Страница:
– У меня нет никаких объяснений, – сказал Леонард. Голос его прозвучал почти умоляюще. – Я только предполагаю. Послушай, Ния, у меня достаточно денег, чтобы исчезнуть на время. Мы могли бы уехать сразу после съемок. Побудем вместе, без Мирины, за пределами всего, чем была наша жизнь до сих пор. Когда завершится бракоразводный процесс, мы сможем уехать в Европу. В Рим, может быть. Или в Париж. У нас было самое лучшее время в Париже. Тот год, когда Мирина жила в Нью-Йорке. Мы забудем Калифорнию. Будем вместе делать фильмы. У меня есть ты, а у тебя – я, Ния. Мы всегда были рядом. Но я предал тебя. Причинил тебе боль. Тебе только тридцать лет. Бог мой, как ты прекрасна. У меня никогда не было детей. У нас мог бы быть малыш. Мы могли бы пожениться. Пожалуйста. Ты хочешь? Ты выйдешь за меня?
Нию охватил озноб. Она смотрела, как лунные блики, отражаясь от воды, скользят по его лицу. Подумала об Испании. О той ночи три года назад. Он сидел у окна обнаженный. Пил вино прямо из бутылки. Как бы она обрадовалась, услышав эти слова тогда. А сейчас она слышала в себе одно: «Ты должна вести свой собственный сюжет. Не подпускай его к себе слишком близко. Почему именно сейчас такая перемена? К чему отчаянная попытка?» – думала она.
Леонард схватил ее за руку. Впервые в жизни наедине с ним ей стало по-настоящему страшно.
– Кэрол была права, – сказал он. – Она позвонила мне на ранчо, сказала, что ты в ее доме. «Быстро отправляйся на чертов самолет, привози свой зад и проси ее выйти за тебя замуж. Иначе ты будешь полным идиотом. Это всем ясно, как Божий день».
Он рассмеялся, но смех отдавал горечью.
– Ния, вернись со мной в Санта-Фе. Закончим съемки. Как только фильм будет закончен, а расследование смерти Тэсс завершится, мы уедем.
– А как же монтаж?
– Я могу прилететь и смонтировать его.
– А расследование? Ты скажешь Куинтане все, что думаешь о Мирине?
Он помолчал, закрыл лицо руками и прошептал:
– Ты права. Ты сможешь пройти со мной через все?
«Он играет, – решила Ния. – Ну что ж, продолжай. Продолжай свой план».
Больше всего на свете ей сейчас хотелось поговорить с Хармом. С Мириной и Леонардом ничего общего больше не было. Они настолько прочно вжились в свои образы, что не видели для себя выхода из них. Конечно, Мирина способна на многое. Но невероятно трудно поверить, что многие годы она писала ей любовные письма.
– Я замерзла, – сказала Ния. – Мне надо переодеться.
Леонард поднялся вслед за ней по лестнице. На площадке он потерся о ее спину знакомым ей жестом.
«И ушедшим в прошлое навсегда», – подумала Ния.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Ния толкнула ее внутрь.
– Спасибо за сохранение в тайне моего пристанища, мама.
Кэрол Уайтт вышла из кухни.
– Ты сделал предложение? – спросила она Леонарда.
– Да, мэм.
– Что я тебе говорила, Ния? Все, что нужно было этому человеку – хороший адвокат и новая жена. Леонард, я скажу тебе одно, если ты женишься на моей дочери, но когда-нибудь взглянешь на другую женщину, я лично сверну тебе шею голыми руками. Бог свидетель.
– Мама, ты – сумасшедшая, – сказала Ния. – Ты сумасшедшая. Вы оба – сумасшедшие.
Войдя в комнату, она почувствовала себя совершенно разбитой, не могла никак унять дрожь. Ния слышала, как смеялись в гостиной Кэрол и Леонард. Голос матери сейчас такой, каким она говорила только с мужчинами. И. этот смех. Вот где я научилась перевоплощаться. Полностью погружаться в образ.
Глядя в зеркало, она отвела ладонью волосы, дрожа в сыром полотенце. Снова стала набирать номер телефона Харма, мысленно молясь, чтобы он оказался дома.
«Безумие, безумие, – думала она, – настоящая паутина».
Включился автоответчик Харма, и Ния оставила третье послание, рискнув дать номер телефона матери.
– Пожалуйста, Харм, позвони. Пожалуйста…
Стоя возле бюро и прислушиваясь к голосам в гостиной, Ния почувствовала, как дрогнуло в груди, разлилось по телу возбуждение, похожее на удар электрического тока. Что-то знакомое было в разговоре Леонарда и Кэрол. Ния была ошеломлена тем, как много сохранила ее память.
Они сидели на цветном диване, в подсветке включенного телевизора. Сильный запах французских духов проникал даже в спальню. Она снова была в Париже. Ей пятнадцать лет. Леонард пришел на обед. Ния сидит молча, впитывает каждое его слово. Ее мать пьет. Проигрывает на стереоустановке записи Эллингтона. Очаровывает молодого режиссера. Которого, впрочем, не очень-то и нужно очаровывать.
Он просто должен выдержать бесконечную болтовню Кэрол и ее прерывистый смех. Он должен производить на нее приятное впечатление, чтобы получить возможность доступа к Нии. Ей пятнадцать лет! Ее длинные шелковистые волосы распущены по обнаженным плечам. Ей было всего пятнадцать лет, когда он сделал ее женщиной. Ему было тридцать. Они оба знали, что поступают дурно. Но все это произошло не просто с согласия матери, а с ее негласного поощрения.
«Возьми ее. Возьми ее, но обрати внимание на меня».
– Удовольствие, полученное за другого, детка, – сказала ей Кэрол. В этих словах была смесь гордости за дочь и ненависти к ней. Ненависти за ее красоту, за ее талант, ее успех, за ее связь с Леонардом. Да, она всегда ненавидела ее – своего более совершенного двойника. Но зависела от нее, нуждалась в ней и управляла ей по своему усмотрению. Ния оживила ее мечту об успехе.
В дверь постучали. В спальню заглянула Кэрол. Губы ее были накрашены яркой помадой.
– Детка, ты веришь, что он приехал? – выдохнула она. – Такая любовь бывает один раз в жизни, Ния. Это – любовь на всю жизнь. Большая редкость в наши дни.
Ния посмотрела мимо матери через освещенный коридор в гостиную, где стоял Леонард. Они встретились взглядами. Никакого следа улыбки. Одно откровенное желание ее, И тревога. Вдруг все переиграется, и он останется ни с чем. Он не мог, не оставил бы Мирину, если бы не считал, что Ния должна принадлежать ему, только ему. Она понимала его. Но не могла ничего предложить, даже надежды.
