Страница:
В эти ужасные моменты она слышала тревожный шелест листьев, смутно угадывала какое-то движение. Казалось, ее окружают дикие звери, обитатели этих лесов. Волки, летучие мыши…
А еще индейцы.
Девушку охватил такой отчаянный страх, что даже малейший шорох приводил ее в полное смятение. Тогда она начала вслух говорить с собой, петь, но при этом настороженно прислушивалась.
Теперь уже знакомый звук — вой волков — почти приносил ей облегчение. Но шорохи…
Она не знала, который час, ибо ехала бесконечно долго. В животе урчало, глаза слипались, но каждый шорох заставлял ее вздрагивать. Особенно шорох за спиной.
Она вся превратилась в слух.
И снова… Снова этот шорох…
Лошадь встревоженно запрядала ушами, заржала.
— Давай, девочка, вперед. Давай, — приободрила девушка лошадь, а заодно и себя. — Хижины, наверное, где-то поблизости. Мы должны добраться до них.
Лошадь пошла рысью, но потом замедлила шаг. Тила едва различала тропу.
Пригнувшись, она нырнула под ветку и дико вскрикнула, когда ветка зашевелилась.
Это была змея. Но какая? Шипения девушка не слышала, но поскольку под ногами лошади не хлюпало болото, Тила предположила, что это не мокасиновая змея.
Впрочем, какая разница? Если бы змея набросилась на нее, она умерла бы от ужаса или, пришпорив лошадь, устремилась бы навстречу смерти…
Слава Богу, змея не набросилась на нее, но сзади опять что-то зашелестело. Сердце у Типы бешено заколотилось. Нет, это ей не померещилось: за спиной действительно что-то шуршало. Кто-то крадучись следовал за ней.
— Быстрее, девочка, быстрее!
Забыв о тьме и опасности, подстерегающей ее впереди, Тила поскакала дальше. Ее явно преследовали. Она решилась на безумный поступок. Здесь бродят банды индейцев, ненавидящих Уоррена. Они с наслаждением снимут скальп с молодой белой женщины с длинными рыжими волосами.
Сзади все громче хрустели ветки. Ее преследует всадник!
Тила обернулась. В темноте она различила полуобнаженного темноволосого наездника. Он быстро приближался. Громко закричав, Тила ударила лошадь хлыстом. Лучше уж неизвестность, лишь бы не лишиться скальпа.
И тут всадник настиг ее. Она прижалась к шее кобылы, но сильные руки схватили девушку и сбросили на землю. Могучий всадник упал на нее. Девушка открыла рот в беззвучном крике и вдруг услышала:
— Тила!
Внезапно луна осветила лицо ее преследователя.
— Джеймс!
— Какого черта ты делаешь здесь одна?
— Почему ты крался за мной? — выдохнула она — Ты одна?!
— Конечно, одна. И ты до смерти напугал меня. Боже.. — Она ожесточенно заколотила кулаками по его обнаженной груди.
Джеймс схватил ее за руки.
— Прекрати!
— Негодяй! Почему ты тайком преследовал меня?
— Хотел убедиться, что ты одна.
— Но…
— Даже сейчас не исключено, что Уоррен следует за тобой. Что ты делаешь здесь, глупая девчонка? Знаешь, как опасны эти места?
— Да!
— Так что же заставило тебя?..
— Не мог бы ты встать?
Джеймс поднялся и протянул ей руку. Он был крайне рассержен и напряжен. Не выпуская руки девушки, Джеймс потащил ее вперед.
— Что…
— Хижины впереди.
— Мы можем доехать…
— Верно, но лошади ушли вперед.
Идя рука об руку с ним, Тила ощущала исходивший от него жар. Казалось, они уже в таких густых зарослях, что впереди нет и намека на просвет. Джеймс, чуть обогнав девушку, отводил ветки и прокладывал путь.
Она съежилась от страха при мысли о том, что может затаиться в столь густых зарослях. Хорошо еще, что в такой темноте Джеймс не видит, как ей страшно.
Наконец заросли расступились, и они вышли на поляну, где стояло несколько крепких бревенчатых хижин. Джеймс направился к одной из них, а Тила застыла в нерешительности. Мгновение спустя, увидев в хижине свет, она последовала за ним.
Джеймс развел огонь в очаге, и его слабый отсвет позволил девушке рассмотреть хижину.
Казалось, совсем недавно в ней кто-то жил, но теперь она походила на призрак. В углу были сложены скатанные тюки; у очага стояла посуда — деревянные плошки и ложки, чугунная сковорода, кофейник и железные щипцы. Все здесь свидетельствовало о бедности. Земляной пол был покрыт одеялами. Однако сейчас девушка подумала, что ничего лучше этой хижины и быть не может.
Убожество убранства смущало Тилу куда меньше, чем мужчина, стоявший перед ней.
Одетый только в бриджи и сапоги, Джеймс скрестил руки на обнаженной груди и расправил широкие плечи. Его кожа отливала медью в отсвете пламени, подбородок выдавался вперед, глаза сверкали.
— Как ты очутилась в лесу?
— Уверяю, тебя я не разыскивала.
— Я спрашиваю: как ты очутилась в лесу?
— Какая разница?
— Существенная. Если ты привела сюда своего отца…
— Отчима, — отрезала Тила. — Отчима, отчима, отчима!
— Если ты привела его сюда…
— Привела сюда? Да я хотела убежать от него! Услышав ее крик, Джеймс остолбенел.
— Неужели ты ехала совсем одна в кромешной тьме?
— Я отправилась засветло.
— И скакала по тропе, не зная, куда она приведет?
— У меня было кое-какое представление. — Тила смущенно пожала плечами под его пристальным взглядом. — Утром, когда мы катались верхом, Тара сказала мне, что недалеко есть хижина и ты когда-то здесь жил. До того… — Она осеклась и печально вздохнула. — Я не знала, что встречу тебя, а только надеялась отыскать место… где можно немного переждать. Он удрученно покачал головой.
— Никто не знает, что ты убежала?
— Нет! Кроме…
— Кроме?
— Твоей… дочери. Дженифер принесла мне воды.
— У моей шестилетней дочери ума больше, чем у тебя. И у нее, несомненно, было бы больше шансов выжить.
— Все шло прекрасно, пока ты не напал на меня.
— Я не нападал на тебя.
— Пока ты не сбросил меня с лошади, мне не угрожала опасность умереть от страха. А ты сбросил и навалился на меня. Это очень похоже на нападение.
— Я хотел убедиться, что ты одна. Девушка вскипела от гнева:
— Как ты смеешь предполагать, что я могу навести его на твой след!
Джеймс пожал плечами:
— Мне совершенно безразлично, последует ли он за мной. Пожалуй, я даже хотел бы этого, — добавил он странным шепотом. — Лишь бы Уоррен не появился здесь. Мои люди — уцелевшие и посредники — приходят сюда, в эти хижины, чтобы укрыться от диких зверей, от темноты, от холода. Эти хижины не должны сгореть. И армия белых не должна их найти.
