Григорий Дмитриевич Левин. Философские категории в современном дискурсе

   Второй уровень: полурефлексивный. Он имеет место тогда, когда у человека есть слова, обозначающие категории, и он их более или менее регулярно и уверенно использует, но никогда не размышлял специально над их смыслом, сознательно не выработал его для себя, пользуется смыслом, стихийно сложившимся в процессе языкового общения. При этом, как говорит М. Хайдеггер, категории большинством людей «не ощущаются, не узнаются», «будничный рассудок и расхожее мнение ничего не знают и даже ничего не нуждаются знать об этих категориях».
   Третий уровень: рефлексивный, полностью осознанный. Он имеет место, когда смыслы слов, обозначающих категории, сформированы сознательно (в процессе изучения философии или посредством собственных систематических размышлений)»^[10].
   Несколько фраз в оправдание. Главы книги различаются как по объему, так и по глубине анализа. В этом не всегда моя вина. Многое зависит и от наследия, оставленного предшественниками. Например, категории «единое» и «многое» за 25 веков исследованы настолько обстоятельно, что информацию о них достаточно было просто систематизировать. Аналогичное можно утверждать относительно и других категорий – «вещь», «свойство», «отношение», «связь» и др. Что же касается категорий «тождество» и «сходство», а также «необходимость» и «случайность», то многолетние размышления над ними потребовали от меня едва ли не такой же затраты сил, как и размышления над всеми остальными.
   И в заключение одно методологическое размышление. Содержание философских категорий просто, предельно просто. Это наводит на мысль о тривиальности их содержания. Именно эта мысль склоняла многих известных мне аспирантов, пришедших в философию из других наук, к выбору в качестве темы диссертации одной из философских категорий. Но простота и тривиальность не одно и то же. Есть особая трудность – трудность простоты, трудность микроанатомирования, микроанализа. Кант называл такие познавательные акты «сверхтонкими расщеплениями». Трудность такого расщепления известна каждому, кто вникал в логические и математические тексты. Согласитесь, что она серьезнее, чем трудность синтеза: анализ – начало познания, синтез – его завершение. Именно преодоление трудностей анализа потребует основных усилий читателя этой книги.

Часть I. КАТЕГОРИИ – ПРЕДЕЛЬНЫЕ ПРОДУКТЫ СИНТЕЗА

   В этой части книги будут рассмотрены сингулярные понятия – «Вселенная», «универсум», «мир», «единое», «сущее», «реальность» и ряд других, которые возникают при доведении до предела процесса синтеза: за границами того объекта, который они обозначают, нет ничего. За эти границы познание не может выйти по чисто логическим основаниям. Это не синонимы, а понятия, фиксирующие различные аспекты того единственного объекта, который составляет их объем. Задача части 1 – различить содержание этих понятий.