– Дорогая, я ухожу. Ложись спать, не дожидайся меня, – Кэрол протиснулась мимо бюро, уронила бумаги на пол. Наклонилась, подобрала. – Извини, иногда я такая неловкая, неуклюжая. Письма от поклонника? – спросила она, имея в виду голубые конверты. – Я ухожу, ухожу, – и она закрыла дверь спальни.
Ния подняла письмо, последнее, полученное на ранчо. Его она пока еще не отдала Харму. Когда она посмотрела снова на дверь, Леонард стоял, прислонившись к косяку. Ния увидела, что его трясет. При ярком освещении глаза казались усталыми. Она протянула ему письмо.
– Это ты написал?
Леонард перевернул страничку. Посмотрел на адрес, словно был не уверен – писал ли он такое письмо. Тонкая бумага дрожала у него в руке.
– Что это?
– Письмо от кого-то, кто любит меня. Кто пытается меня убить.
– Ния, все это ерунда. Тебе вообще незачем читать такую дурь. Особенно то, что присылают тебе поклонники.
– Леонард, это ты хочешь меня убить?
Он разорвал лист пополам, шагнул к ней.
– Я получаю письма в течение трех лет. С тех самых пор, как мы с тобой расстались. Сначала это были просто любовные письма. Сейчас они безумны, как, например, это письмо.
– Если бы мне хотелось сказать тебе о своей любви, я пришел бы и сказал: «Ния, я люблю тебя».
– Ты не понимаешь, нет? – Ния закричала на него. – Ты не веришь мне? Ты не принимаешь меня в расчет. Я для тебя – не живое существо!
– Не знаю, о чем ты говоришь. Я пришел сюда и прошу тебя выйти за меня замуж. Ты думаешь, я хочу убить тебя? Ты – центр всей моей жизни, Ния.
– И Мирина. И Робин. И Тэсс.
– Я покончил с прошлым. Я же сказал тебе. Теперь я вижу, куда идти. Твое сердце разделилось. Твоя жизнь разделилась. Я виноват перед тобой. Я приехал, чтобы исправить все разрушенное мной. Разлуки не вынесет ни один из нас.
Она плакала. Она ненавидела его. Она покончила с ним давным-давно. А он продолжал гнуть свое, словно вообще ничего не менялось в их отношениях. Словно ничего не случилось.
– Я не могу выйти замуж за тебя, Леонард. Мы расстались три года назад. Между нами все кончено.
– Это неправда. Я подаю на развод.
– Все меняется, Леонард. Изменились и мои чувства. Ты предал меня. Во мне не осталось к тебе доверия.
Он посмотрел на нее пустыми глазами.
– Я плохо чувствую себя. У меня кончилось лекарство.
– Какое?
– Прозак. Я не могу работать. Я утратил способность творить. Один туман, сплошной туман.
– Леонард, я не могу спасти тебя. Я не твоя муза.
– Пожалуйста, оставь решение этого вопроса открытым. Я разведусь, будешь ты со мной, или нет. Я, действительно, люблю тебя. Я никогда не причиню тебе боли. Просто сейчас мы все в напряжении. Надо успокоиться всем. Но ты подумаешь о моем предложении, Ния?
– Уходи, Леонард. Иди.
Он постоял, потом повернулся к ней спиной.
– А где тот халат, что я купил тебе во Франции? Тот, зеленый? Что с ним случилось?
– Цвета шампанского?
– Да, цвета шампанского!
– Почему ты спрашиваешь об этом? Тебя интересуют такие мелочи? Лежит где-нибудь в вещах. Почему ты все-таки спрашиваешь об этом?
Он помолчал, потом медленно сказал:
– Так. Какая тебе разница?
Ния безучастно смотрела, как он вышел из комнаты, прошел по коридору, закрыл за собой входную дверь. Сколько раз проигрывали они подобные сцены!
Горячая вода стекала по волосам, шее, спине. Ния решила, что пришло время идти в полицию. Она закрыла кран, вытерлась насухо. Надела джинсы и черный свитер. Она еще не знала, что будет говорить в полиции. Но ей было о чем рассказать. И тут она услышала завывание сирен полицейских машин.
«Господи, опять синхронизация, – подумала она. – Мне нет необходимости вызывать полицейских или идти к ним. Они уже здесь. Они сами приехали».
Машины приближались. Сирены завывали все ближе, все громче. Пронзительный звук ввинчивался в темноту. Сигнальные вспышки разрывали ее. Вскоре подключилась еще одна сирена. Ния не успела обуться и босиком побежала по лестнице, пробежала через двор. Она вспомнила, что забыла ключ от входной двери. Но дверь распахнулась от ее толчка.
Посреди квартала фары полицейских машин высвечивали стоящий на дороге белый «Мерседес». Пальмы качали разрезными листьями на обочинах. Ния шла к машине словно во сне. В груди поднимался и ворочался страх.
Соседка что-то кричала. Ния не слышала, а видела слова, словно они были изображены на комиксе.
– Выстрелы, – услышала она, наконец-то, голос женщины. – Выстрелы. Несколько выстрелов.
Какой-то мужчина рывком открыл дверцу «Мерседеса». Работал мотор. По радио звучал джаз. Леонард сидел в машине за рулем. Офицер полиции вытащил револьвер.
– Очистите место. Пожалуйста, разойдитесь по домам. Здесь стреляли. Пожалуйста, очистите место.
Никто не двинулся с места. Ния вышла вперед.
– Леонард? – удивленно сказала она. – Он только что был у меня, мы разговаривали. Он только что ушел.
– Леди, – полицейский отодвинул ее.
– Я знаю его, я вам говорю, что знаю его, – выкрикнула она.
– Вам надо отойти назад, леди. Вы не хотите… Другой полицейский выключил радиоприемник.
Стало тихо. Ния обошла машину и заглянула в боковое стекло. Крик замер в ее груди.
Офицер прижал пальцы к шее Леонарда. Ния не могла смотреть и не могла не смотреть. Полицейский покачал головой.
– Пульс есть? – спросил у офицера второй полицейский.
– Никакого пульса.
Офицер взглянул на Нию через стекло, поднял с пола машины револьвер и автотелефон, который кто-то уронил на тротуар. Леонард тяжело осел, сгорбившись над рулевым колесом.
Ния заговорила тонким детским голосом. Она почти не слышала себя:
– Но что у него с головой? – простонала она. – Леонард…
– Мисс! – сказал снова полицейский, подойдя к ней и пытаясь отвести ее в сторону.
Она пошатнулась. Он подхватил ее.
