— Джеймс, ни один человек не сделал бы больше, чем ты. Ты остался верен своим корням — всем корням. В застигшей нас буре мы способны делать только то, что в наших силах. Мне больно говорить это, потому что я боюсь за тебя. Я очень хотел бы уберечь тебя от пушек, но ты должен поступать так, как говорил: в соответствии с голосом совести. И тогда, брат мой, что бы ни случилось, ты спасешь свою душу.
   Джеймс улыбнулся:
   — Ты не только чертовски хороший брат. Ты мудрый и очень хороший человек.
   — Спасибо. Я стремлюсь к совершенству.
   — А Тара знает об этом? — пошутил Джеймс.
   — Я пытаюсь убедить ее, что это так.
   — За Тару! — Джеймс приподнял рюмку. — Отличное бренди. Однако роскошь здешней жизни пробуждает во мне чувство вины. Вкусно есть, жить в таком тепле, спать с такими… удобствами…
   Джаррет нахмурился.
   — Я стал слишком увлекаться бренди. — Джеймс поставил рюмку и направился к окну. — Джесэп должен очистить все хорошие земли от краснокожих. Но там, в том районе, очень много банд. Оцеола рядом. Филипп, Аллигатор — тоже. Джесэпу придется гнать своих людей через джунгли и болота. Но думаю, ему удастся добиться этого. Мне ненавистна война, Джаррет! Отвратительна мысль о том, что она будет тянуться бесконечно. Мне же вопреки собственной воле придется балансировать, воевать, отчаянно взывать к благоразумию и при этом почти всегда знать, что мои слова едва слышны. Я ненавижу повторять лживые слова. Мне гадко молиться о том, чтобы наступил конец… я молюсь за будущее. За Дженифер, за себя. За другое время, другую жизнь.
   — Я знаю, — тихо сказал Джаррет. — Боже милосердный, я знаю.
   — Я хотел бы… — начал было Джеймс, но осекся, и на губах его заиграла легкая улыбка, когда он посмотрел в окно. — Вон Тара едет верхом. А ведь твоя жена просто неподражаема.
   — Ты прав, — согласился Джаррет.
   — Она теперь ведет себя осмотрительнее во время верховых прогулок? — Джеймс впервые столкнулся с невесткой, когда его отряд располагался поблизости, а Тара заехала чуть дальше, чем следовало бы. Джаррет полагал, что жена извлекла из этого урок, а Джеймс не знал, осознает ли она, насколько ухудшилось положение с начала войны.
   — Тара очень осторожна и никогда не покидает границ владений, — заверил брата Джаррет.
   — Она едет с дочерью Уоррена, — пробормотал Джеймс.
   — М-м-м, — чуть раздраженно промычал Джаррет. Джеймс вздохнул:
   — Я же извинился перед тобой за то, что был груб с ней на твоем торжестве.
   — А перед ней ты извинился?
   — Думаю, мне удалось объяснить девушке свое поведение.
   — Если ты остаешься, не присоединиться ли нам к ним? Надеюсь, ты будешь любезен, хотя бы ради меня.
   — Ладно.
   — Обещаешь?
   — Да.
   — Перекрестишься?
   — Джаррет, мы же взрослые мужчины.
   — Перекрестись. Даже Мэри заставляла тебя делать это, помнишь?
   — Мне не нравится, что ты сомневаешься в моих словах.
   — Я всегда доверяю тебе, особенно если ты перекрестишься. Джеймс раздраженно пожал плечами.
   — Вот те крест! — И он слишком истово перекрестился. — Ну, так ты присоединишься к жене, прежде чем она постареет и поседеет?
   — Готов и жду тебя. — Джаррет указал брату на дверь и низко поклонился.
   — В тебе слишком много крови белых. — Джеймс покачал головой и с улыбкой прошел мимо брата.
 
   Типа почти сразу поняла, как обширны и прекрасны владения Маккензи. Она влюбилась в них. Ей нравились дубы, поросшие мхом и склонившиеся над ручьями, подстриженная лужайка и склон, спускавшийся к реке, пастбища и поля, выдры, спешащие к воде, экзотические птицы, взмывающие в лазурно-голубое небо. Тара показала гостье дорогу к дому Роберта Трента, их ближайшего соседа, и тропу, ведущую к деревне Джеймса.
