться с моими. Вот все, что я могу сказать по этому поводу. Судья, как лягушка, раздулся от ярости:
   – Ты пожалеешь, что оскорбил меня.
   – Это не оскорбление, это здравый смысл. Ваши выдохшиеся животные идут медленнее, чем мои быки.
   Судья повернулся к своей лошади:
   – Это не последнее слово. У меня есть влияние, и я его использую, когда доберусь до Санта-Фе.
   – Сомневаюсь, что вы вообще туда доберетесь, – сухо заметил Джон.
   В этот миг Эдди вышла из-за фургона и столкнулась лицом к лицу с капитаном. Она была настроена решительно. Все это время Эдди выжидала момента, чтобы позвать его.
   – Керби! Керби Гайд!
   Капитан вставил ногу в стремя и сел на лошадь.
   – Я знаю, что ты Керби!
   – Вы говорите со мной, мадам? – тихо спросил офицер.
   – Черт, ты это знаешь так же хорошо, как и я. Ты – Керби Гайд.
   – Меня зовут Кайл Форсайт, миссис Толлмен. Вы меня с кем-то перепутали.
   – Что такое? Что такое? – быстро проговорил судья.
   – Леди меня с кем-то перепутала. – Капитан приложил пальцы к шляпе. – До свиданья, мадам.
   Судья сурово посмотрел на Эдди и влез на лошадь.
   Эдди смотрела им вслед, стиснув кулаки. Она была уверена, что капитан Кайл Форсайт армии Соединенных Штатов – это Керби Гайд, который покинул ферму, чтобы вступить в армию Конфедерации.
   – Эдди… дорогая! – Рядом с ней стоял Джон. – Что случилось?
   – Ох, Джон! Сожалею! Я… так сожалею!
   – О чем?
   – Обо всем. Я так напутала…
   – Все можно исправить. Что такое с Керби Гайдом?
   Рот Эдди открылся и закрылся, затем снова открылся. Но прежде чем она смогла произнести ненавистные слова, резкий свист отвлек Джона. Махая шляпой, к ним скакал Клив. Он осадил лошадь перед Джоном:
   – Сюда движется отряд из тридцати или сорока человек. Они в миле, может, чуть больше, от того подъема.
   Глаза Джона проследили за пальцем Клива.
   – Индейцы или белые?
   – Индейцы.
   – Какое племя?
   – Не смог определить. Они были слишком далеко.
   Джон обернулся к Эдди и горячо ее поцеловал.
   – Дорогая, бери детей, и не вылезайте из фургона, – решительно приказал он и побежал к своей лошади.
   Клив сунул пальцы в рот и свистнул один раз, затем еще два раза. Через несколько секунд повторил сигнал. Люди повыскакивали из-под фургонов, где они отдыхали. Погонщики криками и хлыстами стали загонять табун внутрь полукруга фургонов. Послав человека к Ван-Винклю с предложением занять оборону, если возникнет необходимость, Клив двинулся вдоль фургонов, отдавая приказ натянуть цепи между ними, чтобы укрепить загон.
   Оба лагеря внезапно ожили.
   Джон остановил лошадь перед фургоном, у которого стоял Колин с винтовкой Триш в руке. Дети оставались внутри, а Эдди подавала ведро с водой Триш.
   – Эти индейцы не обязательно могут напасть на нас. Но если такое случится, Эдди, ни в коем случае не высовывайтесь. Если услышите выстрелы, ложитесь на пол фургона.
   – Джон, будь осторожен и не беспокойся о нас.
   – Позаботься о женщинах, Колин. Прежде чем мальчик ответил, Джон отъехал, но Эдди увидела, как юное лицо Колина озарилось радостью. Он был горд, что ему поручили столь ответственное дело.

Глава 26

   Оставив Пистолета и Ролли готовиться к обороне, Джон с Кливом выехали из лагеря. Доскакав до подъема в гору, они остановились, и Джон поглядел в подзорную трубу. Индейцы были не более чем в полумиле. Они изучали следы. Некоторые спешились, другие отъехали в сторону, чтобы не мешать следопытам. Джон увидел, как все снова уселись на лошадей и продолжили путь.
   – Это команчи. – Джон подал трубу Кливу. – Одного из них зовут Дикая Лошадь.
   – Друзья или враги?
   – Не знаю, но скорее не враги.
   – На охотников они не похожи.
   – Надо их поприветствовать. – Джон помахал винтовкой над головой и сунул ее обратно в седельную сумку.
