Грейди Джеймс. Гром

   Облачка пара вылетали у говорящих изо рта.
   — Я всю ночь на ногах, — сказал Гринэ. — Через час после того как я послал тебя в госпиталь, в Джорджтауне адвокатша неожиданно вернулась домой и застукала своего мужа в спальне для гостей в объятиях другой. Она пришла в дикую ярость, а в руке у нее был сверхпрочный дипломат. Эта сука забрызгала кровью и мозгами все новые обои, большей частью они принадлежали ее муженьку, который скончался на месте, но досталось и той, другой женщине, которая получила не меньше полдюжины сокрушающих ударов. Устав — даже ее восьмидесятидолларовая прическа была забрызгана кровью, — миссис член коллегии адвокатов позвонила в свой офис узнать, нет ли для нее сообщений. Затем она попросила к телефону их главного специалиста по уголовным делам, который сказал ей, чтобы она сидела и ждала в своей гостиной, а сам немедленно позвонил нам.
   Поскольку я только что закончил оформление бумаг, связанных с шальной пулей, я включил мигалку и отправился в эти трущобы элиты возбуждать дело против этого образчика правды, правосудия и американского образа жизни.
   Что касается другой дамы, — сказал Гринэ, — той, которая допустила ошибку, влюбившись в женатого подонка, — я провел шесть часов у ее кровати в госпитале, надеясь, что она не умрет. Но лишь впустую потерял время.
   — Очень сожалею.
   — Можешь оставить свои сожаления при себе, — сказал Гринэ. — Лучше дай мне кофе.
   — Смог заснуть этой ночью? — спросил он Джона, идя к коттеджу.
   Джон подобрал свою штормовку, перчатки и шапку.
   — Вроде бы да.
   — У тебя будет много ночей, подобных этой.
   Гринэ посмотрел на черный пластиковый мешок для мусора, валявшийся на веранде.
   Запах горячего кофе встретил их в доме. Гринэ положил пальто на кушетку, снял пиджак и аккуратно положил его поверх пальто. Блеснул серебряный значок на поясе. На правом бедре висела кобура девятимиллиметрового «глока».
   — У тебя есть сахар? — спросил Гринэ, когда Джон протянул ему дымящуюся кружку и пакет молока.
   — Для вас — все, что угодно.
   — Надеюсь, — пробурчал Гринэ. Он уселся за круглый стол, стоявший в углу кухни, насыпал себе сахара из картонки, служившей сахарницей.
   — Завтрак чемпионов, — сказал Гринэ.
   Джон уселся напротив него. Коп с наслаждением отпил кофе. Золотой браслет блеснул на его левой руке, когда он поднял чашку, чтобы отпить.
   — Это даст мне сил добраться домой.
   — Ваше дежурство закончилось?
   — Да, я уже сменился.
   — Мы соседи?
   — Я уже говорил тебе, ты живешь слишком близко, мне такое не по карману.
   Джон пил кофе маленькими глотками с бесстрастным выражением лица.
   — Итак, я прокатился из госпиталя в морг, — сказал Гринэ. — Медэксперт угостил меня тунцом и выдал предварительные данные о нежных голубках. Более подходящее место для такого преступления — какая-нибудь ферма, а не квартира адвоката. Настоящее двойное убийство, и убийца не какой-то там психически неуравновешенный парень, ухлопавший соперника. Господа адвокаты мерзли в морге и ждали, чтобы оформить залог. Кругом такая спешка. За один день отчеты о двух убийствах выползли из моей печатной машинки, как в фильме про плохого копа, — вы там в ЦРУ пользуетесь понятиями «хороший коп», «плохой коп»?
   — Это не мой отдел.
   — А как называется твой отдел? Офис «Уместной правды»?
   — Наш представитель в вашем департаменте сможет ответить на все вопросы.
   — Эти представители просто попугаи. Из них не вытянешь ни одного лишнего слова.
   «Итак, коп, — подумал Джон, — ты знаешь, что „представитель“ — это моя работа?»
   — Но забудем про это, — сказал Гринэ, махнув рукой.
   — Что же тогда я должен помнить?
   — Только то, что мы вдвоем сидим здесь в твоем доме, — сказал Гринэ. — И что у меня есть проблемы.
   Гринэ отодвинул свою чашку в сторону, положил обе руки на стол и наклонился к Джону.
   — У меня было порядком времени, прежде чем я закончил это горячее дельце, достаточно, чтобы начать заворачивать в бумагу твое дерьмо.
