Страница:
Ну что ж, путь был выбран сознательно, и страна об их выборе не пожалеет.
Вадим уже собирался подняться на борт своего «корвета», как вдруг остановился, пораженный сколь фантастическим, столь же и привычным зрелищем.
Два мощных буксира, натужно пыхтя неслабыми дизелями, разворачивали в бухте гигантский подводный атомный крейсер, собиравшийся на боевое дежурство.
Этот черный мастодонт с плавными зализанными обводами занял едва ли не половину акватории. Чистов вспомнил про состав его вооружения – не зря же все годы на «отлично» сдавал экзамены и зачеты. Это уровень не его МПК. Это оружие ядерного сдерживания. Если, не дай бог, его мощь была бы приведена в действие, испарилось бы несколько крупных областей вместе с их обитателями.
Не дай бог.
Но подобная техника для того и существует, чтобы не стрелять, а лишь сдерживать вероятного противника, хотя с последним сейчас тоже все непонятно.
Те же Штаты, конечно, не лучшие друзья России.
(Вообще насчет лучших друзей России все было сказано два века назад: это армия и флот. Сейчас можно было бы еще пару родов войск добавить, но смысл от этого не поменяется.)
Однако уж точно США не станут бомбить Россию или оккупировать ее территорию.
Им это просто ни к чему. Они и так эксплуатируют полмира, ничем не рискуя.
Кто может претендовать на наши пространства – так это Китай. Но вряд ли претензии будут реализованы открытым вторжением. Скорее – интенсификацией уже имеющегося тренда: женитьбой трезвых и работящих китайцев на истосковавшихся по непьющим мужикам женщинах нашего Дальнего Востока.
Вот с этим бороться сложнее. И уж точно не военными средствами.
А еще опаснее для страны трясина коррупции, когда непонятно, за что радеют высшие государственные чины – за Родину или за собственные коммерческие интересы, прикрытые женами, детками, родственниками и партнерами.
Но – опять-таки – не лейтенанту Чистову с этим в данный момент бороться.
Его дело в данный момент – чтоб малый противолодочный корабль под номером 3371 в любой момент был готов показать любому противнику все свои зубы.
Рабочий день, вместив в себя тысячу дел, должен был бы тянуться бесконечно. Однако пролетел мгновенно и закончился как-то внезапно.
Ушли домой контрактники, а без своих сотрудников Вадим мог бы подчистить уже далеко не все, что хотел. Он поковырялся со схемами, проверил выполнение своих дневных заданий и засобирался домой.
Да, теперь у него есть дом. Получил квартиру, причем – двухкомнатную.
Влез в долги, купил мебель, потому что Томка приезжает на следующей неделе, презрев все – вполне логические – предостережения ее родителей и подруг.
Бракосочетание – здесь же, в Североморске.
Работу ей найти будет непросто. Ну да что в этом мире делается просто?
Вадик попрощался с вестовым у трапа и спустился на причал.
На сегодня – все.
А потому старался не сильно обижаться на нее, даже когда было действительно обидно. Какой смысл обижаться на дождь? Или на землетрясение?
Не нравится – да.
Пытаешься как-то сгладить проблему – опять да.
Но для обид – в чистом понимании этого слова – в душе как-то не оставалось места.
Тем не менее…
Помню, как маленький Вадька получил серьезное сотрясение мозга – свалился с теннисного стола, не без помощи чуть более старшей Майки.
Сестренка, остро переживая беду и собственную вину, отчаянно ревела.
А вот Вадька молчал, заставляя мое измученное страхом сердце биться через раз.
Катя, разумеется, была еще на работе, несмотря на вечер пятницы.
Я схватил обоих, затолкал Майку в машину на переднее сиденье, Вадика положил на заднее и, не дыша, осторожно, поехал в ближайшую больницу, Третью клиническую. Пока доехали – сынуле стало чуть лучше.
Но все равно он почти не говорил сам и на вопросы отвечал с заметным запозданием.
Молодой доктор проверил неврологические параметры и предложил госпитализировать ребенка. Я спросил: каков прогноз?
Он ответил честно: «Не знаю». Сказал, что, хотя пока все относительно неплохо, за Вадиком нужно постоянно смотреть, буквально неотрывно.
Если вдруг будет ухудшение – немедленно ехать в Морозовскую или еще куда-то, где есть дежурные нейрохирурги, разбираться с возможной внутричерепной гематомой. Компьютерных томографов тогда почти нигде не имелось, и главным было непрестанное наблюдение.
– А у вас будут так смотреть? – спросил я.
Спасибо парню, он ответил честно:
– В выходные здесь только дежурные врачи. По одному на корпус. Невропатолог подойдет к нему в понедельник утром. А нейрохирургов у нас нет вообще.
После этого я написал расписку, что принимаю ответственность на себя, и забрал сына домой. Выяснив адрес Морозовской больницы, оставил машину под окном – обычно я отвозил ее на стоянку. Положил Вадьку на диван, включил неяркую лампу и стал ждать, время от времени проверяя фонариком реакцию его зрачков на свет или задавая какой-то вопрос.
Часам к одиннадцати пришла Катя, усталая, замученная, – она в то время уже была начальником отдела, самым молодым в министерстве.
Конечно, расстроилась новостям, но, убедившись, что все делается правильно, пошла спать – завтра ей предстоял не менее тяжелый день.
А я подумал, что, если б и мог кому передоверить дежурство, все равно бы не пошел спать. Как можно уйти, когда ответ о будущем твоего сына находится здесь? Глаза мои стали закрываться только к утру. И то только после того, как они весело раскрылись у Вадьки.
А еще был запомнившийся эпизод с Майкой. Тоже связанный с болячками.
На этот раз – последствиями ветрянки. Мы переболели ею довольно легко, сразу с обоими, играя в «елочку» – раскрашивая лопающиеся волдырики зеленкой. Все бы хорошо, но на затылке пара болячек никак не засыхала. Я уж их и зеленкой, и фуксином мазал – ничего не помогало. А любые болячки на голове ребенка меня здорово напрягали – слишком близко к мозгу.
В общем, поехал я к старой подруге мамы, педиатру-кожнику.
Она намутила какой-то белесой болтушки и велела мазать болячки, предварительно убрав рядом находившиеся волоски.
Болтушка оказалась классной: все, что не могло пройти в три недели, прошло за четыре дня.
Вот только одно «но».
