— Я все равно не понимаю, — переживал Сидоров. — Что ты упираешься? Что в этом плане не так? Что тебе не понравилось?
   — Мне все не понравилось. Мне не понравилось, что ты думаешь, будто я могу стать вором. Два мешка денег, десять мешков — какая разница...
   — Только не надо вот этого! — презрительно скривился Сидоров. — Не строй из себя праведника! Мол, у тебя есть принципы... А у меня семь классов образования, и поэтому я полный отморозок. Так ты думаешь, да? Ни хрена подобного! Или ты боишься, или ты считаешь, что там не так много бабок, чтобы рисковать. Но ты хочешь взять бабки! Никто не откажется взять миллиард рублей, когда он вот так лежит за тоненькой дверцей!
   — Миллиард? — переспросил я, подумав, что Сидоров наверняка запыхается, перетаскивая из офиса «Европа-Инвест» мешки с миллиардом рублей в мелких купюрах.
   — А может, и больше, — ответил Сидоров. Перспектива запыхаться, судя по всему, его не слишком беспокоила.
   — Когда тебя схватят за задницу вместе с этим миллиардом, я тебя вытаскивать не буду, — сказал я и поставил чайник на плиту. Хватит пьянствовать.
   — Ты просто скажи, что боишься, — настаивал Сидоров. — Не прикидывайся святошей, юным пионером...
   — Если тебе от этого полегчает — пожалуйста. Я боюсь. Доволен?
   — Ты отказываешься из-за того, что сейчас бабки у тебя есть. — Сидоров кивнул на купюры, рассыпанные по кухонному столу. — Но это же ненадолго. Потом ты пожалеешь, что не пошел со мной...
   — Не пожалею. Знаешь, в чем разница между тобой и мной?
   — Я старше тебя на четыре года. И размер ноги у меня на три цифры больше.
   — И это тоже, — согласился я. — А кроме того, ты не можешь спокойно спать, если знаешь, что где-то у кого-то плохо лежит мешок с деньгами. Это, наверное, хроническая клептомания. После отсидки ты как-то сдерживался, а вот сейчас, похоже, новый приступ. Мне кажется, самое время вызвать «Скорую помощь», чтобы тебе вкатили что-нибудь успокаивающее. Нельзя так возбуждаться из-за чужих денег, Сидоров.
   — А ты?
   — А мне наплевать на все на это.
   — Ты врешь! — выкрикнул Сидоров.
   — Тише, соседей перепугаешь.
   — Ты ничем от меня не отличаешься! Ты тоже ради бабок что угодно сотворишь!
   — Я?
   — Ты! Именно!
   — Хорошо. — Я утомленно покачал головой. — Сегодня утром...
   И я рассказал ему про поездку к железнодорожному вокзалу с необычным грузом в багажнике «Вольво». Про чемоданчик из натуральной кожи. И про хозяина этого чемоданчика, который в данный момент уже был далеко от Города.
   — Это что, правда? — тихо произнес Сидоров.
   — В натуре. — Я скорчил рожу.
   — Ведь необязательно было его мочить, можно было просто глушануть... — Сидоров замолчал. Некоторое время он безмолвно смотрел на меня, потом покачал головой и разочарованно произнес: — Такого я от тебя не ожидал... Я думал, что ты... Но не до такой же степени... А я тебя приглашать приехал, думал, что ты...
   — Хватит страдать, — прервал я этот словесный поток. — Будешь чай?
   Мы пили чай, разговаривали и смотрели автомобильные гонки по телевизору...
   Сидоров ушел домой около часу ночи. Он больше не называл меня «башковитым парнем».

Глава 5

   В среду утром в небесной канцелярии закончился сезон отпусков. Они посмотрели на календарь и решили немедленно навести порядок — обеспечить погоду; и с неба полился мелкий противный дождик.
   Его первые капли упали на асфальт как раз в тот момент, когда я подходил к дверям охранного агентства «Статус», где до сих пор лежала моя трудовая книжка. Это было довольно странно, учитывая, сколько раз Макс, мой шеф, трагическим шепотом произносил: «Как бы нам всем было спокойно без тебя...»
