– Я беспокоился.
   – А почему? Здесь со мной ничего не случится.
   Она, конечно, права. Энтони беспокоился вовсе не из-за того, что с ней может что-то случиться. Здесь она в безопасности. Он беспокоился из-за другого. Из-за того, что он любит ее и боится потерять. Но как сказать ей об этом?
   – Да, это верно, – натянуто проговорил он, – но это мой остров, здесь я отвечаю за все и за всех.
   Улыбка Дианы погасла.
   – Ясно, – она высвободилась из его объятий и опять повернулась в сторону выгула, – в следующий раз, когда я захочу погулять, я попрошу у тебя письменное разрешение.
   Энтони поморщился. Как глупо все получилось, подумал он. Затем ласково обнял Диану за плечи и сказал как можно мягче:
   – Дорогая, прости меня. Просто, когда я проснулся и тебя не оказалось рядом, мне стало так холодно и одиноко.
   Его слова тронули сердце Дианы. Она вздохнула, повернулась к нему и положила руку ему на грудь.
   – Давай начнем все сначала, – сказала она, – Доброе утро, Тони.
   Энтони улыбнулся.
   – Доброе утро, милая. У меня есть план.
   – План? – Она рассмеялась и прильнула к нему, – звучит очень серьезно.
   – Может быть, это не очень серьезно, но очень нужно. Хотя мне ужасно нравится сложившееся положение вещей, что ты сейчас полностью в моей власти и я держу тебя здесь, при себе, без документов и без приличной одежды, я подумал, что это, наверное, нехорошо. Я собираюсь свозить тебя в Майами, чтобы тебе сделали новый паспорт. И одеждой разжиться. И я очень надеюсь, что когда ты все это получишь, ты все же решишь остаться со мной.
   Надолго ли? – подумала Диана, но согласно кивнула:
   – Ты же знаешь, что да.
   Сердце Энтони запело от радости. Слова рвались наружу, но он пока не решался произносить их вслух. Да и к чему торопить события? Время есть. Много времени.
   – Стало быть, решено, да?
   – Да. Знаешь, это так здорово, что ты сам предложил съездить в Майами. Я как раз собиралась тебя попросить отвезти меня туда. Я имею в виду, я тут подумала и поняла, что мне надо сделать кое-какие дела… столько всего…
   – Тебе ни о чем волноваться не нужно. Я уже обо всем подумал.
   Она рассмеялась.
   – Заявление весомое, а главное, скромное! Что ты имеешь в виду: ты обо всем подумал?
   – Ну, как я уже говорил, что хотя ты ужасно мне нравишься в этих шортах и в этой футболке, я понимаю, что ты предпочла бы одеться во что-то свое.
   – Да еще как предпочла бы. Я собираюсь позвонить к себе в банк…
   – В этом нет необходимости. Мы пойдем по магазинам, ты себе выберешь, что понравится, и все будет записано на мой счет.
   – Спасибо, Энтони, это действительно очень щедро, но я не могу, чтобы ты за меня платил.
   – Ерунда. Как я сказал, так и будет! И нечего здесь обсуждать!
   – Ты не прав, – Диана уже едва сдерживала досаду, – мне кажется, нам есть что обсудить. Я очень тебе благодарна. Я ценю то, что ты делаешь для меня, но…
   – Малышка, если ты хочешь, мы можем поговорить в самолете. Мне сказали, что все твои бумаги будут готовы к полудню, так что…
   – Ты хочешь сказать, что уже связался с властями?
   – Конечно.
   – Да, но ведь это я потеряла паспорт. Я, а не ты.
   – А я позабочусь о том, чтобы его заменили, – он улыбнулся, прижимая ее к себе, – Видишь, милая? Тебе даже пальчиком шевелить не нужно. Я все сделаю сам.
   – Надо было сначала спросить у меня, Энтони.
   – О чем надо было спросить? Все равно этим пришлось бы заняться, да?
   – Речь сейчас не о том. Я вполне в состоянии…
   – Моя дорогая, разве это настолько ужасно, что я хочу позаботиться о тебе?
