Мэри положила дипломат на край стола из красного дерева и пошла к Джилу, на ходу снимая жакет. Она провела языком по своим и так влажным губам. У нее были широкие плечи и узкая талия, и этот контраст еще более подчеркивали ее простая белая шелковая блузка и темная юбка. Она подошла к нему, и Билл обхватил ее талию руками, кончики его длинных пальцев почти соприкасались. Ничего не говоря, она начала расстегивать блузку, под которой был розовый атласный бюстгальтер, высоко державший ее маленькую грудь. Маленькие груди были единственным изъяном ее фигуры, но сейчас они были красиво поданы, как сливы на блюде.
   Переполненный желанием, ощущая почти дурноту, Джил, не отрываясь, вбирал в себя красоту ее белой сияющей кожи.
   Она была как фарфоровая статуэтка, на белом нежном теле которой ее розовые губы, соски ее грудей и волосы на лобке выглядели как запретные сладости. Он так и не мог осознать этих противоречий в ней. Она была сильной, как мужчина, и независимой, но в то же время она абсолютно подчинялась ему. И, как всегда, она поняла, что он хочет, просто посмотрев ему в глаза.
   Она опустилась на колени, расстегнула его брюки, и взяла в рот весь его член как раз в тот момент его вожделения, когда боль и наслаждение слились воедино. Он был с ней груб, но ей это нравилось. Им обоим так больше нравилось. Это было частью того, что так возбуждало. Видеть ее вот так, стоящую на коленях на полу зала заседаний, полностью вобравшую в свой нежный розовый рот его член, видеть это было так же хорошо, как и чувствовать. И это тоже возбуждало. Но наивысшим возбуждающим моментом было то острое чувство опасности, которое он испытывал, когда брал ее в местах, где их в любую минуту могли застать: на заднем сиденье машины, в чужих спальнях во время приемов и на пляжах в разных уголках мира. Первый раз он взял ее в туалетной комнате самолета его корпорации, одним движением сделав ее своей любовницей и членом своего «высокого» клуба. Их связь всегда была окружена слухами и скандалами, и это тоже очень возбуждало. Джил хотел, чтобы его не только боялись, но и завидовали ему.
   Губы Мэри сделали свое волшебное дело. Она поднялась, и он снова обхватил ее за талию, поднял на стол и вздернул ей юбку. Джил смотрел на ее длинные ноги, обтянутые черными чулками. Он давно уже запретил ей носить колготы, и сейчас на ней был черный кружевной пояс. Он смотрел, как она встала на четвереньки, лицом к высоким часам Своннов так, что ее великолепная розовая задница была прямо перед его лицом. Он выпрямился. Мэри оглянулась через плечо, еще раз провела розовым языком по губам. Схватив руками ее мягкие округлые ягодицы, он глубоко вошел в ее ждущую плоть. Он сжимал ее крепко, почти жестоко. Все его чувства сосредоточились здесь, в конференц-зале, – на этой арене, где происходили баталии самых крупных компаний на Уоллстрит, – самой могущественной страны на земле. Он наклонился над ее спиной.
   – Ты хочешь? – проговорил он хрипло. Это были первые слова, произнесенные с момента их встречи.
   – Да. О, да.
   – Прямо здесь, на этом столе? За которым мы встречаемся с Джеймисоном и МакМэрдо и другими членами правления?
   Мэри простонала:
   – Да, Джил, я хочу.
   – И тебе хорошо?
   – Да.
   – Что, да?
   – Да, Джил, очень хорошо.
   Ее колени скользили по блестящей поверхности стола, и он подтянул ее назад и, крепко держа ее ягодицы своими сильными руками, насадил ее на свой член. Он раскачивал ее до тех пор, пока она не застонала. Тогда он на минуту остановился и нежно, но твердо, закрыл ей рот рукой.
   – Не шуми, – предупредил он. Другой рукой он взял дистанционное управление. – Знаешь, что я сейчас сделаю? – спросил он. Мэри беззвучно покачала головой. – Я вызову службу безопасности, и через три минуты они будут здесь.
   Мэри снова застонала, а он продолжал вонзаться в нее. Чтобы выдержать его животный натиск, Мэри старалась руками удержаться на столе. «Неплохо для мужчины в пятьдесят с лишним», – подумал он, при этом он дышал почти ровно.
   – Они постучатся через минуту, – сказал он. – Они придут и увидят, как я тебя беру вот здесь.
