И вот однажды, к концу третьей недели, Дэвид подозвал меня к себе. Я спрыгнула со своей тренировочной трапеции и подбежала к нему, слегка задыхаясь.
   – Я хочу, чтобы ты сегодня поработала на настоящей высоте, – мягко предложил он. – Можешь не раскачиваться, если не хочешь, Меридон. Я обещал, что не стану заставлять тебя, и я держу свое обещание. Но сейчас, когда ты так уверенно чувствуешь себя на ученической трапеции, ты, наверное, сможешь работать наверху. Подумай сама, ведь от твоей трапеции до пола расстояние в точности такое же, как от настоящей трапеции до сетки. Это совершенно безопасно, Меридон, поверь мне.
   Я перевела взгляд с него на маленькую платформу наверху. Там стояла Данди, как раз в эту минуту она уверенно скользнула на трапецию, легко раскачалась и бросилась вниз, предварительно сгруппировавшись и подтянув колени к животу. Она, как мячик, упала на сетку, легко выпрямилась и, сделав сальто, спрыгнула с нее улыбаясь.
   – Я попробую, – глубоко вздохнув, согласилась я. – Думаю, что у меня получится.
   – Умница, – обрадовался Дэвид и подозвал Данди: – Подержи, пожалуйста, лестницу для твоей сестры. Она сегодня поработает наверху.
   Как взбираться по лестнице, я знала: пятка-носок, пятка-носок – чтобы заставить работать ноги, а не подтягиваться на руках. Лестница вибрировала под моими пальцами, и я прикусила язык от страха.
   Перейти с лестницы на узкую платформу оказалось еще страшнее. Это была дощечка шириной в половину моей ступни, огороженная легкими перилами. Я мгновенно уцепилась за них обеими руками, так что побелели костяшки пальцев. Мои колени подогнулись, я искала надежной опоры, но все вокруг было таким шатким и раскачивающимся. У меня вырвалось короткое рыдание.
   Данди, поднимавшаяся вслед за мной, услышала меня.
   – Хочешь спуститься вниз? – спросила она. – Я пропущу тебя.
   Я глянула на лестницу, и она показалась мне такой же страшной, как и трапеция.
   – Я боюсь, – еле выговорила я.
   Мой желудок сжался от страха, ноги стали как ватные. Я стояла наверху, напоминая скрюченную ревматизмом леди, и даже не решалась распрямиться.
   – Тебе плохо? – крикнул Дэвид снизу.
   Я не могла осмелиться даже на малейшее движение, которое пошевелило бы платформу.
   – А спуститься вниз ты можешь? – спросил Дэвид.
   Я открыла рот, чтобы крикнуть ему в ответ, что я не смогу ни спуститься по лестнице, ни ухватиться за трапецию. Но мое горло сжал спазм ужаса, и я не издала ни звука. Все, что я могла сделать, – это квакнуть наподобие испуганной лягушки.
   – Прыгай, – беззаботно посоветовала Данди, не внемля моим страданиям. – Ухватись за трапецию, раскачайся и спрыгни в сетку. Это самое безопасное, Меридон. И можешь больше никогда сюда не забираться.
   Я не могла даже повернуть голову, чтобы взглянуть на сестру. Одним неуловимым движением она оказалась рядом со мной на платформе и подтянула к нам трапецию, затем отцепила мою руку от правого перильца, и я ухватилась за трапецию так, будто это могло спасти мне жизнь. Своим весом трапеция немного потянула меня вперед. Когда Данди так же перенесла на трапецию мою левую руку, я еще чуть-чуть продвинулась к краю платформы. Теперь я уже была на полпути к тому, чтобы соскользнуть с нее. В панике я вцепилась в трапецию, как утопающий хватается за соломинку, потеряла равновесие и стала падать в пустоту, крича от страха.