Я тогда здорово вымотался – со своей диссертацией возился плюс больные дети – и попросил Катю провести первую процедуру. Она слегка удивилась, но согласилась. А разбудил меня отчаянный рев. Вбежав в детскую, я застал Майку в абсолютном горе. Сон у нее всегда был исключительно крепкий, и Катя так ее спящую и постригла. Ручной машинкой. Наголо.
Я проявил чудеса изворотливости, реанимируя раненую дочкину психику. Мы купили ей пару платков, а один – чудовищно уродливый – даже связали с ней вместе. Это был мой первый и последний опыт вязания крючком.
И все равно, пока волосики не отросли заново, Майка сильно страдала.
Когда я попытался поговорить на эту тему с Катей, она, похоже, меня просто не поняла: волосы срезаны и уже растут вновь. Пугавшие нас болячки на голове исчезли без следа. Ну а слезливость девчонки – следствие слишком нежного воспитания.
Я так и не смог объяснить Кате, что все люди – разные. И что это – нормально. Ненормально, если бы все были такими, как я. Или как она.
Впрочем, объяснил, не объяснил – что это меняет?
В Кате – ничего. В моем к ней отношении – тоже.
И все осталось, как есть, к обоюдному, похоже, удовлетворению.
4
5
Вадим уже собирался подняться на борт своего «корвета», как вдруг остановился, пораженный сколь фантастическим, столь же и привычным зрелищем.
Два мощных буксира, натужно пыхтя неслабыми дизелями, разворачивали в бухте гигантский подводный атомный крейсер, собиравшийся на боевое дежурство.
Этот черный мастодонт с плавными зализанными обводами занял едва ли не половину акватории. Чистов вспомнил про состав его вооружения – не зря же все годы на «отлично» сдавал экзамены и зачеты. Это уровень не его МПК. Это оружие ядерного сдерживания. Если, не дай бог, его мощь была бы приведена в действие, испарилось бы несколько крупных областей вместе с их обитателями.
Не дай бог.
Но подобная техника для того и существует, чтобы не стрелять, а лишь сдерживать вероятного противника, хотя с последним сейчас тоже все непонятно.
Те же Штаты, конечно, не лучшие друзья России.
(Вообще насчет лучших друзей России все было сказано два века назад: это армия и флот. Сейчас можно было бы еще пару родов войск добавить, но смысл от этого не поменяется.)
Однако уж точно США не станут бомбить Россию или оккупировать ее территорию.
Им это просто ни к чему. Они и так эксплуатируют полмира, ничем не рискуя.
Кто может претендовать на наши пространства – так это Китай. Но вряд ли претензии будут реализованы открытым вторжением. Скорее – интенсификацией уже имеющегося тренда: женитьбой трезвых и работящих китайцев на истосковавшихся по непьющим мужикам женщинах нашего Дальнего Востока.
Вот с этим бороться сложнее. И уж точно не военными средствами.
А еще опаснее для страны трясина коррупции, когда непонятно, за что радеют высшие государственные чины – за Родину или за собственные коммерческие интересы, прикрытые женами, детками, родственниками и партнерами.
Но – опять-таки – не лейтенанту Чистову с этим в данный момент бороться.
Его дело в данный момент – чтоб малый противолодочный корабль под номером 3371 в любой момент был готов показать любому противнику все свои зубы.
Рабочий день, вместив в себя тысячу дел, должен был бы тянуться бесконечно. Однако пролетел мгновенно и закончился как-то внезапно.
Ушли домой контрактники, а без своих сотрудников Вадим мог бы подчистить уже далеко не все, что хотел. Он поковырялся со схемами, проверил выполнение своих дневных заданий и засобирался домой.
Да, теперь у него есть дом. Получил квартиру, причем – двухкомнатную.
Влез в долги, купил мебель, потому что Томка приезжает на следующей неделе, презрев все – вполне логические – предостережения ее родителей и подруг.
Бракосочетание – здесь же, в Североморске.
Работу ей найти будет непросто. Ну да что в этом мире делается просто?
Вадик попрощался с вестовым у трапа и спустился на причал.
На сегодня – все.
Кое-что из не высказанного вслух
Владимир Чистов, муж Воскобойниковой, отец Майи и Вадима Чистовых. Город Москва
Я никогда не жалел, что женился на Кате. И потому, что очень хотел этого. И потому, что считал, что это предопределено.А потому старался не сильно обижаться на нее, даже когда было действительно обидно. Какой смысл обижаться на дождь? Или на землетрясение?
Не нравится – да.
Пытаешься как-то сгладить проблему – опять да.
Но для обид – в чистом понимании этого слова – в душе как-то не оставалось места.
Тем не менее…
Помню, как маленький Вадька получил серьезное сотрясение мозга – свалился с теннисного стола, не без помощи чуть более старшей Майки.
Сестренка, остро переживая беду и собственную вину, отчаянно ревела.
А вот Вадька молчал, заставляя мое измученное страхом сердце биться через раз.
Катя, разумеется, была еще на работе, несмотря на вечер пятницы.
Я схватил обоих, затолкал Майку в машину на переднее сиденье, Вадика положил на заднее и, не дыша, осторожно, поехал в ближайшую больницу, Третью клиническую. Пока доехали – сынуле стало чуть лучше.
Но все равно он почти не говорил сам и на вопросы отвечал с заметным запозданием.
Молодой доктор проверил неврологические параметры и предложил госпитализировать ребенка. Я спросил: каков прогноз?
Он ответил честно: «Не знаю». Сказал, что, хотя пока все относительно неплохо, за Вадиком нужно постоянно смотреть, буквально неотрывно.
Если вдруг будет ухудшение – немедленно ехать в Морозовскую или еще куда-то, где есть дежурные нейрохирурги, разбираться с возможной внутричерепной гематомой. Компьютерных томографов тогда почти нигде не имелось, и главным было непрестанное наблюдение.
– А у вас будут так смотреть? – спросил я.
Спасибо парню, он ответил честно:
– В выходные здесь только дежурные врачи. По одному на корпус. Невропатолог подойдет к нему в понедельник утром. А нейрохирургов у нас нет вообще.
После этого я написал расписку, что принимаю ответственность на себя, и забрал сына домой. Выяснив адрес Морозовской больницы, оставил машину под окном – обычно я отвозил ее на стоянку. Положил Вадьку на диван, включил неяркую лампу и стал ждать, время от времени проверяя фонариком реакцию его зрачков на свет или задавая какой-то вопрос.
Часам к одиннадцати пришла Катя, усталая, замученная, – она в то время уже была начальником отдела, самым молодым в министерстве.
Конечно, расстроилась новостям, но, убедившись, что все делается правильно, пошла спать – завтра ей предстоял не менее тяжелый день.