Глава 1. Универсум

   Универсум (от лат. universum – мировое целое, мир, вселенная) – это все сущее, рассматриваемое в единстве. По объему «универсум» совпадает с понятиями «космос» и «Вселенная». Первоначально они не отличались и по содержанию. Например, первые философы пытались описать пространственную структуру универсума. Так, Аристотель считал, что в его центре находится Земля, за ней – планеты, а за планетами – сфера неподвижных звезд. Сегодня вопрос о пространственно-временной структуре Вселенной перешел в ведение конкретной науки, астрономии, а понятие «универсум» приобрело чисто философский, предельный, пограничный смысл. В известном смысле оно антропоцентрично: задача философии – понять смысл человеческого бытия, а для этого необходимо понять, каково его место в универсуме, для чего, в свою очередь, необходимо понять, что представляет собой сам универсум.
   Понятие «универсум» имеет и гносеологический аспект: оно близко к понятию «универсум рассуждения». Универсум рассуждения биолога – живая природа, т. е. часть мира в целом. Универсум философского рассуждения – целое, образованное из универсумов всех других рассуждений. Именно здесь, на пределе познавательных возможностей, приобретают смысл философские проблемы.
   Солипсисты, материалисты и объективные идеалисты понимают универсум по-разному. Для солипсиста границы универсума совпадают с границами его собственного субъективного мира. Реалисты (материалисты и объективные идеалисты) полагают, что в универсум входит также и реальность, находящаяся за пределами их собственного сознания. Расходятся они в понимании природы этой реальности. Материалист полагает, что ее субстратом является материя, объективный идеалист – что она в своем существе духовна, идеальна. Различие этих трех трактовок универсума определяет и различие в трактовке задач познания. Самая сложная исследовательская программа у материалиста: в отличие от солипсиста, он не редуцирует предмет познания к содержанию своего собственного сознания и, в отличие от объективного идеалиста, не апеллирует к всеобъясняющей гипотезе о существовании Творца. Он стремится понять универсум из него самого.
   Но не стоит абсолютизировать разницу между материализмом и двумя его оппонентами. Объективный идеалист вполне может рассматривать универсум в абстракции от воздействий на него Творца и таким образом найти общий язык с материалистом. А после этого они оба могут найти общий язык с солипсистом: есть процессы, протекающие в субъективной реальности, которые можно вполне успешно рассматривать в абстракции от их взаимодействия с объективным миром.

Глава 2. Бытие и ничто Бытие

   По-гречески «бытие» в родительном падеже – οντοσ. Отсюда – онтология – учение о бытии, первая философия. Но чтобы правильно истолковать смысл этого определения, необходимо учесть, что бытие в современной литературе понимается в трех смыслах.
   Во-первых, бытие трактуется как мир в целом, включающий в себя все сущее, в том числе и человеческое сознание. За границами так понимаемого бытия ничего нет. Противопонятие «бытия» – «ничто» – не имеет денотата. Нет объекта, который можно было бы представить как экземплификацию ничто. Но так понимает бытие лишь материалист. Для верующего вне бытия существует Бог, который внебытиен, сверхбытиен.
   Второй смысл понятия содержится в выражениях «бытие первично, сознание вторично», «бытие определяет сознание» и т. п. Бытие понимается здесь как мир за границами человеческого сознания. Это второе значение термина фундаментально для материализма. Вопрос об отношении мышления к так понимаемому бытию здесь считается основным вопросом философии.
   Третий смысл термина предлагает экзистенциализм. Бытием, экзистенцией (от лат. ex(s)isto – существую), последователи этого философского направления называют ту часть мира в целом, которая остается за вычетом объективной реальности, т. е. субъективную реальность. Экзистенция – это бытие человека, постигаемое им непосредственно.
   Бытие в третьем смысле – экзистенция – предметом онтологии не считалось никогда. Остается три возможности идентифицировать ее предмет:

   1) предмет онтологии – это все универсальные определенности бытия, находящегося за границами человеческого сознания;
   2) предмет онтологии – это определенности, общие явлениям как объективного, так и субъективного мира (и там, и там есть свойства, отношения, необходимости, случайности и т. п.);
   3) предмет онтологии включает все универсальные определенности и первого, и второго типа.

   Слова не имеют естественной, природной связи с обозначаемыми объектами, и поэтому не имеет смысла вопрос, какое из этих трех пониманий предмета онтологии истинно. Речь может идти лишь о том, насколько избранное понимание соответствует историческим традициям и насколько оно удобно для целей исследования. Для анализа философских категорий в современном дискурсе удобнее третье, самое широкое понимание предмета онтологии. Используя его, можно сказать, что предмет данной книги – онтологические категории.
   Выражения «его земного бытия было 86 лет», «как твое житье-бытье» обнаруживают еще один философский, категориальный смысл термина «бытие»: в этих контекстах он означает не мир в целом и не его объективную часть, а дление – некий признак, присущий и миру в целом, и любому объекту этого мира. Когда говорят, что бытие – это не философская категория, поскольку бытием обладают предметы всех категорий, имеют в виду именно это значение термина. Его качественное отличие от рассмотренных выше проявляется и в случае, когда мы начинаем искать ему антоним. До сих пор мы считали антонимом «бытия» – «ничто». Но у «бытия» как дления два антонима – «возникновение» («становление») и «исчезновение». Образуется следующая цепочка понятий: «небытие» – «становление» – «бытие» – «исчезновение» – «небытие».
   В статическую картину универсума проникает движение. Становление – это переход предмета из небытия в бытие, исчезновение – переход его из бытия в небытие. Это порождает антиномию, сформулированную Парменидом: «…возникающему необходимо возникнуть или из сущего, или из не-сущего, но ни то, ни другое невозможно: ведь сущее не возникает (ибо оно уже есть), а из не-сущего ничто не может возникнуть, ибо /при возникновении/ что-нибудь да должно лежать в основе»^[11]. Ниже мы обсудим эту антиномию специально. Пока же нам нужно различить небытие и ничто.

