Страница:
Он поклонился.
– Спасибо, обязательно передам.
Отступил, его место сразу же занял высокий худой человек с непроницаемым лицом, настолько сдержанный и церемонный, что вполне мог бы служить дворецким, а то и церемониймейстером.
– Ваше высочество…
Я улыбался, кланялся, сэр Жерар надул, сказав, что будут всего трое новых послов, но вывернется, дескать, в самом деле всего трое новых, а остальные – старые, привычные, но по этикету и они должны раз в год представать перед мои очи и подтверждать, что да, все по-прежнему, отношения крепнут и развиваются, даже если это не совсем так.
Последним был красивый и надменный вельможа, слишком статный и крепкий для дипломата, я увидел в нем бывалого воина, сменившего рыцарский панцирь на роскошный камзол дипломата.
– Ваше высочество, – сказал он учтиво, – мои поздравления от моего короля в связи с громкими победами! Позвольте преподнести вам в дар от нашего королевства.
Он красиво повел кистью в воздухе, двое слуг торопливо поднесли ему ларец из редких пород дерева. Посол откинул крышку и бережно достал изящный кинжал в дорогих ножнах, отделанных драгоценными камнями.
– Из кузницы гномов нашей страны, – произнес он торжественно, – этот кинжал не сломать, не согнуть. Даже затупить никому не удастся.
– Красивая вещь, – признал я. – Что за королевство, в котором делают такие прекрасные вещи?
– Эбберт, – произнес он громко и торжественно. – Королевство Эбберт, ваше высочество!
Я застыл на миг, затем спросил сдавленным голосом:
– А король там… все еще Харбиндер?
Он ответил со всем почтением:
– Да, король правит сурово и уверенно.
Я покачал головой.
– Я не приму этот дар. А к Харбиндеру скоро приду сам. Не с кинжалом, а с длинным мечом.
Он отшатнулся.
– Ваше высочество!
Я проговорил медленно, ярость вскипела так моментально, что я едва успевал душить ее в себе, пока не начали лязгать зубы:
– Это проклятое королевство… будет уничтожено!.. Город Вифли, где все жители отказали в куске хлеба и глотке воды жаждущим странникам, будет стерт с лица Земли! А то проклятое место, где он некогда стоял, будет вспахано и предано проклятию!..
Он побледнел, несмотря на стойкость воина, а я поднялся во весь рост и сказал громовым голосом, раскатившимся по залу и даже коридорам:
– А король Харбиндер не найдет себе убежища не только в Эбберте, но и нигде на белом свете!.. Я сказал!..
Он поклонился и, не смея поднять взгляд, попятился, а там исчез, словно испарился.
Отец Дитрих приблизился ко мне, взял за руку и крепко сжал.
– Сын мой, – сказал он настойчиво, – на тебе лица нет. Господи, да тебя всего колотит! Что вызвало твою ярость?
– Святой отец, – ответил я, дыхание мое вырывается с хрипами, я то и дело останавливался, чтобы ухватить глоток воздуха, – это проклятое королевство, где забыли Господа и нет ни одной церкви… Потом, когда закончим это, я расскажу подробнее.
– Да уже закончилось, – сказал он. – Этот был последним. Сейчас прием плавно переходит в пир и веселье.
– Дальше его ведет леди Розамунда, – сказал я. – Что-то она непривычно тихая.
Леди Розамунда возразила:
– Я все время улыбалась!.. Уже рот болит, от таких усилий морщины могут появиться. Тогда я вам этого не прощу!
– Пойдемте, отец Дитрих, – сказал я. – Леди Розамунда справится.
Мы вышли из зала, телохранители, поймав мой взгляд, встали так, чтобы никто не подходил. Отец Дитрих слушал внимательно о нашей эпопее, когда я отвлекал погоню от настоящего Легельса, и как над нами издевались, преследуя, люди короля Харбиндера.
– Сын мой, – сказал он осторожно, – но если ты в конце пути сумел перебить погоню… ты отомстил?
– При чем тут месть? – проговорил я сиплым от ярости голосом. – Мы ехали через богатый и сытый город Вифли, а там люди наслаждались, видя, как мы и наши кони изнемогаем от голода и жажды! Они закрывали перед нами окна и двери, глумливо хохотали вслед… Это не только по приказу короля, это их скотская натура требовала поглумиться над теми, кто слабее! Эти люди омерзительны!.. Я их ненавижу!.. Не только король виноват, люди виноваты!
– За то, что выполняли приказ короля?
– За то, – прорычал я люто, – что выполняли с такой радостью и охотой! Только одна женщина передала тайком, чтобы никто не видел, краюху хлеба и кувшин с водой. Она нарушила приказ короля, но подчинилась Богу.
Он сказал с горечью:
– Праведная душа все же нашлась.
– Чтобы спасти город, – сказал я люто, – маловато одного праведника! В Содоме и Гоморре их было больше. Но все равно Господь их не пощадил.
Он сказал с предостережением:
– Сын мой, то Господь!
– А мы, – отрезал я, – его орудия. Как любви, так и возмездия, ибо мы, святой отец, по его образу и подобию, если вы вдруг не знали.
Он скупо улыбнулся, дескать, шуточку оценил.
– Сын мой, – произнес он с мягким предостережением, – но ты, похоже, предпочитаешь быть орудием возмездия.
– Чтобы начать строить, – сказал я резко, – место надо очистить. То же с душами людскими. Не вливают молодое вино в старые мехи. Сперва надо выжечь любую гниль каленым железом! Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, как сказано в Святом Писании, тот станет всем! Уже знать, на грешной земле, которую мы сделаем праведной!
Он вздохнул.
– Что-то я совсем не гожусь в великие инквизиторы. Меня считали жестоким и непримиримым, но теперь то ли размяк совсем, то ли новое поколение стало жестче.
– Святой отец!
– Ты жил в хорошем мире, – сказал он с грустью. – Тебя там не подвергали унижению, в котором тут почти каждый… потому душа твоя так уязвлена тем случаем.
Я сказал люто:
– Святой отец!.. Должен ли я примириться с миром, где всяк бывает унижен, или же обязан выступить против такого мира?
Он помолчал, затем перекрестил меня и сказал просто:
– Ты не один, сын мой.
Слуга молча внес и расставил на столе поблизости постную еду и кагор, церковное вино, снял нагар со свечи и тихонько вышел.
Я выждал, пока отец Дитрих возьмет чашу, он что-то невесел, сказал ему достаточно твердо:
– На этот раз в моих руках сила. Теперь уже Харбиндер побегает от меня.