   Но он был моим другом. А это плохо сказывалось на наших профессиональных отношениях: Макс не решался попросить меня уйти. Он продолжал меня терпеть. А также терпеть все неприятности, которые цеплялись ко мне, как репейник к штанам.
   В офисе было пусто. Дверь в кабинет оказалась распахнутой настежь, и мне сразу бросились в глаза ступни Макса в серых носках.
   Я осторожно кашлянул.
   — Доброе утро, Макс, — сказал я, устраиваясь в кресле напротив письменного стола. Теперь я мог разглядывать возложенные на крышку стола ступни Макса в упор.
   — Если оно, конечно, доброе, — пессимистически отозвался Макс. Он оценил взгляд, который я бросил на его носки, и со вздохом убрал ноги со стола. Потом долго пытался втиснуть ступни в ботинки.
   — На улице дождь, — продолжил я беседу. Мне хотелось быть любезным.
   — И ты наконец появился на работе, — подхватил Макс. — Я все пытался угадать, что случится раньше: дождь или твой приход.
   — Мы скоординировали наши действия.
   — От дождя меньше неприятностей, чем от тебя.
   — Труженики села с тобой не согласятся, Макс.
   — Они не имеют счастья работать вместе с тобой.
   — А что это ты так на меня наезжаешь? — поинтересовался я. — У меня, знаешь ли, все в порядке...
   — Да ну? — недоверчиво уставился на меня Макс.
   — Честное слово. Я закончил то дело...
   — Это которое?
   — Которое ты мне поручил. Я вывез этого типа на вокзал и посадил в поезд. Все, как полагается.
   — Подожди. — Макс не слишком уверенно улыбнулся. Он не привык к таким приятным сюрпризам. — Это надо отметить в календаре...
   — И он со мной расплатился, кстати.
   После этого сообщения Макс окончательно расслабился и расплылся в одобрительной улыбке, словно отец вечного двоечника в тот день, когда сын принес первую в жизни пятерку.
   — Черт побери, — довольно проговорил он. — Это здорово!
   — Стараюсь, — скромно ответил я.
   — Деньги принес?
   Я молча похлопал себя по карману.
   — Значит, так, — заявил Макс. — Этот тип хотел полной секретности, поэтому никаких договоров мы с ним не заключали. И его деньги...
   — Мы поделим с тобой? — предположил я.
   — Очень даже здравая идея, — одобрил Макс, и я вручил ему полторы тысячи долларов — половину первоначально оговоренной суммы. О премии и о «Вольво» я не упомянул.
   Однако я проболтался. Через час после того, как мы с Максом пропустили по паре пива. У Макса за последние месяцы было немного успешных дел. И теперь он радовался больше, чем следовало.
   Юрисконсульт Генрих, работавший на Макса, заглянул в кабинет, увидел пивные банки на столе, меня в кресле и серые Максовы носки, неизвестным образом вновь очутившиеся передо мной.
   — Я загляну попозже, — вежливо сказал Генрих и прикрыл за собой дверь. Если Макс мог изредка позволить себе расслабиться посреди рабочего дня, то Генрих подобных вещей не практиковал вообще.
   — Ну и черт с ним, — негромко сказал Макс, испытав на себе неодобрительный взгляд Генриха. — Сядет сейчас на диване, будет журналы читать до обеда...
   — Каждый развлекается как может, — ответил я. — Кто пивом, кто журналами. Кто-то собирает марки, кто-то «Мерседесы»...
   От «Мерседесов» мои мысли тут же перескочили на «Вольво».
   — Вчера со мной случилось, — начал я.
   — Ты же сказал, что все в порядке?! — Лицо Макса вытянулось.
   — Я просто рассказываю, — попытался я его успокоить. — Рассказываю случай, понимаешь? Я никуда не вляпался, честное слово!