А я подумал, что, если б и мог кому передоверить дежурство, все равно бы не пошел спать. Как можно уйти, когда ответ о будущем твоего сына находится здесь? Глаза мои стали закрываться только к утру. И то только после того, как они весело раскрылись у Вадьки.
А еще был запомнившийся эпизод с Майкой. Тоже связанный с болячками.
На этот раз – последствиями ветрянки. Мы переболели ею довольно легко, сразу с обоими, играя в «елочку» – раскрашивая лопающиеся волдырики зеленкой. Все бы хорошо, но на затылке пара болячек никак не засыхала. Я уж их и зеленкой, и фуксином мазал – ничего не помогало. А любые болячки на голове ребенка меня здорово напрягали – слишком близко к мозгу.
В общем, поехал я к старой подруге мамы, педиатру-кожнику.
Она намутила какой-то белесой болтушки и велела мазать болячки, предварительно убрав рядом находившиеся волоски.
Болтушка оказалась классной: все, что не могло пройти в три недели, прошло за четыре дня.
Вот только одно «но».
Я тогда здорово вымотался – со своей диссертацией возился плюс больные дети – и попросил Катю провести первую процедуру. Она слегка удивилась, но согласилась. А разбудил меня отчаянный рев. Вбежав в детскую, я застал Майку в абсолютном горе. Сон у нее всегда был исключительно крепкий, и Катя так ее спящую и постригла. Ручной машинкой. Наголо.
Я проявил чудеса изворотливости, реанимируя раненую дочкину психику. Мы купили ей пару платков, а один – чудовищно уродливый – даже связали с ней вместе. Это был мой первый и последний опыт вязания крючком.
И все равно, пока волосики не отросли заново, Майка сильно страдала.
Когда я попытался поговорить на эту тему с Катей, она, похоже, меня просто не поняла: волосы срезаны и уже растут вновь. Пугавшие нас болячки на голове исчезли без следа. Ну а слезливость девчонки – следствие слишком нежного воспитания.
Я так и не смог объяснить Кате, что все люди – разные. И что это – нормально. Ненормально, если бы все были такими, как я. Или как она.
Впрочем, объяснил, не объяснил – что это меняет?
В Кате – ничего. В моем к ней отношении – тоже.
И все осталось, как есть, к обоюдному, похоже, удовлетворению.
4
Басаргин так Чистову и не позвонил.
Басаргин к Чистову приехал.
Фирсова подошла к Владимиру Сергеевичу слегка встревоженная:
– Тут вас какой-то серьезный мужчина домогается. «Лексус» еле в наш переулок вполз. И два охранника.
Чистов сразу понял – Басаргин пожаловал.
Видать, несколько продвинулся в этой жизни сын рабочего-металлурга и воспитательницы детского сада. А еще говорят, что капитализм не дает людям низших сословий никаких шансов.
Врут, похоже.
А вот и сам Иван, лично.
Тяжелой походкой и с тяжелым дыханием.
За ним мелькнул было тревожным глазом специфический человек, совсем не запыхавшийся на лестнице. Но был прогнан недовольным движением басаргинской брови.
– Здравствуй, Володя, – протянул он руку-лопату и тяжело плюхнулся в кресло напротив.
– Привет, – нейтрально поздоровался Чистов и протянутую руку пожал.
В конце концов, Басаргин не сделал ничего, за что ему нельзя было бы пожимать руку. Увод любимой в поступки такого рода явно не вписывался.
– Я понимаю, что вызываю у тебя… противоречивые чувства, – отдышавшись, наконец сказал Иван.
– Да ладно, – махнул рукой Чистов. – Быльем поросло.
– Э-э, не скажи, – не согласился Басаргин. – Что реально зацепило, быльем не порастет.
– Наверное, ты прав, – не стал спорить Владимир Сергеевич.
Да тут особо и не поспоришь. Все так остро, как будто и не было двадцати лет между.
А похоже, будет еще острее: не зря приперся к нему этот кошмар его ночей. И не зря так щемит чистовское сердце.
Басаргин неспешно осмотрелся.
В этом кабинетике его, мягко говоря, недешевые костюм и часы смотрелись явно неорганично.
Зато Владимир Сергеевич, в своем свитерке и джинсах, выглядел лет на десять моложе. И несравнимо здоровее гостя.
Но не все же можно купить за деньги.
– Слушай, Володя, – наконец совсем пришел в себя Иван. – У меня к тебе несколько просьб тире предложений.
Так и сказал – «тире».
– Валяй, – отозвался Чистов.
Он никогда не искал приключений. Но никогда и не прятался от них.
Тем более куда ж от них спрячешься.
– У меня жена есть, Марина, – начал Басаргин
– Поздравляю, – усмехнулся Владимир.
– Чего ты ржешь? – улыбнулся Басаргин. – Думаешь, старик олигарх пригрел молоденькую дурочку?
– Ну какой же ты старик? – ушел от прямого ответа Чистов.
– Я знаю, на сколько я выгляжу, – хмуро сказал Иван. – И медицинское заключение свое читал, хоть врач не рекомендовал. У меня ж двенадцать лет вредного стажа. Да по факту – по полторы смены в среднем, с кадрами на комбинате была проблема. Так что насчет старика – почти верно. Насчет олигарха и молоденькой – еще ближе. Правда, дурочкой там не пахнет.
– А чем пахнет? – Чистов действительно заинтересовался. Даже, скажем так, слегка сочувственно заинтересовался. Все же наличие жены у Басаргина делало его несколько менее опасным для Чистова.
Хотя с этим субъектом никогда ничего не скажешь наперед.
– Любовью – вряд ли, – задумался Иван.
– А тогда чем же? Деньгами?
– Точно нет. – Басаргин, похоже, раздумал раскрывать карты. – В общем, долго объяснять. Особенно то, что самому до конца не ясно. Короче, ей нужна работа. Что-нибудь связанное с экономикой. Зарплата значения не имеет. Тем более я ее тебе все равно буду возвращать.
– Так ты предлагаешь твою жену у меня трудоустроить? – наконец сообразил Чистов. – Ты хоть в курсе, какого масштаба у меня фирма?
– В курсе, – усмехнулся Иван. – Я на свою службу безопасности трачу больше, чем у иной области бюджет.
– И отчего тогда такой выбор? – Владимир действительно не понимал басаргинской логики, и это начинало напрягать.