Он тяжело вздохнул, промолчал. Я чувствовал, что священник согласен, хотя пока возразить мне вроде бы нечего, я уверен в правоте, хотя и чувствую, что вроде бы перехлестываю, однако как насчет праведного гнева, он же называется праведным, хотя и творит жестокости?
– Сын мой, – проговорил он печально, – а личная месть не начинает отвлекать тебя от богоугодных дел?
– От похода на Юг? – спросил я. – Святой отец, флот строится, Ордоньес тщательно отбирает людей в команды, обучает работать с парусами. Потом будет учить ходить под ветром, против ветра, а затем уже сразу десятком кораблей в строю и россыпью… Это займет какое-то время. Но дело не в этом…
– А в чем?
Я сказал медленно:
– Вот уведу я далеко за море самые боеспособные силы… Есть ли гарантия, что здесь не поднимет голову Тьма и не сметет все церкви, не уничтожит все мои начинания?
Он помрачнел.
– У Тьмы слишком много соблазнов, а люди существа слабые… Но что ты задумал?
Я двинул плечами.
– За сравнительно короткий срок нужно укрепить тыл. Отец Дитрих, в моих руках наконец-то огромная армия, обученная и дисциплинированная, которая подчиняется только мне. На этот раз я могу не упрашивать и уговаривать, а просто приказывать.
Он вздохнул.
– Сын мой, это слишком большой соблазн.
– А вы на что? – спросил я. – Господь выше королей, я все еще в это верю. Мы ведь только-только взялись строить справедливое общество!.. А справедливое – это не обязательно такое, что всем нравится. Такие вообще невозможны в принципе. Если одни горожане одобряют, что городская стража хорошо работает и что улицы освещены, то преступник негодует, да и простой любитель ходить по чужим женам предпочел бы темные улицы.
– Гм…
– Идеальное государство, – сказал я с жаром, – обязано поддерживать порядок в обществе и защищать граждан от насилия извне и преступности изнутри. Стабильность и законность – это первое, что мы должны сделать, а кроме того, создать условия, чтобы каждый человек мог заработать себе и семье на жизнь честным трудом, а самые способные и талантливые могли пробиваться наверх, и никакой лорд не мог бы помешать!..
Он пробормотал с одобрением:
– Прекрасные слова, сын мой. Господь это одобрит.
– Потребуется немалая перестройка мышления, – предупредил я. – Святой отец, церковь должна пахать, как буриданова лошадь! Если низшие слои будут только «за», то лордов сможет приструнить словом только церковь. Я не могу, у меня в руке меч, а вы можете. Потому давайте работать плечо к плечу!
Он посмотрел на меня с ласковой насмешкой.
– Куда уж больше?
– Надо, – сказал я настойчиво. – Все это время я больше ломал, а сейчас будем строить. Аж дух захватывает, как будто в бездну вот так обоими глазами, когда надо бы сперва одним глазом, да и то прищурившись.
Он поднялся, перекрестил меня скупо, но с твердостью во взоре.
– Что ж… неси свой крест.
Глава 7
Глава 8
– Спасибо, обязательно передам.
Отступил, его место сразу же занял высокий худой человек с непроницаемым лицом, настолько сдержанный и церемонный, что вполне мог бы служить дворецким, а то и церемониймейстером.
– Ваше высочество…
Я улыбался, кланялся, сэр Жерар надул, сказав, что будут всего трое новых послов, но вывернется, дескать, в самом деле всего трое новых, а остальные – старые, привычные, но по этикету и они должны раз в год представать перед мои очи и подтверждать, что да, все по-прежнему, отношения крепнут и развиваются, даже если это не совсем так.
Последним был красивый и надменный вельможа, слишком статный и крепкий для дипломата, я увидел в нем бывалого воина, сменившего рыцарский панцирь на роскошный камзол дипломата.
– Ваше высочество, – сказал он учтиво, – мои поздравления от моего короля в связи с громкими победами! Позвольте преподнести вам в дар от нашего королевства.
Он красиво повел кистью в воздухе, двое слуг торопливо поднесли ему ларец из редких пород дерева. Посол откинул крышку и бережно достал изящный кинжал в дорогих ножнах, отделанных драгоценными камнями.
– Из кузницы гномов нашей страны, – произнес он торжественно, – этот кинжал не сломать, не согнуть. Даже затупить никому не удастся.
– Красивая вещь, – признал я. – Что за королевство, в котором делают такие прекрасные вещи?
– Эбберт, – произнес он громко и торжественно. – Королевство Эбберт, ваше высочество!
Я застыл на миг, затем спросил сдавленным голосом:
– А король там… все еще Харбиндер?
Он ответил со всем почтением:
– Да, король правит сурово и уверенно.
Я покачал головой.
– Я не приму этот дар. А к Харбиндеру скоро приду сам. Не с кинжалом, а с длинным мечом.
Он отшатнулся.
– Ваше высочество!
Я проговорил медленно, ярость вскипела так моментально, что я едва успевал душить ее в себе, пока не начали лязгать зубы:
– Это проклятое королевство… будет уничтожено!.. Город Вифли, где все жители отказали в куске хлеба и глотке воды жаждущим странникам, будет стерт с лица Земли! А то проклятое место, где он некогда стоял, будет вспахано и предано проклятию!..
Он побледнел, несмотря на стойкость воина, а я поднялся во весь рост и сказал громовым голосом, раскатившимся по залу и даже коридорам:
– А король Харбиндер не найдет себе убежища не только в Эбберте, но и нигде на белом свете!.. Я сказал!..
Он поклонился и, не смея поднять взгляд, попятился, а там исчез, словно испарился.
Отец Дитрих приблизился ко мне, взял за руку и крепко сжал.
– Сын мой, – сказал он настойчиво, – на тебе лица нет. Господи, да тебя всего колотит! Что вызвало твою ярость?
– Святой отец, – ответил я, дыхание мое вырывается с хрипами, я то и дело останавливался, чтобы ухватить глоток воздуха, – это проклятое королевство, где забыли Господа и нет ни одной церкви… Потом, когда закончим это, я расскажу подробнее.
– Да уже закончилось, – сказал он. – Этот был последним. Сейчас прием плавно переходит в пир и веселье.
– Дальше его ведет леди Розамунда, – сказал я. – Что-то она непривычно тихая.
Леди Розамунда возразила:
– Я все время улыбалась!.. Уже рот болит, от таких усилий морщины могут появиться. Тогда я вам этого не прощу!