   — С трудом верится, — буркнул Макс. — Ну, так что там с тобой вчера случилось?
   — Зашел в один бар, возле вокзала, и встретил там Гиви Хромого.
   — Кого? — не сразу сообразил Макс. — Какого еще хромого?
   — Гиви Хромого, — отчетливо произнес я, и Макс поменялся в лице.
   — Ты хочешь сказать, что ты... — Макс показал на меня пальцем, словно я был некой достопримечательностью, диковинным экспонатом в музее. Возможно, в чем-то он и был прав.
   — Совершенно верно. Я посадил нашего клиента на поезд и отправил его из Города. А потом пошел в бар и встретил там Гиви Хромого.
   — Которому нашего клиента и заказали. Люди Гиви Хромого до сих пор рыщут по Городу, обыскались...
   Я скромно потупил глаза. Они могли рыскать до конца жизни. Облом.
   — Какое-то дурацкое совпадение, — насупился Макс. — Ты уверен, что не привел за собой на вокзал людей Гиви? «Хвоста» за тобой не было?
   — Никого я не привел. Если бы Гиви что-то подозревал, он бы и меня на месте грохнул.
   — А он тебя не грохнул, — сделал вывод Макс, посмотрев на меня и убедившись в реальности моего присутствия.
   — Нет, не грохнул. Очень даже мило поговорили...
   — Что?! — Макс резко сдернул ноги со стола и едва не повалился на пол. — Ты с ним еще и разговаривал?!
   — Немного...
   — О чем ты мог с ним разговаривать? Вы что, старые друзья?
   — Первый раз его вчера увидел, — сказал я. — Даже не сразу понял, что это он. А потом смотрю — шрам на лице, палка с набалдашником, зовут — Гиви Иванович...
   — Так о чем вы с ним беседовали? О погоде, что ли?
   — Да как тебе сказать... — Я замялся. Врать Максу не хотелось.
   — Костик, лучше правда, — со вздохом произнес Макс. — Лучше горькая правда. И прямо сейчас.
   — Понимаешь, Макс...
   — Продолжайте, подсудимый, — хмуро проговорил Макс и уставился в окно. Там было серо, дождливо и холодно, но Макс предпочитал любоваться неуютным осенним пейзажем, нежели смотреть на меня. Кажется, я вновь не оправдал его ожиданий.
   — Понимаешь, Макс, тот тип оставил мне машину...
   Макс молча выслушал все, от первого до последнего слова. Некоторое время он молчал, пытаясь усвоить полученную информацию. Получалось плохо. Усвоить было невозможно.
   — Ты продал Гиви машину человека, которого тот должен убить? — на всякий случай уточнил Макс.
   — За пять тысяч баксов, — сознался я. — Сколько из них я должен тебе? Ты же мне подкинул это дельце...
   — Я? — Макс ужаснулся, будто я обвинил его в заговоре с целью выкрасть московский памятник Петру Первому и продать за границу на металлолом. — Я что, говорил тебе продавать Гиви Хромому эту машину?!
   — Нет, но я и сам не думал, что у меня ее купит Гиви. Так получилось...
   — Получилось, — яростно выдавил из себя Макс. — Почему у тебя все время получается? Почему ни у меня, ни у Олега, ни у Генриха ничего подобного не получается?
   Мне было сложно ответить на этот вопрос.
   — Я представляю, — медленно говорил Макс, — как Гиви собирает своих людей и начинает хвастаться: «Вай, какую тачку купил я сегодня у одного болвана! Всего за пять штук!» А ему в ответ: «Гиви Иванович, дорогой, это же тачка того самого типа, которого мы ищем уже неделю». Что скажет им Гиви?
   — Он скажет: «Ну и черт с ним», — смело предположил я.
   — Ты оптимист... — грустно сказал Макс. — Нет, он скажет другое. Он скажет: «Что ж, генацвале, давайте-ка отыщем юношу, который мне впарил эту машину. И хорошенько его расспросим, откуда он взял „Вольво“ и где хозяин тачки».