   — Это не мое дерьмо, — сказал Джон.
   — Брось свои штучки, — перебил его Гринэ.
   Джон поднял свою чашку кофе, отпил. Не почувствовав вкуса.
   — Когда я вернулся в участок, — продолжал Гринэ, — то обнаружил на своем столе пакет документов, имеющих отношение к смерти Мэтьюса Фрэнка Дж., помощника при сенате. Кроме того, там было письмо шефа полиции с указаниями, с печатью, но неподписанное. В нем меня уведомляли, что все необходимые формальности, связанные с этим делом, уже выполнены и в случае необходимости предпринять какие-либо дополнительные действия они должны быть согласованы с офисом начальника полиции и «представителями соответствующих ведомств». Твое имя не упоминается, просто безымянный свидетель. Причиной смерти является, как сказано, непредумышленное убийство, убийца неизвестен. Дело заведено, зарегистрировано.
   — Ну и какая у вас проблема?
   — Проблемы. — Гринэ подчеркнул множественное число. — Все отчеты подписаны моим именем. На некоторых подпись моего капитана, сделанная карандашом. Когда я позвонил ему, мне в ответ были сказаны магические буквы Ц-Р-У.
   — Что еще он сказал вам?
   — Отличная работа, детектив Гринэ.
   — И что вы ответили?
   — Благодарю вас, сэр. Спокойной ночи. — Гринэ вздохнул. — Послушай, кому все это нужно?
   — Только не вам.
   — Это точно. Но мое имя на всех рапортах. Случись какая неприятность, именно меня в управлении сделают козлом отпущения.
   — Пока вроде никто не делает из вас козла отпущения.
   — Хорошо бы! — сказал Гринэ. — Я не собираюсь умирать, пока в моем пистолете есть хоть одна пуля.
   — Почему вы, будучи не на дежурстве, пришли сюда?
   — Как мужчина мужчине, как работяга работяге, не для протокола — там было что-нибудь такое, во что мне не следовало вмешиваться?
   Открой ему часть правды, но будь осторожен:
   — Нет, по-моему.
   — Ты в этом уверен?
   — Настолько, насколько вообще могу быть в чем-либо уверен.
   — Это моя вторая проблема, — вздохнул полицейский. — Я не знаю, что хуже: если ты лжешь или если ты говоришь правду.
   Гринэ вытащил из кармана рубашки пластиковый пакетик для вещественных доказательств.
   В пакете находился латунный стаканчик стреляной гильзы.
   Не проявляй заинтересованности. Полная бесстрастность.
   — Ты знаешь, что это такое? — спросил Гринэ. Он положил пакет на стол. — Уверен, что да. Это стреляная гильза. Недостающее звено кдолго летевшей пуле. Девятимиллиметровая.
   — Почему это должно заботить меня?
   — Я нашел это за бетонным разделителем в двадцати трех футах от того места, где Мэтьюс Фрэнк Дж. получил дырку в голове, по официальной версии, в результате попадания шальной девятимиллиметровой пули.
   Латунь блестела в лучах утреннего солнца.
   Скажи:
   — Пули — это не по моей части.
   Добавь:
   — Ты думаешь, что каким-то образом я прострелил Фрэнку голову со стороны, противоположной той, где я сидел, на виду у всей улицы?
   — Люди обращают мало внимания на то, что происходит за пределами их машины.
   — Если я стрелял в него изнутри, то как эжектировавшая гильза оказалась снаружи, в том месте, которое мы уже проехали?
   — Эжектировавшая? Я думал, пули — это не по твоей части.
   — Ну, я все-таки не полный невежда.
   — Ты просто не можешь придумать чего-нибудь «уместного». — Гринэ пожал плечами. — Люди могут творить чудеса, ты не веришь?
   — Только не я.
   — И ты сказал, что больше никого не видел?
   — Да.
   — Ничего?
   — Только то, что мой друг свалился прямо на меня.
   — Отчеты в моей папке гласят, что его жена давно умерла и он жил один. Насколько близкими друзьями вы с ним были?
   — Мы вместе работали. Иногда проводили вместе свободное время. Мы с ним ладили.
   — Ты не женат, не так ли? — В улыбке Гринэ проскользнул намек.
   — Нет, — сказал Джон, — но ты женат. К тому же ты не в моем вкусе.
   — Имеешь что-нибудь против черных?
   — Несколько самых лучших женщин, которых я знаю, черные, — сказал Джон.
