Гольман Иосиф. Не бойся, я рядом

 
   Внезапно Олег вспомнил славное ощущение, когда под твоей рукой – теплая, бархатная на ощупь лошадиная морда. Ее погладил – а это огнедышащее чудо вдруг склоняет тебе на плечо свою огромную голову и доверчиво ждет «продолжения банкета».
   Вот эти чувства точно ни в какие тактико-технические данные не внесешь. Живое – оно и есть живое.
 
   Единственное, про что не стал писать, – про замечательные свойства лошадиного мяса и жира. Никак не лежала душа Парамонова к популяризации подобных приложений коневодства. Пусть об этом в других журналах пишут. Специализированных.
 
   Уже совсем было покинул работу Парамонов, к остановке троллейбуса подходил – как вдруг увидел Ольгу Анатольевну.
   «Сколько ж она тролликов пропустила, ожидаючи?» – беззлобно подумал он. И как будто новыми глазами посмотрел на сослуживицу.
   А что, очень даже ничего.
 
   Выглядит на свои тридцать пять, скорее даже чуть меньше. Фигурка стройная, крепкие груди прикрыты по-летнему тонкой блузкой.
   Что-то в ней изменилось…
   Ах, да, прическа образовалась симпатичная. Раньше просто была типа «под горшок».
 
   Нет, вполне сексуальная дама: Парамонов даже чуточку опоздал отвести глаза от ее почти бразильской попы, красиво обтянутой белым хлопковым платьем.
 
   Она заметила взгляд, улыбнулась.
 
   – Привет, Оля, – поздоровался еще раз Олег.
   – Привет, Олег, – ответила та.
 
   Кроме них, на остановке никого не было – народ уже давно разъехался по домам и дачам.
 
   – Я не буду врать, что случайно здесь стою, – снова улыбнулась Ольга.
   – А я не буду врать, что ты мне несимпатична, – сказал Парамонов.
   – Так в чем же дело, Олежек? Мы ведь взрослые люди. Я от тебя ничего и никогда не потребую. Кроме того, что ты сам предложишь.
   – Я мало чего могу предложить, Олечка, – посерьезнел Олег.
 
   На остановку подошли еще три человека: мужчина, женщина и ребенок.
 
   – Может, пойдем в кафе посидим? – предложила Ольга. – Ты не успел, а я сегодня утром зарплату получила, – она деликатно выводила его из возможной конфузной ситуации.
   – Пойдем, – неожиданно для себя согласился Олег. – Только плачу я.
   – Хорошо, – не стала спорить она.
 
   В маленьком недорогом кафе было неожиданно уютно. Тихая музыка не мешала разговору, а мороженое оказалось потрясающе вкусным.
 
   – Ну, что, посмотрим друг на друга свежим взглядом? – Ольга Анатольевна ни в малой мере не была навязчивой женщиной. Такое поведение означало только одно – человек решился.
   С другой стороны, разве сам Парамонов никогда не смотрел на нее жадными глазами? Особенно, когда Оле было не тридцать пять, а двадцать три.
   – Мы уже давненько друг на друга смотрим, – отшутился Олег.
   – Видно, не так смотрим. – Ольга нежно положила ладонь на его руку, перелистывающую меню.
   Парамонов руки не убрал.
   Только вздохнул тяжело.
   – Олечка, а что ты про меня знаешь? После двенадцати лет знакомства?
   – Главное – знаю. Ты очень хороший. И очень добрый. Не карьерист.
   – Последнее не пугает?
   – Денег не хватает только тем, у кого траты больше доходов. Не пугает.
   – Еще что про меня знаешь?
   – Ты очень раним. Ты ориентирован на проблемы. На те, что есть, и на те, которых нет.
   – Вот так дела! – даже расстроился Парамонов. – И это всем заметно?
   – Не всем, – успокоила его Ольга. – Только тем, кто тебя… Ну, в общем, кому ты небезразличен.
   – Ладно, все так и есть. Я мужчина с грузом проблем, – попытался перевести все в шутку Олег. – Но тебе-то что, своих проблем мало, что ты еще мои решила тянуть?
   – Не так ставишь вопрос, Олежка, – мягко поправила его собеседница. – Мне чужих проблем вовсе не надо. Просто твои для меня нечужие.
 