– Пойдемте, отец Дитрих, – сказал я. – Леди Розамунда справится.
Мы вышли из зала, телохранители, поймав мой взгляд, встали так, чтобы никто не подходил. Отец Дитрих слушал внимательно о нашей эпопее, когда я отвлекал погоню от настоящего Легельса, и как над нами издевались, преследуя, люди короля Харбиндера.
– Сын мой, – сказал он осторожно, – но если ты в конце пути сумел перебить погоню… ты отомстил?
– При чем тут месть? – проговорил я сиплым от ярости голосом. – Мы ехали через богатый и сытый город Вифли, а там люди наслаждались, видя, как мы и наши кони изнемогаем от голода и жажды! Они закрывали перед нами окна и двери, глумливо хохотали вслед… Это не только по приказу короля, это их скотская натура требовала поглумиться над теми, кто слабее! Эти люди омерзительны!.. Я их ненавижу!.. Не только король виноват, люди виноваты!
– За то, что выполняли приказ короля?
– За то, – прорычал я люто, – что выполняли с такой радостью и охотой! Только одна женщина передала тайком, чтобы никто не видел, краюху хлеба и кувшин с водой. Она нарушила приказ короля, но подчинилась Богу.
Он сказал с горечью:
– Праведная душа все же нашлась.
– Чтобы спасти город, – сказал я люто, – маловато одного праведника! В Содоме и Гоморре их было больше. Но все равно Господь их не пощадил.
Он сказал с предостережением:
– Сын мой, то Господь!
– А мы, – отрезал я, – его орудия. Как любви, так и возмездия, ибо мы, святой отец, по его образу и подобию, если вы вдруг не знали.
Он скупо улыбнулся, дескать, шуточку оценил.
– Сын мой, – произнес он с мягким предостережением, – но ты, похоже, предпочитаешь быть орудием возмездия.
– Чтобы начать строить, – сказал я резко, – место надо очистить. То же с душами людскими. Не вливают молодое вино в старые мехи. Сперва надо выжечь любую гниль каленым железом! Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, как сказано в Святом Писании, тот станет всем! Уже знать, на грешной земле, которую мы сделаем праведной!
Он вздохнул.
– Что-то я совсем не гожусь в великие инквизиторы. Меня считали жестоким и непримиримым, но теперь то ли размяк совсем, то ли новое поколение стало жестче.
– Святой отец!
– Ты жил в хорошем мире, – сказал он с грустью. – Тебя там не подвергали унижению, в котором тут почти каждый… потому душа твоя так уязвлена тем случаем.
Я сказал люто:
– Святой отец!.. Должен ли я примириться с миром, где всяк бывает унижен, или же обязан выступить против такого мира?
Он помолчал, затем перекрестил меня и сказал просто:
– Ты не один, сын мой.
Слуга молча внес и расставил на столе поблизости постную еду и кагор, церковное вино, снял нагар со свечи и тихонько вышел.
Я выждал, пока отец Дитрих возьмет чашу, он что-то невесел, сказал ему достаточно твердо:
– На этот раз в моих руках сила. Теперь уже Харбиндер побегает от меня.
Он тяжело вздохнул, промолчал. Я чувствовал, что священник согласен, хотя пока возразить мне вроде бы нечего, я уверен в правоте, хотя и чувствую, что вроде бы перехлестываю, однако как насчет праведного гнева, он же называется праведным, хотя и творит жестокости?
– Сын мой, – проговорил он печально, – а личная месть не начинает отвлекать тебя от богоугодных дел?
– От похода на Юг? – спросил я. – Святой отец, флот строится, Ордоньес тщательно отбирает людей в команды, обучает работать с парусами. Потом будет учить ходить под ветром, против ветра, а затем уже сразу десятком кораблей в строю и россыпью… Это займет какое-то время. Но дело не в этом…
– А в чем?
Я сказал медленно:
– Вот уведу я далеко за море самые боеспособные силы… Есть ли гарантия, что здесь не поднимет голову Тьма и не сметет все церкви, не уничтожит все мои начинания?
Он помрачнел.
– У Тьмы слишком много соблазнов, а люди существа слабые… Но что ты задумал?
Я двинул плечами.
– За сравнительно короткий срок нужно укрепить тыл. Отец Дитрих, в моих руках наконец-то огромная армия, обученная и дисциплинированная, которая подчиняется только мне. На этот раз я могу не упрашивать и уговаривать, а просто приказывать.
Он вздохнул.
– Сын мой, это слишком большой соблазн.
– А вы на что? – спросил я. – Господь выше королей, я все еще в это верю. Мы ведь только-только взялись строить справедливое общество!.. А справедливое – это не обязательно такое, что всем нравится. Такие вообще невозможны в принципе. Если одни горожане одобряют, что городская стража хорошо работает и что улицы освещены, то преступник негодует, да и простой любитель ходить по чужим женам предпочел бы темные улицы.
– Гм…
– Идеальное государство, – сказал я с жаром, – обязано поддерживать порядок в обществе и защищать граждан от насилия извне и преступности изнутри. Стабильность и законность – это первое, что мы должны сделать, а кроме того, создать условия, чтобы каждый человек мог заработать себе и семье на жизнь честным трудом, а самые способные и талантливые могли пробиваться наверх, и никакой лорд не мог бы помешать!..
Он пробормотал с одобрением:
– Прекрасные слова, сын мой. Господь это одобрит.
– Потребуется немалая перестройка мышления, – предупредил я. – Святой отец, церковь должна пахать, как буриданова лошадь! Если низшие слои будут только «за», то лордов сможет приструнить словом только церковь. Я не могу, у меня в руке меч, а вы можете. Потому давайте работать плечо к плечу!
Он посмотрел на меня с ласковой насмешкой.
– Куда уж больше?
– Надо, – сказал я настойчиво. – Все это время я больше ломал, а сейчас будем строить. Аж дух захватывает, как будто в бездну вот так обоими глазами, когда надо бы сперва одним глазом, да и то прищурившись.
Он поднялся, перекрестил меня скупо, но с твердостью во взоре.
– Что ж… неси свой крест.
Глава 7
К Геннегау потянулись со всех сторон желающие побывать на турнире: кто в качестве бойца, кто просто зрителем. Почти все останавливаются за городом, где ставят знатные шатры, а простолюдины устраиваются на постоялых дворах, в такие дни обычно забиты все комнаты, а слуги ночуют на конюшнях и просто у костров.