   — Конечно, там сейчас мало что осталось. Часть хижин еще сохранилась, но Джеймс увел свой народ, тех, кто не умер от лихорадки и не погиб во время боев.
   — Бои шли близко?
   — Очень близко.
   — Его жена?.. — напряженно спросила Тила. — Надеюсь, ее не убили солдаты, Тара?
   Та покачала головой:
   — Ее унесла желтая лихорадка. Джеймс страшно тосковал по ней. Иногда я думаю, что именно поэтому он так безрассудно посредничает между воюющими вождями и белыми офицерами, не боясь ни пуль, ни стрел, подстерегающих его. Он очень любил жену и до сих пор не смирился с ее смертью. У него была еще одна дочь, чуть старше Дженифер, — милое, прелестное и невинное создание. Она тоже умерла. Если бы Дженифер не уцелела, Джеймс ни во что не ставил бы свою жизнь. Конечно, они с Джарретом ближе, чем бывают единокровные братья. Их связь неразрывна, так распорядилась судьба.
   У Тилы, смотревшей на заросшую тропу, болезненно сжалось сердце. Джеймс глубоко любил жену и до сих пор скорбит о ней. Хоть белые и не убили ее, она умерла в разгар этой ужасной войны. Девушке стало не по себе. Она вспомнила, как Джеймс касался ее, вспомнила его слова. Чего же ей было ожидать? Джеймс пришел к ней, потому что она явилась в его комнату, и взял то, что ему предлагали. У них нет будущего. Он сожалел только о том, что лишил невинности ту, которую считал невестой своего друга. В том, что произошло, не было Ничего, кроме страсти, обычного вожделения.
   На что же она надеялась? Джеймс — полукровка. Он проводит почти все время на болотах, напрашиваясь на пули. Он презирает ее и не хотел он нее ничего, кроме того, что взял.
   Да, все это так, но… Щеки Тилы запылали, и она быстро отвернулась от Тары.
   Все это так, и все же яркие воспоминания о прошедшей ночи внушали девушке уверенность в том, что она никогда уже не испытает ничего столь волшебного, неистового, безрассудного и страстного. Никогда больше не будет так безудержно желать мужчину, и ни один из них не околдует ее так, как Джеймс.
   Тила с грустью осознала, что это наваждение не исчезло.
   А ведь дальше пути нет.
   И тем не менее она желала чего-то большего.
   «Я должна отвесить ему еще одну пощечину, — решила она. — Нет, осыпать его градом пощечин, чтобы сбить с него наглость и спесь. Он сегодня уедет», — напомнила себе Типа.
   И снова на сердце ее легла тяжесть. Джеймс уедет, а она никогда не забудет его.
   — Легок на помине, — пробормотала Тара. Тила развернула гнедого жеребца и посмотрела через поле в сторону конюшни и складов Симаррона. Джаррет и Джеймс скакали к ним. Джеймс на серой кобыле в яблоках, Джаррет на красивом гнедом жеребце. Оба без седел. Лошади неслись голова к голове.
   — Они соревнуются. — Тара покачала головой. — Мальчишки всегда остаются мальчишками.
   Тила улыбнулась. Братья соревновались, но, видимо, ни один из них не мог одержать верх. И они, кажется, не хотели признаваться ни себе, ни другим, что соревнуются.
   — Ну, мисс Уоррен, — весело спросил Джаррет, — что вы думаете о Симарроне?
   — Он прекрасен, — ответила Тила, стараясь не замечать Джеймса. Проклятие, она ощущала жар голубых глаз, пристально смотревших на нее! — Пожалуй, это самая прекрасная плантация из всех, что я видела.
   — Из всех?
   — Да. Хотя, конечно, «Голубой лес», мой родной дом в Чарлстоне, кое в чем может сравниться с Симарроном.
