— Джон, во что ты собираешься влезть?
   — Это не...
   — Это та самая компания, главу которой ухлопали в Париже. Только не говори мне, что это «личное», — так можно влипнуть в очень поганую историю, очень. С этим твоим «секретным портфелем для важных бумаг».
   — Эмма, прости меня, я...
   — Не играй со мной, Джон, не надо пытаться таскать из огня каштаны моими руками. Может получиться очень поганая история, если... То, что я делаю, слишком...
   — Я не стал бы компрометировать тебя. Никогда.
   — Никогда?
   — Можешь не выполнять мою просьбу, если считаешь, что я на такое способен.
   — Способен на что? Способен на что, Джон?
   — Мне не хотелось бы сейчас отвечать на этот вопрос. Я не буду у тебя больше ничего просить. В том, что мне нужно, нет ничего... неэтичного...
   — Это спорно, — сказала она. — Использование относящихся к конгрессу...
   — Только ты и я, Эмма. Никого больше. Никто никогда не узнает.
   — Ты имеешь в виду, что я никому не должна говорить? Поверить тебе и обманывать... всех. Зачем тебе это надо, Джон? Для чего это на самом деле? Для кого?
   — Эмма, это для меня. Дальше меня это не пойдет. Она довольно долго молчала.
   — Ты не стал бы просить, если бы это не имело значения, и если это имеет значение...
   — Забудь про это, — сказал он.
   — ...если это имеет значение, если я доверяю тебе... Хорошо, — прошептала она. — Хорошо. Я сделаю это в понедельник.
   — Я твой должник...
   — Не говори так, — сказала она. — Если ты просишь по принципу «ты — мне, я — тебе», как все в этом городе, тогда это плохо и тогда я не хочу делать это.
   Джон закрыл глаза, склонил голову к телефонному автомату. Сказал:
   — Ты удивительная.
   — Тогда позволь мне такой и оставаться.
   Она послушала его молчание. Сказала:
   — Пожалуй, придется взять в прокате пачку романтических фильмов и просидеть в одиночестве перед видеомагнитофоном весь этот уик-энд.
   — Звучит заманчиво.
   — Тогда заезжай. Будешь выбирать фильмы. Или еще лучше — мы разыграем свой собственный.
   Он уже попрощался с ней, но потом добавил:
   — Вот еще что.
   — Да? — прошептала она.
   — Не звони мне по телефону и не оставляй сообщений.
   — Ты знаешь, — сказала она, — если бы ты не был шпионом, я сказала бы, что ты сукин сын.
   Она повесила трубку первой.
   Мимо стоянки проехала машина. Из приоткрытого окна донесся смех.
   Сделай это.
   Он набрал номер, записанный Фонг на обрывке бумажки, насчитал с десяток длинных гудков, прежде чем повесить трубку.
   Старая дама. Больная. Возможно, просто не стала отвечать.
   Закончив в полном молчании ужин в ресторане, они вернулись в дом Фрэнка. «Хвоста», как показалось Джону, за ним не было, однако он все равно не хотел ставить свою машину слишком близко к машине Фонг на случай, если ему все-таки подсунули какую-нибудь электронную штучку. В доме отца Фонг предложила ему кровать Фрэнка, но он предпочел кушетку, одеяла и подушку. Он слышал, как щелкнул запор на двери розовой спальни.
   Джон вставил «В рай нелегально» в магнитофон, приглушил звук. Уселся на кушетку, просматривал, отматывал назад и включал ускоренный просмотр, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы объяснить происходящее. Что это все значит, зачем...
   ...Ощущение опасности, сердце колотится: темная комната, телевизор включен.
   Он погрузился в полудрему, снова и снова просматривая одну и ту же сцену. На экране обнаженная крашеная блондинка целовала грудь тощего мужика, спускаясь все ниже и ниже.
   Часы на руке Джона показывали 1:02, В доме Фрэнка царила тишина, нарушаемая лишь тихим стоном, доносившимся из телевизора. Джон выключил видео и закрыл глаза.