— Но твой народ бежал отсюда.
— Тем не менее деревню могут сжечь.
— Я приехала сюда, чтобы на время укрыться, клянусь, и не хотела доставить неприятности ни тебе, ни этой деревне.
— Ты сама по себе неприятность, — раздраженно отозвался Джеймс.
Тила направилась к двери, бросив на ходу:
— Что ж, тогда я уеду.
— Вернись сию же минуту! — Но девушка даже не обернулась. Джеймс нагнал ее, схватил за руку и повернул к себе. — Что ты выдумала на сей раз?
— Ты избежишь неприятностей, если я оставлю тебя в покое.
— Поздно! — Джеймс подтолкнул ее к огню. — Садись, согрейся. У тебя руки как лед.
Озябшая Тила опустилась на колени и протянула к огню руки, наслаждаясь теплом.
Он сел рядом с девушкой и протянул ей серебряную фляжку:
— Бренди. Думаю, это тебе необходимо. Так оно и было, но, отхлебнув глоток, Тила сморщилась и вернула ему фляжку. Джеймс укоризненно покачал головой:
— Зачем? Зачем ты рисковала жизнью, отправляясь в чащу и болота, о которых ничего не знаешь? — Она уставилась на пылающие поленья. — Я не лгал твоему от… Уоррену сегодня. Здесь действительно бродят группы воинов. Сейчас, наверное, уже всем известно, что у Уоррена есть дочь, а между тем его люто ненавидят.
— Я и сама люто ненавижу его!
Посмотрев на Тилу долгим взглядом, Джеймс потянулся к ней. Постепенно она успокоилась в его объятиях, поняв, что гнев иссяк. Прижавшись друг к другу, они смотрели на огонь.
— Правда, что ты сбежала со своей свадьбы, прямо от алтаря? — с легкой насмешкой спросил он.
— Я сделала это не для того, чтобы уязвить чье-то самолюбие.
— Ты — дерзкое маленькое создание. Но это лишь усугубляет опасность, грозящую твоей жизни.
— Почему?
— Потому что идет война, ужасная война. Ты должна вернуться домой, в Чарлстон.
— Я не просилась сюда. Меня привезли против моей воли! Джеймс покачал головой, чуть коснувшись подбородком ее волос.
— У Джаррета найдутся друзья, способные повлиять на Уоррена. Ты должна уехать отсюда и вернуться домой. Тебе здесь не место, ты не вписываешься в эту жизнь.
Джеймс взял ее за плечи и отстранил от себя. Его потемневшие сузившиеся глаза мрачно уставились на девушку.
— Выходи за Харрингтона. Пусть он отправит тебя домой. Она вырвалась из его рук.
— Ты говоришь как Майкл Уоррен! — Тила поднялась и заметалась по хижине.
На стене весела оленья шкура с изображением охоты. На небольшом окне висели занавески. И то и другое придавало хижине жилой вид.
Взглянув на Джеймса, она поняла, что они думают об одном и том же. Этот дом принадлежал его семье. Он жил здесь с женой. Тила вторглась в святая святых.
Отвернувшись, Джеймс подбросил полено в огонь.
— К утру Джаррет приедет за тобой.
— Но…
— У тебя было только два пути. Один привел бы тебя к дому Роберта. Второй — в леса и болота. Мой брат направит солдат к Роберту, а сам тайком ускользнет ночью из дома и приедет сюда.
— Что ж, — покорно сказала она, — тогда я либо поеду назад с ним, либо углублюсь в болота.
Вскочив, он гневно взмахнул рукой:
— Я не позволю тебе рисковать скальпом, не говоря уже о жизни, дурочка! — Джеймс взял один из тюков, оказавшийся матрацем, расстелил его у огня, положил рядом другой и два красных пледа. — Это, конечно, не роскошный дом моего брата, мисс Уоррен, но думаю, вы согласитесь заночевать здесь.
Выбора не было. Тила совсем выбилась из сил.
Девушка опустилась на матрац, вытянулась и с вызовом взглянула на Джеймса.
— Черт бы тебя побрал! — глухо бросил он. Однако через секунду Джеймс уже стоял возле нее на коленях. Его поцелуй — обжигающий, беспощадный, требовательный — внезапно стал нежным и обольстительным.
Язык дразнил ее, пробуждая желание. Тила осторожно коснулась пальцами его волос, погладила их, притягивая Джеймса все ближе и ближе к себе. Он с готовностью прильнул к ней всем телом. Исходивший от него жар словно прожигал ее амазонку. Одна рука обхватила шею девушки, другая скользила вниз и вверх по спине, потом переместилась на ягодицы.
Поставив Типу на ноги, Джеймс расстегнул ее жакет и блузку, развязал шнурок корсета и обнажил ее грудь. Прижавшись к ложбинке между грудями, он наслаждался теплом, с замиранием слушал частые удары сердца и прерывистое дыхание.
Чуть отстранившись, Джеймс решительно снял с Тилы одежду.
Покончив с этим, он окинул пристальным взглядом нагую девушку, залитую отблесками огня, быстро опустил ее на пол, накрыл своим телом и прильнул к ней губами. Расстегнув бриджи, Джеймс вошел в Тилу с неистовой страстью и пылом. Она закрыла глаза, ослепленная охватившим ее огнем, и теперь ощущала лишь жар мужчины. До боли реальное, все происходящее окрасилось в оранжево-золотистые цвета. Они слились с другими цветами, став частью желания. Девушка словно парила в оранжевом тумане, стремясь к сладкому освобождению. Когда оно наступило, Тила задрожала, спускаясь с небес… и вновь почувствовала твердую землю под собой, ласкающее тепло пламени и прохладный ночной воздух. Она увидела бронзовую кожу мужчины, пронзительно голубые глаза, сильное, как скала, тело. Отвернувшись от него, Тила с недоумением подумала, почему так легко уступает ему. Ведь потом он будет лишь насмехаться над ней, Но тут Джеймс снова обнял ее.
— Черт бы тебя побрал, — сказал он тихо и нежно. Она подавила слезы.
— Черт бы тебя побрал!
— Разве ты не понимаешь, что должна вернуться? Уверяю тебя, эта война станет еще более жестокой. Советую тебе бежать, пока можно. Выходи за Харрингтона. Мне не удастся тебя защитить. Не в моих силах забрать тебя у Уоррена. Я постоянно бегу, перемещаюсь с места на место. Что я могу предложить тебе? Такая жизнь не для тебя.
— Я примирюсь с любой жизнью, только бы быть подальше от него, — прошептала девушка.
