Заявления типа: «Буква закона должна соблюдаться», представляли опасность руководящим принципам Тега. Честность требует соглашения, предсказуемого постоянства и, свыше всего прочего, верности вверх и вниз по иерархии. Для руководства, управляемого такими принципами, не требуется никакого внешнего контроля. Ты выполняешь свои обязанности потому, что это справедливо. И ты повинуешься не потому, что это предсказуемо правильно. Ты делаешь это, потому что так справедливо именно для данного момента. Предсказание, предвидение вообще ничего общего с этим не имеют.
   Тег знал, что за Атридесами прочно закрепилась репутация провидцев, но подобные умозаключения имели мало места в его мировоззрении. Принимай мироздание таким, каким оно тебе является, и прилагай свои принципы там, где это возможно. Подчиненный обязан безоговорочно исполнять приказы, отданные сверху. Не то, чтобы Тараза подала это как беспрекословный приказ, но было ясно, что под всем подразумевалось.
   — Ты идеальный человек для выполнения этой задачи.
   Он прожил долгую жизнь, в которой было множество высочайших достижений, и на покой ушел с почетом. Тег знал, что стар, медлителен что старость вот-вот возьмется подтачивать всеми своими червоточинами его ум, но живо откликнулся на призыв к исполнению долга, даже при том, что ему пришлось перебарывать желание сказать «нет».
   Назначение Тараза привезла ему лично. Могущественная повелительница всего (включая Защитную Миссионерию) выбрала именно его. Не просто Преподобная Мать, но Верховная Преподобная Мать.
   Тараза прибыла в его убежище на Лернаусе, где он жил после отставки, — большой почет, и он это осознавал. Она появилась у его ворот, не предупредив предварительно о своем прибытии, сопровождаемая только двумя послушницами и небольшим отрядом охраны. Он узнал некоторые лица. Тег сам готовил этих людей. Она прибыла утром, вскоре после завтрака. Тараза, зная распорядок его жизни, понимала, что он бодрее всего именно в этот час так она хотела застать его пробужденным и во всей полноте его способностей.
   Патрин, старый денщик Тега, провел Таразу в гостиную восточного крыла, в небольшое элегантное помещение, где была только основательная настоящая мебель. Нелюбовь Тега к песьим креслам и другой живой мебели была хорошо известна. Какой был у Патрина кислый взгляд, когда он провел в эту комнату облаченную в черное Верховную Мать. Тег сразу же понял значение этого взгляда. Длинное и бледное лицо Патрина, покрытое старческими морщинами, могло представляться другим неподвижной маской, но Тег не проглядел углубившихся морщин в углах его рта, застывшего взгляда старых глаз. Значит, Тараза сказала нечто, потревожившее Патрина. Через высокие скользящие двери толстого плаза открывался вид на восток — на длинный травянистый склон до деревьев вдоль реки.
   Тараза задержалась, едва войдя в комнату, залюбовавшись открывавшимся из нее видом.
   Тег без предварительной просьбы коснулся кнопки. Шторы закрыли вид, зажглись глоуглобы. Действия Тега дали понять Таразе, что он высчитал, что им необходимо остаться наедине. Он подчеркнул это, распорядившись Патрину: — Пожалуйста, проследи за тем, чтобы нас не потревожили.
   — Нужны распоряжения для Южной фермы, сэр, — осмелился заметить Патрин.
   — Пожалуйста, пригляди за этим сам. Ты и Фирус знаете, чего я хочу.
   Уходя, Патрин чуть резковато закрыл дверь — крохотный сигнал, многое поведавший Тегу.
   Тараза двинулась по комнате, осматривая ее.
   — Цвет липовой зелени, — заметила она. — Один из моих любимых цветов. У твоей матери был чудесный вкус.
   Тег потеплел при этом замечании. Он был глубоко привязан к этому зданию, к этой земле. Его семья обитала здесь только три поколения, но уже наложила отпечаток на это место. Многое, в чем ощущались руки и вкус его матери, так и оставалось нетронутым.