   Она внимательно на него посмотрела, а потом тяжело вздохнула.
   – Нет, конечно же нет. Но… – Диана запнулась, пытаясь найти правильные слова, чтобы выразить свою мысль, – дело в том, что обо мне всегда кто-то заботился, Тони. Я имею в виду, что все домашние, папа и братья, только и делали, что пытались меня…
   – …Оградить, защитить… Да. Ты уже говорила, – Энтони улыбнулся, – мне очень приятно знать, что ты всю жизнь была окружена такой любовью.
   Диана умолкла и уставилась на Энтони. Какая же это любовь, когда кто-то думает за тебя, когда тебя ограждают от настоящей, реальной действительности и твоя жизнь превращается в продолжение жизни кого-то другого, того, кто тебя якобы любит?
   Но как сказать об этом Энтони, у которого не было никого, кто позаботился бы о нем, никого, кто любил бы его? Как сказать об этом человеку, который вкусил этой самой реальности, наверное, даже с избытком? Это будет похоже на то, как если б ты принялся объяснять человеку, у которого в жизни не было пары туфель, что новые туфли могут натереть мозоль.
   – Тони, – сказала она, – пожалуйста, попытайся понять. Я очень ценю твою обо мне заботу. Но мы с тобой…
   Энтони заглянул ей в глаза, и все в душе у него перевернулось. Он хотел подождать с объяснением в любви. Как вообще он додумался до такого? Молчать больше не было сил. Сейчас он скажет ей все. От одной только мысли об этом у него в груди заполыхал пожар. Сейчас она узнает, что он любит ее. Обожает. Сейчас он сделает ей предложение. Она улыбнется и скажет «да». И он будет счастлив. Безумно счастлив.
   Энтони сделал глубокий вдох.
   – Ди, я хочу с тобой поговорить. У Дианы екнуло сердце.
   – О чем? – она смотрела ему в глаза вопрошающим взглядом, – о нас?
   Господи, что с ним такое? Он как будто забыл все слова. Но слова были уже не нужны. Она любит его. Теперь он это знал.
   – Мы с тобой знаем друг друга всего лишь несколько дней, и мы росли в совершенно разных условиях. И жизни у нас складывались по-разному…
   Диана положила руки ему на грудь и почувствовала, как у нее под ладонью колотится его сердце.
   – Да, все правильно. Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Все так сложно, Тони, но… но я хочу, чтобы ты понял. Видишь ли, мои братья намного старше меня. Вот почему они всегда относились ко мне покровительственно, всегда стремились меня защитить. От всего.
   – Конечно. Я все понимаю. Любой мужчина стремился бы тебя защитить.
   – А папа… как это объяснить? Он возлагал на меня надежды. Он распланировал всю мою жизнь. Заранее решил, что я буду делать то-то и то-то, общаться только с определенными людьми…
   – Да, так и должно было быть.
   – Мне приходилось жить по его установкам, Тони. У меня просто не было выбора, – Диана покачала головой, – таковы были… как это лучше выразить? Семейные условия. Понимаешь? Набор неписаных правил, которые вбивают в тебя с самого детства. И ты знаешь, что тебе придется подчиняться им всю свою жизнь.
   – Я все понимаю, Ди. – Энтони улыбнулся одними губами. Глаза его не улыбались. – Да, ты пользовалась определенными привилегиями, у меня ничего этого не было. Но это не значит, что я отрицаю все установки и правила.
   – В этом-то все и дело. Ты, похоже, решил, что мне очень хочется поменять одни правила на другие.
   Энтони привычно сложил руки на груди.
   – У нас у каждого есть свои принципы, свои взгляды на жизнь. Мои взгляды не так уж сильно отличаются от твоих. Я думал, ты их примешь.
   Черт возьми, ну почему он такой нетерпимый? – подумала Диана. Буквально у нее на глазах он опять превращался в того холодного непреклонного тирана, каким он был до того, как они стали любовниками. Она пыталась ему объяснить… она хотела, чтобы он понял, что она никогда больше не станет плясать под чужую дудку. А он с прежней самонадеянностью уверяет, что она еще как запляшет, если играть на этой дудке будет он!