   Он не заметил, в каком месте закончились сны и начались кошмары.
   Субботнее утро было достаточно снежным, чтобы припорошить крошечную лужайку перед стеклянной дверью черного хода.
   Джон и Фонг сидели за столом. Первая малиновка, вернувшаяся с юга слишком рано, прыгала по траве, покрытой свежевыпавшим снегом. Джон заметил, что Фонг улыбнулась. Они в полном молчании пили кофе и читали утренние газеты.
   По очереди приняли душ.
   Затем просмотрели еще раз все «фильмы для взрослых», чтобы убедиться, что не пропустили никаких других секретов. На это ушло около пяти часов. Фонг расположилась на одном конце кушетки, Джон — на другом.
   Ничего нового они не нашли.
   — Не могу больше здесь сидеть, мне надо проветриться, — сказала Фонг, когда закончилась последняя кассета. — Ты будешь настаивать на том, чтобы пойти со мной?
   — Нет.
   Она надела пальто и перчатки. Обернулась и посмотрела на него.
   — Должна я заставлять тебя идти со мной?
   — Нет, если ты, конечно, доверяешь мне.
   Она кивнула.
   — Ты не хочешь пойти со мной?
   Они взяли ее машину.
   Слежки за ними вроде бы не было.
   Фонг привезла его в дендрарий. Пагода возвышалась над рукотворным озером, покрытым тонкой корочкой льда.
   — Летом сюда прилетают гуси, — сказала она, когда они оперлись на перила мостика и обозревали пустынные поля, недвижимую гладь озера. — Подо льдом тысячи серебряных карасей.
   Опять пошел снег.
   — Я любила своего отца.
   — Я своего тоже.
   — Тебя пугает мысль, что ты тоже умрешь?
   Снежинки ложились на ее черные, как смоль, волосы.
   — Нет, — ответил Джон. — Большие перемены, вот что пугает меня... Я вырос в таком месте. В белом доме с синей крышей, в американском городишке, в котором никогда ничего не меняется. До того, как телевидение сделало все места похожими друг на друга, это место было особенным. Земля так совершенна, и это что-то особенное. Там осталась моя тень. Когда умрет моя мать, это будет очень тяжело. И тогда этот дом перейдет к кому-нибудь чужому... тогда этот призрак исчезнет.
   — И это пугает тебя?
   — Тебе это кажется странным, да?
   — Я не знаю, — сказала она. — Я росла везде. Или нигде, что то же самое. Мой дух всегда был в пути. Сайгон. Швейцария. Здесь. Сан-Франциско. То, что пугает меня, это...
   — Попасть в ловушку.
   — Это твои слова.
   В ее сумочке лежала видеокассета. Пистолет был спрятан под пальто.
   Они пообедали в рыбном ресторанчике. Джон расплатился наличными: нельзя оставлять след ни в одном компьютере.
   Вернулись домой. Она сказала, что хочет опять принять душ. Подождав, пока закроется дверь ванной и зашумит вода, Джон вновь набрал номер старой дамы в Балтиморе.
   Молчание.
   Фонг спустилась вниз. На ней были джинсы и свитер.
   — Не обижайся, — сказала она, — но сейчас у меня нет желания сидеть здесь с тобой и смотреть все это.
   Она кивнула на груду видеокассет на кофейном столике. Поднялась к себе наверх. Через час она вернулась. Джон сидел на кушетке, делая вид, что поглощен чтением истории президентских скандалов, позаимствованной им с книжной полки. Он настроил радиоприемник на волну классической станции.
   — Я не могу сидеть в своей комнате, как в клетке, — сказала она.
   Мокрый снег падал на лужайку. Дорожки были мокрыми.
   — У меня есть идея, — сказал Джон, вспомнив, что он прочитал в сегодняшней «Вашингтон пост».
   Он включил телевизор.
   — Не надо, — сказала Фонг.
   — Доверься мне, — ответил он. — Думай об этом как об интенсивной терапии.