   В этот момент, как он и ожидал, она кончила. Она выгнула спину, принимая неистовые толчки Джила, крепко сжимая его, когда он входил в нее, отпуская, сжимая снова. Джил содрогнулся, кончая внутри ее, и глухо застонал. Он нажал пульт и снял вызов охранников.
   Когда бы Джил ни сравнивал своих двух жен, сомнений в том, кто лучше, не было. Во всех отношениях Мэри всегда занимала первое место. В то время как Синтия была холодна и зажата (Боже, за все годы их супружеской жизни она ни разу не брала его член в рот), Мэри была без всяких комплексов. В то время как Синтия ничего не понимала в бизнесе, Мэри стояла на высшей ступеньке класса бизнесменов. Он никогда не чувствовал себя одиноким, когда Мэри была с ним. Синтия была отвратительно домоседлива, а Мэри понимала все его нужды. Она знала, как он относится к своему «ягуару-ХКЕ». Ей даже нравилось, что он столько времени уделяет машине. И наконец, она никогда не ныла по поводу детей. Она понимала, что Джил был ее ребенком и что он один имел право на все ее внимание.
   Мэри ловко вылезла из-под него, соскользнула со стола и без слов оправила юбку и застегнула доверху немного смятую блузку.
   – Ты великолепен, – это было все, что она сказала.
   Джил внутренне улыбался, глядя, как Мэри приводит в порядок свою одежду, скрывая, таким образом, себя от всех окружающих. На какой-то миг он испытал чувство бешеной ревности к любому другому, кто мог когда-либо в прошлом обладать ею. Он хотел быть ее единственным мужчиной теперь и всегда. Он понимал, что это чувство было юношеским, даже примитивным, но это было то, что он испытывал. Его поразило, как сильно было это чувство, – он такого не ощущал уже много лет, с первых дней жизни с Синтией. Но он ведь относился так когда-то и к Синтии. Он вспомнил об этом и похолодел. Это было давно, в те дни, когда он уважал Синтию, боялся и уважал ее семью – семейство Своннов и Уиттеров. Но чувство это прошло, умерло давным-давно. Неужели и это чувство к Мэри пройдет тоже?
   Мэри увидела, что его лицо омрачилось, легонько провела пальцами по его вискам и улыбнулась так, как она улыбалась только ему, – с обожанием. Джил почувствовал, что и страх, и злость отступили.
   И вот Мэри стояла перед ним одетая. И трудно было поверить, что эта женщина, женщина, которую он только что взял вот на этом столе, будет помогать ему провернуть самое большое дело за всю его карьеру. Важно было, не только какие деньги он заработает, а то, что он будет знать и все на Уолл-стрит будут знать, что он, Джил Гриффин, отплатил этим маленьким желтым ублюдкам, которые начали посягать на его территорию, той же монетой. Как он презирал другие расы! Естественное и законное право осуществлять власть принадлежало ему. И его оскорбляло и глубоко возмущало, когда черные, или латиноамериканцы, или азиаты занимали высокие должности. Или, Что было еще хуже, вступали в интимную связь с белыми женщинами. И он знал, что в этом отношении он был похож на многих мужчин своего класса.
   Все зло будет исправлено этой сделкой.
   – Как насчет «Митцуи»? – спросил он Мэри. Она улыбнулась.
   – Да, мы распространили эту… – она замолчала, подыскивая нужное слово, – дезинформацию, – закончила она.
   – Ну, это должно удивить кое-кого. – Джил хитровато улыбнулся.
   Даже в его тщательно контролируемой организации существовала утечка информации. Это позволяло другим прокатиться на волне его успеха, который он создавал таким трудом. Но на сей раз никто больше не воспользуется ею. И может быть, потом он и ликвидирует утечку, хотя сейчас она ему будет на руку. На рынке нужно играть так, как большой актер играет на свою аудиторию, и тут все средства хороши: утечка информации, правдивой или ложной, сдерживание слухов или, наоборот, распространение их.
   – А наша истинная цель? – спросил он.
   – Рано еще говорить точно, но похоже, что «Дотцой энд Майбейби» подходит.
   Джил поджал губы. Возможно. И если так, то никто не выполнит подготовительную работу и не проверит все цифры лучше и тщательнее, чем Мэри, – как частым гребешком прочешет. Но Мэри почему-то нахмурилась.
   – Джил, ты должен что-то сделать со Стюартом Свонном. Я его не выношу. Меня в дрожь бросает от его взглядов, которые я иногда ловлю на себе.
   Джил кивнул.
   – Не беспокойся. Я позабочусь об этом. Мэри вынула что-то из своего дипломата.