   – Олька, смотри, какая штука получается, – подумав, сказал Парамонов. – Я к тебе очень хорошо отношусь. Замечательно просто. Если помощь моя понадобится или деньги – только скажи. Но любви-то нет.
   – Олежка, а нам разве по двадцать, чтоб о любви говорить? Мне будет хорошо с тобой. И я постараюсь, чтоб тебе тоже было хорошо. А потом, разве тебе детей не хочется? И у меня, и у тебя – возраст критический.
   – Теоретически хочется, – Парамонову вдруг захотелось пойти ва-банк. – Да и процесс приятный. Особенно – с тобой. Но я не хочу, чтобы мои дети испытывали то же, что постоянно испытываю я.
   – А что ты испытываешь? – Ольга смотрела на него весело и спокойно. – Страх смерти? Страх болезни? Страх катастроф? Страх старости?
   – Откуда ты знаешь? – поразился Парамонов.
   – Да у тебя на лице написано. А еще я в двадцать один год пыталась себе вены перерезать. Даже не пыталась, а перерезала – вон, смотри.
 
   Олег только тут сообразил, что за все годы знакомства он ни разу не видел Олю в платьях с короткими рукавами.
   – Ты пыталась… – ошеломленно спросил он.
   – Ну да, – улыбнулась та. – Не у тебя одного бывает плохое настроение. Был мальчик, я его жутко любила, а он не обращал на меня внимания.
   – Из-за этого?
   – Нет, не из-за этого. Пока не обращал – я страдала стандартно. Со слезами в подушку, но без бритвы. А потом – обратил. Мощно обратил, я бы даже сказала. Короче, я недолго сопротивлялась. Точнее, совсем не сопротивлялась. Он меня к себе на квартиру завел – и я ему тут же отдалась. И еще бы сто раз отдалась, я вообще-то думала, что наша любовь – на всю жизнь.
   – Он тебя бросил? – спросил Парамонов.
   – Можно сказать и так. Но сначала по нашей общаге прошлись фотки, которые он сделал. А я все не могла понять, зачем он меня на диване то так повернет, то эдак. Думала, хочет показать свои глубокие познания в камасутре. Оказалось, он ракурс искал. А я была модель. Порно…
   – А сам, что, в кадр не попал?
   – Нет. Вырезал, вытравил лицо – уж не знаю как. Фотошопов вроде еще не было. Вот тогда в ход пошла бритва. А потом был дурдом. На улице Восьмого марта.
   – Отлично знаю! – даже обрадовался окончанию рассказа Олег.
   – Ты тоже там лежал?
   – Нет. Я с медсестрой оттуда дружил.
   – Понятно. Люди там были хорошие, добрые и порядочные. Попала я с диагнозом «реактивный психоз, завершенная попытка суицида». Пролежала месяц. Вышла даже без неприятных записей в карте – но на следующий год восстанавливаться из академа не стала, ушла в другой институт, с потерей курса. Боялась, что фотографии снова вылезут.
   – А что этот урод?
   – Женечка-то? Не знаю, живет где-то. Правда, вуз он тоже сменил. Сразу, как я в больницу попала, его очень сильно избили. Видно, не всем понравилось, как он со мной обошелся. Ко мне в дурку даже следователь пытался пройти, но его мои врачи не пустили. А вообще, я не хочу о нем думать. Никаких чувств к нему не испытываю: ни хороших, ни плохих. Так вот, почему я про дурдом заговорила. Там депрессивных половина была. Я их теперь с полувзгляда узнаю.
   – Знаешь, я тоже, – в первый раз за день засмеялся Олег.
   Ольга тоже рассмеялась.
   – Ну, а теперь вернемся к началу, – посерьезнел Парамонов. – Тебе нужен сорокалетний параноик со всеми перечисленными тобой страхами? Кстати, есть еще и неперечисленные.
   – Параноик – это из другой оперы, – серьезно сказала Ольга. – Я ведь по этому поводу все, что могла, перечитала. У тебя заболевание эмоциональной сферы, ты во всех своих страхах сохраняешь критическое отношение к происходящему, просто справиться в одиночку не можешь. Вдвоем будет намного легче. Плюс таблетки сейчас совсем другие. Не то, что в те времена. Я ж помню, аминазин бедняге воткнут – и он доходит тихонько.
   – Смелая ты, Ольга, – сказал Парамонов. – Тут за себя-то отвечать страшновато, а ты за чужого берешься.
   – Во-первых, ты не чужой. Во-вторых, у тебя все не так и запущено. А в-третьих, жить бессмысленно в одиночку – еще страшней.
 
