Я кивнул.
   — Так как это звучит для вас, Маккарти?
   Я пожал плечами: — Это не совсем то, что я имел в виду. Я хочу быть назначенным в Научный Центр здесь. Я хочу закончить работу, которую начал с образцами.
   Валлачстейн жестом отмел это: — Не беспокойтесь. Пусть кто-нибудь из нажимателей кнопок у Молли играет с этой чепухой. Мы захватываем такие вещи каждый раз, когда находим гнездо. Единственная причина, по которой мы все еще собираем их, это так занять секцию доктора Партридж, чтобы они не могли впутаться где-нибудь еще. До сих пор это срабатывало. Мы держим человека в ее секции, чтобы сообщать нам, когда прибывает что-нибудь интересное. Мне кажется, вы знакомы с ним. Кстати, весьма хороша работа, доказывающая, что хторры живут под красным солнцем.
   — Благодарю вас. Но она не закончена.
   Он покачал головой: — Это неважно. Это образцы неважны.
   — Что?! Тогда почему нас привезли срочным рейсом?
   — А вы догадайтесь. Что вы доставили?
   — Тысяченожек. Растения. Соскобы.
   — Чепуха. У нас уже были такие образцы.
   — … яйца хторров!
   — М-м-м. Может быть. Узнаем, когда они вылупятся. — Это явно не произвело на него впечатления. — А что еще? Что вы привезли ценой в пятьдесят тысяч кейси?
   — О! — Коробочка. Микрочип памяти.
   Валлачстейн кивнул: — Все остальное было просто прикрытием. По правде говоря, я хотел, чтобы вы их забыли.
   — Что? Почему?
   — Оглянитесь, видите этот город? Он выглядит живым, правда? Ошибаетесь. Он слишком велик. Его нельзя поддержать. Нам не нужны эти люди. Он рухнет — это всего лишь вопрос времени.
   — Я думал, что правительство хочет вернуть людей в города.
   — Они и занимается этим. Но с военной точки зрения это плохая идея. Что если начнется еще одна чума? Мы снова потеряем все. Мы не можем рисковать. Нет, мы более чем когда-либо убеждены в необходимости децентрализации, особенно наших лабораторий. Я хочу, чтобы каждая часть в стране изучала хторров независимо. Мы должны полностью восстановить нашу сеть к концу следующего месяца и вы будете в двусторонней связи с каждым, кто работает одновременно с вами. Я обещаю вам это. Вы будете на связи с лучшими нашими головами.
 
   — Я не понимаю, — сказал я. — Утром я был для вас всего лишь занозой в заднице. Раздражением. Что изменилось?
   — Мы поняли, как уравновесить активы и пассивы, вот и все.
   — Да?
   Он вежливо улыбнулся: — Вы не глупы, Маккарти. Когда сидите за терминалом. Но иногда вы не замечаете, что у вас под носом. Мне казалось, что теперь вы понимаете.
   — Что ж, не понимаю.
   — Похоже на то. Вы особо ценны. Вы знаете нечто, что никто не знает. Вы знаете, что иногда бывает четыре хторра в гнезде.
   — Но никто мне не верит.
   — Я верю, — сказал он. — И еще много людей. Очень важных людей.
   — Что?
   — Этот блок памяти. На вас был шлем, помните?
   Прошла секунда, пока до меня дошло, о чем он говорит. — Но… Обама сказала, что блок сдох…
   — Она защищала вас. Она не знала, важно это или нет. Она не могла оценить коллизию самостоятельно. Поэтому она передала блок по нестандартному каналу. Вы доставили его сами.
   — Вы смотрели его?…
   Он кивнул: — Все мы смотрели. И запись дознания. Хторр весьма страшен.
   Некоторое время я не мог перевести дыхание.
   — Вы в порядке?
   — Нет, — сказал я. Я смотрел на него. Чувствовал, как бьется сердце. — Мне надо знать. Что показал блок? Мог ли я… успеть? То-есть, мог ли я спасти Шоти?
   Он ответил тихо: — Да.
