После этого, насколько мне известно, в Берлин был отправлен курьер, который привез восемь приказов Гейдриха о казнях. Каждый приказ выглядел примерно так: «По приказанию фюрера и рейхсканцлера такой-то (далее следовало имя жертвы)… приговаривается к смертной казни через расстрел за государственную измену».
   Эти документы были подписаны лично Гейдрихом… На их основании восемь членов СА и партии были расстреляны политической полицией Саксонии в Дрездене… Вот что мне об этом известно – по крайней мере, о том, что происходило в моем районе»5.
   В период, предшествовавший чистке, Гиммлер поддерживал контакт с Военным министерством и, в частности, с генералом Вальтером фон Рейхенау, представителем высшего армейского командования, готовым сотрудничать с нацистами.
   Пока в период между 21-м и 29 июня Гитлер разъезжал с различными официальными миссиями, Гиммлер провел в Берлине совещание верховного командования СС. Оно состоялось 24 июня, а уже 25-го армия была приведена в состояние повышенной готовности. В тот же день Гейдрих с помощью нескольких тщательно подобранных офицеров СД начал готовить окончательный список подлежащих репрессиям членов СА и их сторонников. Гитлер и Геринг как раз присутствовали в качестве свидетелей на свадебной церемонии эссенского гауляйтера Тербовена, когда из Берлина с требованием неотложных мер неожиданно прибыл Гиммлер. Несомненно, держать фюрера в постоянном напряжении входило в планы Геринга и Гиммлера; после очередного совещания они расстались с Гитлером и вместе вернулись в Берлин, чтобы осуществлять окончательную подготовку чистки.
   В конце концов им удалось подтолкнуть Гитлера к решительным действиям. Тридцатого июня он еще до рассвета вылетел самолетом в Мюнхен. Прибыв на автомобиле в санаторий на Тергензее, Гитлер разбудил Рема, обвинил в измене и арестовал. В качестве подкрепления в Баварию было отправлено и находившееся в подчинении Зеппа Дитриха специальное подразделение «Лейбштандарте», в чьи обязанности входила и личная охрана фюрера, но Гитлер, не желавший или боявшийся присутствовать при массовых казнях, удалился в «Коричневый дом» – штаб-квартиру партии в Мюнхене. Возникла небольшая заминка, так как баварский министр юстиции Ганс Франк отказался производить казни без суда, лишь на основании представленного Герингом и Гиммлером списка, в котором Гитлер подчеркнул имена жертв карандашом. Сам Рем был расстрелян только 2 июля.
   Но в Берлине заминки не произошло, поскольку Геринг и Гиммлер не имели ни времени, ни желания соблюдать все юридические формальности. У них имелись расстрельные списки, имелись заключенные и палачи – отряды тайной полиции Геринга, ожидавшие в Кросс-Лихтерфельде приказа начать казни. Как вершилось нацистское «правосудие» – известно. Обвиняемых доставляли в частную резиденцию Геринга на Лейпцигерплац; там Геринг и Гиммлер, установив личность задержанного, предъявляли ему обвинение в измене и выносили приговор – расстрел, который приводился в исполнение, как только имена несчастных помечались в особых списках галочкой. Этот процесс описан несколькими свидетелями – в частности фон Папеном, которого, как вице-канцлера, Геринг счел разумным охранять. Он даже послал своего адъютанта Боденшатца, чтобы тот привез Папена на Лейпцигерплац, где его можно было бы поместить под стражу. Как только Папен прибыл, Гиммлер дал по телефону сигнал о начале налета на вице-канцелярию. Во время этой акции пресс-секретарь Папена Бозе был застрелен, а весь штат арестован. Когда Папену наконец позволили удалиться, он обнаружил, что его канцелярия занята эсэсовцами, пререкавшимися с полицией Геринга. В итоге Папена отправили под домашний арест, причем капитан охранявших его эсэсовцев заявил, что отвечает перед Герингом за безопасность вице-канцлера. Для вице-канцлера это, несомненно, был благополучный исход: Гейдрих и Гиммлер, дорвавшись до абсолютной власти, не постеснялись бы расправиться с Папеном, но Геринг оказался более дипломатичным6.