   — Чарлстон — чудесный город. У нас там родственники, — сказал Джаррет. — Но раз уж вы находите Симаррон столь очаровательным, надеюсь, он станет для вас вторым домом. Не правда ли, любовь моя? — обратился он к жене.
   — Надеюсь, что так, — искренне отозвалась та, — хотя эти земли иногда внушают ужас.
   — Они полны варваров и диких существ, — усмехнулся Джеймс. Тила, вздернув подбородок и обернувшись, встретила его вызывающий взгляд.
   — Думаю, мне уже встречались подобные создания, — спокойно заметила она. — Кроме того, — добавила девушка, обращаясь к Таре и Джаррету, — «Голубой лес» находится вблизи болот и лесов, хотя и не таких диких, как здесь. Вот там я и обнаружила, что большинство Божьих созданий становятся кровожадными, чувствуя угрозу или страх. Если же им бояться нечего, то они вполне сносны.
   — Есть существа, которых нельзя приручить, — возразил Джеймс.
   Тара, не понимая подтекста разговора, заметила;
   — Никто еще не приручил гремучую змею, так что будь начеку в лесу.
   — Я буду осторожна. — Тила с мрачной улыбкой взглянула на Джеймса.
   — Ты показала мисс Уоррен всю плантацию? — спросил Джаррет жену.
   — Мы были везде, где безопасно.
   — Вы обе, наверное, голодны и хотите пить. Пожалуй, нужно вернуться домой и посмотреть, что предложит нам Дживс.
   — Поскольку я надеялась, что ты, завершив дела, присоединишься к нам, то попросила Дживса организовать ленч на веранде. День просто чудесный. Пока еще прохладно, но солнце так пригревает!
   — На веранде — это замечательно! — обрадовался Джаррет.
   Супруги обменялись улыбками. Тила подумала, что они на редкость красивая пара. Ей снова стало больно и захотелось исчезнуть. Девушке казалось, будто она наблюдает что-то глубоко личное, хотя они даже не касались друг друга.
   Тила отвернулась. И встретила взгляд другого Маккензи — такой оценивающий, что ее бросило в жар. Она не могла избавиться от мыслей о прошлой ночи и все думала, бывают ли настоящие леди настолько близки с мужем даже после десяти лет супружества. Это, конечно, не так уж важно, но Тила чувствовала себя растерянной и обескураженной, размышляя об этом. Она разделила с Джеймсом такое, что ни с кем и никогда не сможет разделить. И это пугало ее.
   Но он уже был женат, глубоко любил и поэтому скорее всего не понял бы ее чувств. Тила и сама т толком не понимала.
   — Давайте вернемся домой, — предложила Тара. Она поехала впереди с Джарретом. Вот так само собой и получилось, что Тила оказалась позади них, рядом с Джеймсом. Небольшое расстояние между двумя парами постепенно увеличивалось.
   — Вы все еще здесь, — промолвила девушка через несколько мгновений. — В Симарроне.
   — Да.
   — Останетесь?
   — Ненадолго. Мне нужно кое о чем позаботиться.
   — О!
   Помолчав, Джеймс любезно осведомился:
   — Вы хорошо себя чувствуете?
   — Конечно. А почему должно быть иначе? Он выгнул бровь.
   — Возможно, вы еще не осознали этого, но в вас… что-то изменилось навсегда.
   — Я чувствую себя прекрасно и не настолько наивна, чтобы нуждаться в вашей заботе. Поэтому нет необходимости держаться со мной резко и грубо…
   — Я не был груб.
   — Значит, это жестокость.
   — Что?!
   — Может, дело в вашем отношении, в том, как вы излагаете мысли, в том, что стоит за ними…
   — Ах, покорнейше прошу простить меня. Вам не нужна моя забота? Чего же вы хотите? Вечной благодарности за то, что столь нежная и невинная леди позволила мне лишить ее девственности?
   Бросив на него разъяренный взгляд, Тила пустила лошадь вскачь. Джеймс нагнал ее и схватил за руку.