   — Согласен, — сказал Гринэ. — Ты и твой приятель Фрэнк когда-нибудь занимались делами на пару вне ваших с «девяти до пяти»?
   — Мое дело — это мое дело, не его и не твое.
   — Ты и он получали деньги вместе, будучи связанными друг с другом? Плели друг против друга интриги, стараясь расчистить себе путь наверх по вашей служебной лестнице?
   — Вопросы, относящиеся к нашей работе, должны задаваться официально через прикомандированных к вам представителей нашей конторы. Ты собираешься это сделать?
   — Смотря по тому, как пойдут дела. — Гринэ повертел в руках пакет с гильзой, допил свой кофе. — Хороший кофе. Ты всегда добавляешь в него корицу?
   — Люблю, когда есть небольшой привкус специй.
   — Действительно вкусно.
   Детектив поднялся, чтобы взять пальто, оставив пакетик с гильзой на столе. Когда Гринэ повернулся, держа пальто в руке, Джон сидел в той же позе. Пакет тоже никуда не делся.
   — Масса использованных боеприпасов разбросана в этом городе, — сказал Гринэ. Он взял пакет со стола. Гильза блеснула на солнце. — Возможно, в лаборатории смогут определить ее происхождение.
   — Надеюсь на это. — Джон потер подбородок.
   Покажи, что благосклонно относишься к нему:
   — Официально мне не полагается этого делать, но... то, что я был в той машине, вытрясло из меня остатки официальности.
   — Даже уместной?
   — Если найдешь еще какие-нибудь... стреляные гильзы, происхождение которых не сможешь объяснить, приноси посмотреть мне. Я постараюсь помочь всем, чем смогу, — неофициально.
   Гринэ рассмеялся:
   — Какой хороший гражданин.
   — Я предлагаю серьезно. Как работяга — работяге.
   — Смотря ради чего работаешь. — Полицейский направился к двери. — Человек был убит на моей территории. Меня не заботит «официальное» или «уместное» рассмотрение. Убийство всегда убийство. И когда кого-то убивают и моя подпись стоит под протоколом, я занимаюсь этим лично.
   — В таком случае ты, должно быть, отличный коп, — сказал Джон.
   — Да. — У самого выхода Гринэ обернулся: — А как насчет тебя?

Глава 8

   Ровно в десять утра в избранном сенатом Комитете по делам разведки стук молотка председателя возвестил начало заседания. Для этих открытых слушаний было забронировано большое помещение кафедры: тридцать рядов кресел, галерея для прессы.
   Джон вошел в эту, расположенную в Харт-билдинг комнату для слушаний в 10:29, после того как председательствующий прочитал свое вступительное слово и пригласил к микрофону представителя ЦРУ, директора оперативного отдела Роджера Аллена.
   На Аллене были темный костюм и белая рубашка. На носу узкие очки в стальной оправе.
   — ...так, господин председатель. — Аллен читал свое выступление, когда в зал вошел Джон. — По многим причинам наш мир сегодня более опасен, чем вчера. Одной из причин новых осложнений стало уничтожение Берлинской стены.
   «Да тут народу битком», — подумал Джон. Человек сто, не меньше. Помощники сенаторов делали заметки для своих боссов, которые не смогли прийти сюда. Несколько туристов, безуспешно пытавшихся уловить смысл говорившегося. Сотрудники мозговых центров. Представители Пентагона в штатском, проявляющие небескорыстный интерес к делам ЦРУ. Агентство национальной безопасности наверняка тоже не оставило эти слушания без внимания, но эти жрецы искусства шпионажа предпочитали оставаться невидимыми и следили за происходящим по кабельному телевидению.
   «Большая ошибка с их стороны», — подумал Джон. Камеры телевидения были направлены или на того, кто давал показания, или на того, кто задавал вопросы. Наблюдать за сидящими в зале было гораздо интереснее, чем за этими театральными диалогами.
   Именно поэтому Джон решил прийти попозже, чтобы привлечь к себе внимание, так, чтобы присутствовать при заявлении, что смерть Фрэнка была обычной городской трагедией, никак не связанной с делами комитета.
   В утренней «Вашингтон пост» на второй странице, в разделе столичной жизни, была статья в шесть абзацев, посвященная Фрэнку Мэтьюсу. Сенатский помощник был убит шальной пулей в своем автомобиле по дороге на работу. Имя Джона не упоминалось, говорилось лишь, что пассажир в машине остался невредим. ЦРУ не упоминалось. Городская полиция заявила, что ведется расследование.
