Гоуди Джон. Пелхэм, час двадцать три

   Центр управления
   Информационный отдел центра управления продолжал рассылать кассеты с сообщениями, требовавшими от пассажиров очистить платформы по всему району, где отключили электричество. По трансляции на станциях пассажирам советовали воспользоваться другими видами транспорта - "совершите короткий переход на станции других компаний или на Вест-сайдскую линию", "вашему вниманию предлагаются бесплатные автобусы, которые доставят вас по назначению на юг или на север". В каждом сообщении содержалась настоятельная просьба "очистить станции, подчиняясь приказам полиции города Нью-Йорка".
   Хотя некоторые откликнулись на эти призывы и выбрались на свежий воздух, большинство отказывалось трогаться с места.
   - Они вечно так, - сказал начальник транспортной полиции начальнику округа, - Не просите меня это объяснить, но они вечно так себя ведут.
   Чтобы избежать повторения побоища на Двадцать восьмой улице, полиция не пыталась очистить другие платформы силой. Вместо этого расставили посты на входах в метро, чтобы помешать новым пассажирам спуститься вниз. Эта мера оказалась весьма эффективной на всех станциях, кроме на Астор-плейс, где толпа пассажиров под водительством некоего горлопана смяла пост полиции и прорвалась на станцию.
   Город: здание Океанической шерстяной компании
   В вестибюле здания Океанической шерстяной компании (соответствующая фирма давно уже эмигрировала на юг за более дешевой рабочей силой, но её название было навека высечено над величественным входом) Абе Розен наслаждался фантастическими успехами своего бизнеса. Зеваки потоком вливались с улицы и толпились перед его маленькой стойкой. По мере того, как с витрины исчезали конфеты и леденцы, он доставал новые запасы, которые раскупали прямо из коробок. За полчаса он полностью распродал весь свой запас сигарет, включая самые неходовые сорта. Потом в ход пошли сигары (курильщики и даже женщины брали их вместо кончившихся сигарет) и, наконец, когда покупать стало нечего, принялись расхватывать газеты и журналы.
   В вестибюле творилось что-то невообразимое. Там совершенно невозможно было протиснуться; многие зеваки оставались там, курили, ели конфеты, читали газеты и журналы и обсуждали десятки новых и новых слухов о деталях захвата поезда.
   Раньше или позже все они не миновали ушей Абе Розена.
   - Десятки карет скорой помощи умчались с пронзительным воем сирен. Кажется, по ошибке подали напряжение на третий рельс, а на путях толпилось множество пассажиров. Представляете, что такое миллион вольт...
   - Это все Кастро. Банда кубинских коммунистов. Полицейские охотились за ними в туннеле, и они захватили поезд...
   - Полицейский на улице сказал мне, что бандитам предъявили ультиматум. Если к трем часам они не сдадутся, полицейские намерены штурмом взять туннель и всех их перебить...
   - Идут разговоры о том, чтобы отключить подачу воздуха в туннель. Вы же знаете, воздух туда качают компрессоры. Вот когда они начнут задыхаться, придется им оттуда выползать...
   - Представляете, как они собираются оттуда выбраться? По канализационным трубам. У них есть схема канализации, и они знают, где основные коллекторы сходятся с метро...
   - Они запросили по миллиону за каждого пассажира. Захватили двадцать человек, значит кругленькая сумма в двадцать миллионов! Город пытается с ними торговаться, предлагая по полмиллиона за каждого...
   - Нужны собаки. Нужно просто выпустить в туннель стаю собак и натравить их на поезд. Если террористы перестреляют даже половину, оставшиеся перервут им глотки. Самое прекрасное в этом плане - можно отделаться жизнями одних собак!
   - Власти собираются использовать национальную гвардию. Вопрос только в том, как спустить в туннель танк...
   Абе Розен все время кивал:
   - Да, да, да...
   Сам он ни во что не верил и ни в чем не сомневался. Примерно к трем часам он все распродал - последнюю пачку сигарет, последнюю сигару, коробку конфет, газету, журнал, даже последнюю пачку спичек. И уселся на старенький стул, испытывая смешанное чувство смущения и растерянности от того, что ему нечего было сделать. Три часа - и совершенно нечем заняться! Оставалось только отрицательно покачивать головой в ответ на вопросы людей, которые все подходили к стойке, надеясь что-нибудь купить, причем все равно что.