Первые из прибывших рыцарей затеяли демократические commencailles, когда можно пренебречь строгими правилами официального турнира: вызывать на поединки самых знатных, сражаться любым оружием, драться вдвоем против одного…
Торговцы в радостном оживлении встают раньше всех, грузят товар в повозки и везут за город в места скопления народа.
Место для турнира уже подготавливается, заново строят ряды для зрителей, каждый следующий выше предыдущего, а самые близкие к кромке поля будут сидеть вообще на земле.
Так бы охотно что-нить нужное строили, думал я ревниво, но улыбался и говорил благосклонно, что да, весьма, это будет не просто турнир, а великий, как же, Гандерсгейм наш, знаменательная дата, хотя еще не дата, но будет дата, а пока событие, а мы все участники, будет о чем рассказывать этим, как их… ах да, внукам…
Ряды сидений делают только с одной стороны, там усядутся и будут озирать все свысока наши знатные. Для них выстроена крытая галерея, чтоб не дуло и не пекло, с той стороны турнирного поля удачно раскинулся высокий пологий холм, идеальное место для размещения зрителей из числа простолюдинов.
Герольды то и дело напоминают, проезжая вдоль шатров прибывших рыцарей, что меч должен быть шириной в четыре пальца или больше, а меньше нельзя, на конце закруглен, чтобы ненароком или нароком не прошел сквозь щель опущенного забрала, знаем эти ненароком, обе стороны обязательно затупить, рукоять в ширину двух ладоней, не больше…
Я слушал на этот раз внимательно, отныне все погибшие будут на моей совести, потому теперь уже я должен и обязан свести возможность гибели к минимуму. До сих пор не могу забыть героя сражений сэра Клавдия, что погиб на дурацком турнире.
– Сэр Жерар! – крикнул я. – Вы еще не спите?
Послышались его шаги, он появился на пороге, мрачный и сосредоточенный.
– Ваше высочество, – произнес он с достоинством. – Все служащие приноравливаются к вашей манере работы.
– А-а-а, – сказал я, – значит, когда я исчезаю на денек-другой…
– А то и на недельку-другую, – подсказал он.
– …то вы все тут на ушах ходите?
– Просто отсыпаемся, ваше высочество, – пояснил он мирно. – Сейчас уже полночь, вы не заметили?
Я изумился:
– Правда? Ух ты, никогда бы не подумал!.. Ладно, если так, идите спать.
Он вздохнул.
– Теперь разве засну? Говорите уж, чем решили озадачить.
– Сэр Жерар, – сказал я, – прошу вас войти в состав судей.
Он дернулся.
– Я? Почему я?
– Северянин, – ответил я.
– И… что?
– Когда дело касается чести и морали, – пояснил я, – мы здесь все больше доверяем северянам. Потому вы лично мечи проверите перед схватками.
– Да, но…
– Вы догадываетесь о возможных сюрпризах.
– Ох, боюсь и предполагать, – проговорил он настороженно.
– А еще, – напомнил я, – чтоб все были в красивой приталенной одежде. Вопрос моды и приличия.
– А на самом деле?
– Тогда не спрячут добавочное оружие, – подсказал я. – В одиночных схватках, понятно, никто не применит, но когда начнется общая, то в пыли и неразберихе никто и не заметит, как в ход пойдут кинжалы.
– Ваше высочество!
– Здесь южане, – напомнил я. – Они слишком долго обходились без церкви. Мораль у них гибкая, свободная, демократичная, а уж гуманисты такие, что страшно становится!
Он смотрел чуточку ошалело, с ожиданием, что я вот расхохочусь и скажу, что пошутил, но я покачал головой.
– Вот так, – сказал я невесело. – Думаете, почему я запросил столько священников и начал строить церкви? Это у нас, северян, правило: не имей друзей, которые бы уступали тебе в моральном отношении…
– А здесь?
– Наоборот, – ответил я. – Да-да, не делайте такие глазки. Вы не слышали горделивое выражение сен-маринцев «Вот такое я говно!»?
Он застыл, не веря и не зная, что сказать, затем сказал просительно:
– Может быть, я лучше пойду спать?
– Поздно, – отрезал я обрекающе державным голосом, полным горькой мудрости: – Идите, дорогой армландец. Нам здесь исчо много работы.
Он поклонился, вид у него теперь таков, словно я ему возложил на плечи Великий Хребет и велел отнести на место. Удалился он тяжело и задумчиво, а я вернулся к столу, но замер над ним, ибо внезапно и очень резко пахнуло холодом.
Я оглянулся в удивлении, с той стороны глухая стена, ни окна, ни двери, только массивные и плотно уложенные глыбы на быстро схватывающемся растворе… и похолодел, стена быстро покрывается крупными каплями влаги, а те замерзают на глазах, превращаются в ледяные потеки. Ледяная корка покрыла стену за считаные секунды и поползла по полу в направлении моего кресла.
Я вскочил, отпрыгнул, а растекающаяся струя захватила ножки стола и стула и, к моему ужасу, начала подниматься по ним вверх. Я с воплем метнулся к двери, та распахнулась с таким грохотом, ударившись о стену, что должна бы разбудить всех на этаже, но Умальд и Йомильд, мои телохранители, бесстыдно спят, опустившись на подгибающихся ногах по стене на пол.
Умальд сжимает в кулаке амулет, явно что-то успел ощутить опасное, но это его не спасло, пятерня Йомильда за пазухой, но и крестик не помог, чертовщина оказалась сильнее, либо не чертовщина, а что-то похуже.
Через дверной проем видно, как дальняя стена начинает деформироваться, по ней сверху прошла волна, словно это не камень, а слабо натянутое полотно, внизу же поднимается, будто восходящее тесто, полупрозрачная слизь…
Я бросился бегом по коридору, у выхода на лестницу похрапывают Хрурт и Переальд. Ступени дважды вздрогнули под моими подошвами, словно сбегаю по шкуре некого допотопного чудища.
В зале влажно и холодно, словно мы где-то далеко на севере, я затормозил бег, прокричал во весь голос:
– Есть кто живой?..
Издалека донесся раскатистый злобный смех и низкий шипящий голос:
– Есть…
– Кто? – крикнул я.
– Идем к тебе.
Я обернулся, в дверь неуклюже вбежали и быстро пошли в мою сторону люди… нет, не совсем люди, люди не ходят так раскорячисто и вразвалку, но в зеленых лапах держат копья с длинными блестящими лезвиями.
