Грин Джейн. Хочу ребенка!

   – Ты съела ростбиф и все еще голодна? – он в ужасе.
   – Не голодна. Так, знаешь. Не мешало бы перекусить немножко.
   – У нас есть цыпленок и майонез. Я куплю карри.
   – Здорово. Спасибо, – я уже переключила внимание на экран.
   Обычно на вечер Марк берет напрокат видео, и, слава богу, мы оба обожаем сентиментальные старые фильмы. «Жизнь прекрасна», «Харви», «В джазе только девушки», «Унесенные ветром». Уже не первое воскресенье мы погружаемся в вымышленный мир прошедшей эпохи.
   А последние пару недель я остаюсь на ночь. Не подумайте ничего плохого. В комнате для гостей, разумеется.
   И это самое поразительное. Если бы не тот факт, что я ношу его ребенка, в жизни бы не поверила, что мы с Марком вообще когда-либо занимались сексом. Более того, даже зная, что ребенок его, мне иногда приходит в голову, что, возможно, это было непорочное зачатие, а та ночь в Сохо мне попросту привиделась.
   Мне даже пришлось спросить Стеллу, так, чтобы подстраховаться. Я вообще была в тот вечер в баре?
   Марк стал моим лучшим другом. Он первый, с кем мне хочется поделиться новостями. С ним можно пойти в ресторан или просто посмеяться. Он всегда рядом, он надежен, на него можно положиться, он всегда поддержит. С ним я ощущаю себя в безопасности, с ним мне уютно, я чувствую себя любимой. В платоническом смысле, естественно.
   Потому что влюбиться в него – нечто из области фантастики.
   В ту ночь, конечно, он вскружил мне голову. Я смутно припоминаю, что у нас был умопомрачительный секс, но все еще с трудом верю, что это был Марк. Марк. Тот самый Марк, что сейчас сидит напротив, пьет кока-колу и каждые две секунды непристойно громко рыгает.
   – Ты чудовище, – я улыбаюсь.
   – Да, знаю, – он корчит рожу. – Юристы такие свиньи, да?
   – Не все юристы. Но ты свинья.
   Марк особенно оглушительно рыгает и улыбается во весь рот.
   – Ты могла бы выбрать любого мужчину на роль отца своего ребенка, но выбрала меня.
   – Поверь, – отвечаю я. – Если бы мне пришлось снова делать выбор, это была бы уже совсем другая история.
   Но, разумеется, я лукавлю, потому что пусть я в него ни капельки не влюблена, он превратился в моего самого любимого человека в мире, – за исключением Вив, конечно. И я не могу представить лучшего отца для своего ребенка. Я в восторге от мысли, что ребенок будет наполовину моим и наполовину Марка. Честно говоря, мне кажется, это идеальное сочетание. Лучше может быть только я и Стив Маккуин. Но ребенок от Стива Маккуина мне явно не светит.
   – Знаешь, кто ты такой? – говорю я позднее тем вечером.
   Марк сидит на полу и возится с лампами викторианской эпохи, которые мы купили утром на гаражной распродаже.
   (Начало в шесть утра. Врагу не посоветую).
   – Ты – брат, которого у меня никогда не было.
   Марк корчит гримасу.
   – Ну ты больная. Это отвратительно. Обвиняешь меня в инцесте.
   – Не говори чушь. Я имею в виду тебя и меня. Наши отношения. Мне никогда не было так уютно ни с кем, кроме моей семьи. Вот что я имею в виду. Ты же знаешь, что ты – мой лучший друг.
   Не знаю, что на меня нашло, вообще-то, спонтанные проявления привязанности не в моем стиле. Но думаю, раньше я не понимала, как важно иметь друга.
   И я вовсе не имею в виду «вторую половину». Я говорю о друге, с которым можно поделиться. Который станет тебе как брат. О таком, как Марк.
   Марк прекращает чинить лампы и улыбается мне.
   – Это самое приятное, что я от тебя слышал.
   – Дерьмо, – бормочу я, открываю «Мари Клер» и немедленно делаю вид, что поглощена рецензиями на фильмы.
   Меня смущает такая откровенность.
   – Я не хотела.