Небытие и ничто

   В ряде контекстов эти термины отождествляют, например, в аристотелевской формулировке принципа сохранения: «Ни одна вещь не возникает из небытия, но все – из бытия»^[12]. Но именно для того чтобы привести трактовку процессов становления и исчезновения в соответствие с принципом сохранения, эти понятия необходимо строго различать. «Ничто» – это не имеющее денотата противопонятие «бытию». Небытие в современном дискурсе обычно трактуется как понятие, имеющее денотат: небытие жидкости – лед, небытие льда – жидкость. Пользуясь гегелевским языком, можно сказать, что небытие объекта – это его инобытие. Превращение небытия в бытие, т. е. становление и превращение бытия в небытие, т. е. исчезновение, при такой трактовке бытия и небытия понимаются в полном соответствии с принципами сохранения: что прибыло в одном месте, убыло в другом.
   В сущности, становление и исчезновение – это один и тот же процесс. Разница заключается лишь в том, с какой точки зрения мы на него смотрим: если нам нужен лед – замерзание воды – становление, если нам нужна вода, – тот же самый процесс – исчезновение.
   Становление как возникновение из ничего и исчезновение как превращение в ничто в рамках современной, галилеевской науки, базирующейся на принципе сохранения, – бессмыслица. Для тех же, кто отрицает универсальность этого принципа, трактовка возникновения и исчезновения как перехода от ничто к бытию и обратно вполне приемлема: верующие полагают, что Бог сотворил мир именно из ничего.

Сущее

   В современной философии это устаревшее слово нередко употребляется как синоним бытия. Но это некорректно уже с грамматической точки зрения: «бытие» – существительное, «сущее» – прилагательное. «Бытие» может обозначать и признак, и носитель признака, «сущее» – только носитель признака. Можно сказать: «бытие человека», но нельзя сказать: «сущее человека».
   Категории «бытие» и «сущее» трактуют и как противоположности. Например, Хайдеггер понимает бытие как то, что скрывается за сущим и проявляется в нем. Сущим он называет не просто существующее, а истинно существующее. Сущее – это предмет опытного знания, непосредственно данное, а бытие – скрытая сторона объектов, лишь обнаруживающая себя в сущем. Отсюда – сближение сущего с кажимостью, а бытия – с сущностью. Поскольку слова не имеют природной связи с обозначаемыми объектами, я не усматриваю в этих перевешиваниях старых названий на старых вещах особой мудрости. Их назначение – создать иллюзию новаторства.
   Сказанного о понятии «бытие» достаточно для того, чтобы сопоставить его с рассмотренным выше понятием «универсум». Для этого важно учесть связь между бытием как миром в целом и бытием как длением. Второе значение термина накладывает отпечаток на первое: бытие как мир в целом, понимается диахронически, универсум как мир в целом понимается синхронически. Универсум – это мир в пространстве, бытие-мир во времени. Эта дистинкция не отрицает ни пространственности бытия, ни временности универсума. Разница заключается лишь в аспектах рассмотрения, в способе выделения предмета в чистом виде.