   Он насчитал более тридцати юных воинов на невысоких быстрых лошадях. Джон узнал Дикую Лошадь – он видел его однажды с Паркером из племени кванах. Паркер прославился своими смелыми набегами на кавалерийские отряды. Ненависть команчей к конному войску была хорошо известна.
   – Они кого-то ищут, это точно, – пробормотал Клив.
   Индейцы приближались галопом. Дикая Лошадь поднял руку, и они остановились. Большинство были очень молоды. В их темных глазах таилась подозрительность, и взгляды, направленные на Джона и Клива, были тяжелыми.
   Дикая Лошадь один подъехал к белым и остановился в нескольких шагах. Толстые косы на его голове были украшены длинными белыми перьями. С тех пор как Джон его видел в последний раз, в волосах появилась седина. На ремне, надетом на шею, висел большой круглый амулет.
   – Дикая Лошадь. – Джон поднял руку ладонью наружу.
   – Пятнистый Лось. – Индеец повторил приветствие. – Ваши фургоны пересекают индейскую землю. – Его английский был лучше, чем думал Джон.
   – Мой отец, Рейн Толлмен, платит за это право вашим людям скотом, пищей и лекарствами.
   – Я знаю. – Глаза индейца впились в Клива. – А тебя зовут Кровавый Нож. Каменная Рука говорил, что ты друг команчей, но не апачей и киова.
   – Это правда.
   – Каменная Рука сейчас на большой охоте с кванахами.
   Джон улыбнулся:
   – Мой брат, Каменная Рука, давний друг вашего юного героя вождя.
   – Каменная Рука сказал, что вы едете этой дорогой. Он говорил, что Пятнистый Лось даст Дикой Лошади патроны и табак.
   – Я сдержу обещание, данное моим братом.
   – Мы ищем белых людей, которые украли наших лошадей, убили двух женщин и похитили еще двух. Они движутся этой дорогой.
   – Может быть, но мы никого не видели. Ропот недоверия донесся от кучки всадников позади Дикой Лошади. Он обернулся, резко сказал что-то, и ворчанье смолкло. Затем воин обратился к своим людям:
   – Пятнистый Лось, Каменная Рука и Рейн Толлмен не лгут. Он сказал, что никого не видел.
   Не видел белых людей. – Дикая Лошадь вновь обернулся к Джону. – Молодые, горячая кровь. Джон понимающе кивнул.
   – Мы покурим и поговорим, пока мой друг, – он кивнул на Клива, – доставит патроны и табак.
   Дикая Лошадь кивнул и, к изумлению Джона, направил лошадь к их лагерю. Он оглянулся на Клива, но узнать по его лицу, о чем тот думает, было невозможно.
   Джон стал обдумывать, как задержать индейцев, но тут вождь остановился на плоской площадке в нескольких сотнях шагов от лагеря. Он быстро заговорил с воинами на родном языке. Джон владел языком команчей достаточно, чтобы понять, что он велит им оставаться и развести костер, а когда они с Пятнистым Лосем вернутся, они собираются курить. Всадники немедленно спешились, и Дикая Лошадь продолжил путь к лагерю вместе с Джоном и Кливом.
   Джон оглядел лагерь. Наверняка Пистолет или Ролли их заметили. Кто-то из людей с любопытством выглядывал из фургонов, другие занимались починкой снаряжения. Джон с облегчением заметил, что оружия не видно.
   Вождь изумился, увидев лошадей, мулов и быков под прикрытием фургонов:
   – Думаешь, мы украдем твоих лошадей, Пятнистый Лось?
   – Откуда нам было знать, кто вы. Вы могли оказаться переодетыми в индейцев бандитами.
   Дикая Лошадь натянуто улыбнулся:
   – Это мудро – быть наготове.
   В это время к ним подъехал Ролли. Видеть его на лошади было необычно, он терпеть не мог верховую езду.
   – Дэл, это мой друг – Дикая Лошадь из племени команчей.
   – Привет. – Дэл протянул руку. Индеец ответил рукопожатием. Дэл не знал, насколько тот владеет английским, но ему нужно было сообщить Джону нечто важное.
   – Провел уйму времени с этими голодными янки в другом лагере. Лучше будет, если ты туда съездишь, Джон. Они седлают лошадей, чтобы двинуться… на врага.
   – Врага? – Дикая Лошадь уловил последнее слово. – У Пятнистого Лося объявился враг? Мы поможем убить его.