   Сквозь двери вестибюля он видел огромную толпу людей, терпеливо ждавших появления Бог знает чего - тела, которое вынесут на носилках, закрытого простыней, с беспомощно свисающей ногой, звуков автоматных очередей, окровавленного человека...
   Неожиданно он вспомнил про Артиса Джеймса. Тот вернулся на свой пост примерно в то время, когда все началось. Мог он оказаться замешанным во всю эту историю? Нет, - ответил сам себе Розен, - если есть тысячи полицейских, зачем им какой-то охранник из метро? Скорее всего, его поставили где-нибудь сторожить автомат со жвачкой.
   Абе лениво наблюдал за человеком, который вышел из лифта, изумленно посмотрел на творящееся в вестибюле и направился к его стойке.
   - Что случилось, дружище? - спросил он.
   Абе удивленно покачал головой. Что случилось, дружище? Всего за полквартала отсюда произошло, возможно, крупнейшее преступление века, а этот болван ничего не подозревает.
   - А мне откуда знать? - пожал плечами Абе. - Парад или что-то ещё в этом духе...
   Клайв Прескот
   Лейтенант Прескот был лучшим баскетболистом в истории его маленького колледжа в южном Иллинойсе, однако для профессиональной команды оказался недостаточно хорош. Его слишком поздно заметили, он усиленно потел во время тренировок, но вылетел из состава ещё до начала сезона.
   На самом деле он был прирожденным исполнителем - и считал слишком претенциозным называть себя человеком действия. Работа за письменным столом в штаб-квартире его не устраивала, хотя он понимал, что это весьма привилегированное место и для чернокожего весьма высокое. Последнее время он подумывал подыскать себе что-нибудь другое, пусть даже с меньшим окладом, но понимал, что это безнадежно: у него на шее висели жена, двое детей, да к тому же перспекктива пенсии.
   Сейчас он сидел за пультом управления начальника дистанции, смотрел на перемигивающиеся огоньки и горько жалел самого себя и заложников из поезда ПелхэмЧас Двадцать Три. В какой-то мере он чувствовал себя ответственным и за себя, и за них. Во-первых, ему нужно бы быть на три дюйма повыше и иметь более располагающий вид; во-вторых, ему следовало бы уговорить главаря бандитов продлить срок доставки денег. А так оставалось только двенадцать минут, о деньгах ни слуху, ни духу, и практически не было шансов, что их доставят вовремя. А он не сомневался, что террористы сдержат слово и начнут убивать пассажиров.
   В другом конце комнаты немного истеричный, но счастливый Коррел командовал поездами, переводил их с пути на путь, ругался с машинистами с машинистами и дежурными в диспетчерских, покрикивал на диспетчера автобусной компании и при этом отчаянно жестикулировал. Самодовольный тип, - мрачно подумал Прескот, - обожающий свою работу, просто расцветает в самых невероятных обстоятельствах. "Прислоните его к колонне, пока не минует час пик..." Истинных верующих Господь всегда благословляет. Зато он из тех, кто действует.
   Прескот вскочил на ноги, сделал три бессмысленных круга вокруг пульта управления, а потом неожиданно связался с поездом Пелхэм Час Двадцать Восемь, застрявшим у платформы на Двадцать восьмой улице.
   - Да, в чем дело? - буркнул заместитель главного инспектора.
   - Сэр, я хотел проверить, что слышно насчет денег, везут их или нет?
   - Пока нет. Я дам вам знать.
   - Ладно, - вздохнул Прескот. - Их уже везут. Я передам это в поезд Час Двадцать Три. Конец связи.
   - Я же сказал, что ещё не везут, черт возьми.
   - Да, сэр, - кивнул Прескот. - Вопрос только в том, сколько времени понадобится, чтобы привезти их в центр города?
   - Послушайте, - раздраженно заорал заместитель главного инспектора. Я же вам сказал, что деньги ещё не... - внезапно он умолк, и Прескот подумал: этот идиот наконец-то вспомнил, что в поезде ПелхэмЧас Двадцать Три могут слышать слова диспетчера, но не слышат его собеседника.
   - Ладно, - буркнул заместитель главного инспектора. - Думаю, я понял, что вы задумали. Действуйте.
   Прескот вызвал поезд.
   - Говорит лейтенант Прескот. Деньги в пути.
   - Хорошо.
   Голос главаря звучал совершенно бесстрастно, так что Прескот не мог сказать, слышал тот его разговор с заместителем главного инспектора или нет. Но это не имело значения.
