Я гордо вскинул голову и выпятил нижнюю челюсть.
   – Не знаю, мне маги неинтересны. Мои задачи, отец Муассак, хоть и неловко такое говорить, будто весь обуян гордыней, но все же помасштабнее!
   – Вот этого я и боюсь, – сказал он мягко. – Ох, какой у вас конь… Признаюсь, я пару раз заходил в конюшню только для того, чтобы полюбоваться на такого красавца!
   Я молча подошел к арбогастру, попытался отпихнуть Бобика, но если тот упрется, проще сдвинуть с места вросшую в землю скалу, арбогастр фыркнул, сделал шаг вперед, и я вставил ногу в стремя.
   На крыльцо вышли приор, деканы, елемонизарий, келарь, многочисленные бейлифы и прочие из руководящей верхушки, выказывая мне знаки внимания и подчеркивая, что не просто отпускают меня из Храма, а возлагают серьезную миссию.
   Я вскинул руку в прощании.
   – Святые отцы…
   Приор перекрестил меня, за ним задвигали руками и остальные, так что я ощутил себя укутанным паутиной, что сплелась в сплошной кокон.
   Бобик в нетерпении подпрыгнул и ринулся к воротам, ему что замок, что монастырь, везде хорошо, все кормят и чешут, но еще лучше, когда навещаешь старых друзей, тем самым как бы расширяя нашу непобедимую стаю.

Глава 6

   Отец Муассак прав, у меня была мысль промчаться с милю-другую, чтобы скрыться с глаз, потом остановиться и попытаться через Зеркало Горных Эльфов сократить время и расстояние, потом вспомнил, что у меня запланировано множество остановок по дороге, вздохнул и сказал Зайчику:
   – Теперь можешь… вовсю. Тут везде пусто…
   Ветер взревел, перешел в ураган, я пригнулся, укрываясь под роскошным навесом гривы.
   Мы долго неслись с такой скоростью, что даже Бобик не пытался ловить дичь, иначе безнадежно отстал бы, а я иногда выглядывал из-под защитного навеса, видел, как пошли пологие холмы Меции, промелькнула накатанная дорога до столицы.
   Я покосился в ее сторону, сердце слегка защемило от сладостной неловкости. Стыдно и приятно.
   Фараон, которому Авраам сказал, что Сара не жена ему, а сестра, взял ее к себе и сделал наложницей, а Авраам благодаря жене в постели фараона имел «…мелкий и крупный скот, и ослы, и рабы и рабыни, и лошаки, и верблюды…»
   У меня же еще хуже, я знал, что Елизавета Тернельдская не сестра королю Вольфгангу, а жена, но спал с нею при молчаливом согласии ее мужа. Хотя король и сам не промах, за такое мое свинское поведение получил намного больше, чем лошаки и верблюды. Так что это еще та парочка, можно сказать, сообщники, и нечего мне стыдом исходить, как мукой сладкой. Все мы показали себя не самым лучшим образом, если исходить из высоких требований, но вполне по-земному: каждый поимел от такой сделки вполне конкретные блага и удовольствия, хотя о таком нельзя рассказывать даже друзьям, все-таки они до жути чистые души, хоть и не сигизмунды, конечно.
   И на будущее надо держаться. Чем выше власть, тем чаще будут такие вот сладкие подводные камешки, о которые самому захочется запнуться. Не хорошо думать о людях плохо, но все равно найдутся честолюбивые и беспринципные, которые жену и дочь готовы уложить в постель лорда, только бы продвинуться, получить, иметь доступ, влиять…
   Впереди появилась и стремительно приблизилась еще одна дорога в сторону столицы Меции, хорошо накатанная и прямая. Бобик даже остановился, видя, как я придержал арбогастра, оглянулся с вопросом в больших детских глазах.
   – Нет, – сказал я сквозь зубы, – нет… вставай и топай, гад… мало ли, что хочется полежать в теплой постели… Тот, кто долго спит, чистит коня встающему рано.