   — Мы разговаривали минут пять, не больше, — торопливо сказал я.
   — Да, ты можешь надеяться, что он не запомнил твое лицо, — кивнул Макс. — Но я читал статью о Гиви Хромом. Там говорилось, что у него зверская память на лица. Раз увидел — и на всю жизнь. Можешь надеяться, Костик. Надежда, она умирает последней.
   — Хочешь испортить мне настроение?
   — Думаешь, мне ты настроение поднял?!
   Мы замолчали, недовольные друг другом.
   — На весь день зарядил, гад, — с ненавистью сказал Макс пять минут спустя. На сердце у меня полегчало — реплика адресовалась не мне, а дождю.
   — Я посижу у тебя? — осторожно осведомился я. — Погода хреновая, сам видишь... Домой ехать неохота.
   — Сиди, — разрешил Макс.
   — Клиенты-то есть? — продолжил я свои попытки вывести Макса из мрачных раздумий. — Я теперь свободен, могу чем-нибудь заняться.
   — Завтра должен подвалить один тип, — сообщил Макс. — Хочет, чтобы за его женой последили. Подозревает. Думает, что любовник есть... Возьмешься?
   — Можно, — с притворным воодушевлением сказал я. На самом деле все эти слежки супругов друг за другом я видел в гробу. У мужа, который эту слежку заказал, наверняка имелась не одна любовница. Но он изображал моралиста.
   — У меня карбюратор в «Форде» барахлит, — задумчиво произнес Макс. — Как там твой Сидоров? Еще не спился? Посмотрит мою машину?
   — Сидоров? — тут призадумался я. Вчерашний разговор всплыл в моей памяти, как айсберг из-под темной воды. — Сидоров не спился. У него другие проблемы.
   — Какие?
   — Да так. — Я махнул рукой. Говорить Максу, что Сидоров вчера подбивал меня совершить ограбление, значило ставить под угрозу душевное здоровье Макса. Мне и самому разговор с Сидоровым обошелся в некоторое количество нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются. Словно какая-то лихорадка скрутила Сидорова и заставила дрожать при мысли о мешках с деньгами в конторе «Европы-Инвест». До вчерашнего дня я был совершенно уверен, что криминальный период в биографии Сидорова закончился. Я знал, насколько не понравилось Сидорову находиться по ту сторону колючей проволоки, и я знал, как он не хочет повторять свой лагерный опыт. Пару раз я вовлекал Сидорова в небольшие приключения, связанные с моими делами, и каждый раз его приходилось долго и нудно уговаривать. Он был очень осторожен в таких вещах. Он боялся играть с законом.
   Куда что делось... Он и вправду был словно в лихорадке. Я пытался разубедить его насчет затеи с «Европой-Инвест», но, кажется, не слишком в этом преуспел. Под конец я даже припугнул Сидорова тем, что позвоню в милицию и анонимно сообщу о готовящемся преступлении. Сидоров мне не поверил.
   — Не вешай мне лапшу на уши, — сказал он, стоя в дверном проеме и слегка пошатываясь: то ли от выпитого, то ли от непреодолимого желания завалиться спать. — Никуда ты не будешь звонить. Ты же мне друг, Костик... И ты не будешь стучать.
   Он не стал вызывать лифт, а пошел вниз по лестнице, привалившись к перилам и скользя по ним рукавом вытертой спортивной куртки. Я слушал, как постепенно затихают его шаги. Потом хлопнула входная дверь. Сидоров отправился домой.
   Было слишком поздно, чтобы отправляться с визитом к Ленке. И в этом тоже была вина Сидорова. Я досадливо чертыхнулся и закрыл дверь квартиры.
   Потом я долго не мог уснуть. Все эти люди, которые встретились мне сегодня... После общения с ними трудно уснуть. И если все-таки сумеешь заставить себя провалиться в ватное слепое безвременье, то не стоит надеяться на приход приятных снов.