Глава 24
Глава 25
Нию охватил озноб. Она смотрела, как лунные блики, отражаясь от воды, скользят по его лицу. Подумала об Испании. О той ночи три года назад. Он сидел у окна обнаженный. Пил вино прямо из бутылки. Как бы она обрадовалась, услышав эти слова тогда. А сейчас она слышала в себе одно: «Ты должна вести свой собственный сюжет. Не подпускай его к себе слишком близко. Почему именно сейчас такая перемена? К чему отчаянная попытка?» – думала она.
Леонард схватил ее за руку. Впервые в жизни наедине с ним ей стало по-настоящему страшно.
– Кэрол была права, – сказал он. – Она позвонила мне на ранчо, сказала, что ты в ее доме. «Быстро отправляйся на чертов самолет, привози свой зад и проси ее выйти за тебя замуж. Иначе ты будешь полным идиотом. Это всем ясно, как Божий день».
Он рассмеялся, но смех отдавал горечью.
– Ния, вернись со мной в Санта-Фе. Закончим съемки. Как только фильм будет закончен, а расследование смерти Тэсс завершится, мы уедем.
– А как же монтаж?
– Я могу прилететь и смонтировать его.
– А расследование? Ты скажешь Куинтане все, что думаешь о Мирине?
Он помолчал, закрыл лицо руками и прошептал:
– Ты права. Ты сможешь пройти со мной через все?
«Он играет, – решила Ния. – Ну что ж, продолжай. Продолжай свой план».
Больше всего на свете ей сейчас хотелось поговорить с Хармом. С Мириной и Леонардом ничего общего больше не было. Они настолько прочно вжились в свои образы, что не видели для себя выхода из них. Конечно, Мирина способна на многое. Но невероятно трудно поверить, что многие годы она писала ей любовные письма.
– Я замерзла, – сказала Ния. – Мне надо переодеться.
Леонард поднялся вслед за ней по лестнице. На площадке он потерся о ее спину знакомым ей жестом.
«И ушедшим в прошлое навсегда», – подумала Ния.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Ния толкнула ее внутрь.
– Спасибо за сохранение в тайне моего пристанища, мама.
Кэрол Уайтт вышла из кухни.
– Ты сделал предложение? – спросила она Леонарда.
– Да, мэм.
– Что я тебе говорила, Ния? Все, что нужно было этому человеку – хороший адвокат и новая жена. Леонард, я скажу тебе одно, если ты женишься на моей дочери, но когда-нибудь взглянешь на другую женщину, я лично сверну тебе шею голыми руками. Бог свидетель.
– Мама, ты – сумасшедшая, – сказала Ния. – Ты сумасшедшая. Вы оба – сумасшедшие.
Войдя в комнату, она почувствовала себя совершенно разбитой, не могла никак унять дрожь. Ния слышала, как смеялись в гостиной Кэрол и Леонард. Голос матери сейчас такой, каким она говорила только с мужчинами. И. этот смех. Вот где я научилась перевоплощаться. Полностью погружаться в образ.
Глядя в зеркало, она отвела ладонью волосы, дрожа в сыром полотенце. Снова стала набирать номер телефона Харма, мысленно молясь, чтобы он оказался дома.
«Безумие, безумие, – думала она, – настоящая паутина».
Включился автоответчик Харма, и Ния оставила третье послание, рискнув дать номер телефона матери.
– Пожалуйста, Харм, позвони. Пожалуйста…
Стоя возле бюро и прислушиваясь к голосам в гостиной, Ния почувствовала, как дрогнуло в груди, разлилось по телу возбуждение, похожее на удар электрического тока. Что-то знакомое было в разговоре Леонарда и Кэрол. Ния была ошеломлена тем, как много сохранила ее память.
Они сидели на цветном диване, в подсветке включенного телевизора. Сильный запах французских духов проникал даже в спальню. Она снова была в Париже. Ей пятнадцать лет. Леонард пришел на обед. Ния сидит молча, впитывает каждое его слово. Ее мать пьет. Проигрывает на стереоустановке записи Эллингтона. Очаровывает молодого режиссера. Которого, впрочем, не очень-то и нужно очаровывать.
Он просто должен выдержать бесконечную болтовню Кэрол и ее прерывистый смех. Он должен производить на нее приятное впечатление, чтобы получить возможность доступа к Нии. Ей пятнадцать лет! Ее длинные шелковистые волосы распущены по обнаженным плечам. Ей было всего пятнадцать лет, когда он сделал ее женщиной. Ему было тридцать. Они оба знали, что поступают дурно. Но все это произошло не просто с согласия матери, а с ее негласного поощрения.
«Возьми ее. Возьми ее, но обрати внимание на меня».
– Удовольствие, полученное за другого, детка, – сказала ей Кэрол. В этих словах была смесь гордости за дочь и ненависти к ней. Ненависти за ее красоту, за ее талант, ее успех, за ее связь с Леонардом. Да, она всегда ненавидела ее – своего более совершенного двойника. Но зависела от нее, нуждалась в ней и управляла ей по своему усмотрению. Ния оживила ее мечту об успехе.
В дверь постучали. В спальню заглянула Кэрол. Губы ее были накрашены яркой помадой.
– Детка, ты веришь, что он приехал? – выдохнула она. – Такая любовь бывает один раз в жизни, Ния. Это – любовь на всю жизнь. Большая редкость в наши дни.
Ния посмотрела мимо матери через освещенный коридор в гостиную, где стоял Леонард. Они встретились взглядами. Никакого следа улыбки. Одно откровенное желание ее, И тревога. Вдруг все переиграется, и он останется ни с чем. Он не мог, не оставил бы Мирину, если бы не считал, что Ния должна принадлежать ему, только ему. Она понимала его. Но не могла ничего предложить, даже надежды.
– Дорогая, я ухожу. Ложись спать, не дожидайся меня, – Кэрол протиснулась мимо бюро, уронила бумаги на пол. Наклонилась, подобрала. – Извини, иногда я такая неловкая, неуклюжая. Письма от поклонника? – спросила она, имея в виду голубые конверты. – Я ухожу, ухожу, – и она закрыла дверь спальни.
Ния подняла письмо, последнее, полученное на ранчо. Его она пока еще не отдала Харму. Когда она посмотрела снова на дверь, Леонард стоял, прислонившись к косяку. Ния увидела, что его трясет. При ярком освещении глаза казались усталыми. Она протянула ему письмо.
– Это ты написал?
Леонард перевернул страничку. Посмотрел на адрес, словно был не уверен – писал ли он такое письмо. Тонкая бумага дрожала у него в руке.
– Что это?
– Письмо от кого-то, кто любит меня. Кто пытается меня убить.
– Ния, все это ерунда. Тебе вообще незачем читать такую дурь. Особенно то, что присылают тебе поклонники.
– Леонард, это ты хочешь меня убить?
Он разорвал лист пополам, шагнул к ней.