   На экране замелькали кадры черно-белой комедии, снятой во времена, когда ни она, ни он еще не родились.
   — Не понимаю, что такого в этих братьях Маркс, — сказала она.
   — Я тоже никогда не был без ума от них.
   — Это глупо.
   — Нелепо.
   Она сидела на кушетке в своем углу, он — в своем. Минута бежала за минутой.
   Двойники столкнулись лицом к лицу в дверном проеме, один пытался обмануть другого, притворяясь его отражением в зеркале.
   Джон и Фонг рассмеялись.
   Когда фильм кончился, она поблагодарила его, пожелала спокойной ночи.
   Заперлась в своей спальне.
   В 11:14 Джон попытался дозвониться до Балтимора.
   Никто не отвечал.
   В ночи за окном падал снег.
   Воскресное утро, старая леди из дома напротив застала Джона в момент, когда он забирал «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». На его вежливое «с добрым утром» она лишь хлопнула дверью.
   Джон приготовил яичницу, Фонг сварила кофе, он сделал тосты, она поджарила бекон в микроволновой печке.
   Они уселись за столом рядом со стеклянной дверью черного хода, ели и читали семь фунтов газет. Солнце пыталось растопить снег на улице, по радио передавали Моцарта.
   Когда она принялась за «Нью-Йорк таймс», он пошел в душ.
   Восемнадцать минут спустя он спускался вниз по ступенькам. По радио исполняли Шопена. Газеты покрывали весь обеденный стол.
   — Фонг, — позвал Джон.
   Грязные тарелки на кухне.
   — Где ты?
   Диктор объявил, что наступил полдень.
   В гостиной никого. Парадная дверь заперта. Однако цепочка снята.
   Джон взбежал наверх. Розовая спальня. Пусто Спальня хозяина. Никого.
   Посмотрел сквозь жалюзи в спальне Фрэнка. Ее машины не было.
   Балтиморский номер по-прежнему молчит.
   Он обыскал ее комнату. Осмотрел одежду: ни одного бюстгальтера. Исчезли ее портфель и сумочка. А вместе с ними и видеокассета, которую она записала для себя, и пистолет.
   Прошло девять минут с тех пор, как он вышел из душа и спустился вниз.
   Еще пять, и он оделся в зимнюю одежду: теплое белье, джинсы, рубашка, свитер, шапка и перчатки, туристические ботинки и темная альпинистская куртка.
   Он брал с собой портфель с бумагами и видеокассетой, даже когда ходил в ванную и туалет. И теперь это был единственный багаж, который он взял с собой.
   Надо было оставить пистолет себе.
   Снаружи было сыро и влажно, мокрая трава и тающий снег. Бывший обитатель прерий, Джон чувствовал, что все же на дворе весна, а не зима, и эти последние попытки удержаться, предпринимаемые зимой, обречены на провал.
   Машины, выстроившиеся вдоль улицы, были пусты.
   Ни одна занавеска не задрожала в ближайших домах.
   Мальчишка, идущий по тротуару, с трудом тащил на плече лопату для расчистки снега.
   Занавески в доме дамы, жившей напротив, были наглухо задернуты.
   Газеты в голубой пластиковой обертке лежали на веранде дома наискосок через дорогу. На аллее перед домом никого, никаких следов, кроме собачьих, на тающем снегу.
   С площадки между пустым домом и гаражом ему была хорошо видна парадная дверь дома Фрэнка.
   Прошел час. Тени стали длинней. Лужи на тротуарах стали подмерзать. Он продрог, ноги занемели. В десять минут четвертого наконец подъехала Фонг.
   Никаких машин следом за ней, никто не сидел в машине рядом с ней.
   Она возилась с замком и не слышала, как он подкрался к ней сзади.
   — Входи, — сказал он.
   Она обернулась, попятилась от него, он вошел следом и захлопнул дверь.
   — Где ты была? — закричал он.
   — Гуляла!
   Фонг потянулась к сумочке...