   Он посмотрел с недоумением, как это вставать, когда он и не ложился, но я уже тронул арбогастра, и мы снова понеслись, рассекая плотный холодный воздух, как стрелы из гастрафаретов великанов.
   Меция, мелькнула мысль, кстати, единственное или чуть ли не единственное королевство, где никаких колдунов, во всяком случае во дворце, а какой король не берет к себе на службу самых сильных из доступных? Не заметил я и сурового и даже мрачного влияния Церкви. Все как-то светло и приятно во всем, будто некая северная Эллада.
   Арбогастр все наращивает скорость, ураган ревет, затем начал стихать. Я выглянул из укрытия и увидел, как впереди появился и стремительно приближается сверкающий под солнцем город.
   – Стоп-стоп! – вскрикнул я. – Чуть помедленнее… еще медленнее…
   На холме я вообще остановил арбогастра, чтобы успеть окинуть взглядом Генгаузгуз, столицу королевства, а то сразу вслед за Бобиком внесет в лабиринт улиц, не успею сказать «мама», как передо мной вырастут ворота дворца, а мне нужно еще принять вид победителя, за которым идут верно и преданно и верят ему с выгодой для себя.
   Когда спустился с холма и пустил арбогастра по дороге в сторону городских врат, обратил внимание, что крестьяне старательно роют в проседающем снегу канавы с обеих сторон.
   Я восхитился, как умно, хорошо кто-то придумал. Снег, быстро или медленно истаивая, уйдет ручьями по этим канавам, не размоет и даже не подгрызет с краев дорогу.
   На стук копыт повернулся старший над работающими, поспешно сорвал с головы шапку и поклонился.
   – Ваше высочество!
   – Мое, – согласился я. – Хорошее дело, молодцы!
   Он сказал подобострастно:
   – Ваше повеление исполняем!
   – Ага, – ответил я, – ну да, я такой, от меня только хорошее, замечательное и очень даже замечательное!
   Он робко улыбнулся, я же шучу с ним, таким простым человеком, а я пустил арбогастра дальше, стараясь припомнить, когда такое повеление дал, какой же я все-таки внимательный к простому человеку, даже до таких мелочей снисхожу…
   Правда, видимо, слишком мелкое на фоне великих дел, потому даже с моей памятью не вспомнил, когда и как, но это неважно, народ видит мою неусыпную заботу.
   За спиной раздался далекий звук трубы, звонкий и требовательный. Я оглянулся, по дороге мчится всадник в одежде цветов королевского двора, попона конская тоже с гербами, даже я признал золотые мечи, повернутые остриями вниз.
   Все люди останавливаются, убираются с проезжей части, телеги и повозки поспешно сдвигаются все к левой стороне, чуть ли не заезжая колесами в канаву.
   – Ого, – сказал я, – это что случилось?
   На меня оглянулись, один из рабочих узнал, торопливо сорвал с головы шапку.
   – Ваше высочество!.. Простите, не признал сразу… Это король Леопольд, кто же еще может так ехать. Сейчас промчатся.
   Через минуту мимо пронесся отряд дворцовой стражи, все с мечами наголо, грозного вида усачи, в самом деле крупные и умелые, отобранные в гвардию по всему королевству. Еще полминуты напряженного ожидания, и показалась четверка великолепных лошадей, а за ними не катится, а буквально летит повозка на высоких полозьях. Мне даже показалось, что слегка пружинит. Во всяком случае, на санях передвигаться гораздо комфортнее, чем в телеге, там можно только шагом, а если с такой вот скоростью – костей не соберешь.
   Двери закрыты плотно, окошки тоже, так что есть в повозке король или там кто-то еще, утверждать не буду, но убранство в самом деле королевское, эмблемы скрещенных мечей остриями вниз налеплены со всех сторон.