   Мне приснился Гиви Хромой в костюме Деда Мороза. Он улыбался золотыми зубами в обрамлении ватной псевдорастительности на лице. Через плечо Гиви нес огромный мешок со штампом «Европа-Инвест». Из мешка высовывалось насмерть перепуганное лицо Сидорова.
   Он вопил: «Помогите!»

Глава 6

   Ровный несмолкающий шум дождя за окном гипнотизировал меня. И не только меня, Генрих заснул, сидя на диване, с журналом мод в руках. Из всех моих знакомых это был единственный мужчина, способный часами разглядывать подобные издания. Генрих так любил женщин, что готов был смотреть не только на раздетых девушек «Плейбоя», но и на разряженных в пух и прах моделей. Возможно, когда мне стукнет пятьдесят три, моя любовь к женщинам тоже примет извращенные формы.
   — Генрих там кемарит, — сообщил я. Максу.
   — Бог с ним, — отозвался Макс. — Делать сейчас все равно нечего. Никто к нам не идет. Никому мы не нужны. Чертов дождь. Можешь прилечь на диванчик рядом с Генрихом и...
   — Если это увидят клиенты, к нам никто больше не придет, — сказал я и снял трубку телефона.
   — Кому это ты? — спросил Макс и зевнул.
   — Насчет твоего карбюратора, — соврал я. На самом деле состояние карбюратора и перспективы его починки интересовали меня меньше всего. Меня интересовал Сидоров.
   Я набрал номер автосервиса. Кто-то незнакомый и явно недовольный тем, что его побеспокоили, буркнул в трубку:
   — Слушаю.
   — Автосервис? — уточнил я.
   — Ну. — Мой собеседник был превосходно воспитан.
   — Сидорова позовите, — попросил я, подумал и добавил: — Пожалуйста.
   — Нету Сидорова.
   — Где он?
   — Я почем знаю?! — фыркнула трубка. — Был утром, потом смотался куда-то...
   Я повесил трубку, посмотрел на Макса и разочарованно развел руками.
   — Плакал твой карбюратор.
   — Почему это? Он же не навсегда пропал, твой Сидоров. Вечером позвони ему домой.
   — Да, пожалуй, — кивнул я, хотя в данный момент у меня не было уверенности в том, что вечерние, ночные и утренние звонки будут иметь какой-то смысл. Сидорова била лихорадка. Все, относящееся к поведению людей здоровых, теперь его не касалось. Вчера, опершись локтем на перила, он соскользнул вниз по ступенькам. Сегодня, опираясь на свою мечту о мешках с деньгами, он стремительно соскальзывал в темную глубину. Там руководствуются тайными страстями. Там лихорадочно претворяют мечты в жизнь, не беспокоясь о том, насколько совместимы жизнь и мечта.
   И если жизнь не совпадала с мечтою, бралось что-то острое, и ткань жизни кромсалась безжалостно и безрассудно. По живой ткани, по мышцам, по кровоточащим артериям.
   Потом, позже, наступало отрезвление. Человек с отвращением выпускал из рук орудие переустройства жизни, смотрел на свои окровавленные руки и шептал потрясенно:
   — Боже, что я сделал?! Неужели это сделал я?!
   Но Бог молчал, потому что было достаточно оглянуться по сторонам, чтобы получить все ответы на все вопросы...
   — Макс.
   — Что?! — Он встрепенулся, поднял голову, которую все больше тянуло опуститься на грудь, погрузиться в сон.
   — Ты знаешь, где находится главный офис «Европы-Инвест»?
   — Понятия не имею. Костик, ты это... — Он широко и продолжительно зевнул.
   — Что? — нетерпеливо спросил я.
   — Посмотри там, рядом с диваном, на столе... Подшивка «Городских вестей». Там должна быть реклама разных фирм. Может, найдешь и свою «Европу-Инвест»...
   — Понятно. — Я встал из кресла.
   — А что случилось?
   — Да так, ничего существенного.
   — Ты говорил, что хочешь посидеть здесь, пока дождь не перестанет...