– Она у меня, – попытался объяснить Басаргин, – человечек своеобразный. Сложно рассказывать. Узнаешь ее – может, поймешь. Мне, в принципе, без разницы, где она будет работать. Лишь бы не со мной и с порядочными людьми.
– Звучит двусмысленно, – ухмыльнулся Чистов. – Не со мной, но с порядочными.
– Я сказал – и с порядочными. – Лицо Ивана побагровело. – Я не сказал – но.
– Ну ты уж так не нервничай из-за деталей, – улыбнулся Владимир.
– Иная деталь может дорого стоить, – пробурчал Басаргин.
Теперь непонятно отчего завелся Чистов.
– Я по сценарию должен испугаться? – тихо спросил он.
Басаргин неожиданно расхохотался:
– Да тебя хрен испугаешь! – Он, похоже, реально развеселился. – Если хочешь знать, я всегда тебе завидовал.
– Это еще почему? – Прыжки мыслей Ивана сбивали Чистова с толку.
– Потому что! – ответил Басаргин. Но снизошел, разъяснил все-таки: – Ты ни разу в жизни ни за что насмерть не дрался, а у тебя все было – деньги, квартира, статус. Даже кандидата в мастера по боксу получил, не боксируя.
– То есть? – разозлился Владимир. – Что значит – не боксируя?
– Я специально дважды ходил, смотрел. Ты в драке был бы жертвой.
– Думаю, я бы тебя на пятой минуте точно уложил, – спокойно проговорил Чистов. – У тебя ж тогда охранников не было.
– Не спорю, – согласился Иван. – Спортом никогда не занимался. Ко второму раунду с таким танцором, как ты, я был бы никакой.
– Ну так в чем тогда твоя логика?
– А в том, что в первые пару минут я бы постарался тебя…
– Убить, что ли? – подсказал Чистов.
– Обезвредить, – подобрал наконец слово Басаргин. И врезал-таки: – Даже когда я у тебя Катьку забрал, ты за нее драться не стал.
– Как можно драться за женщину, которая любит другого? – не понял Чистов.
– Вот-вот, – неизвестно с чем согласился Иван. – Тем более она все равно тебе досталась. Вместе с моей дочкой.
– С моей, – теперь Чистов вновь стал спокойным. – С моей дочкой. Ты к Майке отношения не имеешь. Разве что на клеточном уровне.
Басаргин аж рот раскрыл от изумления:
– А клеточный уровень – это что, мало?
– Это – ничего, – отрезал Чистов. – Зеро. Ноль. – И сказал – как добил: – Тебе этого не понять.
Оба прекрасно понимали, что имел в виду Чистов, тоже кое-какой информацией, пусть и без службы безопасности, обладавший: у Басаргина никогда не было детей, хотя его сегодняшний брак был вторым.
– Бабушка надвое сказала, – пробурчал Иван. Но на рожон лезть не стал. – Я не за ссорой пришел.
– А за чем?
– Все так странно сложилось… Я полгода назад залез в «Одноклассники». Знаешь, сеть такая, социальная?
– Слышал, – Чистов никогда не увлекался интернет-серфингом, предпочитая живое общение с тем, кто ему был интересен.
– Там нашел Катьку. Списался с ней.
У Чистова больно кольнуло в груди.
Катерина о переписке ничего не говорила.
– И вот я у тебя с моими просьбами.
– Тире предложениями, – добавил Чистов.
– Именно, – согласился Басаргин. – Первую я уже высказал. Удовлетворишь?
Владимир задумался. Честно говоря, ему ничего не хотелось делать для этого человека.
Иван как подслушал:
– Не для меня. Для нее. Ей очень тяжело в Москве.
– Хорошо, – согласился Владимир Сергеевич. Действительно, неведомая ему Марина не должна страдать из-за его странных взаимоотношений с Басаргиным. А то, что ей сложно будет найти работу, имея такого супруга, было очевидно.
Вернее, не так.
Имея такого супруга, найти работу будет проще простого. Но если она не хочет быть тенью мужа, то все стремительно усложняется.
– Какие следующие просьбы? – Чистов решил добить все вопросы до конца.
– Следующая снова касается Марины.
– Чем я еще могу ей помочь?
– Нужно сделать ее жизнь ярче. Ты ж всегда увлекался театром, литературой, балетом.
– Балет – тоже театр. И балетом я не увлекался никогда.
– Черт с ним, с балетом! Мне нужно, чтобы Маринка была веселой. Она пошла за мной… – Басаргин остановился, недоговорив. – Короче, я не выполнил взятых обязательств.
– Слушай, ты меня ни с кем не спутал? – усмехнулся Чистов. – Я не служба эскорт-услуг.
– У тебя мелкий бизнес, – Басаргин как всегда пер напрямую. – Где деньги платят – тем и занимайся. Мне нужно, чтоб Маринка была счастлива.
– То есть ты не смог сделать ее счастливой и теперь хочешь этого, недостающего, прикупить?
– Слушай, умник, – спокойно сказал Иван. – А по-твоему, порядочнее бросить ее в тоске?
Нет, логика Басаргина точно сбивала Чистова с панталыку.
– Зачем же бросать ее в тоске? – Он явно запутался в басаргинских построениях.
– Так выходит, – ответил тот. – Я забираю у тебя Катьку, а Маринка остается одна. С деньгами у нее проблем не будет. Но дело не в деньгах. Вот.
Чего-то подобного Чистов и ожидал. В горле ни с того ни с сего возникла жгучая горечь, а в животе, чуть ниже солнечного сплетения, тягучая звонкая пустота.
Широкое лицо Басаргина затянулось какой-то дымкой. Чистову вдруг нестерпимо захотелось в это лицо ударить. Он даже подумал, что не сможет пересилить себя.
Однако пересиливать не пришлось.
Ярость отступила так же стремительно, как и пришла.
И в самом деле, какой смысл драться за женщину, которая любит другого…
Басаргин к Чистову приехал.
Фирсова подошла к Владимиру Сергеевичу слегка встревоженная:
– Тут вас какой-то серьезный мужчина домогается. «Лексус» еле в наш переулок вполз. И два охранника.
Чистов сразу понял – Басаргин пожаловал.
Видать, несколько продвинулся в этой жизни сын рабочего-металлурга и воспитательницы детского сада. А еще говорят, что капитализм не дает людям низших сословий никаких шансов.
Врут, похоже.
А вот и сам Иван, лично.
Тяжелой походкой и с тяжелым дыханием.
За ним мелькнул было тревожным глазом специфический человек, совсем не запыхавшийся на лестнице. Но был прогнан недовольным движением басаргинской брови.