   – Понятно, Олечка, – вздохнул Олег Сергеевич. – Спасибо за разговор. И за твое предложение.
   – Значит, нет? – Ее миловидное лицо сразу как-то осунулось – видно, много надежд было связано с этим разговором.
   – Значит, нет, – сказал он.
   – А помогать тебе позволишь? Справляться с тревогами?
   – Я сам со всем разберусь.
   – Сам не разберешься. Весь фокус именно в этом: взять себя в руки – без посторонней помощи и медикаментов – невозможно. Нужен врач, нужна поддержка.
   – Я завтра же пойду к врачу, – сказал Парамонов.
   – А что… сегодня что-то произошло? – Все же у женщин – дьявольское чутье.
   – Да так. Ничего особенного. – Потом вспомнил про ее рассказ и решил не темнить: – Попытался застрелиться, но даже этого не смог. Говорю же, неудачник.
   – О господи! – взялась руками за лицо Ольга. – Тогда тем более тебе нельзя быть одному.
   – Можно. Я же сказал: завтра иду к врачу.
 
   Уже расстались, попрощавшись (ему – на другой троллейбус, ей – в метро), как Ольга вернулась, догнала.
   – Олежек, ты мне точно обещаешь?
   Она не сказала что, но и так было понятно.
   – Абсолютно.
   – А давай я это заберу, а?
   – Оно и так в надежных руках. – Что-что, а понимать друг друга с полуслова они, похоже, научились.
   – Ну, до завтра?
   – До завтра.
 
   Еще через полчаса Олег уже заходил в подъезд своего дома. Не то чтобы суперэлитного, но вполне солидного, отделанного красивым, охристого цвета, кирпичом монолита, со своей территорией и охраной.
   Да, еще раз спасибо папе. На зарплату младшего редактора отдела науки апартамент в этом доме точно не купить.
 
   В большой по площади, хоть и двухкомнатной, квартире Парамонов проделал тот же маршрут, что и Татьяна Ивановна Логинова: душ-спальня-койка.
 
   Что ж, даже самые длинные дни в году когда-нибудь заканчиваются.

9

   Парамонов, как и обещал двум женщинам сразу, докторше Логиновой и сослуживице Ольге, врачу на следующий день позвонил.
   Но представился журналистом научно-популярного издания Академии наук. А что, не соврал же.
   И попросил аудиенции.
 
   Профессор Лазман согласился сразу.
   А почему нет?
   Как специалист, повидавший на своем веку тысячи больных, он точно знал: чем больше будет таких статей, больше доступной и понятной информации о душевных заболеваниях и методах их лечения, тем больше людей удастся вернуть к нормальной жизни, а то и из петли вынуть.
   Ведь, черт возьми, какая штука получается: с огромным фурункулом или больным зубом никто дома отсиживаться не станет. Или с тем же аппендицитом. А с не менее опасной душевной болезнью будут прятаться от врача до конца, причем часто – в прямом, мрачном смысле этого слова.
 
