Страница:
фотопортреты знаменитых людей с дарственными надписями.
Профессор еще раз прочитал записку; было видно, что весточка из
Москвы доставила ему удовольствие. Затем отложил записку, расчистил
перед собой стол, и лицо его сразу приняло деловое выражение.
Домокуров понял, что здесь лишним временем не располагают,
поэтому начал без обиняков:
- А сами вы, Лев Галактионович, видели исторический броневик?
- Довелось... - Старик прошелся ладонью по бороде, от подбородка
вниз, по пышному ее вееру. - Довелось, довелось... Только в те
стародавние времена интересующий вас, молодой человек, броневик не был
ни историческим, ни даже особо чем-нибудь примечательным. Я говорю о
тысяча девятьсот пятнадцатом годе.
- О пятнадцатом? - Домокуров от неожиданности рассмеялся,
подумал: "Этак можно и до сотворения мира допятиться!"
А профессор:
- Рассмешил вас? Конечно, пятнадцатый год - не семнадцатый. Даже
эпохи разные. И вероятно, у вас в мыслях зародилось ироническое: "А
способен ли, дескать, ты, старина Фатеев, доказать, что броневик
тысяча девятьсот семнадцатого, с которого выступил Владимир Ильич
Ленин, одна и та же машина?"
- Именно это я и подумал... - смущенно признался Домокуров. Но
тут же к старику появилось доверие...
Фатеев потянулся к ящику с сигарами. Задумчиво обрезал одну из
них настольной гильотиной, раскурил и начал так:
- Существовал, знаете ли, любопытный народец - прокатчики. Прошу
не путать. Имеются в виду не рабочие прокатных станов на Урале или в
Донбассе. Там народ заводской, степенный... Но были прокатчики и
другого рода-племени. Знавал я их по своей служебной должности как
инженер Санкт-Петербургской городской управы...
Фатеев припомнил времена - самое начало века, когда по улицам
Петербурга наряду с конками побежали вновь изобретенные экипажи. Без
лошадей - на бензиновом моторе.
Молодому инженеру городские власти вменили в обязанность наводить
порядок в новом и небезопасном виде транспорта.
Своевольничали и досаждали ему так называемые машины на прокате.
Это были автомобили самой неожиданной формы, яркой, рекламной
раскраски. Стоянка их была у Гостиного двора на Невской линии.
Надрывали голоса зазывалы: "Эй, эй, господин, пожалуйте ко мне!
"Жермен-штандарт" - лучший автомобиль в мире. Для видных господ!",
"Мадам, покорнейше прошу "Дедион-бутон" - специальный дамский
автомобиль, не дергает, не стреляет, самого нежного хода! Пожалуйте
ваши покупочки, мадам. Садитесь", "Господа, молодые люди, кого с
ветерком? И-эх, прокачу!"
Так заманивали шоферы прокатчики из почтеннейшей публики седоков.
Работали они от хозяев, каждый гнался за выручкой, поэтому считались
только с капризами пассажиров, но никак не с правилами уличной езды.
Шальной, отчаянный был народ.
Прокатчики побаивались городского инженера. Мудреного его
отчества не выговаривали, а просто: "Держись, ребята, колокольня
идет!"
Прогонит инженер с Невского и пропала выручка: клиенты только на
Невском.
- Хочу, чтобы вы взяли на заметку одного из прокатчиков, - сказал
профессор. - Известен был под кличкой Вася-прокатчик. Виртуоз за
рулем, любимец публики! Никто из шоферов на прокате не собирал такой
выручки, как этот сорвиголова. Но не вылезал у меня из штрафов...
Записали Вася-прокатчик? Отлично. Последуем дальше. - И Лев
Галактионович продолжал: - Году в пятнадцатом, в разгар войны и не
особенно удачных для России сражений с немцами, царское правительство
закупило в Англии автомобили под броней. Это была боевая новинка.
Поставки броневиков для русской армии выполняла по преимуществу фирма
"Остин". Новинку осваивали в Петрограде. И уже отсюда, укомплектовав
людьми, отправляли броневики на фронт.
Лихие ребята-прокатчики стали первыми шоферами броневиков. Много
ли их в России было, шоферов? А бронемашины из-за границы идут и идут.
Военные власти забеспокоились: кого сажать за руль? Решили открыть
школу шоферов. Лев Галактионович был тогда уже крупным специалистом
автомобильного дела. К нему обратились за советом.
Пришел Фатеев в Михайловский манеж. Здесь, где, бывало,
развлекаясь, гарцевали на породистых конях всадники из высшего
общества, по случаю войны расположилась автоброневая часть.
Поглядел профессор на то, как обучают новобранцев, и сказал
генералу:
- Я бы выпускал шоферов вдвое больше.
- Помилуйте, где же я возьму столько инструкторов!
- Не тревожьтесь, управятся и эти.
И Фатеев попросил отрядить ему из солдат двух-трех слесарей.
- Гляжу... - Тут Лев Галактионович опять сделал отступление в
рассказе. - Представляете идут ко мне солдаты, а впереди торопится,
припадая на костыль, - кто бы вы думали? - Вася-прокатчик, и крест
Георгия на груди, словом, герой! Из троих солдатиков лучше всех помог
он мне слесарной работой... Загадочная все-таки вещь, я вам скажу,
человеческий характер!
Однако что же придумал Фатеев? Он предложил поставить в броневике
второй руль.
Так и сделали. Второй руль отнесли в заднюю часть машины. Два
руля - два учебных места.
Солдаты-ученики садились затылками друг к другу. Одному гнать
машину вперед, другому назад.
Конечно, не сразу, машина не тронулась бы с места, а по очереди,
переключая управление то на передний руль, то на задний. А инструктор,
вместо того чтобы ездить неотлучно рядом с одним учеником, теперь
устраивался под броней между обоими, давая указания то одному, то
другому...
Рассказывая о манеже, профессор что-то изображал на листочке
ватмана, пользуясь то карандашом, то резинкой, то пером.
- Возьмите, Сергей Иванович. Пригодится!
Это оказался чертеж дополнительного рулевого устройства в
броневике.
Домокуров полюбовался картинкой и попросил пририсовать к башне
щитки.
- Щитки? - Старик озадаченно вскинул брови. - Какие еще такие
щитки?
Домокуров напомнил:
- Щитки на башне. Ведь академик Щуко в письме ссылается на вас.
Или забыли... Сами же подсказали ему эту деталь.
- Я?.. - Тут старик выкатил на Сергея глаза, как выкатывал на
своих тетушек. - Я подсказал кому-то что-то для памятника?..
Он встал, взволнованный, и заходил по кабинету.