— Джаррет что-нибудь сделает. Пойдет к губернатору или обратится к Джесэпу. Черт, брат ведь когда-то служил под началом Джэксона, а Джэксон и Ван Бурен по-прежнему близки. Военный человек такого склада, как Уоррен, никогда не ослушается президента! Прошу тебя, уезжай отсюда!
— Я хочу освободиться от него, но…
— Ты должна уехать!
— Я не боюсь…
— Значит, ты глупа.
— Джеймс…
— Бегущий Медведь, помнишь?
— А разве другое имя делает тебя другим человеком?
— Иногда да, — признался он и посмотрел ей в глаза. — Я решительно требую, чтобы ты держалась подальше от опасности и ушла из моей жизни, хотя и рад, что ты появилась в ней.
Он прикоснулся к ее губам — легко, дразняще. Но Тила решительно отстранила его.
— Ты же не хочешь, чтобы я стала частью твоей жизни. Требуешь, чтобы я ушла из нее, убралась прочь!
— Надеюсь, завтра мне удастся тебя отправить, но сегодня вечером ты моя. Я хочу, чтобы, вернувшись в свою мягкую постель в Чарлстоне, ты временами вспоминала, как приятно можно провести время на грязном полу в хижине дикаря в глухом лесу. В объятиях этого дикаря…
— Будь ты проклят! — Тила вновь попыталась вырваться. Но объятия дикаря были такими сильными, а поцелуи такими упоительными… Ее напряжение исчезло. Огонь в очаге разгорелся и бросал отсвет на их обнаженные тела.
Сколько бы ни проклинала его Тила, она не могла отказать ему.
Глава 10
А еще индейцы.
Девушку охватил такой отчаянный страх, что даже малейший шорох приводил ее в полное смятение. Тогда она начала вслух говорить с собой, петь, но при этом настороженно прислушивалась.
Теперь уже знакомый звук — вой волков — почти приносил ей облегчение. Но шорохи…
Она не знала, который час, ибо ехала бесконечно долго. В животе урчало, глаза слипались, но каждый шорох заставлял ее вздрагивать. Особенно шорох за спиной.
Она вся превратилась в слух.
И снова… Снова этот шорох…
Лошадь встревоженно запрядала ушами, заржала.
— Давай, девочка, вперед. Давай, — приободрила девушка лошадь, а заодно и себя. — Хижины, наверное, где-то поблизости. Мы должны добраться до них.
Лошадь пошла рысью, но потом замедлила шаг. Тила едва различала тропу.
Пригнувшись, она нырнула под ветку и дико вскрикнула, когда ветка зашевелилась.
Это была змея. Но какая? Шипения девушка не слышала, но поскольку под ногами лошади не хлюпало болото, Тила предположила, что это не мокасиновая змея.
Впрочем, какая разница? Если бы змея набросилась на нее, она умерла бы от ужаса или, пришпорив лошадь, устремилась бы навстречу смерти…
Слава Богу, змея не набросилась на нее, но сзади опять что-то зашелестело. Сердце у Типы бешено заколотилось. Нет, это ей не померещилось: за спиной действительно что-то шуршало. Кто-то крадучись следовал за ней.
— Быстрее, девочка, быстрее!
Забыв о тьме и опасности, подстерегающей ее впереди, Тила поскакала дальше. Ее явно преследовали. Она решилась на безумный поступок. Здесь бродят банды индейцев, ненавидящих Уоррена. Они с наслаждением снимут скальп с молодой белой женщины с длинными рыжими волосами.
Сзади все громче хрустели ветки. Ее преследует всадник!
Тила обернулась. В темноте она различила полуобнаженного темноволосого наездника. Он быстро приближался. Громко закричав, Тила ударила лошадь хлыстом. Лучше уж неизвестность, лишь бы не лишиться скальпа.
И тут всадник настиг ее. Она прижалась к шее кобылы, но сильные руки схватили девушку и сбросили на землю. Могучий всадник упал на нее. Девушка открыла рот в беззвучном крике и вдруг услышала:
— Тила!
Внезапно луна осветила лицо ее преследователя.
— Джеймс!
— Какого черта ты делаешь здесь одна?
— Почему ты крался за мной? — выдохнула она — Ты одна?!
— Конечно, одна. И ты до смерти напугал меня. Боже.. — Она ожесточенно заколотила кулаками по его обнаженной груди.
Джеймс схватил ее за руки.
— Прекрати!
— Негодяй! Почему ты тайком преследовал меня?
— Хотел убедиться, что ты одна.
— Но…
— Даже сейчас не исключено, что Уоррен следует за тобой. Что ты делаешь здесь, глупая девчонка? Знаешь, как опасны эти места?
— Да!
— Так что же заставило тебя?..
— Не мог бы ты встать?
Джеймс поднялся и протянул ей руку. Он был крайне рассержен и напряжен. Не выпуская руки девушки, Джеймс потащил ее вперед.
— Что…
— Хижины впереди.
— Мы можем доехать…
— Верно, но лошади ушли вперед.
Идя рука об руку с ним, Тила ощущала исходивший от него жар. Казалось, они уже в таких густых зарослях, что впереди нет и намека на просвет. Джеймс, чуть обогнав девушку, отводил ветки и прокладывал путь.
Она съежилась от страха при мысли о том, что может затаиться в столь густых зарослях. Хорошо еще, что в такой темноте Джеймс не видит, как ей страшно.
Наконец заросли расступились, и они вышли на поляну, где стояло несколько крепких бревенчатых хижин. Джеймс направился к одной из них, а Тила застыла в нерешительности. Мгновение спустя, увидев в хижине свет, она последовала за ним.
Джеймс развел огонь в очаге, и его слабый отсвет позволил девушке рассмотреть хижину.
Казалось, совсем недавно в ней кто-то жил, но теперь она походила на призрак. В углу были сложены скатанные тюки; у очага стояла посуда — деревянные плошки и ложки, чугунная сковорода, кофейник и железные щипцы. Все здесь свидетельствовало о бедности. Земляной пол был покрыт одеялами. Однако сейчас девушка подумала, что ничего лучше этой хижины и быть не может.
Убожество убранства смущало Тилу куда меньше, чем мужчина, стоявший перед ней.
Одетый только в бриджи и сапоги, Джеймс скрестил руки на обнаженной груди и расправил широкие плечи. Его кожа отливала медью в отсвете пламени, подбородок выдавался вперед, глаза сверкали.
— Как ты очутилась в лесу?
— Уверяю, тебя я не разыскивала.
— Я спрашиваю: как ты очутилась в лесу?
— Какая разница?
— Существенная. Если ты привела сюда своего отца…
— Отчима, — отрезала Тила. — Отчима, отчима, отчима!
— Если ты привела его сюда…
— Привела сюда? Да я хотела убежать от него! Услышав ее крик, Джеймс остолбенел.
— Неужели ты ехала совсем одна в кромешной тьме?
— Я отправилась засветло.
— И скакала по тропе, не зная, куда она приведет?