   – Люди, о которых мы говорим, враги сами себе. Они глупцы, не ведающие, что творят, – объяснил Джон.
   Тут он зарычал, увидев, как патруль янки вместе с дюжиной вооруженных людей выехал из лагеря судьи и направился к стоянке индейцев. Увидев солдат, воины кинулись к лошадям.
   – У вас есть кавалеристы! – выкрикнул Дикая Лошадь.
   – Они из другого лагеря. Я их остановлю. Джон гикнул, и лошадь рванула вперед. В тот же миг другая лошадь помчалась туда же. Симмонс тоже пытался предотвратить несчастье.
   Пистолет осадил лошадь перед жеребцом капитана.
   – Какого черта? – закричал Форсайт, пытаясь успокоить коня.
   – Хочу остановить вас, пока вы не сцепились с команчами, которые вас убьют. Мне наплевать на тебя, меня волнуют другие люди.
   – Прочь с дороги. Я надену на тебя наручники за нападение на офицера Соединенных Штатов.
   – Ясно, что тебе никогда не приходилось сражаться с индейцами. Они обойдут вас и половину перебьют, прежде чем ты пикнешь.
   Тут подоспел Джон и осадил лошадь, которая встала на дыбы.
   – Проклятый дурак! Уведи людей обратно в лагерь, и не вылезайте, пока вас не поубивали! – крикнул Джон.
   Капитан побагровел:
   – Не командуй. Уйди с дороги, или я прикажу моим людям убрать тебя.
   – Попробуй, – фыркнул Джон. – Черт. Да тебе шлюху не согнать с горшка.
   – Судья тут главный…
   – Не здесь. Они на своей земле, придурок. Им только и надо, чтобы вы открыли огонь. Это дало бы им повод выбросить вас отсюда к чертовой матери.
   – Пусть попробуют. Шайка дикарей.
   – Это опытные бойцы, Форсайт. У тебя что, извилин не хватает? – Джон выхватил винтовку и направил ствол в голову лошади капитана. – Если не хочешь, чтобы я вышиб мозги этой лихой лошадке, которой так гордится судья, отправляйся со своими людьми в лагерь и не вылезай.
   – Ты не имеешь права. Это наше дело.
   – Это мое дело, поскольку мне придется спасать твою задницу.
   Джон обернулся к Пистолету:
   – Скажи-ка им, во что их втягивают. Пистолет подъехал к всадникам, выжидавшим позади патруля. Он обвел их взглядом:
   – Вы что, позволите, чтобы из-за этого кретина с вас сняли скальпы? Эти команчи – бойцы. Каждый может сражаться против троих белых.
   – Ну, это вам так кажется. Кожа да кости, дерьмовые юнцы, корчащие из себя взрослых, – сказал здоровяк со злым лицом, рот его был набит табаком.
   – Пусть они худые, с виду дерьмо, но ты и глазом не моргнешь, как тебе проделают еще один рот под подбородком. И не выплюнешь свою жвачку.
   – Это правда, что индейцы плохо стреляют?
   – Может быть. Но они на скаку поражают бегущего зайца стрелой. По мне, это не столь уж и плохо.
   – Что касается меня, не хочу я сражаться ни с какими индейцами, – сказал человек с редкой бородкой, шляпа которого знавала лучшие времена.
   – Вам и не придется, если только, черт возьми, вы их не заденете.
   – Судье не понравится, что мы не поддержим солдат, – тихо пробормотал еще один человек.
   – Пусть лучше судья рассердится, чем стать падалью для зверей.
   – Черт! Этот янки против индейцев не боец. Я это понял, когда он не мог определить, что они команчи.
   – Если команчи – твой друг, так он друг. – Пистолет смотрел одному из всадников в глаза. – Но если ты ему враг, то он становится злобным, сукин сын. А больше всего им ненавистны кавалеристы.
   – Да, но за непослушание можно и пулю схлопотать.
   Пистолет фыркнул:
   – Судья всех не перестреляет. Вы ему нужны тащить фургоны.
   В конце ряда всадников находился человек на черной лошади. Пистолет внимательно посмотрел на него, как будто что-то припоминая. Узкоплечий, длиннорукий, он кого-то напоминал. Человек наклонил голову и отвернулся. Пистолет стал объезжать его, желая получше разглядеть, но тут один из солдат прокричал что-то. Всадники развернулись и ускакали в лагерь.