- Нет, это уже, извините, фантасмагория! Напоминаю вам, я
автомобилист и в манеже не броневиком занимался - автомобилем! Ходовая
часть машины, двигатель, рулевое управление - вот моя компетенция как
инженера. А чисто военные устройства - увольте, они меня нимало не
интересовали...
Расхаживая, он усердно дымил сигарой, закашлявшись, положил ее на
край пепельницы и продолжал:
- Да, ставя дополнительный руль, я работал над броней. Но эта
коробка только стесняла движения. Было тесно, неуютно, я набил себе
шишек и синяков - вот и все, чем мне запомнился броневик в целом!
Лев Галактионович поглядел на шапочку пепла, образовавшуюся на
погасшей сигаре, и, стараясь шапочку не уронить, опрокинул сигару в
пепельницу.
- А напоследок, - сказал он, садясь в кресло, - еще раз о
Васе-прокатчике.
С группой солдат он был на площади, где готовилась встреча
Ленину. Вдруг на броневике, что выдвинулся к вокзалу, замечает белую
цифру на борту: это была двойка.
Солдат подошел ближе, заглянул внутрь машины и с достоверностью
убедился, что это тот самый броневик, в котором под руководством
инженера вольной службы делали в манеже реконструкцию. Слесарь, как
всякий рабочий, узнал, разумеется, дело собственных рук.
Взволнованный открытием, Прокатчик не ограничился тем, что увидел
сам. Он подвел к броневику еще нескольких солдат, своих товарищей,
чтобы и те удостоверились в необычном устройстве машины.
А через некоторое время на этот самый броневик взошел Владимир
Ильич Ленин..
Наутро Прокатчик, радостный, пришел ко мне и все рассказал.
- Лев Галактионович! - Домокуров бережно закрыл блокнот. - На
прощанье только одно слово: как фамилия Прокатчика?
- Искренне досадую, - вздохнул профессор. - Если бы я помнил!
Так или иначе встреча на Васильевском, считал Домокуров, удалась.
Долго в паспорте маячил один-единственный пункт: "Башня со щитками".
А тут привалило сразу три новых:
Примета Э 2: под броней два руля (второй, дополнительный, перед
задней стенкой).
Примета Э 3: машина английская, фирмы "Остин".
Примета Э 4: снаружи на борту цифра "2" (крупно белой краской).
Сейчас, на трибуне в Смольном, профессор Фатеев рассказал о
броневике нечто новое:
- Дублированный руль, - говорил он, - приобрел не только учебное
значение. Повадились ко мне офицеры и техники из действующей армии -
"за чертежиком". Я, разумеется, заинтересовался, что за польза от
дубля в сражениях. И тогда один из офицеров познакомил меня с тактикой
боя броневиков.
Коротко говоря, машина, на которую, как правило, обрушивается
артиллерийский огонь, вынуждена, уходя от опасности, маневрировать -
взад-вперед, взад-вперед... А как дать задний ход? Не откроешь ведь
дверцу, не высунешься, чтобы направить машину, - мигом подстрелят. И
вслепую, наугад, пятиться не лучше: как раз завалишься в свежую
воронку от снаряда... Так вот, дублированный руль, как обнаружили сами
фронтовики, и спасает их от подобных неприятностей...
Теперь Домокуров огорчился. Оказывается, дублированные рули не на
одной машине. Значит, это уже не решающая примета. Придется выявлять
дополнительные, но сколько их потребуется, где и когда удастся
собрать? Поиск осложняется...
Профессор возвратился с кафедры на свое место за столом и,
отдуваясь, расправлял бороду.
Председательствующий громко объявил:
- Слово предоставляется заслуженному красногвардейцу, бывшему
командиру бронеавтомотоциклетно-пулеметного отряда при Смольном -
первой советской воинской части - товарищу Быкову Федору Антоновичу!
Зал выразил свои симпатии оратору горячими аплодисментами.
И тут, прокашлявшись, заговорил ветеран у своих плакатов.
- Это правильно доложено... - Послышался его глуховатый голос. -
В общем и целом... Профессор. - Он стукнул об пол комлем указки, как
бы понуждая себя говорить складнее. Преодолел волнение, речь
наладилась.
В его отряде, как оказалось, среди прочих броневиков "Лейтенант
Шмидт", "Рюрик" и других, числом девять, находился и ленинский
броневик.
- "Двойка"? - подсказал Фатеев.
- "Двойку" мы аннулировали. В первую же зиму, в Смольном.
Присвоить броневику революционное имя - вот как постановили в отряде.
Принято единогласно. Сами бойцы и название придумали: "Враг капитала".
Красиво этак легло пояском на башню. Суриком пустили: краска такая, на
Семянниковском у судостроителей разжились; что ни буква - жаром пышет!
Команда броневика была из тройки лучших бойцов отряда. Нес он, в
очередь с другими броневиками, караульную службу у Смольного. А народ
в Смольный - рекой.
И каждому хотелось подойти к броневику, прикоснуться к броне и
особенно к башне - той самой...
Караул оттеснял любопытных: "Посторонитесь, товарищи, броневик на
боевом посту. В случае тревоги из-за вас и не развернуться!"
А командир Быков, чтобы разредить толпу у броневика, поднимался
на каменное крыльцо перед входом в Смольный, рассказывал о
революционной истории броневика и отвечал на вопросы слушателей...
- А теперь, - объявил бывший красногвардеец - и голос его
поднялся до пафоса, - не под осенним дождем у крыльца, а выступаю я в
Лепном зале Смольного, и не перед случайными слушателями, а перед
большевистскими делегатами с заводов и перед учеными людьми... Спасибо
товарищу Семибратову, что не забыли о моем существовании!
Переждав аплодисменты, Быков повел деловой разговор. Он
подтвердил слова профессора Фатеева о том, что в машине было двойное
управление.
- И щель была в задней броневой стенке, - добавил он. -
Смотровая. Чтобы водить броневик, когда понадобится, задним ходом.
Фатеев встрепенулся. Громогласно пробасил:
- Мы дрелью щель эту высверлили. Да зубилом вырубали!
А Домокуров строчил в блокноте - такие удивительные новости...
Едва успел записать примету, как уже просится в блокнот другая...
Впервые было сказано, что броневик имел две башни с пулеметами.
Быков развернул плакат со схемой: прямоугольник, в него вписаны
две окружности. Броневик в плане. Веерами показаны секторы огня.
Увлекшись, Быков пустился нахваливать чисто военные, тактические
особенности броневика.
Это на многолюдном собрании было уже лишнее. Семибратов деликатно
направил его мысль в нужную сторону. Попросил Быкова рассказать, как и
где он искал броневик.