   Он «выстрелил» в нее указательным пальцем:
   — Я успею раньше!
   Она понимающе сверкнула глазами.
   — Я собиралась бежать, — сказала она.
   — Почему? Почему сейчас? Почему не...
   — Потому что я не знаю, могу ли доверять тебе.
   — Итак, ты предала меня.
   — Я же вернулась!
   — Откуда? От кого?
   — Из парка... Если я не доверяю тебе, значит, не доверяю никому. А если я не могу доверять никому, тогда... тогда этому надо положить конец.
   — Довольно разумно.
   — Довольно основательно. — Она села на кушетку, не расстегивая плащ. — Я не знала, застану ли тебя.
   — Что ты подумала?
   — Что если ты до сих пор здесь, значит, доверяешь мне.
   — О, я тупица.
   У него разболелась голова. Он потер глаза, стянул перчатки с промерзших пальцев и бросил их на кофейный столик.
   — Как ты могла так поступить со мной! — сказал он.
   — Пришлось.
   — Или ты со мной, или нет.
   — Я ведь здесь.
   — Никто не отвечает по тому номеру в Балтиморе.
   Фонг сверкнула глазами:
   — Я ничего не знаю об этом. Я дала тебе ее номер. Если бы это была ложь, если бы я была... в чьей-нибудь команде, мы позаботились бы, чтобы тебе «ответили».
   — У тебя есть ответы на все вопросы?
   — Не больше, чем у тебя.
   Каблуком он подцепил ножку кофейного столика, оттолкнул его в сторону от кушетки. Сел.
   — В боевых искусствах, — подумал он вслух, — противник не опасен, пока не подойдет к тебе достаточно близко. Ирония в том, что и ты не можешь нанести встречный удар до этого момента.
   Фонг сказала:
   — Я рядом с тобой.

Глава 27

   Понедельник. Утро. 8:32. Джон сидел за своим столом в аквариуме, разговаривая по телефону. Голубой рассеянный свет, просачивающийся сквозь закрытые жалюзи, рассекал конус желтого света от настольной лампы.
   — Ты за этим гоняешься, а не я, — бубнил мужской голос в ухо Джону. — А я даже не собираюсь разговаривать с тобой.
   Джон попробовал убедить собеседника:
   — Я понимаю...
   — Здесь существуют определенные правила. Процедуры. Ты хочешь обойти их, ты действуешь в одиночку. Ты уже обошел их, тебе наплевать на людей. Случится что-нибудь, не случится что-нибудь. Понимаешь, о чем я говорю?
   — Но обратиться прямо к тебе было лучшим решением, — сказал Джон.
   — Для кого? — проворчал мужчина. — Я только успел согреться после прогулки от метро до работы, а тут ты... В понедельник прямо с утра. Я ненавижу утро понедельника.
   — Это самый обыкновенный запрос.
   — Какого черта?
   — Комитет может продлить слушания, — солгал Джон. — Нам необходимо повторно проверить все наши данные, прежде чем продолжать, в противном случае может закрасться ошибка и это прибавит потом работы всем нам.
   — Моему боссу это может не понравиться.
   — О, он подумает, что ты спасаешь его задницу. И наградит тебя по достоинству.
   — Или пересадит меня в чулан для одежды и обклеит в нем стены отрицательными оценками моей деятельности. Я кладу трубку.
   — В таком случае мне придется позвонить непосредственно твоему боссу, — сказал Джон. — Рассказать ему про проблемы сенатора. И о том, как ты отказался помочь.
   Его собеседник вздохнул:
   — Черт тебя дери, я слишком беспокоюсь за свою пенсию. Немного адреналина полезно для организма, верно?
   — Прочищает артерии.
   — Итак, что ты хочешь от нас, рабочих пчелок контроля безопасности торговли? Добро пожаловать к нам. У Центрального архива есть маленький подвальчик в Кристалл-сити.