   Это напоминало полет во сне, в одном из тех ужасных ночных кошмаров, когда вы все падаете и падаете в какую-то бездну и не можете остановиться. Сначала я летела отвесно вниз, и мне казалось, что я буду падать до самой сетки. Затем я почувствовала, что уже лечу вверх, и это было даже еще хуже, потому что мне казалось, что я сейчас ударюсь о платформу и собью Данди вниз.
   – Не бойся, Меридон, – услышала я ее голос. – Это ты просто раскачиваешься, как на твоей тренировочной трапеции.
   И я вновь летела вниз, а потом снова наверх, бессильно вися на трапеции, подобно связке фазанов у пояса охотника.
   Сжав зубы, я замолчала, но внутри меня все рыдало от ужаса.
   Больше трех раз трапеция раскачивалась в полную силу, лишь после этого ее размахи стали уменьшаться. Наконец она остановилась, и я повисла над центром сетки.
   – Падай! – громко велел Дэвид. – Это совсем не опасно, Меридон. Падай прямо в сетку. Подтяни ноги к подбородку, и ты мягко приземлишься на спину. Отпусти трапецию, Меридон.
   Но я будто замерла. Мои руки крепко сжимали палку. Я глянула под ноги, где-то далеко внизу виднелся твердый и надежный пол. Я бы сама хотела разжать руки и поскорее очутиться на земле.
   Но все было бесполезно. Казалось, что мои пальцы скрючились от инстинктивного страха, как у детеныша обезьяны, хватающегося за спину матери.
   Я продолжала висеть. Дэвид просил меня, уговаривал, приказывал мне. Я продолжала висеть. Потом его сменила Данди, она стояла в сетке и просила меня поскорее отпустить перекладину и прыгнуть вниз, к ней. Ее улыбка была натянутой, я видела ужас в ее глазах, и мои руки сжались еще крепче.
   Слезы не переставая лились по моим щекам, и я разрывалась от желания поскорее очутиться на земле, но беспомощный ужас не давал моим пальцам разжаться.
   – Меридон, ну пожалуйста! – подал голос Джек. – Ты же храбрая, Меридон. Пожалуйста, сделай, как говорит Дэвид.
   – Я… не могу, – еле слышно прохрипела я.
   Дэвид взобрался по лестнице наверх.
   – Меридон, – серьезно сказал он. – Скоро твои руки устанут, и ты упадешь вниз. Когда ты будешь падать, я прошу тебя, подожми ноги к подбородку и падай на спину. Иначе ты можешь повредить себе лицо. Когда почувствуешь, что хватка ослабевает, подтягивай ноги.
   Я слышала, что он говорит. Но ничего не понимала. Единственное, что я ощущала, это нарастающую боль в спине, плечах и руках. Мои кости болели, будто их отрывали от суставов. Руки были сведены, как клещи, но разжать пальцы я не могла. И хотя я сжимала их все сильнее и сильнее, я вдруг почувствовала, что хватка ослабевает и пальцы начинают скользить.
   – Нет! – завопила я.
   – Подтягивай ноги! – крикнул Дэвид.
   Но в панике я не слышала его. Ногти царапнули по перекладине, руки беспомощно взмахнули в воздухе. Я падала вниз как камень.
   Сразу же меня отбросило назад. Сетка была натянута слишком туго для моего неумелого падения. Ноги болтались, колени били меня в лицо. Я чувствовала себя беспомощным птенцом, падающим из гнезда в безжалостном нескоординированном полете. Четыре или пять раз меня подбросило совершенно бесконтрольно, пока в последний раз боль и шок не заставили меня потерять сознание.

Глава 10

   Когда я пришла в себя, я лежала в постели, но не в своей собственной, а в чистенькой, благоухающей лимоном комнатке в доме Роберта. Мои веки дрогнули, и я услышала голос самого Роберта, который прошептал мне, что я в безопасности. Он знал, что я не могу открыть глаза и оглядеться. Я ничего не видела.