Глава 3. Единое и многое

   В истории философии категория «единое» знавала славу, сравнимую со славой категории «бытие». Если бытие было предметом первой философии, онтологии, то единое исследовалось генологией, конкурировавшей с онтологией за место в философии. Но в современном дискурсе категории «единое» и «многое» практически не употребляются. Однако этот факт является основанием не для того, чтобы исключить их из данной книги, а для того, чтобы приглядеться к ним с особой тщательностью.
   Обычно одна категория выражается несколькими терминами. Здесь – противоположное явление: перед нами два термина, каждый из которых выражает по четыре принципиально, качественно различные категории. За две с половиной тысячи лет, прошедших с того времени, когда генология конкурировала с онтологией, каждое из этих значений обзавелось своим собственным термином; именно поэтому в современном дискурсе термины «единое» и «многое» практически не употребляются. Хрестоматийное сравнение их с королем Лиром поэтому вполне уместно. Но чтобы понять, что представляют собой современные потомки этой королевской пары, вернемся во времена Аристотеля. Он определяет единое как то, «что не допускает деления»^[13]. Судя по контексту, речь идет не о любом делении, а о делении на то же самое. Этому определению можно дать две диаметрально противоположные интерпретации.

Единое как предельный продукт синтеза

   Кучу можно разделить на кучи, животное на животных – нельзя. Это и имел в виду Аристотель. Единое – это целое, многое – его части. Таково самое простое понимание единого и многого.
   А теперь совершим следующий логический шаг – предельный переход. Относительным единством обладает любой реально существующий предмет, даже, пожалуй, и куча. Такие предметы и реально, и мысленно объединяются во все более сложные единства и в пределе образуют сверхъединое – мир в целом, универсум. Именно его Аристотель называет единственным реально существующим единым. Так понимаемое сверхъединое состоит из многого, а многое находится в едином. Заметьте: это сверхъединое экстенсионально совпадает с бытием и универсумом, но по содержанию отличается от них.

Единое как предельный продукт анализа

   Единое, понимаемое как то, что не допускает деления на то же самое, может быть получено не только синтезом, но и анализом. Мысленно деля целостные образования на части, каждую часть – вновь на части, мы в пределе получим части, которые уже не делятся на части, и которые, следовательно, подходят под аристотелевское определение единого как того, что не допускает деления на то же самое: они не делятся вообще ни на что.
   На роль так понимаемого первоединого предлагалось множество сущностей – от атома Демокрита до математического атома Пифагора – единицы, которая проста и, следовательно, неделима. Именно из таких первоединых и Пифагор, и Демокрит надеялись построить универсум, т. е. сверхъединое или всеединое. Именно так понимаемое первоединое они называли сущностью всех вещей.
   Итак, крайности сошлись: под определение единого как неразложимого на то же самое подходят и мир в целом, и его простейший элемент. Причем эти два понимания связаны: универсум един именно в силу того, что состоит из первоединств. И еще одна деталь: первоединое входит во всеединое, а значит, и во многое, из которого всеединое состоит.