   - Мы готовы пойти вам навстречу, - сказал Прескот. - Вы это видите. Но просто физически невозможно пробиться через заторы на улицах за одиннадцать минут. Вы меня понимаете?
   - Десять. Десять минут.
   - Это не получится. Не потому, что мы не хотим, просто в городе сплошные пробки. Не могли бы вы добавить нам ещё минут с десяток.
   - Нет.
   - Мы делаем все, что можем, - настаивал Прескот. Он слышал мольбу в своем голосе и понимал, что под нею кроется ярость. - Нам нужно только чуть больше времени. Предоставьте нам его.
   - Нет. Конечный срок - три часа тринадцать минут.
   Жесткая непреклонность в голосе просто ужасала. Но Прескот не сдавался.
   - Ладно. Мы не сможем доставить вам деньги к трем часам тринадцати минутам, здесь обсуждать нечего. Но предположим, что мы сможем к этому сроку доставить их ко входу на станцию. Не могли бы вы перенести крайний срок с момента доставки денег вам на их доставку на станцию? Не могли бы вы пойти хотя бы на это? Пожалуйста, прошу вас.
   После паузы, которая тянулась для Прескота так долго, что он собрался позвонить ещё раз, в трубке неожиданно прозвучал голос главаря:
   - Ладно, я согласен. Но больше никаких уступок. Понятно?
   Воздух с хрипом вырвался из груди Престона.
   - Хорошо. Если вы ничего больше не хотите мне сказать, я передам ваши слова наверх.
   - Больше ничего. Как только деньги прибудут, позвоните мне и получите дальнейшие инструкции. Конец связи.
   Вот я и начал действовать, - подумал Прескот, - и сумел выиграть несколько минут. Беда только в том, что проку от этого никакого. Деньги к трем тринадцати все равно не привезут.
   Артис Джеймс
   Полицейский Артис Джеймс чувствовал себя очень неуютно - и не только физически, но и морально. Скорчившись за колонной примерно в шестидесяти футах от захваченного поезда, он был укрыт достаточно надежно, но не имел ни малейшей возможности невельнуться. Застывшие мышцы онемели и дико ныли. К тому же его начали одолевать кошмары. В туннеле было темно и мрачно, тянувший по нему сквозняк доносил то ли настоящие, то ли воображаемые шорохи и шепоты.
   Сказать, что все они мерещились, было нельзя. Он знал, что в туннель за его спиной проникли полицейские - человек двадцать, тридцать или даже пятьдесят - с тяжелым оружием, снайперскими винтовками, автоматами и прочим снаряжением, которое сейчас наверняка было направлено в его сторону. Больше того, он вовсе не был уверен, что им известно о его присутствии. Инструктируя ударные силы, такую несущественную деталь начальство вполне могло упустить. Вот почему он ещё плотнее вжимался в закопченую сталь колонны и старался не двигаться.
   Идиотская ситуация. Нужно постараться остаться незамеченным террористами, но одновременно позаботиться, чтобы не вызвать подозрений у скрывающихся позади полицейских. Насколько он понимал, какой-нибудь паршивый коммандос вполне мог проскользнуть за спиной и перерезать ему глотку, как в боевиках, - так что и пикнуть не успеешь.
   Прижатым к боку правым запястьем он нащупал пачку сигарет, только что купленную у Абе Розена, и ему неожиданно невыносимо захотелось втянуть дым в легких. Потом ему пришло в голову, что если дела пойдут совсем плохо, может получиться так, что больше никогда и покурить не доведется. Представление о смерти приобрело совершенно конкретный облик: он не сможет больше есть, любить женщин, он не сможет ничего... Сама эта мысль оказалась настолько болезненной, что он её отбросил с резким жестом - и окаменел, поняв, что выставил наружу руку.
   Ничего не случилось, но Джеймс был потрясен. Почему никто не поможет ему отсюда выбраться, покинуть это проклятое место? Все про него забыли. Никому нет дела до чернокожего.
   С другой стороны, будь он белым, его лицо и руки буквально светились бы в темноте. Так что, может быть, в конце концов не так уж плохо быть черным!
   Эта мысль заставила его улыбнуться, но не надолго. Он резко захлопнул рот, сообразив, что его зубы... Черт побери, у него же белоснежные зубы!