   – Не добраться ублюдку до Санта-Фе, – заметил Джон. – Кончится тем, что судья велит ему отправиться в погоню за индейцами. Мисс Синди впадет в истерику. Господи, поскорей бы Канадская река и забыть о них.
   – Я все время боялся, что прозвучит горн. Один из этих дураков разворачивал флаг. Ничего себе, а?
 
   Дневная стоянка продлилась на два часа дольше обычного. Сигнал «запрягай» прозвучал только тогда, когда команчи сели на лошадей и уехали, увозя лошадь, груженную подарками.
   Этот день выдался тревожным для Эдди. Первой заботой было удержать детей возле себя. Она держала их в фургоне, пока табун снова не выпустили в степь.
   Доска и мелки были спасены. Хотя Эдди знала, что Триш умела читать и писать, она удивилась той легкости, с какой она обучала детей алфавиту.
   Диллона хватило ненадолго. Он начал чертить каракули и только мешал остальным.
   Эдди усадила его на сиденье и дала книгу. Голова ее была занята тем, как рассказать Джону о Керби. От одной мысли об этом начинало мутить. У нее не было никакого сомнения, что тот капитан – Керби. Он сжимал губы, раздувал ноздри точно так же, как четыре года назад, когда на нее сердился. О, это был Керби! Стоит ему сбрить бороду, и откроется родинка на подбородке.
   Сигнал о продолжении движения был для нее облегчением.
   – Я выучила первые три буквы, миссис Эдди. А Триш знает все. В следующий раз она напишет мое имя. – Колин заинтересовался учебой куда сильнее Джейн Энн.
   – Он быстро учится, – заметила Триш, когда Колин отправился помогать Грегорио запрягать лошадей. Она вытерла доску тряпкой и убрала. – Еще чуть-чуть, и он будет знать больше меня.
   В этот день их путь пролегал через обширное открытое пространство. Над караваном фургонов стояло облако пыли. Быки ступали медленным тяжелым шагом. Деревья встречались крайне редко.
   Эдди предпочла отсиживаться в фургоне. Триш и Джейн Энн разместились на сиденье рядом с Хантли. Диллон ехал вместе с Колином и Грегорио в фургоне впереди. Эдди не довелось видеть ни Джона, ни Пистолета или Клива, с тех пор как они покинули последний привал.
   Ее мысли вновь и вновь возвращалась к Керби. Она думала застать его врасплох, но он ни на секунду не пришел в замешательство и при первом удобном случае сел на лошадь и уехал. «Керби ждал, что я попытаюсь поговорить с ним». В голове крутилось множество вопросов. Почему на нем была форма янки? Кто похоронен в могиле под Джонсборо? Теперь Эдди поняла, почему он хотел, чтобы она считала его мертвым: Керби мечтал от нее избавиться.
   Небо стало темнеть. Уже давно исчезли тени от фургонов. Воздух стал влажным, пропитанным разнообразными запахами. Последовала команда «заворачивай», и Клив направил передний фургон по большой дуге. По каравану прошел приказ «сократить дистанцию». Возничие сократили расстояние между фургонами до минимума.
   Эдди боялась отправиться на кухню помочь с ужином. Она испытала облегчение, когда Билл сказал, что он все приготовил днем и на ее долю осталось только сварить кофе. Эдди вернулась к своему фургону, и тут появился Пистолет. Сославшись на головную боль, она попросила отвести Триш и детей поужинать, а сама забралась в фургон и забилась в темноту. Она не отдавала себе отчета, сколько так просидела, когда появился Джон.
   – Эдди?
   – Я здесь.
   – Ты в порядке?
   – Ну, да… и нет. – Она уткнулась ему в грудь.
   – Ты поужинала?
   – Нет, но ничего страшного. Я попросила Пистолета побыть с Триш и детьми. Слушай, нам надо поговорить.
   Поддерживая Эдди под локоть, Джон отвел ее к большому грузовому фургону. Джон залез внутрь, вытащил свернутое полотно и расстелил его на земле.
   – Мы видели, как ты помчался перехватить патруль. – Эдди отчаянно пыталась отодвинуть момент, когда надо будет говорить о главном.
   – Давно я не видел более глупых людей. Слава Богу, через пару дней они повернут к северу на Форт-Гибсон. Иди ко мне, дорогая. – Он обнял ее и притянул к себе. – Я так соскучился. И не хочу терять ни минуты. – Он наклонил голову и поцеловал ее с такой любовью, что она тут же разразилась слезами. – Что такое? Моя Эдди плачет? – Он прижал ее к себе.