   «Человек, кусающий собаку, — это, пожалуй, единственное событие, заслуживающее первой полосы», — подумал Джон, пробираясь вдоль стены вперед.
   — Очередной Пирл-Харбор, — продолжал давать показания Аллен, — возможно, тайное нападение на американскую банковскую систему враждебной нацией, прикрывающейся какой-нибудь транснациональной корпорацией...
   Умно: многие еще не забыли недавний международный скандал с фальшивыми банковскими векселями, в котором были замешаны криминальные и террористические группировки, расследование которого управление провалило, теперь оно пыталось обернуть тот провал себе же на пользу, чтобы потребовать... новые доллары для ЦРУ.
   Полдюжины репортеров сидели за столом прессы, глядя то на розданные им перед началом тексты выступлений, то на сенаторов, то на выступающего за свидетельским столом, то на привлекательных представительниц противоположного пола, то на экраны компьютеров. Никто из репортеров не знал Джона, но сотрудники сената заметили его появление.
   Вход... эффект. Извиняясь шепотом, Джон пробрался к замеченному им свободному креслу...
   Увидел начальника отдела безопасности Джорджа Корна, наблюдающего за ним из другого конца зала.
   Интересно, почему Корн здесь?
   Аллен сидел в одиночестве за столом свидетеля. В первом ряду, позади Аллена, Джон увидел начальника отдела по связям с конгрессом Мигеля Зелла, заместителя Аллена Дика Вудруфта, бульдога из центра по борьбе с терроризмом Харлана Гласса и одного из персональных помощников Аллена, в портфеле которого находились материалы, подтверждающие показания его шефа.
   Почему царь безопасности Корн сидит не с ними?
   Эмма Норе привлекла взгляд Джона. Она сидела позади своего босса, сенатора Хандельмана. На ней были деловой коричневый костюм и золотистая блузка. Каштановые короткие волосы. Коралловые губы.
   «Это всего лишь успокаивающая, поддерживающая улыбка», — подумал Джон, отводя глаза.
   — Этого более чем достаточно, — сказал Аллен, со стуком опустив свои очки на стол, — ЦРУ должно стоять на передней линии защиты Америки. Благодарю вас за то, что вы выслушали меня, господин председатель, и, согласно предварительной договоренности, я с удовольствием отвечу на вопросы комитета.
   Сенаторы, помощники и прочие присутствующие зашевелились на своих местах.
   Джон оглянулся.
   Корн ушел.
   Председательствующий сказал, придвинув микрофон:
   — Благодарю заместителя директора Аллена. Комитет, как всегда, высоко ценят вашу искренность. Мы признательны директору, позволившему вам дать сегодня показания. Председательствующий хотел бы добавить, что со временем вполне может случиться так, что вы будете выдвинуты на место директора ЦРУ и сможете на этом месте сослужить стране хорошую службу.
   Телевизионные камеры и туристы не заметили легкого замешательства в рядах профессионалов, вызванного этими словами. Последнее замечание, сделанное экспромтом, давало представление о масштабах политических амбиций на берегах Потомака.
   Аллен сказал:
   — Благодарю вас, господин председатель, для меня удовольствие выполнять свой служебный долг достойно.
   «Никто не сможет вонзить в тебя нож за это», — подумал Джон. Но в коридорах ЦРУ, Пентагона и ФБР, АНБ и государственного департамента, других крепостей внешней политики Джон знал не меньше десятка честолюбцев, равных Аллену по умению поднимать шум.
   Вряд ли кто-нибудь из присутствующих, подумал Джон, догадывался, что все более частые появления председателя комитета в блоках новостей различных телекомпаний являлись прямым следствием неформальных визитов и телефонных звонков заместителя директора Аллена, предшествовавших появлениям сенатора на телеэкране. Такие частные «беседы» вооружали председателя стреляющими, как из винтовки, фактами и эффектно поданными прогнозами, полученными от его хорошего друга Аллена. У Мигеля Зелла было два аналитика, которые по поручению Аллена были заняты исключительно подбором таких фактов и составлением прогнозов.
   На утренних официальных слушаниях на возвышении сидели четыре сенатора: председательствующий, затем справа от него, через пустующий стул, сенаторы Оливер Обет и Кен Хандельман. Слева от председательствующего расположился, опять-таки через пустующий стул, сенатор Ральф Бауман. Остальные стулья от Баумана до конца помоста пустовали. Когда давал показания директор ЦРУ, пустых стульев не было. Когда давал показания заместитель директора ЦРУ, пустовала примерно половина стульев представителей комитета. Для показаний третьеразрядного заместителя директора по оперативным делам Аллена пришло ровно столько сенаторов, чтобы слушания состоялись.