   — Простите. Возможно, я и в самом деле груб. По правде говоря, я очень сожалею, что так мало задумывался о своих действиях. — Девушка не сводила с него глаз. Он грустно улыбнулся и добавил:
   — Но пожалуй, не раскаиваюсь в самих действиях.
   Тила быстро опустила глаза.
   — Я не хочу, чтобы вы сожалели о случившемся.
   — Всегда неприятно причинять боль.
   — Вы не причинили мне боли.
   — Не обманывайте меня.
   — Разве что чуть-чуть.
   — Вам было чуть-чуть больно или вы чуть-чуть обманываете?
   — И то и другое.
   Джеймс тихо засмеялся. Ей очень понравился его смех, такой же соблазнительный, как бронзовая кожа, выразительные черты лица, жар сильного тела и обжигающий взгляд голубых глаз.
   «Не увлекайся им слишком!» — предостерегла себя девушка. Но он не ошибся, прошептав в темноте, что мотылек чересчур приблизился к огню. Она обожгла крылья и больше не сможет улететь.
   Даже если Джеймс и исчезнет из ее жизни.
   — Джеймс…
   — Осторожно, — тихо предупредил он. — Мы уже возле дома.
   Тара и Джаррет остановили лошадей у заднего крыльца Симаррона. Два мальчика подошли взять поводья и ждали, пока Тила и Джеймс спешатся.
   — Лимонад уже на столе, — весело сказала Тара. — Дживс решил создать здесь островок мира, Джеймс, что бы ни творилось вокруг!
   — Дживс — замечательный человек, дорогая сестра, никогда не забывай об этом. — Джеймс взглянул на Типу, и легкая улыбка тронула его губы. Испугавшись, что покраснеет, она опустила глаза.
   — Пойду сообщу ему, что мы готовы к ленчу, — проговорила Тара.
   — Прошу вас, мисс Уоррен, — пригласил девушку Джаррет. Она вздрогнула, почувствовав руку Джеймса на своей талии. Он подвел ее к небольшому столу, где стояли стаканы и запотевший графин.
   Джаррет отодвинул для Тилы стул, поглядывая на брата.
   — Кажется, вы милостиво простили Джеймсу вчерашнее возмутительное поведение?
   Тила с вызовом посмотрела на Джеймса. Настал ее черед поиграть.
   — Да, мистер Маккензи, простила.
   Джеймс опустился на стул рядом с ней.
   — Мисс Уоррен на редкость великодушна. — Его глаза сузились. — Однако я не могу просить прощения за мои чувства к Уоррену.
   Тила напряглась. Она тоже не могла ни у кого просить прощения за свои чувства к отчиму. Но Джеймс Маккензи не вправе так смотреть на нее.
   — Джеймс… — начал Джаррет.
   Тила сделала вид, будто не слышит его.
   — Разве вы повинны в грехах вашего отца, мистер Маккензи? — обратилась она к Джеймсу.
   — У моего отца их не было.
   — Грехи есть у каждого.
   — Кроме моего отца, — твердо возразил Джеймс. Поняв, что он боготворит отца, девушка ощутила сочувствие к нему. Если Джеймс любил своего белого отца так же сильно, как Джаррета, то индейская война — сущий ад для него.
   Тронутая нежностью Джеймса к отцу, Тила тем не менее заметила, что он решил держаться подальше от нее. Что ж, она сохранит хотя бы гордость.
   Не она вызвала это страшное кровопролитие. И ее не заставят расплачиваться за него.
   — Какое совпадение! — воскликнула девушка. — У моего родного отца тоже не было грехов. Ни одного. Он был совершенством во всех отношениях.
   Джаррет тихо засмеялся. Даже Джеймс чуть улыбнулся.
   — Лимонада?
   — Пожалуйста, — ответила Тила.
   — Ты останешься еще на одну ночь? — спросил брата Джаррет.
   Джеймс взглянул на Типу.
   — Заманчивое предложение. Домашний уют так соблазнителен.
   Тила, взяв стакан дрожащими пальцами, едва не выронила его. Джаррет бросил на нее странный взгляд, явно желая что-то сказать, но тут из дома вышла Тара.