– Я получаю письма в течение трех лет. С тех самых пор, как мы с тобой расстались. Сначала это были просто любовные письма. Сейчас они безумны, как, например, это письмо.
– Если бы мне хотелось сказать тебе о своей любви, я пришел бы и сказал: «Ния, я люблю тебя».
– Ты не понимаешь, нет? – Ния закричала на него. – Ты не веришь мне? Ты не принимаешь меня в расчет. Я для тебя – не живое существо!
– Не знаю, о чем ты говоришь. Я пришел сюда и прошу тебя выйти за меня замуж. Ты думаешь, я хочу убить тебя? Ты – центр всей моей жизни, Ния.
– И Мирина. И Робин. И Тэсс.
– Я покончил с прошлым. Я же сказал тебе. Теперь я вижу, куда идти. Твое сердце разделилось. Твоя жизнь разделилась. Я виноват перед тобой. Я приехал, чтобы исправить все разрушенное мной. Разлуки не вынесет ни один из нас.
Она плакала. Она ненавидела его. Она покончила с ним давным-давно. А он продолжал гнуть свое, словно вообще ничего не менялось в их отношениях. Словно ничего не случилось.
– Я не могу выйти замуж за тебя, Леонард. Мы расстались три года назад. Между нами все кончено.
– Это неправда. Я подаю на развод.
– Все меняется, Леонард. Изменились и мои чувства. Ты предал меня. Во мне не осталось к тебе доверия.
Он посмотрел на нее пустыми глазами.
– Я плохо чувствую себя. У меня кончилось лекарство.
– Какое?
– Прозак. Я не могу работать. Я утратил способность творить. Один туман, сплошной туман.
– Леонард, я не могу спасти тебя. Я не твоя муза.
– Пожалуйста, оставь решение этого вопроса открытым. Я разведусь, будешь ты со мной, или нет. Я, действительно, люблю тебя. Я никогда не причиню тебе боли. Просто сейчас мы все в напряжении. Надо успокоиться всем. Но ты подумаешь о моем предложении, Ния?
– Уходи, Леонард. Иди.
Он постоял, потом повернулся к ней спиной.
– А где тот халат, что я купил тебе во Франции? Тот, зеленый? Что с ним случилось?
– Цвета шампанского?
– Да, цвета шампанского!
– Почему ты спрашиваешь об этом? Тебя интересуют такие мелочи? Лежит где-нибудь в вещах. Почему ты все-таки спрашиваешь об этом?
Он помолчал, потом медленно сказал:
– Так. Какая тебе разница?
Ния безучастно смотрела, как он вышел из комнаты, прошел по коридору, закрыл за собой входную дверь. Сколько раз проигрывали они подобные сцены!
Горячая вода стекала по волосам, шее, спине. Ния решила, что пришло время идти в полицию. Она закрыла кран, вытерлась насухо. Надела джинсы и черный свитер. Она еще не знала, что будет говорить в полиции. Но ей было о чем рассказать. И тут она услышала завывание сирен полицейских машин.
«Господи, опять синхронизация, – подумала она. – Мне нет необходимости вызывать полицейских или идти к ним. Они уже здесь. Они сами приехали».
Машины приближались. Сирены завывали все ближе, все громче. Пронзительный звук ввинчивался в темноту. Сигнальные вспышки разрывали ее. Вскоре подключилась еще одна сирена. Ния не успела обуться и босиком побежала по лестнице, пробежала через двор. Она вспомнила, что забыла ключ от входной двери. Но дверь распахнулась от ее толчка.
Посреди квартала фары полицейских машин высвечивали стоящий на дороге белый «Мерседес». Пальмы качали разрезными листьями на обочинах. Ния шла к машине словно во сне. В груди поднимался и ворочался страх.
Соседка что-то кричала. Ния не слышала, а видела слова, словно они были изображены на комиксе.
– Выстрелы, – услышала она, наконец-то, голос женщины. – Выстрелы. Несколько выстрелов.
Какой-то мужчина рывком открыл дверцу «Мерседеса». Работал мотор. По радио звучал джаз. Леонард сидел в машине за рулем. Офицер полиции вытащил револьвер.
– Очистите место. Пожалуйста, разойдитесь по домам. Здесь стреляли. Пожалуйста, очистите место.
Никто не двинулся с места. Ния вышла вперед.
– Леонард? – удивленно сказала она. – Он только что был у меня, мы разговаривали. Он только что ушел.
– Леди, – полицейский отодвинул ее.
– Я знаю его, я вам говорю, что знаю его, – выкрикнула она.
– Вам надо отойти назад, леди. Вы не хотите… Другой полицейский выключил радиоприемник.
Стало тихо. Ния обошла машину и заглянула в боковое стекло. Крик замер в ее груди.
Офицер прижал пальцы к шее Леонарда. Ния не могла смотреть и не могла не смотреть. Полицейский покачал головой.
– Пульс есть? – спросил у офицера второй полицейский.
– Никакого пульса.
Офицер взглянул на Нию через стекло, поднял с пола машины револьвер и автотелефон, который кто-то уронил на тротуар. Леонард тяжело осел, сгорбившись над рулевым колесом.
Ния заговорила тонким детским голосом. Она почти не слышала себя:
– Но что у него с головой? – простонала она. – Леонард…
– Мисс! – сказал снова полицейский, подойдя к ней и пытаясь отвести ее в сторону.
Она пошатнулась. Он подхватил ее.
Глава 24
Харм притормозил у светофора возле парка в Санта-Монике, Еще раз взглянул на адрес, который дала ему Дьердь. Пальмы жутковато светились зеленым неоновым светом. Они казались искусственными, похожими на резиновые. Нависали над тенистыми кварталами. Харм услышал звук сирены. Подождал у светофора. Бездомная женщина спала на газоне. Должно быть, она тоже услышала, вой сирен. Резко села, вцепилась в край одеяла. Ее собака, привязанная к магазинной тележке, громко залаяла. Казалось, женщина принюхивается к ветру. Она поудобнее пристроила на голове прозрачную синтетическую шапочку. Улеглась на траву, натянула на голову одеяло.
Сирены стали громче. Он знал, что они воют где-то рядом. Свернув за угол, он увидел скопление полицейских машин, карету скорой помощи. Фары машин освещали аккуратные кустики и крошечные садики, растущие вдоль улицы. Ему пришлось остановить машину далеко от дома, но места нигде больше не было. Харм вышел из машины, захлопнул дверцу и побежал по тротуару к месту, где люди из ближних домов отступали от белого «Мерседеса».
Харм протолкался к машине.
– Извините, – сказал он.