   Была и вторая причина, по которой профессор Лазман не отказал, несмотря на загрузку, позвонившему журналисту. Он в своей частной практике, приносившей хороший доход, на нехватку пациентов не жаловался. Однако в рыночных отношениях, субъектом каковых Марк Вениаминович, несомненно, являлся – не считая его деятельности в государственной клинике, – реклама, как известно, лишней не бывает. Тем более в таком уважаемом издании.
 
   Встретиться договорились в клинике, куда Парамонов и приехал минута в минуту к оговоренному сроку. Олег никогда не опаздывал: отчасти потому, что был точным человеком и уважал своих собеседников, отчасти потому, что не имел автомобиля и, соответственно, пользовался метро, избегая тем самым ужасающих московских пробок.
 
   От проходной, где все было лишь немногим строже, чем в обычной больнице – сейчас везде сидят охранники в форме, – его провела приветливая медсестра. Шли они через бесчисленные коридоры с бесчисленными дверями, закрываемыми одними и теми же, похожими на железнодорожные, гранеными ключами. Щелк-щелк, несколько шагов – и снова щелк-щелк.
   Почему-то эти звуки неприятно напрягли Парамонова.
 
   Олег даже смутился: девчонка-медсестра здорово была похожа на ту красотку, Валентину, с которой он в свое время больше года крутил любовь. Крутил в разных местах, своих квартир у молодежи в те годы, как правило, не было. Но среди тривиальных – лес, парк, общага – были и явные нестандарты.
   Нестандарт, связанный с Валентиной, заключался в ее работе: она трудилась медсестрой в областной психбольнице на улице Восьмого марта. Там, где, как оказалось, лежала и худред их журнала Ольга.
   Но, в отличие от Ольгиных, воспоминания Парамонова об этом учреждении были вполне симпатичными, разве что сильно сексуально окрашенными.
   Потому что именно там, по выходным, на Валюшкиных дежурствах, можно было оттянуться бездомному студенту по полной программе.
 
   Подруга проводила влюбленного парня по таким же длинным нескончаемым коридорам. И с такими же – запирающимися на ключ – дверями.
   Пока не оказывались, если повезет, в пустой ординаторской, там был кожаный диван.
   Если же дежурный врач был на своем месте или в опасной близости от него, то шли в бельевую комнату.
   Там, конечно, кожаного дивана не было. Зато были мешки с чистым бельем, привезенным из прачечной. Поначалу Парамонов не нашел им применения, довольствуясь пустым, запертым на тот же «железнодорожный» ключ помещением и обществом молодой красивой подруги.
   Валюшка стойко терпела акробатические этюды в положении «стоя». Но затем, как человек более опытный, показала Олегу и иные, гораздо более привлекательные возможности. Как раз связанные с вышеописанными мешками.
 
   На них можно было неудобно лежать – сложив их на бок по три в ряд – либо, как наглядно продемонстрировала подруга, гораздо более удобно сидеть. При этом на набитый, но мягкий мешок усаживался юноша, а уж девушка, предварительно освободившись от ненужных в данном случае деталей туалета, садилась к нему лицом на его колени.
 
   Единственный риск – вдвоем свалиться с неустойчивого мешка, что тоже было весело. Зато безопасность полная: врачи в бельевую никогда не заходили, а сестры всегда знали, когда комната занята.
 
   Парамонов почему-то вспомнил, как его вдруг царапнула эта ее опытность. Он, конечно, понимал, что у девчонки – не первый. Но одно дело – понимать, другое – натыкаться на ощутимые доказательства этой самой «непервости».
   А впрочем, все тогда было здорово.
 
   Хотя нет.
 
   Это сейчас Олегу кажется, что все тогда было здорово.
   А он-то и в те времена уже имел тараканов в мозгу.
 
   То боялся, что чего-нибудь подхватит постыдное.
   То переживал, что девчонка залетит и будут проблемы.