Оказалось, красногвардеец шаг за шагом обошел пригородные пустыри
и свалки, потом, расчертив план города на квадраты, принялся шагать по
дворам, обследуя каждый глухой уголок, стараясь не упустить ни
дровеника, ни сарая. Случалось, его останавливали дворники: "Ты что
тут высматриваешь, почтенный?" Сперва он пытался объясниться, но
упоминание о попытке разыскать историческую реликвию только усиливало
подозрение среди дворников: "Вон чем прикрывается бродяжка, что-то
больно грамотный!" - не раз его препровождали в милицию. Там
спрашивали у него паспорт, он предъявлял. Истинным намерениям его в
большинстве случаев верили, но советовали обзавестись документом: мол,
предъявителю сего разрешается поиск в черте города исторического
броневика.
"Предъявитель! - возмущался Быков. - Я, старый слуга партии, для
них всего лишь предъявитель!" Документа ему, конечно, не выправили -
не существовало официальной формы для такого документа, но Быков
упрямо продолжал хождение по дворам. Постепенно в городе к нему
привыкли. Решили: "Чудак, но человек безвредный. Ну и пусть
развлекается, роется по задворкам!"
Говорил в Лепном зале Быков с умолчанием, иносказательно - видно,
опасался показаться людям смешным. Но выслушали его с уважением и
сочувствием: из рассказа вставал образ человека, самоотверженно и
страстно преданного высокой идее. Больной и почти ослепший, он шаг за
шагом вознамерился обследовать громадный город. "Но это невозможно!
Тут и здоровому жизни не хватит!" - так подумал Домокуров и решил
предложить Быкову свою помощь.
К сказанному о броневике интересное добавление сделал профессор
Фатеев. Оказывается, исторический броневик, как и некоторые другие
"остины", достраивался не в Англии, а на одном из старейших русских
заводов - Ижорском, близ Петербурга. От фирмы "Остин" - шасси и
двигатель. А конструкция корпуса, форма и расположение башен -
русское. И "броневая рубашка" не английская. Ижорцы одели машину в
броню своего состава и собственной варки.
На трибуне новый оратор - военный с полным набором шпал в
петлицах. Он не спешил начинать. Деловито опорожнил портфель и
разложил перед собой бумаги. Жестом привычного к кафедре человека
наполнил водой из графина стакан и, блеснув стеклами очков, заговорил.
Обращаясь к карте Советского Союза, которая появилась по его
знаку в руках красноармейца, ученый как бы распахнул перед слушателями
грандиозную панораму фронтов гражданской войны...
Вот там водил полки командарм Фрунзе. Здесь и здесь внезапная,
как вихрь, конница Буденного опрокидывала целые вражеские армии. Там
разгуливал по тылам врага неуловимый Котовский. На Украине поднимал
партизан Щорс, а в Сибири - Лазо. У Волги сокрушал белогвардейцев
Чапаев...
- Двадцать два миллиона квадратных километров, товарищи, так или
иначе были охвачены действиями Красной Армии и партизан. Такого
плацдарма освободительной войны народов еще не знал мир!
Ученый отхлебнул воды, помедлил и продолжал:
- Перехожу к частному, но сегодня в первую очередь интересующему
нас вопросу - о действиях бронечастей. Организуя свои удары, Красная
Армия создавала мощные броневые кулаки...
Опять несколько крупных, но точных мазков - и перед глазами
слушателей поля сражений...
Вот набирается сил, трубит поход на Москву адмирал Колчак; тут
броневые средства республики - десятки бронепоездов, отряды бронемашин
- уходят на восток.
Завтра марш, марш-поход начинает Деникин, и броневой советский
кулак нависает над белыми армиями на юге страны. Послезавтра броня с
юга перекидывается на запад, а там на север...
- Нет сомнения, - сказал ученый, - что и броневик, о котором
сегодня идет речь, успел побывать на многих фронтах гражданской войны.
Тем более что это не только боевая единица. За броневиком утвердилась
слава первой ленинской трибуны в тысяча девятьсот семнадцатом году, и
представляете, какое соревнование разгоралось между воинскими частями
за обладание реликвией? Но из этого, товарищи, следует... - ученый
вздохнул, - вывод из этого следует неутешительный: легче найти иголку
в стоге сена, чем броневичок, причем едва ли целый после стольких
боев, обнаружить на шестой части земного шара.
Военный исследователь кончил.
Председательствующий объявил перерыв. Широко распахнулись двери в
коридор, и оттуда повеяло манящей прохладой.
"Лучше бы этот военный не выступал!" - подосадовал Домокуров, и
тревога за исход совещания уже не покидала его: а вдруг признают
поиски бессмысленными? Он настороженно прислушивался к спорам,
закипавшим вокруг.
- Писать нам надо, а не слоняться по задним дворам, - зашел
разговор среди художников. - У нас юбилейные холсты!
- Военный прав, - безапелляционно заявляли другие, - бессмысленно
искать то, чего нет...
- Предоставить следует инвалидам и пенсионерам, - рассуждали
третьи, - у них время не считанное...
Тошно это было слушать Сергею, и он вышел из толпы.
- Эй, Серега!
В дверях буфета, развернутого по случаю совещания тут же, на
третьем этаже, стоял Лещев. Причмокивая от удовольствия, попивал
лимонад.
- Дядя Егор! - И Сергей приложил обе руки к груди. - Извини,
опять не постоять, не побеседовать!
Он спешил увидеться с Быковым. И обнаружил бывшего
красногвардейца в первом этаже у столовой. Он шагал, опираясь на
трость. Двое товарищей бережно поддерживали его под руки.
Столовая - уголок Смольного в своем роде примечательный. Потолок
подпирают старинного рисунка чугунные столбики. Огромный медный куб,
словно толстяк, самодовольно выставивший пузо и сияющий от сознания
своего исключительного положения в человеческом обществе.
Чтобы открыть кран и налить в стакан чаю, кубоватая, молоденькая
женщина с крахмальной наколкой в волосах, берется за рукоятку крана
пригоршней.
- Хочу с вами, Федор Антонович, познакомиться, - начал Домокуров,
вставая в очередь к кубу.
Тот повернулся на голос.
Домокуров назвал себя, сказал, что он с совещания в Лепном зале,
что слышал его, Быкова, доклад и что восхищен его деятельностью.
В ответ - неожиданное и редкое по силе рукопожатие.
- А систему мою понял? Нет! - И красногвардеец не без гордости
объявил: - Я ведь по квадратам работаю. Ну, взять, к примеру...
Домокуров, уважительно слушая, обнаружил, что в походах
красногвардейца по городу есть своя логика: он не каждый квадрат берет
в обследование и даже не каждый район Ленинграда, а обследует квадраты
из тех мест, где, как подсказывает ему память, действовал броневик в
операциях против контрреволюционеров или отстаивался в боевых
резервах.