Порылся в карманах, нашел удостоверение, схватил за руку офицера полиции, протянул свой значок. Заметил тело на переднем сидении. На затылке пострадавшего запеклась кровь. Полицейский отстранил его. Место преступления охранялось.
– Отойди-ка назад, приятель.
И тут Харм увидел Нию. Она стояла прислонившись к «Мерседесу» с другой стороны. Она тоже увидела его, рванулась.
– Я частный детектив, – снова настойчиво сказал он полицейскому. – Раньше работал в ФБР. Позвоните Баду Хиршу в отдел убийств, если хотите проверить меня. Здесь – моя клиентка, – показал он на Нию.
Полицейский взглянул на удостоверение личности, махнул рукой старшему, и пропустил Харма. В спешке Харм ударился коленом о бампер «Мерседеса». Ния потянулась к Боланду, вцепилась в его рубашку, обмякла и осела в его руках, забилась мерной, жесткой дрожью.
– Это – Леонард, – с трудом выговорила она. – Леонарда застрелили, – она крепко прижалась к груди Харма, повисла у него на шее.
Она не плакала. Она едва дышала.
Он погладил ее короткие волосы. Где ее – длинные золотистые локоны? Куда они делись? Затылок подбрит, а волосы стали черно-вишневыми.
– Вы можете опознать этого мужчину? – спросил у нее офицер.
– Я только что разговаривала с ним. В квартире моей матери. Он только что был там. Он ушел, а я решила принять душ.
– Помедленнее, – попросил полицейский. – Говорите помедленнее. Его имя?
– Леонард Джакобс, – Ния стала говорить медленно, как будто полицейский записывал по буквам. – Он пришел навестить меня. Я остановилась у своей матери. Она позвонила ему. Он приехал. Мы поговорили, он ушел. Я мылась в душе и услышала сирены. Быстро оделась и вышла на улицу. Увидела, что все бегут сюда.
– Он ваш родственник? – спросил полицейский.
– Он, – Ния замолчала на несколько секунд, посмотрела на Харма. – Он… Я работаю у него.
Харм подошел к полицейским, начал объяснять:
– Это – Ния Уайтт, актриса. Леонард Джакобс – ее режиссер. Они снимают фильм в Нью-Мексико…
Офицер прервал его.
– Взгляните-ка, – сказал он, перегнувшись через руль «Мерседеса» и направляя свет фонарика на пол. Они увидели тонкий, сложенный вдвое лист голубой бумаги. – Похоже, что он оставил записку, – окликнул он старшего офицера.
Ния выпустила руку Харма, подошла ближе.
– Можно мне посмотреть? – спросила она.
Полицейский удержал ее, поднял листок; стараясь не дотрагиваться пальцами, он держал листок носовым платком.
– Мы должны подождать детектива, – сказал он.
Другой полицейский сделал знак медикам, чтобы они могли ехать.
– Нечего вам тут делать. Уезжайте. Парень мертв.
– Здесь написано: «Ния», – сказал, полицейский, развернув письмо.
– Ния – это я, – сказала она. – Дайте мне письмо.
Полицейский подумал, потом протянул ей бумагу.
– Постарайтесь не прикасаться пальцами, – предупредил он.
Ния развернула письмо. Оно не было заклеено, просто сложено и все. Текст напечатан, но шрифт был другой. Ния прочитала текст про себя, потом вслух:
– Я не могу больше выносить это.
Она протянула листок Харму, отворачиваясь в сторону и закрывая лицо руками.
– Самоубийство. Похоже на это, – сказал Харму один из полицейских. – Вот что я думаю по этому поводу. Парень сунул револьвер в рот. Кожа на лице обожжена. Надо ненавидеть себя, чтобы сотворить такое с собой. И ненавидеть всех, кто любит тебя. Итак, она работала с ним?
Харм свирепо взглянул на полицейского. Ния снова повернулась к Харму, покачала головой.
– Он не стал бы убивать себя так, – прошептала она. – Он еще не отснял фильм. Не в середине съемок. Он никогда не сделал бы такого. Я знаю его. Я знаю его всю свою жизнь, – она казалась растерянной. Харм понял, что у нее начинается шок. – Я не могу в это поверить, – сказала Ния слабым голосом, – он не сделал бы ничего подобного. Он не мог так со мной поступить.
– Мы проведем точное опознание личности по отпечаткам пальцев, – сказал полицейский, – рассчитывая на то, что осталось от… – он не закончил, – мы собираемся взять пару заявлений. Хилл, ты займешься этим?
– Какое оружие было использовано? – спросил Харм.
– Смитт Вессон тридцать восьмого калибра, – ответил полицейский.
Тот же тип револьвера был использован в прошлом году во время взлома.
– Давайте вернемся в квартиру вашей матери, – сказал он. – Кстати, где она?
– Она ушла. Совсем недавно. Она только ушла, а мы с Леонардом разговаривали. Потом я приняла душ и услышала звук сирены, – снова тихо повторила она.
Харм поговорил с полицейскими, оставил адрес и повел Нию в дом. Она шла, словно во сне. Он обнял ее за плечи.
– Мы поссорились, Харм, – Ния остановилась, положила руку на шершавый ствол пальмы. – Он сказал, что собирается разводиться. Перед приходом ко мне, побывал у адвоката, обсуждал развод. Он хотел жениться на мне. Так он сказал. Я отказала, – она посмотрела на луну, висящую над крышей. – Харм, если он мертв…
Он понял, что надо отрезвить ее.
– Он, действительно, мертв, Ния. И ты хорошо знаешь это.
Она посмотрела на руку, лежащую на стволе.
– Это все наяву? Правда?
Он кивнул.
– Я это знаю, Харм, – тихо сказала Ния.
Они прошли по улице до входа в здание. Зеленая надпись горела над розовой стеной. Если бы Харм пришел минут на десять раньше, Джакобс был бы здесь. И остался в живых. Самоубийство. Джакобс и голубая записка: «Я не могу выносить это». Что это – признание вины? Слишком много дыр. Но что еще? Очевидное объяснение, что Джакобс, как и предполагала Ния, писал ей эти письма? Мысль о ней преследовала его, когда она ушла? Их совместная игра, способ остаться связанными. Попытки убить ее, избавиться от нее, считая, что если она исчезнет, к нему придет успокоение. Ошибочно убил Робин. Неумелые покушения – взлом и стрельба на дороге. Но почему он посадил Тэсс на неисправный мотоцикл? Потому что не мог остановиться? Потому что всегда срывал свои планы в последнюю минуту? Патроны на дороге. Взлом и вторжение ради того, чтобы запугать? Поломка мотоцикла, замена актрис. Подсознательно? Просто – желание убивать?