   Успокоился король, мелькнула насмешливая мысль. Тогда и снегу было побольше, и мороз с ветром, а он прибыл верхом на боевом коне, зато сейчас передвигается с наибольшим комфортом.
   Стражи у городских ворот сразу повернулись в сторону всадника могучего сложения да еще на огромном боевом коне, которого сопровождает такая же огромная собака ужасающего вида с клыками и красными глазищами.
   Из сторожки выбежал вельможный рыцарь, но стражи уже вытянулись, браво прокричали:
   – Слава кронпринцу!
   – Кронпринцу слава!
   Я помахал рукой.
   – Согласен-согласен, мне слава, а вам всего лишь деньги, но побольше-побольше, верно?
   Они заулыбались во всю ширь, кронпринц шутит, а я подумал, что можно и не добавлять имени и титулов, других кронпринцев в королевстве не существует. Я прямой и единственный наследник здешнего короля Леопольда.
   На одной из улиц несколько человек скалывают лед с тротуара, я с удивлением узнал в руководящем ими могучем мужике вильдграфа Вильдана Зальм-Грумбах, лорда земель Ирмии и Нирда, а также каких-то еще важных владений, о которых он никогда не забывает упомянуть.
   Я придержал коня, он оглянулся на стук копыт, дернулся при виде Бобика, но тот сел на задницу и рассматривал его с вежливым любопытством.
   – Ваше высочество, – проговорил он осевшим голосом. – Как вы… неожиданно!.. И собачка тут как тут.
   – Здравствуйте, граф, – сказал я величественно, – как ваши города Зальм-Кирбург и Зальм-Даун? Они все еще справа от Генгаузгуза?
   Он улыбнулся, показывая, как и те стражи у ворот, что шутку понял, спросил с удовольствием:
   – Надеюсь, на этот раз надолго?
   Я покачал головой.
   – Рассчитываю на пару дней, а дальше как получится. А за что это вас понизили до чистильщика городских улиц?
   Он засмеялся уже громче, во весь рот:
   – А что, похоже? Здорово… Ко мне вечером гости прибудут, а тут всю улицу льдом схватило.
   – А-а-а, – сказал я понимающе, – этот дворец за вашей спиной ваш?.. Красота какая! Смотрите, чтобы король не отнял.
   Он покачал головой.
   – Думаю, теперь король все будет делать с оглядкой на своего наследника.
   – Сплюньте, граф, – сказал я уже серьезно. – Мне только не хватает влезать в дела королевства! А по бабам когда?
   – Да, – подтвердил он, – это куда серьезнее. Поди, в монастыре с ними было туговато?
   – Не то слово, – ответил я с чувством. – Король у себя?
   – Он же король, – ответил он.
   – И что, – спросил я в удивлении, – у своего дворца лед не скалывает?
   Он расхохотался.
   – Нет. Но только потому, что дворец… великоват.
   Я улыбнулся, вскинул руку в жесте прощания.
   – Увидимся!
   Вокруг дворца снег убран, а лед сколот, что неудивительно, слуг много, а дворец на солнечной стороне, с этой стороны снег и лед тают одинаково быстро.
   Дорога от ворот ограды ведет длинная, широкая, ограниченная с обеих сторон цепью заснеженных кустов роз, дальше по обе стороны целые горы снега, дорога к головному зданию дворца широкая, убирать приходится много.
   А дальше дорога, приведя к роскошным ступенькам, спускающимся, как каскад водопадов, от покрытых золотом ворот, раздваивается и, не огибая дворец, уходит в стороны, где расположены еще корпуса этого великолепного комплекса.
   Здесь группы рабочих, пригнанных или приманенных из сел, тоже роют дренажные канавы в ожидании таяния, хорошо, пусть уж лучше вода уходит по узким канавкам, чем нам придется бродить по колено в грязи, ожидая, пока все подсохнет.
   – Молодцы, – сказал я с высоты седла. – Хвалю!
   Бригадир низко поклонился.
   – Это же ваше указание, ваше высочество!