   Председательствующий поглядел на пустующий стул справа. Обычно главный критик комитета по делам разведки при конгрессе сенатор Чарльз Фаерстоун сидел здесь. Как всегда в таких случаях, служащие комитета убрали табличку с фамилией Фаерстоуна, чтобы не позволить журналистам сфотографировать пустующий стул с фамилией сенатора на табличке.
   «Фаерстоун, — подумал Джон, — это анонимное письмо предназначалось тебе».
   — У председателя нет вопросов. Сенатор Обет?
   — Благодарю вас, господин председатель. — Обет был единственным сенатором с бородой. Он читал по бумажке, лежащей перед ним. — Благодарю вас за данные показания, мистер Аллен. Я буду вам признателен, если вы назовете нам наиболее опасного врага, угрожающего сегодня Америке.
   — Невежество, — сказал Аллен.
   — Я принимаю ваш ответ, — сказал Обет, — но требование бюджетных ассигнований для ЦРУ на борьбу с невежеством представляется мне сомнительным делом. Вы просите нас потратить целый самолет, загруженный долларами, на то, чтобы сохранить мощь ЦРУ. Для чего? Против кого? В терминах стратегической угрозы будьте, пожалуйста, конкретней.
   — Если не разглашать секретные материалы... на сегодняшний день существует двадцать пять государств с программами различной сложности, направленными на создание ядерного, биологического или химического оружия. Максимальная опасность могла бы исходить из этих политических регионов.
   Эмма Норе нацарапала что-то на желтом листке блокнота и передала его помощнику Обета, который сразу положил его перед своим боссом.
   Секунду спустя Обет сказал:
   — Я полагаю, что, даже если это так, мы можем исключить Англию как источник угрозы из числа этих двадцати пяти политических регионов, на которые вы намекаете.
   Он пожал плечами, улыбнулся публике и заставил своего пресс-секретаря остолбенеть, сымпровизировав:
   — В конце концов счет в войнах у нас с ними два-ноль.
   — Я не верю, что мы когда-либо сможем игнорировать возможную угрозу со стороны этого государства, — ответил Аллен.
   — О... — сказал Обет.
   Поймал сам себя.
   — У меня больше нет вопросов, — сказал Обет.
   Помощник что-то прошептал Эмме.
   Председательствующий провозгласил:
   — Сенатор Хандельман.
   — Благодарю вас, — откликнулся Хандельман. — Мистер Аллен, не произошло ли каких-нибудь... событий, имеющих отношение к национальной безопасности, точнее, к тому, что находится в ведении управления, скажем, за последние две недели, о чем в комитет не была представлена сводка?
   «Имеет в виду Фрэнка? — подумал Джон. — В чем же ловушка?»
   Глава отдела по связям при ЦРУ Зелл и председатель согласились, что смерть чиновника среднего звена ЦРУ, классифицированная полицией как убийство шальной пулей, не должна нарушать давно запланированные обсуждения по делу ЦРУ. Кроме того, Аллен и председатель хотели избавить семью «жертвы города» от назойливого общественного внимания.
   «Однако вряд ли Хандельман задал этот вопрос просто для того, чтобы что-нибудь записать в протоколе», — подумал Джон.
   Не Хандельман — Эмма.
   Аллен пожал плечами, взмахнув при этом очками.
   — Кроме того, что представлено в комитет, а также в Белый дом в ежедневных обзорах, на данный момент я не могу припомнить ничего такого, что заставило бы меня ответить утвердительно на ваш вопрос.
   «И этим ответом предал забвению происшедшее лишь вчера», — подумал Джон. Он понимал, что официальные ветры уже отнесли прочь судьбу Фрэнка.
   Воспользовавшись удобным моментом, сенатор Обет улизнул со своего места, потихоньку пробравшись к выходу. Его помощник убрал табличку с фамилией сенатора.
   «Возможно, важный звонок в Белый дом, — подумал Джон. — А может быть, звонок в офис с указанием принять превентивные меры прежде, чем посольство Британии заявит протест. А может быть, просто выпить кофе с пончиками — для пиццы еще слишком рано».
   — Мистер Аллен, — сказал Хандельман, — мне хотелось бы обсудить практикуемую ЦРУ поддержку диктаторов и вождей, которые на поверку оказываются хуже врагов, которых мы боимся. ЦРУ создает монстров, подобных Франкенштейну.