   — Это безопасно — любить землю и места, — сказал Тег. — Мне особенно нравятся жгуче-рыжие ковры в холле и витражное стекло входной двери, — произнесла Тараза. — Этот витраж действительно древний, я уверена.
   — Ты наверняка прибыла не для того, чтобы говорить об интерьерах, сказал Тег. Тараза хмыкнула.
   У нее был пронзительный голос, а подготовка Ордена научила ее использовать его наиболее эффективно. Это был не тот голос, который легко проигнорировать, даже когда он кажется абсолютно небрежным, вот как сейчас. Тег видывал ее на Советах Бене Джессерит. Там ее манера была могущественной и убеждающей, каждое слово — показатель язвительного ума, руководящего ее решениями. Он мог ощутить важность решения, стоящего за ее нынешним поведением.
   Тег указал на кресло с зеленой обивкой слева от себя, она посмотрела, еще раз метнув взгляд по комнате, и подавила улыбку.
   Она бы взялась безбоязненно поспорить, что в доме не найдется песьего кресла. Тег был древностью, окружившей себя древностями. Она уселась и расправила складки своего облачения, ожидая, когда Тег усядется в точно такое же кресло напротив нее.
   — Я сожалею о необходимость обращаться к тебе, когда ты уже в отставке по возрасту, башар, — сказала она. — К несчастью, обстоятельства почти не оставляют мне выбора.
   Тег оперся своими длинными руками на подлокотники кресла — ментат, погруженный в размышления, его поза говорила: «Наполни мой ум данными». Тараза на мгновение была обескуражена. Импозантное это было зрелище.
   В облике Тега сохранялась прежняя царственность. Высокий, с большой головой, увенчанной седыми волосами. Она знала, что ему не хватает четырех стандартных лет до трех сотен. Даже учитывая, что стандартный год был короче так называемого примитивного года, это все равно был впечатляющий возраст, и с таким опытом службы Бене Джессерит, чтобы она относилась к нему с уважением. На Теге, отметила она, светло-серый мундир без знаков отличия. Тщательно пошитые брюки и куртка, белая рубашка с открытым воротом, обнажавшим покрытую глубокими морщинами шею. Золото поблескивает на поясе — она узнала солнце с лучами башара, полученное им при уходе с действительной службы. До чего же в духе практичного Тега! Он подвесил эту золотую штучку себе на пряжку пояса. Это ее успокоило. Тег поймет ее проблему.
   — Нельзя ли мне выпить воды? — спросила Тараза. — Путешествие было долгим и утомительным. Последний участок пути мы проделали на одном из наших транспортов, который следовало бы заменить еще пять сотен лет назад. Тег поднялся из кресла, подошел к стенной панели и извлек бутылку охлажденной воды и стакан из шкафчика за панелью. Он поставил все это на низкий столик у правой руки Таразы.
   — У меня есть меланж, — предложил он.
   — Нет, спасибо, Майлз. У меня с собой мои собственный.
   Тег опять уселся в свое кресло, и она подметила в нем некоторую скованность. Учитывая его года, он, все равно, был примечательно подвижен. Тараза налила себе полстакана воды, выпила одним глотком и с изысканной осторожностью поставила стакан на боковой столик. Как же подступиться? Поведение Тега ее не одурачивало. Он не желает вылезать из своего спокойного убежища. Ее аналитики предостерегали об этом. Со времени отставки он проявил более чем праздный интерес к фермерству. Его обширные земли здесь, на Лернаусе, были по сути своей экспериментальными участками. Она подняла взгляд и неприкрыто стала его разглядывать. Квадратные плечи подчеркивали узкую поясницу Тега Значит, он до сих пор поддерживает форму. Это длинное лицо, резкие черты которого формируются рельефной костью: типично атридесовское. Тег встретил ее взгляд, как он делал это всегда — требуя внимания, но открытый всему, что может сказать Верховная Мать. Его узкий рот приоткрыт в легкой усмешке, обнажая ровные и светлые зубы.