Это первое, что я рассмотрел, лезвия, а потом понял, что у существ не лица, а морды, широкие и вытянутые вперед. Страх заставил метнуться в дверь напротив, там трое слуг на полу, спят крепко, я будить и не пытался, перепрыгнул и бросился наискось, там еще один небольшой зал, а затем выход в сад…
И поспешно затормозил. Навстречу вошли существа в красных, словно залитых кровью, одеждах, лица скрыты странными капюшонами, что блещут металлом. На уровне глаз у всех одинаковая прорезь забрала, все в плащах, деталей не различить, от макушки и до пола словно бы в этой красной блестящей слизи, и у каждого в руке длинный узкий меч с зеленым просвечивающимся насквозь лезвием.
Они пошли в мою сторону, ступая настолько одинаково, что это не просто в ногу, это одно существо.
Я крикнул:
– Кто вы?.. Что вы хотите?..
Ответа я не ждал, но все они прошипели в один голос:
– Тебя…
Меня пронзил холод, точно не люди, в голосах нет ничего человеческого, круто свернул и, сделав вид, что бегу к вроде бы свободной двери, быстро обогнул, согнувшись до самого пола, чтобы избежать удара.
Один все-таки сделал попытку перехватить, но я увернулся и влетел в дверной проем на скорости. К счастью, там никого, но путь из дворца удлиняется.
Будь здесь окна пошире, попробовал бы через них, а так либо пробираться вниз, либо на крышу, однако перехватить постараются как раз внизу.
В дальнем конце коридора медленно появился человек в черном плаще. Капюшон надвинул на лоб, но видно лицо: бледное, с нездоровой желтизной, злобно сжатый рот и деформированная нижняя челюсть.
Он слегка отвел руки в стороны, ладони начали наливаться зеленым светом. Через мгновение там уже бурлило тугое пламя, словно шаровые молнии, рвущиеся на свободу, медленно растут, а он удерживает с явным усилием…
Я успел метнуться к противоположной стене, и ревущее пламя пронеслось мимо, слегка опалив лютым холодом плечо.
– Чтоб ты сдох, – крикнул я в бессилии.
Он пошел прямо на меня, в ладонях снова нарастает свечение, с такого расстояния уже не промахнется.
Я бросился в первую же попавшуюся дверь, проем в этот момент жутко перекосило, я больно ударился плечом, нечто ухватило, как клеем, я рванулся и понесся дальше, чувствуя сильное жжение в теле.
Пол под ногами начал вспучиваться, словно под ним в скоростном режиме растут гигантские шампиньоны, способные сдвигать каменные блоки.
По стене побежали черные тени, однако за ними остаются следы, на деревянных панелях угольно-черные пятна, гобелены некая сила срывает и швыряет на пол, а на камне стен появились грубо вырезанные великанской рукой знаки, странно знакомые, пугающие…
На левой стене возникло светящееся изображение огромного колеса, но не тележного, а словно увеличенное колесико из старинного часового механизма, с такими же зубчиками, дырочкой для оси, а справа и слева еще колеса, поменьше, не такие яркие, а потом еще и еще, вся стена в них…
Я заставил себя сосредоточиться, унял бешено стучащее сердце и перетек в незримника. Почти сразу же следом за мной тяжело вдвинулся в проем, пригнув голову, двуногий зверь, размером с полярного медведя, но в толстой чешуе.
Руки его, толстые и мускулистые, показались похожими на лапы большой хищной птицы: массивные и покрытые чешуей. Он взревел и протянул ко мне лапы со свирепо длинными жилистыми пальцами, где блестят острые когти с загнутыми кончиками.
Я успел даже рассмотреть в страхе, что пальцев на каждой лапе всего по три, а два по бокам, совсем крохотные рудименты, но в следующее мгновение заорал и отпрыгнул, пригнулся, избегая когтей.
Что-то, мелькнула мысль, мое исчезничество не срабатывает, хотя все верно, это же звери, хоть и люди, а зверей этим не обмануть.
Я метнулся к той двери, что показалась пока свободной, однако в проем навстречу вышел громадный получеловек с иссиня-зеленым лицом и выдвинутым рылом, в темно-желтом плаще и с остроконечным капюшоном, надвинутым на лоб.
– Здесь тебе не пройти, – прошипел он.
В страхе я выдернул меч и ударил с силой в голову врага, но, как и ожидал, полузверь только зарычал, а лезвие ударилось о твердый, как сталь, воздух прямо у его лица.
Его раскинутые руки пошли навстречу друг другу, я отпрыгнул, избегая его когтей. От шипастых ладоней посыпались холодные синие искры.
Я поднырнул, почти на четвереньках побежал под его смертоносной рукой и, вскочив в дверном проеме на ноги, ринулся со всей скоростью, заорав погромче:
– Кто-нибудь жив?
Впереди из каменной стены наполовину выступила огромная отвратительная морда полузверя, зеленая, с багровыми глазами, втрое крупнее человеческой, что-то в ней от древней рептилии, но взгляд жутко осмысленный.
Я на бегу оглянулся, маг двигается за мной, что-то прокричал, в его руках появились нож и чаша. Я содрогнулся, когда он суетливо задрал широкий рукав, полоснул лезвием по руке и подставил чашу. Я пробежал мимо звериной морды, прижимаясь к противоположной стене, за спиной раздался громовой рык. Оглянувшись, я видел, как зверь из стены утробно рычит, глядя на струйку крови.
Маг поднес чашу к его морде, длинный острый язык начал лакать быстро и жадно.
– Повелитель, – прохрипел маг в экстазе, – дай мне мощь сокрушения…
Я помчался дальше, не оборачиваясь и сшибая углы, и едва успел скакнуть вверх на бегу совсем по-заячьи, когда из пола выдвинулась огромная, как ствол дерева, синевато-призрачная рука, кулак просто чудовищен, между пальцев прорывается яркий свет, быстро разжала ладонь, что шире совковой лопаты, крупная, как яблоко, жемчужина залила слепящим огнем коридор.
Первые из прибывших рыцарей затеяли демократические commencailles, когда можно пренебречь строгими правилами официального турнира: вызывать на поединки самых знатных, сражаться любым оружием, драться вдвоем против одного…
Торговцы в радостном оживлении встают раньше всех, грузят товар в повозки и везут за город в места скопления народа.
Место для турнира уже подготавливается, заново строят ряды для зрителей, каждый следующий выше предыдущего, а самые близкие к кромке поля будут сидеть вообще на земле.