   Я словно врезался в стену вины. Я сполз на пол, на колени. Мне было слишком больно, чтобы плакать. Я уперся в ковер руками, чтобы поддержать себя. Я чувствовал, что падаю. Голова горела, я был словно в западне. Меня тошнило. Желудок отяжелел и дергался. Я хотел умереть…
   Я пришел в себя плача, уткнувшись в колени Валлачстейна. Он осторожно похлопывал по моему лицу прохладным мокрым полотенцем. Увидев, что я открыл глаза, он отложил полотенце. Мягко потрепал по волосам. — Как ты чувствуешь себя, сынок?
   — Погано. — Слезы еще катились по щекам.
   — Хорошо. Так ты и должен чувствовать. — Он продолжал гладить меня по волосам. Хотелось, чтобы это продолжалось. Это совсем не казалось странным.
   — Я хочу домой, — сказал я. — Я хочу покончить с этим! Я не желаю так! — Я снова плакал. — Я хочу, чтобы мама сказала мне, что снова все хорошо!
   — Да, — сказал Валлачстейн. — Я тоже хочу.
   Тогда я начал смеяться. Слишком больно было снова плакать. Я мог только смеяться.
   И плакать.
   А потом снова смеяться.
   Валлачстейн снова вытер мне лицо влажным полотенцем: — Как ты теперь себя чувствуешь?
   — Лучше. Спасибо. — Я понял, как странно должна выглядеть эта сцена, и почувствовал себя неуютно. Попытался встать. Он удержал меня, потом сказал: — Ладно, вставай. Я хочу поговорить с тобой.
   — Да, сэр. — Я встал.
   — Мы знаем теперь, что что-то происходит с хторрами последние семь-восемь недель. Мы начали терять команды и не понимали, почему, просто они уходили на гнездо и не возвращались.
   У нас были предположения, но не было доказательств, поэтому мы выслали
   команды с камерами и радио. Потеряли две и все еще ничего не знали. Ваша команда — первая, которая вернулась. Ваш клип — нужный нам ответ. Мы уже обнаружили еще два гнезда с четырьмя хторрами. Оба нейтрализованы. Мы уже изменили наши процедуры. Вы спасли множество жизней.
   — Хотелось бы, чтобы об этом сказали раньше.
   Валлачстейн снова вытер мне лоб полотенцем. — Я думал, что вы должны были пересмотреть свои действия, после того, как прибыли, и найти ответ сами. Мы не были уверены в том, какого сорта клоуны вы с другом. Мы все еще не уверены в вашем друге, но он занят чем-то и держится в стороне, и мне кажется, что я по крайней мере должен быть ему за это благодарен. Возможно, я мог бы найти для него чего-нибудь, где он не мог бы натворить много хлопот.
   Я пропустил все мимо ушей. Это ничего не меняло. — Я не спас Шоти.
   — Верно. Он мертв, — ответил Валлачстейн, — и, похоже, таким и останется.
   Я сел и глянул на него: — Весьма бездушно.
   — Знаю, что это так выглядит, — сказал он. — Форман был прав относительно тебя.
   — Форман?
   — Как ты думаешь, о чем было интервью? Я хотел знать твое отношение к уничтожению хторров и насколько искренним я могу быть с тобой.
   — Что он сказал?
   — Что я должен сказать тебе всю правду и ничего больше. Он предупредил, что ты тяжело воспримешь ее.
   — В самом деле?
   — Да. — Он улыбнулся. — Ну и как, ты хочешь эту работу?
   — Не знаю. Я снова буду на передовой?
   — Тебе также повысят звание.
   — Насколько?
   — До лейтенанта.
   — Вы шутите.
   — Хотел бы. Только офицеры привлекаются к этим исследованиям. Поэтому, если мы хотим добавить члена команды, нам надо сделать его офицером.
   — Я могу оставаться «прикомандированным гражданским персоналом»?
   Он покачал головой: — Никакой невоенный персонал не допущен к операциям секции слежения. Так каков твой выбор?
   — У меня есть время немного подумать?