   Его честь, мэр
   Автомобиль комиссара промчался по спуску от особняка мэра так стремительно, что одному из охраников пришлось прыгать в клумбу с родедондронами, чтобы не угодить под колеса. Комиссар сидел за спиной шофера, Мюррей Лассаль - в середине, а завернутый в плед мэр - у правого окна. Когда машина выехала на Ист-Энд-авеню, мэр оглушительно чихнул, и в солнечных лучах затанцевали брызги.
   - Возьмите платок, - поморщился Лассаль. - Вы хотите, чтобы все мы заболели?
   Мэр утер нос одеялом.
   - Мюррей, это просто безумная затея.
   - Бессмысленных вещей я не делаю, - холодно возразил Лассаль. - У меня на все есть веские причины.
   - Разве не безумие лезть в сырой туннель, где такие сквозняки?
   - А вы оденьтесь потеплее, - буркнул Лассаль.
   Комиссар говорил по своему личному радиоканалу.
   - Что он делает? - спросил мэр у Лассаля.
   - Сообщает, что мы едем. Послушайте, все, что от вас нужно - и вы вполне можете это сделать - это взять в руки громкоговоритель и с достоинством попросить о милосердии.
   - А если в меня начнут стрелять?
   - Встаньте за колонной. И потом, у них нет никаких причин в вас стрелять.
   Несмотря на ужасное самочувствие, мэр решился на шутку.
   - Вы хотите сказать, что они приезжие?
   - Расслабьтесь, - хмыкнул Лассаль. - Просто сделайте, что от вас требуется, а потом поедете домой и заляжете в постель. Зато подумайте, какую пользу принесет ваше появление.
   - Если бы я верил, что это действительно поможет...
   - Поможет.
   - Заложникам?
   - Нет, - буркнул Лассаль, - вам.
   Начальник окружной полиции
   От штаба начальника окружной полиции на автостоянке у южного входа на станцию Двадцать восьмой улицы толпа казалась гигантским многоклеточным организмом, плохо координирующим свои движения. Протоплазма достигла высшей степени возбуждена, но ещё не стремилась к самоубийству. При всей своей активности она представляла массивное целое. Начальник округа постоянно посматривал на часы, иногда открыто, иногда украдкой. Минуты мчались безудержно, как неконтролируемые раковые клетки.
   - Три ноль три, - вздохнул начальник полиции. - Осталось десять минут, а их ещё даже не видно.
   - Если кого-нибудь из заложников убьют, - сказал начальник транспортной полиции, - я спущусь туда и сотру их в порошок.
   - А я сделаю то, что мне прикажут, - возразил начальник округа, нравится мне это или нет. Если они убьют одного, останется ещё шестнадцать человек. Если мы начнем стрелять, они наверняка всех перебьют. Вы готовы принять ответственность за такие последствия на себя?
   Начальник транспортной полиции окрысился:
   - Пока меня никто не просил принимать никакие решения.
   Капитан полиции, представившийся репортерам, как капитан Миднайт, предстал перед начальником полиции округа и отдал ему честь. Его щеки покраснели, как помидор.
   - Сэр, - сердито спросил он, - что мы делаем?
   - Мы стоим и ждем. У вас есть какие-то соображения по этому поводу?
   - Сэр, мне не нравится наша беспомощность. Для боевого духа моих людей крайне вредно видеть, как эти негодяи уходят с...
   - Не нужно, капитан, уйдите, - устало бросил начальник округа.
   Краска все шире разливалась по лицу капитана и уже достигла глаз. Он зло пристально взглянул на начальника, резко развернулся на каблуках и вышел.
   - Я его не осуждаю, - вздохнул начальник округа. - Возможно, он не слишком умен, зато - настоящий мужчина. Но сейчас не время для мужчин, время тех, кто в состоянии вести переговоры.
   - Сэр, ... - сержант, сидевший на заднем сиденьи машины, свесив ноги на мостовую, протянул ему портативную рацию. - Комиссар полиции, сэр.
   Начальник полиции округа взял рацию и услышал голос комиссара:
   - Доложите обстановку.
   - Мы ждем, когда прибудут деньги. Они ещё не выехали, и я не знаю, как ухитрятся попасть сюда вовремя. Следующий шаг будет за бандитами. - Он помолчал. - Если полученный мною приказ не будет изменен.
   - Не будет, - решительно отрезал комиссар. - Я звоню вам из машны. Мы едем к вам. И со мной мэр.
   - Прекрасно, - вздохнул начальник округа. - Я постараюсь сдержать толпу до его прибытия.