   «Он понимает, что мне не по себе! — подумала она. — Проклятье! Он почти столько же времени слуга Ордена, как и я».
   Тег не подкидывал ей наводящих вопросов. Его поведение оставалось безупречным, странно отстраненным. Она напомнила себе, что это вообще характерно для ментатов, никаких других выводов из этого не следует.
   Тег резко встал и прошел к серванту слева от Таразы. Он повернулся, скрестил руки на груди, и откинувшись на сервант, доглядел на нее.
   Таразе пришлось повернуть кресло, чтобы оказаться лицом к нему. Черт его подери! Тег не собирался облегчить ее задачу. Все Преподобные Матери отмечали — трудно заставить Тега присесть во время разговора. Он предпочитал стоять, плечи напряжены с военной жесткостью, взгляд устремлен вниз. Немногие Преподобные Матери достигали его роста — более двух метров. Эта его привычка стоять — на чем сходились все аналитики — была способом Тега (может быть бессознательным) выражать протест против своего подчинения Ордену. Ни в чем другом, однако, этот протест не сказывался. Тег всегда был самым надежным военачальником, когда-либо состоявшим на службе Ордена.
   Несмотря на кажущуюся простоту, главные связующие силы этого многообщественного мироздания взаимодействовали достаточно сложно, и надежные военные командующие ценились даже не на вес меланжа, а во много раз больше. Религиозная и мирская память об имперской тирании всегда фигурировали в переговорах, но все, в конечном итоге, определяла экономика, и военную монету можно было учесть на чьем угодно арифмометре. Это присутствовало во всех переговорах и будет присутствовать до тех пор, пока торговую систему движет необходимость получения особенных товаров (таких, как спайс и продукты технологии Икса), необходимость в специалистах (таких как ментаты и доктора Сакк) и все другие заземленные нужды для которых существует рынок: рабочая сила, строители, инженеры, организующие жизнь, художники, экзотические удовольствия…
   Ни одна юридическая система не могла увязать такую сложность в единое целое, с очевидностью порождая еще одну необходимость — постоянную нужду в авторитетных арбитрах. Преподобные Матери естественно подходили на эту роль внутри экономической паутины, и Майлз Тег это знал. Он понимал также, что его вновь извлекают, как ходовую монету. Доставит ли эта роль ему удовольствие при переговорах — в расчет не бралось.
   — Похоже, у тебя здесь нет такой семьи, чтобы удерживать на месте, проговорила Тараза.
   Тег молчаливо это проглотил. Да, его жена умерла тридцать восемь лет на зад. Все его дети выросли и, за исключением единственной дочери, разлетелись из гнезда. У него много личных интересов, но не семейных обязанностей. Это верно.
   Затем Тараза напомнила ему о его долгой и верной службе Ордену, припомнила несколько заслуг. Она знала, что похвала мало на него подействует, но это открывало ей необходимый прямой путь к тому, что должно последовать.
   — Твое семейное сходство вполне оценено, — сказала она.
   Тег наклонил голову не больше, чем на миллиметр.
   — Твое сходство с первым Лито Атридесом, дедом Тирана, просто удивительно, — продолжала Тараза.
   Тег ничем не дал понять, что слышал или согласен. Это просто факт, нечто уже отложенное в его объемистой памяти. Он знал, что несет в себе гены Атридесов. Он видел изображение Лито I на Доме Соборов. До чего ж это оказалось странным, словно он смотрел на себя в зеркало.
   — Ты чуть повыше, — сказала Тараза.
   Тег продолжал пристально глядеть на нее.
   — К черту все это, башар, — сказала Тараза, — разве ты не можешь мне, по крайней мере, постараться помочь?
   — Это приказание, Верховная Мать?
   — Нет, это не приказание.