   — Дживс сейчас придет, — весело сообщила она. — Джеймс, ты непременно должен посмотреть на детей.
   Пока мы катались, Дженифер играла с маленьким Йеном, и они оба заснули на большой медвежьей шкуре в моей комнате. Они спят, как ангелы.
   — Неужели Джен так хорошо справляется с малышом? — улыбнулся Джеймс.
   — Поразительная девочка! — Тара сжала его руку, и у Тилы опять защемило сердце. Они все так близки! Любовь связывала не только братьев, не только мужа и жену, но и всех их, включая детей. Девушка подумала, что это и есть настоящая семья и ничто не может нарушить гармонию их отношений.
   Джеймс Маккензи, белый семинол, никогда бы не понял ее зависти. Тила любила мать и заботилась о ней. Та тоже любила ее. Но после смерти Лили девушка осталась одна, боролась с превратностями судьбы и в одиночестве предавалась мечтам. Кроме любви матери, ее жизнь ничто не скрашивало.
   — Дженифер — прелестная малышка, — сказала Тила, и Джеймс тотчас посмотрел на нее. Неужели он сомневается в ее искренности? Может, полагал, что она добавит: «Необычайно прелестная для дочери индианки»?
   — Девочка похожа на вашу жену? — не подумав, поинтересовалась Тила. К счастью, Джеймс не рассердился.
   — Да, очень похожа на Наоми.
   — Но у Дженифер ваши волосы.
   — Волосы нашего отца, — уточнил Джаррет.
   — Волосы нашего безгрешного отца, — добавил Джеймс, грустно улыбнувшись.
   Тара встала и посмотрела в сторону реки.
   — Джаррет, кто-то приехал.
   Озабоченный, Джаррет поднялся. Вниз по реке шло небольшое судно.
   — Это военный корабль, — заметил он, взглянув на брата. Джеймс, как и все они, напряженно следил, как корабль подходит к причалу.
   — Ты ждал кого-нибудь? — спросила Тара мужа.
   — Харрингтона… но через несколько дней. И этот корабль, похоже, пришел с запада.
   С судна спустили трап, и по нему сбежал мужчина в военной форме при всех регалиях.
   Тила не верила своим глазам. Ее охватило смятение. По спине прошел неприятный холодок.
   — Уоррен! — бросил Джеймс с ненавистью и презрением.
   И в самом деле Уоррен. Девушка стиснула зубы и едва дыша наблюдала, как отчим подошел к дому, поговорил с мужчинами, а затем стремительно направился к Симаррону.
   Может, Джеймс и дикарь, но он прав в одном: нет дьявола страшнее, чем ее отчим.
   Красота дня померкла для нее. Уоррен разрушил ощущение волшебного единения, которое она только-только начала испытывать в этой дружной семье. О, если бы его появление было лишь страшным сном! Привидевшимся ей кошмаром.
   Тила открыла глаза. Увы, это был не сон, а Уоррен собственной персоной, дьявол во плоти. Готовый утащить ее в свой ад.

Глава 8

   Внешне Уоррен казался одним из тех достойных военных, каких случалось видеть Джеймсу. Голубая форма сидела на нем как влитая, воротник выглядел идеально, стрелки на брюках — безукоризненны. Лишь опущенные поля его шляпы были уступкой безжалостному солнцу Флориды, а пышный плюмаж — такой же небольшой уступкой тщеславию. Ему было около пятидесяти, но вьющиеся каштановые волосы еще не тронула седина. Серые глаза смотрели серьезно. Черты лица были правильными и жесткими. Тонкие губы едва различались на бронзовой от загара коже. Если бы не выражение лица, майора можно было бы назвать красивым.
   — Мистер Маккензи! — Уоррен поклонился, глядя на Джаррета. Время от времени майор встречал Джеймса, и в весьма неприятные моменты. Хотя они ни разу не столкнулись в бою, но несколько раз были близки к этому. Однажды они сидели по разные стороны стола переговоров и еще как-то — в лагере Аллигатора, когда семинолы в отличие от Уоррена сдержали обещание и не нарушили перемирия. Уоррен прекрасно знал, что Джеймс — единокровный брат Джаррета, и с раздражением думал о том, что тот почему-то не желает использовать свое происхождение и стать настолько белым, насколько возможно. Майор не сомневался в том, что Джеймс — метис. Нося имя белого отца, он мог бы спасти свою шкуру, но почему-то не делал этого. Подобное поведение Уоррен считал ложной гордостью и полной глупостью.