   – Ну да, – согласился я. – Мое высочество такое внимательное даже к мелочам жизни, хотя и не мелочное, как мне иногда кажется…
   Они ждали, пока я проеду, затем опустили шапки на головы и снова принялись рыть сперва в снегу, а потом даже долбить мерзлую землю.
   В левой части дворцового ансамбля мой штаб и апартаменты, арбогастр привычно понес по той дорожке, Бобик уже там прыгает у крыльца, пугая народ.
   Я с ходу отметил некую неправильность, не сразу сообразил, что у главного здания на площадке для повозок расположились эти тяжеловесные и пышно украшенные, я бы сказал, экипажи, а перед левым только длинная коновязь, где не меньше трех десятков коней, все элитные, породистые, по большей части сухощавые и тонконогие, приспособленные для долгой скачки, и только с полдюжины настоящих гигантов, на этих явно прибыли не гонцы, а могучие рыцари.
   Уже привыкли, мелькнуло у меня в мозгу. Мунтвиг использовал Сакрант как опорную базу для войска, в столице была его резиденция, но, когда я оставил королю Леопольду его дворец, он в жесте ответной любезности, тщательно обговоренной и запротоколированной ранее, предложил мне разместиться во дворце, который ранее занимал Мунтвиг.
   И сейчас каждый видит разительный контраст: в главном здании – король, его двор, пышность и роскошь, а в левом – суровая мощь, люди в доспехах, при оружии, звучат отрывистые слова команд, все исполнено ощущением силы и власти… и каждый понимает, где власть декларативная, а где реальная.
   Я ухмыльнулся, вспомнив роскошные троны в каждом зале: Мунтвиг соблюдал традиции и принимал всех строго в соответствии с их рангом. Это мне по фигу, на каком троне сидеть, а он на золотом принимал глав государств или полномочных послов, на серебряном – военачальников, на тронах попроще – глав гильдий и цехов, зато я могу принять хоть в коридоре, хоть на лестнице…
   Поколебавшись чуть, в «свои» апартаменты или в королевский дворец, в правилах дворцового этикета такой случай не предусмотрен, я быстро взбежал по ступенькам в главный дворец, миновал холл, задрав нос и старательно не замечая ахающих и торопливо кланяющихся придворных, толкнул дверь приемной кабинета Леопольда.
   Двое суетящихся от великого усердия канцеляристов подают на подпись бумаги массивному вельможе в довольно скромном камзоле, однако с шеи свисает толстая золотая цепь, а на ней огромная золотая звезда с бриллиантами.
   Он поднял голову, в замыленных работой глазах появилось непонимающее, а потом изумленное выражение.
   – Ваше высочество! Сэр Ричард!.. Что ж вы так неожиданно…
   – Я скачу быстрее любых гонцов, – ответил я. – Хотя вообще-то это мой конь скачет, но мы, правители, всегда приписываем себе заслуги подданных, не так ли?
   Он развел руками.
   – Это даже не сами короли придумали.
   – Впервые их кто-то опередил?
   – Да уж… Доложить его величеству?
   – Может быть, – сказал я, – не пугать его так уж сразу?
   – А как?
   – Подготовить, – предложил я. – Сперва сообщить, что все его дворцы на севере страны сгорели, три провинции взбунтовались, Мунтвиг объявил награду за его голову, любимая собака издохла…
   Он дернулся.
   – Может быть, про собаку не надо? А то удар будет слишком уж сильным…
   – А сразу после собаки, – сказал я, – сообщите, что я за дверью. Он и про собаку забудет!
   Он вздохнул.
   – Нет, про собаку чересчур. Нехорошо шутить такими серьезными вещами… Скажем лучше, армии Морданта и Алемандрии вторглись с востока и запада? И жгут города?
   – Сойдет, – согласился я. – Сэр Гангер, вы прекрасный работник! С выдумкой, что так важно и даже необходимо в серьезных государственных делах.