   Роберт Гауэр сидел рядом со мной. Когда Джек и Дэвид внесли меня в гостиную, он тут же велел им вернуться к занятиям, а Уильяма послал в Солсбери за хирургом, так как не доверял местному цирюльнику. Данди кричала, что не оставит меня, но он просто вытолкал ее из комнаты и сказал, что разрешит ей прийти и посидеть со мной, когда она выполнит все задание на сегодняшний день.
   Я хотела подать голос и запретить Данди работать на трапеции, сказать, что это слишком опасно для любого, особенно для моей дорогой сестры, но я не могла выдавить ни звука. Горло было сжато судорогой, и все, что я смогла сделать, – это издать беспомощный всхлип. Я чувствовала, как горячие слезы выступили из-под моих сомкнутых век и покатились по щекам.
   – Это для ее же пользы, – тихо объяснил мне Роберт.
   По его голосу я чувствовала, что он где-то рядом с моей кроватью. – Твое падение произвело на нее очень тяжелое впечатление, и нужно, чтобы она поборола себя. Иначе этот страх засядет в ней навсегда. Поверь мне, Меридон. Это не жестокость. Дэвид говорит то же самое.
   Я хотела кивнуть в ответ, но малейшее движение шеи причиняло мне острую боль, будто все сухожилия в ней были разорваны. Я продолжала лежать неподвижно, и мне почудилось, что кровать подо мной раскачивается и подбрасывает меня вверх, как ужасная сетка под трапецией. Мне показалось, что я снова теряю сознание. «Боже, кто станет заботиться о Данди, когда я умру?» – думала я, чувствуя, что реальность ускользает от меня.
   Данди вернулась ко мне в комнату, когда приехал хирург из города, но она так ужасно плакала, что ничем не могла помочь ему. Когда она полотенцем, которое жгло меня словно огненное, пыталась смыть кровь с моего лица, ее слезы безостановочно лились на меня, так что я тихо ее спросила:
   – Данди, я умираю, да?
   Поэтому именно Роберт Гауэр приподнял меня осторожно с подушек, чтобы хирург мог осмотреть мою несчастную шею. Их опытные руки не причинили мне страданий, хотя каждый дюйм моей шеи, плеч и горла и даже кожа на голове нестерпимо болели. Именно Роберт Гауэр бережно уложил меня обратно на подушки и расстегнул мою рубашку, чтобы врач осмотрел ребра. Каждое нажатие пальцев было подобно прикосновению раскаленного железа, но я не кричала. Не от храбрости, совсем нет. Мое горло по-прежнему сжимала судорога, и я не могла издать ни звука.
   – Она в плохом состоянии, – заявил наконец хирург. – Перелом носа, ушиб головы, контузия, травма шеи, вывих плеча, трещина в ребре.
   – Она поправится? – спросил Роберт тихо.
   – На это уйдет по меньшей мере месяц, – ответил доктор. – Сейчас мы должны ожидать послешоковой лихорадки. Но она кажется крепкой девушкой и, по всей видимости, выживет. А сейчас я должен вправить вывих.
   Он наклонился ко мне, так, что я в своей наполненной болью темноте почувствовала его дыхание.
   – Мне придется причинить вам боль, мисс. Это будет довольно неприятно, но зато потом вы сразу почувствуете себя лучше.
   Ответить я была не в состоянии, но если бы я могла говорить, я бы только попросила оставить меня в покое.
   – Данди, тебе лучше выйти, – обратился Роберт к моей сестре, и я была рада, что он подумал о ней.
   Внимательно прислушиваясь, я уловила ее удаляющиеся шаги и щелканье закрываемой двери и после этого позволила доктору взять мою руку и разжать до сих пор сжатый кулак. Роберт взялся за мое больное плечо, и они приступили к этой операции. Это было так больно, что я кричала и кричала до тех пор, пока сгустившаяся темнота не поглотила меня и я снова не потеряла сознание.
   Когда я проснулась в следующий раз, я уже понимала, где нахожусь. Хоть мои глаза по-прежнему не открывались, но я ощущала запах лаванды от чистых простыней и чувствовала свет в комнате. За окном торжествующе распевала малиновка. Плечо болело гораздо меньше, как мне и обещали. На глазах лежало что-то прохладное и влажное, и они тоже стали болеть значительно меньше. Зато голова просто раскалывалась, будто по ней колотили, как в барабан. Но где-то в глубине моего существа родилась радость. Я была жива.