   – Нет, хотела. И спасибо тебе. Мне приятно это слышать, и, если хочешь знать, я чувствую к тебе то же самое.
   – Я – брат, которого у тебя никогда не было?
   – Нет. Ты – противная маленькая сестренка, которую я никогда не хотел. Ой, – я луплю его по голове свернутым в трубочку «Мари Клер».
   Потом он откидывается назад и задумчиво смотрит на меня.
   – Серьезно, Мэйв. Ты сильно изменилась с тех пор, как забеременела.
   Я фыркаю.
   – Конечно, ведь раньше мы были так хорошо знакомы.
   – В этом не было необходимости. Достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, насколько ты жесткая. Теперь ты стала мягче. Более уязвимой. И возможно, под пыткой я бы признался, что ты стала гораздо более приятным человеком.
   – Ой-ой-ой, – я корчу рожу, утыкаюсь обратно в журнал и перелистываю страницы. – Не уверена, что это так уж хорошо. На работе меня больше никто не боится.
   И, хотя меня беспокоит, что на работе я утрачиваю прежнюю власть, в глубине души мне нравится то, что Марк только что сказал обо мне. Мне нравится то, что он заставляет меня чувствовать.
   В глубине души я очень, очень довольна.

18

   Птичка вылетела.
   Очевидно, на шестом месяце уже дьявольски трудно скрывать беременность. И теперь все говорят, что уже давно подозревали, но боялись сказать. Вдруг оказалось бы, что я просто набрала вес?
   Хотя все, у кого есть дети, говорят, что поняли сразу.
   – Знаю, знаю, – устало произнес Майк Джонс, когда я поднялась в его кабинет, чтобы сообщить ему новость.
   На этот раз серьезно.
   – Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
   – Как ты узнал? – он был первым, кому я сказала, но я все еще была в шоке.
   – Ты срываешься на подчиненных и заливаешься слезами без очевидной причины. Ходишь, будто во сне, ешь, как свинья, но растет только живот и… – он ухмыляется и пожимает плечами. – Нужно быть долбаным идиотом, чтобы не догадаться, к тому же ты мне уже сказала.
   – Значит, ты не поддался на мой розыгрыш?
   – Меня не проведешь. Теперь у меня есть два главных вопроса. Первый – что ты собираешься делать?
   – То есть, уйду ли я с работы?
   Он кивает.
   – Майк, я люблю эту работу. Мне нравится работать на Лондонском Дневном Телевидении, и я до сих пор помню, что ты сказал на собеседовании про то, что выше – только звезды. Я никогда не хотела иметь детей. Никогда не хотела быть матерью, но теперь, когда это случилось, думаю, я справлюсь. Правда, мать из меня никакая, и меньше всего на свете мне хочется бросать работу.
   Майк одобряюще кивает. Я продолжаю:
   – Но у меня есть потрясающие помощники, так что мне нужен декретный отпуск на три месяца, но не больше. Даю слово, я вернусь, и все будет в точности, как прежде.
   – По-прежнему будешь закатывать истерики и плакать?
   – М-м-м, нет. Это гормональное бешенство. После рождения ребенка к тебе вернется прежняя Мэйв, и я уж прослежу, чтобы «Влюбленные поневоле» собрали шестимиллионный рейтинг.
   – Шесть миллионов? Впечатляет. Ты уверена?
   – Да. Уверена.
   – Но есть еще одна проблема: что я буду делать те три месяца, пока тебя не будет.
   – Никакой проблемы нет. Стелла Лорд. Вот ответ на твой вопрос.
   Он с интересом смотрит на меня.
   – Стелла работает старательнее других, ока умнее всех и самая амбициозная из всех. Пора дать ей шанс проявить себя.
   – А ты не боишься? Что, если она так себя проявит, что мы не захотим, чтобы ты возвращалась?
   – К счастью, я не сомневаюсь в своих силах.
   Если бы это было правдой.
   Но пока меня не будет, только Стелла может занять мое место. Только Стелле я доверяю. И она – единственная, кто обеспечит нам столь высокие рейтинги. Если Стелла возьмет проект в свои руки, мы получим шесть миллионов зрителей. Я верю, что она будет принимать те же решения, что и я.