Возможно. И все-таки Харм не мог поверить. Почему? Это было чересчур очевидным, вот почему. Слишком легко сводились концы с концами. Но он признавал, что иногда решения оказывались именно такими простыми. Бьешься головой о стену, гоняешься по следам диких предположений, которые ни к чему не приводят. Возвращаешься назад.
Когда они подошли к дверям, к ним приблизился лысый мужчина в халате из клетчатой шотландки.
– Постойте, у меня есть ключ, – предложил он свои услуги – Я видел, когда вы входили и выходили из квартиры вашей мамы. Она так гордится вами. Но кто бы не гордился? Вы знали этого парня? Он сам это сделал? – Человек поглядывал на нее через очки в пластмассовой оправе, словно не веря, что это, действительно, Ния Уайтт.
Он распахнул дверь, и они направились через двор вокруг бассейна. Мужчина шел следом за ними до самой лестницы.
– Послушайте, я знаю, что время неподходящее, но, пожалуйста, если вы не возражаете? – он протянул клочок бумаги и ручку, которые выудил из кармана халата.
Ния посмотрела на него пустыми глазами, ничего не ответила, повернулась, стала подниматься по лестнице.
Дверь в квартиру была открыта, телевизор оставили не выключенным. Ния села на диван, Харм опустился рядом с ней.
– Он только что был здесь, – сказала она. – Он стоял здесь, – она протянула руку и выключила телевизор. – Как ты меня нашел?
– Счастливый случай. И Дьердь Файн. Я разговаривал с ней чуть раньше. Она дала мне адрес твоей матери. Хотя я не знал, что ты здесь. Она уверяла меня, что ты сюда ни за что не пойдешь.
– Откуда она знает, где живет моя мать?
– Дьердь выследила ее и взяла интервью для статьи, которую пишет о тебе. Примерно неделю назад они встречались.
Ния кивнула. Она пристально смотрела на пустой экран, потом нагнулась, положила голову на колени. Она начала плакать, тонко всхлипывая, словно ребенок. Ния была в отчаянии. Харм положил руку ей на спину, погладил, давая выплакаться.
В дверь постучали. Харм встал и открыл ее. Несколько полицейских вошли в комнату. Розовая гостиная показалась тесной для людей в черном. Прибыл детектив, чтобы снять показания. Им оказался Джеймс Джонсон, коллега Бада Хирша. Харм встречался с Джонсоном во время расследования убийств, когда работал в ФБР. Харм сходил на кухню, принес чистое полотенце, протянул его Нии.
Полицейские сели за покрытый стеклом стол у окна. Ния повторила рассказ о событиях вечера, о том, как вернулась из магазинов, пошла купаться, а Леонард ждал ее во дворе. Он объяснил, что Кэрол позвонила ему и велела приезжать. Она заколебалась, прежде чем говорить полицейским о том, что они с Леонардом были любовниками, что он просил ее выйти за него замуж.
Потом она рассказала, что Леонард признался в том, что был с Робин Риз, когда девушку застрелили в Мексике. О его подозрениях, что Мирина имеет непосредственное отношение к смерти Робин.
Джонсон записывал, второй полицейский стоял позади него и покачивал головой. Наконец, Ния закончила рассказ. Лицо ее казалось очень бледным в обрамлении черных волос. Она добавила:
– Леонард сказал, что у него закончилось лекарство «Прозак». Я никогда не предполагала, что он постоянно принимает лекарства. Я знала, что он пользуется снотворными таблетками, но…
– Где его жена? – спросил детектив.
– В Санта-Фе, – Ния повернулась к Харму. – Боже, я должна позвонить ей, сообщить о случившемся.
– Мы можем сделать это за вас, – предложил детектив.
– Нет. Я сама скажу.
Детектив просмотрел свои записи, порылся в бумагах, вытащил голубой конверт, запечатанный в полиэтиленовый пакет.
А это письмо согласуется с теми, которые вы получали?
– Бумага та же самая. Но оно отпечатано на чем-то другом.
– Все недавно полученные письма напечатаны на «Эпсоне». А это, похоже, написано на обычной конторской машинке, – сказал Харм.
Детектив осторожно извлек письмо из пакета, разложил на столе. Подвинул поближе к Нии. Ния закрыла глаза, будто слишком много раз читала его. Потом снова посмотрела.
– Вы не считаете немного странным то, что оно отпечатано? – спросил детектив. – Обычно предсмертные записки пишут от руки. Если только самоубийство не планируется заранее.
Ния вздрогнула.
– Давайте позвоним Мирине.
Детектив положил письмо в пакет, провел пальцем по краю пакета.
Ния встала, прошла на кухню, набрала номер. Прислонилась к белой стойке.
– Мануэль, – услышал Харм ее голос. – Это Ния. Я не знала, что ты еще там. Мне надо поговорить с Мириной. Срочно, – не дождавшись, когда Мирина подойдет к телефону, Ния передала трубку детективу. – Я не могу говорить с ней – пробормотала она и вышла из квартиры.
Ния склонилась над перилами, глядя вниз на дворик.
Харм вышел, встал рядом с ней. Она вцепилась в его руку, притянула его к себе, хрипло прошептала:
– У меня в спальне целая пачка таких конвертов.
Харм отступил, крепко сжал ее локти, внимательно посмотрел в лицо.
– Откуда?
– У меня появилась идея. План…
– Какой план? О чем ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
В этот момент через двор пробежала растрепанная пожилая женщина в серебристом плаще. Споткнулась о садовый шланг, выпрямилась, побежала по лестнице, причитая:
– Детка. О, моя детка…
Сирены стали громче. Он знал, что они воют где-то рядом. Свернув за угол, он увидел скопление полицейских машин, карету скорой помощи. Фары машин освещали аккуратные кустики и крошечные садики, растущие вдоль улицы. Ему пришлось остановить машину далеко от дома, но места нигде больше не было. Харм вышел из машины, захлопнул дверцу и побежал по тротуару к месту, где люди из ближних домов отступали от белого «Мерседеса».
Харм протолкался к машине.
– Извините, – сказал он.
Порылся в карманах, нашел удостоверение, схватил за руку офицера полиции, протянул свой значок. Заметил тело на переднем сидении. На затылке пострадавшего запеклась кровь. Полицейский отстранил его. Место преступления охранялось.
– Отойди-ка назад, приятель.
И тут Харм увидел Нию. Она стояла прислонившись к «Мерседесу» с другой стороны. Она тоже увидела его, рванулась.
– Я частный детектив, – снова настойчиво сказал он полицейскому. – Раньше работал в ФБР. Позвоните Баду Хиршу в отдел убийств, если хотите проверить меня. Здесь – моя клиентка, – показал он на Нию.