   Сняв кожаную перчатку, майор протянул руку Джаррету. Тот не сразу решился пожать ее. Уоррен поклонился Таре:
   — Миссис Маккензи, рад видеть вас.
   Тара пробормотала что-то невнятное, а Джаррет сказал:
   — Майор Уоррен, насколько я понял, Джон Харрингтон имел поручение отвезти к вам вашу дочь.
   — Я не предполагал оказаться поблизости, но рад возможности поблагодарить вас за гостеприимство.
   — Мы с удовольствием приняли мисс Уоррен, — ответил Джаррет.
   Майор бросил взгляд на Тилу, и Джеймс поразился, заметив в нем жгучую ненависть.
   Не оставляло сомнений, что эта ненависть была взаимной. Их встреча тоже казалась весьма странной. Ни Уоррен, ни девушка не обменялись ни словом, не выказав даже на людях принятой в подобных случаях любезности.
   — Бегущий Медведь, — наконец обратился Уоррен к Джеймсу. Почувствовав на себе взгляд Типы, тот улыбнулся. Она еще не слышала его индейского имени и, вероятно, ошеломлена. Что ж, пусть узнает, что у него есть имя семинолов, а ее отчим, как и многие солдаты, предпочитает обращаться к нему именно так.
   — Майор. — Джеймс едва кивнул.
   — Приятно видеть вас в столь цивилизованной обстановке, — проговорил Уоррен.
   — А мне приятно быть в доме брата. — Джеймс проигнорировал выпад.
   — Более частые посещения этого дома принесли бы вам исключительную пользу.
   — Увы, майор, у всех нас есть долг, и мы стремимся его выполнять.
   Уоррен пожал плечами.
   — Надеюсь, твое путешествие прошло благополучно, — наконец обратился он к Типе.
   — Я добралась целой и невредимой.
   — И без охраны.
   — Не упрекайте дочь за то, что мы оставили на берегу нескольких солдат, майор. Я не знал, что им приказано сопровождать ее, — вмешался Джаррет. — Поверьте, в этом виноват я.
   — На территории Флориды слишком опасно, — бросил Уоррен. — Поэтому и необходима постоянная охрана.
   — Но не в моем доме, — возразил Джаррет. — Хотя, майор, насчет опасности вы совершенно правы. Вообще-то странно, сэр, что человек, столь занятый на войне, отважился привезти сюда дочь. — Джаррет смягчил колкость любезной улыбкой. Однако Уоррен пренебрегал любыми колкостями.
   — Я военный, сэр, а жены и дочери военных часто ожидают их сразу за передовой. Но, господин Маккензи, и вы, и ваша прекрасная жена, вероятно, когда-нибудь заметите, что дочери бывают столь же непредсказуемы, как болота. А вот этой лучше находиться рядом со мной, где бы я ни был. Хотя, признаюсь, отдав распоряжение доставить ее, я рассчитывал обосноваться в Тампе. Но генерал Джесэп неуклонно продвигается вперед, поэтому чаще всего я сейчас оказываюсь в самой глуши. Я приобрел дом в Таллахасси, но не успел толком осмотреть его, поскольку неприятель нарушил соглашение, достигнутое в марте, Джеймс понимал, что Уоррен провоцирует его на спор, но не хотел с ним связываться.
   — Таллахасси далеко отсюда, — равнодушно обронил он.
   — Безусловно, — согласился Уоррен. — Но это не важно. Мне еще не скоро удастся добраться до своих владений и обеспечить Тиле крышу над головой. Впрочем, не заблуждайтесь, она смелая девушка. Упрямая и волевая, так что вполне осилит любой путь, который мне предстоит проделать.