   — Нет времени на поездки, — сказал Джон человеку, рабочий стол которого находился по другую сторону Потомака. — Седьмого декабря прошлого года таможенное управление дало добро на отправку груза из Балтимора в Египет на борту Панамского корабля «La Espera».
   — Ну, очень может быть.
   — Мы получили документы, оформленные таможней, — сказал Джон, — однако ДСП-9 от ваших парней каким-то образом была утеряна при перетасовке.
   — И ты тоже интересуешься этой бумажкой?
   — Что значит тоже?
   — Несколько недель назад я заставил трех моих служащих изрядно попотеть, когда они пытались объединенными усилиями ответить на сенаторский запрос.
   — Что ты говоришь, — изобразил удивление Джон.
   — Ну ты же знаешь основной принцип канцелярской работы.
   — Никогда не останавливаться и никогда не делать то, что тебе полагается делать в данный момент.
   — Теперь нам — сенатскому комитету — необходимо все относящееся к этому делу, что вам удалось найти, все, что ты посылал.
   — Я переправил копию документов через...
   — Ты можешь оказать мне услугу? — перебил Джон.
   Его собеседник замолчал.
   — Мы в цейтноте. Перешли мне копию через комитет, но не мог бы ты прочитать мне содержание прямо сейчас? По телефону. Буду тебе очень признателен, — добавил Джон.
   — Что за чертовщину мне всегда приходится собирать?
   — Ну, этого никогда не знаешь наперед.
   Мужчина вздохнул:
   — Подожди, я поищу папку.
   Ужасная музыка терзала Джона, пока он сидел в ожидании. Ломило кости после ночи, проведенной на кушетке Фрэнка. Устал: он так и не смогло конца расслабиться, настороженно прислушиваясь, не послышатся ли в ночи крадущиеся шаги Фонг, спускающейся вниз по ступенькам. Но прождал впустую, утром она сварила кофе. Без корицы. Яичницу-болтунью. Он не сказал о том, что предпочел бы глазунью. Она обещала никуда не выходить. Он кивнул, сделав вид, что поверил ей, «Звони в любое время», — сказала она. Костюмы, упакованные им, слегка помялись, но надеть можно. От снега не осталось и следа, но земля была промерзлой, а ветер холодным. Джону пришлось с милю пройти пешком, пока он добрался до своей машины. С машиной вроде бы все было в порядке. «Хвоста» не было.
   — Ну вот она, — пробурчал его собеседник на том конце провода. — ДСП-9, относящаяся к «Имекс», ну и тут еще всякая всячина.
   Джон приготовился делать заметки.
   — "Имекс", президент компании Клиффорд Джонсон. Ваш парень из представительства, звонивший относительно запроса сенатора...
   — Фрэнк Мэтьюс? — спросил Джон.
   — Точно, Мэтьюс. Как мы сказали ему, Джонсон обратился к нам за лицензией на экспорт оружия. Он заплатил двести пятьдесят долларов чеком фирмы «Имекс», федеральные агентства не возражали, поэтому мы выдали годовую лицензию. Но он просил лишь одноразовое разрешение — на приобретение и перепродажу кувейтскому военно-инженерному ведомству — не много. Должно быть, дела у этого Джонсона шли неважно.
   — Что он перевозил?
   — Закуплено у «Материалз системз, инк.» в Балтиморе... Две тысячи фунтов Си-4 и различные детонаторы...
   — Пластиковая взрывчатка?
   — Да, часто ее так называют, это...
   — Почти тонна пластика?
   — Ну, это не так и много. «Материалз системз» — исследовательская лаборатория, финансируемая Пентагоном, или по крайней мере финансировалась во времена «холодной войны», когда позволял бюджет. Они, возможно, пытались разгрузить свои склады и заодно поправить свое финансовое состояние. Кувейт собирался использовать Си-4 при восстановительных работах после «Бури в пустыне».
   Аккуратно... Не спеши...
   Его собеседник сказал:
   — Джонсона, по-видимому, использовали для прикрытия сделки. Как одноразовое прикрытие. Возможно, кто-то оказал Джонсону одолжение, позволив срубить легких деньжат.