   Я ведь действительно думала, что жизнь оставляет меня. А сейчас я здесь, под этими сладко пахнущими простынями, на сомкнутые веки падает нежаркое зимнее солнце. Я жива и способна заботиться о Данди и оберегать ее от всех невзгод. И ощущать чистую радость жизни, несмотря на боль.
   – Понятия не имею, какие у тебя причины радоваться, – ворчливо пробурчал голос Роберта рядом со мной, он, оказывается, опять был рядом.
   – Я жива, – выговорила я.
   Мой голос был похож на воронье карканье, но все-таки я могла говорить.
   – Да уж, – согласился он. – Ты как тот счастливый маленький котенок, которому удалось спастись и не утонуть в речке. Я думал, что ты убилась насмерть, когда Джек и Дэвид внесли тебя в дом. Ты была вся в крови, и руки висели как плети. Миссис Гривс кричала от ужаса, а Данди, не помня себя, бросалась с кулаками на Дэвида. Дэвид же, в свою очередь, проклинал себя и всех нас за то, что мы не слушали тебя. Все это было как ночной кошмар, да и сейчас ты выглядишь так, будто тебя переехала телега, однако лежишь себе и улыбаешься.
   Моя улыбка стала чуть шире, но тут же превратилась в гримасу боли.
   – Я и вправду счастлива, – хрипло прошептала я. – А с Данди все в порядке?
   Роберт издал короткий возглас нетерпения.
   – А что с ней сделается? Она сидит на кухне и с удовольствием обедает. Я обещал им подежурить возле тебя, пока они поедят.
   В наступившем молчании стала слышнее песня малиновки за окном, и постепенно комнату наполнили ранние осенние сумерки. Тут я почувствовала легкое прикосновение пальцев Роберта к моей руке.
   – Извини меня, пожалуйста, Меридон, – тихо произнес он. – Я ни за что в жизни никогда не причиню тебе боль. Ты больше не станешь подниматься на эту трапецию. А я завтра же поеду в работный дом и подберу там подходящую девушку. А ты будешь заниматься только лошадьми.
   Я закрыла поплотнее глаза при этом напоминании и стала соскальзывать в сон, в котором меня меньше беспокоила боль и где запах лаванды напоминал мне о Вайде. Как бы издалека я услышала слова Роберта: «Спокойной ночи, моя храбрая малышка». Затем я почувствовала – но, скорей всего, я ошиблась – нежное прикосновение его губ к моему до сих пор судорожно сжатому кулаку.
   Роберт сдержал свое слово, и уже на следующий день я услышала от Джека и Данди, что к нам прибыла новая девушка и что она уже начала заниматься. Роберт выбрал именно ее, потому что она была родом с фермы, где выращивали пшеницу, и имела хорошо развитые мускулы живота и рук. Дэвид также сказал мне, что она восхитительно выглядит (разумеется, подобного признания я бы не дождалась от Данди). У новенькой были длинные светлые волосы, которые она носила распущенными. При полном отсутствии страха перед высотой она уже выполняла самые простые трюки в сетке, хотя и начала тренироваться на месяц позже остальных.
   Доктор велел мне больше отдыхать, и теперь я наслаждалась покоем. Мое лицо по-прежнему выглядело ужасно. Под обоими глазами были страшные синяки и такие отеки, что я ничего не видела в первые три или четыре дня. Нос был сломан, и теперь на всю жизнь он останется у меня несколько кривоватым.
   Прошло еще много долгих дней, пока я не смогла наконец выйти на улицу. Первым делом я зашла к лошадям – проведать Кея. Роберт пообещал мне, что, пока я болею, никто не будет дрессировать его. Так что теперь он был несколько диковат, зато ничуть не озлоблен. Его кормили вместе с другими лошадьми и уводили ночевать в конюшню, когда ночи были холодные. Когда всех лошадей выводили в поле и начинали с ними тренировки, Кей наслаждался свободой.