- Хотелось бы помочь вам, - предложил Домокуров. - Лето у меня
свободное, каникулярное, к тому же белые ночи, можно ведь и ночью
искать...
Красногвардеец нахмурился. И без слов, но весьма решительным
жестом показал, что не допустит вмешательства в свои дела.
Домокуров поспешил переменить разговор.
- Федор Антонович! Как считаете, какое примет решение
совещание?.. Не сорвут поиски?
Губы красногвардейца скривились в желчной усмешке:
- Это, дорогой товарищ, не старая афишка на заборе. Ноготков не
хватит, чтоб сорвать!.. Про других не ведаю, скажу о себе. Искал
броневик и буду искать. Пока темные воды совсем не затопят мои глаза.
И когда ослепну, все равно меня не отымешь от этого дела, все равно
буду искать! Каждый мальчишка пойдет ко мне поводырем.
Получили чай. Получили по сдобной булочке. Но к столам не
подступиться, и Быков остановился посреди зала, прислонившись к
чугунному столбику.
- Вот так, бывало, Владимир Ильич... на этом самом месте. Чаек
попивает и с людьми разговаривает. Допьет кружку и опять к кубу. А у
куба... - и Быков заулыбался воспоминанию... - А у куба, между прочим,
стояла знаменитая женщина - с красногвардейцами пришла в Смольный. В
кипятке у нее не было отказу - ни днем ни ночью. Она и делегатов
Второго съезда Советов, который провозгласил Советскую власть - здесь,
на первом этаже, - обслуживала кипяточком... Ну, так вот. Допьет,
бывало, Владимир Ильич кружечку и опять к ней: "Екатерина Саввишна,
пожалуйста, еще. Никогда не пивал такого ароматного чаю!" А Саввишна
сложит руки на животе, вздохнет и горестно: "Да ведь без сахару
чай-то, Владимир Ильич. И настоен невесть на чем..." А Владимир Ильич
только рассмеется.
Быков все больше нравился Сергею. Он мысленно сбросил с Федора
Антоновича очки - и увидел умное привлекательное лицо интеллигентного
рабочего. Правильная красивая внешность, но искажена болезнью...
Не терпелось ему поговорить с Быковым. И случая не упустил. Когда
вышли из столовой, Сергей усадил Быкова на скамейку в коридоре:
- Присядем, Федор Антонович, пока перерыв. - И сразу же к нему с
вопросами: - Скажите, это вы повели броневик с вокзала?
Быков отрицательно помотал головой:
- Товарищ Елин Георгий Васильевич - он от Петроградского комитета
большевиков был - следил за порядком при встрече Владимира Ильича. Он
и броневиками распоряжался, два их вывели из ремонтной мастерской, что
была на Малой Дворянской, девятнадцать. Елин и говорит мне: "Садись,
Быков, за руль". А я - в сторону. Объясняю ему: "Туман застит мне
глаза, случается. От ранения в голову. И не осмелюсь я везти товарища
Ленина!"
Домокуров стремился ускорить беседу:
- А кто повел?
Быков усмехнулся:
- Лестно ведь имечко свое оставить в истории революции...
Несколько парней из шоферни стали набиваться в водители - да Елин
круто навел порядок. А кого он посадил - не скажу: матросы стали
отгонять от броневика лишних - я и попал в лишние... А спустя годы
историки стали называть солдата шофера Огоньяна Мирона Сергеевича. Он
и считался официально, что вез Владимира Ильича в броневике от
Финляндского вокзала до дворца Кшесинской, в Петроградский комитет
партии.
Держал Сергей Быкова на скамейке, а мимо уже люди двигались в
зал. Федор Антонович заволновался, но Домокуров сказал: "Перерыв еще
не кончился. Я слежу по часам". Уверенный твердый голос его успокоил
собеседника.
Домокуров, не мешкая, достал свой паспорт броневика. Быков, по
его просьбе, развернул свой.
Стали сличать. У красногвардейца сведения оказались полнее. И
неудивительно. "Двойка"-то постоянно была у него перед глазами!
- Приступочку не забудь, - сказал Быков.
- А это что такое, тоже примета?
Красногвардеец объяснил, что ижорцы позаботились об удобстве для
водителя броневика. С земли до дверцы высоко, так они прикрепили
приступку, а чтобы нога не соскальзывала - дело ведь жаркое, в бою
человек! - сделали у приступки бортики, и получилась она в форме
совка. Тогда удобство, а сейчас это - важная примета.
Поставил Домокуров в паспорт приступку-совок. Заглянул к Быкову:
- А это что за пункт у вас, Федор Антонович? "Броневик внутри
оклеен войлоком". Разве так бывает? А если загорится в бою, тогда что?
Быков развел руками:
- А голову о голые стены расшибить лучше?
Ах, какими наивными выглядят подчас люди, когда оборачиваешься к
прошлому! Казалось бы, танкистский шлем - чего проще сшить? На шлеме -
кожаные колбаски, а начинка колбасок - войлок. Вот и не ушибают
головы. Просто и удобно, а вот поди ж ты, и до шлема мысль человека
дошла не сразу: была предшествующая ступень - войлок на стенках боевых
машин...
"Войлок... - мысленно взвесил Домокуров, - какая же это примета,
если войлок наклеивался во всех броневиках?"
И оставил он в паспорте только надежные приметы.
ПАСПОРТ
бронеавтомобиля, с которого в 1917 году
у Финляндского вокзала
выступал Владимир Ильич Ленин
Примета Э 1 - броневик двухбашенный.
Примета Э 2 - расположение башен диагональное - левая несколько
выдвинута вперед, правая смещена назад.
Примета Э 3 - башни со щитками.
Примета Э 4 - под броней 2 руля (второй, дополнительный, перед
задней стенкой).
Примета Э 5 - шасси и двигатель фирмы "Остин"; корпус броневика и
башни, а также броня - Ижорского завода.
Примета Э 6 - вооружение: 2 пулемета "максим" на подвесных в
башнях станках.
Примета Э 7 - в задней броневой стенке, на уровне глаз второго
шофера, прорезь наружу с заслонкой.
Примета Э 8 - в отличие от прочих броневиков, на этом не две, а
три фары - третья на задней стенке, для освещения пути, если броневик
идет под вторым рулем.
Примета Э 9 - снаружи, перед дверцей в броневик, - приступка в
виде совка.
Примета Э 10 - на башне лентой красная надпись: "Враг капитала"
(по замазанной "двойке").
Константин Ермолаич Семибратов пришел от документа в восхищение.
Тут же обнял красногвардейца и крепко пожал руку Домокурову. Сам и
огласил паспорт с трибуны.
Слово попросил делегат с "Красного путиловца" - завода, который в
1935 году в память Сергея Мироновича Кирова назвали Кировским.