– Здравствуй, Володя, – протянул он руку-лопату и тяжело плюхнулся в кресло напротив.
– Привет, – нейтрально поздоровался Чистов и протянутую руку пожал.
В конце концов, Басаргин не сделал ничего, за что ему нельзя было бы пожимать руку. Увод любимой в поступки такого рода явно не вписывался.
– Я понимаю, что вызываю у тебя… противоречивые чувства, – отдышавшись, наконец сказал Иван.
– Да ладно, – махнул рукой Чистов. – Быльем поросло.
– Э-э, не скажи, – не согласился Басаргин. – Что реально зацепило, быльем не порастет.
– Наверное, ты прав, – не стал спорить Владимир Сергеевич.
Да тут особо и не поспоришь. Все так остро, как будто и не было двадцати лет между.
А похоже, будет еще острее: не зря приперся к нему этот кошмар его ночей. И не зря так щемит чистовское сердце.
Басаргин неспешно осмотрелся.
В этом кабинетике его, мягко говоря, недешевые костюм и часы смотрелись явно неорганично.
Зато Владимир Сергеевич, в своем свитерке и джинсах, выглядел лет на десять моложе. И несравнимо здоровее гостя.
Но не все же можно купить за деньги.
– Слушай, Володя, – наконец совсем пришел в себя Иван. – У меня к тебе несколько просьб тире предложений.
Так и сказал – «тире».
– Валяй, – отозвался Чистов.
Он никогда не искал приключений. Но никогда и не прятался от них.
Тем более куда ж от них спрячешься.
– У меня жена есть, Марина, – начал Басаргин
– Поздравляю, – усмехнулся Владимир.
– Чего ты ржешь? – улыбнулся Басаргин. – Думаешь, старик олигарх пригрел молоденькую дурочку?
– Ну какой же ты старик? – ушел от прямого ответа Чистов.
– Я знаю, на сколько я выгляжу, – хмуро сказал Иван. – И медицинское заключение свое читал, хоть врач не рекомендовал. У меня ж двенадцать лет вредного стажа. Да по факту – по полторы смены в среднем, с кадрами на комбинате была проблема. Так что насчет старика – почти верно. Насчет олигарха и молоденькой – еще ближе. Правда, дурочкой там не пахнет.
– А чем пахнет? – Чистов действительно заинтересовался. Даже, скажем так, слегка сочувственно заинтересовался. Все же наличие жены у Басаргина делало его несколько менее опасным для Чистова.
Хотя с этим субъектом никогда ничего не скажешь наперед.
– Любовью – вряд ли, – задумался Иван.
– А тогда чем же? Деньгами?
– Точно нет. – Басаргин, похоже, раздумал раскрывать карты. – В общем, долго объяснять. Особенно то, что самому до конца не ясно. Короче, ей нужна работа. Что-нибудь связанное с экономикой. Зарплата значения не имеет. Тем более я ее тебе все равно буду возвращать.
– Так ты предлагаешь твою жену у меня трудоустроить? – наконец сообразил Чистов. – Ты хоть в курсе, какого масштаба у меня фирма?
– В курсе, – усмехнулся Иван. – Я на свою службу безопасности трачу больше, чем у иной области бюджет.
– И отчего тогда такой выбор? – Владимир действительно не понимал басаргинской логики, и это начинало напрягать.
– Она у меня, – попытался объяснить Басаргин, – человечек своеобразный. Сложно рассказывать. Узнаешь ее – может, поймешь. Мне, в принципе, без разницы, где она будет работать. Лишь бы не со мной и с порядочными людьми.
– Звучит двусмысленно, – ухмыльнулся Чистов. – Не со мной, но с порядочными.
– Я сказал – и с порядочными. – Лицо Ивана побагровело. – Я не сказал – но.
– Ну ты уж так не нервничай из-за деталей, – улыбнулся Владимир.
– Иная деталь может дорого стоить, – пробурчал Басаргин.
Теперь непонятно отчего завелся Чистов.
– Я по сценарию должен испугаться? – тихо спросил он.
Басаргин неожиданно расхохотался:
– Да тебя хрен испугаешь! – Он, похоже, реально развеселился. – Если хочешь знать, я всегда тебе завидовал.
– Это еще почему? – Прыжки мыслей Ивана сбивали Чистова с толку.
– Потому что! – ответил Басаргин. Но снизошел, разъяснил все-таки: – Ты ни разу в жизни ни за что насмерть не дрался, а у тебя все было – деньги, квартира, статус. Даже кандидата в мастера по боксу получил, не боксируя.
– То есть? – разозлился Владимир. – Что значит – не боксируя?
– Я специально дважды ходил, смотрел. Ты в драке был бы жертвой.
– Думаю, я бы тебя на пятой минуте точно уложил, – спокойно проговорил Чистов. – У тебя ж тогда охранников не было.
– Не спорю, – согласился Иван. – Спортом никогда не занимался. Ко второму раунду с таким танцором, как ты, я был бы никакой.
– Ну так в чем тогда твоя логика?
– А в том, что в первые пару минут я бы постарался тебя…
– Убить, что ли? – подсказал Чистов.
– Обезвредить, – подобрал наконец слово Басаргин. И врезал-таки: – Даже когда я у тебя Катьку забрал, ты за нее драться не стал.
– Как можно драться за женщину, которая любит другого? – не понял Чистов.
– Вот-вот, – неизвестно с чем согласился Иван. – Тем более она все равно тебе досталась. Вместе с моей дочкой.
– С моей, – теперь Чистов вновь стал спокойным. – С моей дочкой. Ты к Майке отношения не имеешь. Разве что на клеточном уровне.
Басаргин аж рот раскрыл от изумления:
– А клеточный уровень – это что, мало?
– Это – ничего, – отрезал Чистов. – Зеро. Ноль. – И сказал – как добил: – Тебе этого не понять.
Оба прекрасно понимали, что имел в виду Чистов, тоже кое-какой информацией, пусть и без службы безопасности, обладавший: у Басаргина никогда не было детей, хотя его сегодняшний брак был вторым.
– Бабушка надвое сказала, – пробурчал Иван. Но на рожон лезть не стал. – Я не за ссорой пришел.
– А за чем?
– Все так странно сложилось… Я полгода назад залез в «Одноклассники». Знаешь, сеть такая, социальная?
– Слышал, – Чистов никогда не увлекался интернет-серфингом, предпочитая живое общение с тем, кто ему был интересен.
– Там нашел Катьку. Списался с ней.
У Чистова больно кольнуло в груди.