   – И я опять получила конверт, Джил.
   Джил вздохнул и протянул руку. Этим анонимным запискам не стоило придавать значения. Состоятельные, преуспевающие, внешне привлекательные люди всегда являются объектом нападок. Он уже это объяснял Мэри. Но это был единственный недостаток ее характера – она слишком беспокоилась о своей репутации, о том, что о ней думали. В свое время скандал вокруг их любовной связи, получившей широкую огласку, переполнял ее чувством гордости, но скандальные заметки в газетах, появившиеся после их свадьбы, расстраивали ее. Джил считал, что ей следует быть выше этого. А она вместо этого прекратила свои выступления в профессиональных женских организациях и больше времени стала отдавать работе в организациях социальной помощи.
   Она протянула ему конверт для внутреннего пользования. Джил открыл его и вытащил вырезку из дешевой газетенки «Народ» или какой-то другой в этом роде. В вырезке была фотография с изображением печальной Элиз Атчинсон, в недалеком будущем бывшей жены Билла. Билл, казалось, был полностью одурманен девицей Ван Гельдер. Право, смехотворно. Он был просто ею одержим. Джил никогда бы не позволил себе испытывать такое к любой женщине, даже к Мэри. Он посмотрел на вырезку. Под фотографией Элиз была подпись: «Непостижимая Элиз Эллиот покидает похороны подруги». Поперек было написано: «Спросите своего мужа, чьи это были похороны. Спросите его, почему подруга мертва».
   Джил посмотрел прямо на Мэри, в ее голубые глаза. Он подумал, что она ждет его реакции. Но он ничего не испытывал – ни вины, ни угрызений совести и, уж конечно, никакой ответственности за самоубийство Синтии. Это был ее выбор. Выбор слабого, бесхарактерного человека, достойного презрения. Это не было неожиданностью для Джила. Он знал все ее слабости очень хорошо. Она всегда сдавалась первой, часто даже без борьбы.
   – Мы уже обо всем этом не раз говорили, Мэри.
   – Я знаю. Но мне так не по себе… Кто-то из сотрудников компании посылает мне эту чепуху.
   – Ну, ради Бога. Это ерунда. У нас ведь есть гораздо более важные дела. Но если ты будешь чувствовать себя от этого лучше, я поручу органам безопасности разобраться с этим.
   Джил еще раз посмотрел на фотографию Элиз и, думая о Билле, отметил про себя, что хорошо бы Элиз проявить большую твердость характера, оказавшись в той же неприятной ситуации, в какой в свое время была Синтия. Он обнял Мэри за плечи, и они вместе покинули зал заседаний, чтобы заняться другими делали.
   А у них за спиной старые часы семейства Своннов пробили пять.

4
ИСК ЧТО НАДО

   Бренда бесцельно бродила по мебельному отделу магазина «Блумингдейл», где были выставлены комплекты мебели для жилых помещений, и усиленно старалась не думать о еде и о предстоящей встрече с Морти и его юристом. Раньше она ходила по магазинам до тех пор, пока не валилась с ног от усталости, стараясь этим отвлечь себя от мыслей о пустоте ее супружеских отношений, но сейчас она себе это позволить не могла. Сегодня она уже кое-что купила – свитер для Анжи. Это дает ей хороший предлог навестить дочь, которая должна была вот-вот закончить работу и начать заниматься. Так что сейчас Бренда могла только смотреть. И притворяться.
   Анни предложила пойти с ней на эту встречу. Она знала, как Бренда нервничала, но Бренда отказалась. Она была бы рада поддержке, но слишком боялась того, что может быть сказано. Морти наверняка устроит сцену. Он может даже завести разговор о том, что ее отец сидел в тюрьме. Если дойдет до грязи, а это могло случиться, лучше не подвергать Анни этому испытанию. В отличие от Элиз и Анни она выросла не в загородном доме с мебелью в ситцевых чехлах с гофрированными оборками, где чувства сдерживались и не было ни крика, ни скандалов. Бродя по залу, Бренда увидела необыкновенно красиво обставленную спальню в стиле старого английского поместья. Посмотрев на цену каждого предмета, она улыбнулась про себя. «Ничего общего с мебельным магазином «Романо» в Бронксе», – подумала она. Там покупали мебель ее мать и тетки, и там продавались только комплекты: комплект спальной мебели, комплект мебели для жилой комнаты, комплект мебели для столовой. Ее тетя Салли называла их «гарнитурами», но она ведь год училась в колледже Хантера.