   Он кивнул и торопливо вошел без стука в кабинет короля. Канцеляристы, непонимающие и трепещущие перед моим величием и непонятными переговорами, застыли, как суслики возле своих норок, страшатся даже дышать в присутствии столь грозной особы, будто я не кронпринц, а Бобик.
   Гангер вышел буквально через пару мгновений, поклонился и церемонно развел руки в стороны.
   – Его величество король Сакранта Леопольд Кронекер… гм… готов принять вас, ваше высочество, со всем радушием!
   Я отметил его запинку насчет «принять», король хоть и выше по титулу, но его королевство под моей железной пятой, армия заняла как все стратегически важные крепости, так и саму столицу, однако этикет есть этикет…
   Леопольд, не ломая голову над проблемой, как приветствовать кронпринца, который одновременно еще и оккупант, просто поднялся мне навстречу и улыбнулся одними глазами, как он умеет мастерски.
   – Ваше высочество, – произнес он протокольным голосом, ибо хозяин здесь он, да и король, а не какой-то принц, пусть и коронный.
   – Ваше величество! – воскликнул я.
   – Ваше испытание в Храме Истины закончилось? – спросил он. – Садитесь, принц. Вы мой наследник и потому должны интересоваться делами королевства.
   Я помотал головой.
   – Ваше величество еще молоды, а я, со своей стороны, всячески и зело поспособствую вашему здоровью, дабы ваше наследство не обрушилось на мои хилые плечи.
   – Принц!
   – Ну, – сказал я скромно, – пусть не совсем хилые, но у меня слишком много других дел. Не таких важных, понятно, зато неотложных, что еще хуже.
   Он продолжал улыбаться, уже не только глазами, но и лицо потеплело.
   – Если я могу чем-то помочь, – произнес он медленно.
   Я выставил перед собой ладони.
   – Ваше величество! Я просто заскочил первым к вам, как к королю и сюзерену. Со своими повидаюсь в порядке живой очереди. Думаю, уже разнеслась весть, что мое высочество вернулось. Сейчас в мои покои народу набьется, как селедок в бочку. Селедка – эта такая рыба, хотя я никогда не мог понять, чего она лезет в бочки. Так что я, с вашего позволения…
   Он сказал тепло:
   – Да-да, конечно. Я ценю, что вы зашли сразу ко мне.
   – Это был мой долг, – ответил и добавил со значением: – Надеюсь, сэр Гангер расскажет всем, куда я сперва, а куда потом.
   – Он не сэр, – поправил он, – хотя иногда подумываю… но вдруг станет работать хуже?
   – Да, – согласился я, – от добра добра не ищут! Еще увидимся, ваше величество!
   Он проводил меня до двери, наверняка чувствуя облегчение, словно быстро выпроводил невесть откуда неожиданно забредшую грозу с громами, молниями и конским топотом.

Глава 7

   Гвардейцы то и дело распахивают двери перед военачальниками, но когда я на скаку остановил коня и бодро спрыгнул, по ступенькам навстречу мне важно спустился грузный человек в дорогой шубе, привычно распахнутой на груди, чтобы каждый видел огромную звезду, подвешенную на толстой золотой цепи. Причем в центре звезды рубин темно-багрового цвета, а на лучиках россыпь мелких бриллиантов, указывающих на высокую степень положения при дворе.
   Он остановился и уставился в изумлении, а я сказал весело:
   – Лорд Раймонд Меммингем?.. Рад вас видеть.
   Он торопливо поклонился, все еще гибкий, несмотря на возраст, на лице изумление и некое даже потрясение, словно я неожиданным появлением нарушаю основы мироздания.
   – Ваше… высочество?
   Он всматривался в меня, как в выходца с того света. Привычной чопорности нет и следа, со мной не почопорничаешь, даже благообразность улетучилась, смотрит, как дитя на скелет, едва рот не открыл, что вообще-то непозволительно главному казначею короля Леопольда.