   Оргия убийств, приказ о начале которой исходил из штаб-квартиры Геринга, успела за выходные докатиться до самых отдаленных уголков Германии, и когда Гитлер в сопровождении Геббельса вылетел из Мюнхена в Берлин, Геринг и Гиммлер, прихватив с собой Фрика, поспешили на аэродром в Темпельхофе, чтобы отчитаться перед фюрером о проделанной работе.
   Когда самолет приземлился, небо над взлетным полем было кроваво-красным. Гитлер, не спавший двое суток, молча пожал руки встречающим и произвел смотр почетного караула. Сцена, красочно описанная присутствовавшим на ней Гизевиусом, имела явно выраженный характер вагнерианской мелодрамы. Гиммлер, подобострастный и одновременно назойливый, держал список имен перед покрасневшими глазами Гитлера. Покуда остальные находились на почтительном расстоянии, фюрер пробежал пальцем по перечню мертвых или тех, кому вскоре предстояло умереть, в то время как Геринг и Гиммлер что-то ему нашептывали. Затем, словно похоронная процессия, палачи во главе с Гитлером молча двинулись к ожидающим машинам.
   Геббельс, воспользовавшись тем, что германская пресса находилась теперь под его полным контролем, поспешил запретить публикацию сообщений о количестве приведенных в исполнение приговоров. Краткое сообщение о заговоре Рема было сделано только для представителей иностранной печати, которых Геринг спешно созвал в тот же день, причем выступал перед ними тот же человек, который и выдумал этот заговор от начала и до конца. Расправы между тем не прекращались, и Фрик, не выдержав, излил перед Гизевиусом свой ужас и возмущение поведением Геринга и Гиммлера. После этого министр отправился к успевшему отоспаться Гитлеру с намерением предупредить о том, что СС может представлять для его безопасности угрозу куда большую, чем СА. Но фюрер, устроивший чаепитие в саду канцелярии, не пожелал его выслушать.
   Для Гиммлера и Гейдриха, провинциалов с юга, бойня 30 июня открыла новые возможности при гитлеровском «дворе». Гейдрих был произведен в группенфюреры СС чуть ли не в тот же день, когда первая партия смертников из его списков предстала перед расстрельной командой. Геринг получил личные поздравления от лежащего на смертном одре Гинденбурга. Двадцать шестого июля Гитлер официально предоставил СС статус организации, пользующейся исключительными правами. Когда 2 августа, наконец, умер Гинденбург, Гитлер объединил должности президента страны и рейхсканцлера, провозгласив себя фюрером – высшим главой государства и верховным главнокомандующим вооруженными силами рейха. От армии сразу же потребовали принести присягу верности лично Гитлеру.
   За день до наделения СС исключительными правами, означавшими практически полную независимость и неподконтрольность, в Вене при попытке захвата города австрийскими нацистами был убит австрийский федеральный канцлер доктор Дольфус. Гитлер незамедлительно выступил с заявлением, в котором отрицал какую-либо причастность к неудачному перевороту, но сделано это было не потому, что он отрицательно относился к самой идее, а потому, что считал подобного рода выступление несвоевременным, заранее обреченным на провал. Разумеется, достоверных свидетельств того, что Гиммлер или Гейдрих давали какие-либо указания или инструкции действовавшим в Австрии эсэсовцам и их сторонникам, найти не удалось, иначе уверенность Гитлера в осторожности и благоразумии руководителей СС могла быть серьезно поколеблена. Но пока Гитлер публично открещивался от убийства Дольфуса, они хранили полное молчание, и только после аншлюса Австрии Рудольф Гесс объявил погибших во время путча австрийских эсэсовцев мучениками. Как бы там ни было, в июле 1934 года, когда имя Гитлера все еще ассоциировалось с последствиями чистки в СА, кровавая акция его австрийских сторонников не могла не подпортить образ героя, который он стремился создать себе за пределами Германии. Достоверно неизвестно, распекал ли Гитлер людей, недавно произведенных им в высшие чины СС; Гиммлер, во всяком случае, должен был понести какую-то ответственность за убийство Дольфуса, так как оружие австрийские эсэсовцы приобретали у германских. Среди людей, арестованных в Австрии, был также адвокат Эрнст Кальтенбруннер, которого Гейдрих использовал в качестве агента. После убийства Гейдриха в 1942 году Кальтенбруннер стал исполнять его обязанности в Берлине.