   Земля уже крепко промерзла, и казалось, что к Рождеству выпадет снег. Но мысль о празднике не волновала меня. Отец и Займа никогда не отмечали Рождество, и мое единственное воспоминание о празднике заключалось в том, что это было самое удобное время обчищать карманы подгулявших простаков и продавать лошадок для избалованных ребятишек. Наш с Данди день рождения приходился примерно на это время, в этом году нам должно было исполниться шестнадцать. Но и этому празднику в нашей жизни никогда не уделялось никакого внимания.
   – Как холодно, – заметил Роберт, шагая рядом со мной и поддерживая меня для страховки под локоть.
   – Да, очень, – согласилась я. – Если пойдет снег, вы вообще не станете выводить лошадей из конюшни?
   – Отчего же, – ответил он. – Я совсем не хочу баловать их. Я думаю, придет время, когда мы будем выступать круглый год. Уже сейчас я договорился о выступлении в Бате во время рождественских каникул. Если бы ты поправилась к этому времени, вы с Джеком могли бы выступить там. А на следующий год мы в октябре отправимся на отдых, потом поработаем до Крещения и снова будем отдыхать до Масленицы.
   Он говорил увлеченно, будто видя перед собой будущее.
   – Летом во время гастролей мы станем давать полные представления. Выступления лошадей откроют их и займут все первое отделение. После антракта мы покажем полеты на трапеции. Сейчас появляется все больше и больше цирков, которые работают круглый год, – мечтательно протянул он. – Там обычно ряды ставятся амфитеатром, в центре – арена, а за ней – сцена, где артисты могут петь и танцевать. Несколько удачных сезонов, и я смогу построить такой же цирк, и нам больше не придется странствовать из деревни в деревню – публика сама будет искать нас.
   Я не могла оторвать глаз от его восхищенного лица.
   – Вы обязательно добьетесь своего, – улыбнулась я. – Это должно получиться. Надо выбрать хороший город, через который проезжают много людей и где живут много богачей, которые могут себе позволить приходить к нам не один раз. Это все вполне возможно.
   – Ты веришь в меня? – спросил Роберт и заглянул в мои глаза.
   – Да, – призналась я. – И всегда верила.
   Затем наступило короткое молчание.
   – Пойдем посмотрим, чему научилась за это время твоя любимая сестра, – предложил Роберт, и мы вошли в сарай.
   Там уже выполнялись последние трюки ежедневных упражнений. Новенькая девушка, которую звали Кэти, стояла на лестнице, а Данди – на той самой злосчастной платформе. Джек находился, где ему и положено: на противоположной платформе.
   Когда я увидела, на какой высоте находится Данди и какой она кажется маленькой, у меня от страха пересохло в горле.
   – Приготовились! – раздался голос Дэвида, он стоял у лестницы девушек. – На сегодня последнее упражнение – к нам пожаловала публика. Постараемся показать, чего мы достигли. Данди, приготовиться!
   Данди поднялась еще на несколько ступенек по новой лестнице, установленной на платформе, и взялась за трапецию обеими руками. Джек проверил специальную пряжку на своем страховочном поясе, который не давал ему упасть с платформы, и, нахмурясь, глянул вверх. Но я едва замечала его, я следила за Данди, как полевая мышь следит за парящим в вышине ястребом. Я видела ее улыбку и чувствовала, что сейчас она счастлива.
   Затем я перевела взгляд на Джека: его платформа была построена на такой высоте, что, когда Данди раскачивалась, он мог поймать ее за ноги. Сосредоточившись, он нетерпеливо поморщился и крикнул: «Начали!» – как учил его Дэвид. Данди оттолкнулась от платформы. Трапеция совершила полный размах, и, когда она приблизилась к Джеку, он крикнул: «Ап!» Данди отпустила перекладину и вытянулась в струнку.