— У меня было кое-какое представление. — Тила смущенно пожала плечами под его пристальным взглядом. — Утром, когда мы катались верхом, Тара сказала мне, что недалеко есть хижина и ты когда-то здесь жил. До того… — Она осеклась и печально вздохнула. — Я не знала, что встречу тебя, а только надеялась отыскать место… где можно немного переждать. Он удрученно покачал головой.
— Никто не знает, что ты убежала?
— Нет! Кроме…
— Кроме?
— Твоей… дочери. Дженифер принесла мне воды.
— У моей шестилетней дочери ума больше, чем у тебя. И у нее, несомненно, было бы больше шансов выжить.
— Все шло прекрасно, пока ты не напал на меня.
— Я не нападал на тебя.
— Пока ты не сбросил меня с лошади, мне не угрожала опасность умереть от страха. А ты сбросил и навалился на меня. Это очень похоже на нападение.
— Я хотел убедиться, что ты одна. Девушка вскипела от гнева:
— Как ты смеешь предполагать, что я могу навести его на твой след!
Джеймс пожал плечами:
— Мне совершенно безразлично, последует ли он за мной. Пожалуй, я даже хотел бы этого, — добавил он странным шепотом. — Лишь бы Уоррен не появился здесь. Мои люди — уцелевшие и посредники — приходят сюда, в эти хижины, чтобы укрыться от диких зверей, от темноты, от холода. Эти хижины не должны сгореть. И армия белых не должна их найти.
— Но твой народ бежал отсюда.
— Тем не менее деревню могут сжечь.
— Я приехала сюда, чтобы на время укрыться, клянусь, и не хотела доставить неприятности ни тебе, ни этой деревне.
— Ты сама по себе неприятность, — раздраженно отозвался Джеймс.
Тила направилась к двери, бросив на ходу:
— Что ж, тогда я уеду.
— Вернись сию же минуту! — Но девушка даже не обернулась. Джеймс нагнал ее, схватил за руку и повернул к себе. — Что ты выдумала на сей раз?
— Ты избежишь неприятностей, если я оставлю тебя в покое.
— Поздно! — Джеймс подтолкнул ее к огню. — Садись, согрейся. У тебя руки как лед.
Озябшая Тила опустилась на колени и протянула к огню руки, наслаждаясь теплом.
Он сел рядом с девушкой и протянул ей серебряную фляжку:
— Бренди. Думаю, это тебе необходимо. Так оно и было, но, отхлебнув глоток, Тила сморщилась и вернула ему фляжку. Джеймс укоризненно покачал головой:
— Зачем? Зачем ты рисковала жизнью, отправляясь в чащу и болота, о которых ничего не знаешь? — Она уставилась на пылающие поленья. — Я не лгал твоему от… Уоррену сегодня. Здесь действительно бродят группы воинов. Сейчас, наверное, уже всем известно, что у Уоррена есть дочь, а между тем его люто ненавидят.
— Я и сама люто ненавижу его!
Посмотрев на Тилу долгим взглядом, Джеймс потянулся к ней. Постепенно она успокоилась в его объятиях, поняв, что гнев иссяк. Прижавшись друг к другу, они смотрели на огонь.
— Правда, что ты сбежала со своей свадьбы, прямо от алтаря? — с легкой насмешкой спросил он.
— Я сделала это не для того, чтобы уязвить чье-то самолюбие.
— Ты — дерзкое маленькое создание. Но это лишь усугубляет опасность, грозящую твоей жизни.
— Почему?
— Потому что идет война, ужасная война. Ты должна вернуться домой, в Чарлстон.
— Я не просилась сюда. Меня привезли против моей воли! Джеймс покачал головой, чуть коснувшись подбородком ее волос.
— У Джаррета найдутся друзья, способные повлиять на Уоррена. Ты должна уехать отсюда и вернуться домой. Тебе здесь не место, ты не вписываешься в эту жизнь.
Джеймс взял ее за плечи и отстранил от себя. Его потемневшие сузившиеся глаза мрачно уставились на девушку.
— Выходи за Харрингтона. Пусть он отправит тебя домой. Она вырвалась из его рук.
— Ты говоришь как Майкл Уоррен! — Тила поднялась и заметалась по хижине.
На стене весела оленья шкура с изображением охоты. На небольшом окне висели занавески. И то и другое придавало хижине жилой вид.
Взглянув на Джеймса, она поняла, что они думают об одном и том же. Этот дом принадлежал его семье. Он жил здесь с женой. Тила вторглась в святая святых.
Отвернувшись, Джеймс подбросил полено в огонь.
— К утру Джаррет приедет за тобой.
— Но…
— У тебя было только два пути. Один привел бы тебя к дому Роберта. Второй — в леса и болота. Мой брат направит солдат к Роберту, а сам тайком ускользнет ночью из дома и приедет сюда.
— Что ж, — покорно сказала она, — тогда я либо поеду назад с ним, либо углублюсь в болота.
Вскочив, он гневно взмахнул рукой:
— Я не позволю тебе рисковать скальпом, не говоря уже о жизни, дурочка! — Джеймс взял один из тюков, оказавшийся матрацем, расстелил его у огня, положил рядом другой и два красных пледа. — Это, конечно, не роскошный дом моего брата, мисс Уоррен, но думаю, вы согласитесь заночевать здесь.
Выбора не было. Тила совсем выбилась из сил.
Девушка опустилась на матрац, вытянулась и с вызовом взглянула на Джеймса.
— Черт бы тебя побрал! — глухо бросил он. Однако через секунду Джеймс уже стоял возле нее на коленях. Его поцелуй — обжигающий, беспощадный, требовательный — внезапно стал нежным и обольстительным.
Язык дразнил ее, пробуждая желание. Тила осторожно коснулась пальцами его волос, погладила их, притягивая Джеймса все ближе и ближе к себе. Он с готовностью прильнул к ней всем телом. Исходивший от него жар словно прожигал ее амазонку. Одна рука обхватила шею девушки, другая скользила вниз и вверх по спине, потом переместилась на ягодицы.
Поставив Типу на ноги, Джеймс расстегнул ее жакет и блузку, развязал шнурок корсета и обнажил ее грудь. Прижавшись к ложбинке между грудями, он наслаждался теплом, с замиранием слушал частые удары сердца и прерывистое дыхание.
Чуть отстранившись, Джеймс решительно снял с Тилы одежду.