   Когда СС обрели, наконец, полную независимость (за свои действия они отчитывались только перед самим Гитлером), Гиммлер смог заняться сплочением своей организации, а также дальнейшим осуществлением своей программы расовой чистоты, которая стала его навязчивой идеей. СС виделись ему как некий рыцарский орден, существующий внутри партии и государства. Надо сказать, что Гиммлера куда больше заботил качественный состав СС, нежели число солдат, которых он мог поставить под ружье. Как мы уже видели, еще до событий 30 июня он начал избавляться от тех, кто был завербован сразу после захвата нацистами власти и кому не удалось пройти строгой проверки. Согласно показаниям Эберштейна в Нюрнберге, в период 1934–1935 годов из СС было отчислено около 60 тысяч человек. Тем не менее даже после этого организация насчитывала около 200 тысяч членов и представляла серьезную силу, которая вызывала все более серьезное беспокойство в армии, где уже появились первые признаки раскола из-за далеко не однозначного отношения военных к Гитлеру. В этих условиях Гиммлер, которому всегда была свойственна осторожность и взвешенность в поступках, вынужден был действовать особенно мягко, скрытно, хотя это и не мешало ему время от времени выступать с публичными клятвами в вечной преданности фюреру.
   С 1934 года членам СС было запрещено принимать участие в маневрах и проходить военную подготовку в армии, хотя некоторые из них и являлись армейскими резервистами. Официально они были вооружены только мелкокалиберными винтовками, которыми их обучали пользоваться. Особенно тщательно членов СС проверяли на предмет принадлежности к арийской расе. По словам Гиммлера, эсэсовец должен быть «солдатом национал-социалистического ордена арийской расы». Как говорил Гизевиус, давая показания в Нюрнберге7, «члены СС должны были принадлежать к так называемому нордическому типу… Если я не ошибаюсь, признаки, по которым мужчин и женщин отбирали для службы, включали сотни характеристик, доходя чуть не до проверки химического состава пота под мышками».
   По словам того же Гизевиуса, сознательная ложь, использовавшаяся вербовщиками для привлечения новых членов, часто оставалась неразоблаченной. Многие вступали в СС, полагая, что будут работать в организации, которая, в отличие от СА, где царили хулиганство, разложение и мелкая уголовщина, провозглашала своей целью защиту порядка и достоинства граждан, однако очень скоро все эти люди оказывались втянуты в преступную деятельность, осуществлявшуюся по приказам Гиммлера и Гейдриха. Впрочем, многие члены СС участвовали в работе организации лишь в свое свободное время; их могли мобилизовать также в случае возникновения особых обстоятельств или государственной необходимости. В остальное же время они продолжали вести совершенно обычную жизнь.
   Присяга, приносимая каждым вступающим в СС новым членом, звучала следующим образом: «Я клянусь вам, Адольф Гитлер, как фюреру и рейхсканцлеру, в верности и храбрости. Клянусь, не щадя самой жизни, повиноваться вам и тем, кому вы поручите командовать мною, и да поможет мне Бог»8.
   Продолжала функционировать и школа командного состава в Бад-Тёльце в Баварии, основанная Гейдрихом еще в 1932 году (этот учебный центр, правда со значительными изменениями в программе, просуществовал почти до самого конца войны). Гейдриха заботили как физическое здоровье, так и интеллект будущих командиров СС. Спорт, гимнастика и прочие виды деятельности, развивавшие в студентах дисциплину, составляли вместе с нацистскими версиями истории, географии и военного дела основу для воспитания расового сознания.
   Гиммлер тоже мечтал о создании центра по подготовке высших руководящих кадров СС, которые бы могли достойно представлять идею расового очищения. Хотя мышление Гиммлера ушло достаточно далеко от католицизма, в традициях которого он воспитывался, история католических монашеских орденов, члены которого отличались глубоким самопожертвованием и фанатизмом, повлияла на его планы относительно принципов организации этого центра. Сам Гитлер не раз сравнивал Гиммлера с Игнатием Лойолой, а Вальтер Шелленберг, талантливый молодой интеллектуал, вступивший в гейдриховскую СД после окончания Боннского университета, где он изучал медицину и право (впоследствии Шелленберг войдет в узкий круг людей, достаточно хорошо изучивших Гиммлера, чтобы контролировать его), писал в своих «Мемуарах»: «Организация СС была выстроена Гиммлером по принципу ордена иезуитов. Устав и духовные ритуалы, предписываемые Игнатием Лойолой, были образцом, который Гиммлер усердно пытался копировать»9.