Профессор еще раз прочитал записку; было видно, что весточка из
Москвы доставила ему удовольствие. Затем отложил записку, расчистил
перед собой стол, и лицо его сразу приняло деловое выражение.
Домокуров понял, что здесь лишним временем не располагают,
поэтому начал без обиняков:
- А сами вы, Лев Галактионович, видели исторический броневик?
- Довелось... - Старик прошелся ладонью по бороде, от подбородка
вниз, по пышному ее вееру. - Довелось, довелось... Только в те
стародавние времена интересующий вас, молодой человек, броневик не был
ни историческим, ни даже особо чем-нибудь примечательным. Я говорю о
тысяча девятьсот пятнадцатом годе.
- О пятнадцатом? - Домокуров от неожиданности рассмеялся,
подумал: "Этак можно и до сотворения мира допятиться!"
А профессор:
- Рассмешил вас? Конечно, пятнадцатый год - не семнадцатый. Даже
эпохи разные. И вероятно, у вас в мыслях зародилось ироническое: "А
способен ли, дескать, ты, старина Фатеев, доказать, что броневик
тысяча девятьсот семнадцатого, с которого выступил Владимир Ильич
Ленин, одна и та же машина?"
- Именно это я и подумал... - смущенно признался Домокуров. Но
тут же к старику появилось доверие...
Фатеев потянулся к ящику с сигарами. Задумчиво обрезал одну из
них настольной гильотиной, раскурил и начал так:
- Существовал, знаете ли, любопытный народец - прокатчики. Прошу
не путать. Имеются в виду не рабочие прокатных станов на Урале или в
Донбассе. Там народ заводской, степенный... Но были прокатчики и
другого рода-племени. Знавал я их по своей служебной должности как
инженер Санкт-Петербургской городской управы...
Фатеев припомнил времена - самое начало века, когда по улицам
Петербурга наряду с конками побежали вновь изобретенные экипажи. Без
лошадей - на бензиновом моторе.
Молодому инженеру городские власти вменили в обязанность наводить
порядок в новом и небезопасном виде транспорта.
Своевольничали и досаждали ему так называемые машины на прокате.
Это были автомобили самой неожиданной формы, яркой, рекламной
раскраски. Стоянка их была у Гостиного двора на Невской линии.
Надрывали голоса зазывалы: "Эй, эй, господин, пожалуйте ко мне!
"Жермен-штандарт" - лучший автомобиль в мире. Для видных господ!",
"Мадам, покорнейше прошу "Дедион-бутон" - специальный дамский
автомобиль, не дергает, не стреляет, самого нежного хода! Пожалуйте
ваши покупочки, мадам. Садитесь", "Господа, молодые люди, кого с
ветерком? И-эх, прокачу!"
Так заманивали шоферы прокатчики из почтеннейшей публики седоков.
Работали они от хозяев, каждый гнался за выручкой, поэтому считались
только с капризами пассажиров, но никак не с правилами уличной езды.
Шальной, отчаянный был народ.
Прокатчики побаивались городского инженера. Мудреного его
отчества не выговаривали, а просто: "Держись, ребята, колокольня
идет!"
Прогонит инженер с Невского и пропала выручка: клиенты только на
Невском.
- Хочу, чтобы вы взяли на заметку одного из прокатчиков, - сказал
профессор. - Известен был под кличкой Вася-прокатчик. Виртуоз за
рулем, любимец публики! Никто из шоферов на прокате не собирал такой
выручки, как этот сорвиголова. Но не вылезал у меня из штрафов...
Записали Вася-прокатчик? Отлично. Последуем дальше. - И Лев
Галактионович продолжал: - Году в пятнадцатом, в разгар войны и не
особенно удачных для России сражений с немцами, царское правительство
закупило в Англии автомобили под броней. Это была боевая новинка.
Поставки броневиков для русской армии выполняла по преимуществу фирма
"Остин". Новинку осваивали в Петрограде. И уже отсюда, укомплектовав
людьми, отправляли броневики на фронт.
Лихие ребята-прокатчики стали первыми шоферами броневиков. Много
ли их в России было, шоферов? А бронемашины из-за границы идут и идут.
Военные власти забеспокоились: кого сажать за руль? Решили открыть
школу шоферов. Лев Галактионович был тогда уже крупным специалистом
автомобильного дела. К нему обратились за советом.
Пришел Фатеев в Михайловский манеж. Здесь, где, бывало,
развлекаясь, гарцевали на породистых конях всадники из высшего
общества, по случаю войны расположилась автоброневая часть.
Поглядел профессор на то, как обучают новобранцев, и сказал
генералу:
- Я бы выпускал шоферов вдвое больше.
- Помилуйте, где же я возьму столько инструкторов!
- Не тревожьтесь, управятся и эти.
И Фатеев попросил отрядить ему из солдат двух-трех слесарей.
- Гляжу... - Тут Лев Галактионович опять сделал отступление в
рассказе. - Представляете идут ко мне солдаты, а впереди торопится,
припадая на костыль, - кто бы вы думали? - Вася-прокатчик, и крест
Георгия на груди, словом, герой! Из троих солдатиков лучше всех помог
он мне слесарной работой... Загадочная все-таки вещь, я вам скажу,
человеческий характер!
Однако что же придумал Фатеев? Он предложил поставить в броневике
второй руль.
Так и сделали. Второй руль отнесли в заднюю часть машины. Два
руля - два учебных места.
Солдаты-ученики садились затылками друг к другу. Одному гнать
машину вперед, другому назад.
Конечно, не сразу, машина не тронулась бы с места, а по очереди,
переключая управление то на передний руль, то на задний. А инструктор,
вместо того чтобы ездить неотлучно рядом с одним учеником, теперь
устраивался под броней между обоими, давая указания то одному, то
другому...
Рассказывая о манеже, профессор что-то изображал на листочке
ватмана, пользуясь то карандашом, то резинкой, то пером.
- Возьмите, Сергей Иванович. Пригодится!
Это оказался чертеж дополнительного рулевого устройства в
броневике.
Домокуров полюбовался картинкой и попросил пририсовать к башне
щитки.
- Щитки? - Старик озадаченно вскинул брови. - Какие еще такие
щитки?
Домокуров напомнил:
- Щитки на башне. Ведь академик Щуко в письме ссылается на вас.
Или забыли... Сами же подсказали ему эту деталь.
- Я?.. - Тут старик выкатил на Сергея глаза, как выкатывал на
своих тетушек. - Я подсказал кому-то что-то для памятника?..
Он встал, взволнованный, и заходил по кабинету.