   Тег медленно улыбнулся. Сам факт, что Тараза позволила себе у него на глазах такой взрыв, говорил ему очень о многом. Она не поведет себя так с людьми, к которым относится с недоверием. И она, наверняка, не позволит себе такой эмоциональный всплеск перед человеком, которого считает просто-напросто мелким подчиненным.
   Тараза опять откинулась в своем кресле и широко улыбнулась Тегу.
   — Ладно, — сказала она. — Ты развлекся. Патрин сказал, что ты будешь очень недоволен, если я призову тебя назад, к исполнению долга. Уверяю тебя, что это критически важно для наших планов. — Для каких планов, Верховная Мать?
   — На Гамму мы выращиваем гхолу Данкана Айдахо. Ему почти шесть лет, он доспел до обучения военному делу.
   Тег позволил своим глазам чуть раскрыться.
   — Это будет для тебя действительно утомительной работой, — сказала Тараза, — но я хочу, чтобы ты взялся за его подготовку и защиту как можно скорее.
   — Мое сходство с герцогом Атридесом, — проговорил Тег. — Вы воспользуетесь мной, чтобы пробудить его исходную память.
   — Да, через восемь-десять лет.
   — Так долго! — покачал головой Тег. — Почему Гамму?
   — Его наследственность — прана-бинду — изменена Бене Тлейлаксом, согласно нашему заказу. Его рефлексы соответствуют по скорости любому, рожденному в наше время. Гамму… истинный Данкан Айдахо родился и вырос там. Из-за перемен в его клеточной наследственности мы должны поддерживать все остальное как можно ближе к первоначальным условиям.
   — Зачем вы это делаете? — это была интонация ментата, требующего данных для осмысления.
   — На Ракисе обнаружена девочка, способная управлять червями. У нас там будет, как использовать гхолу.
   — Вы их скрестите?
   — Я призываю тебя не как ментата. То, что нам нужно — твои воинские таланты и сходство с Лито I. Ты знаешь, как восстановить исходную память, когда придет время.
   — Значит, на самом деле вы возвращаете меня на службу в качестве дядьки-мечевластителя.
   — По-твоему, это понижение для того, кто некогда был Верховным Башаром всех наших сил?
   — Верховная Мать! Ты приказываешь — я повинуюсь. Но я не приму этого поста без полного подчинения мне всех оборонных систем Гамму.
   — Это уже устроено, Майлз.
   — Ты всегда знала, как работает мой ум.
   — Я всегда была убеждена в твоей верности.
   Тег оттолкнулся от серванта и секунду стоял в размышлении.
   — Кто предоставит мне всю информацию?
   — Беллонда из Архивов, точно так же, как и прежде. Она снабдит тебя шифром, чтобы обеспечить безопасную связь между нами.
   — Я дам тебе список людей, — сказал Тег, — старые соратники и дети некоторых из них. Я хочу, чтобы все они уже ждали на Гамму, когда я туда прибуду.
   — Ты не думаешь, что некоторые из них откажутся?
   Его взгляд сказал: «Не будь дурочкой!?
   Тараза хмыкнула и подумала: «Это то, чему давние Атридесы нас накрепко научили — как производить тех, кто внушает высочайшие преданность и верность к себе».
   — Набором займется Патрин, — сказал Тег, — он, я знаю, не примет звания, но должен будет получать полное жалованье и почести подполковника. — Ты, конечно, будешь восстановлен в звании Верховного Башара, сказала она. — Мы…
   — Нет. У вас есть Бурзмали. Не надо ослаблять его, ставя над ним прежнего командира.
   Она секунду пристально изучала его взглядом и наконец произнесла:
   — Мы еще не назначили Бурзмали…
   — Я хорошо об этом знаю. Мои прежние товарищи держат меня полностью в курсе политики Ордена. Но я и ты. Верховная Мать, мы знаем, что это только вопрос времени: Бурзмали — лучший.
   Она могла это только принять. Это было больше, чем оценка военного-ментата. Это была оценка Тега. Ее потрясла другая мысль.