   Действительно, иезуитские идеалы смешивались в голове Гиммлера со средневековыми представлениями о тевтонских рыцарях, чье религиозное рвение и рыцарская брутальность вдохновляли его на мысли об аналогичном рыцарском ордене СС. Центр Тевтонского ордена, основанного в конце XII века для завоевания новых земель и обращения неверных, находился в Мариенбургском замке, служившем резиденцией великого магистра. Тевтонские рыцари похвалялись доблестью и государственной мудростью, самоотречением и опытом управления и в зените могущества, пришедшегося на XIV век, распространили свое влияние на всю Польшу и далее – вплоть до Прибалтийских государств. Образ великого магистра стал частью навязчивых идей Гиммлера, но его ум, не способный к подлинному величию и вдохновению, мог лишь впитывать взятые из исторического прошлого упрощенные концепции и переносить их в настоящее в качестве незыблемых догм. Очень скоро Гиммлер начал воображать себя великим магистром современного Тевтонского ордена, целью которого должно стать избавление нордической Германии от разлагающего влияния еврейской крови. Подобно средневековым тевтонским рыцарям Гиммлер тоже обращал взор на Восток, к другой величайшей угрозе чистоте германской расы – к низшим славянским народам с их порочными коммунистическими воззрениями. Как в 1936 году заявлял сам Гиммлер, «мы позаботимся, чтобы в Германии, сердце Европы, больше никогда не вспыхнула еврейско-большевистская революция – ни сама по себе, ни с помощью эмиссаров извне»10.
   В приливе вдохновения Гиммлер приказал соорудить в лесах возле Падерборна – древнего вестфальского города, связанного исторической традицией с именем Карла Великого, – новый тевтонский замок Вевельсбург. Спроектированный архитектором Бартельсом, Вевельсбург был воздвигнут на фундаменте настоящей средневековой крепости, а его строительство, продолжавшееся целый год, обошлось в 11 миллионов марок. По свидетельству Шелленберга, в замке были установлены строгие монастырские порядки; созданная по католическому образцу структура иерархического подчинения была обязательной для всех членов СС, посещавших Вевельсбург для участия в регулярных собраниях, проводимых под председательством Гиммлера, который, если воспользоваться иезуитской терминологией, стал генералом ордена. Каждый член тайного капитула имел свой собственный стул с серебряной именной табличкой; прежде чем обсуждать высокую политику СС, каждый «должен был исполнить последовательность духовных упражнений, нацеленных в основном на достижение максимальной сосредоточенности», что являлось своеобразным эквивалентом молитвы11.
   Вевельсбург был единственной уступкой Гиммлера нравам, царившим среди привыкших окружать себя роскошью нацистских лидеров. Замок был оборудован с тем же средневековым размахом, что и расположенная к северу от Берлина резиденция Геринга Каринхаль, которую он расширял и перестраивал примерно в то же время, когда Гиммлер возводил Вевельсбург. По его замыслу, все убранство и сама атмосфера замка должны были навевать мысли о величии Германии: каждая комната, каждая зала получили собственное наименование в честь того или иного исторического лица, а в музее замка имелась богатейшая коллекция реликвий прошлого. Комната самого Гиммлера была названа им в честь Генриха I Птицелова – короля, тысячу лет тому назад основавшего Германскую империю.
   Чтобы ублажить Гиммлера, который тратил все больше и больше времени на изучение и пропаганду бесполезных исторических знаний, лидерам СС, вне зависимости от того, были ли они подлинными интеллектуалами или нет, приходилось поддерживать его игру. Гиммлер обладал задатками отшельника – безжалостного анахорета, посвятившего себя ученым занятиям и твердо решившего переделать человечество в соответствии с образцом, созданным его эксцентрическим учением. И величайшая трагедия нашего века состоит в том, что Гиммлер, в конце концов, получил достаточную власть, чтобы на протяжении нескольких лет проводить свои безумные эксперименты, стоившие жизни миллионам людей.
   К тому времени Гиммлер уже был ревностным антикатоликом и антихристианином, заменившим веру, в которой был воспитан, разного рода поверхностными суевериями вроде астрологии, которая как нельзя лучше соответствовала его великогерманским убеждениям12. Католическая церковь подверглась жестоким нападкам в иллюстрированном еженедельном журнале СС «Черный корпус», который начал издаваться в апреле 1935 года эсэсовским историком Гюнтером д'Алькуеном, получавшим указания непосредственно от Гейдриха.