- Нет, это уже, извините, фантасмагория! Напоминаю вам, я
автомобилист и в манеже не броневиком занимался - автомобилем! Ходовая
часть машины, двигатель, рулевое управление - вот моя компетенция как
инженера. А чисто военные устройства - увольте, они меня нимало не
интересовали...
Расхаживая, он усердно дымил сигарой, закашлявшись, положил ее на
край пепельницы и продолжал:
- Да, ставя дополнительный руль, я работал над броней. Но эта
коробка только стесняла движения. Было тесно, неуютно, я набил себе
шишек и синяков - вот и все, чем мне запомнился броневик в целом!
Лев Галактионович поглядел на шапочку пепла, образовавшуюся на
погасшей сигаре, и, стараясь шапочку не уронить, опрокинул сигару в
пепельницу.
- А напоследок, - сказал он, садясь в кресло, - еще раз о
Васе-прокатчике.
С группой солдат он был на площади, где готовилась встреча
Ленину. Вдруг на броневике, что выдвинулся к вокзалу, замечает белую
цифру на борту: это была двойка.
Солдат подошел ближе, заглянул внутрь машины и с достоверностью
убедился, что это тот самый броневик, в котором под руководством
инженера вольной службы делали в манеже реконструкцию. Слесарь, как
всякий рабочий, узнал, разумеется, дело собственных рук.
Взволнованный открытием, Прокатчик не ограничился тем, что увидел
сам. Он подвел к броневику еще нескольких солдат, своих товарищей,
чтобы и те удостоверились в необычном устройстве машины.
А через некоторое время на этот самый броневик взошел Владимир
Ильич Ленин..
Наутро Прокатчик, радостный, пришел ко мне и все рассказал.
- Лев Галактионович! - Домокуров бережно закрыл блокнот. - На
прощанье только одно слово: как фамилия Прокатчика?
- Искренне досадую, - вздохнул профессор. - Если бы я помнил!
Так или иначе встреча на Васильевском, считал Домокуров, удалась.
Долго в паспорте маячил один-единственный пункт: "Башня со щитками".
А тут привалило сразу три новых:
Примета Э 2: под броней два руля (второй, дополнительный, перед
задней стенкой).
Примета Э 3: машина английская, фирмы "Остин".
Примета Э 4: снаружи на борту цифра "2" (крупно белой краской).
Сейчас, на трибуне в Смольном, профессор Фатеев рассказал о
броневике нечто новое:
- Дублированный руль, - говорил он, - приобрел не только учебное
значение. Повадились ко мне офицеры и техники из действующей армии -
"за чертежиком". Я, разумеется, заинтересовался, что за польза от
дубля в сражениях. И тогда один из офицеров познакомил меня с тактикой
боя броневиков.
Коротко говоря, машина, на которую, как правило, обрушивается
артиллерийский огонь, вынуждена, уходя от опасности, маневрировать -
взад-вперед, взад-вперед... А как дать задний ход? Не откроешь ведь
дверцу, не высунешься, чтобы направить машину, - мигом подстрелят. И
вслепую, наугад, пятиться не лучше: как раз завалишься в свежую
воронку от снаряда... Так вот, дублированный руль, как обнаружили сами
фронтовики, и спасает их от подобных неприятностей...
Теперь Домокуров огорчился. Оказывается, дублированные рули не на
одной машине. Значит, это уже не решающая примета. Придется выявлять
дополнительные, но сколько их потребуется, где и когда удастся
собрать? Поиск осложняется...
Профессор возвратился с кафедры на свое место за столом и,
отдуваясь, расправлял бороду.
Председательствующий громко объявил:
- Слово предоставляется заслуженному красногвардейцу, бывшему
командиру бронеавтомотоциклетно-пулеметного отряда при Смольном -
первой советской воинской части - товарищу Быкову Федору Антоновичу!
Зал выразил свои симпатии оратору горячими аплодисментами.
И тут, прокашлявшись, заговорил ветеран у своих плакатов.
- Это правильно доложено... - Послышался его глуховатый голос. -
В общем и целом... Профессор. - Он стукнул об пол комлем указки, как
бы понуждая себя говорить складнее. Преодолел волнение, речь
наладилась.
В его отряде, как оказалось, среди прочих броневиков "Лейтенант
Шмидт", "Рюрик" и других, числом девять, находился и ленинский
броневик.
- "Двойка"? - подсказал Фатеев.
- "Двойку" мы аннулировали. В первую же зиму, в Смольном.
Присвоить броневику революционное имя - вот как постановили в отряде.
Принято единогласно. Сами бойцы и название придумали: "Враг капитала".
Красиво этак легло пояском на башню. Суриком пустили: краска такая, на
Семянниковском у судостроителей разжились; что ни буква - жаром пышет!
Команда броневика была из тройки лучших бойцов отряда. Нес он, в
очередь с другими броневиками, караульную службу у Смольного. А народ
в Смольный - рекой.
И каждому хотелось подойти к броневику, прикоснуться к броне и
особенно к башне - той самой...
Караул оттеснял любопытных: "Посторонитесь, товарищи, броневик на
боевом посту. В случае тревоги из-за вас и не развернуться!"
А командир Быков, чтобы разредить толпу у броневика, поднимался
на каменное крыльцо перед входом в Смольный, рассказывал о
революционной истории броневика и отвечал на вопросы слушателей...
- А теперь, - объявил бывший красногвардеец - и голос его
поднялся до пафоса, - не под осенним дождем у крыльца, а выступаю я в
Лепном зале Смольного, и не перед случайными слушателями, а перед
большевистскими делегатами с заводов и перед учеными людьми... Спасибо
товарищу Семибратову, что не забыли о моем существовании!
Переждав аплодисменты, Быков повел деловой разговор. Он
подтвердил слова профессора Фатеева о том, что в машине было двойное
управление.
- И щель была в задней броневой стенке, - добавил он. -
Смотровая. Чтобы водить броневик, когда понадобится, задним ходом.
Фатеев встрепенулся. Громогласно пробасил:
- Мы дрелью щель эту высверлили. Да зубилом вырубали!
А Домокуров строчил в блокноте - такие удивительные новости...
Едва успел записать примету, как уже просится в блокнот другая...
Впервые было сказано, что броневик имел две башни с пулеметами.
Быков развернул плакат со схемой: прямоугольник, в него вписаны
две окружности. Броневик в плане. Веерами показаны секторы огня.
Увлекшись, Быков пустился нахваливать чисто военные, тактические
особенности броневика.
Это на многолюдном собрании было уже лишнее. Семибратов деликатно
направил его мысль в нужную сторону. Попросил Быкова рассказать, как и
где он искал броневик.