   — Значит, ты уже знал о нашем споре на Совете? — обвиняюще проговорила она. — И ты позволяешь мне…
   — Верховная Мать, если б я думал, что вы пытаетесь произвести на Ракисе чудовище, я бы так и сказал. Вы принимаете свои решения, а я свои.
   — Черт тебя подери, Майлз, мы слишком долго были вдали друг от друга, — Тараза встала. — Я чувствую себя спокойнее просто от сознания, что ты опять в упряжке.
   — Упряжка, — сказал он. — Да. Дайте мне должность башара по особым поручениям. Таким образом, когда весть об этом дойдет до Бурзмали, не будет глупых вопросов. Тараза извлекла пачку ридуланской бумаги из-под своей абы и протянула ее Тегу.
   — Я уже все это подписала. Сам впиши свое звание. Все остальные предписания, подорожные и так далее здесь. Все приказы тебе отдаю лично я. Мне ты и будешь повиноваться. Ты ведь МОЙ башар, понимаешь?
   — Разве я не был им всегда? — спросил он.
   — Сейчас это намного важнее, чем раньше. Храни этого гхолу в безопасности и хорошо его тренируй. Он на твоей ответственности. Я поддержу тебя в этом против кого угодно.
   — Я слышал, на Гамму настоятельницей Шванги.
   — Против кого угодно, Майлз. Не доверяй Шванги.
   — Понимаю. Ты отобедаешь с нами? Моя дочь приготовила…
   — Прости меня, Майлз, но мне как можно скорее надо возвращаться. Я сразу же пришлю Беллонду.
   Тег вышел с ней из дома, перекинулся несколькими милыми словами со своими старыми учениками и проводил их. На дорожке стоял их наземный бронетранспорт, одна из новых моделей, явно привезенная с собой. Его вид вызвал у Тега тяжелое чувство.
   НЕОТЛОЖНОСТЬ!
   Тараза прибыла лично — сама Верховная Мать стала собственной рассыльной, понимая, как много это ему поведает. Тег, отлично знакомый с образом действий Ордена, действительно понял из этого очень важную вещь: спор в Совете Вене Джессерит зашел намного дальше, чем предполагали его осведомители.
   «Ты — МОЙ башар».
   Тег поглядел на пачку оставленных Таразой предписаний и поручительств, скрепленных ее печатью и подписью. Подразумеваемое этим доверие накладывалось на все другое, понятное ему, и немало добавлявшее к его беспокойству.
   «Не доверяй Шванги».
   Он убрал бумаги в карман и отправился на розыски Патрина. Патрина надо будет проинструктировать, да и успокоить тоже. Надо обсудить с ним, кого привлечь к этому заданию. Он начал мысленно составлять список. Опасные обязанности впереди. Для этого требуются самые лучшие люди. Проклятье! Надо полностью ввести Фируса и Димелу в курс управления имением. Так много мелочей! Размашисто шагая к дому, он почувствовал, как участился его пульс. Проходя мимо вахтенного по дому, одного из своих бывших солдат, Тег заметил:
   — Мартин, отмени все назначения на сегодня. Разыщи мою дочь и передай, чтобы пришла в мой кабинет.
   Сообщение разошлось по дому, было передано на все имение. Слуги и семья, знавшие, что сама Верховная Мать только что лично беседовала с Тегом, автоматически подняли защитный экран, чтобы ничто не отвлекало Тега. Его старшая дочь Димела резко его перебила, когда он попытался перечислить все подробности, необходимые для проведения в жизнь его экспериментальных фермерских проектов. — Отец, я не малое дитя!
   Они были в небольшой теплице, пристроенной к его кабинету, остатки обеда Тега оставались на уголке рабочего стола. Записная книжка Патрина засунута между стеной и обеденным подносом.
   Тег пристально поглядел на дочь. Димела пошла в него внешностью, но не ростом. Слишком угловата, чтобы быть красавицей, но жена из нее вышла хорошая. У них уже трое чудесных детей, у Димелы и Фируса.