Покончив с этим, он окинул пристальным взглядом нагую девушку, залитую отблесками огня, быстро опустил ее на пол, накрыл своим телом и прильнул к ней губами. Расстегнув бриджи, Джеймс вошел в Тилу с неистовой страстью и пылом. Она закрыла глаза, ослепленная охватившим ее огнем, и теперь ощущала лишь жар мужчины. До боли реальное, все происходящее окрасилось в оранжево-золотистые цвета. Они слились с другими цветами, став частью желания. Девушка словно парила в оранжевом тумане, стремясь к сладкому освобождению. Когда оно наступило, Тила задрожала, спускаясь с небес… и вновь почувствовала твердую землю под собой, ласкающее тепло пламени и прохладный ночной воздух. Она увидела бронзовую кожу мужчины, пронзительно голубые глаза, сильное, как скала, тело. Отвернувшись от него, Тила с недоумением подумала, почему так легко уступает ему. Ведь потом он будет лишь насмехаться над ней, Но тут Джеймс снова обнял ее.
— Черт бы тебя побрал, — сказал он тихо и нежно. Она подавила слезы.
— Черт бы тебя побрал!
— Разве ты не понимаешь, что должна вернуться? Уверяю тебя, эта война станет еще более жестокой. Советую тебе бежать, пока можно. Выходи за Харрингтона. Мне не удастся тебя защитить. Не в моих силах забрать тебя у Уоррена. Я постоянно бегу, перемещаюсь с места на место. Что я могу предложить тебе? Такая жизнь не для тебя.
— Я примирюсь с любой жизнью, только бы быть подальше от него, — прошептала девушка.
— Джаррет что-нибудь сделает. Пойдет к губернатору или обратится к Джесэпу. Черт, брат ведь когда-то служил под началом Джэксона, а Джэксон и Ван Бурен по-прежнему близки. Военный человек такого склада, как Уоррен, никогда не ослушается президента! Прошу тебя, уезжай отсюда!
— Я хочу освободиться от него, но…
— Ты должна уехать!
— Я не боюсь…
— Значит, ты глупа.
— Джеймс…
— Бегущий Медведь, помнишь?
— А разве другое имя делает тебя другим человеком?
— Иногда да, — признался он и посмотрел ей в глаза. — Я решительно требую, чтобы ты держалась подальше от опасности и ушла из моей жизни, хотя и рад, что ты появилась в ней.
Он прикоснулся к ее губам — легко, дразняще. Но Тила решительно отстранила его.
— Ты же не хочешь, чтобы я стала частью твоей жизни. Требуешь, чтобы я ушла из нее, убралась прочь!
— Надеюсь, завтра мне удастся тебя отправить, но сегодня вечером ты моя. Я хочу, чтобы, вернувшись в свою мягкую постель в Чарлстоне, ты временами вспоминала, как приятно можно провести время на грязном полу в хижине дикаря в глухом лесу. В объятиях этого дикаря…
— Будь ты проклят! — Тила вновь попыталась вырваться. Но объятия дикаря были такими сильными, а поцелуи такими упоительными… Ее напряжение исчезло. Огонь в очаге разгорелся и бросал отсвет на их обнаженные тела.
Сколько бы ни проклинала его Тила, она не могла отказать ему.
Глава 10
Внешне невозмутимая. Тара наблюдала в полуночной тьме, как Майкл Уоррен решительно направляется к ее крыльцу. Она стояла у перил, напоминая себе, что Роберт Трент приехал вместе с солдатами майора, а значит, она не одна. Конечно, Уоррен не осмелится обидеть ее. Каких бы взглядов ни придерживался Джаррет, он один из самых уважаемых людей в округе. И все же приятно сознавать, что близкий друг семьи стоит за ее спиной вместе с Рутгером — высоким, внушительного вида немцем, их управляющим, и Дживсом. Дворецкий всегда безупречно держался, но обладал такой же физической силой, как и все его чернокожие братья-зулусы. Раз эти трое мужчин рядом, ей нечего бояться Майкла Уоррена.
— Итак, миссис Маккензи, где моя дочь? — спросил, подойдя, майор.
— Увы, сэр, мне это неизвестно.
— Хотите знать, что я думаю?
— Пожалуйста, поделитесь со мной вашими мыслями. Уоррен не оценил сарказма.
— Я думаю, что этот предатель, ваш краснокожий деверь, похитил мою девочку.
— Опомнитесь, майор! Джеймс никогда не сделал бы этого.
— Идет война, миссис Маккензи. А он краснокожий. Семинол. Беглец и изменник.
Вцепившись в перила. Тара молила Бога послать ей терпение.
— Вероятно, ваша дочь немного расстроилась, майор, и поэтому столь безрассудно убежала в лес. Джаррет отправился на поиски Типы и найдет ее, уверяю вас.
— Прежде чем она окажется в руках дикарей или после этого, миссис Маккензи? До или после того, как ее укусит гремучая змея, разорвет в клочья и проглотит крокодил?
— Майор Уоррен, полагаю, вы знаете, что крокодилы предпочитают менее крупную добычу… Тила умная…
Уоррен, громко фыркнув, прервал ее и нетерпеливо покачал головой:
— Миссис Маккензи, в Библии сказано: дочь обязана почитать отца своего. Так указал сам Господь! Женившись на матери Тилы, я заменил отца этой девчонке и понял, что ей необходима дисциплина. Использовав свое положение, я устроил ей брак с богатым человеком, способным обеспечить Тилу и держать в твердой руке эту не признающую законов, безрассудную, безбожную душу. И за мои старания она унизила меня. Сейчас Тила ускользнула от моего праведного гнева — сама или с помощью этого метиса.
— Майор, — Тара прищурилась, — прошу вас не называть Джеймса Маккензи метисом, пока вы находитесь во владениях моего мужа.
Уоррен погрозил ей пальцем:
— Если он захватил ее, ему не поздоровится!
— Вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что Джеймс способен или хочет кого-нибудь похитить. Половина женщин на этой территории, замужних и незамужних, с радостью разделили бы с ним удовольствие — здесь или среди болот. Пожалуйста, избавьте нас от ваших подозрений, или это обернется против вас, и с такой жестокостью, на какую не способны и индейцы!
— Я требую, чтобы к утру моя дочь была здесь, миссис Маккензи. И это мое последнее слово.
Он повернулся и зашагал к своему кораблю. Тара невольно вздрогнула. Господи, ну почему Тила так безрассудно убежала в лес? Ей стало не по себе при мысли, что из-за Тилы может пострадать Джеймс. Огромная внутренняя сила позволяла ему с полным достоинством соблюдать нейтралитет в этой кровопролитной войне, разгоравшейся с каждым днем все сильнее. Но после того как умерли его жена и дочь, он испил свою чашу горя. Зачем же ему преследования Майкла Уоррена?
Тара тяжело вздохнула. К чему упрекать Тилу? Разве девушка могла предвидеть, что отчим объявит, будто ее похитили? Она пыталась спастись от этого тирана. А Джеймс, вероятно, сейчас уже далеко.
Тара взглянула на трех своих защитников — Рутгера, Роберта и Дживса.
— Вы говорили с ним мужественно, как истинная Маккензи. — Роберт одобрительно улыбнулся.
— Я очень гордился вами, мэм, — сказал Дживс. Рутгер снял шляпу и молча поклонился Таре.