   На минуту показалось, что Данди повисла в пустом пространстве, но Джек протянул уверенно руки, и раздался громкий хлопок – это он крепко ухватил ее за лодыжки. И моя сестра полетела головой вниз под его платформой, удерживаемая им за ноги.
   Совершив пол-оборота, она качнулась обратно как раз в тот момент, когда возвращалась трапеция. Сосредоточенно хмурясь, Джек дал новую команду. Данди перевернулась в воздухе, чтобы оказаться лицом к трапеции, вытянула руки и схватила перекладину как раз в тот момент, когда Джек выпустил ее ноги. Трапеция продолжала свое движение к платформе, и Данди легко перепрыгнула обратно на нее, где уже стояла Кэти, протянув к ней руки и помогая найти равновесие на крохотном пространстве. Данди обернулась лицом к нам, широко раскинула руки, воскликнула: «Браво!», и мы все разразились аплодисментами.
   – Отлично! – воскликнул Роберт. – Это замечательно, Данди! Джек и Дэвид, какие вы молодцы! Это просто грандиозно!
   А они в это время уже подготавливались к следующему номеру. Данди, подтянув к себе трапецию, села на нее и замерла в таком положении. Джек, проследив за этой подготовкой и убедившись, что Данди готова, крикнул: «Начали!» – и затем: «Ап!» Данди оттолкнулась от платформы и, повиснув на трапеции вниз головой, совершила размах. Прошла, казалось, целая секунда, после того как она, выпрямив ноги, полетела к Джеку. Он точно рассчитанным движением схватил ее запястья. Джек качнул ее вперед, затем назад, и Данди, совершив легкое элегантное сальто, мягко приземлилась в сетке.
   Мне было жаль, что из-за своих страхов я не могу сейчас находиться рядом с ней. Мне показалось, что я гораздо лучше Джека могла бы работать с Данди.
   – А чему научилась Кэти? – поинтересовался Роберт у Дэвида.
   – Уже довольно многому, – ответил тот. – Но пока она работает одна и учится выполнять этот трюк с Джеком.
   Роберт кивнул, и мы проследили, как Кэти совершила полет на качелях. Когда она достигла платформы Джека, тот вытянул руки и поймал ее за лодыжки, затем отпустил, и она прыгнула в сетку, сгруппировавшись и мягко упав на спину.
   – Хорошая работа, – похвалил Роберт, пожав руку Дэвида и пропуская его вперед.
   Кэти вылезла из сетки и улыбнулась мне. Мы с ней уже встречались – Данди нас познакомила, – но никогда не разговаривали.
   – Как хорошо у тебя получается, – сказала я. – Ты можешь уже гораздо больше, чем я, а ведь я тренировалась целый месяц.
   – Это потому, что у меня хороший учитель, – лукаво улыбнулась Кэти.
   Я подумала, что она говорит о Дэвиде, но, к своему удивлению, заметила, что она не отрывает глаз от приближающегося к нам Джека.
   – Ты сегодня сделал мне очень больно, – кокетливо пожаловалась она ему, откидывая волосы со лба. – Посмотри, у меня до сих пор красные запястья.
   И она протянула ему руки ладонями вверх, чтобы были видны красные отметки. Бросив украдкой взгляд на Данди, я увидела, что она так удивленно смотрит на Кэти, будто никогда не видела ее прежде.
   – Ничего страшного, – равнодушно сказал ей Джек. – Привет, Мери. Тебе не трудно было идти сюда?
   – Все нормально, – ответила я. – Только немного покачивало. Но сейчас я в порядке.
   Улыбка Джека светилась теплотой.
   – Я скучал без тебя, – откровенно признался он. – И рад опять видеть тебя здесь. Как тебе понравился номер Данди?
   И он дружески притянул меня к себе и обнял за талию. Я позволила ему помочь мне выйти из сарая, так же как до этого помогал мне его отец. Отец и сын Гауэры нравились мне. Я привыкла доверять им. Я шла более уверенно, ощущая тепло его грубой ладони сквозь рубашку. Кэти быстро подбежала к нему с другого бока и взяла за руку.