   – Думаю, ты права. Пусть Стелла поднимется ко мне после обеда. Посмотрим, что она скажет.
   – Она будет на седьмом небе.
   – Не сомневаюсь. Теперь пришло время задать второй вопрос. – О-о. Я знаю, что сейчас будет. – Маленькая птичка напела, что у вас с Марком Симпсоном шуры-муры. Кто отец ребенка?
   – Можно я пошлю тебя в задницу и скажу, что это не твое дело?
   – Нет. Тогда я тебя уволю.
   – О'кей. Марк Симпсон – отец.
   У него падает челюсть.
   – Будь я проклят. Ты серьезно? – О, – он откровенно шокирован.
   – Что? Ты же сам сказал, что ходят слухи. Не надо так удивляться.
   – Я пошутил. Я пошутил насчет слухов. Просто пару раз видел вас в баре вместе. Дерьмо, – он ошеломленно качает головой. – Вот уж не думал, что он в твоем вкусе.
   Я не стала объяснять ему, что Марк не в моем вкусе. Что мы заключили сделку. Слишком все сложно, и, наверное, пусть все на работе пока считают, что мы вместе. Потом всегда можно сказать, что мы разошлись.
   – Почему же? – возражаю я, изображая любопытство.
   – Он не похож на Мистера Зажигалу, не так ли?
   – Ты говоришь так лишь потому, что вы с ним совершенно разные люди. Но это не означает, что он – плохой человек.
   – Нет, нет, не пойми меня неправильно. Я не считаю его плохим человеком. Мне кажется, что он хороший парень, но, по-моему, он для тебя скучноват.
   – Ты хочешь сказать, что Марк – зануда?
   Майк притворяется виноватым, и это делает ему честь.
   – Не зануда, но и не крутой парень. Мне казалось, тебе нравятся сложные натуры. Мужчины, которые бросают тебе вызов. Провоцируют.
   Вроде тебя, подумала я.
   – Вообще-то, – возражаю я, – именно это мне в нем и нравится. Он – самый спокойный человек из всех, кого я встречала. С ним я чувствую себя в безопасности, и точно знаю, чего ждать. Он надежен. Звонит ровно в ту минуту, когда пообещал позвонить, и делает в точности то, что собирался сделать. С ним не нужно играть в игры, и я в жизни не была счастливее.
   Похоже, Майк в шоке. Да и я тоже.
   Господи Иисусе.
   Откуда я набралась таких мыслей?
   – Я не удержалась. Понимаю, я тебя не послушалась, мне не следовало этого делать, но я просто не удержалась.
   У Вив виноватый вид, но при этом к лицу приклеилась улыбка. Она тащит в гостиную огромный пластиковый пакет, не в силах сдержать волнение оттого, что станет бабушкой.
   – Вив! – я пытаюсь укорить ее, но все мое существо против.
   Мне и самой до смерти хотелось накупить детских вещичек, но Марк не разрешает. Он вдруг стал суеверным и твердо решил, что до восьмого месяца ничего для малыша или для детской покупать нельзя.
   Приходится бороться с собой, когда проходишь мимо магазина и видишь эти очаровательные крошечные пижамки. Сдерживать себя всеми силами, чтобы целый час не любоваться на колыбельки и одеяльца.
   Поэтому, когда Вив с виноватым видом вынимает из пакета крошечные зеленые ползунки и такую же курточку, я ахаю от изумления, а увидев пижамку в бело-желтую полоску, чуть не падаю в обморок от восторга.
   – Скажи, они чудненькие? – с умилением восклицает она. – Разве ты видела в жизни что-нибудь более прекрасное?
   – Как на лилипутика, – шепчу я, поглаживая живот.
   Ребенок тут же недовольно толкает меня ногой под ребра.
   – Она толкается?
   Вив замирает, увидев, что я подпрыгнула и продолжаю гладить живот, пытаясь утихомирить ребенка. Это не больно, только от внезапности у меня всегда перехватывает дыхание.
   – Может, это и не «она», – говорю я, хотя я уверена, что у меня девочка.
   Я на сто процентов убеждена, что родится девочка.