   – Он самый, – ответил я с подъемом. – А что это вы не из королевских покоев? Шпионить ходили?
   Он всплеснул руками.
   – Ваше высочество, как можно!
   – А чего?
   Он сказал с поклоном:
   – Некоторые действия и… меры, которые хотел бы осуществить его величество король, требуют… как бы это сказать поделикатнее, согласования с вами, ваше высочество.
   – А-а, – сказал я. – Весьма! Да-да, весьма. Одобряю. Весьма разумно и мудро. Вижу, уже вовсю готовитесь встречать весну?.. Молодцы. Ненавижу весеннюю грязь…
   Он вздохнул, развел руками.
   – Увы, это неизбежность. Но вы, ваше высочество, вовремя подсказали насчет этих канавок. Да, так вода будет уходить сразу, а не стоять огромной безобразной лужей, покрыв весь двор.
   – Да, – согласился я. – Вовремя я подсказал. Я хорош подсказывать с расстояния в сотни, если не тысячи миль!
   Он сказал кротко, но с некоторым удивлением:
   – Но ее высочество принцесса Аскланделла…
   Он запнулся, отвел взгляд в сторону, что-то прочел на моем разом изменившемся лице.
   Я сказал резко:
   – Что?
   – Ее высочество, – проговорил он упавшим голосом, – велели…
   – Ах да, – ответил я тем же тоном, хотя внутри все ощетинилось, – ее высочество велели, но как бы это я велел, хотя ротик открывала принцесса… Конечно-конечно! Вы сейчас тоже от нее?
   Он поклонился, лицо чуточку изменилось, все-таки заметил, гад, что я не весьма ликую, царедворцы на это натасканы, другие вообще при королях не выживают, ответил осторожнее:
   – Я же сказал, некоторые действия и… меры, которые хотел бы осуществить в королевстве его величество король, требуют, уж простите, согласования с оккупационными властями, ваше высочество.
   – Ну?
   Он развел руками.
   – Я вот и хочу… согласовывать.
   Я проговорил медленно:
   – А так как я отсутствую…
   – То некоторые инструкции, – договорил он, – я получил от нее… простите, от ее высочества принцессы Аскланделлы.
   Я сказал почти зло, но все еще улыбаясь:
   – А не приказы?
   Он затряс головой.
   – Нет-нет, только советы и…
   – Что?
   – Пожелания, – ответил он торопливо, уже все понял, мерзавец, когда же научусь держать морду ящиком, – некоторые пожелания в различных пустяковых вопросах.
   – Каких? – спросил я с нажимом.
   Он ответил осторожно:
   – Сказала, что неплохо бы нам завезти зерно для корма лошадей вашей армии в запас, так как вскоре часть войск покинет Сакрант…
   Я стиснул челюсти и проговорил с той же застывшей улыбкой:
   – Ну, это не совсем то, что канавки прокопать… Спасибо, сэр Раймонд! Желаю здравствовать.
   Он поклонился и быстро прошел мимо, а за ним его помощники, низко опуская головы и страшась встретиться со мной взглядом.
   Меня постепенно окружает народ, все смотрят с боязливым любопытством. Зайчика уже увели, Бобика не видно, явно ринулся проверять кухню, как же там только и жили без него всю зиму, а из здания выскакивают мои военачальники, мои дорогие друзья, и в сердце сразу проснулась нежность, словно я вернулся домой в счастливое детство.
   Первым появился герцог Клемент, самый огромный и массивный, но то ли в самом деле умеет ускоряться, то ли был у самых дверей, следом с большим отрывом вышли Мидль и Альбрехт, а затем по мере того, как весть о прибытии принца Ричарда разносилась, выскакивали Сулливан, Палант, принц Сандорин…
   Меня перехватили на ступеньках, преклонив колена и опустив головы.
   Я сказал весело:
   – Счастлив видеть вас, други!