   — Передумал.
   — А-а-а, — равнодушно протянул Макс. — Только не забудь — завтра в три придет клиент, насчет слежки за женой...
   — Я помню.
   Он вяло помахал мне вслед, а я вышел из кабинета, взял подшивку газет и вышел в коридор, чтобы шуршанием страниц не разбудить Генриха.
   Пятнадцать минут спустя я ехал в «Европу-Инвест». Щетки на лобовом стекле метались как сумасшедшие, сражаясь с дождевыми каплями, а те, преследуя лишь им известную цель, продолжали заливать машину. Движения щеток, падение капель, визг тормозов в соседнем ряду, свистки — бесполезные — регулировщика на перекрестке, лязг столкновения металлических красавцев, падение женщины в красном плаще, едва успевшей отскочить от машин и поскользнувшейся на мокром асфальте...
   Лихорадка.
   Я объехал столкнувшиеся автомобили и упавшую женщину, к которой спешил регулировщик в синем дождевике. Я продолжил свой путь.

Глава 7

   Вопреки рассказам Сидорова никакой очереди из желающих продать свои акции и получить пачку купюр из бездонных денежных запасов «Европы-Инвест» я не обнаружил. Должно быть, дождь отогнал не только потенциальных клиентов Макса, но и потенциальных посетителей инвестиционной конторы.
   На входе я долго и тщательно вытирал ноги. Я думал, что после этого в «Европе-Инвест» ко мне отнесутся более любезно, чем если бы я наследил по мраморному полу вестибюля. Не сбылось.
   — Что вы хотели? — строго спросил милиционер, приближаясь ко мне. Второй милиционер остался сидеть за конторкой. Их было двое — и это первое, в чем ты ошибся, Сидоров.
   — Я хотел посмотреть.
   — Что именно? — В милиционере было примерно метр восемьдесят. На поясе у него висела дубинка, наручники и кобура с пистолетом. Серьезный парень.
   — Почем покупают акции...
   — Какие именно вас интересуют? — это уже спрашивал молодой парень в идеально белой сорочке с короткими рукавами. Узкий черный галстук. Запечатанная в пластик визитка на нагрудном кармане.
   — Все, — сказал я, радостно улыбаясь. — Все акции...
   Клерк удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Я притворился, что у меня судороги, и задергал головой направо-налево, стараясь охватить взглядом вестибюль и часть начинавшихся отсюда коридоров. Каждый коридор отделялся от вестибюля стальной решетчатой дверью. Под потолком висели видеокамеры.
   — Держите, — услышал я.
   — Что? — Я еще раз дернул головой, вернув ее в первоначальное состояние и встретился глазами с клерком.
   — Вот, держите, — повторил он. — Это наш прайс-лист. Здесь указаны цены по всем видам акций, которые мы покупаем.
   — Отлично, — радостно воскликнул я и стал запихивать лист плотной глянцевой бумаги в карман. Клерк внимательно наблюдал за моими действиями. Когда прайс-лист наконец исчез, изрядно помятый и сложенный вчетверо, юноша в белой сорочке вежливо осведомился:
   — А сегодня у вас нет ничего на продажу?
   — Нет, я просто хотел узнать цены, — забубнил я, но милиционер уже шел в мою сторону, подчиняясь знаку клерка.
   — Проводите товарища к выходу, — попросил клерк.
   — И то верно, — пробормотал я. — Пойду, пожалуй...
   — Сюда, — жестко сказал милиционер и коснулся меня кончиками пальцев, направляя в нужную сторону. Я повиновался.
   — Когда решитесь что-то продавать, милости просим, — напутствовал меня клерк.
   — Хорошо! — на ходу я обернулся и замахал ему рукой как старому доброму знакомому. Клерк чуть улыбнулся уголками губ. — А когда у вас обеденный перерыв? — выкрикнул я от самых дверей, не замедляя при этом своего движения: охранник по-прежнему касался меня лишь кончиками пальцев, но впечатление было таким, будто меня толкал в спину маневровый электровоз.