   — Там много опасных воинов, — напомнил ему Джеймс.
   — Я и сам опасный человек, — решительно отозвался Уоррен. — И чрезвычайно осторожный.
   В этот момент из дома вышел Дживс с большим серебряным подносом. За ним следовала маленькая девочка с подносом поменьше. На нем лежали серебряные приборы, завернутые в салфетки.
   — Майор Уоррен, — проговорила Тара, пока Дживс и девочка накрывали на стол. — Прошу вас разделить с нами ленч.
   — С удовольствием. — Он обратился к Джаррету; — Мистер Маккензи, поскольку я ожидаю возвращения Харрингтона к завтрашнему дню, надеюсь, вы позволите моему кораблю задержаться у вашей пристани?
   — Разумеется, сэр, но только помните: я не допущу никаких боев в моих владениях.
   — Едва ли здесь есть с кем воевать, не правда ли, сэр? — Уоррен бросил взгляд на Джеймса.
   Тот указал на лес, темневший за границами владений Джаррета:
   — Сэр, вам Известно, что по ту сторону Уитлакоочи действуют отдельные банды. Но ни один семинол не придет сюда воевать, в этом я абсолютно уверен.
   — Значит, они держатся поблизости!
   — Мой дом на нейтральной территории, — сказал Джаррет. — Генерал Джесэп знает это.
   — А Оцеола знает?
   — Разумеется, — отрезал Джеймс.
   — Давайте присядем, — предложила Тара. Все опустились на стулья, стоявшие вокруг стола. Джеймс оказался между Тилой и Уорреном, а его брат — между Тилой и Тарой. Та, как образцовая хозяйка, быстро налила Уоррену лимонада, стремясь во что бы то ни стало прекратить опасный разговор.
   Впрочем, почти каждая тема в присутствии Уоррена становилась опасной.
   — Жаль, сэр, что вы не приехали сюда на день раньше, — промолвила Тара. — Иначе увидели бы, какие замечательные вечера бывают у нас.
   — Да, жаль. Я хотел бы сам представить Тилу молодому Харрингтону. Надеюсь, она поняла, что он прекрасный человек.
   — Исключительный, — холодно согласилась Тила. На столе стояли корзиночки со свежеиспеченными булочками, ветчина в соусе из изюма, ранняя зелень. Тила машинально передавала блюда соседям по столу.
   Себе она взяла совсем маленькую порцию и едва дотронулась до еды, ибо была крайне напряжена. «Уоррен лишил ее аппетита», — подумал Джеймс, внезапно осознав, что хочет воевать с отъявленным мерзавцем Уорреном, безжалостно истребляющим индейцев, не только по этой причине. Джеймсу было невыносимо видеть, что этот человек имеет такую власть над падчерицей.
   — Прекрасно! Я рад, что ты еще сохранила благоразумие, дочь. Я не позволю тебе повторить то, что ты совершила в Чарлстоне. — Никто не задал ни единого вопроса, однако Уоррен решительно продолжал:
   — Только представьте себе, миссис Маккензи. Отец делает все для дочери, кстати говоря, приемной. Я устраиваю для нее блестящий брак, и в самый разгар церемонии она заявляет, что не намерена почитать мужа, повиноваться ему, поворачивается и уходит от алтаря! Не могу передать, какой позор и какое унижение мне пришлось пережить в тот день!
   Тила в упор посмотрела на отчима:
   — Я с самого начала отказывалась выйти замуж за Джереми Лантро. Никто не прислушался к моим словам, кроме доброго священника. Я не хотела никого обидеть или унизить.
   Забывшись, Уоррен погрозил ей вилкой:
   — Девушки выходят замуж за тех, кого выбирают старшие и более мудрые, мисси. Они повинуются отцам, вот так-то. Ну да ладно, это все уже в прошлом. Харринггон будет для тебя мужем получше. В финансовом отношении его положение не так стабильно, но этот прекрасный молодой офицер из хорошей семьи сделает стремительную карьеру. Если у парня и есть недостатки, то только доброта. Однако, воюя здесь, в болотах, он быстро избавится от этой слабости.