   – Энтони, – проговорила Диана, стараясь сдерживаться. – Попробуй посмотреть на это с моей точки зрения. Я выросла в огромном доме…
   – Да. – Он холодно улыбнулся. – Все это вовсе не трудно представить, Диана. Такой большой дом. Набитый всеми положенными атрибутами богатства и власти.
   – Вот именно.
   Диана указала рукой на дом Энтони, такой красивый и теплый.
   – Совсем не похожий на твой дом, Тони. Совсем не похожий.
   К щекам Энтони прилила кровь.
   – Я не такой глупый, Ди. Картина вполне ясна. Ты росла как принцесса в высоком замке.
   Диана рассмеялась.
   – Можно сказать и так.
   Сердце Энтони как будто покрылось льдом. Ему хотелось протянуть руку, сжать Диану в объятиях и целовать ее до тех пор, пока она не вспомнит, что все, о чем она сейчас говорит, – пустяк по сравнению с тем, что они чувствуют по отношению друг к другу.
   Но сложность заключалась в том, что он не знал, что она чувствует по отношению к нему. Он только строил предположения и делал выводы на основе этих предположений…
   Однажды он уже совершил такую ошибку.
   Энтони резко развернулся, прошел пару шагов, потом обернулся к Диане.
   – Вчера это все не имело значения, – проговорил он с расстановкой, глядя ей прямо в глаза.
   Диана вздохнула.
   – Имело. И именно поэтому я не решалась… не знала, как отнестись к нашим с тобой отношениям.
   Именно поэтому я и боялась признаться себе, что влюбляюсь в тебя. Мысль пришла как-то вдруг, ясная и пронзительная. Но сейчас было не время говорить о любви… сейчас, когда Энтони стоял перед ней такой суровый и неприступный. Когда ей самой было так сложно во всем разобраться, хотя Диана уже поняла для себя одно: если она позволит ему контролировать свою жизнь, она уже никогда-никогда не сможет быть собой.
   – Наверное… наверное, было бы лучше, если бы мы узнали друг друга поближе до того, как я приехала к тебе на остров, Тони, но…
   – Но ты оказалась здесь не по своей воле. – Энтони дернул щекой. – Я притащил тебя силой.
   – Да. И я не думала… не ожидала…
   – Что все это закончится так и ты окажешься у меня в постели?
   Диана поморщилась. Она имела в виду другое. Она не ожидала, что влюбится. Слова Энтони, такие грубые и бессердечные, перевернули все.
   – Да, – выпалила Диана, залившись краской.
   – Да, – повторил за ней Энтони, – именно так все и было. Сюда я притащил тебя силой. Я повернул все так, что у тебя просто не было выбора.
   Он шагнул к ней. Глаза его потемнели.
   – Но я тебя не принуждал заниматься со мной любовью.
   – А я этого и не говорила! Я просто пытаюсь тебе объяснить, почему… – она тихонько вздохнула, – я не знаю, как сделать так, чтобы ты понял, Тони.
   – А ты давай сразу по существу, – холодно проговорил он, – может, чего и получится.
   – По существу… – Диана нервно сплетала и расплетала пальцы, – мы с тобой разное ждем от жизни. Я поняла это сразу, как только ты мне рассказал о себе, о своем детстве. Мне надо было тогда уже заговорить об этом, но я побоялась тебя задеть…
   Она говорила что-то еще, пытливо глядя ему в глаза, но Энтони уже не слушал. Да и зачем было слушать, когда он знал наперед все, что она собиралась ему сказать? У них ничего не получится. Он ей не пара. Она слишком хороша для него. Конечно, она скажет все это мягче, чем Хилари, не так прямолинейно и грубо, но суть от этого не изменится. Несмотря на его богатство, несмотря на его чувство к ней, она остается принцессой, а он – грубым мужиком непонятного происхождения. Для страстных объятий под покровом ночи он, может быть, и хорош, но что касается остального… Какие вообще могут быть вопросы?