   — Сенатор, ЦРУ работает не на пустом месте, мы претворяем в жизнь политику, которую декларирует Белый дом и за которой следит конгресс.
   — Трактуя ее при этом довольно широко, — возразил Хандельман. — Я размышляю о миллионах долларов налогоплательщиков, которые мы потратили на Панамского диктатора Мануэля Норьегу. После чего мы были вынуждены послать восемьдесят второй воздушно-десантный полк, чтобы арестовать его как поставщика наркотиков, отравлявшего нашу молодежь. Можем ли мы быть уверены, что текущие программы ЦРУ не направлены на взращивание еще более ужасных монстров?
   — Сенатор, задача ЦРУ состоит не в том, чтобы производить монстров. Мы под вашим контролем проводим политику, которая, не стану отрицать, иногда сопряжена с риском. Возможно, вам необходимо проявлять больше бдительности.
   — Благодарю вас за такое мнение. — Хандельман перевел дыхание. — Вы знакомы с террористом Ахмедом Наралом?
   Сенатор Бауман дернулся, как марионетка, приведенная в движение.
   — Обвиняемым в терроризме, — уточнил Аллен.
   Сенатор Хандельман нахмурился:
   — Обвиняемым?
   — За пределами политической семантики, — сказал Аллен, — по крайней мере мы в ЦРУ верим в американские принципы, гарантирующие человеку обеспечение его прав, и личность, которую вы назвали...
   — Ахмед Нарал!
   — ...никогда ни в одном государстве не была обвинена в терроризме.
   — Он сам публично признал себя таковым!
   — Я не уверен, что улавливаю суть вашего вопроса.
   — Вы осведомлены, что Ахмед Нарал был найден мертвым в Бейруте девять дней назад? Ни в одном из рапортов, полученных из вашего управления, не упоминался этот факт.
   — Средства массовой информации передавали из этого региона, что человек, который, возможно, был, а возможно, и не был Ахмедом Наралом, обнаружен мертвым в меблированных комнатах, так?
   — Он был обнаружен плавающим в ванне крови. Вскрытые вены. Предположительно самоубийство.
   — Управление не обсуждает причины смерти, переданные иностранной прессой, но так как мы не обследовали тело, мы не можем с уверенностью утверждать, что умерший был Ахмедом Наралом.
   — Но вы думаете, что это он?
   — Это наша рабочая версия по этому делу.
   — А как насчет сообщения каирской газеты, что Нарал получал финансирование и помощь от ЦРУ и что в различные периоды времени, когда он был активным террористом, он был также включен и з ведомость управления?
   — Мне кажется, эти беспочвенные заявления появились также и в «Нью-Йорк таймс». Само собой разумеется, из соображений безопасности управление никогда не подтверждало и не отрицало подлинность этих статей дохода.
   — Вы не сделаете исключение даже для конгресса?
   Председательствующий прервал:
   — Мистер Хандельман, вы вторгаетесь в области, в которые, по существующим правилам, свидетели не могут и не должны углубляться.
   — Я прошу прощения, господин председатель, — сказал Хандельман. — Я всего лишь пытался помочь свидетелю связать мои предыдущие вопросы о неразумных действиях в области тайной политики с конкретными примерами.
   — Гипотетическими примерами, — прервал свидетель.
   — Давайте говорить конкретно, — призвал Хандельман. — Продолжим. Как может ЦРУ, которое было создано для ведения «холодной войны», выполнять адекватную разведывательную роль и сейчас, после ее окончания?
   — Это ключевой вопрос, сенатор. Сотрудничая с вашим комитетом, мы провели опрос среди всех ветвей власти, мы просили всех потребителей нашей информации перечислить, какие виды разведывательной информации они получали, в чем, по их мнению, они не нуждались, что они хотели бы получать от нас еще. Ни одна категория разведывательной деятельности не была отброшена. Мы просили классифицировать собранные данные по ста восьмидесяти шести отдельным категориям — на шесть категорий больше, чем в прошлый раз.
   «Началось, — подумал Джон, — вести дебаты, оперируя количеством параметров, которые ты контролируешь».
   — Мы эволюционирующая организация, — продолжил Аллен. — Мы всегда находимся в поиске новых путей, позволяющих нам делать то, что мы делаем, еще лучше. Я напомню вам, что это дало нам возможность победить в «холодной войне», я думаю, вы можете гордиться той динамикой, с которой меняется наше ведомство.