   И сейчас, глядя на ценники в «Блумингдейле», Бренда вспоминала, как они с Морти только поженились и жили недалеко от Артур-авеню в Бронксе, в домике, который купил для нее отец. Ее любимая тетка Роза, сестра ее отца, повела ее в магазин «Романо». Тетя Роза прошлепала мимо продавца в контору управляющего, которого она приветствовала как вновь нашедшегося родственника, каковым он и был.
   – Все, что она захочет, сынок. Самое хорошее, – сказала тетя Роза.
   Бренда точно знала, какую спальню ей хотелось иметь, – ту, что была выставлена на приподнятой платформе в центре магазина. Она ее выбрала уже давно, задолго до того, как они с Морти обручились. Она была полна радостного возбуждения, думая о своем собственном доме, ее первом доме. Она часами просиживала над журналами и испытывала муки творчества, продумывая гамму и просматривая образцы тканей.
   Но когда несколько недель спустя доставили гарнитур кремовой с золотом мебели, Бренда испытала разочарование. Он выглядел не так, как на картинке журнала. Что-то не то, а что, Бренда не могла понять. Она отметила про себя, однако, что в журналах не были представлены комплекты мебели. Но где достать то, что печатали в этих красивых журналах? Она была расстроена, но решила, что дело могут поправить хорошо выбранные простыни. Вооружившись рекламой из магазина для новобрачных, она впервые в жизни пошла в «Блумингдейл» – в отдел постельного белья. Комплект белья от Порт-холта для брачного ложа стоил ей почти столько, сколько само ложе, но Бренда чувствовала себя восхитительно, когда возвращалась домой с покупкой. Отец дал ей много денег. И в первый раз она знала, что не только много истратила, но и купила наконец стоящие вещи. Она была так горда и в этот же день показала их Морти.
   Морти чуть не подавился сигарой, когда дознался, сколько стоило белье. «Ты что, обалдела, черт тебя подери?! Ты потратила такую уйму денег на простыни, которые никто никогда не увидит! Не пойдет, неси их обратно».
   Иначе и быть и не могло. Чего еще можно было ожидать от Морти, который шил себе рубашки на заказ, а нижнее белье покупал дешевое, большими упаковками? Дешевое белье, потому что «никто, кроме тебя, не увидит его, девочка. Ха-ха!».
   Точно. Дешевое сойдет, потому что это всего лишь для нее. Бренда заскрипела зубами, подавляя ярость. Но она не забыла урока и ту боль, которую испытала, возвращая простыни. Она решила тогда, что до конца своей супружеской жизни больше никогда не скажет мужу истинную цену того, что будет покупать. И не сказала.
   Может быть, для него бракованные вещи фирмы ЛУМ и были хороши, но для нее нет. И не для ее детей. Так началась борьба. «И по сей день продолжается», – подумала она с отвращением. Морти заплатил за образование Анжи, но, вместо того чтобы отпустить ее в Европу на лето, он нашел ей работу в этой юридической фирме на Парк-авеню. Дешевка. Ну что ж, она будет продолжать бороться с ним. А сейчас ей, пожалуй, лучше тащить свой толстый зад в контору Лео Джилмана. Сегодня они с Дианой должны были встретиться с Лео и Морти и обсудить изменения в соглашении о разводе.
   Морти вышел из лифта на сорок девятом этаже здания на Южной улице Центрального парка, где была расположена контора его адвоката, и остановился напротив дежурной по этажу. Он взмок от дождя, от жары этого позднего августовского дня и от собственного пота. Он нервничал. Движением плеч он поправил пиджак, остановившись на минуту и давая себе успокоиться, и подошел к дежурной. Ее стол стоял перед стеклянной стеной, и в ясный день отсюда был великолепный вид на Центральный парк. «За это они платят бешеные деньги, – подумал Морти, потом поправил себя со злостью: – Я плачу». Но сегодня был туман, шел дождь, и окно было похоже на серый мерцающий занавес, хотя внизу были и деревья, и озера, и лужайки парка. Виды! Боже, поразительно, за что люди платят деньги! Да, он платит много Лео Джилману, трусливому ублюдку, но все равно не столько, сколько платят на Парк-авеню. К тому же он тщательно вел счет часам, за которые платил. Пусть Лео не думает, что может тянуть до бесконечности за 175 долларов в час. Он мог об заклад побиться, что Билл Атчинсон, этот зануда, берет двести или больше.