   Энтони охватила безумная ярость.
   Нет, он не любит ее. Просто опять на него нашла глупая блажь. Как это было тогда, с Хилари.
   – Хватит, – выдохнул он, перебив Диану на полуслове.
   Она удивленно уставилась на него. Его лицо превратилось в бесстрастную маску. Оно было таким Напряженным, что кожа, казалось, сейчас лопнет.
   – Тони, пожалуйста. Выслушай меня.
   – Мне надоело все это выслушивать. И мне стало скучно.
   Диана вспыхнула.
   – Скучно? Тебе стало скучно, когда я пыталась объяснить, как нам быть дальше?
   Он усмехнулся.
   – Я знаю, что ты хотела мне предложить, Диана. Пусть все идет, как идет. Мы так и «будем друг с другом спать…
   Диана покраснела еще больше.
   – Ну да. У нас будет время узнать друг друга и…
   Энтони расхохотался.
   – О, милочка, я и так уже знаю тебя прекрасно. Я знаю, как сделать так, чтобы ты кричала и стонала от восторга. Знаю, что надо сделать, чтобы ты распалилась и сама притянула меня к себе, задыхаясь от нетерпения. Что мне еще надо знать?
   Диана стояла перед ним, как оплеванная. Как он может сводить все к постели? Как вообще можно быть таким черствым? Неужели он всегда становится таким, когда | что-то выходит не так, как он хочет?
   Энтони увидел, какое у Дианы сделалось лицо. Он задел ее за живое. Почему же он не чувствует удовлетворения? Почему его сердце щемит от боли?
   – Ди…
   – Не надо. – Она вся сжалась и обхватила себя руками. – Я… я хочу уехать отсюда, Энтони.
   – Ди, то, что я сейчас наговорил…
   – Мне наплевать, что ты мне наговорил. Я хочу в Майами, а потом в Новый Орлеан, домой. Сегодня.
   – Я не мальчик, которому можно приказывать.
   – Нет. – Голос у Дианы дрожал. – Ты не мальчик, Энтони Родригес. Ты бездушный, несдержанный, злой…
   Она вскрикнула, когда Энтони с силой сжал ее плечи.
   – Попридержи язык.
   – Что хочу говорить, то и буду.
   – Не будешь!
   – Послушай, Энтони, ты, может быть, и привык всеми командовать, но я твоим приказаниям подчиняться не буду!
   – Еще как будешь, моя хорошая.
   Это нежное обращение прозвучало теперь едва ли не как оскорбление.
   – На этом острове ты у меня в служанках. Ты еще не забыла? Или, может быть, ты решила, что твои упражнения в постели освобождают тебя от твоих обязанностей? За тобой, если я не ошибаюсь, должок.
   Диана почувствовала, что сейчас упадет. Как ей вообще пришло в голову, что она любит этого человека? Ни одна женщина в мире, если в ней есть хоть капля самоуважения, не сможет любить Энтони Кабреру Родригеса.
   – Спасибо, что ты мне напомнил о моем положении здесь. – Ее голос срывался на каждом слове. – И ты прав, Энтони. Я еще не расплатилась с тобой. Но если в тебе есть хоть капля порядочности… в этом куске льда, которое ты называешь сердцем… ты дашь мне уехать. Сегодня. Сейчас.
   Он натянуто кивнул.
   – С большим удовольствием. Я тебе вызову воздушное такси.
   Он развернулся и пошел прочь. Ближе к вечеру Диана была уже в аэропорту Майами с новым паспортом. Она улетела домой в тот же день.

10

   Такой холодной зимы в Новом Орлеане не было уже много лет. Но Диане было не до капризов погоды, она занималась своими делами. Диана вернулась домой, преисполненная кипучей энергии. Записалась на университетские семинары по подготовке менеджеров. Приняла предложение возглавить группу по организации художественной выставки, которая обещала стать гвоздем сезона.