   Дыхание комиссара на сорвалось.
   - По прибытии Его Честь хотел бы лично обратиться к террористам.
   Стараясь сдержаться, начальник полиции округа спросил:
   - Комиссар, вы хотите ещё что-нибудь сказать?
   - Это все, - с трудом выдавил комиссар, - все, Чарли.
   Федеральный банк
   Несомненно, никогда за всю шестидесятилетнюю историю Федерального резервного банка президент банка такого ранга, как "Готем Нейшнл Траст", не звонил его председателю с просьбой выдать столь невероятную сумму в миллион долларов. При нормальном ходе вещей выдача наличности даже в количестве гораздо большем производилась по обычным каналам, - особенно если требование выдачи денег исходило от обычного вкладчика. Хотя цифры могли быть астрономическими, банк - член федеральной системы - направлял подписанное его руководством подтверждение, не более сложное, чем обычный запрос в соседний банк. Федеральный банк пересчитывал наличность, упаковывал её в брезентовый мешок и передавал в службу безопасности, которая доставляла его в бронированном автомобиле.
   Вот пожалуй и все, и вот почему федеральный банк в просторечье назывался банком банков. Конечно, на более высоком уровне федеральный банк выступал в качестве правительственного агентства, контролирующего денежные потоки, чтобы удержать в равновесии национальную экономику. Грубо говоря, это сводилось к увеличению денежных потоков в периоды спада и роста безработицы и к их сокращению в периоды процветания и инфляции.
   Служащих федерального банка нелегко было вывести из состояния равновесия, они практически всегда оставались невозмутимы. Но звонок президента банка "Готем Нейшнл Траст" вызвал нервный шок. Собственно, дело было не в самом звонке, каким бы необычным тот ни был, а в нарушении инструкций о подготовке и упаковке денег. В федеральном банке был принят единственный способ подготовки крупных сумм денег для банков-членов федеральной резервной системы: все деньги паковали в пачки по сто банкнот в каждой, пачки проклеивали бумажной лентой и собирали по десять в пакет, который в свою очередь перевязывали бечевкой. Новые банкноты, только что вышедшие с монетного двора, паковывали в оберточную бумагу. Такую упаковку называли кирпичом - она смахивала на стопку недорогой бумаги.
   В федеральном банке никогда не паковали банкноты по двести штук в пачку, никогда не перевязывали их резинками и никогда не подбирали старые банкноты. Как правило пачки комплектовали из того, что оказалось под рукой, обычно это была смесь старых и новых банкнот.
   Но поскольку соответствующее указание поступило самого верха, служащие банка занялись тем, чего в обычных условиях не делали.
   Всю поступавшую в банк наличность передавали на третий этаж здания Федерального резервного банка в доме 33 по Либерти - стрит в центре крупнейшего финансового района Нью-Йорка. Здание представляло собой неприступную крепость, квадратный блок из монолитного бетона с зарешеченными окнами первого этажа. Немногочисленные посетители третьего этажа входили через массивные ворота, которые контролировала вооруженная охрана. Все время, пока они находились там, за ними внимательно наблюдали скрытые телевизионные камерв.
   Миновав затем вторые ворота, они оказывались в длинном, довольно заурядного вида коридоре, где стояло несколько деревянных ящиков на колесах; ими пользовались для перевозки крупных сумм денег по зданию, а также в подвал и из подвала. Повсюду стояли вооруженные охранники. Слева от посетителей находились лифты со специальной системой безопасности; в этих лифтах деньги опускали на платформы для погрузки с той стороны здания, что выходила на Мейден-лейн. Дальше по коридору за зарешеченными окнами находился отдел выплаты и получения денег, а за стеклянной перегородкой отдел сортировки и подсчета.
   Сквозь отдел выплаты и получения денег постоянно в обе стороны протекал поток наличных. Клерки, ответственные за получение денег, принимали и оформляли поступающие мешки с банкнотами, присланные банками-членами федеральной резервной системы, а затем передавали их в отдел сортировки и подсчета. Их коллеги, отвечавшие за выплату денег, оформляли упаковки, уходящие в банки-члены системы, складывали их в мешки и передавали вооруженной охране для доставки.
   Отдел сортировки и подсчета обрабатывал деньги, присланные банками-членами системы. Счетчики большей частью были мужчинами. Они сидели в отгороженных ячейках, срывали печати с брезентовых мешков с деньгами (новые мешки были белыми, но затем быстро превращались в грязно-серые - под цвет воздуха Нью-Йорка), пересчитывали число пакетов в каждом мешке, но не считали число банкнот в пакете.