Катерина о переписке ничего не говорила.
– И вот я у тебя с моими просьбами.
– Тире предложениями, – добавил Чистов.
– Именно, – согласился Басаргин. – Первую я уже высказал. Удовлетворишь?
Владимир задумался. Честно говоря, ему ничего не хотелось делать для этого человека.
Иван как подслушал:
– Не для меня. Для нее. Ей очень тяжело в Москве.
– Хорошо, – согласился Владимир Сергеевич. Действительно, неведомая ему Марина не должна страдать из-за его странных взаимоотношений с Басаргиным. А то, что ей сложно будет найти работу, имея такого супруга, было очевидно.
Вернее, не так.
Имея такого супруга, найти работу будет проще простого. Но если она не хочет быть тенью мужа, то все стремительно усложняется.
– Какие следующие просьбы? – Чистов решил добить все вопросы до конца.
– Следующая снова касается Марины.
– Чем я еще могу ей помочь?
– Нужно сделать ее жизнь ярче. Ты ж всегда увлекался театром, литературой, балетом.
– Балет – тоже театр. И балетом я не увлекался никогда.
– Черт с ним, с балетом! Мне нужно, чтобы Маринка была веселой. Она пошла за мной… – Басаргин остановился, недоговорив. – Короче, я не выполнил взятых обязательств.
– Слушай, ты меня ни с кем не спутал? – усмехнулся Чистов. – Я не служба эскорт-услуг.
– У тебя мелкий бизнес, – Басаргин как всегда пер напрямую. – Где деньги платят – тем и занимайся. Мне нужно, чтоб Маринка была счастлива.
– То есть ты не смог сделать ее счастливой и теперь хочешь этого, недостающего, прикупить?
– Слушай, умник, – спокойно сказал Иван. – А по-твоему, порядочнее бросить ее в тоске?
Нет, логика Басаргина точно сбивала Чистова с панталыку.
– Зачем же бросать ее в тоске? – Он явно запутался в басаргинских построениях.
– Так выходит, – ответил тот. – Я забираю у тебя Катьку, а Маринка остается одна. С деньгами у нее проблем не будет. Но дело не в деньгах. Вот.
Чего-то подобного Чистов и ожидал. В горле ни с того ни с сего возникла жгучая горечь, а в животе, чуть ниже солнечного сплетения, тягучая звонкая пустота.
Широкое лицо Басаргина затянулось какой-то дымкой. Чистову вдруг нестерпимо захотелось в это лицо ударить. Он даже подумал, что не сможет пересилить себя.
Однако пересиливать не пришлось.
Ярость отступила так же стремительно, как и пришла.
И в самом деле, какой смысл драться за женщину, которая любит другого…
5
Катерина проснулась даже раньше обычного, хотя и обычно вставала не позднее половины седьмого. День сегодня предстоял крайне сложный. И важный. А потому, несмотря на то что задействованы и востребованы будут только мозги, выглядеть следовало на все сто. Однако для того, чтобы по-настоящему ослепительно выглядеть после сорока – кроме природы, химии и пластической хирургии, – следует не жалеть на красоту не только денег, но и времени.
Их отношения с Володей внешне не изменились.
Разве что после ее возвращения из довольно долгой командировки не случилось супружеской близости. Впрочем, она и раньше не всегда бывала регулярной, хотя Володя никогда не отказывался, он как будто не старел, закупорившись в своей комфортной, не слишком напряжной жизни.
Это порой даже раздражало Катерину.
Она-то впахивала, как буйвол. Иногда, после закрытия темы или важного совещания с присутствием первых лиц страны, когда именно ее головой намечались стратегические планы, она возвращалась просто в изнеможении.
Даже не телесном, а моральном, душевном. Спать хотелось так, что одежду начинала сбрасывать еще в гостиной. Ловила на себе удивленный и желающий взгляд мужа и вместо удовольствия от своей желанности испытывала только раздражение. Ему, легко порхающему по жизни, просто не понять, что такое настоящая усталость. Это ведь не когда мышцы ноют после отбеганных километров. И не когда чертовски хочется закрыть глаза, пропев у костра полночи под гитару. Настоящая усталость – это когда закончено важное, очень важное дело. Ты сделал все, что мог, теперь от тебя уже ничего не зависит, и ты наконец можешь рухнуть в койку, ни на полграмма не чувствуя себя дезертиром. А пока дело не закончено, ты на такую усталость просто не имеешь права. Иногда чувствуешь себя быком на арене: весь в качающихся пиках, окровавленный, но упорно целящий рогами в тореадора и при первой возможности выстреливающий во врага всю тысячу килограммов своего яростного тела.
«Ну вот, – улыбнулась Катерина. – Нашла с кем себя, любимую, сравнить. С быком окровавленным». К счастью, это перебор. Да, она – чиновник точно крупного ранга. Государственного значения. Но, во-первых, чиновник, заточенный на интеллектуальную, а не административную работу. А во-вторых, не превративший свою высокую должность в вульгарную кормушку.
Таким образом, она – не в большом бизнесе. И, что еще лучше, – не в большой политике. Поэтому у нее – высококлассного и абсолютно нейтрального специалиста – не так много конкурентов. И, соответственно, врагов.
Катерина зашла в свою личную ванную комнату и сбросила мягкую, полупрозрачную – долго искала по дорогущим каталогам – ночную рубашку.
Ее ванная – единственное место в доме, которое она не доверила даже очень хорошему интерьерному дизайнеру. Все сделала сама, под себя.
Неброские светло-серые тона очень дорогой плитки оттенялись черными вставками и бордюрами.
Серьезно пришлось поработать и со светом. Теперь он мог быть любым: от нежного пастельного до жесткого заливающего, если что-то нужно внимательно рассмотреть.
Зеркала по стенам были разбросаны так, что в любой момент она могла видеть любую часть своего все еще прекрасного тела.
Она ловко повернулась, чуть присев на одну ножку, как когда-то научили в балетной студии. Что ж, все, кроме лица, ее пока удовлетворяло.
Бедрами Валентина – очень удачный выбор, косметолог и одновременно массажистка – займется завтра. Маникюр и педикюр – в ночь на среду. А сегодня весь оставшийся – ее личный – час она, опять же лично, посвятит своему прекрасному лицу, пока еще прекрасному.
С момента первой пластики прошло уже два года, результат – замечательный. Катя по-прежнему ощущает на себе взгляды встречных мужиков, причем и совсем молодых тоже.
Но так же хорошо знает, что в ближайшие пять-семь лет лицом придется заниматься все больше, а потом, как ни крути, еще одна, весьма по времени затратная, операция.