   В ноябре ей позвонил Джон и сообщил, что женился.
   – Мы приедем к тебе погостить. Тебе понравится Клод, сестренка, – сказал он. Диана была очень рада за брата, хотя по каким-то непонятным причинам известие о его женитьбе отозвалось легким уколом в сердце.
   Еще через пару недель позвонил Адам.
   – Ты не поверишь, – кричал он в трубку счастливым голосом, – но я женился! Лорен – чудесная, очаровательная. Мы приедем к тебе погостить. Я уверен, Лорен тебе понравится.
   Диана ответила, что, конечно, понравится. И в сердце снова легонько кольнуло.
   Питер не звонил. Он мотался Бог знает где, искал свою нефть. Но после всего, что он сказал ей в свой последний приезд, Диана сделала вывод, что и Питер тоже влюбился.
   Влюбились все Сазерленды, кроме Дианы.
   Ее чувство к Энтони не имело ничего общего с любовью.
   Это была чистая страсть. Половое влечение. Тогда она еще этого не понимала. Она вообразила себе высокое чувство, воспарила в мечтах о сердечках, цветочках и долгой безоблачной жизни с любимым «до конца дней своих». Теперь Диана благодарила свою счастливую звезду, которая не дала ей погрязнуть в придуманном, ненастоящем мире.
   Теперь Диана жила как хотела. Сама то себе. И если, случалось, просыпалась по ночам со слезами на щеках и комком в горле, это не значило ничего. Может быть, у нее начиналась простуда. Или ей надо было придумать, чем бы заняться еще.
   Когда дни стали короче, а непогода не прекращалась, особняк сделался еще мрачнее, и Диане стало уже невмоготу.
   Однажды тоскливым вечером, когда за окном завывал ветер, она сказала Энн, экономке:
   – Я ненавижу этот дом. И тут она вдруг поняла, что ей следует предпринять.
   Все было так просто. Даже странно, что она не додумалась до этого раньше.
   Продавать особняк она не собиралась. Несмотря ни на что, это все-таки ее дом. И Диана любила эти места: парк, луга, озеро. А если ей не нравится особняк, значит, надо кое-что здесь изменить.
   На следующее утро Диана позвонила своему банкиру, чтобы уточнить, какой денежной суммой она располагает. Ответ ее ошеломил. На счету у нее было достаточно денег, чтобы снести особняк до основания и десять раз выстроить новый.
   Но Диана и не собиралась прибегать к таким радикальным мерам. Ей нужны были лишь архитектор, подрядчик, которые возьмутся за переустройство дома.
   В тот же день, ближе к вечеру, когда Диана возвращалась с конюшен в дом, поднялась очередная буря, и ей приходилось идти согнувшись в три погибели, – она наткнулась в темноте на какого-то широкоплечего мужчину.
   Сердце ее бешено заколотилось.
   – Энтони? – прошептала она дрожащим голосом.
   – Добрый день, мисс Сазерленд.
   Диана мысленно обругала себя идиоткой. Это был ее адвокат, Дэниел Шелли. А за спиной у него стоял Роберт Николсон, ее банкир.
   – Мистер Шелли. Мистер Николсон. Какой приятный сюрприз! Прошу вас в дом.
   Минут пять прошло в обменах светскими любезностями, после чего Шелли перешел прямо к делу.
   – Диана, мисс Сазерленд… в качестве лиц, представляющих интересы вашего отца, мы настоятельно вам советуем не разрушать его дом и не распродавать его имущество!
   – Это уже не его дом, – холодно проговорила Диана. – И не его имущество. Теперь это все мое. И если вы этого не понимаете и не желаете представлять мои интересы, я найду себе другого адвоката и другой банк.
   Вскинув голову, она направилась к двери в библиотеку.
   – До свидания, джентльмены. Надеюсь, вы сами найдете выход.
   Когда через пару часов зазвонил телефон, Диана вовсе не удивилась. Это был звонок от Адама. Чего и следовало ожидать. Брат начал издалека, пару минут поболтал о том о сем, а потом перешел к делу. Это правда, что Диана хочет снести особняк, распродать все, что есть в доме, и отдать все свои деньги в какой-то фонд?