   Сортировщицы - по большей части женщины - работали в обширном помещении, напоминавшем камеру предварительного заключения. Их работа состояла в том, что они брали пачку банкнот, сгибали вдоль длинной стороны и с почти недоступной человеческому глазу скоростью распределяли в соответствии с достоинством в различные щели машины. Счетчик автоматически показывал число загруженных в машину банкнот. Несмотря на поразительную скорость работы сортировщицы успевали отбирать изношенные и поврежденные банкноты, метили их для последующего уничтожения и даже успевали обнаруживать поддельные банкноты, которые зачастую х пропускали контролеры в банках.
   Плохие банкноты с юмором и неприязнью именовали болванами.
   Особое распоряжение о выдаче миллиона долларов, затребованных банком "Готем Нейшнл Траст", было оформлено сотрудником отдела выплат за несколько минут. Подавляя раздражение внезапным отклонением от обычной процедуры, он выбрал десять связок пятидесятидолларовых банкнот (в каждой связке - десять пакетов по сто пятидесятидолларовых банкнот), и пять связок стодолларовых банкнот (в каждой - десять пакетов по сто стодолдларовых банкнот). Потом разрезал перевязывавшие их бечевки, соединил пакеты попарно и перевязал широкой резиновой лентой. Каждый новый пакет, содержавший двести банкнот, оказался толщиной примерно в дюйм. Когда их сложили вместе, все пятнадцать тысяч банкнот составили блок примерно двадцать дюймов высотой и двенадцать дюймов толщиной.
   Управившись с этим, служащий положил блок в брезентовый мешок и вытолкнул его, приподняв окошко, двум вооруженным охранникам, ждавшим в соседней комнате. Охранники поспешно удалились с деньгами, весившими примерно двадцать пять фунтов. Еще один охранник открыл дверь, ведущую в лифт со специальной системой безопасности, и они спустились на на платформу.
   Патрульный Венторф
   Полицейские отдела специальных операций были привычны ко всякого рода импровизациям, даже весьма крупномасштабным. Тем не менее патрульный Венторф, восседавший за рулем фургончика перед погрузочной платформой Федерального резервного банка на Мейден-лейн, был немало озадачен необычностью ситуации. Его напарник, патрульный Альберт Риччи, был настолько потрясен, что практически лишился дара речи. Венторф воспринял это, как дар небес. Риччи мог практически без остановки говорить на одну единственную тему: о своем огромном сицилийском семействе.
   Венторф с удовольствием оглядел восьмерых мотоциклистов сопровождения. Затянутые в кожу, в высоких ботинках и защитных очках, они, расставив ноги, восседали на своих машинах и время от времени чуть покручивали ручки газа. Мотор его собственного автомобиля также гудел, и он тоже время от времени жал на газ. Мотор гудел мягко и мощно, но его нечего было даже сравнивать с могучим ревом мотоциклов.
   Из динамика кто-то важный который раз нетерпеливо спрашивал, получили они деньги или нет. Это был уже пятый такой вызов за последние пять минут.
   - Нет, сэр, ещё нет, сэр, - ответил Риччи. - Мы все ещё ждем.
   Неизвестный отключился, и Риччи, покачав головой, сказал Венторфу:
   - Что творится! Бог знает что творится!
   Прохожие, оказавшиеся на старой узкой улочке, все время косились на фургон, а особенно на его мотоциклетный эскорт. Большинство проходило мимо, не останавливаясь, но на другой стороне улицы собралась небольшая группа. У всех были чемоданчики, прикрепленные цепочкой к запястьям, и Венторф решил, что это, наверное, курьеры. А в безопасных недрах чемоданов хранятся сотни тысяч, а может быть и миллионы долларов. Он заметил, как несколько парней остановились и заговорили с полицейскими мотоциклистами, с благоговейным трепетом поглядывая на их машины. Но, наткнувшись на холодное молчание полицейских, удалились.
   - Чувствуешь себя польщенным от того, что нас будет конвоировать гестапо? - повернулся Венторф к Риччи.
   - Что творится, - повторил Риччи. - Просто ужас что творится.
   - И не только здесь, - продолжил Венторф. - на всем пути до центра города на каждом перекрестке стоит по полицейскому. Перестань повторять: "Что творится, просто ужас что творится".