   — Ответ мне нужен сегодня вечером. Поэтому мы пришли к тебе так поздно. Нам надо было принять некоторые решения. Некоторые из них вызваны событиями этого утра. И ты — тоже часть этих решений. Мне пришлось выкручивать руки, чтобы взять тебя на борт. Теперь либо бери ее, либо уходи.
   — Что если я уйду? Тогда что?
   — Не знаю. Мы найдем для тебя, что делать. Я обещаю, что это тебе не понравится.
   — Поэтому у меня нет настоящего выбора, правда?
   Он выглядел одновременно раздраженным и извиняющимся: — Сынок, у меня нет времени для игр. Идет война. Ты хочешь участвовать в ней или нет?
   Я глянул ему в лицо: — Да, хочу — просто я не получаю прямых ответов, поэтому вы понимаете, что я слегка скептичен?
   Он не ответил. Он сказал: — Ты берешь работу?
   — Вы сделаете меня старшим лейтенантом?
   Он мигнул. Потом засмеялся: — Не дави на меня так сильно. Ладно, пойду на старшего. Но не согласен на капитана. — Он огляделся: Ты не выбросил Библию? Нет, вот она. Встань. Протяни свою правую руку. Повторяй за мной…

32

   Я закончил процедуру, стоя с винтовкой в руках и с чувством дежа-вю.
   Это была винтовка АМ-280 с настраиваемым лазерным прицелом. Выходной луч шел в далеком ультрафиолете и, чтобы увидеть его, надо было надеть видео-шлем с окулярами, сфокусированными на сетчатке. Винтовка стреляла высокоскоростными пачками игл, по восемнадцати в пачке, три тысячи выстрелов в минуту. Вы наводили луч на цель и нажимали спуск. Пачки игл вырезали дыры в стальной двери. Говорили, что с помощью 280-й можно разрезать человека пополам. Мне не хотелось бы попробовать.
   Я держал винтовку и смотрел на нее. Во рту было кисло. Я верил Дюку и Обаме, а кончил с факелом в руках и Шоти на другом конце. У меня осталось плохое чувство к оружию. Я восхищался технологией. Но меня беспокоило применение.
   Лейтенант пододвинул ко мне два ящика на стойке: — Подпишитесь здесь, что получили винтовку и патроны.
   Я поднял палец: — Минутку. Кто научит меня владеть ею?
   — Ничего не знаю об этом.
   — Тогда я не стану подписывать.
   — Как хотите. — Он пожал плечами и начал отворачиваться.
   — Постойте. Этот телефон защищен?
   — Вам нельзя им пользоваться.
   — Проехали. Это бизнес компании.
   Он было открыл рот, но потом передумал и пододвинул телефон. Я сунул в него карточку и набрал номер, данный мне Валлачстейном.
   Линия пискнула, переключаясь в кодированный режим, и трубку поднял Валлачстейн: — Джо в Дели. Его нет здесь.
   — Дядя Айра?
   — Говорите.
   — У меня проблема.
   — Расскажи.
   — Я не воэьму оружие.
   — Почему?
   — Похоже, никто не знает, кто отвечает за мое обучение.
   — Не беспокойся об этом…
   — Я беспокоюсь.
   — … тебе не придется им пользоваться. Оно напоказ.
   — Извините, сэр, это не очень хорошо.
   — Слушай, сынок, У меня нет никого свободного, чтобы научить тебя этой штучке до сегодняшнего обеда. Я хочу только, чтобы ты стоял там и выглядел как солдат. Я прослежу, чтобы ты прошел полный курс подготовки до конца недели.
   Я было хотел протестовать, но вместо этого сказал: — Могу я получить это в письменном виде?
   На другом конце линии наступила тишина. Потом он медленно сказал: — В чем дело, сынок?
   — Ни в чем, сэр. Но это похоже на то, что я вам говорил прошлой ночью. Я никому и ни в чем не верю больше на слово.
   Он вздохнул. Я почти видел выражение его лица. Хотел бы я знать, что было бы, если б я пересилил себя. Он сказал: — Я занесу это в ваше личное дело. Вы можете сегодня днем поупражняться сами.