   – Что ты думаешь о нашем выступлении, Меридон? – спросила она. – Разве Джек не отлично все это делает? Я чувствую себя такой храброй, если слышу его голос. Когда он зовет меня, я просто прыгаю не раздумывая.
   Я заколебалась. Мне вдруг показалось, что за время моей болезни между ними произошло что-то важное. В сгущающихся сумерках я попыталась разглядеть лицо Данди. Она шагала рядом с равнодушным видом.
   – Это было замечательно, – осторожно ответила я. – Роберт остался очень доволен.
   – Роберт! – с деланым смущением повторила Кэти. – Я называю его мистер Гауэр. Я бы никогда не осмелилась назвать его по имени. – И она чуть прижалась к Джеку. – Я так уважаю твоего отца, Джек.
   Джек повернулся ко мне и послал мне одну из своих медленных, хитрых улыбок.
   – Ей можно, – заверил он Кэти. – Они с отцом старые друзья. Папа разрешил ей звать его по имени. И Данди тоже. Когда мы путешествовали по дорогам, все было совсем по-другому.
   – Я просто не могу дождаться! – восторженно воскликнула Кэти. – Я не могу дождаться, когда мы уедем из этой противной маленькой деревушки, где каждый пялит на меня глаза. Скорей бы наконец начались наши выступления и мы с Данди надели бы короткие юбочки.
   Снова взглянув на Данди, я поняла, что та едва сдерживает гнев. Я редко видела у нее такое злое выражение лица.
   – Данди! – быстро окликнула я ее. – Ты не могла бы отвести меня в кухню?
   Джек мгновенно остановился и приготовился отнести меня на руках, но я, выставив локоть, отстранила его.
   – Я пойду с Данди, – заявила я.
   – Отлично, – нагло отозвалась Кэти. – А мы с Джеком пойдем проведаем лошадей, правда, Джек?
   Джек кинул мне насмешливо-страдальческий взгляд и позволил ей взять себя под руку и повести в сторону конюшен, где кучами было навалено мягкое сено.
   – О боже, что за стерва! – тихо сказала я Данди.
   – Чертова сука! – Глаза моей сестры сверкали от злости, и она не собиралась понижать голос. – Я выдеру ей волосы, если она примется водить шашни с моим Джеком.
   – Это для тебя неожиданность? – поинтересовалась я. – Ты же не отсутствовала эти три недели.
   – Но ничего подобного до сих пор не было! – воскликнула Данди, вне себя от гнева. – Неужели ты думаешь, что я стала бы это терпеть. С моим Джеком? Кэти не позволяла себе ни взгляда, ни шепота. Она день и ночь работала на трапеции и училась раскачиваться. Она даже не смотрела в его сторону!
   – А что случилось с ней сегодня? – недоумевая, спросила я.
   В свете, льющемся из кухонного окна, я увидела, как Данди мрачно нахмурилась.
   – Это из-за тебя, – вдруг произнесла она. – Прежде Кэти никогда не вела себя так. Она думает, что Джек влюблен в тебя. Он каждый день спрашивал, как твое здоровье, два раза ездил в Солсбери за цветами для тебя, а один раз – за фруктами. И отец не стал ругать его за то, что он тратит время. Кэти, видно, решила, что он ухаживает за тобой, и решила насолить тебе.
   – Да она сумасшедшая, – удивленно сказала я. – А разве она не знает, что Роберт пообещал сделать, если Джек начнет крутить любовь с кем-нибудь из нас?
   – Не знает, – отрезала Данди. – Она едва видела Роберта это время. Мы все время занимались в сарае, а он был с лошадьми. Они даже ни разу не разговаривали друг с другом.
   Минутку мы стояли в молчании, а потом вдруг разразились смехом.
   – Ой, нет, нет! – стонала я, держась за бока. – Ой, мои бедные ребра. Ой, не смеши меня, Данди!