Полицейский взглянул на удостоверение личности, махнул рукой старшему, и пропустил Харма. В спешке Харм ударился коленом о бампер «Мерседеса». Ния потянулась к Боланду, вцепилась в его рубашку, обмякла и осела в его руках, забилась мерной, жесткой дрожью.
– Это – Леонард, – с трудом выговорила она. – Леонарда застрелили, – она крепко прижалась к груди Харма, повисла у него на шее.
Она не плакала. Она едва дышала.
Он погладил ее короткие волосы. Где ее – длинные золотистые локоны? Куда они делись? Затылок подбрит, а волосы стали черно-вишневыми.
– Вы можете опознать этого мужчину? – спросил у нее офицер.
– Я только что разговаривала с ним. В квартире моей матери. Он только что был там. Он ушел, а я решила принять душ.
– Помедленнее, – попросил полицейский. – Говорите помедленнее. Его имя?
– Леонард Джакобс, – Ния стала говорить медленно, как будто полицейский записывал по буквам. – Он пришел навестить меня. Я остановилась у своей матери. Она позвонила ему. Он приехал. Мы поговорили, он ушел. Я мылась в душе и услышала сирены. Быстро оделась и вышла на улицу. Увидела, что все бегут сюда.
– Он ваш родственник? – спросил полицейский.
– Он, – Ния замолчала на несколько секунд, посмотрела на Харма. – Он… Я работаю у него.
Харм подошел к полицейским, начал объяснять:
– Это – Ния Уайтт, актриса. Леонард Джакобс – ее режиссер. Они снимают фильм в Нью-Мексико…
Офицер прервал его.
– Взгляните-ка, – сказал он, перегнувшись через руль «Мерседеса» и направляя свет фонарика на пол. Они увидели тонкий, сложенный вдвое лист голубой бумаги. – Похоже, что он оставил записку, – окликнул он старшего офицера.
Ния выпустила руку Харма, подошла ближе.
– Можно мне посмотреть? – спросила она.
Полицейский удержал ее, поднял листок; стараясь не дотрагиваться пальцами, он держал листок носовым платком.
– Мы должны подождать детектива, – сказал он.
Другой полицейский сделал знак медикам, чтобы они могли ехать.
– Нечего вам тут делать. Уезжайте. Парень мертв.
– Здесь написано: «Ния», – сказал, полицейский, развернув письмо.
– Ния – это я, – сказала она. – Дайте мне письмо.
Полицейский подумал, потом протянул ей бумагу.
– Постарайтесь не прикасаться пальцами, – предупредил он.
Ния развернула письмо. Оно не было заклеено, просто сложено и все. Текст напечатан, но шрифт был другой. Ния прочитала текст про себя, потом вслух:
– Я не могу больше выносить это.
Она протянула листок Харму, отворачиваясь в сторону и закрывая лицо руками.
– Самоубийство. Похоже на это, – сказал Харму один из полицейских. – Вот что я думаю по этому поводу. Парень сунул револьвер в рот. Кожа на лице обожжена. Надо ненавидеть себя, чтобы сотворить такое с собой. И ненавидеть всех, кто любит тебя. Итак, она работала с ним?
Харм свирепо взглянул на полицейского. Ния снова повернулась к Харму, покачала головой.
– Он не стал бы убивать себя так, – прошептала она. – Он еще не отснял фильм. Не в середине съемок. Он никогда не сделал бы такого. Я знаю его. Я знаю его всю свою жизнь, – она казалась растерянной. Харм понял, что у нее начинается шок. – Я не могу в это поверить, – сказала Ния слабым голосом, – он не сделал бы ничего подобного. Он не мог так со мной поступить.
– Мы проведем точное опознание личности по отпечаткам пальцев, – сказал полицейский, – рассчитывая на то, что осталось от… – он не закончил, – мы собираемся взять пару заявлений. Хилл, ты займешься этим?
– Какое оружие было использовано? – спросил Харм.
– Смитт Вессон тридцать восьмого калибра, – ответил полицейский.
Тот же тип револьвера был использован в прошлом году во время взлома.
– Давайте вернемся в квартиру вашей матери, – сказал он. – Кстати, где она?
– Она ушла. Совсем недавно. Она только ушла, а мы с Леонардом разговаривали. Потом я приняла душ и услышала звук сирены, – снова тихо повторила она.
Харм поговорил с полицейскими, оставил адрес и повел Нию в дом. Она шла, словно во сне. Он обнял ее за плечи.
– Мы поссорились, Харм, – Ния остановилась, положила руку на шершавый ствол пальмы. – Он сказал, что собирается разводиться. Перед приходом ко мне, побывал у адвоката, обсуждал развод. Он хотел жениться на мне. Так он сказал. Я отказала, – она посмотрела на луну, висящую над крышей. – Харм, если он мертв…
Он понял, что надо отрезвить ее.
– Он, действительно, мертв, Ния. И ты хорошо знаешь это.
Она посмотрела на руку, лежащую на стволе.
– Это все наяву? Правда?
Он кивнул.
– Я это знаю, Харм, – тихо сказала Ния.
Они прошли по улице до входа в здание. Зеленая надпись горела над розовой стеной. Если бы Харм пришел минут на десять раньше, Джакобс был бы здесь. И остался в живых. Самоубийство. Джакобс и голубая записка: «Я не могу выносить это». Что это – признание вины? Слишком много дыр. Но что еще? Очевидное объяснение, что Джакобс, как и предполагала Ния, писал ей эти письма? Мысль о ней преследовала его, когда она ушла? Их совместная игра, способ остаться связанными. Попытки убить ее, избавиться от нее, считая, что если она исчезнет, к нему придет успокоение. Ошибочно убил Робин. Неумелые покушения – взлом и стрельба на дороге. Но почему он посадил Тэсс на неисправный мотоцикл? Потому что не мог остановиться? Потому что всегда срывал свои планы в последнюю минуту? Патроны на дороге. Взлом и вторжение ради того, чтобы запугать? Поломка мотоцикла, замена актрис. Подсознательно? Просто – желание убивать?
Возможно. И все-таки Харм не мог поверить. Почему? Это было чересчур очевидным, вот почему. Слишком легко сводились концы с концами. Но он признавал, что иногда решения оказывались именно такими простыми. Бьешься головой о стену, гоняешься по следам диких предположений, которые ни к чему не приводят. Возвращаешься назад.
Когда они подошли к дверям, к ним приблизился лысый мужчина в халате из клетчатой шотландки.
– Постойте, у меня есть ключ, – предложил он свои услуги – Я видел, когда вы входили и выходили из квартиры вашей мамы. Она так гордится вами. Но кто бы не гордился? Вы знали этого парня? Он сам это сделал? – Человек поглядывал на нее через очки в пластмассовой оправе, словно не веря, что это, действительно, Ния Уайтт.