   — Благодарю вас.
   — Хорошо. — Он закончил разговор.
   Я повесил трубку и повернулся к лейтенанту: — У вас есть руководство для этой штуки?
   Он глядел кисло: — Ага. Где-то валяется. Подождите минутку. — Он исчез в задней комнате и вернулся с тонким буклетом, бросив его на стойку. — Что-нибудь еще?
   — Нет, спасибо. — Я положил книжицу в чехол вместе с винтовкой и двумя коробками обойм и застегнул. Подписал квитанцию и подхватил шлем.
   Когда повернулся уходить, лейтенант сказал: — Я верю, что вы лейтенант, не больше, чем во все другие истории, что слышал о вас.
   Я встретил его взгляд: — Мне все равно. Не мое дело — во что вы верите.
   Я вышел, бросил винтовку со шлемом в багажник и запер его. Вместо того, чтобы вернуться в бараки, я вытащил из бордачка план базы и поискал место для тренировки. Полигон располагался на северном конце лагеря. Дорога занимала десять минут — пришлось долго объезжать.
   Когда я приехал, там не было никого. Хорошо. Мне нужно уединение. Я распаковал винтовку и уселся в машине, держа ее на коленях и читая руководство. Я включил оба предохранителя и поупражнялся заряжать и разряжать ее. Пустой магазин выбрасывался автоматически. Полный вставлялся на место так же легко, как кассета в магнитофон. Хорошо.
   А теперь, как работает лазерный прицел?
   В соответствии с руководством лазер случайным образом переключал частоту каждую десятитысячную долю секунды в различные точки спектра, но всегда вне границ видимого света. Лазер должен высвечивать свои микросекундные вспышки интервалами случайной длительности. Не было регулярности ни в частоте выходного луча, ни в его структуре. Только видеошлем, подключенный к винтовке, мог проследить за мириадами бесконечно-малых пакетов когерентного света. Надевший его мог видеть лазер, как постоянный луч. Никто другой, в защитных очках или без, вообще не мог его видеть, кроме, может быть, случайных подпороговых вспышек. Идея была в том, чтобы воспрепятствовать вражеским снайперам засечь конец луча. Без специального оборудования выследить его было невозможно.
   Потом я попробовал шлем.
   Я словно заглянул в ад. Я уставился в пылающий, эфирный мир, расцвеченный во все оттенки красного и серого. Сенсоры шлема сканировали спектр от ультрафиолетового конца до инфракрасного, потом картинка оцифровывалась и назначались новые значения цвета, синтезированное изображение проектировалось прямо на сетчатку. Умно. Но глаза болели. Должно быть, следовало привыкнуть.
   Я настроил спектр цвета и уменьшил яркость изображения. Теперь сцена стала
   многоцветной, но отдельные объекты — нет. Каждое здание, дерево, автомобиль или что-нибудь было оттенками лишь одного доминирующего цвета — розового, зеленого, голубого. Горизонт и далекий ландшафт представлялись слоями пурпурного и серого, более близкие объекты выступали полупрозрачной, почти пылающей пастелью. Они словно наплывали на тусклый фон. Теней не было.
   Это были сверхъестественные и невероятные образы. Мир был одновременно знакомым и сюрреальным. Я мог опознавать объекты, я мог в них видеть больше деталей, чем невооруженным взглядом, но в то же время в этом призрачном сумеречном ландшафте у всего была мерцающая аура.
   Я поглядел на руки: они были бледные, почти отдающие зеленым. Действительно, все тело казалось зеленоватым. Интересно, у всех людей такой цвет?
   Я выбрался из машины и медленно повернулся, изучая мир вокруг меня, словно никогда не видел его прежде. И в этом смысле, действительно не видел. Наконец, с определенным чувством сожаления я вернулся в машину за винтовкой.
   Подсоединил кабель управления шлемом в гнездо винтовки и включил лазер.
   Ничего.
   Луча нет.
   Я выключил его. Снял шлем. Установил лазер на проверочную операцию. Включил. Яркий красный луч метался по полигону.