   При мысли о Билле Атчинсоне он с горечью отвернулся от затуманенного окна. Билл и Джил до сих пор не включили его ни в какие другие сделки. Не дали ему даже кусочка отщипнуть. Работаешь всю жизнь, создаешь что-то солидное на пустом месте, а потом все эти пронырливые бухгалтеры, юристы и брокеры и вообще все эти хапуги отхватывают свою долю, и ты остаешься обобранным до нитки. Морти не доверял ни одному из них. Он улыбнулся. Но он их провел – его деньги в надежном банке в Швейцарии. Просто ему хотелось быть задействованным еще в одном большом деле, из тех, что проворачивает Джил Гриффин. Эти двое, Билл и Джил, получили от распродажи его акций почти столько же, сколько он сам. И это рассматривалось как вступительный взнос, но он до сих пор не был принят в члены клуба. Как в тот раз, когда он позвонил Джилу насчет сделки Набиско. «Слишком поздно, Морти. Все уже распределено». Морти почти с улыбкой вспомнил подслушанный им разговор между Джилом и парнем из «Уолл-стрит Джорнэл». Джил не хотел включать его даже в эту сделку, хорошо, Морти сам себя включит. «Я могу вести их игру», – подумал он.
   Ну а сейчас пусть Лео лучше не пытается его уделать. Надо признать, он здорово обставил развод. Конечно, Морти всегда знал, что Бренда ни за что не пойдет в суд. Она вся пятнами покрывалась при виде проезжающей полицейской машины. Но что это еще за новое дело? Что, Бренда хочет снова обсуждать условия развода? И она наняла адвоката? Конечно, она такая же хапуга, как и все эти черви.
   Утаивать от нее финансовые дела было легко. Но невозможно было удержать в секрете открытую продажу акций. Однако он ее провел. И не потому, что она не была умной, – она как раз была умна. У него это получилось, потому что он был хитрым и готовился к этому шагу очень давно. Идею выбросить акции на рынок первым подал Морти его бухгалтер. Безусловно, Морти не признал этой заслуги бухгалтера, так же, как он никогда не признавал заслуг Бренды. Он вообще ничего «за ней не признал»: только этот паршивый, вонючий кооператив, за который она переписала на него все свои акции. Так что, если теперь ей хочется большего, черта с два она получит. Пусть забудет об этом. И мне наплевать, что за адвокат эта дамочка Ла Гравенессе.
   – Господин Кушман? – спросила секретарша. Морти кивнул. – Господин Джилман примет вас.
   Идя за секретаршей в кабинет Лео Джилмана, Морти начал нервным жестом одергивать брюки – у него трусы все время врезались в зад. Он вдруг вспомнил, что Бренда ненавидела эту его привычку, и остановился. Интересно, а Бренда и ее адвокат уже пришли? Он почувствовал стремительный прилив адреналина. Так бывало всегда, когда он настраивался на драку из-за денег.
   С того момента, когда Лео позвонил в понедельник, чтобы устроить эту встречу, Морти снова и снова прокручивал в голове условия развода. И сколько бы раз он ни обдумывал их договор, он был уверен, что обошелся с этой толстой сукой очень хорошо. Она не могла отрицать, что после замужества имела больше. Ей повезло. Ведь, в конце концов, он – Неистовый Морти. Это только его заслуга. Ну, может быть, ее отец, этот мелкий мафиози-итальяшка, помог вначале, но дело пошло, потому что он попотел. И Бренда-таки преуспела. Может, она и была когда-то красавицей, но никогда не была стройной.
   Они с секретаршей подошли к стеклянной двери в стене из кирпича и стекла. Местечко было шикарное. «Опять мои деньги – подумал Морти. – Может быть, Шелби продаст им парочку картин на стены?» Не мог же он только терять деньги в этом месте. Когда он вошел в кабинет, Лео встал из-за стола со стеклянным верхом, который служил ему письменным столом, и пошел навстречу Морти, улыбаясь и протягивая руку. Никогда раньше Морти так ясно не осознавал, какая между ними разница. Волосы с проседью, изящная стрижка в «Ла Купе», костюм от Джорджо Амрани, итальянские туфли ручной работы. «Он мне обойдется в копеечку, но все же дешевле заплатить ему, чтобы отшить Бренду, чем дать ей больше денег», – раздумывал Морти.
   – Морти, рад тебя видеть. Ты выглядишь великолепно. Наверно, занимаешься спортом?
   – Хватит, Лео, кончай вазелинить! Чего хочет Бренда? Во сколько мне обойдется отделаться от нее? И кто эта адвокат Ла Гравенессе? Что мы тут имеем?