Оказалось, красногвардеец шаг за шагом обошел пригородные пустыри
и свалки, потом, расчертив план города на квадраты, принялся шагать по
дворам, обследуя каждый глухой уголок, стараясь не упустить ни
дровеника, ни сарая. Случалось, его останавливали дворники: "Ты что
тут высматриваешь, почтенный?" Сперва он пытался объясниться, но
упоминание о попытке разыскать историческую реликвию только усиливало
подозрение среди дворников: "Вон чем прикрывается бродяжка, что-то
больно грамотный!" - не раз его препровождали в милицию. Там
спрашивали у него паспорт, он предъявлял. Истинным намерениям его в
большинстве случаев верили, но советовали обзавестись документом: мол,
предъявителю сего разрешается поиск в черте города исторического
броневика.
"Предъявитель! - возмущался Быков. - Я, старый слуга партии, для
них всего лишь предъявитель!" Документа ему, конечно, не выправили -
не существовало официальной формы для такого документа, но Быков
упрямо продолжал хождение по дворам. Постепенно в городе к нему
привыкли. Решили: "Чудак, но человек безвредный. Ну и пусть
развлекается, роется по задворкам!"
Говорил в Лепном зале Быков с умолчанием, иносказательно - видно,
опасался показаться людям смешным. Но выслушали его с уважением и
сочувствием: из рассказа вставал образ человека, самоотверженно и
страстно преданного высокой идее. Больной и почти ослепший, он шаг за
шагом вознамерился обследовать громадный город. "Но это невозможно!
Тут и здоровому жизни не хватит!" - так подумал Домокуров и решил
предложить Быкову свою помощь.
К сказанному о броневике интересное добавление сделал профессор
Фатеев. Оказывается, исторический броневик, как и некоторые другие
"остины", достраивался не в Англии, а на одном из старейших русских
заводов - Ижорском, близ Петербурга. От фирмы "Остин" - шасси и
двигатель. А конструкция корпуса, форма и расположение башен -
русское. И "броневая рубашка" не английская. Ижорцы одели машину в
броню своего состава и собственной варки.
На трибуне новый оратор - военный с полным набором шпал в
петлицах. Он не спешил начинать. Деловито опорожнил портфель и
разложил перед собой бумаги. Жестом привычного к кафедре человека
наполнил водой из графина стакан и, блеснув стеклами очков, заговорил.
Обращаясь к карте Советского Союза, которая появилась по его
знаку в руках красноармейца, ученый как бы распахнул перед слушателями
грандиозную панораму фронтов гражданской войны...
Вот там водил полки командарм Фрунзе. Здесь и здесь внезапная,
как вихрь, конница Буденного опрокидывала целые вражеские армии. Там
разгуливал по тылам врага неуловимый Котовский. На Украине поднимал
партизан Щорс, а в Сибири - Лазо. У Волги сокрушал белогвардейцев
Чапаев...
- Двадцать два миллиона квадратных километров, товарищи, так или
иначе были охвачены действиями Красной Армии и партизан. Такого
плацдарма освободительной войны народов еще не знал мир!
Ученый отхлебнул воды, помедлил и продолжал:
- Перехожу к частному, но сегодня в первую очередь интересующему
нас вопросу - о действиях бронечастей. Организуя свои удары, Красная
Армия создавала мощные броневые кулаки...
Опять несколько крупных, но точных мазков - и перед глазами
слушателей поля сражений...
Вот набирается сил, трубит поход на Москву адмирал Колчак; тут
броневые средства республики - десятки бронепоездов, отряды бронемашин
- уходят на восток.
Завтра марш, марш-поход начинает Деникин, и броневой советский
кулак нависает над белыми армиями на юге страны. Послезавтра броня с
юга перекидывается на запад, а там на север...
- Нет сомнения, - сказал ученый, - что и броневик, о котором
сегодня идет речь, успел побывать на многих фронтах гражданской войны.
Тем более что это не только боевая единица. За броневиком утвердилась
слава первой ленинской трибуны в тысяча девятьсот семнадцатом году, и
представляете, какое соревнование разгоралось между воинскими частями
за обладание реликвией? Но из этого, товарищи, следует... - ученый
вздохнул, - вывод из этого следует неутешительный: легче найти иголку
в стоге сена, чем броневичок, причем едва ли целый после стольких
боев, обнаружить на шестой части земного шара.
Военный исследователь кончил.
Председательствующий объявил перерыв. Широко распахнулись двери в
коридор, и оттуда повеяло манящей прохладой.
"Лучше бы этот военный не выступал!" - подосадовал Домокуров, и
тревога за исход совещания уже не покидала его: а вдруг признают
поиски бессмысленными? Он настороженно прислушивался к спорам,
закипавшим вокруг.
- Писать нам надо, а не слоняться по задним дворам, - зашел
разговор среди художников. - У нас юбилейные холсты!
- Военный прав, - безапелляционно заявляли другие, - бессмысленно
искать то, чего нет...
- Предоставить следует инвалидам и пенсионерам, - рассуждали
третьи, - у них время не считанное...
Тошно это было слушать Сергею, и он вышел из толпы.
- Эй, Серега!
В дверях буфета, развернутого по случаю совещания тут же, на
третьем этаже, стоял Лещев. Причмокивая от удовольствия, попивал
лимонад.
- Дядя Егор! - И Сергей приложил обе руки к груди. - Извини,
опять не постоять, не побеседовать!
Он спешил увидеться с Быковым. И обнаружил бывшего
красногвардейца в первом этаже у столовой. Он шагал, опираясь на
трость. Двое товарищей бережно поддерживали его под руки.
Столовая - уголок Смольного в своем роде примечательный. Потолок
подпирают старинного рисунка чугунные столбики. Огромный медный куб,
словно толстяк, самодовольно выставивший пузо и сияющий от сознания
своего исключительного положения в человеческом обществе.
Чтобы открыть кран и налить в стакан чаю, кубоватая, молоденькая
женщина с крахмальной наколкой в волосах, берется за рукоятку крана
пригоршней.
- Хочу с вами, Федор Антонович, познакомиться, - начал Домокуров,
вставая в очередь к кубу.
Тот повернулся на голос.
Домокуров назвал себя, сказал, что он с совещания в Лепном зале,
что слышал его, Быкова, доклад и что восхищен его деятельностью.
В ответ - неожиданное и редкое по силе рукопожатие.
- А систему мою понял? Нет! - И красногвардеец не без гордости
объявил: - Я ведь по квадратам работаю. Ну, взять, к примеру...
Домокуров, уважительно слушая, обнаружил, что в походах
красногвардейца по городу есть своя логика: он не каждый квадрат берет
в обследование и даже не каждый район Ленинграда, а обследует квадраты
из тех мест, где, как подсказывает ему память, действовал броневик в
операциях против контрреволюционеров или отстаивался в боевых
резервах.