   — Где Фирус? — спросил Тег. — Руководит перемещением Южной фермы.
   — О, да, Патрин упоминал об этом.
   Тег улыбнулся. Он был очень доволен, что Димела отвергла Орден, предпочтя выйти замуж за Фируса, коренного жителя Лернауса, и остаться в свите своего отца.
   — Я знаю только, что они опять призывают тебя на службу, — сказала Димела. — Это опасное назначение?
   — Ну, знаешь ли, ты говоришь в точности, как твоя мать, — заметил Тег. — Значит, это опасно! Черт их побери, неужели ты недостаточно на них потрудился?
   — Очевидно, нет.
   Она направилась к выходу как раз тогда, когда на дальнем конце теплицы показался вошедший Патрин. Тег услышал, как она на ходу обратилась к нему:
   — Чем он старше становится, тем больше сам уподобляется Преподобной Матери.
   — А чего еще она могла ожидать! — подивился Тег. Сын Преподобной Матери, отец — мелкий чиновник КХОАМа, он вырос в доме, который жил в ритме Ордена. С раннего возраста он ясно видел, как верность его отца межпланетной торговой сети КХОАМа исчезает, если у матери бывали возражения.
   Этот дом был домом его матери, до самой ее смерти менее года назад. Через год после смерти отца. На всем вокруг сохранился отпечаток ее вкусов. Патрин остановился перед ним.
   — Я за своей записной книжкой. Ты дописал в нее имена?
   — Несколько. Тебе лучше сразу этим заняться.
   — Да, сэр! — Патрин принял молодцеватый вид и зашагал обратно тем же путем, которым пришел, похлопывая записной книжкой по ноге.
   «Он тоже это ощущает», — подумал Тег. Тег снова огляделся вокруг. Этот дом так и оставался местом его матери. После стольких лет, прожитых здесь, выращенной им здесь семьи! И все равно — ее дом. О, да, он построил эту теплицу, но этот кабинет был прежде ее личной комнатой.
   Жанет Роксбро из лернаусских Роксбро. Меблировка, отделка — во всем эта комната по-прежнему принадлежит ей. Тег с женой заменили несколько неважных деталей, но суть Жанет Роксбро оставалась. В ее происхождении, никаких сомнений, кровь Рыбословш. Какой же огромной ценностью она была для Ордена! Странно то, что она вышла замуж за Лоше Тега и прожила здесь всю свою жизнь. В голове не укладывается — пока не поймешь, насколько далеко, на поколения вперед, составлены Программы выведения Бене Джессерит.
   «Они опять это сделали, — подумал Тег. — Все эти годы они продержали меня за кулисами именно для нынешнего момента».

Глава 5

   Разве все эти тысячелетия религия не предъявляет патент на творение?
   Тлейлаксанский Вопрос, из речений Муад Диба.
   Воздух Тлейлакса был кристаллиновым, скованным той неподвижностью, что частично возникала от утреннего морозца, а частично — словно сама жизнь выжидающе затихала там, за окном, во граде Бандалонге, жизнь приникшая и плотоядная, которая не шелохнется, пока не воспримет его личного сигнала. Махай, Тилвит Вафф, Господин Господинов любил этот час больше любого другого времени дня. Сейчас, когда он глядел в открытое окно, город Принадлежал ему. Бандалонг очнется к жизни только по моему повелению», говорил он себе. Страх, улавливаемый им там, был его опорой в любой ситуации, которая могла возникнуть в этом огромном инкубаторе жизни: здесь зародилась цивилизация Тлейлакса и затем далеко распространила свою мощь.
   Они, его подданные, ждали этого времени многие тысячелетия. Теперь Вафф смаковал этот момент. Через все дурные времена Пророка Лито II (не Бога Императора, но Посланца Господня), через все время Голода и Рассеяния, через все болезненные поражения от рук меньших творений, через все муки, Тлейлакс терпеливо копил силы для этого момента. «Мы достигли нашего времени, о, Пророк!?