   — В бумагах упоминаются еще какие-нибудь имена?
   — Заведующий отделом продаж «Материалз системз» в Балтиморе.
   Джон записал его имя и номер телефона, поблагодарил чиновника за помощь. Повесил трубку.
   Кто стоит за этой сделкой?
   Не надо гадать, узнай.
   «Пора», — подумал Джон.
   Л как быть с Эммой? Ужасно неприятно.
   Телефон. Ответит ли Фонг, если он позвонит?
   Провернуть дело через правительственные учреждения — это одно. Тут Джон всегда мог надавить через своих друзей — государственных служащих. «Материалз системз, инк.» же принадлежала частному сектору. Они могли повесить трубку, позвонить в ЦРУ...
   Быстро ли все кончилось для Вэй? Или они сначала заставили ее страдать?.. пытали ее? Или просто отвели ее вниз, в сырой бетонный подвал, поставили на колени и приставили дуло пистолета...
   Нельзя останавливаться. Надо действовать.
   Заведующий отделом продаж из балтиморской фирмы ответил на его звонок, после того как секретарша сказала ему, что на проводе ЦРУ.
   — Не часто приходится иметь дело с вашей конторой, — начал тот после того, как Джон представился.
   — У меня особые обязанности, — сказал Джон. — Я помогаю в сенате.
   — Угу, — ответил специалист по продажам. — Уверен, что так оно и есть.
   — Повесьте трубку, наберите вашингтонский номер сената, — сказал Джон, — после чего попросите соединить вас с комитетом по разведке, узнайте в комитете, являюсь ли я представителем управления, и попросите их соединить вас с моим офисом. Я не хочу, чтобы у вас остались какие-нибудь сомнения.
   Через пять минут звонок продавца по цепочке коммутаторов дошел до Джона:
   — Ну, такие предосторожности излишни.
   — Мы относимся к таким вещам серьезно.
   — Что я могу продать вашим парням?
   — Я занимаюсь не покупками, а контролем.
   — Эй, мы пользуемся информацией ваших служб. Если что-то не так, то это ваш прокол, а не наш.
   — В этом отношении все чисто.
   — Слава Богу! Еще не хватало, чтобы политики взялись за парней, честным трудом зарабатывающих свои доллары.
   — Да, — согласился Джон и зачитал ему детали сделки с «Имею».
   — Я помню Джонсона, — оживился торговец. — По нему можно было подумать, что это сделка века. Черт, месяцем раньше ваши люди и мы...
   — У вас не сложилось впечатления, что эта сделка как-то связана с управлением?
   — Он дал мне заверенный чек и все бумажки, которые федеральные органы заставляют нас требовать с покупателей. Я пожал ему руку и не задавал вопросов.
   — В этом деле участвовал еще кто-нибудь?
   — Нет, только Джонсон и его грузчик на другой машине. Джонсон так спешил, он даже лично занимался погрузкой, потом сам сел за руль грузовика и...
   — Кто был этот грузчик?
   — Убей, не знаю, — торговец помолчал. — У нас неприятности? Не связаться ли мне с адвокатом?
   — У вас нет никаких проблем с законом. Вы много должны кредиторам?
   — Лучше не упоминайте про этих кровопийц!
   — Все же, что вы мне можете рассказать про второго парня?
   — Погодите, я гляну... Где-то здесь был блокнот... Знаете, что он написал в графе «Представляемая организация», когда расписывался на проходной? Друг Клифа.
   — Да ну?
   — Так как Джонсон был единственным ответственным за подпись всех бумаг, то именно его проверяла наша служба безопасности: удостоверение, водительские права, род занятий. Другой же парень... Ага, вот, — сказал продавец, — знаете, вам повезло.
   — Что?
   — Одному из охранников не понравился этот выпендреж с «друг такого-то». Поэтому на обратной стороне он написал «лиценз. ном. этой ослиной задницы» и ниже вирджинский регистрационный номер его машины. Обычно мы этого не делаем.