— Мне хотелось бы надеяться, что я действительно чего-то достигла. — Тара покачала головой. — А что, если с Тилой случится что-то ужасное? Вдруг Джаррет не найдет ее? Да Уоррен откроет огонь из пушек по этому дому к завтрашнему вечеру!
— Джаррет знает эти леса так же хорошо, как комнаты в своем прекрасном доме, миссис Маккензи, — заверил ее Рутгер. — Он найдет девушку.
— Думаю, молодой Джеймс уже давно нашел ее, миссис Маккензи, — уверенно заметил Дживс. — Будь я азартным человеком, то заключил бы пари.
Удивленная, Тара нахмурилась.
— Тара, у нас есть кое-какое политическое влияние, — напомнил Роберт Трент, и насмешливая улыбка тронула его губы. — Если Уоррен станет слишком докучать нам, мы сделаем так, чтобы на него оказали давление сверху. Ему не поздоровится. И кстати… — Что-то заметив, Роберт умолк и вышел вперед. — Кто-то скачет верхом со стороны моего дома.
— О Боже, кто еще? — насторожилась Тара.
— Какой-то военный.
Они все посмотрели на всадника, приближающегося к дому.
— А, военный! — Роберт рассмеялся. — Порядочный военный. Непостижимо, правда. Тара? У нас есть порядочные военные и плохие военные, хорошие индейцы и безжалостные убийцы. О Боже, какая ужасная война! И кстати, миссис Маккензи, замечательный человек, который так спешит к нам, может избавить нас всех от неприятной ситуации.
Расплывшись в улыбке, он поспешил навстречу всаднику.
Майкл Уоррен, взойдя на палубу своего корабля, поздоровался с морским офицером, капитаном Джулианом Уэтерби. Тот отдал ему честь.
Кроме Уоррена и Уэтерби, на борту американского сторожевого корабля «Лусандра» находилось сорок два человека. Двадцать пять из них осталось от двух подразделений американской пехоты, а остальные семнадцать были военные моряки. Большинство военных кораблей, патрулировавших у берегов Флориды, лишились значительной части своих экипажей, ибо генералу Джесэпу понадобились люди для решения индейской проблемы. Майклу Уоррену и его команде предстояло встретиться с рядом армейских частей и с добровольцами, чтобы принять участие в военной операции, которую Джесэп непременно хотел провести до конца года. Уоррен, однако, знал, что время работает на него. Как и обычно, скоординированное передвижение по территории было чрезвычайно затруднено. Политика правительства менялась чуть ли не ежедневно — не только в отношении семинолов. Так же обстояли дела с жалованьем и провиантом для солдат.
Власти в Вашингтоне допустили серьезную ошибку, попытавшись заменить солдатскую порцию виски на сахар и пшеницу. Набор в армию резко сократился, а жалобы солдат участились.
Великого наступления, планируемого Джесэпом, скоро ожидать не приходилось. Стычек, конечно, не избежать, тем более что поблизости Оцеола, Аллигатор и Дикий Кот. Осуществление великого плана Джесэпа потребует времени. И это на руку Майклу Уоррену.
Капитан Уэтерби настороженно взглянул на Уоррена, ибо недолюбливал его, и тот знал об этом. Южанин Уэтерби, опытный моряк, был родом не из Флориды, а из болотистой Луизианы и чувствовал себя в болотах вольготно, как крокодил. Он хорошо знал индейцев. Некоторые ему нравились, и Уэтерби сочувствовал их бедам.
— Нашлась ваша дочь, майор Уоррен? — поинтересовался Уэтерби, хотя предвидел ответ. Уоррену хотелось стереть это притворно заботливое выражение с его лица.
— Им быстро не найти ее. Ясно как день, что этот полудикий краснокожий увез мою дочь.
Уэтерби выгнул бровь и покачал головой:
— Я довольно давно знаю Джеймса Маккензи, майор, и сомневаюсь, что он силой заставил бы девушку ехать с ним. Кроме того, он до сих пор скорбит по жене.
— Он может скорбеть, но это не мешает ему похищать, не так ли?
Хотя Уоррен был старшим по званию, Уэтерби упорствовал:
— Я не понимаю этого, майор.
— Только не надо жалеть краснокожих, капитан. Иначе вам всадят нож в горло.
— Я знаю Джеймса Маккензи. Он порядочный человек.
— Порядочный или нет, капитан, но если к утру мне не вернут дочь, он станет мертвым индейцем.
— Наполовину индейцем, — уточнил Уэтерби.
— Вам придется выполнять приказы, капитан, — напомнил ему Уоррен.
— Разумеется, сэр.
Глядя вслед Уоррену, направившемуся в свою каюту, Уэтерби сплюнул на палубу.
— Когда рак свистнет! — Он не собирался подвергать опасности жизнь моряков и свою потому, что Уоррен вознамерился преследовать Джеймса Маккензи в болотах. Джеймс никого не хочет убивать. Но если его начнут преследовать, он, вероятно, объединится с сыном старого Филиппа, Диким Котом, с Аллигатором или, еще хуже, с Оцеолой, и тогда уж точно никому не поздоровится.
Как военный человек, Уэтерби был не прочь повоевать, хотя общался с врагами и даже подружился кое с кем из них. Но будь он проклят, если пойдет на смерть только из-за того, что Майкл Уоррен — самый большой осел.
Подумав, что стоит, пожалуй, как следует отдохнуть, Уэтерби задержался, чтобы послушать, как Уоррен наставляет на палубе своих людей.
— Увидев маленького таракана, ребята, вы не останавливаетесь и не думаете: «Да это же всего-навсего маленький тараканчик!» Нет, ребята, не думаете! Вы взглянете на маленькое мерзкое существо и поймете, что оно вырастет в гнусного взрослого таракана, станет бегать быстрее и его труднее будет убить.
Или взять, к примеру, молодую гремучую змею. У нее еще немного яда, но вскоре она станет смертоносной. Ну вот, индейцы, особенно семинолы, точно такие же. Мы загоняем их в болота, а они лишь набирают силы. И у малышей на хвосте та же трещотка. Они вырастут большими и смертельно опасными. Поэтому, видя змееныша, не считайте, будто он мал и безопасен. Помните: он превратится в большую змею, готовую вонзить в вас свои ядовитые клыки. Вы должны раздавить его. Кстати, ребята, не слушайте всю эту чепуху про хороших индейцев. Хороший индеец — мертвый индеец. Так называемые испанские индейцы вовсе не хорошие, и чернокожие индейцы — тоже, и даже все эти полукровки, хотя они отлично говорят по-английски. Если до восхода солнца мне не вернут дочь, мы пойдем в наступление во имя белых женщин. Мы объявим войну этому дикарю.