Так бы охотно что-нить нужное строили, думал я ревниво, но улыбался и говорил благосклонно, что да, весьма, это будет не просто турнир, а великий, как же, Гандерсгейм наш, знаменательная дата, хотя еще не дата, но будет дата, а пока событие, а мы все участники, будет о чем рассказывать этим, как их… ах да, внукам…
Ряды сидений делают только с одной стороны, там усядутся и будут озирать все свысока наши знатные. Для них выстроена крытая галерея, чтоб не дуло и не пекло, с той стороны турнирного поля удачно раскинулся высокий пологий холм, идеальное место для размещения зрителей из числа простолюдинов.
Герольды то и дело напоминают, проезжая вдоль шатров прибывших рыцарей, что меч должен быть шириной в четыре пальца или больше, а меньше нельзя, на конце закруглен, чтобы ненароком или нароком не прошел сквозь щель опущенного забрала, знаем эти ненароком, обе стороны обязательно затупить, рукоять в ширину двух ладоней, не больше…
Я слушал на этот раз внимательно, отныне все погибшие будут на моей совести, потому теперь уже я должен и обязан свести возможность гибели к минимуму. До сих пор не могу забыть героя сражений сэра Клавдия, что погиб на дурацком турнире.
– Сэр Жерар! – крикнул я. – Вы еще не спите?
Послышались его шаги, он появился на пороге, мрачный и сосредоточенный.
– Ваше высочество, – произнес он с достоинством. – Все служащие приноравливаются к вашей манере работы.
– А-а-а, – сказал я, – значит, когда я исчезаю на денек-другой…
– А то и на недельку-другую, – подсказал он.
– …то вы все тут на ушах ходите?
– Просто отсыпаемся, ваше высочество, – пояснил он мирно. – Сейчас уже полночь, вы не заметили?
Я изумился:
– Правда? Ух ты, никогда бы не подумал!.. Ладно, если так, идите спать.
Он вздохнул.
– Теперь разве засну? Говорите уж, чем решили озадачить.
– Сэр Жерар, – сказал я, – прошу вас войти в состав судей.
Он дернулся.
– Я? Почему я?
– Северянин, – ответил я.
– И… что?
– Когда дело касается чести и морали, – пояснил я, – мы здесь все больше доверяем северянам. Потому вы лично мечи проверите перед схватками.
– Да, но…
– Вы догадываетесь о возможных сюрпризах.
– Ох, боюсь и предполагать, – проговорил он настороженно.
– А еще, – напомнил я, – чтоб все были в красивой приталенной одежде. Вопрос моды и приличия.
– А на самом деле?
– Тогда не спрячут добавочное оружие, – подсказал я. – В одиночных схватках, понятно, никто не применит, но когда начнется общая, то в пыли и неразберихе никто и не заметит, как в ход пойдут кинжалы.
– Ваше высочество!
– Здесь южане, – напомнил я. – Они слишком долго обходились без церкви. Мораль у них гибкая, свободная, демократичная, а уж гуманисты такие, что страшно становится!
Он смотрел чуточку ошалело, с ожиданием, что я вот расхохочусь и скажу, что пошутил, но я покачал головой.
– Вот так, – сказал я невесело. – Думаете, почему я запросил столько священников и начал строить церкви? Это у нас, северян, правило: не имей друзей, которые бы уступали тебе в моральном отношении…
– А здесь?
– Наоборот, – ответил я. – Да-да, не делайте такие глазки. Вы не слышали горделивое выражение сен-маринцев «Вот такое я говно!»?
Он застыл, не веря и не зная, что сказать, затем сказал просительно:
– Может быть, я лучше пойду спать?
– Поздно, – отрезал я обрекающе державным голосом, полным горькой мудрости: – Идите, дорогой армландец. Нам здесь исчо много работы.
Он поклонился, вид у него теперь таков, словно я ему возложил на плечи Великий Хребет и велел отнести на место. Удалился он тяжело и задумчиво, а я вернулся к столу, но замер над ним, ибо внезапно и очень резко пахнуло холодом.
Я оглянулся в удивлении, с той стороны глухая стена, ни окна, ни двери, только массивные и плотно уложенные глыбы на быстро схватывающемся растворе… и похолодел, стена быстро покрывается крупными каплями влаги, а те замерзают на глазах, превращаются в ледяные потеки. Ледяная корка покрыла стену за считаные секунды и поползла по полу в направлении моего кресла.
Я вскочил, отпрыгнул, а растекающаяся струя захватила ножки стола и стула и, к моему ужасу, начала подниматься по ним вверх. Я с воплем метнулся к двери, та распахнулась с таким грохотом, ударившись о стену, что должна бы разбудить всех на этаже, но Умальд и Йомильд, мои телохранители, бесстыдно спят, опустившись на подгибающихся ногах по стене на пол.
Умальд сжимает в кулаке амулет, явно что-то успел ощутить опасное, но это его не спасло, пятерня Йомильда за пазухой, но и крестик не помог, чертовщина оказалась сильнее, либо не чертовщина, а что-то похуже.
Через дверной проем видно, как дальняя стена начинает деформироваться, по ней сверху прошла волна, словно это не камень, а слабо натянутое полотно, внизу же поднимается, будто восходящее тесто, полупрозрачная слизь…
Я бросился бегом по коридору, у выхода на лестницу похрапывают Хрурт и Переальд. Ступени дважды вздрогнули под моими подошвами, словно сбегаю по шкуре некого допотопного чудища.
В зале влажно и холодно, словно мы где-то далеко на севере, я затормозил бег, прокричал во весь голос:
– Есть кто живой?..
Издалека донесся раскатистый злобный смех и низкий шипящий голос:
– Есть…
– Кто? – крикнул я.
– Идем к тебе.
Я обернулся, в дверь неуклюже вбежали и быстро пошли в мою сторону люди… нет, не совсем люди, люди не ходят так раскорячисто и вразвалку, но в зеленых лапах держат копья с длинными блестящими лезвиями.
Это первое, что я рассмотрел, лезвия, а потом понял, что у существ не лица, а морды, широкие и вытянутые вперед. Страх заставил метнуться в дверь напротив, там трое слуг на полу, спят крепко, я будить и не пытался, перепрыгнул и бросился наискось, там еще один небольшой зал, а затем выход в сад…
И поспешно затормозил. Навстречу вошли существа в красных, словно залитых кровью, одеждах, лица скрыты странными капюшонами, что блещут металлом. На уровне глаз у всех одинаковая прорезь забрала, все в плащах, деталей не различить, от макушки и до пола словно бы в этой красной блестящей слизи, и у каждого в руке длинный узкий меч с зеленым просвечивающимся насквозь лезвием.