   Великолепно. Лазер действовал.
   Я переключил его на кодированную операцию и снова надел шлем.
   Ничего.
   Я снял шлем и дважды проверил батарейки и кабели. Похоже, все было в порядке. Я дважды проверил связь с винтовкой. Снова порядок. Хм. Опять надел шлем, подождал пока застынет изображение и включил луч. Если он и работал, то шлем это не показывал.
   Я выключил все и вернулся к руководству. Лишь несколько минут заняло найти соответствующую секцию. Крупными буквами было напечатано: «ВНИМАНИЕ: Убедитесь, что значения кодовых ключей на шлеме идентичны значениям кодовых ключей на винтовке.» Еще несколько минут заняло найти секцию о кодовых ключах — одинаковые панели находились на шлеме и на винтовке. Лазер посылал управляющий импульс в шлем каждый раз, когда включался. На винтовке и на шлеме были идентичные генераторы случайных чисел, но если они не начинали с одинакового стартового значения уставки кодовых ключей — шлем не мог следить за лазером, который постоянно переключался каждую десятитысячную секунды.
   Можно было использовать оружие без лазерного прицела, но с совсем иной степенью точности.
   Я установил кодовые ключи на шлеме и винтовке и опять надел шлем. Снова я стоял в центре сюрреального мира: серый ландшафт, населенный пылающей пастелью деревьев и зданий. Но на этот раз, когда я включил лазер, луч появился в виде светящейся полосы, обладающей всеми цветами одновременно: розовый, зеленый, белый, голубой, желтый, красный — он мерцал по спектру быстрее, чем глаз мог различить индивидуальные оттенки. Я видел лишь послеобразы, когда они размазывались один по другому и эффект восприятия цвета был невиданным мною доселе. Цвета были сильными и величественными. Луч словно бритвой резал перламутровый ландшафт. Я написал им свое имя на небе и увидел послеобраз в виде мерцающего пятна. Было ли это в моих глазах, в сенсорах или чем-то в процессе оцифровки? Все равно, жутко красиво.
   Можно легко пристраститься к чувственному восприятию иного мира. Слишком притягательно.
   Наконец, я остановился. Я больше не мог медлить. Вставил магазин в винтовку и выключил оба предохранителя. Тронул лучом один из стогов на другом конце поля. Нажал спусковой крючок.
   Кто-то толкнул меня в плечо и стог взорвался.
   Я включил оба предохранителя и поднял защитный щиток шлема.
   Да, стог взорвался.
   Предполагалось, что АМ-280 была без отдачи, но это было не так. Никакое оружие не бывает совсем без отдачи. Надо быть осторожным с автоматическим оружием, потому что оно может «навалиться» на вас. Это и случилось со мной здесь. Вместо того, чтобы пробить дыру в стоге, я сделал в нем вертикальный разрез.
   Я опустил защитный щиток, выключил предохранители и взорвал еще один стог. Я пробовал еще три раза, пока смог контролировать оружие достаточно хорошо, чтобы пробивать им дырки. Трюк был в том, чтобы сосредоточиться на конце луча и наклоняться на работающую винтовку, сдерживая ее. Я разрезал последние два стога просто, чтобы посмотреть, можно ли использовать винтовку, как топор. Можно. Прекрасно.
   Может, я даже смогу ею разрезать хторра пополам.
   Если не считать, что не знаю, представится ли мне такая возможность.
   Я вернулся в машину, положил винтовку в чехол и запер ее в багажнике, шлем тоже. Я ехал к баракам, чувствую себя до смешного счастливым. Словно я что-то доказал себе, хотя и не знал, что именно.

33

   Когда я вошел, на постели стоял ящик. Внутри была форма с соответствующими звездочками. Только одна. Предполагалось, что их будет две. Типичная армейская эффективность — в срок всегда выполняется только половина работы. Я достал ее и оглядел. Что-то вызывало во мне неясно тревожное чувство, и совсем не постэффекты пьянства прошлой ночи. Я выблевал большую часть алкоголя, прежде чем он успел попасть в мое кровяное русло, а «Протрезвин» нейтрализовал остаток до того, как он смог нанести мне реальный ущерб. Нет, это было нечто иное, но я не смог понять что. Я просто знал, что если не буду чувствовать себя правильно, надевая эту форму. Она досталась… слишком легко.