   Наконец она отстранилась и вытерла глаза подолом юбки. Затем обняла его за талию:
   – Никогда бы не подумала, что расплачусь. – Эдди спрятала лицо у него на шее. – Я люблю тебя, Джон Толлмен. Я люблю тебя… так сильно. – Она ощутила, как новые рыдания душат ее.
   – Я тоже люблю тебя, миссис Толлмен…
   – О, но… я не она!
   – Что такое, девочка?
   – Я не миссис Толлмен. Тот капитан… он Керби Гайд. Это означает, что я все еще… замужем за ним.
   – Я догадывался, милая. Я заметил выражение твоего лица, когда ты впервые увидела его.
   – Я обратила на него внимание, когда мы покидали Ван-Берен и в тот первый день нашего путешествия. Каждый раз я все более убеждалась. Это он. Я знаю, это звучит дико, ведь Керби воевал в армии конфедератов.
   – Эдди, это не он. Керби мертв. Ты мне веришь?
   – Хотела бы. Я боялась, что он вернется. Это грешно, но я не горевала, когда узнала, что Керби мертв.
   – Ты хочешь мне рассказать о нем?
   – Я была так одинока, – начала Эдди свой рассказ. Смущаясь, но все же намереваясь выговориться до конца, она поведала Джону, как Керби появился на ферме и нанялся на работу, как она попала под его обаяние и позволила соблазнить себя. Боясь, что появится ребенок, стала давить на него, пока он не согласился, чтобы преподобный Сайкс поженил их.
   После этого Керби часто отлучался в город. Однажды вернулся домой пьяный и сообщил, что записался в армию. На следующий день уехал, и больше она его не видела, вплоть до того дня в Ван-Берене. Эдди рассказала Джону, как была потрясена, когда услышала его голос: «Успокойся, шустрая девчонка». Ей даже показалось, что она ошиблась.
   – Это он, Джон. Я не знаю, каким образом Керби попал в армию северян, стал офицером. Единственный родственник, о котором он упоминал, – дядя из Джонсборо. Ему я отправила письмо для Керби с весточкой о рождении сына. Вряд ли он его получил. Но этот капитан – Керби, и он знает, что Диллон – его сын. Можно отречься от меня, но не признать собственного ребенка… Не понимаю, как так можно?
   – Потому что он не Керби.
   – Почему ты в этом уверен? Ты никогда его не видел. – Эдди посмотрела Джону в лицо. – Как бы мне хотелось, чтобы я ошиблась. – Ее руки обвились вокруг его шеи. – Я не в силах объяснить тебе, что ты значишь для меня. Я никогда не думала, что смогу так сильно полюбить. Независимо от того, что случится…
   – Ничего не случится, милая. – Джон поцеловал ее в губы и попытался обнять. Она вырвалась и закрыла лицо руками.
   – Пожалуйста, верь мне.
   – Ты думаешь, что он Керби, но ошибаешься!
   – Почему?
   – Потому что я убил его, Эдди. Я убил Керби Гайда.
   Эдди открыла рот. Оцепенев, она смотрела на него. Когда шок прошел, выдавила два слова:
   – Когда? Где?

Глава 27

   Его разбудило холодное лезвие ножа, приставленного к горлу.
   С тех пор как покинул станцию Куилл, Джон сталкивался со многими солдатами, возвращавшимися домой с войны. Ему приходилось нянчиться с беднягами, которых политиканы послали на убой; вот и на этот раз он разделил пищу с несколькими такими бедолагами.
   Черт побери! Ему не хотелось убивать ублюдка, вымотанного войной.
   – Чего смотришь? Прикончи его. Ездит себе на отличной лошади и ведь не отдает ее, пока жив. – Шепот доносился из темноты. – Что, хочешь идти пешком, а остальные ребята будут обгонять тебя верхом?
   – Никогда не убивал по расчету.
   – Боже мой!
   – Это было твое предложение…
   – Ты говорил, что убил кучу янки.
   – То было другое дело.
   – Брось, нет никакой разницы. Убивать так убивать. Не хватает духу, уйди прочь, дай я сам.
   «Сукины сыны! Убийцы дерьмовые!»
   Джон понял, что сейчас его зарежут ради лошади. Он выждал еще пару мгновений, чтобы успокоиться и сосредоточиться.