Единое как предельный продукт идеализации

   Итак, всеединое мы получили посредством синтеза – объединяя относительные единства – индивидуальные вещи – во все более сложные целостности; а первоединое – посредством анализа – разлагая реально существующие объекты на части, части этих частей и т. д.
   Существует и третий путь к понятию единого – идеализация. Для того чтобы пройти по этому пути к третьему значению термина «единое», вполне достаточно повседневного опыта и строгого следования логике.
   Из опыта мы знаем: единое тем более едино, чем меньше зависит от окружающей среды, чем в большей степени автономно, самодостаточно, не подвержено воздействию извне.
   Методом предельного перехода получаем первый вывод: сверхъединое абсолютно автономно.
   Но полная независимость от внешних воздействий – лишь половина его достоинства. Вторая половина – возможность воздействовать на любые другие объекты, всемогущество. Отсюда – еще один атрибут сверхъединого: не являясь ничьим следствием, оно является первопричиной всего остального.
   Опыт говорит нам: чем из меньшего количества частей состоит объект, тем он целостнее, единее. Следовательно, сверхъединое – это абсолютно простой объект, вообще не состоящий из частей. В этом контексте становится понятным странное на первый взгляд утверждение Декарта о простоте Бога. Заметьте, что в число атрибутов аристотелевского всеединого этот – не входит. Итак, в отличие от вторичных, бытийных единств, сверхбытийное первоединое является абсолютно простым.
   Из абсолютной простоты первоединого чисто дедуктивно следует его неделимость.
   Пойдем дальше. Реальные объекты относительно совершенны. Сверхъединое абсолютно совершенно. Но любое изменение абсолютного совершенства было бы изменением к худшему. Следовательно, сверхъединое абсолютно совершенно и неизменно.
   Вместе с тем, оставаясь неизменным, оно является источником изменений всего бытийного. Таким образом, базируясь только на повседневном опыте и логике, мы получаем еще одно удивительное свойство сверхбытийного единого: это неподвижный перводвигатель.
   Продолжим движение по этому пути. Человек изменяет природные объекты двумя способами: 1) внося своей деятельностью форму в инертную материю извне (классический пример – создание горшка из глины); 2) получая нужный ему результат за счет саморазвития объекта (пример – выращивание животных). Внесение извне формы в инертную материю называют эманацией, возникновение новой формы предмета за счет его самоизменения – эволюцией. Всемогущество первоединого исключает изменение бытийных сущностей посредством развития, т. е. самоизменения. Следовательно, воздействие внебытийного единого на бытие – это эманация.
   Продолжая наше чисто умозрительное рассуждение на базе повседневного опыта и логики, заметим, что любой бытийный объект состоит из материи и формы и что он тем совершеннее, чем меньше в нем материи и больше формы. Следовательно, абсолютно совершенный объект полностью лишен материи. Итак, сверхъединое – это форма в чистом виде, форма форм.
   Но чистая форма идеальна. Это Дух в чистом виде. Следовательно, первоединое – это Абсолютный Дух.
   Чем меньше воля человека зависит от внешних обстоятельств, тем шире ее возможности, тем больше ее свобода. Следовательно, сверхъединое абсолютно свободно.
   Абсолютно свободная причина всех изменений в мире не может не быть благой. Следовательно, сверхъединое – это абсолютное благо.
   Но в реальном пространстве-времени сущностей, обладающих перечисленными атрибутами, нет. Следовательно, сверхъединое сверхбытийно.
   А теперь объединим все дедуцированные нами атрибуты сверхбытийного единого: оно абсолютно автономно, является первопричиной всего сущего, абсолютно просто, абсолютно совершенно, неизменно, это неподвижный перводвигатель, воздействие которого на бытие – это эманация; это идеальная форма в чистом виде, Абсолютный Дух, который абсолютно свободен и сверхбытиен.
   Дело осталось за малым: обнаружить так понимаемое сверхъединое эмпирическим наблюдением. Сделать это до сих пор не удалось, что дало основание наделить его еще одним, на сей раз сомнительным достоинством: сверхъединое непознаваемо.
   Итак, атрибуты сверхъединого – это продукты логической обработки повседневного опыта, совершавшейся на всем протяжении человеческой истории. Но перед начинающим мыслителем сверхъединое предстает готовым, во всем своем ослепительном блеске. Он не узнает в нем плод воображения своих предшественников и падает перед ним на колени.