   Все еще размышляя, я повесил ее в шкаф.
   Я был в душе, когда ввалился Тед. Он даже не снял одежду, просто шагнул под душ и держал голову под струями.
   — Доброе утро, — сказал я.
   — О, — сказал он, — уже утро?
   — Немного поздновато. — Я вытолкал его из-под душа, чтобы прополоскаться. Он осел на стену.
   — Какой сегодня день?, — спросил он.
   — Воскресенье.
   — Какого года?
   — Все того же. — Я вышел из-под душа и схватил полотенце. Сейчас мне вообще не хотелось говорить с Тедом.
   Я был полуодет, когда он зашлепал из ванны за мной. — Эй, Джим, — начал он.
   — Что?
   — Я извиняюсь, что отсутствовал вчера вечером. То есть сегодняшней ночью. Или этим утром. Вещи просто ушли от меня, вот и все.
   — О.
   Ему следовало почуять мою холодность. — Слушай, ты должен понять — пытаясь установить некоторые связи, я делаю это для нас! И я их установил! Вчера я даже не был ни на одном заседании.
   — О. — Тогда он должен был пропустить сцену в конференц-холле. Я не стал спрашивать.
   — Нет. Я вел разведку.
   — Я убежден.
   — Слушай, это окупилось! Я получил назначение в Корпус Телепатии. Приступаю к обязанностям в среду. Мне должны поставить один из новых широкополосных имплантантов.
   — О, ужасно.
   — Правда, Джим! — Он схватил меня за плечи. — Перед чумой вступить в Корпус было Божьим Подарком или по меньшей мере именным актом конгресса. Теперь они в таком отчаяньи, что даже хотят отказаться от психологических тестов.
   — Их можно понять.
   — Нет, ты знаешь, что я имею в виду.
   Да, я знал. — Что ты еще сделал для нас?
   — Извиняюсь, Джим. Я поговорил о тебе, но ты не специалист. У меня образование электронщика. И я смогу путешествовать.
   Я оттолкнул его и направился к шкафу.
   — Послушай, это не все. Помнишь хторра, которого взяли живым?
   — Да?…
   — Ну, я посмотрел его прошлой ночью. Он изумителен!
   — О?…
   — Да, я встретил девушку, о которой ты рассказывал, Джиллианну! Ты был прав. Она действительно штучка! Потому меня и не было ночью. Я потратил ночь на нее. Она в этом проекте и взяла меня посмотреть не него. Действительно необычно. Было время кормления и…
   — Тед! Хватит!
   — Что?
   — Я не хочу слышать об этом, окей?
   Он глядел в замешательстве: — Ты уверен?
   — Уверен.
   Он вглядывался в меня: — Ты в порядке?
   — Все прекрасно.
   — Ты расстроился, что я не зашел за тобою, чтобы ты тоже посмотрел не него?
   — Нет, не расстроился.
   — … потому что если это так, Джимбо, я извиняюсь, но приглашение было на одного. Если понимаешь, что я имею в виду.
   Я оттолкнул его и начал одеваться.
   Он сказал: — Эй, у тебя тоже будет шанс. Они собираются показать его на конференции сегодня днем! Его повезут в отель прямо сейчас.
   Я игнорировал его. И открыл дверцу шкафа.
   — Эй!, — сказал Тед. — Ужасно! Они уже прислали мне форму! Великолепно! — Я отступил и он снял ее с вешалки: — Как я выгляжу? Лейтенант Теодор Эндрю Нэтениэл Джексон?
   — Э-э… — Я не стал спорить. Закрыл рот и вернулся в ванную причесаться.
   — О, выходи, Джон, не порть игру! Поздравь меня!
   — Поздравляю.
   — Похоже, ты не это имеешь в виду!, — запричитал он.