- Хотелось бы помочь вам, - предложил Домокуров. - Лето у меня
свободное, каникулярное, к тому же белые ночи, можно ведь и ночью
искать...
Красногвардеец нахмурился. И без слов, но весьма решительным
жестом показал, что не допустит вмешательства в свои дела.
Домокуров поспешил переменить разговор.
- Федор Антонович! Как считаете, какое примет решение
совещание?.. Не сорвут поиски?
Губы красногвардейца скривились в желчной усмешке:
- Это, дорогой товарищ, не старая афишка на заборе. Ноготков не
хватит, чтоб сорвать!.. Про других не ведаю, скажу о себе. Искал
броневик и буду искать. Пока темные воды совсем не затопят мои глаза.
И когда ослепну, все равно меня не отымешь от этого дела, все равно
буду искать! Каждый мальчишка пойдет ко мне поводырем.
Получили чай. Получили по сдобной булочке. Но к столам не
подступиться, и Быков остановился посреди зала, прислонившись к
чугунному столбику.
- Вот так, бывало, Владимир Ильич... на этом самом месте. Чаек
попивает и с людьми разговаривает. Допьет кружку и опять к кубу. А у
куба... - и Быков заулыбался воспоминанию... - А у куба, между прочим,
стояла знаменитая женщина - с красногвардейцами пришла в Смольный. В
кипятке у нее не было отказу - ни днем ни ночью. Она и делегатов
Второго съезда Советов, который провозгласил Советскую власть - здесь,
на первом этаже, - обслуживала кипяточком... Ну, так вот. Допьет,
бывало, Владимир Ильич кружечку и опять к ней: "Екатерина Саввишна,
пожалуйста, еще. Никогда не пивал такого ароматного чаю!" А Саввишна
сложит руки на животе, вздохнет и горестно: "Да ведь без сахару
чай-то, Владимир Ильич. И настоен невесть на чем..." А Владимир Ильич
только рассмеется.
Быков все больше нравился Сергею. Он мысленно сбросил с Федора
Антоновича очки - и увидел умное привлекательное лицо интеллигентного
рабочего. Правильная красивая внешность, но искажена болезнью...
Не терпелось ему поговорить с Быковым. И случая не упустил. Когда
вышли из столовой, Сергей усадил Быкова на скамейку в коридоре:
- Присядем, Федор Антонович, пока перерыв. - И сразу же к нему с
вопросами: - Скажите, это вы повели броневик с вокзала?
Быков отрицательно помотал головой:
- Товарищ Елин Георгий Васильевич - он от Петроградского комитета
большевиков был - следил за порядком при встрече Владимира Ильича. Он
и броневиками распоряжался, два их вывели из ремонтной мастерской, что
была на Малой Дворянской, девятнадцать. Елин и говорит мне: "Садись,
Быков, за руль". А я - в сторону. Объясняю ему: "Туман застит мне
глаза, случается. От ранения в голову. И не осмелюсь я везти товарища
Ленина!"
Домокуров стремился ускорить беседу:
- А кто повел?
Быков усмехнулся:
- Лестно ведь имечко свое оставить в истории революции...
Несколько парней из шоферни стали набиваться в водители - да Елин
круто навел порядок. А кого он посадил - не скажу: матросы стали
отгонять от броневика лишних - я и попал в лишние... А спустя годы
историки стали называть солдата шофера Огоньяна Мирона Сергеевича. Он
и считался официально, что вез Владимира Ильича в броневике от
Финляндского вокзала до дворца Кшесинской, в Петроградский комитет
партии.
Держал Сергей Быкова на скамейке, а мимо уже люди двигались в
зал. Федор Антонович заволновался, но Домокуров сказал: "Перерыв еще
не кончился. Я слежу по часам". Уверенный твердый голос его успокоил
собеседника.
Домокуров, не мешкая, достал свой паспорт броневика. Быков, по
его просьбе, развернул свой.
Стали сличать. У красногвардейца сведения оказались полнее. И
неудивительно. "Двойка"-то постоянно была у него перед глазами!
- Приступочку не забудь, - сказал Быков.
- А это что такое, тоже примета?
Красногвардеец объяснил, что ижорцы позаботились об удобстве для
водителя броневика. С земли до дверцы высоко, так они прикрепили
приступку, а чтобы нога не соскальзывала - дело ведь жаркое, в бою
человек! - сделали у приступки бортики, и получилась она в форме
совка. Тогда удобство, а сейчас это - важная примета.
Поставил Домокуров в паспорт приступку-совок. Заглянул к Быкову:
- А это что за пункт у вас, Федор Антонович? "Броневик внутри
оклеен войлоком". Разве так бывает? А если загорится в бою, тогда что?
Быков развел руками:
- А голову о голые стены расшибить лучше?
Ах, какими наивными выглядят подчас люди, когда оборачиваешься к
прошлому! Казалось бы, танкистский шлем - чего проще сшить? На шлеме -
кожаные колбаски, а начинка колбасок - войлок. Вот и не ушибают
головы. Просто и удобно, а вот поди ж ты, и до шлема мысль человека
дошла не сразу: была предшествующая ступень - войлок на стенках боевых
машин...
"Войлок... - мысленно взвесил Домокуров, - какая же это примета,
если войлок наклеивался во всех броневиках?"
И оставил он в паспорте только надежные приметы.
ПАСПОРТ
бронеавтомобиля, с которого в 1917 году
у Финляндского вокзала
выступал Владимир Ильич Ленин
Примета Э 1 - броневик двухбашенный.
Примета Э 2 - расположение башен диагональное - левая несколько
выдвинута вперед, правая смещена назад.
Примета Э 3 - башни со щитками.
Примета Э 4 - под броней 2 руля (второй, дополнительный, перед
задней стенкой).
Примета Э 5 - шасси и двигатель фирмы "Остин"; корпус броневика и
башни, а также броня - Ижорского завода.
Примета Э 6 - вооружение: 2 пулемета "максим" на подвесных в
башнях станках.
Примета Э 7 - в задней броневой стенке, на уровне глаз второго
шофера, прорезь наружу с заслонкой.
Примета Э 8 - в отличие от прочих броневиков, на этом не две, а
три фары - третья на задней стенке, для освещения пути, если броневик
идет под вторым рулем.
Примета Э 9 - снаружи, перед дверцей в броневик, - приступка в
виде совка.
Примета Э 10 - на башне лентой красная надпись: "Враг капитала"
(по замазанной "двойке").
Константин Ермолаич Семибратов пришел от документа в восхищение.
Тут же обнял красногвардейца и крепко пожал руку Домокурову. Сам и
огласил паспорт с трибуны.
Слово попросил делегат с "Красного путиловца" - завода, который в
1935 году в память Сергея Мироновича Кирова назвали Кировским.