На палубе раздался крик, вернее, боевой клич. Уэтерби вздрогнул. Подчиненные Уоррена, видимо, совсем зеленые юнцы, если так орут. Со временем они услышат клич семинолов в разгар боя. От этого клича у любого мужчины волосы дыбом встают.
Уэтерби, человек набожный, поднял глаза к небу. — Боже, я не боюсь умереть, когда придет мой час. Но если мне предназначено погибнуть, молю тебя: только не с тем, у кого мозги, похоже, в заднице!
Уэтерби пошел в свою каюту, полагая, что завтрашний день едва ли будет удачным.
Рассвет едва еще занимался, когда проснулся Джеймс. Он открыл глаза и замер, почувствовав ее рядом с собой — нежную, желанную, теплую. Джеймс снова закрыл глаза. Когда-то он так и жил: просыпался по утрам обнимая женщину, вдыхая ее аромат, наслаждаясь нежностью ее тела. Ощущение покоя придавало ему силы. Джеймсу не хватало Наоми. Острая боль, долго его мучившая, сменилась тупой и не покидала его. Он с головой ушел в дело, стараясь облегчить беды, выпавшие на долю его народа, семинолов, и их союзников — негров, бежавших в поисках свободы, «хороших» испанских индейцев, племен, говоривших на хитичи и мускоги. Все они составляли одну группу — семинолов. Коренные индейцы, метисы, маленькие дети в лохмотьях, худые и больные.
Джеймс и не помышлял о том, что когда-нибудь проведет ночь с хрупкой южной красавицей, любимицей общества. Непостижимо, но сейчас чувства к ней захватили его. Этого не должно было случиться. Ведь война в разгаре. И он не плантатор с Юга, как Джаррет, а его брат-полукровка, хотя вовсе не нищий. Однако со временем на Джеймса может начаться настоящая охота. Кроме того, он гораздо чаще спит в лесу, чем в постели.
— Итак, миссис Маккензи, где моя дочь? — спросил, подойдя, майор.
— Увы, сэр, мне это неизвестно.
— Хотите знать, что я думаю?
— Пожалуйста, поделитесь со мной вашими мыслями. Уоррен не оценил сарказма.
— Я думаю, что этот предатель, ваш краснокожий деверь, похитил мою девочку.
— Опомнитесь, майор! Джеймс никогда не сделал бы этого.
— Идет война, миссис Маккензи. А он краснокожий. Семинол. Беглец и изменник.
Вцепившись в перила. Тара молила Бога послать ей терпение.
— Вероятно, ваша дочь немного расстроилась, майор, и поэтому столь безрассудно убежала в лес. Джаррет отправился на поиски Типы и найдет ее, уверяю вас.
— Прежде чем она окажется в руках дикарей или после этого, миссис Маккензи? До или после того, как ее укусит гремучая змея, разорвет в клочья и проглотит крокодил?
— Майор Уоррен, полагаю, вы знаете, что крокодилы предпочитают менее крупную добычу… Тила умная…
Уоррен, громко фыркнув, прервал ее и нетерпеливо покачал головой:
— Миссис Маккензи, в Библии сказано: дочь обязана почитать отца своего. Так указал сам Господь! Женившись на матери Тилы, я заменил отца этой девчонке и понял, что ей необходима дисциплина. Использовав свое положение, я устроил ей брак с богатым человеком, способным обеспечить Тилу и держать в твердой руке эту не признающую законов, безрассудную, безбожную душу. И за мои старания она унизила меня. Сейчас Тила ускользнула от моего праведного гнева — сама или с помощью этого метиса.
— Майор, — Тара прищурилась, — прошу вас не называть Джеймса Маккензи метисом, пока вы находитесь во владениях моего мужа.
Уоррен погрозил ей пальцем:
— Если он захватил ее, ему не поздоровится!
— Вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что Джеймс способен или хочет кого-нибудь похитить. Половина женщин на этой территории, замужних и незамужних, с радостью разделили бы с ним удовольствие — здесь или среди болот. Пожалуйста, избавьте нас от ваших подозрений, или это обернется против вас, и с такой жестокостью, на какую не способны и индейцы!
— Я требую, чтобы к утру моя дочь была здесь, миссис Маккензи. И это мое последнее слово.
Он повернулся и зашагал к своему кораблю. Тара невольно вздрогнула. Господи, ну почему Тила так безрассудно убежала в лес? Ей стало не по себе при мысли, что из-за Тилы может пострадать Джеймс. Огромная внутренняя сила позволяла ему с полным достоинством соблюдать нейтралитет в этой кровопролитной войне, разгоравшейся с каждым днем все сильнее. Но после того как умерли его жена и дочь, он испил свою чашу горя. Зачем же ему преследования Майкла Уоррена?
Тара тяжело вздохнула. К чему упрекать Тилу? Разве девушка могла предвидеть, что отчим объявит, будто ее похитили? Она пыталась спастись от этого тирана. А Джеймс, вероятно, сейчас уже далеко.
Тара взглянула на трех своих защитников — Рутгера, Роберта и Дживса.
— Вы говорили с ним мужественно, как истинная Маккензи. — Роберт одобрительно улыбнулся.
— Я очень гордился вами, мэм, — сказал Дживс. Рутгер снял шляпу и молча поклонился Таре.
— Мне хотелось бы надеяться, что я действительно чего-то достигла. — Тара покачала головой. — А что, если с Тилой случится что-то ужасное? Вдруг Джаррет не найдет ее? Да Уоррен откроет огонь из пушек по этому дому к завтрашнему вечеру!
— Джаррет знает эти леса так же хорошо, как комнаты в своем прекрасном доме, миссис Маккензи, — заверил ее Рутгер. — Он найдет девушку.
— Думаю, молодой Джеймс уже давно нашел ее, миссис Маккензи, — уверенно заметил Дживс. — Будь я азартным человеком, то заключил бы пари.
Удивленная, Тара нахмурилась.
— Тара, у нас есть кое-какое политическое влияние, — напомнил Роберт Трент, и насмешливая улыбка тронула его губы. — Если Уоррен станет слишком докучать нам, мы сделаем так, чтобы на него оказали давление сверху. Ему не поздоровится. И кстати… — Что-то заметив, Роберт умолк и вышел вперед. — Кто-то скачет верхом со стороны моего дома.
— О Боже, кто еще? — насторожилась Тара.
— Какой-то военный.
Они все посмотрели на всадника, приближающегося к дому.
— А, военный! — Роберт рассмеялся. — Порядочный военный. Непостижимо, правда. Тара? У нас есть порядочные военные и плохие военные, хорошие индейцы и безжалостные убийцы. О Боже, какая ужасная война! И кстати, миссис Маккензи, замечательный человек, который так спешит к нам, может избавить нас всех от неприятной ситуации.
Расплывшись в улыбке, он поспешил навстречу всаднику.
Майкл Уоррен, взойдя на палубу своего корабля, поздоровался с морским офицером, капитаном Джулианом Уэтерби. Тот отдал ему честь.