Он распахнул дверь, и они направились через двор вокруг бассейна. Мужчина шел следом за ними до самой лестницы.
– Послушайте, я знаю, что время неподходящее, но, пожалуйста, если вы не возражаете? – он протянул клочок бумаги и ручку, которые выудил из кармана халата.
Ния посмотрела на него пустыми глазами, ничего не ответила, повернулась, стала подниматься по лестнице.
Дверь в квартиру была открыта, телевизор оставили не выключенным. Ния села на диван, Харм опустился рядом с ней.
– Он только что был здесь, – сказала она. – Он стоял здесь, – она протянула руку и выключила телевизор. – Как ты меня нашел?
– Счастливый случай. И Дьердь Файн. Я разговаривал с ней чуть раньше. Она дала мне адрес твоей матери. Хотя я не знал, что ты здесь. Она уверяла меня, что ты сюда ни за что не пойдешь.
– Откуда она знает, где живет моя мать?
– Дьердь выследила ее и взяла интервью для статьи, которую пишет о тебе. Примерно неделю назад они встречались.
Ния кивнула. Она пристально смотрела на пустой экран, потом нагнулась, положила голову на колени. Она начала плакать, тонко всхлипывая, словно ребенок. Ния была в отчаянии. Харм положил руку ей на спину, погладил, давая выплакаться.
В дверь постучали. Харм встал и открыл ее. Несколько полицейских вошли в комнату. Розовая гостиная показалась тесной для людей в черном. Прибыл детектив, чтобы снять показания. Им оказался Джеймс Джонсон, коллега Бада Хирша. Харм встречался с Джонсоном во время расследования убийств, когда работал в ФБР. Харм сходил на кухню, принес чистое полотенце, протянул его Нии.
Полицейские сели за покрытый стеклом стол у окна. Ния повторила рассказ о событиях вечера, о том, как вернулась из магазинов, пошла купаться, а Леонард ждал ее во дворе. Он объяснил, что Кэрол позвонила ему и велела приезжать. Она заколебалась, прежде чем говорить полицейским о том, что они с Леонардом были любовниками, что он просил ее выйти за него замуж.
Потом она рассказала, что Леонард признался в том, что был с Робин Риз, когда девушку застрелили в Мексике. О его подозрениях, что Мирина имеет непосредственное отношение к смерти Робин.
Джонсон записывал, второй полицейский стоял позади него и покачивал головой. Наконец, Ния закончила рассказ. Лицо ее казалось очень бледным в обрамлении черных волос. Она добавила:
– Леонард сказал, что у него закончилось лекарство «Прозак». Я никогда не предполагала, что он постоянно принимает лекарства. Я знала, что он пользуется снотворными таблетками, но…
– Где его жена? – спросил детектив.
– В Санта-Фе, – Ния повернулась к Харму. – Боже, я должна позвонить ей, сообщить о случившемся.
– Мы можем сделать это за вас, – предложил детектив.
– Нет. Я сама скажу.
Детектив просмотрел свои записи, порылся в бумагах, вытащил голубой конверт, запечатанный в полиэтиленовый пакет.
А это письмо согласуется с теми, которые вы получали?
– Бумага та же самая. Но оно отпечатано на чем-то другом.
– Все недавно полученные письма напечатаны на «Эпсоне». А это, похоже, написано на обычной конторской машинке, – сказал Харм.
Детектив осторожно извлек письмо из пакета, разложил на столе. Подвинул поближе к Нии. Ния закрыла глаза, будто слишком много раз читала его. Потом снова посмотрела.
– Вы не считаете немного странным то, что оно отпечатано? – спросил детектив. – Обычно предсмертные записки пишут от руки. Если только самоубийство не планируется заранее.
Ния вздрогнула.
– Давайте позвоним Мирине.
Детектив положил письмо в пакет, провел пальцем по краю пакета.
Ния встала, прошла на кухню, набрала номер. Прислонилась к белой стойке.
– Мануэль, – услышал Харм ее голос. – Это Ния. Я не знала, что ты еще там. Мне надо поговорить с Мириной. Срочно, – не дождавшись, когда Мирина подойдет к телефону, Ния передала трубку детективу. – Я не могу говорить с ней – пробормотала она и вышла из квартиры.
Ния склонилась над перилами, глядя вниз на дворик.
Харм вышел, встал рядом с ней. Она вцепилась в его руку, притянула его к себе, хрипло прошептала:
– У меня в спальне целая пачка таких конвертов.
Харм отступил, крепко сжал ее локти, внимательно посмотрел в лицо.
– Откуда?
– У меня появилась идея. План…
– Какой план? О чем ты говоришь? Что ты имеешь в виду?
В этот момент через двор пробежала растрепанная пожилая женщина в серебристом плаще. Споткнулась о садовый шланг, выпрямилась, побежала по лестнице, причитая:
– Детка. О, моя детка…
Глава 25
Кэрол Уайтт бросилась по лестнице к площадке, обвила Нию, стиснула ее в объятиях. У Нии перехватило дыхание, она оттолкнула мать.
– Бога ради, скажите, что здесь происходит? – кричала Кэрол. – Что ты сделала с бедным человеком?
Ния отступила, умоляюще взглянула на Харма, словно просила его о помощи.
– Мама, он мертв. Его застрелили. Я не имею к убийству никакого отношения. Что я слышу? Неужели ты обвиняешь меня? Как только у тебя повернулся язык?
– Я знаю, что его застрелили! – кричала Кэрол. – Ты думаешь, что я не знаю? Я возвращаюсь со свидания домой. Все полицейские Лос-Анджелеса собрались у моего дома. Соседи стоят вокруг, вытаращив глаза, и сообщают, что знаменитый режиссер застрелился на нашей улице. Ты считаешь, что совершенно не виновата в его смерти? Он проделал такой путь, только чтобы застрелиться здесь? А ты: никоим образом не причастия к этому?
– Бога ради, скажите, что здесь происходит? – кричала Кэрол. – Что ты сделала с бедным человеком?
Ния отступила, умоляюще взглянула на Харма, словно просила его о помощи.
– Мама, он мертв. Его застрелили. Я не имею к убийству никакого отношения. Что я слышу? Неужели ты обвиняешь меня? Как только у тебя повернулся язык?
– Я знаю, что его застрелили! – кричала Кэрол. – Ты думаешь, что я не знаю? Я возвращаюсь со свидания домой. Все полицейские Лос-Анджелеса собрались у моего дома. Соседи стоят вокруг, вытаращив глаза, и сообщают, что знаменитый режиссер застрелился на нашей улице. Ты считаешь, что совершенно не виновата в его смерти? Он проделал такой путь, только чтобы застрелиться здесь? А ты: никоим образом не причастия к этому?