   – Да, она толкается.
   – Можно потрогать? – с благоговением произносит Вив, подвигается и садится рядом со мной, положив руку на мой живот. – Ой! – ахает она, почувствовав, как ребенок ударяет ногой.
   Мы обе улыбаемся до ушей.
   – Не реветь, – предупреждаю я, увидев, что у Вив глаза на мокром месте.
   – Не могу, – она смеется, а слезы катятся по щекам. – Это так поразительно. Дар жизни.
   – Поразительно, что ты вообще что-нибудь почувствовала. Каждый раз, когда Марк рядом, и малышка начинает толкаться, стоит ему положить руку на живот, как она замирает.
   – Как дела у Марка? – оживилась мама.
   Она всегда справляется о любимом зяте, хотя в глаза его не видела. Понимаю, это странно, но я не вижу смысла их знакомить, по крайней мере пока. Он мне не бой-френд, и я не нуждаюсь в ее одобрении, к тому же я сама так редко вижу Вив, что не хочется ни с кем де лить эти встречи.
   – В порядке.
   – Ты часто с ним видишься?
   – Да. Наверное, часто.
   – Вы с ним… у вас… Я хочу спросить… у вас что-нибудь было?
   – Вив! Я же тебе говорила. У нас все по-другому.
   – Но, судя по твоим рассказам, он просто чудо. И когда ты о нем говоришь, у тебя глаза загораются.
   – Знаешь, Вив, если бы я хотела завести семью, Марк был бы всем, о чем только можно мечтать. Если бы мне нужен был партнер, муж, я бы выбрала Марка. Но Вив, ты же меня знаешь. У меня аллергия на серьезные отношения. Мне не нужен муж. Я хочу сделать карьеру.
   – По-моему, это уже похоже на заезженную пластинку.
   – Что? – рявкаю я.
   Если бы она не была моей матерью, я бы послала ее в задницу.
   – Извини, милая. Но ты уже давно повторяешь одно и то же, хотя твоя жизнь сильно изменилась. Я бы могла тебя понять, если бы ты по-прежнему была одинокой девушкой без обязательств, но, Мэйв, у тебя будет ребенок. Теперь ты уже не сможешь жить как раньше и должна поменять приоритеты.
   – Вив, с рождением ребенка жизнь не обязательно меняется. Я вернусь на работу через три месяца, и мы с Марком будем воспитывать ребенка вместе. Пока мы на работе, с ребенком будет няня, потом он начнет ходить в ясли. Теперь все по-другому. Теперь все так делают. Молодые мамы уже не сидят дома, а работают. Моя жизнь не изменится, по крайней мере не так сильно, как ты предполагаешь.
   Какое-то время Вив ничего не говорит, только разглаживает крошечные костюмчики, а на лице у нее застыло выражение: вот подожди, и поймешь, что все будет именно так, как я говорила.
   – О'кей, – наконец произносит она, имея в виду «поживем – увидим».
   – О'кей, – отвечаю я. – Так что хватит спрашивать меня, как дела у Марка, в надежде, что мы сойдемся, поженимся и будем жить долго и счастливо, потому что я очень счастлива в одиночестве и не хочу замуж. Понятно?
   – Понятно.
   – О'кей.
   Но мне не удается убедить даже саму себя.
   В качестве трубки мира я завариваю Вив чашку чая, потому что не хочу с ней ссориться. Мы и так редко видимся, а я очень ее люблю.
   – Покажи, что еще купила, – возбужденно чирикаю я, подтаскивая пакет поближе.
   Лицо Вив потихоньку светлеет.
   – Ой! Таких маленьких носочков я в жизни не видела!
   – А ты, мам? Как ты поживаешь? – мир наконец восстановлен. – Кажется, в последнее время мы только и говорим, что обо мне и ребенке. Про тебя я уже давно ничего не слышала. Чем занималась? Ходила на свидания с горячими парнями?
   – Я-то думала, бабушкам вроде меня уже не положено ходить на свидания, – она улыбается, и я понимаю, что прощена.