Она и так-то непростая, два микрохирурга будут работать не менее шести часов, а то и больше. Но самое главное, что после такого вмешательства, даже выполненного отличными специалистами, обязательно нужно куда-то скрыться.
У Катерины остались «технические» фото, сделанные на первый, третий и седьмой дни после операции.
Жуть.
Шок.
Фильм ужасов.
Даже Володино знаменитое спокойствие лопнуло бы, увидь он такое – с узелками из хирургических ниток за ушными раковинами.
А может, и не лопнуло бы.
Она никогда не забудет, как, окончательно расставшись с Иваном, позвонила Чистову. Спросила: «Я все еще тебе нужна?» – или что-то в этом роде.
Он же прекрасно понимал, что означал этот вопрос.
Хорошо хоть деталей не ведал: Иван был с ней – и в ней – буквально за полтора часа до того звонка, они уже догадывались, что это – в последний раз, и чуть с ума не сходили.
Хотя, скорей всего, если бы и ведал, ответил бы так же.
Чистов ее всегда любил больше, чем она его. Это факт.
И ответил предсказуемо. Что нужна.
А потом, через семь месяцев после молниеносной свадьбы, родилась девочка. Небольшого, однако почти нормального веса. Чистов, конечно, – расслабленный персонаж. Но уж точно не дурак. Тем более всю жизнь увлекался биологией. Тем не менее – ни словом, ни полсловом, ни намеком.
Катерина потом пристально наблюдала за его отношением к Майке.
Дай бог всем детям такое отношение.
Со временем ситуация потеряла остроту и подзабылась. А кроме того, все равно есть вероятность, что девочка, родись она позже, просто была бы крупной – родители-то оба немаленькие. Да и ДНК-анализ никто не проводил.
Катерина уже почти заканчивала священнодействие с собственным лицом, как в спальне зазвонил мобильный.
Господи, кто ж в такую рань? С работы? Или, не дай бог, что-то с Майкой?
Она бросилась к телефону – точно, Майка. Нажала кнопку приема.
– Дочка, что у тебя?
– У меня все нормально, – отозвалась Майка. – Это что там у тебя?
– Что ты имеешь в виду? – Катерина снова уже была в защитной броне.
– Мне звонил некто Басаргин. Нес какую-то хрень.
– Какую?
– А ты не знаешь? – ядовито поинтересовалась дочка.
– Догадываюсь, – не по-утреннему устало ответила мама.
Значит, не послушал Иван ее советов и просьб. А когда он кого-нибудь слушался?
Это ж не Чистов.
– Ну так и меня просвети, – не очень вежливо попросила Майка. – Про грехи молодости.
А вот это следовало уже пресечь.
– Дочка, ты уверена, что выбрала правильный тон? – мягко спросила она.
– Ну, пусть не грехи, – сдала назад Майка. Но сдаваться отнюдь не собиралась. – Мне ж интересно, кто у меня папа.
– А Володя тебя уже в этом качестве не устраивает? – надавила на Майкины чувства Катерина.
Но Майка на хитрости и сантименты не повелась, видно, звонок был не спонтанный.
– Мам, ты не виляй, говори прямо. Кто мой отец? – поставила она вопрос ребром.
«Вся в меня», – мысленно не смогла не оценить Катерина. А вслух честно сказала:
– Не знаю.
В трубке повисла тишина.
На том конце земного шара напряженно обдумывали ситуацию.
Потом всхлипнули.
Потом трубку бросили.
Ну и ладно. Конечно, ничего хорошего в происходящем не наблюдается.
Но и ничего ужасного. Девочка уже большая, сама скоро мамой будет.
Разберется как-нибудь.
Полностью собранная, одетая и подкрашенная, Екатерина вышла в гостиную.
На полноценный завтрак времени не оставалось, но чашку крепкого кофе у нее никто отнять не сможет, ни Майка, ни Басаргин, ни даже президент России.
Муж – или теперь уже бывший муж? – тоже был настроен на кофе. Правда, с добротно приготовленными сандвичами на поджаренном тостовом хлебе.
– Будешь? – подвинул он один к Катерине.
– Спасибо, – не смогла удержаться она.
Чистов готовил не только вкусно, но и красиво: как во время процесса, так и по его результатам.
Она взяла бутерброд, откусила кусочек. Подвинула к себе чашечку свежесваренного кофе.
Чистов, глядя на нее, печально улыбнулся: Катенька даже ест изящно и сексуально. Вот этому точно не научишься, это у женщины либо есть, либо нет.
Тяжело ему будет без нее. Казалось бы, так отдалились за последнее время… Да и раньше-то отношения были не вполне двухсторонними. Но теперь, перед близким расставанием, перспектива больше никогда не увидеть жену в их общем доме угнетала Чистова.
Их отношения с Володей внешне не изменились.
Разве что после ее возвращения из довольно долгой командировки не случилось супружеской близости. Впрочем, она и раньше не всегда бывала регулярной, хотя Володя никогда не отказывался, он как будто не старел, закупорившись в своей комфортной, не слишком напряжной жизни.
Это порой даже раздражало Катерину.
Она-то впахивала, как буйвол. Иногда, после закрытия темы или важного совещания с присутствием первых лиц страны, когда именно ее головой намечались стратегические планы, она возвращалась просто в изнеможении.
Даже не телесном, а моральном, душевном. Спать хотелось так, что одежду начинала сбрасывать еще в гостиной. Ловила на себе удивленный и желающий взгляд мужа и вместо удовольствия от своей желанности испытывала только раздражение. Ему, легко порхающему по жизни, просто не понять, что такое настоящая усталость. Это ведь не когда мышцы ноют после отбеганных километров. И не когда чертовски хочется закрыть глаза, пропев у костра полночи под гитару. Настоящая усталость – это когда закончено важное, очень важное дело. Ты сделал все, что мог, теперь от тебя уже ничего не зависит, и ты наконец можешь рухнуть в койку, ни на полграмма не чувствуя себя дезертиром. А пока дело не закончено, ты на такую усталость просто не имеешь права. Иногда чувствуешь себя быком на арене: весь в качающихся пиках, окровавленный, но упорно целящий рогами в тореадора и при первой возможности выстреливающий во врага всю тысячу килограммов своего яростного тела.
«Ну вот, – улыбнулась Катерина. – Нашла с кем себя, любимую, сравнить. С быком окровавленным». К счастью, это перебор. Да, она – чиновник точно крупного ранга. Государственного значения. Но, во-первых, чиновник, заточенный на интеллектуальную, а не административную работу. А во-вторых, не превративший свою высокую должность в вульгарную кормушку.