   Лео стал делать то, что он умел делать лучше всего, – он начал успокаивать Морти.
   – Все в порядке, Морт, даю слово. Соглашение – не подкопаешься. Тут не о чем беспокоиться. Я займусь Ла Гравенессе, ты только не уступай.
   – Ну да, то же самое говорили Дональду Трампу. Я тебе много заплатил, Лео. Я думал, что с этим покончено.
   – Но, Морти, любой, у кого есть 25 долларов и чувство обиды, может подать в суд. Мы ожидали этого. Твоя бывшая жена читает о распродаже, она приходит в бешенство, ею овладевает жадность, и она находит жадного адвоката.
   – Разве они не все такие?
   – Ладно, Морт, может, я тебе и обошелся в копеечку, но я и сэкономил для тебя немало. Так ведь?
   Морти неохотно кивнул.
   – Смотри только, чтобы контракт остался прежним.
   – Мы не будем уступать, пусть ее адвокат пошумит, она увидит, что мы настроены серьезно. Ты говоришь, Бренда не любит суды. И у нее нет денег на судебные издержки. Они отступят. – Лео похлопал Морти по плечу. – И еще, Морт, – он остановился, – без сцен, хорошо? Что бы она ни говорила, не кипятись. Это все болтовня.
   Морти кивнул.
   – Ну, пойдем. Они нас ждут.
   Морти и Лео прошли через холл в конференц-зал. Бренда и ее адвокат – крупная женщина-адвокат, тут же отметил про себя Морти – сидели рядом на диване в дальнем конце гладкого лакированного стола в центре зала. Морти быстро посмотрел на Диану, стараясь оценить ее. Глаза их встретились на мгновенье, и Морти почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Он тут же подавил в себе это чувство. Лео поздоровался, Морти просто что-то пробормотал и сел. Он вытянул ноги, положил одну на другую и закурил сигару. Наконец он посмотрел на Бренду сквозь дым от сигары.
   Она сидела на диване, расставив свои толстые ноги, не сходившиеся в коленях из-за жира, и обеими руками сжимала сумку, лежавшую у нее на коленях. Брови у нее были слегка приподняты, и Морти видел, что над ее верхней губой блестела влага. Двадцати одного года совместной жизни было достаточно, чтобы он понял, что она нервничает. Хорошо. Вот такой он и хотел ее видеть. Но было что-то еще в выражении ее лица, чего он не мог точно определить. Что-то новое. То же едва уловимое, непонятно энергичное выражение, которое он заметил на лице Дианы. «Слишком много имеет, вот в чем ее беда, – подумал он. – Поэтому хочет еще больше».
   – Дешевый подонок, – неожиданно для него проворчала она.
   Так вот как пойдет разговор. Начнем точно так же, как и расстались?
   Бренда уронила сумку. Видеть Морти, сидящего напротив с проклятой восемнадцатидолларовой сигарой в зубах, – сильный мира сего, – в то время как Анжела все лето проработала в конторе, было слишком для Бренды. Да кто он такой, мать его?.. Да никто. Она думала, что была зла на него тогда, раньше. Да разве это была злость? Одна мысль об этом сейчас привела ее в такую ярость, что ей хотелось убить его голыми руками.
   – Ну, и сколько коробок сигар ты купил за этот месяц, пока твоя дочь потеет за четыре доллара в час? – сказала Бренда со злостью. И, повернувшись к Диане, она продолжала, как будто в первый раз: – У него всегда было полно денег, и он не знал, куда их девать. И все-таки он хотел сэкономить и забрать Анжелу и Антона из частной школы. Это было в тот год, когда он хотел купить лодку.
   – Та государственная школа на Мэдисон-авеню была в двух кварталах от дома. Если она была хороша для этих косоглазых и арабов из ООН, то чем она не подходила для двух итальяшек с еврейской кровью? Господи, да ты-то ходила в школу Джулии Ричман. – Морти хорошо знал, как побольнее задеть Бренду, – через детей. Это обычно бывал его последний заряд, но он выпускал его, если это было необходимо.
   – Потому что я была вынуждена там учиться, а не потому что я хотела этого. Нашим детям не нужно было, так с какой-же стати они должны были? Потому, что ты вырос в бедности? Или потому, что мои родители не знали ничего лучшего? Это хорошо для них? Нет. Не для наших детей, не для моих.
   Лео Джилман посмотрел на Морти.
   – Ну, ладно, друзья, давайте вздохнем поглубже и начнем все сначала.