   – Не будь идиоткой. Черт возьми, если в твоем возрасте я буду выглядеть хотя бы наполовину так хорошо, как ты, мне еще повезет. Кстати, – я прищуриваюсь и наклоняюсь поближе, – ты выглядишь ошеломляюще. Ты что-то сделала с лицом?
   – Что ты имеешь в виду? – вот теперь у нее хитрый вид.
   – Вив, ты что, сделала пластическую операцию или что-то в этом роде?
   – Мэйв! Не говори чушь! Где мне взять деньги на такую роскошь? Хотя не мешало бы сделать инъекцию коллагена в гусиные лапки.
   – Гусиные лапки? У тебя же вообще морщин нет. К тому же они тебя только красят. Что касается денег, откуда мне знать, может, ты нашла себе богатенького папика, – я толкаю ее в бок, и она смеется.
   И заливается краской.
   – Вив? – я в шоке: она явно от меня что-то скрывает, а это так не похоже на Вив.
   И еще я шокирована тем, насколько помешалась на собственной персоне с тех пор, как забеременела. Я вообще про Вив забыла. Напрочь. Но теперь можно все исправить.
   – Вив? Выкладывай, почему ты покраснела.
   Она вздыхает. И улыбается.
   – Дело в том, что я встречаюсь с одним мужчиной.
   – Это же здорово! – я обнимаю ее. – Неудивительно, что ты так потрясающе выглядишь. Все дело в сексе. Так кто же он?
   – В том-то и проблема, – произносит она, смотрит на меня, и ее лицо вдруг становится серьезным.
   – Я даже не знаю, как тебе сказать, так что лучше скажу все как есть, – она делает глубокий вдох. – Это твой отец.
   Я не произношу ни слога. Я и не могу ничего сказать. Просто сижу с открытым ртом и чувствую себя так, будто меня обвели вокруг пальца. Это уже ни в какие ворота не лезет. Извините, конечно, но ощущение такое, будто мне врезали по голове отбойным мо лотком.
   – Мэйв? Скажи что-нибудь. Пожалуйста, – мама умоляюще на меня смотрит.
   Я только качаю головой.
   – Как можно? Как? Почему…? – я понятия не имею, что еще сказать, только знаю, что мой мир перевернулся с головы на ногу.
   Не потому, что мой отец – плохой человек. Не потому, что они с матерью абсолютно несовместимы. Не потому, что я не понимаю, с какой стати они сошлись после стольких лет разлуки.
   А потому, что я понятия не имею, кто он.
   Ну, я знаю, как он выглядит, и, наверное узнала бы его, пройди он мимо меня по улице, потому что в детстве я изучала его фотографии часами, пытаясь выгравировать изображение его лица на своем сердце.
   Я знаю его почерк по открыткам на день рождения и чекам, которые он присылал по праздникам. Возможно, я бы даже узнала его голос, потому что иногда – очень редко, но все же – мы даже разговаривали по телефону.
   Но это было сто лет назад. Я ничего о нем не слышала уже почти десять лет. Мне просто надоело прилагать усилия. Я все пыталась сохранить подобие отношений, но, похоже, ему это было не нужно. И в конце концов я сдалась.
   И он тоже.
   Когда меня спрашивают о моих родителях, я делаю вид, что у меня одна только мама, и, к счастью, никто не осмеливается спросить об отце. Они слишком боятся проникнуть на запретную территорию, вдруг окажется, что он умер.
   Вив вздыхает и проводит рукой по волосам.
   – Мэйв, ты многого не знаешь, я о многом тебе никогда не рассказывала. Даже не знаю, с чего начать.
   – Не могу поверить, что ты это от меня скрывала, – взрываюсь я.
   – Не знаю, как тебе сказать, – печально произносит она.
   – И как давно это продолжается?
   – Почти шесть месяцев. Говори что хочешь.
   – Как ты могла так долго молчать?
   Она опять вздыхает.
   – Я была напугана. Не знала, как ты отреагируешь. И не знала, насколько это серьезно.
   – А это серьезно?
   Она кивает.
   – Вив, как ты могла? Он нас бросил! Он оставил тебя с маленьким ребенком на руках, и с тех пор даже не вспоминал обо мне, о нас! Как ты могла простить его?