   Диана вздохнула.
   – Я вовсе не собираюсь сносить особняк. Я просто хочу кое-что здесь изменить. Распродаю я не все. Если тебе или братьям что-то нужно – приезжайте, пожалуйста, и забирайте. Вы меня только обяжете. Все деньги я не отдаю. Но на средства, вырученные с аукциона, собираюсь учредить благотворительный фонд. Образовательный фонд в пользу неимущих детей коренного населения Америки.
   – Ты уверена, что это именно то, что тебе нужно?
   – Абсолютно уверена.
   Тут ее брат собрался было разубедить ее, но Диана решительно оборвала его.
   – Послушай, скоро Рождество. Почему бы нам всем не повидаться в праздники. Я знаю, как вы с Джоном заняты, но я очень хочу познакомиться с вашими женами. А еще мы сможем спокойно поговорить, и я отвечу на все ваши вопросы.
   – Хорошо, – бодро ответил Адам. – И тогда мы решим, что делать.
   – Нет. – Диана произнесла это мягко, но непреклонно. – Нет, Адам, мы ничего не будем решать. Я уже все решила. Но мне очень хочется, чтобы вы постарались меня понять.
   Диана повесила трубку.
   Адам тут же связался с Джоном.
   – С ней что-то не так, – сказал Джон, выслушав брата.
   Адам согласился.
   – Она какая-то растерянная. Скучает, наверное, по отцу. Чего и следовало ожидать. Она очень любила старика. Слушай, у меня где-то записан телефон Питера. Я ему позвоню.
   – Хорошо. Давайте все встретимся в Новом Орлеане на будущей неделе. Черт возьми, мы не дадим нашей любимой сестренке пустить свою жизнь под откос.
   Джон с Клод и Адам с Лорен прилетели в Новый Орлеан в один день. В этом не было ничего странного. Странно было другое: в аэропорту их встречала Диана, а не старый шофер Сазерлендов.
   После бурных объятий и радостных поцелуев Адам огляделся по сторонам.
   – А где наш шофер? Диана смущенно улыбнулась.
   – Он вышел на пенсию. А я разве вам не говорила?
   – Нет. И кто теперь на его месте?
   – Никто.
   – Ладно, – сказал Джон. – Ничего страшного. Пока мы здесь, мы наймем нового шофера. Кстати, а кто же тогда подогнал лимузин?
   – Нет, – отрезала Диана, – шофера вы нанимать не будете. А лимузин подогнала я.
   Джон с Адамом в ужасе уставились друг на друга.
   – Эй, Адам. – Лорен взяла мужа под руку. – Диана уже не ребенок.
   – Конечно нет, – примирительным тоном проговорил Джон. – Просто вы, девочки, даже не знаете, что это такое – ездить по скоростным магистралям.
   – Диана здесь выросла, – заметила Клод, беря мужа за руку. – Как и вы, ребята. А что касается «нас, девочек»… Лично я не заметила здесь ни одной девочки. Я вижу трех вполне взрослых и самостоятельных женщин.
   Диана рассмеялась. Она уже обожала своих невесток.
   Адам с Джоном только переглянулись. Кажется, им пришла в голову одна и та же мысль: может быть, они оба сглупили, взяв жен с собой.
   Питер с Кристиной прилетели на следующий день, всклокоченные и изможденные после казавшегося бесконечным перелета из Европы.
   Представляя жену, Питер объявил, расплываясь в улыбке:
   – Я единственный из всех мужчин, кто может ее выносить, я так сильно ее люблю, что ей меня просто жалко.
   Все рассмеялись. И Диана тоже. Но смех застрял комом в горле. Она тоже однажды влюбилась вот так – очень сильно. Так сильно, что все остальное уже не имело значения.
   Нет. Это неверно. Кое-что все же имело значение. Ее самоуважение. И потом, она не любила Энтони. Ей просто казалось, что она любит. На глаза неожиданно навернулись слезы. Диана достала из кармана платок и прижала его к глазам.