Они пошли в мою сторону, ступая настолько одинаково, что это не просто в ногу, это одно существо.
Я крикнул:
– Кто вы?.. Что вы хотите?..
Ответа я не ждал, но все они прошипели в один голос:
– Тебя…
Меня пронзил холод, точно не люди, в голосах нет ничего человеческого, круто свернул и, сделав вид, что бегу к вроде бы свободной двери, быстро обогнул, согнувшись до самого пола, чтобы избежать удара.
Один все-таки сделал попытку перехватить, но я увернулся и влетел в дверной проем на скорости. К счастью, там никого, но путь из дворца удлиняется.
Будь здесь окна пошире, попробовал бы через них, а так либо пробираться вниз, либо на крышу, однако перехватить постараются как раз внизу.
В дальнем конце коридора медленно появился человек в черном плаще. Капюшон надвинул на лоб, но видно лицо: бледное, с нездоровой желтизной, злобно сжатый рот и деформированная нижняя челюсть.
Он слегка отвел руки в стороны, ладони начали наливаться зеленым светом. Через мгновение там уже бурлило тугое пламя, словно шаровые молнии, рвущиеся на свободу, медленно растут, а он удерживает с явным усилием…
Я успел метнуться к противоположной стене, и ревущее пламя пронеслось мимо, слегка опалив лютым холодом плечо.
– Чтоб ты сдох, – крикнул я в бессилии.
Он пошел прямо на меня, в ладонях снова нарастает свечение, с такого расстояния уже не промахнется.
Я бросился в первую же попавшуюся дверь, проем в этот момент жутко перекосило, я больно ударился плечом, нечто ухватило, как клеем, я рванулся и понесся дальше, чувствуя сильное жжение в теле.
Пол под ногами начал вспучиваться, словно под ним в скоростном режиме растут гигантские шампиньоны, способные сдвигать каменные блоки.
По стене побежали черные тени, однако за ними остаются следы, на деревянных панелях угольно-черные пятна, гобелены некая сила срывает и швыряет на пол, а на камне стен появились грубо вырезанные великанской рукой знаки, странно знакомые, пугающие…
На левой стене возникло светящееся изображение огромного колеса, но не тележного, а словно увеличенное колесико из старинного часового механизма, с такими же зубчиками, дырочкой для оси, а справа и слева еще колеса, поменьше, не такие яркие, а потом еще и еще, вся стена в них…
Я заставил себя сосредоточиться, унял бешено стучащее сердце и перетек в незримника. Почти сразу же следом за мной тяжело вдвинулся в проем, пригнув голову, двуногий зверь, размером с полярного медведя, но в толстой чешуе.
Руки его, толстые и мускулистые, показались похожими на лапы большой хищной птицы: массивные и покрытые чешуей. Он взревел и протянул ко мне лапы со свирепо длинными жилистыми пальцами, где блестят острые когти с загнутыми кончиками.
Я успел даже рассмотреть в страхе, что пальцев на каждой лапе всего по три, а два по бокам, совсем крохотные рудименты, но в следующее мгновение заорал и отпрыгнул, пригнулся, избегая когтей.
Что-то, мелькнула мысль, мое исчезничество не срабатывает, хотя все верно, это же звери, хоть и люди, а зверей этим не обмануть.
Я метнулся к той двери, что показалась пока свободной, однако в проем навстречу вышел громадный получеловек с иссиня-зеленым лицом и выдвинутым рылом, в темно-желтом плаще и с остроконечным капюшоном, надвинутым на лоб.
– Здесь тебе не пройти, – прошипел он.
В страхе я выдернул меч и ударил с силой в голову врага, но, как и ожидал, полузверь только зарычал, а лезвие ударилось о твердый, как сталь, воздух прямо у его лица.
Его раскинутые руки пошли навстречу друг другу, я отпрыгнул, избегая его когтей. От шипастых ладоней посыпались холодные синие искры.
Я поднырнул, почти на четвереньках побежал под его смертоносной рукой и, вскочив в дверном проеме на ноги, ринулся со всей скоростью, заорав погромче:
– Кто-нибудь жив?
Впереди из каменной стены наполовину выступила огромная отвратительная морда полузверя, зеленая, с багровыми глазами, втрое крупнее человеческой, что-то в ней от древней рептилии, но взгляд жутко осмысленный.
Я на бегу оглянулся, маг двигается за мной, что-то прокричал, в его руках появились нож и чаша. Я содрогнулся, когда он суетливо задрал широкий рукав, полоснул лезвием по руке и подставил чашу. Я пробежал мимо звериной морды, прижимаясь к противоположной стене, за спиной раздался громовой рык. Оглянувшись, я видел, как зверь из стены утробно рычит, глядя на струйку крови.
Маг поднес чашу к его морде, длинный острый язык начал лакать быстро и жадно.
– Повелитель, – прохрипел маг в экстазе, – дай мне мощь сокрушения…
Я помчался дальше, не оборачиваясь и сшибая углы, и едва успел скакнуть вверх на бегу совсем по-заячьи, когда из пола выдвинулась огромная, как ствол дерева, синевато-призрачная рука, кулак просто чудовищен, между пальцев прорывается яркий свет, быстро разжала ладонь, что шире совковой лопаты, крупная, как яблоко, жемчужина залила слепящим огнем коридор.
Глава 8
Я пугливо размазался по стене и пронесся по ней, как лань, уже потом сообразил, что рука предлагала эту жемчужину мне, но пуганая ворона уже на все дует, никому не верю, ага, щас кто-то даст мне такое сокровище, ага, монарх всегда одинок и подозрителен…
Выбежали и загородили дорогу трое в черных плащах и таких же масках, закрывающих лицо, с дикими пугающими узорами. В руках некие ритуальные мечи с рунами на лезвиях от замысловато изогнутых рукоятей и до самых кончиков, черные сапоги с хищно загнутыми носками в виде птичьих клювов.
Я уже не мог остановиться, сзади тоже настигают, заорал дико и ломанулся, как бык через камыш, но в последний момент упал на спину, меня пронесло вперед, сверху просвистели лезвия их мечей, а я рубанул по коленям, дальше вскочил и понесся в сторону спасительного выхода, где должны дежурить у входов уже не телохранители, а дворцовая стража барона Эйца.