Кроме Уоррена и Уэтерби, на борту американского сторожевого корабля «Лусандра» находилось сорок два человека. Двадцать пять из них осталось от двух подразделений американской пехоты, а остальные семнадцать были военные моряки. Большинство военных кораблей, патрулировавших у берегов Флориды, лишились значительной части своих экипажей, ибо генералу Джесэпу понадобились люди для решения индейской проблемы. Майклу Уоррену и его команде предстояло встретиться с рядом армейских частей и с добровольцами, чтобы принять участие в военной операции, которую Джесэп непременно хотел провести до конца года. Уоррен, однако, знал, что время работает на него. Как и обычно, скоординированное передвижение по территории было чрезвычайно затруднено. Политика правительства менялась чуть ли не ежедневно — не только в отношении семинолов. Так же обстояли дела с жалованьем и провиантом для солдат.
Власти в Вашингтоне допустили серьезную ошибку, попытавшись заменить солдатскую порцию виски на сахар и пшеницу. Набор в армию резко сократился, а жалобы солдат участились.
Великого наступления, планируемого Джесэпом, скоро ожидать не приходилось. Стычек, конечно, не избежать, тем более что поблизости Оцеола, Аллигатор и Дикий Кот. Осуществление великого плана Джесэпа потребует времени. И это на руку Майклу Уоррену.
Капитан Уэтерби настороженно взглянул на Уоррена, ибо недолюбливал его, и тот знал об этом. Южанин Уэтерби, опытный моряк, был родом не из Флориды, а из болотистой Луизианы и чувствовал себя в болотах вольготно, как крокодил. Он хорошо знал индейцев. Некоторые ему нравились, и Уэтерби сочувствовал их бедам.
— Нашлась ваша дочь, майор Уоррен? — поинтересовался Уэтерби, хотя предвидел ответ. Уоррену хотелось стереть это притворно заботливое выражение с его лица.
— Им быстро не найти ее. Ясно как день, что этот полудикий краснокожий увез мою дочь.
Уэтерби выгнул бровь и покачал головой:
— Я довольно давно знаю Джеймса Маккензи, майор, и сомневаюсь, что он силой заставил бы девушку ехать с ним. Кроме того, он до сих пор скорбит по жене.
— Он может скорбеть, но это не мешает ему похищать, не так ли?
Хотя Уоррен был старшим по званию, Уэтерби упорствовал:
— Я не понимаю этого, майор.
— Только не надо жалеть краснокожих, капитан. Иначе вам всадят нож в горло.
— Я знаю Джеймса Маккензи. Он порядочный человек.
— Порядочный или нет, капитан, но если к утру мне не вернут дочь, он станет мертвым индейцем.
— Наполовину индейцем, — уточнил Уэтерби.
— Вам придется выполнять приказы, капитан, — напомнил ему Уоррен.
— Разумеется, сэр.
Глядя вслед Уоррену, направившемуся в свою каюту, Уэтерби сплюнул на палубу.
— Когда рак свистнет! — Он не собирался подвергать опасности жизнь моряков и свою потому, что Уоррен вознамерился преследовать Джеймса Маккензи в болотах. Джеймс никого не хочет убивать. Но если его начнут преследовать, он, вероятно, объединится с сыном старого Филиппа, Диким Котом, с Аллигатором или, еще хуже, с Оцеолой, и тогда уж точно никому не поздоровится.
Как военный человек, Уэтерби был не прочь повоевать, хотя общался с врагами и даже подружился кое с кем из них. Но будь он проклят, если пойдет на смерть только из-за того, что Майкл Уоррен — самый большой осел.
Подумав, что стоит, пожалуй, как следует отдохнуть, Уэтерби задержался, чтобы послушать, как Уоррен наставляет на палубе своих людей.
— Увидев маленького таракана, ребята, вы не останавливаетесь и не думаете: «Да это же всего-навсего маленький тараканчик!» Нет, ребята, не думаете! Вы взглянете на маленькое мерзкое существо и поймете, что оно вырастет в гнусного взрослого таракана, станет бегать быстрее и его труднее будет убить.
Или взять, к примеру, молодую гремучую змею. У нее еще немного яда, но вскоре она станет смертоносной. Ну вот, индейцы, особенно семинолы, точно такие же. Мы загоняем их в болота, а они лишь набирают силы. И у малышей на хвосте та же трещотка. Они вырастут большими и смертельно опасными. Поэтому, видя змееныша, не считайте, будто он мал и безопасен. Помните: он превратится в большую змею, готовую вонзить в вас свои ядовитые клыки. Вы должны раздавить его. Кстати, ребята, не слушайте всю эту чепуху про хороших индейцев. Хороший индеец — мертвый индеец. Так называемые испанские индейцы вовсе не хорошие, и чернокожие индейцы — тоже, и даже все эти полукровки, хотя они отлично говорят по-английски. Если до восхода солнца мне не вернут дочь, мы пойдем в наступление во имя белых женщин. Мы объявим войну этому дикарю.
На палубе раздался крик, вернее, боевой клич. Уэтерби вздрогнул. Подчиненные Уоррена, видимо, совсем зеленые юнцы, если так орут. Со временем они услышат клич семинолов в разгар боя. От этого клича у любого мужчины волосы дыбом встают.
Уэтерби, человек набожный, поднял глаза к небу. — Боже, я не боюсь умереть, когда придет мой час. Но если мне предназначено погибнуть, молю тебя: только не с тем, у кого мозги, похоже, в заднице!
Уэтерби пошел в свою каюту, полагая, что завтрашний день едва ли будет удачным.
Рассвет едва еще занимался, когда проснулся Джеймс. Он открыл глаза и замер, почувствовав ее рядом с собой — нежную, желанную, теплую. Джеймс снова закрыл глаза. Когда-то он так и жил: просыпался по утрам обнимая женщину, вдыхая ее аромат, наслаждаясь нежностью ее тела. Ощущение покоя придавало ему силы. Джеймсу не хватало Наоми. Острая боль, долго его мучившая, сменилась тупой и не покидала его. Он с головой ушел в дело, стараясь облегчить беды, выпавшие на долю его народа, семинолов, и их союзников — негров, бежавших в поисках свободы, «хороших» испанских индейцев, племен, говоривших на хитичи и мускоги. Все они составляли одну группу — семинолов. Коренные индейцы, метисы, маленькие дети в лохмотьях, худые и больные.
Джеймс и не помышлял о том, что когда-нибудь проведет ночь с хрупкой южной красавицей, любимицей общества. Непостижимо, но сейчас чувства к ней захватили его. Этого не должно было случиться. Ведь война в разгаре. И он не плантатор с Юга, как Джаррет, а его брат-полукровка, хотя вовсе не нищий. Однако со временем на Джеймса может начаться настоящая охота. Кроме того, он гораздо чаще спит в лесу, чем в постели.