   – Мэйв, прошло очень много времени. Твой отец был любовью всей моей жизни, но он был не готов взять на себя обязательства. Когда я забеременела, то поставила ему ультиматум, и он согласился, потому что любил меня и не хотел потерять, но он не был готов к семейной жизни, к тому, что у него появятся жена и ребенок. Он не был плохим человеком, – продолжает она. – И хотя я была уничтожена, в глубине души я понимала. Это было в семидесятые. Все мы, живущие в пригороде Лондона, испытали запоздалую реакцию на сексуальную революцию шестидесятых. Свободная любовь дошла до нас только в 1972 году, – засмеялась она. Знаешь, больше всего он жалеет о тебе. Он только о тебе и говорит. Он тысячу раз смотрел все твои детские видеозаписи. Выучил наизусть каждую фотографию. Он хочет увидеть тебя. Извиниться. Объясниться.
   – Откуда ты знаешь, что он снова тебя не бросит? – с горечью говорю я.
   – Ему пятьдесят шесть лет, и он все еще меня любит, – отвечает она с улыбкой. – И мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с Майклом. И я все еще чувствую, что он – моя половинка.
   – Ты собираешься за него замуж? – вдруг вырывается у меня.
   Она улыбается.
   – Он мне не предлагал. Но мы об этом говорили. Мэйв, с тобой все в порядке? – она берет мои руки в свои. – Ты должна знать, что я люблю его, Мэйв. Всегда любила, и он стал другим. Мы оба изменились, но между нами все еще есть сильное чувство.
   – И что же это за чувство? Опиши.
   – Он всегда был опасным человеком, – хихикает она. – Когда мы были вместе, нам было так здорово, и я всегда ощущала, что он понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Я тоже его понимала, даже исходящую от него угрозу, хотя тогда это заставляло меня нервничать. И не напрасно, как оказалось. Но сейчас он повзрослел. Остепенился. Стал надежнее. Ощущение угрозы исчезло, и он стал стеной, на которую я могу опереться. Моим лучшим другом.
   – И ты готова опять пойти на уступки? Жить с мужчиной? Приспосабливаться к его образу жизни?
   Она пожимает плечами.
   – Мне не очень-то нравится жить в одиночестве. Когда я растила тебя и встречалась с разными мужчинами, я прекрасно проводила время, но это длится уже почти тридцать лет. Это слишком долго. Я устала все делать самостоятельно. Мне хочется, чтобы кто-то другой решал мои проблемы. Хочу, чтобы кто-нибудь заступился за меня, когда торговцы пытаются обобрать меня до нитки. Чтобы кто-нибудь звонил в банк, когда мне присылают отчет с ошибками. Я просто хочу, чтобы было с кем разделить мои тяготы. Понимаешь?
   Я киваю. Я удивлена. Но я понимаю.
   Раздается звонок в дверь.
   – Ты ждешь гостей?
   Вив опускает бокал вина и подходит к двери ответить по домофону. Через несколько секунд, спросив, кто это, она нажимает кнопку.
   Мы слоняемся без дела и пытаемся окончательно не разлениться и пойти в ресторан поужинать, потому что в квартире хоть шаром покати (акушерка бы меня убила, если бы заглянула в мой холодильник), и нам не хочется заказывать еду на дом.
   – Скорей, скорей, – шипит Вив, надевая туфли и роясь в сумочке в поисках блеска для губ. – Накрась губы! Причешись!
   – Что? О чем ты говоришь? – сейчас вечер пятницы, я специально взяла выходной, чтобы побыть с Вив, и, честно говоря, меня вполне устраивает мой ненакрашенный вид и волосы, стянутые в хвостик. – Кто это может быть?
   – Это Марк, – радостно и в нетерпении сообщает она. – Иди, – шепчет она, – тебе нельзя показываться ему на глаза в таком виде.
   Марк стучит в дверь.
   Вив бросает на меня убийственный взгляд. Я шаркаю к двери в пушистых тапочках с Котом Гарфилдом и, ухмыляясь ей в ответ, распахиваю дверь, потому что Марк наблюдал меня в самом, что ни на есть разобранном виде, разве что не голой… Ой. Извиняюсь. И голой он тоже меня видел. И ему до лампочки, как я выгляжу.