   Одновременно с этим Гиммлер основал научное общество, известное под названием «Аненербе» («Ahnenerbe» – «Родовая наследственность»), в котором проводились исследования германских расовых истоков13. Себя Гиммлер сделал президентом общества, а его директором стал профессор доктор Вальтер Вюст, которому Гиммлер присвоил звание почетного гауптштурмфюрера СС. Перед «Аненербе» стояла задача перекинуть мостик от прошлого к настоящему, найдя новые неопровержимые доказательства принадлежности нордических народов к индогерманской (арийской) расе и восстановив духовное и культурное наследие этой самой благородной расы на земле. Так, «Аненербе» предприняло широкие археологические раскопки древнегерманских руин в Науэне и Альткристенберге и даже направило экспедицию в Тибет. Для финансирования этих изысканий Гиммлер вновь обратился к своему другу Кеплеру, экономическому советнику Гитлера, который основал общество промышленников, именуемое «Друзья рейхсфюрера СС» и пожертвовавшее крупные суммы на поддержку этой деятельности Гиммлера.
   После расправы над Ремом и его сподвижниками в ведении Гиммлера и СС оказались также концлагеря. Ответственность за них взял на себя Гейдрих, сделавший успевшего получить чин бригадефюрера СС Эйке своим инспектором по лагерям. Подразделение «Мертвая голова», которое Эйке готовил для Гиммлера, отвечало теперь за концлагеря, созданные на постоянной основе. В их числе были «образцовый» лагерь Дахау на юге, сооруженный в 1937 году неподалеку от Веймара Бухенвальд и северный лагерь Заксенхаузен под Берлин-Ораниенбургом, и это было далеко не все. По мере того как нацистский режим набирал силу, базовые лагеря и их филиалы росли в Германии как грибы после дождя, и перед войной их число достигло почти сотни; впоследствии концлагеря во множестве появились и на территориях оккупированных гитлеровцами стран.
   Создание концентрационных лагерей, в которых к концу войны одних только евреев было уничтожено от 5 до 6 миллионов, стало одним из главных преступлений нацистского режима. Патологический страх перед концлагерями и тем, что там делали с беспомощными людьми, распространился по всей Германии и оккупированной Европе; многие немцы до сих пор очень неохотно признаются в том, что им вообще было что-либо известно об этих «фабриках смерти». И в Германии, и за ее пределами далеко не все способны признать пугающие факты, оглашенные на Международном военном трибунале в Нюрнберге и рассматривавшиеся на последующих процессах.
   Главным идеологом и создателем бесчеловечной системы концлагерей был Гиммлер. Будучи убежден, что именно в этом заключается его долг перед нацией, он считал себя не вправе поддаваться обычным человеческим эмоциям. По его мнению, при организации столь масштабной кампании массового устрашения страдания отдельных личностей были неизбежны; при этом Гиммлер искренне верил, что охранники в лагерях были жертвами необходимости в гораздо большей степени, чем те, кого они охраняли.
   Было бы неправильно полагать, будто Гиммлер не имел ни совести, ни жалости, но по-настоящему он жалел только эсэсовцев из подразделения «Мертвая голова», которым приходилось нести возложенное на них тяжкое бремя охраны заключенных. Мысли об этом преследовали Гиммлера постоянно и, в конце концов, нанесли серьезный ущерб его здоровью. Со временем Гиммлер даже стал делиться своими переживаниями по этому поводу с личным массажистом Керстеном – человеком, облегчавшим ему боли и ставшим в итоге главным доверенным лицом, которому рейхсфюрер СС поверял свои самые сокровенные мысли.
   Однако это произошло несколько позднее, поначалу же Гиммлер весьма гордился своими концлагерями. В октябре 1935 года, получив от Гитлера поздравление с днем рождения, он устроил для Гесса и других выдающихся гостей экскурсию в Дахау, где предложил осмотреть построенные заключенными новенькие казармы. (В этих казармах – в дополнение к «Мертвой голове» – Гиммлер уже в следующем месяце планировал разместить еще одно подразделение СС, которое, кроме кое-каких гарнизонных обязанностей, выполняемых вместе с лагерной охраной, занималось главным образом военной подготовкой.) Базовые лагеря располагали также квартирами для женатых офицеров, так что даже во время войны, то есть в наихудший период истории концлагерей, жены и дети эсэсовцев вынуждены были мириться с близостью этих «фабрик смерти»14.