   — Извини. Я бы лучше спал прошлой ночью, зная, что ты помогаешь защищать Америку.
   — Ну, это твои проблемы.
   — Не сломай дверь, когда будешь уходить, — сказал я.
   Он не сломал.
   — Дерьмо, — сказал я.

34

   — Эта штука заряжена?
   Я поднял глаза. Говоривший был одним из эксцентрично выглядевших офицером, среди которых я оказался, с тех пор как вылез из чоппера.
   — Да, сэр. Заряжена.
   — Чей приказ?
   — Специальные Силы.
   Он покачал головой: — Извини, солдат. Не здесь. Это операция регулярной армии. — Тем не менее тон, которым он это сказал, означал настоящую армию.
   Я глянул на его полоски. — Майор, — сказал я, — я получил приказ стоять именно здесь, носить этот шлем и держать эту винтовку. Мне приказали делать это, потому что в клетке за этой занавеской есть большая пурпурно-красная гусеница — людоед. По теории, если тварь как-нибудь вырвется, предполагается, что я остановлю ее.
   Майор положил мне руку на плечо и подвел к углу сцены. Главный занавес был еще закрыт. — Сынок…. — тепло начал говорить он.
   — Не называйте меня «сынок». Я офицер.
   — Лейтенант, — сказал он холодно, — не будьте болваном. Я хочу, чтобы вы ушли со сцены, и другой дергунчик тоже. — Он показал на человека с винтовкой на другом конце сцены. Я обменялся с ним не более чем двумя словами. Я знал о нем лишь то, что его имя Скотт и что он заика.
   — Извините, сэр. Я не могу сделать это.
 
   — Послушай, дурак. По условиям устава конференции предполагается, что это полностью гражданская операция. Военные только оказывают дополнительную помощь и держатся очень низко. Я приказываю вам уйти со сцены.
   — Да, сэр. Вы дадите приказ в письменном виде, сэр?
   Он заколебался. Потом сказал: — Послушайте меня, стеклянные стены этой клетки покрыты напыленными кремниевыми монокристаллическими волокнами. Вы всерьез думаете, что это животное сможет проломиться сквозь такие панели?
   — Не имеет значения, что я думаю, сэр. Вы дадите мне свой приказ в письменном виде?
   — Кто ваш командир?, — нахмурился он.
   Я мог бы поцеловать его за вопрос. — Дядя Айра, — ответил я.
   — Понятно…. — сказал он медленно. Я почти видел, как перекатывались шарики в его башке. — То есть это его приказ?
   — Да, сэр.
   — Что ж, — ему хотелось что-то сказать, — … включите предохранители. Мне не нужны никакие инциденты.
   — Да, сэр.
   — Хорошо. Благодарю вас. Займите свой пост.
   Я вернулся к боку клетки. Как только майор покинул сцену, я снова выключил предохранители.
   Через несколько минут мимо прошла доктор Цимпф. Она бросила взгляд на меня, на лейтенанта на другом конце сцены и нахмурилась. На момент она исчезла позади сцены, а когда вернулась, направилась прямо ко мне.
   — Лейтенант?
   Я поднял защитный щиток: — Мэм?
   Очевидно, она не узнала меня в шлеме. Прекрасно. Она сказала: — Вы не против, если встанете за кулисами, где аудитория не сможет видеть вас?
   — Мне кажется, вы говорили, что эти твари опасны.
   — Я говорила и это действительно так. Но я хочу, чтобы вы не были на виду. Пожалуйста?
   Я обдумал это. — Конечно. Нет проблем. — И передвинулся. Она пошла поговорить со Скоттом на другом конце и он сделал то же самое.
   Доктор Цимпф помахала помощнику, им был Джерри Ларсон из секции Молли Партридж. Я удивился, что он делает здесь. Он помахал еще кому-то за сценой и лампы на ней переключились в тусклый красноватый цвет, а после нескольких замеров какими-то хитроумными светодатчиками доктор Цимпф была удовлетворена. Она кивнула Ларсену и тот с другим помощником начали отодвигать занавеси со стеклянной клетки с хторром.