   – Это всего лишь Марк, – говорю я, злобно ухмыляясь Вив, наклоняясь и целуя его в щеку. – Какой чудесный сюрприз. Интересно, это совпадение или я случайно проговорилась по телефону, что Вив приезжает на уик-энд?
   – Угу, – отвечает Марк. – Забавно, что ты об этом заговорила, но я уже начал думать, что ты по какой-то причине скрываешь от меня свою маму. Привет, – он улыбается и пожимает ей руку. – Я Марк. И я бы сказал, что вы слишком молоды, чтобы быть мамой Мэйв, но это слишком избито. Так что я промолчу, хоть это и правда.
   Вив улыбается, как идиотка. Я изображаю звуки, будто меня тошнит. И мы втроем отправляемся в «Пиццу-Экспресс».
   – Он прелесть! – клянусь, со стороны можно было бы подумать, что Вив влюбилась по уши.
   Я же, в свою очередь, на седьмом небе от счастья, я в восторге, я рада, я поражена, что моя мама и Марк моментально нашли общий язык.
   – Поторопись, – я мою руки и жду, пока Вив обновит слой блеска для губ. Когда она закончила, я выхватываю у нее из рук блеск и быстро провожу им по губам.
   – Передумала?
   Вив улыбается понимающей улыбкой, достает тушь для ресниц и протягивает ее мне.
   – Подумаешь, немножко подкраситься никому не мешает, – защищаясь, произношу я. – Пойдем, а то Марк подумает, что мы в унитаз провалились.
   – Но он такой замечательный человек, – вздыхает Вив.
   Мы возвращаемся в ресторан, поднимаясь по лестнице.
   – Он такой нежный, надежный, милый. И без ума от тебя, это же видно.
   – И я без ума от него, – серьезно произношу я, пробираясь между столиков, что не так легко с моим животом. – Он мой лучший друг, и это все. Поняла?
   Вив хитро улыбается.
   – Вив? Ты поняла меня? Поняла?
   – Девушка, – едва слышно шепчет она, подходя к столику и отодвигая стул, изгибая шею и говоря почти одними губами, чтобы Марк не слышал – я-то знаю ее намерения, – вы слишком отчаянно протестуете, – блистательно улыбается Марку, который ничего не слышал, но даже если и слышал, то не понял ни слова, и берет меню. – Кто-нибудь хочет десерт?
   Втроем мы возвращаемся в квартиру. Я поворачиваю ключ в замке, и мое сердце подскакивает, как бешеное. Я встревожено поворачиваюсь к Вив, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.
   – Я же заперла дверь? Могу поклясться, я заперла дверь.
   Марк мягко отталкивает меня в сторону и берет ключ.
   – Вы двое, оставайтесь здесь. Я проверю, все ли в порядке, – он толкает дверь и заходит в квартиру.
   Мы с Вив прижимаемся друг к другу. Я в ужасе: вдруг меня ограбили? Дверь захлопывается, и через пару минут Марк возвращается, нахмурив брови.
   – Думаю, тебе лучше зайти, – говорит он.
   Мы следуем за ним в гостиную, и мое сердце так сильно бьется о грудь, что мне кажется, что меня сейчас стошнит. Я знаю, чего ждать. Перевернутые стулья, вы вороченные ящики, все мои вещи разбросаны по полу. О боже. Жемчуг моей бабушки. Я все хотела его спрятать, но он так и валялся в ящике прикроватно го столика. Мысленно провожу инвентаризацию своих ценностей и молю, чтобы воры не нашли сережки, которые Вив подарила мне на совершеннолетие. Они вовсе не бриллиантовые, но безумно дороги мне как память.
   Черт. Я не уверена, что смогу это вынести.
   Мы входим в гостиную, и я замираю, раскрыв рот. На диване, уронив голову на руки, сидит Фэй. Хозяйка квартиры. Которая должна была вернуться только через полгода.
   Она выглядит ужасно.
   – Разве вы не должны быть в Греции? – слышу я свой голос. – Понимаю, это глупый вопрос, но что вы здесь делаете?