   Город, расстилавшийся под его высоким окном, виделся ему символом, крупной меткой на странице тлейлакса некого атласа. Другие планеты, другие великие города, взаимосвязанные, взаимозависимые, преданность которых сводится к этому центру — к Богу Ваффа и его городу, ожидают сигнала, который — все они знают — должен скоро последовать. Двойные силы Танцоров и Машейхов, готовясь к космическому броску, сконцентрировали свою мощь.
   Тысячелетние ожидания вот-вот завершатся.
   Вафф думал об этом как о «долгом начале».
   Да. Он кивнул себе, глядя на приникший город. С самой начальной стадии, с бесконечно малого зародыша идеи правители Бене Тлейлакса понимали опасности столь огромного плана — всеобъемлющего, хитросплетенного, тонкого. Они изведали необходимость проходить по самому краешку катастрофы, терпеть то и дело разящие потери, подчиненность и униженность. Все это, и намного больше, делалось для сотворения особого образа Бене Тлейлакса. За тысячелетия притворства они сотворили миф.
   — Греховные, отвратительные грязные тлейлаксанцы! Глупые тлейлаксанцы! Предсказуемые тлейлаксанцы! Импульсивные тлейлаксанцы!
   Даже креатура Пророка пала жертвой этого мифа. Пленная Рыбословша стоя в этой комнате, кричала на тлейлакса некого Господина:
   — Долгое притворство создает реальность! Ты и в самом деле греховен! Вот они и убили ее, и Пророк ничего им не сделал.
   Лишь немногие среди всех чуждых миров и людей понимали сдержанность тлейлаксанцев. Порывистость? Они еще передумают после того, как Бене Тлейлакс покажет, сколько тысячелетий был способен ждать своего господства.
   — Спаннунгсбоген!
   Вафф покатал это древнее слово по языку: «Натяжение лука!» Как далеко ты натягиваешь лук перед тем, как выпустить стрелу. Эта стрела войдет глубоко!
   — Машейхи ждали больше, чем кто-либо другой, — прошептал Вафф. Здесь, в своей крепкой башне, он осмелился произнести это слово вслух только для самого себя: «Машейхи».
   Крыши под ним мерцали в восходящем солнце. Он услышал, как начала шевелиться жизнь в городе. Сладостная горечь запахов Тлейлакса потянулась в воздухе к его окну. Вафф глубоко вдохнул и закрыл окно.
   Он почувствовал себя обновленным после этого момента одинокого наблюдения. Отвернувшись от окна, он облачился в белое одеяние-хилат почета, перед которым обязан склоняться весь Домель. Длинный хилат полностью скрыл его короткое тело, вызвав у него отчетливое чувство, будто он облачился в доспех.
   — Мы — народ Ягиста, — напомнил он своим советникам всего лишь вчера вечером. — Все остальное — пограничные области. Мы с единственной целью все эти тысячелетия лелеяли миф о наших слабости и темных кознях.
   Девять его советников, сидевших в глубокой сагре без окон под защитным полем не-пространства, улыбнулись тогда, молчаливо одобряя его слова. По суду гуфрана, они понимают. Сцена, на которой тлейлаксанцы определяли свою судьбу, всегда была для них кехлем с его законом гуфрана. Так надлежало, чтобы даже Вафф, самый могущественный из всех тлейлаксаицев, не мог покинуть свой мир, быть впущен в него заново, не пройдя обряда самоуничижения через гуфран, прося прощения за контакты с невообразимыми грехами неверных. Даже самого сильного способно запятнать общение с повиндой. Хасадары, надзирающие за всеми границами Тлейлакса и охраняющие женщин Селамлика, вправе подозревать даже Ваффа. Он — один из людей Кехля, но все равно должен подтверждать это всякий раз, когда покидает и возвращается в родной мир — и, разумеется, всякий раз, когда входит в селамлик для пожертвования своей спермы.