Единое как предельный продукт обобщения

   Итак, мы рассмотрели три значения терминов «единое» и «многое», полученные тремя познавательными процедурами: синтезом, анализом и предельным переходом (идеализацией). Четвертое их значение порождено столь же стандартной познавательной процедурой – обобщением.
   Начну с примеров. Древние геометры ломали головы над вопросом, почему доказательство теоремы, полученное на единственном треугольнике, оказывается верным для всех треугольников, в то время как единственный извлеченный из урны шар, оказавшийся черным, не дает оснований утверждать, что все шары в урне черные. Этот вопрос известен сегодня в методологической литературе как парадокс Милля^[14].
   Древние видели единственную возможность ответить на него: доказательство теоремы относится не к этому индивидуальному треугольнику, а к треугольнику вообще, который, подобно шампуру, пронизывает все треугольники, оставаясь при этом одним-единственным. К нему-то и относится доказательство, верное именно в силу этого для всех треугольников. Эту не укладывающуюся в голове мысль выражают еще и так: треугольник, являющийся предметом геометрического доказательства, един во многом.
   Заметьте, это понимание единого возникло не потому, что оно соответствует повседневному опыту. Треугольник вообще, входящий, оставаясь единым и неделимым, во все эмпирические треугольники, – это еще большая нелепость, чем круглый квадрат. Его реальность стали признавать «с горя» – только потому, что не могли иным способом понять природу геометрического, а затем и естественнонаучного доказательства, дающего общий вывод на основе единственного подтверждающего примера. Ведь и Резерфорду для того, чтобы доказать, что все атомы имеют планетарную структуру, было достаточно одного опыта.
   Еще один пример единого во многом зафиксирован в таких повседневных выражениях, как «белизна (единственное число) облаков (множественное число)», «интеллигентность (единственное число) людей (множественное число)» и т. д. Общий признак понимается здесь как один-единственный на все множество обладающих им объектов, как единое во многом. Как это может быть?
   О том, насколько фундаментальную роль это, казалось бы, совершенно нелепое значение термина «единое» играло в истории человеческой мысли, свидетельствует тот поразивший меня факт, что именно оно зафиксировано в этимологии латинского термина unum-один, единственный, тот же самый. Здесь нет и намека ни на одно современное значение «единого»: unum-это не целое, состоящее из элементов, не первоэлемент целого и не единое, существующее вне многого, т. е. вне мира. Перед нами исторически первое понимание единого, и анализ всех его четырех значений следовало начать с него. Но я решил сначала подготовить читателя к этому шоку.
   Парадоксальная идея единого (одного) во многом играет фундаментальную роль не только в науке, но и в теологии. С чисто гносеологической точки зрения, Бог, входящий, оставаясь одним, единым, unum, не разделенным на части, в три свои ипостаси, не отличается ни от треугольника вообще, входящего, также оставаясь единым, unum, во все эмпирические треугольники, ни от белизны – одной на все множество обладающих ею облаков. Тот, кто не видит этого, не понимает смысла тринитарной проблемы.

Современное состояние проблемы

   Совершенно очевидно, что четыре значения терминов «единое» и «многое», порожденные четырьмя познавательными процедурами – синтезом, анализом, идеализацией и обобщением, – настолько фундаментальны, что удержать их в рамках теории единого и многого было невозможно, и сегодня каждое из этих значений стало предметом специальной науки. Единое во многом исследуется в работах, посвященных проблеме универсалий и тринитарной проблеме; многое в едином – в работах, посвященных части и целому, форме и содержанию, системе и элементам; сверхъединое, понимаемое как мир в целом, – предмет онтологии, единое вне многого – теологии. Последние попытки проанализировать проблему единого и многого в ее исторически первичном, нерасчлененном смысле в Европе были предприняты на рубеже XVIII–XIX веков. Реанимацию этой проблематики в русской философии на рубеже XIX–XX веков я считаю анахронизмом.

Глава 4. Реальность

   Никаких отличий термина «реальность» от термина «бытие», кроме лингвистических, мне выявить не удалось. Термин «реальность» (от позднелатинского realis – действительный), как и термин «бытие», обозначает и признак (реальность объективного мира), и носитель признака (объективная реальность)^[15]. Но в ряде контекстов термин «реальность» удобнее: мы говорим об объективной и субъективной реальности, а не об объективном и субъективном бытии, хотя смысл имеют оба эти выражения. Объективной реальностью называют ту часть бытия, которая существует вне человеческого сознания, субъективной – содержание самого сознания. Проанализируем сходство, различие и взаимосвязь этих двух частей реальности.