   – Диана несчастлива, – сказала Клод Джону попозже вечером, когда они остались одни.
   – Кажется, у нее депрессия, – заметила Лорен Адаму.
   – Она ужасно тоскует, – шепнула Кристина Питеру. – Ей плохо, и я готова поспорить, что здесь замешан какой-то мужчина.
   На следующее утро, после того, как они всем семейством собрались в библиотеке, чтобы достать из – под елки подарки, Клод, Лорен и Кристина тихонечко улетучились. Питер, Адам и Джон уселись напротив Дианы, ожидая, что она скажет.
   – Ну хорошо. Короче говоря, – объявила Диана, – я ненавижу этот дом.
   Братья посмотрели на нее как на умалишенную. Словно она сообщила им, что собирается убежать вместе с бродячим цирком.
   – Ненавидишь? – Адам тряхнул головой. – Какая глупость. Ты же любишь его!
   – Я его ненавижу, – сказала Диана, стараясь не выходить из себя. – И всегда ненавидела. Конечно, я не говорила! Сначала я здесь застряла, потому что папа был болен. А потом, когда папа умер, я поняла, как вы, ребята, себе представляете мою жизнь. Такая идиллическая картина: ваша младшая сестренка сидит, лапочка, у домашнего очага и умиленно виляет обрубком хвоста, точно кокер-спаниэль. Я не малышка. Помните, папа меня называл своим ангелом? Так вот, никакой я не ангел. Просто я притворялась миленькой сладенькой девочкой, чтобы дома все было нормально. Теперь отца нет. Я любила его несмотря ни на что. Я знала, какой он, но все равно любила. Но теперь, кажется, больше нет необходимости притворяться? – Диана подбоченилась и вызывающе вскинула подбородок. – Я не хочу продавать особняк. В конце концов, каждой семье нужно какое-то место, которое для всех будет домом. Даже если вы здесь не живете, в мыслях вы все равно обращаетесь к этому месту как к дому. Но я собираюсь кое-что здесь изменить, чтобы в этом ужасном холодном месте поселилось немножечко света, тепла и радости. И если вы, парни, не можете это понять, то и черт с вами!
   Воцарилась неуютная тишина. А потом братья заулыбались.
   – Будь я проклят! – нарушил молчание Питер.
   И уже через секунду все четверо Сазерлендов обнимались посреди комнаты.
   – Однако, – вдруг сказал Питер бодрым тоном, – тебе придется сейчас разрешить спор между мной и моей обожаемой супругой.
   – А что случилось?
   Питер улыбнулся с таким видом, будто то, что он собирался сейчас сказать, было настолько нелепо, что он даже не знал, какие подобрать слова.
   – Ну… в общем, Кристина вбила себе в голову, что ты втюрилась в какого-то парня, но что-то у вас там не сладилось, и теперь твое сердце разбито.
   Диана возмущенно фыркнула.
   – Ни в кого я не втюрилась. А если… если бы я и влюбилась в кого-то, я бы точно не позволила разбить мне сердце!
   Питер кивнул.
   – То же самое я и сказал Кристине. Сказал, что моя сестра себя в обиду не даст.
   Диана обвела взглядом улыбающиеся лица братьев. Как хорошо, что они все здесь. Питер, Адам и Джон. Но никто – даже ее замечательные братья – не заполнит той пустоты, которая воцарилась у нее в душе после того, как она потеряла Энтони.
   На глаза опять навернулись слезы. Диана поспешила отвернуться, но было уже поздно. Слезы уже потекли по щекам.
   Братья озадаченно переглянулись. Они разом шагнули к Диане, но решили, что лучше сейчас к ней не лезть.
   Наконец Диана немножечко успокоилась и повернулась к ним. Адам протянул ей носовой платок. Она вытерла глаза, высморкалась, присела на краешек дивана и улыбнулась Питеру вымученной улыбкой, такой тоскливой, что у него защемило сердце.