   Они подняли головы, я жестом велел всем встать, живо окружили меня, я обнимал, хлопал по плечам, всматривался в лица, в самом деле радостные, ликующие.
   Клемент проводил взглядом спешащего в главный дворец Меммингема, кивком подозвал одного из гвардейцев.
   – Гонца в лагерь, – велел он, – пусть сразу прокричит, что принц Ричард вернулся!.. Конечно же, с победой.
   Я услышал, возразил:
   – На этот раз побед нет…
   Он прогудел мощно:
   – У вас их столько, что уже не замечаете, ваше высочество!.. Ну-ка…
   Он кивнул лордам, я не успел вспикнуть, как меня подхватили сильные руки и с веселыми воплями понесли к дверям. Там уже распахнули во всю ширь и держат, даже ветер не захлопнет, лица у всех восторженные и ликующие, еще бы, здесь моя армия, а в остальных зданиях и флигелях все же завоеванные и покоренные, хотя официально значатся нашими союзниками.
   В залах и коридорах возбужденные голоса, мимо меня проплывают факелы на стенах, впереди крики «Дорогу, дорогу!», и наконец внесли в главный зал и торжественно усадили на твердое сиденье золотого трона, где сравнительно недавно Мунтвиг принимал послов и покоренных королей.
   Я весело и с любопытством оглядел всех, жадной толпой столпившихся у трона, как сказал или скажет поэт, моих верных соратников и сподвижников, боевых друзей, с которыми делили ночь у костров, трудные походы, победы и немногие, но горькие поражения.
   Клемент наклонился к моему уху и сказал доверительно:
   – За Максом и Норбертом уже послали.
   – Они все еще в лагере? – изумился я.
   – Нет, – ответил он, – но там бывают чаще, чем здесь. Ваше высочество, если вы уже насиделись… может быть, сперва отдохнете в своих покоях? А вечером изволите провести большой прием.
   Я внимательно посмотрел на его суровое лицо с резкими чертами, где почти нет морщин, а только резкие ущелья боевых шрамов.
   – Герцог, – сказал я, – вы растете быстро.
   – Ваше высочество, – возразил он, – всю зиму сидеть взаперти во дворце! Поневоле станешь галантерейным.
   – А-а, – сказал я, – понял. Но вы правы, я посмотрел на ваши рожи, теперь все свободны, как и я.
   – Вас проводить?
   Я отмахнулся.
   – Можете, хотя это неважно.
   – Вечером прием будет здесь же?
   – Да, – согласился я. – А пока войду в курс дел, какие дрова и сколько наломали без меня.
   Он поклонился, как и другие, а я вскочил и бодрым шагом, сюзерен должен быть всегда бодр и алертен, отправился через заднюю дверь по узкому коридору, где на каждом шагу наши гвардейцы, в свои покои.
   Вообще-то, знай я заранее, что король Леопольд вернется на трон, я не стал бы разорять его дворец, хотя на самом деле экспроприировал не так уж много, разве что казну выгреб до последней монетки да королевскую сокровищницу опустошил наполовину, но не зверствовал, а всю коллекционную золотую и серебряную посуду велел выставить на столы, драгоценные статуи из редких пород дерева и украшенные драгоценными камнями выставил у входа на лестницы, в залы, в длинных коридорах, особенно украсил большой холл, через который проходит больше всего народу.
   Думаю, королю Леопольду пришлось скрепя сердце оставить все, как есть, иначе возникли бы разговоры о щедрости принца Ричарда и скупости короля.
   Еще, уверен, ему пришлось оставить и даже скрепить своей королевской печатью и подписью ряд новых и весьма неординарных законов, которые я издал и ввел в употребление по королевству. На самом деле их составили городской старшина Генгаузгуза Рэджил Роденберри, Гангер Хельфенштейн, советник короля Леопольда, а также лорд Раймонд Меммингем, в прошлом казначей королевства и лорд-хранитель большой печати, а сейчас, похоже, вернувший себе все посты.