Таким образом, она – не в большом бизнесе. И, что еще лучше, – не в большой политике. Поэтому у нее – высококлассного и абсолютно нейтрального специалиста – не так много конкурентов. И, соответственно, врагов.
Катерина зашла в свою личную ванную комнату и сбросила мягкую, полупрозрачную – долго искала по дорогущим каталогам – ночную рубашку.
Ее ванная – единственное место в доме, которое она не доверила даже очень хорошему интерьерному дизайнеру. Все сделала сама, под себя.
Неброские светло-серые тона очень дорогой плитки оттенялись черными вставками и бордюрами.
Серьезно пришлось поработать и со светом. Теперь он мог быть любым: от нежного пастельного до жесткого заливающего, если что-то нужно внимательно рассмотреть.
Зеркала по стенам были разбросаны так, что в любой момент она могла видеть любую часть своего все еще прекрасного тела.
Она ловко повернулась, чуть присев на одну ножку, как когда-то научили в балетной студии. Что ж, все, кроме лица, ее пока удовлетворяло.
Бедрами Валентина – очень удачный выбор, косметолог и одновременно массажистка – займется завтра. Маникюр и педикюр – в ночь на среду. А сегодня весь оставшийся – ее личный – час она, опять же лично, посвятит своему прекрасному лицу, пока еще прекрасному.
С момента первой пластики прошло уже два года, результат – замечательный. Катя по-прежнему ощущает на себе взгляды встречных мужиков, причем и совсем молодых тоже.
Но так же хорошо знает, что в ближайшие пять-семь лет лицом придется заниматься все больше, а потом, как ни крути, еще одна, весьма по времени затратная, операция.
Она и так-то непростая, два микрохирурга будут работать не менее шести часов, а то и больше. Но самое главное, что после такого вмешательства, даже выполненного отличными специалистами, обязательно нужно куда-то скрыться.
У Катерины остались «технические» фото, сделанные на первый, третий и седьмой дни после операции.
Жуть.
Шок.
Фильм ужасов.
Даже Володино знаменитое спокойствие лопнуло бы, увидь он такое – с узелками из хирургических ниток за ушными раковинами.
А может, и не лопнуло бы.
Она никогда не забудет, как, окончательно расставшись с Иваном, позвонила Чистову. Спросила: «Я все еще тебе нужна?» – или что-то в этом роде.
Он же прекрасно понимал, что означал этот вопрос.
Хорошо хоть деталей не ведал: Иван был с ней – и в ней – буквально за полтора часа до того звонка, они уже догадывались, что это – в последний раз, и чуть с ума не сходили.
Хотя, скорей всего, если бы и ведал, ответил бы так же.
Чистов ее всегда любил больше, чем она его. Это факт.
И ответил предсказуемо. Что нужна.
А потом, через семь месяцев после молниеносной свадьбы, родилась девочка. Небольшого, однако почти нормального веса. Чистов, конечно, – расслабленный персонаж. Но уж точно не дурак. Тем более всю жизнь увлекался биологией. Тем не менее – ни словом, ни полсловом, ни намеком.
Катерина потом пристально наблюдала за его отношением к Майке.
Дай бог всем детям такое отношение.
Со временем ситуация потеряла остроту и подзабылась. А кроме того, все равно есть вероятность, что девочка, родись она позже, просто была бы крупной – родители-то оба немаленькие. Да и ДНК-анализ никто не проводил.
Катерина уже почти заканчивала священнодействие с собственным лицом, как в спальне зазвонил мобильный.
Господи, кто ж в такую рань? С работы? Или, не дай бог, что-то с Майкой?
Она бросилась к телефону – точно, Майка. Нажала кнопку приема.
– Дочка, что у тебя?
– У меня все нормально, – отозвалась Майка. – Это что там у тебя?
– Что ты имеешь в виду? – Катерина снова уже была в защитной броне.
– Мне звонил некто Басаргин. Нес какую-то хрень.
– Какую?
– А ты не знаешь? – ядовито поинтересовалась дочка.
– Догадываюсь, – не по-утреннему устало ответила мама.
Значит, не послушал Иван ее советов и просьб. А когда он кого-нибудь слушался?
Это ж не Чистов.
– Ну так и меня просвети, – не очень вежливо попросила Майка. – Про грехи молодости.
А вот это следовало уже пресечь.
– Дочка, ты уверена, что выбрала правильный тон? – мягко спросила она.
– Ну, пусть не грехи, – сдала назад Майка. Но сдаваться отнюдь не собиралась. – Мне ж интересно, кто у меня папа.
– А Володя тебя уже в этом качестве не устраивает? – надавила на Майкины чувства Катерина.
Но Майка на хитрости и сантименты не повелась, видно, звонок был не спонтанный.
– Мам, ты не виляй, говори прямо. Кто мой отец? – поставила она вопрос ребром.
«Вся в меня», – мысленно не смогла не оценить Катерина. А вслух честно сказала:
– Не знаю.
В трубке повисла тишина.
На том конце земного шара напряженно обдумывали ситуацию.
Потом всхлипнули.
Потом трубку бросили.
Ну и ладно. Конечно, ничего хорошего в происходящем не наблюдается.
Но и ничего ужасного. Девочка уже большая, сама скоро мамой будет.
Разберется как-нибудь.
Полностью собранная, одетая и подкрашенная, Екатерина вышла в гостиную.
На полноценный завтрак времени не оставалось, но чашку крепкого кофе у нее никто отнять не сможет, ни Майка, ни Басаргин, ни даже президент России.
Муж – или теперь уже бывший муж? – тоже был настроен на кофе. Правда, с добротно приготовленными сандвичами на поджаренном тостовом хлебе.
– Будешь? – подвинул он один к Катерине.
– Спасибо, – не смогла удержаться она.
Чистов готовил не только вкусно, но и красиво: как во время процесса, так и по его результатам.
Она взяла бутерброд, откусила кусочек. Подвинула к себе чашечку свежесваренного кофе.
Чистов, глядя на нее, печально улыбнулся: Катенька даже ест изящно и сексуально. Вот этому точно не научишься, это у женщины либо есть, либо нет.
Тяжело ему будет без нее. Казалось бы, так отдалились за последнее время… Да и раньше-то отношения были не вполне двухсторонними. Но теперь, перед близким расставанием, перспектива больше никогда не увидеть жену в их общем доме угнетала Чистова.