Еще дважды навстречу бросались некие чудища, я орал и рубил неистово, все больше зверея от вида пролитой крови. Несколько раз больно рвануло когтями за плечи, одна тварь уцепилась зубами за ногу, я проволок ее с трудом пару шагов, отбиваясь от других, наконец ухитрился рубануть сверху, и на голени осталась только голова, что вскоре расцепила челюсти и упала сзади.
Весь дворец вздрогнул, пол и стены качнулись, как мне показалось, впереди прошла волна, сдвигающая гранитные глыбы, что простояли сотни лет, показалось, что весь мир нарисован на тонкой ткани, дрогнувшей под легким движением воздуха.
Стена медленно пошла обратно, но камни странным образом меняют цвет, коридор стал шире, под ногами вместо тщательно подобранных подогнанных мраморных плиток уже широкие массивные глыбы, как и в стенах. Дворец будто уже не дворец, а старинный замок первопроходцев.
Я в ужасе бежал дальше, не понимая, куда подевалось все прежнее, а из потолка сперва по дороге свешиваются седые космы старой паутины, давно мертвой, затем пошли зеленые и серые пряди мха.
Между глыбами камня внизу высунулись длинные черные стебли странной травы, острые, как ножи. Я на всякий случай перепрыгивал, но дальше их становится все больше, а затем впереди раздался тяжелый топот.
Я замедлил шаг, из-за поворота вышли неторопливо и с аристократической вальяжностью те гиганты в красных плащах, впереди маг в черном.
– Добегался? – спросил он каркающим голосом. – Иди сюда, мышка…
– Или ты сюда, – прохрипел я и выставил перед собой меч.
Он хищно улыбнулся.
– Конечно, приду.
За спиной прогрохотали тяжелые шаги большой группы людей. Из полутьмы коридора вышли те в черных плащах, что гнались за мной. В руках острые копья, нацеленные в мою сторону, и топоры наготове.
Я крикнул затравленно:
– Чего вы хотите?.. Давайте поговорим!
Черный маг в маске сказал тем же каркающим голосом:
– Потом поговорим. С кусками твоего тела.
Я в отчаянной попытке сделать хоть что-то сунул руку в карман, безымянный палец влез в чешуйчатое кольцо, но разогреваться начал мучительно медленно, а по руке жар вообще пошел совсем вяло.
– У меня есть что сказать вам! – крикнул я. – Погодите!
Маг вскинул руку, и все остановились в двух шагах от меня, выставив острые копья в мою сторону.
– Говори, – пригласил он.
– Я могу откупиться, – сказал я. – А у мертвого вы не получите!
– Получим, – заверил он.
– Но эти тайны знаю только я!
– Мы их тоже узнаем, – успокоил он. – Мы знаем, как заставить твою голову разговаривать, даже отрубленную.
Жар и зуд охватили уже все тело, я начал вминаться спиной в стену. Она сопротивлялась, я напирал, наконец сдалась, медленно и неохотно пошла расступаться, как вязкая глина.
Выбежали и загородили дорогу трое в черных плащах и таких же масках, закрывающих лицо, с дикими пугающими узорами. В руках некие ритуальные мечи с рунами на лезвиях от замысловато изогнутых рукоятей и до самых кончиков, черные сапоги с хищно загнутыми носками в виде птичьих клювов.
Я уже не мог остановиться, сзади тоже настигают, заорал дико и ломанулся, как бык через камыш, но в последний момент упал на спину, меня пронесло вперед, сверху просвистели лезвия их мечей, а я рубанул по коленям, дальше вскочил и понесся в сторону спасительного выхода, где должны дежурить у входов уже не телохранители, а дворцовая стража барона Эйца.
Еще дважды навстречу бросались некие чудища, я орал и рубил неистово, все больше зверея от вида пролитой крови. Несколько раз больно рвануло когтями за плечи, одна тварь уцепилась зубами за ногу, я проволок ее с трудом пару шагов, отбиваясь от других, наконец ухитрился рубануть сверху, и на голени осталась только голова, что вскоре расцепила челюсти и упала сзади.
Весь дворец вздрогнул, пол и стены качнулись, как мне показалось, впереди прошла волна, сдвигающая гранитные глыбы, что простояли сотни лет, показалось, что весь мир нарисован на тонкой ткани, дрогнувшей под легким движением воздуха.
Стена медленно пошла обратно, но камни странным образом меняют цвет, коридор стал шире, под ногами вместо тщательно подобранных подогнанных мраморных плиток уже широкие массивные глыбы, как и в стенах. Дворец будто уже не дворец, а старинный замок первопроходцев.
Я в ужасе бежал дальше, не понимая, куда подевалось все прежнее, а из потолка сперва по дороге свешиваются седые космы старой паутины, давно мертвой, затем пошли зеленые и серые пряди мха.
Между глыбами камня внизу высунулись длинные черные стебли странной травы, острые, как ножи. Я на всякий случай перепрыгивал, но дальше их становится все больше, а затем впереди раздался тяжелый топот.
Я замедлил шаг, из-за поворота вышли неторопливо и с аристократической вальяжностью те гиганты в красных плащах, впереди маг в черном.
– Добегался? – спросил он каркающим голосом. – Иди сюда, мышка…
– Или ты сюда, – прохрипел я и выставил перед собой меч.
Он хищно улыбнулся.
– Конечно, приду.
За спиной прогрохотали тяжелые шаги большой группы людей. Из полутьмы коридора вышли те в черных плащах, что гнались за мной. В руках острые копья, нацеленные в мою сторону, и топоры наготове.
Я крикнул затравленно:
– Чего вы хотите?.. Давайте поговорим!
Черный маг в маске сказал тем же каркающим голосом:
– Потом поговорим. С кусками твоего тела.
Я в отчаянной попытке сделать хоть что-то сунул руку в карман, безымянный палец влез в чешуйчатое кольцо, но разогреваться начал мучительно медленно, а по руке жар вообще пошел совсем вяло.
– У меня есть что сказать вам! – крикнул я. – Погодите!
Маг вскинул руку, и все остановились в двух шагах от меня, выставив острые копья в мою сторону.
– Говори, – пригласил он.
– Я могу откупиться, – сказал я. – А у мертвого вы не получите!
– Получим, – заверил он.
– Но эти тайны знаю только я!
– Мы их тоже узнаем, – успокоил он. – Мы знаем, как заставить твою голову разговаривать, даже отрубленную.
Жар и зуд охватили уже все тело, я начал вминаться спиной в стену. Она сопротивлялась, я напирал, наконец сдалась, медленно и неохотно пошла расступаться, как вязкая глина.