   После «кровавой бани» 30 июня структура СС, которая и так была военизированной организацией, стала изменяться и совершенствоваться по военному образцу. Гитлеру приходилось опасаться уже не только тех, кто критиковал его режим за границей и мог принять против него меры военного характера, но и верховного командования германской армии, которое все еще было влиятельным и обладало достаточной мощью, чтобы свергнуть его. К тому же приближался период открытого вызова союзу держав-победительниц и условиям, навязанным Версальским договором, поэтому характер подготовки СС менялся в соответствии с тем, какую задачу Гитлер считал основной на том или ином этапе. В январе 1935 года в результате плебисцита Гитлер вернул Германии Саар; в марте объявил о призыве в армию и об учреждении военно– воздушных сил – геринговских люфтваффе; в июне Риббентроп, бывший послом в Великобритании, заключил важный военно-морской договор, позволявший Германии иметь флот, а в декабре наступил черед тайных сделок по Эфиопии, позволивших Муссолини приступить к ее завоеванию.
   Что касалось СС, то Гитлер потребовал от Гиммлера выставить полностью укомплектованную, подготовленную к боевым действиям дивизию и даже вынудил армейское руководство согласиться с этим, включив дивизию в план организационно-мобилизационных мероприятий. В ноябре 1934 года руководителем этого проекта был назначен армейский генерал-лейтенант Пауль Хаузер. Хаузер возглавил гейдриховскую командирскую школу в Бад-Тёльце и превратил ее в один из лучших центров офицерской подготовки. По словам Райтлингера, после войны Хаузер даже рассматривал свою школу СС в Бад– Тёльце как идеальную модель для подготовки офицеров НАТО. Школа эта стала зародышем гиммлеровских Ваффен-СС – военного крыла организации, ставшей международной силой, когда СС начали вербовку среди наиболее «подходящих» рас на завоеванных территориях.
   Отношения Гиммлера с Гитлером, Герингом, Фриком и Шахтом – банкиром, ставшим в 1934 году гитлеровским министром экономики, а также с верховным командованием армии и прежде всего с собственным старшим офицером Гейдрихом характеризовались главным образом беспринципностью и приспособленчеством, которые определяли действия и поступки всех нацистов, какое бы положение они ни занимали в партии или в руководстве страны. Приспособленчество и беспринципность – это профессиональная болезнь всех политиканов, но нацистский менталитет с его полным отрицанием какой– либо морали оказался особенно благоприятной почвой для интриг, с помощью которых нацистские лидеры старались перехитрить друг друга. Гитлер, например, лишь поощрял своих комендантов, министров и советников, когда они расходовали свои силы и способности на борьбу друг с другом, так как его больше чем устраивала роль верховного арбитра, которому принадлежит последнее, решающее слово.
   Положение Гиммлера в этой причудливой и изначально порочной административной системе все еще оставалось неудовлетворительным. С одной стороны его ограничивал министр внутренних дел Фрик – слабый, но упрямый бюрократ, а с другой – высшее армейское командование, которому очень не нравилось существование неподконтрольной ему двухсот– пятидесятитысячной военизированной организации СС, как раньше ему не нравились значительно более многочисленные, но куда хуже организованные штурмовики Рема. Впрочем, что касалось сопротивления бюрократического чиновничества, то эту проблему удалось разрешить сравнительно легко. Воспользовавшись тем, что Геринг, занявшись другими делами, обращал на политическую полицию все меньше и меньше внимания, Гиммлер и Гейдрих быстро справились с Фриком и министром юстиции Гюртнером, которые в 1934–1935 годах пытались мешать СС и гестапо арестовывать и содержать в «защитном заключении» людей на основании одних лишь подозрений. Фрик даже пытался провести закон, ограниченный вначале только территорией Пруссии, согласно которому заключенные в лагерях получали право обращаться в суд. Но когда Геринг представлял проект закона совету министров Пруссии, Гиммлер, который тоже был приглашен на заседание, хотя и не являлся членом совета министров, позаботился о том, чтобы проект провалился. Окончательная же победа над Фриком была достигнута 2 мая 1935 года, когда прусский административный суд признал, что деятельность гестапо находится вне его юрисдикции.