   Его движение было стремительным, как удар хлыста. Перехватив запястье, он отвел руку с ножом от горла. В тот же миг другой рукой схватил винтовку. Удар в висок был такой силы, что раздался треск кости. Затем Джон стремительно навел ствол и выстрелил по второму, замахнувшемуся на него ножом. Выстрел отбросил человека назад.
   Прежде чем противник рухнул на землю, Джон был на ногах. Люди повскакали с постелей. Джона беспокоила острая боль от пореза; он чувствовал струйку крови, стекавшую по шее.
   – Не стреляй. – К нему двинулись несколько человек. – Они не с нами.
   – До того как легли спать, никогда их не видел.
   – По их разговорам, они вроде как из конфедератов.
   – А ты конфедерат? – обратился один к Джону.
   – Нет.
   Человек рассмеялся:
   – Тогда янки, а?
   – Нет.
   – Нет?
   – Кто-нибудь из вас имеет виды на моего коня? – Джон был готов в любой миг пустить в ход оружие.
   – У нас есть лошади, но если хочешь отдать – возьмем.
   – Лопата есть? Нужно похоронить их.
   – Бросьте, парни. Стоит ли хоронить этих южан? Оставим волкам и койотам.
   В наступившей тишине Джон оглядел солдат-янки:
   – А вы сами предпочли бы для себя что? Бродячих собак, бросающихся на падаль? – Джон почти рычал. – Они же люди, пусть даже подлые убийцы. Я их похороню.
   Холодная ярость в его голосе нашла отклик у одного из солдат.
   – Я дам тебе лопату.
   – Спасибо.
   Джон посмотрел на человека, которого только что прикончил. Череп проломлен, глаза открыты.
   Джон не любил убивать, но не хотел сам быть убитым.
   – Этот тоже мертв. – Он подошел к тому, с зияющей раной на груди, и обыскал одежду. – Осмотрите карманы другого, может быть, удастся узнать имя, – сказал Джон, не обращаясь ни к кому конкретно. Один из солдат склонился над телом и встал, держа в руке письмо. Он чиркнул спичкой, прикрыл пламя шляпой и стал читать:
   – «Дяде Керби Гайда, Джонсборо, Арканзас. От супруги Керби Гайда – Эдди».
   – Черт! – Джон вырвал письмо и сунул его в карман рубашки.
   – Там так сказано. – Голос солдата дрожал. – Хорошо, что не мне сообщать новость вдове. Обидно – пройти войну и быть убитым по дороге домой.
   Джон молча взял лопату, отошел на несколько шагов и принялся копать мягкий речной песок.
   На рассвете ветер стих. Посреди мрачной тишины Джон прочитал письмо, снова спрятал его и тщательно написал имя убитого на его шляпе. Затем привязал ее к воткнутому в землю шесту. Закончив, он прислонил лопату к дереву, чтобы ее можно было легко найти, и, не глянув в сторону сидевших у костерка людей, сел на лошадь и уехал.
* * *
   Во время рассказа Джона Эдди сидела затаив дыхание. Услышанное безумно взволновало ее.
   – Эдди, Керби мертв. Мне жаль, что он кончил жизнь именно так. Но он собирался убить меня.
   – Не могу представить себе, чтобы Керби мог кого-то зарезать. Он и цыплят не хотел убивать. Честно говоря, я подумывала, что он… трусоват.
   – Не думаю, что ему хотелось это делать. Скорее, его подталкивал к этому другой человек.
   – А кто был тот?
   – Не знаю. У него нашли только картинку голой до пояса женщины.
   – Это было мое единственное письмо Керби. Я думала, он должен узнать о рождении сына. Я не была уверена, что оно дойдет до него. Значит, дошло.
   – Не хотел говорить тебе об этом.
   – Почему?
   – Я не знал… будешь ли ты жалеть. У тебя от него сын.
   – Это так. Сын от него, но мне до Керби нет дела. Он просто меня использовал. Я много об этом думала и решила, что Керби от кого-то или от чего-то скрывался, когда явился ко мне на ферму.
   – Может быть, ты права. Теперь ты убедилась, что тот капитан – не Керби?
   – Ох, Джон, не знаю. Человек, которого ты описал, не похож на того Керби, что я знала. Но это было так давно, а война может менять людей.
   – Я сохранил письмо. Оно в моих вещах в фургоне.
   Эдди была спокойна. Через какое-то время она отстранилась от мужа, чтобы поглядеть ему в лицо: