Страница:
Наконец, влипнув в бухту троса, у которой совсем недавно стояла тележка, он заслонился окровавленными руками, ободранными о жесткое покрытие двора, и закричал:
- Хватит, довольно, не надо больше!
Олег подскочил к нему, схватил одной рукой за волосы, а другой вывернул его кисть за спину аж до затылка.
- Ты что, сволочь? Крыша поехала?
- Отпусти, больно же! - взмолился Вовчик. - Я больше не буду!
- Проверим! - Грунский отпустил его руку. - Теперь объясняй!
- Пошли звонить начальству об ограблении склада! - пригласил его Светлов в казарму. - Заодно
доложим и о том, как нас избили до бессознания! - попытался он скорчить ухмылку разбитым ртом.
- Ах ты, артист долбаный! - сразу все поняв, шутливо замахнулся на него Олег. - Не мог сначала
объяснить, что к чему?
- Эффект был бы совсем не тот! - оправдывался Вовчик, и, засмеявшись, наконец, протянул руку
Грунскому. - Ну что, без обиды?
- Да кто на клоунов обижается?! - пожал его "клешню" Олег...
Только через час они дозвонились до начальства - праздник ведь, да и ночь на дворе. К тому же заместитель комбата Чохчоглен был явно "подшофе", телефонная трубка с трудом могла переварить его бессвязную речь. Добившись от него обещания "разобраться во всем завтра, на месте", Светлов бросил трубку на рычаг аппарата.
- А не забудет он до завтра по пьяни о всех обещаниях? - усомнился Олег.
- Ты плохо знаешь нашего заместителя! - торжественно провозгласил Вовчик, разливая по солдатским кружкам великолепный армянский коньяк - из складских запасов. - Он может забыть переспать с женой, но дела батальона никогда! За это и держится до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил ряды алкашей-безработных. Ну, давай помянем Нину, да заодно выпьем за успех проведенной операции!
- А что они грузили в эти машины?
- Много будешь знать - мало проживешь! - скаламбурил Светлов. - До хрена там чего дефицитного накопилось у Аро - очень запасливый и жадный был мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все
это в тайне, а затем продать выгодно, да сгубила еще одна жадность - к молоденьким женщинам. Тайком от жены оборудовал в складе целый офис - с коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и накрылась тайна его одним женским местом! Много поимеют ребята на этом "деле", если, конечно, не попадутся. Тогда им лучше самим застрелиться ислам воровства не прощает!
Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!
Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:
- Слушай, Грунский, тебе не кажется, что после таких трудов мы заслужили праведный сон?
Глава 6
ПЕРЕД БОЙНЕЙ...
На следующий день комиссия "по разборкам" все же прибыла, но расследование проводилось как-то вяло. По всей вероятности, кому-то в верхах не терпелось "замять" это, едва начатое, дело по ограблению продсклада: то ли напряженная обстановка была тому причиной, то ли грабители "поделились побратски" кое с кем... К тому же началось формирование боевых частей из добровольцев и "военкоматских" - призывников, для отправки их на позиции.
Светлов же успел по своим каналам втихаря "загнать" продукты из ямы под дежуркой, а вырученные
баксы закопал где-то на территории части, пообещав Олегу разделить их "фифти-фифти" сразу по
возвращении из первой же операции, как только утихнет шумиха после разборок.
Прибывшая в Ереван группа Ленинаканского батальона насчитывала шесть добровольцев, включая
Грунского, и тринадцать резервистов, отловленных военной полицией на улицах разрушенного города
для прохождения "переподготовки" в боях. На Аштаракском шоссе находилась сборная база батальонов
пятой бригады, командовал которой, по слухам, полковник (правда, без военного образования) Мамвел Григорян - национальный герой, фидаин. Всего насчитывалось восемь батальонов, каждый из какого-нибудь района Армении Эчмиадзинского, Масисского, Веди, Горис... Но группы отъезжающего пополнения укомплектованы были все одинаково - основная масса - "военкоматовцы". И по характеру их проводов родственниками - как на тот свет, навсегда, чуть ли не в трауре, да еще c заунывными песнями, поразительно смахивающими на отпевание - Олег сделал еще один невеселый вывод: с той главной задачей, о которой твердил Светлов - вернуться, справляются немногие.
Загрузка в автобусы была долгой - под звуки национальных маршей и песен. Многих защитников
Родины парням из комендатуры приходилось вносить в салоны на руках, потому что от безысходности и выпитого ходить самостоятельно те уже не могли. Мероприятие по дегустации спиртного продолжалось всю дорогу по горным перевалам до самой столицы НКР - Степанакерта. В ход шло все, что горело: водка пшеничная и тутовая,
спирт, коньяк, одеколон... За окнами автобуса проносились горные весенне-зимние пейзажи: разбитые трассы, руины сел - результаты работы "Града"*, а на обочинах - сожжеенная бронетехника и таблички с фамилиями русских солдат времен "особого комитета" Вольского, еще при существовании
Советского Союза, погибших как от ножей армян, так и от пуль азеров. Но кого они интересовали сейчас, эти "пейзажи"? Даже вариант слететь с обледенелой дороги серпантина в пропасть - всем был "фиолетово". Может быть, кроме одного пассажира, зажавшегося в самом углу и тоскливо поглядывавшего то в окно автобуса, то на зрелище в салоне.
"Куда я попал и где мои вещи? Добегался... Где ты, Гарик, "авторитет", со своим сказочным бассейном и ласковыми наядами? Поздно, поздно уже что-то менять, сейчас осталась одна цель - выжить! Любыми путями!" - думал Олег, в очередной раз укладывая спать в кресло Светлова, находившегося в постоянном "переборе" и норовившего отоспаться на заплеванном полу автобуса.
На одной из остановок "по малой нужде" в автобусе неизвестно откуда появились три девахи. Впоследствии оказалось - pycские, добираются до Степанакерта, чтобы пересесть там на поезд в Россию. По тому, что их нисколько не смутило присутствие в салоне одних мужиков, все поняли - эти из тех, "дающих". Теория подтвердилась при первых же попытках уговоров, "плечевые"** заявили, что трахаться будут лишь при наличии бабок. А кому нужны деньги на войне? Немедленно вытрясли карманы и вскоре вручили путанам внушительную пачку денег разного достоинства и
производства. После этого завесили салон поперек вмиг появившимися двумя шерстяными одеялами, отгородив заднее сиденье и пару рядов кресел. Получился салон в салоне.
* Град - система залпового огня "Катюша"
** "Плечевые" - дорожные проститутки
Пришлось Олегу перебираться из своего закутка в "общий зал", а в "кабинет" тут же нырнули девицы. Через некоторое время в стыке одеял жадным похотливым взорам явилась оголенная женская ручка и кокетливо поманила пальчиком желающих. Их оказалось очень много: почти половина новобранцев ломанулась за одеяла - "облегчиться".
- Стоп! - на их пути встали двое сопровождающих из комендатуры. Внушительного вида, на поясе у каждого - ПМ в кобуре, а на руке висит милицейская дубинка.
- Сначала надо пробу снять! - осклабился один их них, держа ладонь на рукояти "Макарова". - Может они специально подосланы - заразить призывников!
- У вас что - спецприборы для этого имеются? - попытался срезать их кто-то из желающих.
- А как же! - здоровила похлопал себя по ширинке, отметая всякие возражения, и заявил: - Давайте еще одного проверяющего из своих - за свидетеля!
Таковой нашелся быстро - общий заводила и анекдотчик. Все трое исчезли за ширмой, остальные с нездоровым интересом стали прислушиваться к звукам, доносившимся "оттуда", а четверо наиболее
любопытных сунули носы между одеялами. Девицы стонали настолько громко и натурально, что можно было подумать - насилуют девственниц. Минут через двадцать вышли "проверяющие" и, плотно заняв первые четыре кресла от "салона", весело подмигнули остальным.
- Все в порядке! Становись в очередь по трое! Зашипев тормозами, встал автобус, и в салоне появился водитель.
- Ребята, по всем законам я должен быть следующим! - заявил он. - Не дай Бог дрожащими руками рулить по таким дорогам!
Все дружно загоготав, единодушно согласились ним. Далее поехали веселее и дружнее, общая "любовь", наверное, сплотила.
В Степанакерте, во время перегрузки пополнения в грузовики, произвели "дозаправку топливом" страждущих организмов - на соседнем карвине* кто-то умудрился "увести" ведрами литров пятьдесят коньячного спирта. Здесь же и отметили "прощание славянок" - трое путан уходили на железнодорожный вокзал с сознанием честно выполненного долга и тугим "прессом" за пазухами. После этого "готовое" к выполнению любых приказов командования пополнение бригады Григоряна прибыло, наконец-то, на полевую базу подразделения - село Мечен. Для Грунского это был новый этап наблюдений и знакомств с армянским вариантом явно советской, по уставам, армии.
Поздно ночью вернулись с постов руссаки.
- Мать моя, какая встреча! - проспавшийся Вовчик бросился обнимать двоих. После этого представил их Олегу.
- Это Петр-хохол, а это Рашидка!
За разговорами просидели до утра. Петро, так же, как и Олег, бежал в Карабах от возмездия, но - за убийство.
- Жена, понимаешь, такая тварь попалась! Однажды отпросился с работы пораньше - зуб заболел, Прихожу домой, отпираю дверь своим ключом, а она с соседом аэротикой занимается. Пока за топором в прихожую сбегал, сосед в окно сиганул со второго этажа, а под горячую руку жена попалась... Оттяпал ей башку и рванул сюда, в Карабах. Слышал потом: оправдали меня по состоянию аффекта. Оказывается, соседи пошли в свидетели и заявили, что моя благоверная уже третий год с соседом кувыркается. Вот падлы, весь подъезд знал об этом блядстве, а мне никто даже словечком не обмолвился!
Такая у нас Россия - страна "доброжелателей"! - с горечью рассказывал Петро Олегу, не забывая прикладываться к стакану сконьячным спиртом.
* Карвин - винзавод (арм.)
У Рашида жизненная история был намного проще, Честный каменщик из Татарии, он приехал в Леинакан подшабашить на дом своей строительной специальностью и... остался у разбитого корыта, Обижен он был до крайности на своих единоверцев-мусульман, армян и азербайджанцев, оставивших его, в конце концов, без любимой работы. Но больше всего злился на супруга своей дальней родственницы - Раисы Горбачевой - "доведшего страну до такого бардака". Счеты с обидчиками он сводил при помощи любимого РПК* с оптикой, а ненавистный правитель был недосягаем в Москве,
После некоторого обмена опытом в этой компании Грунскому стало ясно, что сам он покуда ничего путного из себя не представляет - все покажут служба и бои,а не ля-ля!
А боев пока не было: он попал на позиции как раз в очередное перемирие - временное прекращение огня для отправки раненых в тыл и захоронения убитых.
На следующий день Олег познакомился с командиром батальона - Вартаном Маляном, в свое время воевавшим в далеком Афгане. Он вызвал Грунского и начал прощупывать его; где проходил срочную службу, кем, что изучал... Сам бывший кадровый офицер, Малян объяснял Олегу стратегию армян:
- Задача по освобождению административной территории НКР почти выполнена. Осталось освободить от азеров лишь несколько сел в Мардакертском районе. Но противник жестко продолжает удерживать почти весь Шауменовский район. А там - труднопроходимые горы, а в них - отлично укрепившиеся турки. Они, в принципе, виноваты, что из-за этого нам пришлось взять другие, более "легкие" районы, уже чисто азеровские: Физули, Горадиз, Агдам, Киль-боджар, Кубатлы... Ну, а насчет Лагинского коридора пусть не особо разоряются - это же прямая связь с Арменией! И вообще - в штабе поговаривают, что к маю азербайджанцы могут созреть, в смысле - И живой силой и вооружением, и атаковать. Чтобы этого не произошло, мы, наверное, в апреле сами рванем!
* РПК - ручной пулемет Калашникова, калибр 5,45.
Окончив эту долгую речь. Малян "забил косяк" с "планом" и, после пятиминутного раздумья, издал приказ:
- Грунский отвечает за физподготовку батальона и тактические занятия с "военкоматом" - стариками, учителями, бомжами!.. Это была уже хоть маленькая, но командная должность.
В один из теплых апрельских дней в батальоне объявили, что все, свободные от дежурства на постах, к середине дня должны собраться на поле у разбитой школы. Тут же объяснялась и причина сборов - состоится финальный матч первенства бригады по футболу; встреча команды офицеров
земляков и любимцев комбрига Григоряна, из Эчмиадзина, и новобранцев-ереванцев. Матч, по задумке командира, должен был отвлечь личный состав от дурных мыслей перед наступлением и служил своеобразным праздником спорта и веселья, А так как питание и обеспечение всех подразделений
соединения, кроме "родного" Григоряну, было на том же уровне, который успел оценить Олег еще в Ленинакане - "безнадега", то действительно - смешно было противопоставлять откормленным офицерам-эчмиадзинцам еле волочащих от голода ноги ереванцев. Азарт от игры, конечно, был, но, в
основном, у болельщиков из офицерья: игра, по сути дела, шла в одни ворота.
Эчмиадзинцы вкатывали в ворота противника мяч за мячом. Итоговый счет был разгромным - 7 : 2, не в пользу ереванского батальона. Как, собственно, и предполагалось с самого начала.
И вручение призов победителям также произвело очень "веселое" впечатление на триста пятьдесят голодных рядовых постовиков. Сам Мамвел Григорян вручил счастливчикам двух баранов, несколько ящиков с консервами, по десять бутылок коньяка и шампанского для торжественного обеда, а его "девочка" - боевая подруга, она же заместитель по тылу и ППЖ (походно-полевая жена), вручила каждому "крутому" футболисту полушубок на овчине и чисто "фирмовый" спортивный костюм "Адидас".
"Да, очень "веселенькое" мероприятие, что там ни говори! - думал Олег, возвращаясь после торжественной церемонии в казарму. - А попробуй обратиться с жалобой на плохое питание и рваное обмундирование, тут же чуть ли не стонут офицеры-кормильцы: снабжение, мол, ни к черту - на складах мыши голые и голодные бегают!". Олег вспомнил одну из таких ленинаканских "мышей" кладовщика Аро, и тут же действительно не мог удержаться от хохота: сравнение было не в пользу серых тварей.
А поздно вечером, ворочаясь на жесткой солдатской постели, он понял еще одну простую истину:
жизнь офицерского и рядового составов в этой "освободительной" армии разительно похожа на жизнь "новых русских" и, сравнительно с ними - простых колхозников там, в покинутой им России. У офицеров - свои порядки, жратва и одежда, а у рядовых - полуголодное существование, основной
радостью которого являлся сбитый на лету воробей или скворец (обычно птицы в тех краях в пределах видимости человеческого глаза на землю не садятся), или найденная где-нибудь в скалах полянка с киндзой, а то и чей-то заброшенный огород с луком. Некоторые не брезговали "шакалить" по вечерам в помойных ящиках у офицерских столовых, и, видимо, не были "в пролете" вечно ходили со сравнительно довольными рожами.
Да не только в питании было дело: особые порядки касались и вещевой службы (кому че, кому- ниче), и девочек старших, "больших" офицеров, а также женского пола из состава медперсонала и кухни. И рядовых солдат в этих вопросах ставили в жесткие рамки, не вызывающие сомнения в их полной беспомощности перед офицерской элитой...
С пятого апреля начались усиленные занятия сформированных накануне штурмовых групп, в которые входили солдаты, крепкие еще, здоровые в общем, по командирским понятиям - не совсем сдыхающие от недоедания.
Занятия проходили с впечатляющим эффектом: по небу туда-сюда носились штурмовики, по полю, маневрируя, ползали танки Т-72, а пехота орала "ур-р-ря!" и вовсю палила холостыми из АКМ-ов, норовя попасть гранатой-болванкой по танковой решетке радиатора. Понять, конечно, кто кого лупит, было трудновато, но само обращение с оружием, полнейшая безнаказанность от пуль и осколков - относительная, конечно, ибо холостым выстрелом иногда запросто вышибали глаз, а безобидным на первый взгляд взрывпакетом отрывало руку, ногу, а то и чего похлеще при ползании по-пластунски, - возбуждали солдатиков-добровольцев не хуже хорошей наркоты.
В этот же день любовница комбрига - Назик, семнадцатилетняя симпатюля, шастала по полю с видеокамерой, снимая "для памяти" наиболее интересные моменты учебной штурмовки. Позы она, конечно, изображая великого Федерико Феллини, принимала такие, что у штурмующих оружие из
рук вываливалось при виде ее различных оголенностей, но и сама при этом увлеклась настолько, что имела неосторожность приблизиться на опасное расстояние к маневрирующему Т-72. А молодой, неопытный механик-водитель, естественно, не мог видеть, что сзади танка совершает променад такая
"драгоценность". Ну и зацепил правым бортом ее плечо. Слегка, порвав бортовым крюком лямку вязаного то ли платья, то ли полупальто. Но этого оказалось достаточно, чтобы комбриговская ППЖ взвыла в полный голос не столько от боли, сколько от страха и злости за испорченный наряд. А через пять минут эчмиадзинские офицеры затаптывали в грязь ничего не понимающего, перепуганного танкиста. Шлюшка Назик тоже старалась внести свою лепту в избиение, норовя пнуть его в лицо, да побольнее, подкованными каблучками замшевых сапожек. Это "дело", которое Олег наблюдал издали,
называлось здесь "обычным". А к утру следующего дня Рашид принес новость:
- Слышь, руссаки! А танкист-пацан "дуба секанул" - забили его до смерти! Еще один "павший в боях за свободу и независимость НКР" посмотрите, домой так и напишут!
Понятное дело: по бригаде поползли нехорошие слухи и кривотолки. Это перед наступлением-то! И начальство решило преподнести рядовому составу "большой сюрприз"...
В десять часов утра на запасные пути местной железнодорожной станции загнали необычный состав:
наглухо закрытые пульмановские вагоны, на тамбурных площадках которых примостились по паре солдат с овчаркой. На ярко-красных погонах у них были две золотистые буквы "ВВ" - внутренние войска. На станции солдаты сноровисто, по одному, спрыгнули с подножек и, понатужившись, налегли на двери-ворота. Те, постукивая роликами, поехали в сторону, открывая проемы, забранные решетками, сваренными из толстой арматуры. И тотчас встречающих состав добровольцев оглушило... женским гомоном, выкриками и крепким, совсем не женским матом.
Оказывается, местное начальство, договорившись с кем-то из высших кругов, завернуло "на денек" следовавший транзитом, из одной ИТК в другую, плановый конвой с осужденными женщинами. Причем подобрали умно: следующих этапом по одной лишь статье - за растрату. Почему умно? Да потому что за растрату у нас в России ни один уважающий себя работник или работница прилавка никогда не сядет. Особенно те, у кого солидный стаж работы в этой профессии. Для отсидки существует особая категория "мальчиков" и "девочек", только что окончивших торгово-учебное заведение и поступивших на практику в тот или иной магазин или на базу. При очередной ревизии их "подставляют", и, таким образом, недостающая на данный момент в кассе предприятия розничной торговли выручка или партия дефицитного товара на складе списывается за счет этих стажеров. Большая часть из них - те, которых не в силах выкупить родители, родственники, или "добрые дяди-спонсоры", оседает в исправительно-трудовых колониях различных режимов - в зависимости от "размера хищений". Довольны почти все: ОБХСС или, по-новому ОБЭП отсутствием "висяка", члены ревизионной комиссии
сознанием выполненного долга, а матерые работники прилавка - отведенной в очередной раз бедой. Горе родителей и искалеченная юная жизнь - а что это такое перед ощущением тугой, хрустящей пачки "крупнокалиберных купюр" в чьем-нибудь потном, жирном кулаке?...
Потому-то этот состав из трех вагонов и содержал, в основном, молодой контингент растратчиц, определенных этапом в НТК строго режима на одном из берегов Южного Буга в Западной Украине.
Грунский, оказавшийся волею ротного в толпе "встречающих", с изумлением вглядывался в женские тела, прилипшие к прутьям решетки, отгораживающей свежий воздух от испарений вагонной параши.
Одетые в одинаковые темно-синие платья-халаты, арестантки, однако, не были похожи одна на другую - юные, симпатичные, но какие-то блекло-серые лица сменились у решеток пожилыми, одутловатыми. За порцией свежего воздуха выползли из темных углов на свет божий "мамы": те, кто учил неопытных, впервые попавших на зону, удовлетворять самих себя - "толочься" кукурузным початком, огурцом или просто кашей, плотно набитой в капроновый чулок...
А из-за решетки в сторону охранников полетели куски.., конской колбасы, недавно, в пути выданной им на завтрак.
- Забери жратву, малахольный! Она у вас вонючая!
- Врешь, стерва, свежая! - не выдержав, взорвался совсем молодой еще солдатик, по всей видимости - первогодок. - Прямо с завода намедни получили! - запальчиво принялся он было доказывать кому-то, и тут же умолк, сраженный раздавшимся вокруг хохотом. Смеялись все; девахи за решеткой, конвоиры-"старички" и даже добровольцы - те, кто понял, на чем подловился "салага",
- Эх, детвора! - оказавшийся рядом Вовчик снисходительно потрепал молодого бойца по стриженому ежику неотросшей шевелюры. - Правы бабенки: конечно, припахивать стала колбаска, коль в деле побывала, в вернее - в теле! Кто ж вас учил сухпай раздавать целыми кольцами? Резать надо
было на кусочки, тогда бабы были бы не удовлетворены, зато сыты!
Между тем одна из зэчек, молодая привлекательная блондинка, стоя у решетки, окликнула проходящего мимо сержанта из сопровождающего состава взвода охраны, который тащил куда-то полный пакет жирной селедки.
- Эй, долдон, моя детка рыбки, хочет!
- Какая еще детка? - огрызнулся сержант.
- А вот эта!
И блондинка задрала спереди полу халата до пояса, обнажив длинные стройные ноги и курчавые завитки волос в промежности - под халатом не было трусиков. Сержант вспыхнул то ли от смущения, то ли от возмущения, а женщины в вагоне уже корчились от хохота: молодость и здоровье искали
выхода даже в такой вот пошловатой шутке. К тому же рядом - мужики, самцы, а это много значит для изголодавшихся в СИЗО за время следствия...
Командир отделения, затравленно оглянувшись, наткнулся на поощрительные взгляды добровольцев.
- Дай ты ей рыбки, жалко, что ли? Тогда он сунул руку в пакет, захватил пару увесистых рыбин и,
размахнувшись, запулил их между прутьев.
- Нате, подавитесь, сучки! - и повернул было в сторону от вагона.
- Погоди ты, чебурек! Теперь рыбка водички хочет! - повторный оклик заставил его обернуться.
Блондинка уже стояла, распахнув халат и поводя обнаженными бедрами из стороны в сторону. Тело и хвост селедки, торчащих "оттуда", плавно волнообразно повторяли движения бедер, создавая впечатление плывущей рыбы. Зрелище было настолько необычным и захватывающим, что кто-то из
"встречающих", не выдержав, присвистнул. Сержант с минуту постоял, переваривая раздававшийся вокруг хохот, затем сорвался с места и исчез за одним из станционных пакгаузов.
Некоторое время народ внутри вагонов и вне их веселился на полную катушку, сопровождая смех репликами в адрес сбежавшего армянина типа "не выдержал, сердешный", или "вручную злость пошел сгонять", как вдруг сержант вновь появился перед вагоном с полным ведром воды.
- Кто, говоришь, воды просит?
- Да ты что, ослеп, телок недоделанный? - блондиночка все еще красовалась в той же позе. - Вот, погляди поближе - детка моя и рыбка! Дашь им напиться?
- На!
Сержант, подойдя ближе, окатил из ведра ее и стоявших вокруг "подельниц". Истошный вой боли и злости раздался изнутри вагона; в ведре был крутой кипяток из вокзального титана. Сначала все рванули от решетки прочь, затем злоба взяла верх над разумом. Во всех трех вагонах женские тела
швырнуло вновь к решеткам, и десятки рук ухватились за прутья. Проклятия и нелестные пожелания в адрес всех стоящих на перроне мужиков, перемежаемые отборнейшим площадным матом, слились в сплошной гам. Но если бы Бог услышал мольбы, пожелания, захотел тут же исполнить их, у бедных представителей мужского пола поотваливалось бы все их мужское достоинство, а у некоторых оно застряло бы в совсем нежелательных местах.
И вдруг общий вопль внезапно, как по команде стих. Продолжали раздаваться лишь отдельные не то выкрики, не то стоны: - 0-о-ой! 0-о-ой! которые постепенно подхватили все находящиеся в
вагонах женщины. "Встречающие" не врубались сперва - что к чему, затем раздался чей-то выкрик:
- Мужики, они же вагоны раскачивают! Действительно, зэчки, вцепившись руками в переплеты решетки, под эти выкрики ритмично дергали ее на себя.
Последствия начали сказываться уже через несколько таких рывков: вагоны плавно качались, пока еще на рессорах, но амплитуда колебаний с каждым качком увеличивалась. Еще несколько рывков...
- Хватит, довольно, не надо больше!
Олег подскочил к нему, схватил одной рукой за волосы, а другой вывернул его кисть за спину аж до затылка.
- Ты что, сволочь? Крыша поехала?
- Отпусти, больно же! - взмолился Вовчик. - Я больше не буду!
- Проверим! - Грунский отпустил его руку. - Теперь объясняй!
- Пошли звонить начальству об ограблении склада! - пригласил его Светлов в казарму. - Заодно
доложим и о том, как нас избили до бессознания! - попытался он скорчить ухмылку разбитым ртом.
- Ах ты, артист долбаный! - сразу все поняв, шутливо замахнулся на него Олег. - Не мог сначала
объяснить, что к чему?
- Эффект был бы совсем не тот! - оправдывался Вовчик, и, засмеявшись, наконец, протянул руку
Грунскому. - Ну что, без обиды?
- Да кто на клоунов обижается?! - пожал его "клешню" Олег...
Только через час они дозвонились до начальства - праздник ведь, да и ночь на дворе. К тому же заместитель комбата Чохчоглен был явно "подшофе", телефонная трубка с трудом могла переварить его бессвязную речь. Добившись от него обещания "разобраться во всем завтра, на месте", Светлов бросил трубку на рычаг аппарата.
- А не забудет он до завтра по пьяни о всех обещаниях? - усомнился Олег.
- Ты плохо знаешь нашего заместителя! - торжественно провозгласил Вовчик, разливая по солдатским кружкам великолепный армянский коньяк - из складских запасов. - Он может забыть переспать с женой, но дела батальона никогда! За это и держится до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил ряды алкашей-безработных. Ну, давай помянем Нину, да заодно выпьем за успех проведенной операции!
- А что они грузили в эти машины?
- Много будешь знать - мало проживешь! - скаламбурил Светлов. - До хрена там чего дефицитного накопилось у Аро - очень запасливый и жадный был мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все
это в тайне, а затем продать выгодно, да сгубила еще одна жадность - к молоденьким женщинам. Тайком от жены оборудовал в складе целый офис - с коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и накрылась тайна его одним женским местом! Много поимеют ребята на этом "деле", если, конечно, не попадутся. Тогда им лучше самим застрелиться ислам воровства не прощает!
Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!
Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:
- Слушай, Грунский, тебе не кажется, что после таких трудов мы заслужили праведный сон?
Глава 6
ПЕРЕД БОЙНЕЙ...
На следующий день комиссия "по разборкам" все же прибыла, но расследование проводилось как-то вяло. По всей вероятности, кому-то в верхах не терпелось "замять" это, едва начатое, дело по ограблению продсклада: то ли напряженная обстановка была тому причиной, то ли грабители "поделились побратски" кое с кем... К тому же началось формирование боевых частей из добровольцев и "военкоматских" - призывников, для отправки их на позиции.
Светлов же успел по своим каналам втихаря "загнать" продукты из ямы под дежуркой, а вырученные
баксы закопал где-то на территории части, пообещав Олегу разделить их "фифти-фифти" сразу по
возвращении из первой же операции, как только утихнет шумиха после разборок.
Прибывшая в Ереван группа Ленинаканского батальона насчитывала шесть добровольцев, включая
Грунского, и тринадцать резервистов, отловленных военной полицией на улицах разрушенного города
для прохождения "переподготовки" в боях. На Аштаракском шоссе находилась сборная база батальонов
пятой бригады, командовал которой, по слухам, полковник (правда, без военного образования) Мамвел Григорян - национальный герой, фидаин. Всего насчитывалось восемь батальонов, каждый из какого-нибудь района Армении Эчмиадзинского, Масисского, Веди, Горис... Но группы отъезжающего пополнения укомплектованы были все одинаково - основная масса - "военкоматовцы". И по характеру их проводов родственниками - как на тот свет, навсегда, чуть ли не в трауре, да еще c заунывными песнями, поразительно смахивающими на отпевание - Олег сделал еще один невеселый вывод: с той главной задачей, о которой твердил Светлов - вернуться, справляются немногие.
Загрузка в автобусы была долгой - под звуки национальных маршей и песен. Многих защитников
Родины парням из комендатуры приходилось вносить в салоны на руках, потому что от безысходности и выпитого ходить самостоятельно те уже не могли. Мероприятие по дегустации спиртного продолжалось всю дорогу по горным перевалам до самой столицы НКР - Степанакерта. В ход шло все, что горело: водка пшеничная и тутовая,
спирт, коньяк, одеколон... За окнами автобуса проносились горные весенне-зимние пейзажи: разбитые трассы, руины сел - результаты работы "Града"*, а на обочинах - сожжеенная бронетехника и таблички с фамилиями русских солдат времен "особого комитета" Вольского, еще при существовании
Советского Союза, погибших как от ножей армян, так и от пуль азеров. Но кого они интересовали сейчас, эти "пейзажи"? Даже вариант слететь с обледенелой дороги серпантина в пропасть - всем был "фиолетово". Может быть, кроме одного пассажира, зажавшегося в самом углу и тоскливо поглядывавшего то в окно автобуса, то на зрелище в салоне.
"Куда я попал и где мои вещи? Добегался... Где ты, Гарик, "авторитет", со своим сказочным бассейном и ласковыми наядами? Поздно, поздно уже что-то менять, сейчас осталась одна цель - выжить! Любыми путями!" - думал Олег, в очередной раз укладывая спать в кресло Светлова, находившегося в постоянном "переборе" и норовившего отоспаться на заплеванном полу автобуса.
На одной из остановок "по малой нужде" в автобусе неизвестно откуда появились три девахи. Впоследствии оказалось - pycские, добираются до Степанакерта, чтобы пересесть там на поезд в Россию. По тому, что их нисколько не смутило присутствие в салоне одних мужиков, все поняли - эти из тех, "дающих". Теория подтвердилась при первых же попытках уговоров, "плечевые"** заявили, что трахаться будут лишь при наличии бабок. А кому нужны деньги на войне? Немедленно вытрясли карманы и вскоре вручили путанам внушительную пачку денег разного достоинства и
производства. После этого завесили салон поперек вмиг появившимися двумя шерстяными одеялами, отгородив заднее сиденье и пару рядов кресел. Получился салон в салоне.
* Град - система залпового огня "Катюша"
** "Плечевые" - дорожные проститутки
Пришлось Олегу перебираться из своего закутка в "общий зал", а в "кабинет" тут же нырнули девицы. Через некоторое время в стыке одеял жадным похотливым взорам явилась оголенная женская ручка и кокетливо поманила пальчиком желающих. Их оказалось очень много: почти половина новобранцев ломанулась за одеяла - "облегчиться".
- Стоп! - на их пути встали двое сопровождающих из комендатуры. Внушительного вида, на поясе у каждого - ПМ в кобуре, а на руке висит милицейская дубинка.
- Сначала надо пробу снять! - осклабился один их них, держа ладонь на рукояти "Макарова". - Может они специально подосланы - заразить призывников!
- У вас что - спецприборы для этого имеются? - попытался срезать их кто-то из желающих.
- А как же! - здоровила похлопал себя по ширинке, отметая всякие возражения, и заявил: - Давайте еще одного проверяющего из своих - за свидетеля!
Таковой нашелся быстро - общий заводила и анекдотчик. Все трое исчезли за ширмой, остальные с нездоровым интересом стали прислушиваться к звукам, доносившимся "оттуда", а четверо наиболее
любопытных сунули носы между одеялами. Девицы стонали настолько громко и натурально, что можно было подумать - насилуют девственниц. Минут через двадцать вышли "проверяющие" и, плотно заняв первые четыре кресла от "салона", весело подмигнули остальным.
- Все в порядке! Становись в очередь по трое! Зашипев тормозами, встал автобус, и в салоне появился водитель.
- Ребята, по всем законам я должен быть следующим! - заявил он. - Не дай Бог дрожащими руками рулить по таким дорогам!
Все дружно загоготав, единодушно согласились ним. Далее поехали веселее и дружнее, общая "любовь", наверное, сплотила.
В Степанакерте, во время перегрузки пополнения в грузовики, произвели "дозаправку топливом" страждущих организмов - на соседнем карвине* кто-то умудрился "увести" ведрами литров пятьдесят коньячного спирта. Здесь же и отметили "прощание славянок" - трое путан уходили на железнодорожный вокзал с сознанием честно выполненного долга и тугим "прессом" за пазухами. После этого "готовое" к выполнению любых приказов командования пополнение бригады Григоряна прибыло, наконец-то, на полевую базу подразделения - село Мечен. Для Грунского это был новый этап наблюдений и знакомств с армянским вариантом явно советской, по уставам, армии.
Поздно ночью вернулись с постов руссаки.
- Мать моя, какая встреча! - проспавшийся Вовчик бросился обнимать двоих. После этого представил их Олегу.
- Это Петр-хохол, а это Рашидка!
За разговорами просидели до утра. Петро, так же, как и Олег, бежал в Карабах от возмездия, но - за убийство.
- Жена, понимаешь, такая тварь попалась! Однажды отпросился с работы пораньше - зуб заболел, Прихожу домой, отпираю дверь своим ключом, а она с соседом аэротикой занимается. Пока за топором в прихожую сбегал, сосед в окно сиганул со второго этажа, а под горячую руку жена попалась... Оттяпал ей башку и рванул сюда, в Карабах. Слышал потом: оправдали меня по состоянию аффекта. Оказывается, соседи пошли в свидетели и заявили, что моя благоверная уже третий год с соседом кувыркается. Вот падлы, весь подъезд знал об этом блядстве, а мне никто даже словечком не обмолвился!
Такая у нас Россия - страна "доброжелателей"! - с горечью рассказывал Петро Олегу, не забывая прикладываться к стакану сконьячным спиртом.
* Карвин - винзавод (арм.)
У Рашида жизненная история был намного проще, Честный каменщик из Татарии, он приехал в Леинакан подшабашить на дом своей строительной специальностью и... остался у разбитого корыта, Обижен он был до крайности на своих единоверцев-мусульман, армян и азербайджанцев, оставивших его, в конце концов, без любимой работы. Но больше всего злился на супруга своей дальней родственницы - Раисы Горбачевой - "доведшего страну до такого бардака". Счеты с обидчиками он сводил при помощи любимого РПК* с оптикой, а ненавистный правитель был недосягаем в Москве,
После некоторого обмена опытом в этой компании Грунскому стало ясно, что сам он покуда ничего путного из себя не представляет - все покажут служба и бои,а не ля-ля!
А боев пока не было: он попал на позиции как раз в очередное перемирие - временное прекращение огня для отправки раненых в тыл и захоронения убитых.
На следующий день Олег познакомился с командиром батальона - Вартаном Маляном, в свое время воевавшим в далеком Афгане. Он вызвал Грунского и начал прощупывать его; где проходил срочную службу, кем, что изучал... Сам бывший кадровый офицер, Малян объяснял Олегу стратегию армян:
- Задача по освобождению административной территории НКР почти выполнена. Осталось освободить от азеров лишь несколько сел в Мардакертском районе. Но противник жестко продолжает удерживать почти весь Шауменовский район. А там - труднопроходимые горы, а в них - отлично укрепившиеся турки. Они, в принципе, виноваты, что из-за этого нам пришлось взять другие, более "легкие" районы, уже чисто азеровские: Физули, Горадиз, Агдам, Киль-боджар, Кубатлы... Ну, а насчет Лагинского коридора пусть не особо разоряются - это же прямая связь с Арменией! И вообще - в штабе поговаривают, что к маю азербайджанцы могут созреть, в смысле - И живой силой и вооружением, и атаковать. Чтобы этого не произошло, мы, наверное, в апреле сами рванем!
* РПК - ручной пулемет Калашникова, калибр 5,45.
Окончив эту долгую речь. Малян "забил косяк" с "планом" и, после пятиминутного раздумья, издал приказ:
- Грунский отвечает за физподготовку батальона и тактические занятия с "военкоматом" - стариками, учителями, бомжами!.. Это была уже хоть маленькая, но командная должность.
В один из теплых апрельских дней в батальоне объявили, что все, свободные от дежурства на постах, к середине дня должны собраться на поле у разбитой школы. Тут же объяснялась и причина сборов - состоится финальный матч первенства бригады по футболу; встреча команды офицеров
земляков и любимцев комбрига Григоряна, из Эчмиадзина, и новобранцев-ереванцев. Матч, по задумке командира, должен был отвлечь личный состав от дурных мыслей перед наступлением и служил своеобразным праздником спорта и веселья, А так как питание и обеспечение всех подразделений
соединения, кроме "родного" Григоряну, было на том же уровне, который успел оценить Олег еще в Ленинакане - "безнадега", то действительно - смешно было противопоставлять откормленным офицерам-эчмиадзинцам еле волочащих от голода ноги ереванцев. Азарт от игры, конечно, был, но, в
основном, у болельщиков из офицерья: игра, по сути дела, шла в одни ворота.
Эчмиадзинцы вкатывали в ворота противника мяч за мячом. Итоговый счет был разгромным - 7 : 2, не в пользу ереванского батальона. Как, собственно, и предполагалось с самого начала.
И вручение призов победителям также произвело очень "веселое" впечатление на триста пятьдесят голодных рядовых постовиков. Сам Мамвел Григорян вручил счастливчикам двух баранов, несколько ящиков с консервами, по десять бутылок коньяка и шампанского для торжественного обеда, а его "девочка" - боевая подруга, она же заместитель по тылу и ППЖ (походно-полевая жена), вручила каждому "крутому" футболисту полушубок на овчине и чисто "фирмовый" спортивный костюм "Адидас".
"Да, очень "веселенькое" мероприятие, что там ни говори! - думал Олег, возвращаясь после торжественной церемонии в казарму. - А попробуй обратиться с жалобой на плохое питание и рваное обмундирование, тут же чуть ли не стонут офицеры-кормильцы: снабжение, мол, ни к черту - на складах мыши голые и голодные бегают!". Олег вспомнил одну из таких ленинаканских "мышей" кладовщика Аро, и тут же действительно не мог удержаться от хохота: сравнение было не в пользу серых тварей.
А поздно вечером, ворочаясь на жесткой солдатской постели, он понял еще одну простую истину:
жизнь офицерского и рядового составов в этой "освободительной" армии разительно похожа на жизнь "новых русских" и, сравнительно с ними - простых колхозников там, в покинутой им России. У офицеров - свои порядки, жратва и одежда, а у рядовых - полуголодное существование, основной
радостью которого являлся сбитый на лету воробей или скворец (обычно птицы в тех краях в пределах видимости человеческого глаза на землю не садятся), или найденная где-нибудь в скалах полянка с киндзой, а то и чей-то заброшенный огород с луком. Некоторые не брезговали "шакалить" по вечерам в помойных ящиках у офицерских столовых, и, видимо, не были "в пролете" вечно ходили со сравнительно довольными рожами.
Да не только в питании было дело: особые порядки касались и вещевой службы (кому че, кому- ниче), и девочек старших, "больших" офицеров, а также женского пола из состава медперсонала и кухни. И рядовых солдат в этих вопросах ставили в жесткие рамки, не вызывающие сомнения в их полной беспомощности перед офицерской элитой...
С пятого апреля начались усиленные занятия сформированных накануне штурмовых групп, в которые входили солдаты, крепкие еще, здоровые в общем, по командирским понятиям - не совсем сдыхающие от недоедания.
Занятия проходили с впечатляющим эффектом: по небу туда-сюда носились штурмовики, по полю, маневрируя, ползали танки Т-72, а пехота орала "ур-р-ря!" и вовсю палила холостыми из АКМ-ов, норовя попасть гранатой-болванкой по танковой решетке радиатора. Понять, конечно, кто кого лупит, было трудновато, но само обращение с оружием, полнейшая безнаказанность от пуль и осколков - относительная, конечно, ибо холостым выстрелом иногда запросто вышибали глаз, а безобидным на первый взгляд взрывпакетом отрывало руку, ногу, а то и чего похлеще при ползании по-пластунски, - возбуждали солдатиков-добровольцев не хуже хорошей наркоты.
В этот же день любовница комбрига - Назик, семнадцатилетняя симпатюля, шастала по полю с видеокамерой, снимая "для памяти" наиболее интересные моменты учебной штурмовки. Позы она, конечно, изображая великого Федерико Феллини, принимала такие, что у штурмующих оружие из
рук вываливалось при виде ее различных оголенностей, но и сама при этом увлеклась настолько, что имела неосторожность приблизиться на опасное расстояние к маневрирующему Т-72. А молодой, неопытный механик-водитель, естественно, не мог видеть, что сзади танка совершает променад такая
"драгоценность". Ну и зацепил правым бортом ее плечо. Слегка, порвав бортовым крюком лямку вязаного то ли платья, то ли полупальто. Но этого оказалось достаточно, чтобы комбриговская ППЖ взвыла в полный голос не столько от боли, сколько от страха и злости за испорченный наряд. А через пять минут эчмиадзинские офицеры затаптывали в грязь ничего не понимающего, перепуганного танкиста. Шлюшка Назик тоже старалась внести свою лепту в избиение, норовя пнуть его в лицо, да побольнее, подкованными каблучками замшевых сапожек. Это "дело", которое Олег наблюдал издали,
называлось здесь "обычным". А к утру следующего дня Рашид принес новость:
- Слышь, руссаки! А танкист-пацан "дуба секанул" - забили его до смерти! Еще один "павший в боях за свободу и независимость НКР" посмотрите, домой так и напишут!
Понятное дело: по бригаде поползли нехорошие слухи и кривотолки. Это перед наступлением-то! И начальство решило преподнести рядовому составу "большой сюрприз"...
В десять часов утра на запасные пути местной железнодорожной станции загнали необычный состав:
наглухо закрытые пульмановские вагоны, на тамбурных площадках которых примостились по паре солдат с овчаркой. На ярко-красных погонах у них были две золотистые буквы "ВВ" - внутренние войска. На станции солдаты сноровисто, по одному, спрыгнули с подножек и, понатужившись, налегли на двери-ворота. Те, постукивая роликами, поехали в сторону, открывая проемы, забранные решетками, сваренными из толстой арматуры. И тотчас встречающих состав добровольцев оглушило... женским гомоном, выкриками и крепким, совсем не женским матом.
Оказывается, местное начальство, договорившись с кем-то из высших кругов, завернуло "на денек" следовавший транзитом, из одной ИТК в другую, плановый конвой с осужденными женщинами. Причем подобрали умно: следующих этапом по одной лишь статье - за растрату. Почему умно? Да потому что за растрату у нас в России ни один уважающий себя работник или работница прилавка никогда не сядет. Особенно те, у кого солидный стаж работы в этой профессии. Для отсидки существует особая категория "мальчиков" и "девочек", только что окончивших торгово-учебное заведение и поступивших на практику в тот или иной магазин или на базу. При очередной ревизии их "подставляют", и, таким образом, недостающая на данный момент в кассе предприятия розничной торговли выручка или партия дефицитного товара на складе списывается за счет этих стажеров. Большая часть из них - те, которых не в силах выкупить родители, родственники, или "добрые дяди-спонсоры", оседает в исправительно-трудовых колониях различных режимов - в зависимости от "размера хищений". Довольны почти все: ОБХСС или, по-новому ОБЭП отсутствием "висяка", члены ревизионной комиссии
сознанием выполненного долга, а матерые работники прилавка - отведенной в очередной раз бедой. Горе родителей и искалеченная юная жизнь - а что это такое перед ощущением тугой, хрустящей пачки "крупнокалиберных купюр" в чьем-нибудь потном, жирном кулаке?...
Потому-то этот состав из трех вагонов и содержал, в основном, молодой контингент растратчиц, определенных этапом в НТК строго режима на одном из берегов Южного Буга в Западной Украине.
Грунский, оказавшийся волею ротного в толпе "встречающих", с изумлением вглядывался в женские тела, прилипшие к прутьям решетки, отгораживающей свежий воздух от испарений вагонной параши.
Одетые в одинаковые темно-синие платья-халаты, арестантки, однако, не были похожи одна на другую - юные, симпатичные, но какие-то блекло-серые лица сменились у решеток пожилыми, одутловатыми. За порцией свежего воздуха выползли из темных углов на свет божий "мамы": те, кто учил неопытных, впервые попавших на зону, удовлетворять самих себя - "толочься" кукурузным початком, огурцом или просто кашей, плотно набитой в капроновый чулок...
А из-за решетки в сторону охранников полетели куски.., конской колбасы, недавно, в пути выданной им на завтрак.
- Забери жратву, малахольный! Она у вас вонючая!
- Врешь, стерва, свежая! - не выдержав, взорвался совсем молодой еще солдатик, по всей видимости - первогодок. - Прямо с завода намедни получили! - запальчиво принялся он было доказывать кому-то, и тут же умолк, сраженный раздавшимся вокруг хохотом. Смеялись все; девахи за решеткой, конвоиры-"старички" и даже добровольцы - те, кто понял, на чем подловился "салага",
- Эх, детвора! - оказавшийся рядом Вовчик снисходительно потрепал молодого бойца по стриженому ежику неотросшей шевелюры. - Правы бабенки: конечно, припахивать стала колбаска, коль в деле побывала, в вернее - в теле! Кто ж вас учил сухпай раздавать целыми кольцами? Резать надо
было на кусочки, тогда бабы были бы не удовлетворены, зато сыты!
Между тем одна из зэчек, молодая привлекательная блондинка, стоя у решетки, окликнула проходящего мимо сержанта из сопровождающего состава взвода охраны, который тащил куда-то полный пакет жирной селедки.
- Эй, долдон, моя детка рыбки, хочет!
- Какая еще детка? - огрызнулся сержант.
- А вот эта!
И блондинка задрала спереди полу халата до пояса, обнажив длинные стройные ноги и курчавые завитки волос в промежности - под халатом не было трусиков. Сержант вспыхнул то ли от смущения, то ли от возмущения, а женщины в вагоне уже корчились от хохота: молодость и здоровье искали
выхода даже в такой вот пошловатой шутке. К тому же рядом - мужики, самцы, а это много значит для изголодавшихся в СИЗО за время следствия...
Командир отделения, затравленно оглянувшись, наткнулся на поощрительные взгляды добровольцев.
- Дай ты ей рыбки, жалко, что ли? Тогда он сунул руку в пакет, захватил пару увесистых рыбин и,
размахнувшись, запулил их между прутьев.
- Нате, подавитесь, сучки! - и повернул было в сторону от вагона.
- Погоди ты, чебурек! Теперь рыбка водички хочет! - повторный оклик заставил его обернуться.
Блондинка уже стояла, распахнув халат и поводя обнаженными бедрами из стороны в сторону. Тело и хвост селедки, торчащих "оттуда", плавно волнообразно повторяли движения бедер, создавая впечатление плывущей рыбы. Зрелище было настолько необычным и захватывающим, что кто-то из
"встречающих", не выдержав, присвистнул. Сержант с минуту постоял, переваривая раздававшийся вокруг хохот, затем сорвался с места и исчез за одним из станционных пакгаузов.
Некоторое время народ внутри вагонов и вне их веселился на полную катушку, сопровождая смех репликами в адрес сбежавшего армянина типа "не выдержал, сердешный", или "вручную злость пошел сгонять", как вдруг сержант вновь появился перед вагоном с полным ведром воды.
- Кто, говоришь, воды просит?
- Да ты что, ослеп, телок недоделанный? - блондиночка все еще красовалась в той же позе. - Вот, погляди поближе - детка моя и рыбка! Дашь им напиться?
- На!
Сержант, подойдя ближе, окатил из ведра ее и стоявших вокруг "подельниц". Истошный вой боли и злости раздался изнутри вагона; в ведре был крутой кипяток из вокзального титана. Сначала все рванули от решетки прочь, затем злоба взяла верх над разумом. Во всех трех вагонах женские тела
швырнуло вновь к решеткам, и десятки рук ухватились за прутья. Проклятия и нелестные пожелания в адрес всех стоящих на перроне мужиков, перемежаемые отборнейшим площадным матом, слились в сплошной гам. Но если бы Бог услышал мольбы, пожелания, захотел тут же исполнить их, у бедных представителей мужского пола поотваливалось бы все их мужское достоинство, а у некоторых оно застряло бы в совсем нежелательных местах.
И вдруг общий вопль внезапно, как по команде стих. Продолжали раздаваться лишь отдельные не то выкрики, не то стоны: - 0-о-ой! 0-о-ой! которые постепенно подхватили все находящиеся в
вагонах женщины. "Встречающие" не врубались сперва - что к чему, затем раздался чей-то выкрик:
- Мужики, они же вагоны раскачивают! Действительно, зэчки, вцепившись руками в переплеты решетки, под эти выкрики ритмично дергали ее на себя.
Последствия начали сказываться уже через несколько таких рывков: вагоны плавно качались, пока еще на рессорах, но амплитуда колебаний с каждым качком увеличивалась. Еще несколько рывков...