   — Повысьте его в должности.
   — Зачем? Он работает на минимальной ставке.
   Продавец продиктовал Джону номер. Джон поблагодарил его и повесил трубку. Если бы он мог доверять своему управлению, один телефонный звонок позволил бы ему за пятнадцать минут получить всю необходимую информацию. Если бы у него было время, он мог бы пересечь реку, поехать в соответствующее управление штата Вирджиния, заплатить соответствующую пошлину и получить общедоступную информацию самостоятельно.
   Зазвонил телефон. Джон машинально снял трубку и пробормотал приветствие.
   — Кто это? — спросил мужской голос в трубке.
   — А кто тебе нужен?
   — Не строй из себя умника.
   — Кто это?
   — Парень, которому я звонил сегодня, сказал мне позвонить по этому номеру и спросить кого-нибудь. Он сказал, что этот кто-нибудь занимается делом, по поводу которого я ему звонил. Так что объясни мне, куда я попал, возможно, ты тот самый парень, с которым мне надо поговорить.
   — У меня нет времени на то, чтобы...
   Джон неожиданно замолчал. Его мозг лихорадочно заработал. Вспомнил.
   — Стив? — спросил он.
   — Стив — распространенное имя.
   — Он работает на сенатора Фаерстоуна.
   — Значит, ты Джон Лэнг.
   — А с кем я говорю?
   — С неравнодушным гражданином, написавшим сенатору. Благодаря чему мне удалось поговорить с человеком, который в результате оказался мертв.
   — Фрэнк Мэтьюс.
   — Он предупреждал, что если я буду звонить в ваш офис, то не следует посвящать тебя в это дело.
   — Это было ошибкой.
   — Да ну? — заметил мужской голос на том конце провода. — Он был профи.
   — Нам необходимо встретиться. Теперь это мое дело. Когда...
   — Кто еще участвует в этом?
   — Никто, я — тот человек, который тебе нужен. — Я ни в ком не нуждаюсь.
   — В таком случае тебе не следовало писать Фаерстоуну и разговаривать с Фрэнком. И тогда Фрэнк был бы...
   — Эта удивительная шальная пуля.
   — У нас нет...
   — Времени, — закончил за него собеседник. — Не свисти. Твой определитель номера уже наверняка засек номер телефона-автомата. Ладно, Лэнг, может, еще встретимся.
   Ему в ухо ударил зуммер. Повесил трубку.
   Часы показывали 9:47.
   Он мог сидеть тут, в голубом полумраке, в ожидании развития событий, наблюдая, как движется секундная стрелка, описывая свой молчаливый круг.
   Или он мог попробовать подойти достаточно близко, на расстояние вытянутой руки, подстегнув время.
   Он придвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер.

Глава 28

   Четырехэтажное красно-белое здание школы возвышалось на холме как замок из сновидений. Вид из ее высоких сводчатых окон, должно быть, был великолепен: купол Капитолия; крыши величественных домов; сверкающие современные здания, в которых расположились офисы различных компаний; деревья, окружающие Белый дом; памятник Вашингтону, взметнувшийся, подобно маяку, в серое небо, в котором парили лайнеры, взлетающие из Национального аэропорта и направляющиеся в Голливуд, Париж и Гонконг.
   Ржавое железо решеток закрывало окна первых двух этажей. За каждой дверью, образуя второй проход, располагался детектор металла.
   Благодаря красным и синим мигалкам полицейских машин, перегородивших улицу напротив школы, Джон без труда нашел место, которое искал. Он поставил машину на стоянку и направился мимо патрульных машин и машин «скорой помощи» прямо к желтой ленте, перегораживающей переулок.
   Полицейские в синих форменных куртках остановили его, когда он вышел из толпы домохозяек и подростков с ранцами за спиной. Коп пошел сообщить о его прибытии в глубь переулка, вернулся и махнул рукой. Джон поднырнул под ленту.