   — У нас нет обеденного перерыва, — сказал клерк.
   — Что? — Удивление, застывшее в моих глазах, показалось милиционеру странным, и он поторопился выставить меня за дверь. Последним, что врезалось мне в память из увиденного в «Европе-Инвест», был объектив видеокамеры, обращенный в мою сторону.
   Будто удав, свесившийся с верхушки дерева, пытался заглянуть мне в зрачки.
   Двери захлопнулись, капли дождя застучали по голове и плечам, радуясь новой встрече.
   Я не торопился садиться в машину. Я посмотрел на таблички, украшавшие стены здания по обе стороны от дверей.
   «Европа-Инвест. Финансово-инвестиционная компания. Часы работы: 9.00 — 19.00. Без перерыва. Без выходных дней».
   — Сидоров, — тихо сказал я, хотя не было никакой надежды, что Сидоров меня услышит. — Тебя крепко дурят. Не знаю, с кем ты там сдружился, но только этот тип тебя дурит. Беги от него. Бросай это дело. Пока не поздно...
   Как и следовало ожидать, Сидоров не отозвался.
   А когда я приехал домой, сел в кресло, поставил на колени телефонный аппарат и принялся названивать то в автосервис, то в сидоровскую квартиру, то в квартиру его бывшей жены, то в квартиру его нынешней подруги — в ответ получал или долгие гудки. Или — «его здесь нет». Или — «не знаю, где он может быть».
   Я понял, что слова Макса — «он же не навсегда исчез» — могли оказаться слишком оптимистичным прогнозом.
   Я отнес телефонный аппарат на кухню. Пил крепкий чай, ел наскоро сделанные бутерброды и смотрел на телефон. А тот молчал.
   Он зазвонил в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал.

Глава 8

   Это было уже глубокой ночью. Я сидел в кресле, тупо уставившись в экран телевизора. Моя правая ладонь лежала на телефонном аппарате, словно это могло сделать меня более чувствительным, словно телефонные кабели могли стать моими нервами, пронизавшими весь Город и напрягшимися сейчас в ожидании Сидорова. Любого знака, любого звука, любого сигнала с его стороны.
   Постепенно я стал проваливаться в дремоту, и кресло будто потеряло твердость деревянного каркаса, позволив мне все глубже и глубже погрузиться спиной в обивку, скрыться в темной глубокой норе, как в пасти огромного животного, притаившегося за креслом...
   И когда тишину разорвал телефонный звонок, я вздрогнул, словно меня тряхнул электрический разряд, словно я ощутил кожей приставленный к виску пистолетный ствол, словно почва стала уходить из-под ног. Словно все это произошло одновременно.
   Я вцепился в ребристый кусок пластмассы, будто она была для меня последней соломинкой, а я был утопающим. Я вжал верхний конец трубки в ухо так, что стало больно. Я вслушивался и вслушивался, но там была лишь густая немая тьма.
   Потом по тьме раздался слабый, едва различимый вздох.
   — Алло, — негромко произнес я. Почему-то я старался говорить тихо, словно кто-то мог нас подслушивать. Скорее всего я делал это потому, что вокруг была ночь. В доме напротив все окна были темны, и лишь тусклый круг цвета топленого масла висел в нескольких метрах от подъезда, венчая бетонную основу фонарного столба.
   — Алло, — повторил я. Похоже, никто не хотел со мной разговаривать. Возможно, что и вздох мне почудился.
   Как только я об этом подумал, как далекий звук повторился.
   И минутой позже, более отчетливо:
   — Тя-же-ло.
   Я узнал этот голос.
   — Что случилось, Сидоров? — медленно проговорил я, стараясь, чтобы все слова звучали четко и ясно. Чтобы меня поняли в том дальнем, всеми проклятом закутке ада, откуда звонил Сидоров. — Что случилось? Я слышу тебя. Говори.
   Сидоров не торопился с ответом. Полжизни спустя он прошептал, а я услышал: