Страница:
– Ей-богу, не знаю.
– Почему бы вам просто не исчезнуть?
– Это я и делаю в настоящее время. Нахожусь в процессе исчезновения. Но куда мне отсюда бежать? У меня нет денег, нет паспорта, никакого удостоверения личности. Официально я как бы не существую.
– Очень неприятная ситуация.
– Да уж. Может, оставим эту тему?
Он на мгновение отвернулся и не увидел, как она упала. У нее на ногах были черные кожаные ботинки на низком каблуке, и левый подвернулся на мокрых камнях узкой тропинки. Она охнула и упала, успев в последнее мгновение прижать обе руки к груди. Сумочка вылетела и упала впереди. Она что-то крикнула по-итальянски. Марко быстро склонился над ней.
– Лодыжка. – Она поморщилась от боли. Глаза ее повлажнели, хорошенькое лицо исказила гримаса.
Он осторожно поднял ее и донес до скамейки, затем вернулся за сумочкой.
– Оступилась, – повторяла она. – Простите. – Она изо всех сил старалась сдержать слезы, но без особого успеха.
– Все в порядке, не волнуйтесь, – сказал Марко, опустившись у ее ног на колени. – Можно дотронуться?
Она медленно приподняла левую ногу, но боль была непереносима.
– Не будем снимать ботинок, – сказал Марко, осторожно коснувшись его.
– Боюсь, перелом, – сказала Франческа, достала из сумочки платочек и вытерла глаза. Она тяжело дышала и сжимала зубы. – Извините меня.
– Все будет в порядке. – Марко оглянулся. Они были одни. Автобус, доставивший их к святому Луке, был практически пустой, и за последние минут десять они не видели ни единой живой души. – Я зайду в церковь, нам нужна помощь.
– Да, конечно.
– Не двигайтесь. Я тотчас вернусь. – Он похлопал ее по коленке, и она выдавила из себя улыбку. Он побежал и сам едва не упал. Прошел в самый конец церкви и никого там не увидел. Где же в церкви нечто, напоминающее офис? Где настоятель, администратор, главный священник? Кто тут главный? Он дважды обошел вокруг церкви и наконец увидел сторожа, он вышел из еле заметной двери в саду.
– Mi pud aiutare? – позвал он. – Вы мне не поможете?
Сторож посмотрел на него, но ничего не сказал. Марко был уверен, что высказался достаточно ясно. Он подошел ближе.
– La mia arnica si e fatta male. – Моя подруга нуждается в помощи.
– Dov'e? – спросил человек. – Где?
Марко показал рукой и сказал:
– Li, dietro alia chiesa. – Там, за церковью.
– Aspetti. – Подождите.
Он повернулся, подошел к двери и открыл ее.
– SI sbrighi, per favora – Пожалуйста, побыстрее.
Прошла минута-другая. Марко нервничал, ему хотелось броситься назад, посмотреть, что с Франческой. Если сломана кость, может последовать шок. Открылась другая дверь, побольше, что под купелью, из нее вышел мужчина в костюме, и вместе со сторожем они побежали.
– La mia arnica ё caduta, – сказал Марко. – Моя подруга упала.
– Где она? – спросил синьор на безукоризненном английском. Они срезали угол по выложенному кирпичом дворику, обходя нерастаявший снег.
– Сзади, за церковью, чуть ниже по склону. Она повредила лодыжку, боится, что это перелом. Нам может понадобиться санитарная машина.
У него за плечом синьор что-то сказал сторожу, который тут же исчез.
Франческа сидела на самом краю скамейки, пытаясь всеми силами сохранять достоинство. Она прижимала платочек ко рту и уняла слезы. Синьор не знал, как ее зовут, но он, очевидно, не раз видел ее в храме Святого Луки. Они заговорили между собой по-итальянски, и Марко почти ничего не понял.
Ботинок она так и не сняла, и было решено оставить его на ноге, чтобы она не распухла. Синьор – его звали Колетта – знал, как оказывать первую помощь. Он осмотрел колени и руки Франчески. Ссадины и царапины, но крови не было.
– Растяжение, – сказала она. – Не думаю, что это перелом.
– Санитарную машину придется ждать целую вечность, – сказал Колетта. – Я сам отвезу вас в больницу.
Где-то рядом просигналила машина. Сторож подогнал ее как можно ближе.
– Я попробую дойти сама, – храбро сказала Франческа, пытаясь встать.
– Не надо, мы вам поможем, – сказал Марко.
Оба взяли ее под локти и медленно поставили на ноги. Она скривилась от боли, когда тяжесть тела пришлась на левую ногу.
– Она не сломана. Просто растяжение, – упрямо повторила она и настояла на том, что дойдет сама. Они практически доволокли ее до машины.
Синьор Колетта усадил их на заднее сиденье, так, чтобы ее нога оказалась на коленях Марко в приподнятом положении, а спина опиралась бы о левую заднюю дверцу. Когда пассажиры устроились, он сел за руль и включил передачу. Они двинулись задним ходом по проезду, обсаженному кустарником, и выехали на узкую асфальтированную дорожку. И вскоре уже катили по шоссе вниз, к Болонье.
Франческа надела темные очки. Марко заметил кровь на ее левом колене. Он взял у нее платок и приложил к окровавленному месту.
– Спасибо, – шепотом сказала она. – Жаль, что я испортила вам день.
– Да будет вам. – Он улыбнулся.
Если вдуматься, это был лучший день в обществе Франчески. Падение смирило ее, сделало человечнее. Пробудило, наверное, вопреки воле искренние эмоции. Сделало возможным искренний физический контакт, когда один человек хочет помочь другому. Как бы открыло ему доступ в ее жизнь. Что бы ни произошло дальше, в больнице, а потом у нее дома, он хотя бы зайдет туда на минутку. В трудную минуту он стал ей нужен, хотя она явно к этому не стремилась.
Придерживая ее ногу и рассеянно глядя в окно машины, Марко понял, как горячо он истосковался по настоящим человеческим отношениям.
Ему был нужен друг, любой друг.
У подножия горы она обратилась к синьору Колетте:
– Я бы предпочла, чтобы вы отвезли меня домой.
Он посмотрел в зеркало заднего вида.
– Мне кажется, вам нужно показаться доктору.
– Может быть, потом. Я немного отдохну и посмотрю, что будет. – Она приняла решение, спорить было бесполезно.
Марко хотел дать какой-то совет, но сдержался. Ему хотелось увидеть, где она живет.
– Ну что ж, – сказал синьор Колетта.
– Я живу на улице Минцони, неподалеку от вокзала.
Марко про себя улыбнулся, довольный, что знает эту улицу. Он представил ее на туристической карте, у северного края старого города, – приятный район, но с не очень высокой арендной платой. Он гулял там однажды. Именно там он нашел кофейный бар, открытый с раннего утра, – в этом месте улица выходила на площадь деи Мартири. Пока они мчались по периметру старого города, Марко разглядывал указатели с названиями улиц, отмечал перекрестки и в каждый момент точно знал, где они находятся.
Во время поездки никто не проронил ни слова. Ее нога по-прежнему лежала у него на коленях, ее стильный, но довольно поношенный ботинок немного испачкал его шерстяные брюки. Однако сейчас это его нисколько не беспокоило. Когда машина свернула на улицу Минцони, она сказала:
– Через два квартала с правой стороны. – И вскоре добавила: – Чуть-чуть вперед. Там есть место за зеленой "БМВ".
Они осторожно помогли ей подняться и выйти из машины на тротуар, там она на мгновение высвободилась и попробовала сделать шаг сама. Но лодыжка подвернулась, и они едва успели ее подхватить.
– Я живу на втором этаже, – выдавила она с трудом.
В доме оказалось восемь квартир. Марко внимательно наблюдал, когда она нажала кнопку рядом с табличкой, на которой значилось: "Джованни Ферро". Ответила ей женщина.
– Франческа, – сказала спутница Марко, и замок щелкнул. Они вошли в изрядно обшарпанный полутемный подъезд. Справа был лифт с открытой дверцей. Все трое едва в нем поместились. – Я себя вполне нормально чувствую, – сказала она, явно пытаясь избавиться и от Марко, и от синьора Колетты.
– Надо приложить лед, – сказал Марко, когда лифт пополз вверх.
Лифт с шумом остановился, неторопливо раздвинулись дверцы, и они вышли. Мужчины по-прежнему держали Франческу за локти. Квартира была в двух шагах от лифта, и, подведя ее к двери, синьор Колетта начал прощаться.
– Мне очень жаль, что так случилось, – сказал он. – Если придет счет из больницы, пожалуйста, позвоните мне.
– Зачем, вы и так были столь добры. Я вам очень признательна.
– Спасибо, – сказал Марко, не отпуская локоть Франчески.
Он нажал кнопку звонка, а синьор Колетта тем временем скрылся в кабинке лифта. Она высвободилась и сказала:
– Все в порядке, Марко. Отсюда я доберусь сама. Сегодня у нас дежурит моя мать.
Он надеялся, что его пригласят зайти, но навязываться не собирался. В том, что касалось его, он сделал все, что мог, и узнал гораздо больше, чем рассчитывал. Он улыбнулся, отпустил ее руку и готов был попрощаться, когда за ее дверью резко щелкнул замок. Она повернулась к двери и непроизвольно перенесла тяжесть тела на больную ногу. Лодыжка снова подвернулась, и она вскрикнула, потянувшись к нему в поисках опоры.
Дверь открылась в то мгновение, когда она потеряла сознание.
– Ghiaccio, ghiaccio. – Лед, принесите лед.
Мать неохотно ушла на кухню.
Когда она вернулась с мокрым полотенцем и пластиковым мешочком со льдом, Франческа пришла в себя.
– Вы потеряли сознание, – сказал Марко, склонившись над ней.
Она сжала его руку и испуганно огляделась.
– Chi ё? – подозрительно спросила мать. – Кто он такой?
– Un amico. – Друг.
Он провел по ее лицу влажным полотенцем, и она быстро пришла в себя. На самом стремительном итальянском, какой ему доводилось слышать, она рассказала матери о том, что произошло. От пулеметных очередей их разговора у него кружилась голова, он безуспешно пытался ухватиться хотя бы за единственное понятное слово, но вскоре махнул на это рукой. Внезапно синьора Алтонелли улыбнулась и одобрительно похлопала его по плечу. Добрый парень.
Когда она вышла, Франческа сказала:
– Она сейчас приготовит кофе.
– Замечательно. – Он пододвинул к дивану стул и сел. – Нужно приложить лед к ноге.
– Да, конечно.
Оба посмотрели на ее ботинки.
– Может быть, снимете?
– Конечно. – Он расстегнул молнию на правом ботинке и снял его, как будто была повреждена и эта нога. С левой он действовал гораздо медленнее, осторожнее. Каждое движение, даже самое незначительное, причиняло ей боль, и он спросил: – Может, снимете сами?
– Нет, пожалуйста, продолжайте.
Молния застряла точно на лодыжке. Нога так распухла, что снять ботинок оказалось нелегко. Прошло несколько минут осторожных движений, больная стиснула зубы от боли, и наконец ботинок удалось снять.
На ней были черные чулки. Марко посоветовал снять их тоже.
– Да, конечно. – Вернулась мать и выпалила что-то по-итальянски. – Вы не могли бы выйти на кухню? – попросила Франческа.
Кухонька оказалась крохотная, но отлично отделанная по-современному – хром и стекло, ни квадратного сантиметра не пропало зря. Кофеварка новейшей конструкции урчала на столике. Стены в углу над небольшим столиком для завтрака были увешаны яркими абстрактными картинками. Он ждал и прислушивался к тому, что происходит в гостиной. Мать и дочь говорили одновременно.
Они сняли чулки, не причинив ей боли. Когда Марко вернулся в гостиную, синьора Алтонелли обкладывала льдом лодыжку.
– Мама говорит, перелома нет, – сказала Франческа. – Она много лет проработала в больнице.
– Она живет в Болонье?
– В Имоле, это совсем недалеко.
Он хорошо знал, где это, хотя в основном по карте.
– Думаю, мне пора идти, – сказал он вопреки желанию, но почувствовав, что вторгся на чужую территорию.
– Мне кажется, что вам сначала нужно выпить чашечку кофе, – возразила Франческа.
Мать снова вышла на кухню.
– Я чувствую, что мешаю.
– Нисколько, прошу вас, после всего, что вы для меня сделали.
Мать вернулась со стаканом воды и двумя таблетками. Франческа проглотила их и приподнялась на подушке. Что-то еще сказала матери, потом посмотрела на него.
– У нас в холодильнике есть шоколадный торт. Хотите?
– Спасибо.
Мать снова вышла, она явно была довольна тем, что у нее появилось, за кем ухаживать и кого кормить. Марко сел на стул.
– Болит?
– Увы, да. – Она улыбнулась. – Я не умею врать. Очень больно.
Он не знал, что сказать, и решил вернуться к тому, что их связывало.
– Все произошло так быстро, – заметил он.
Несколько минут они обсуждали случившееся. Затем замолчали. Она закрыла глаза и, похоже, задремала. Марко скрестил руки на груди и принялся разглядывать большую, очень странную картину, занимавшую чуть ли не всю стену.
Здание старинное, но внутри Франческа и ее муж сражались со стариной, как решительные модернисты. Мебель низкая, черная гладкая кожа в сверкающем металлическом обрамлении, четкие геометрические формы. Стены буквально увешаны недоступными его пониманию картинами современных художников.
– Луиджи мы об этом не расскажем, – шепотом сказала она.
– Почему?
Она на мгновение заколебалась.
– Он платит мне двести евро в неделю за уроки с вами и полагает, что это слишком много. Мы спорим по этому поводу. Он пригрозил найти вам другого преподавателя. Честно говоря, мне нужны деньги. Я сейчас на двух работах, потому что у туристов все еще мертвый сезон. Через месяц все должно измениться, когда туристы из Европы хлынут на юг, но пока я зарабатываю недостаточно.
Отстраненность и неприступность Франчески исчезли. Он не мог поверить, что теперь она кажется беззащитной и даже уязвимой. Женщина выглядела напуганной, и он был готов на все, чтобы помочь ей.
– Я уверена, – продолжала она, – что он откажется от моих услуг, если я пропущу несколько дней.
– Но вам придется пропустить несколько дней. – Марко посмотрел на лед, которым была обложена ее лодыжка.
– Сможем ли мы это скрыть? Я ведь скоро смогу ходить, верно?
– Мы можем попробовать, но Луиджи трудно обмануть. Он постоянно следит за мной. Завтра я скажусь больным, а послезавтра мы что-нибудь придумаем. Нельзя ли заниматься у вас?
– Нет. Здесь мой муж.
Марко невольно оглянулся.
– Здесь?
– В спальне. Он очень болен. Рак в последней стадии. Моя мать сидит с ним, когда я занята на работе. Медсестра из хосписа приходит каждый день делать уколы.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Не беспокойтесь из-за Луиджи. Я скажу ему, что мне очень нравится ваш метод преподавания, и откажусь заниматься с кем-либо другим.
– Но ведь это неправда.
– Самую малость.
Вошла синьора Алтонелли с подносом, поставила его на ярко-красный кофейный столик в центре комнаты и начала разрезать торт. Франческа взяла только кофе. Марко очень медленно жевал торт и отпивал кофе такими маленькими глотками, словно это была последняя чашка кофе в его жизни. Когда синьора Алтонелли предложила еще кусок торта и еще чашку кофе, он, как бы нехотя, согласился.
Марко задержался почти на час. Спускаясь на лифте, он вдруг понял, что из комнаты Джованни Ферро не донеслось ни единого звука.
Глава 23
– Почему бы вам просто не исчезнуть?
– Это я и делаю в настоящее время. Нахожусь в процессе исчезновения. Но куда мне отсюда бежать? У меня нет денег, нет паспорта, никакого удостоверения личности. Официально я как бы не существую.
– Очень неприятная ситуация.
– Да уж. Может, оставим эту тему?
Он на мгновение отвернулся и не увидел, как она упала. У нее на ногах были черные кожаные ботинки на низком каблуке, и левый подвернулся на мокрых камнях узкой тропинки. Она охнула и упала, успев в последнее мгновение прижать обе руки к груди. Сумочка вылетела и упала впереди. Она что-то крикнула по-итальянски. Марко быстро склонился над ней.
– Лодыжка. – Она поморщилась от боли. Глаза ее повлажнели, хорошенькое лицо исказила гримаса.
Он осторожно поднял ее и донес до скамейки, затем вернулся за сумочкой.
– Оступилась, – повторяла она. – Простите. – Она изо всех сил старалась сдержать слезы, но без особого успеха.
– Все в порядке, не волнуйтесь, – сказал Марко, опустившись у ее ног на колени. – Можно дотронуться?
Она медленно приподняла левую ногу, но боль была непереносима.
– Не будем снимать ботинок, – сказал Марко, осторожно коснувшись его.
– Боюсь, перелом, – сказала Франческа, достала из сумочки платочек и вытерла глаза. Она тяжело дышала и сжимала зубы. – Извините меня.
– Все будет в порядке. – Марко оглянулся. Они были одни. Автобус, доставивший их к святому Луке, был практически пустой, и за последние минут десять они не видели ни единой живой души. – Я зайду в церковь, нам нужна помощь.
– Да, конечно.
– Не двигайтесь. Я тотчас вернусь. – Он похлопал ее по коленке, и она выдавила из себя улыбку. Он побежал и сам едва не упал. Прошел в самый конец церкви и никого там не увидел. Где же в церкви нечто, напоминающее офис? Где настоятель, администратор, главный священник? Кто тут главный? Он дважды обошел вокруг церкви и наконец увидел сторожа, он вышел из еле заметной двери в саду.
– Mi pud aiutare? – позвал он. – Вы мне не поможете?
Сторож посмотрел на него, но ничего не сказал. Марко был уверен, что высказался достаточно ясно. Он подошел ближе.
– La mia arnica si e fatta male. – Моя подруга нуждается в помощи.
– Dov'e? – спросил человек. – Где?
Марко показал рукой и сказал:
– Li, dietro alia chiesa. – Там, за церковью.
– Aspetti. – Подождите.
Он повернулся, подошел к двери и открыл ее.
– SI sbrighi, per favora – Пожалуйста, побыстрее.
Прошла минута-другая. Марко нервничал, ему хотелось броситься назад, посмотреть, что с Франческой. Если сломана кость, может последовать шок. Открылась другая дверь, побольше, что под купелью, из нее вышел мужчина в костюме, и вместе со сторожем они побежали.
– La mia arnica ё caduta, – сказал Марко. – Моя подруга упала.
– Где она? – спросил синьор на безукоризненном английском. Они срезали угол по выложенному кирпичом дворику, обходя нерастаявший снег.
– Сзади, за церковью, чуть ниже по склону. Она повредила лодыжку, боится, что это перелом. Нам может понадобиться санитарная машина.
У него за плечом синьор что-то сказал сторожу, который тут же исчез.
Франческа сидела на самом краю скамейки, пытаясь всеми силами сохранять достоинство. Она прижимала платочек ко рту и уняла слезы. Синьор не знал, как ее зовут, но он, очевидно, не раз видел ее в храме Святого Луки. Они заговорили между собой по-итальянски, и Марко почти ничего не понял.
Ботинок она так и не сняла, и было решено оставить его на ноге, чтобы она не распухла. Синьор – его звали Колетта – знал, как оказывать первую помощь. Он осмотрел колени и руки Франчески. Ссадины и царапины, но крови не было.
– Растяжение, – сказала она. – Не думаю, что это перелом.
– Санитарную машину придется ждать целую вечность, – сказал Колетта. – Я сам отвезу вас в больницу.
Где-то рядом просигналила машина. Сторож подогнал ее как можно ближе.
– Я попробую дойти сама, – храбро сказала Франческа, пытаясь встать.
– Не надо, мы вам поможем, – сказал Марко.
Оба взяли ее под локти и медленно поставили на ноги. Она скривилась от боли, когда тяжесть тела пришлась на левую ногу.
– Она не сломана. Просто растяжение, – упрямо повторила она и настояла на том, что дойдет сама. Они практически доволокли ее до машины.
Синьор Колетта усадил их на заднее сиденье, так, чтобы ее нога оказалась на коленях Марко в приподнятом положении, а спина опиралась бы о левую заднюю дверцу. Когда пассажиры устроились, он сел за руль и включил передачу. Они двинулись задним ходом по проезду, обсаженному кустарником, и выехали на узкую асфальтированную дорожку. И вскоре уже катили по шоссе вниз, к Болонье.
Франческа надела темные очки. Марко заметил кровь на ее левом колене. Он взял у нее платок и приложил к окровавленному месту.
– Спасибо, – шепотом сказала она. – Жаль, что я испортила вам день.
– Да будет вам. – Он улыбнулся.
Если вдуматься, это был лучший день в обществе Франчески. Падение смирило ее, сделало человечнее. Пробудило, наверное, вопреки воле искренние эмоции. Сделало возможным искренний физический контакт, когда один человек хочет помочь другому. Как бы открыло ему доступ в ее жизнь. Что бы ни произошло дальше, в больнице, а потом у нее дома, он хотя бы зайдет туда на минутку. В трудную минуту он стал ей нужен, хотя она явно к этому не стремилась.
Придерживая ее ногу и рассеянно глядя в окно машины, Марко понял, как горячо он истосковался по настоящим человеческим отношениям.
Ему был нужен друг, любой друг.
У подножия горы она обратилась к синьору Колетте:
– Я бы предпочла, чтобы вы отвезли меня домой.
Он посмотрел в зеркало заднего вида.
– Мне кажется, вам нужно показаться доктору.
– Может быть, потом. Я немного отдохну и посмотрю, что будет. – Она приняла решение, спорить было бесполезно.
Марко хотел дать какой-то совет, но сдержался. Ему хотелось увидеть, где она живет.
– Ну что ж, – сказал синьор Колетта.
– Я живу на улице Минцони, неподалеку от вокзала.
Марко про себя улыбнулся, довольный, что знает эту улицу. Он представил ее на туристической карте, у северного края старого города, – приятный район, но с не очень высокой арендной платой. Он гулял там однажды. Именно там он нашел кофейный бар, открытый с раннего утра, – в этом месте улица выходила на площадь деи Мартири. Пока они мчались по периметру старого города, Марко разглядывал указатели с названиями улиц, отмечал перекрестки и в каждый момент точно знал, где они находятся.
Во время поездки никто не проронил ни слова. Ее нога по-прежнему лежала у него на коленях, ее стильный, но довольно поношенный ботинок немного испачкал его шерстяные брюки. Однако сейчас это его нисколько не беспокоило. Когда машина свернула на улицу Минцони, она сказала:
– Через два квартала с правой стороны. – И вскоре добавила: – Чуть-чуть вперед. Там есть место за зеленой "БМВ".
Они осторожно помогли ей подняться и выйти из машины на тротуар, там она на мгновение высвободилась и попробовала сделать шаг сама. Но лодыжка подвернулась, и они едва успели ее подхватить.
– Я живу на втором этаже, – выдавила она с трудом.
В доме оказалось восемь квартир. Марко внимательно наблюдал, когда она нажала кнопку рядом с табличкой, на которой значилось: "Джованни Ферро". Ответила ей женщина.
– Франческа, – сказала спутница Марко, и замок щелкнул. Они вошли в изрядно обшарпанный полутемный подъезд. Справа был лифт с открытой дверцей. Все трое едва в нем поместились. – Я себя вполне нормально чувствую, – сказала она, явно пытаясь избавиться и от Марко, и от синьора Колетты.
– Надо приложить лед, – сказал Марко, когда лифт пополз вверх.
Лифт с шумом остановился, неторопливо раздвинулись дверцы, и они вышли. Мужчины по-прежнему держали Франческу за локти. Квартира была в двух шагах от лифта, и, подведя ее к двери, синьор Колетта начал прощаться.
– Мне очень жаль, что так случилось, – сказал он. – Если придет счет из больницы, пожалуйста, позвоните мне.
– Зачем, вы и так были столь добры. Я вам очень признательна.
– Спасибо, – сказал Марко, не отпуская локоть Франчески.
Он нажал кнопку звонка, а синьор Колетта тем временем скрылся в кабинке лифта. Она высвободилась и сказала:
– Все в порядке, Марко. Отсюда я доберусь сама. Сегодня у нас дежурит моя мать.
Он надеялся, что его пригласят зайти, но навязываться не собирался. В том, что касалось его, он сделал все, что мог, и узнал гораздо больше, чем рассчитывал. Он улыбнулся, отпустил ее руку и готов был попрощаться, когда за ее дверью резко щелкнул замок. Она повернулась к двери и непроизвольно перенесла тяжесть тела на больную ногу. Лодыжка снова подвернулась, и она вскрикнула, потянувшись к нему в поисках опоры.
Дверь открылась в то мгновение, когда она потеряла сознание.
* * *
Мать Франчески, синьора Алтонелли, дама за семьдесят, совсем не говорившая по-английски, в первые минуты неразберихи подумала, что Марко каким-то образом виноват в том, что пострадала ее дочь. Его сбивчивый итальянский не помог, особенно в минуту волнения. Он донес Франческу до дивана, приподнял ее ногу и как можно более внятно сказал:– Ghiaccio, ghiaccio. – Лед, принесите лед.
Мать неохотно ушла на кухню.
Когда она вернулась с мокрым полотенцем и пластиковым мешочком со льдом, Франческа пришла в себя.
– Вы потеряли сознание, – сказал Марко, склонившись над ней.
Она сжала его руку и испуганно огляделась.
– Chi ё? – подозрительно спросила мать. – Кто он такой?
– Un amico. – Друг.
Он провел по ее лицу влажным полотенцем, и она быстро пришла в себя. На самом стремительном итальянском, какой ему доводилось слышать, она рассказала матери о том, что произошло. От пулеметных очередей их разговора у него кружилась голова, он безуспешно пытался ухватиться хотя бы за единственное понятное слово, но вскоре махнул на это рукой. Внезапно синьора Алтонелли улыбнулась и одобрительно похлопала его по плечу. Добрый парень.
Когда она вышла, Франческа сказала:
– Она сейчас приготовит кофе.
– Замечательно. – Он пододвинул к дивану стул и сел. – Нужно приложить лед к ноге.
– Да, конечно.
Оба посмотрели на ее ботинки.
– Может быть, снимете?
– Конечно. – Он расстегнул молнию на правом ботинке и снял его, как будто была повреждена и эта нога. С левой он действовал гораздо медленнее, осторожнее. Каждое движение, даже самое незначительное, причиняло ей боль, и он спросил: – Может, снимете сами?
– Нет, пожалуйста, продолжайте.
Молния застряла точно на лодыжке. Нога так распухла, что снять ботинок оказалось нелегко. Прошло несколько минут осторожных движений, больная стиснула зубы от боли, и наконец ботинок удалось снять.
На ней были черные чулки. Марко посоветовал снять их тоже.
– Да, конечно. – Вернулась мать и выпалила что-то по-итальянски. – Вы не могли бы выйти на кухню? – попросила Франческа.
Кухонька оказалась крохотная, но отлично отделанная по-современному – хром и стекло, ни квадратного сантиметра не пропало зря. Кофеварка новейшей конструкции урчала на столике. Стены в углу над небольшим столиком для завтрака были увешаны яркими абстрактными картинками. Он ждал и прислушивался к тому, что происходит в гостиной. Мать и дочь говорили одновременно.
Они сняли чулки, не причинив ей боли. Когда Марко вернулся в гостиную, синьора Алтонелли обкладывала льдом лодыжку.
– Мама говорит, перелома нет, – сказала Франческа. – Она много лет проработала в больнице.
– Она живет в Болонье?
– В Имоле, это совсем недалеко.
Он хорошо знал, где это, хотя в основном по карте.
– Думаю, мне пора идти, – сказал он вопреки желанию, но почувствовав, что вторгся на чужую территорию.
– Мне кажется, что вам сначала нужно выпить чашечку кофе, – возразила Франческа.
Мать снова вышла на кухню.
– Я чувствую, что мешаю.
– Нисколько, прошу вас, после всего, что вы для меня сделали.
Мать вернулась со стаканом воды и двумя таблетками. Франческа проглотила их и приподнялась на подушке. Что-то еще сказала матери, потом посмотрела на него.
– У нас в холодильнике есть шоколадный торт. Хотите?
– Спасибо.
Мать снова вышла, она явно была довольна тем, что у нее появилось, за кем ухаживать и кого кормить. Марко сел на стул.
– Болит?
– Увы, да. – Она улыбнулась. – Я не умею врать. Очень больно.
Он не знал, что сказать, и решил вернуться к тому, что их связывало.
– Все произошло так быстро, – заметил он.
Несколько минут они обсуждали случившееся. Затем замолчали. Она закрыла глаза и, похоже, задремала. Марко скрестил руки на груди и принялся разглядывать большую, очень странную картину, занимавшую чуть ли не всю стену.
Здание старинное, но внутри Франческа и ее муж сражались со стариной, как решительные модернисты. Мебель низкая, черная гладкая кожа в сверкающем металлическом обрамлении, четкие геометрические формы. Стены буквально увешаны недоступными его пониманию картинами современных художников.
– Луиджи мы об этом не расскажем, – шепотом сказала она.
– Почему?
Она на мгновение заколебалась.
– Он платит мне двести евро в неделю за уроки с вами и полагает, что это слишком много. Мы спорим по этому поводу. Он пригрозил найти вам другого преподавателя. Честно говоря, мне нужны деньги. Я сейчас на двух работах, потому что у туристов все еще мертвый сезон. Через месяц все должно измениться, когда туристы из Европы хлынут на юг, но пока я зарабатываю недостаточно.
Отстраненность и неприступность Франчески исчезли. Он не мог поверить, что теперь она кажется беззащитной и даже уязвимой. Женщина выглядела напуганной, и он был готов на все, чтобы помочь ей.
– Я уверена, – продолжала она, – что он откажется от моих услуг, если я пропущу несколько дней.
– Но вам придется пропустить несколько дней. – Марко посмотрел на лед, которым была обложена ее лодыжка.
– Сможем ли мы это скрыть? Я ведь скоро смогу ходить, верно?
– Мы можем попробовать, но Луиджи трудно обмануть. Он постоянно следит за мной. Завтра я скажусь больным, а послезавтра мы что-нибудь придумаем. Нельзя ли заниматься у вас?
– Нет. Здесь мой муж.
Марко невольно оглянулся.
– Здесь?
– В спальне. Он очень болен. Рак в последней стадии. Моя мать сидит с ним, когда я занята на работе. Медсестра из хосписа приходит каждый день делать уколы.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Не беспокойтесь из-за Луиджи. Я скажу ему, что мне очень нравится ваш метод преподавания, и откажусь заниматься с кем-либо другим.
– Но ведь это неправда.
– Самую малость.
Вошла синьора Алтонелли с подносом, поставила его на ярко-красный кофейный столик в центре комнаты и начала разрезать торт. Франческа взяла только кофе. Марко очень медленно жевал торт и отпивал кофе такими маленькими глотками, словно это была последняя чашка кофе в его жизни. Когда синьора Алтонелли предложила еще кусок торта и еще чашку кофе, он, как бы нехотя, согласился.
Марко задержался почти на час. Спускаясь на лифте, он вдруг понял, что из комнаты Джованни Ферро не донеслось ни единого звука.
Глава 23
Главное разведывательное ведомство красного Китая – министерство государственной безопасности, или МГБ, для осуществления убийств по всему свету использовало небольшие, хорошо подготовленные отряды, в основном так же, как действовали русские, израильтяне, англичане и американцы.
Но одно существенное различие состояло в том, что китайцы прибегали к услугам одной только группы. Вместо того, чтобы распределять грязную работу, как делали другие страны, МГБ прежде всего поручало ее молодому человеку, за действиями которого ЦРУ и МОССАД с восхищением следили в течение нескольких лет. Звали его Сэмми Тин, он был отпрыском дипломатической супружеской пары, которую, по слухам, специально отобрали для произведения потомства. Если какого-либо тайного агента когда-нибудь клонировали в столь совершенном виде, то это, несомненно, был Сэмми Тин. Он родился в Нью-Йорке, вырос в предместье Вашингтона, округ Колумбия, учился у частных преподавателей, которые буквально бомбардировали его иностранными языками с той минуты, как он вышел из пеленок. В шестнадцать лет он поступил в университет Мэриленда, в двадцать один окончил его с двумя дипломами, затем овладевал инженерными науками в Гамбурге, в Германии. В какой-то момент он увлекся конструированием и сборкой бомб, что стало его настоящим хобби и подлинной страстью. Более всего его занимали управляемые взрывчатые устройства в необычной упаковке – конверты, бумажные стаканчики, шариковые ручки, пачки сигарет. Он был отличным стрелком, но огнестрельное оружие казалось ему средством примитивным и скучным. Сэмми Тин был влюблен в свои бомбы.
Дальше под вымышленным именем он изучал химию в Токио и там овладел искусством убийства с помощью ядов. К двадцати четырем годам он был известен под дюжиной разных имен, знал столько же языков и переходил границы в разных обличьях, имея наготове целый набор паспортов. Он с легкостью мог убедить любого таможенника в любой части света, что он японец, кореец или тайванец.
Для завершения образования он провел суровый год подготовки в одной из элитных частей китайской армии. Он научился разбивать палатку, готовить на костре, переходить бурные реки, выживать в океане и многие дни проводить в пустыне. Когда ему исполнилось двадцать шесть, МГБ сочло, что молодому человеку уже хватит учиться. Пора начинать убивать.
Насколько могли судить в Лэнгли, свой поразительный счет убийствам он начал с ликвидации трех ученых из красного Китая, которые установили слишком дружеские отношения с русскими. Он разделался с ними во время обеда в московском ресторане. Пока их телохранители дежурили у входа, одной из жертв перерезали горло в мужском туалете, когда он стоял у писсуара. Тело обнаружили лишь час спустя – каким-то образом его втиснули в небольшой бак для мусора. Второй совершил ошибку, заволновавшись, куда пропал первый. Он отправился в туалет, где его ждал Сэмми, переодевшийся в форму служителя. Несчастного нашли связанным по рукам и ногам, причем голова его оказалась в сливном отверстии. Третий погиб несколько секунд спустя за столиком, где сидел в одиночестве, обеспокоенный долгим отсутствием своих коллег. Человек в форме официанта быстро прошел мимо столика, незаметно вонзив дротик ему в шею.
Убийства нельзя было назвать иначе, как грязными. Слишком много крови, слишком много свидетелей. Бегство было чистой лотереей, но Сэмми сумел улизнуть незамеченным через кухню. Когда вызвали охранников, он уже удалялся по переулку за рестораном. Он растворился в ночном городе, поймал такси и через двадцать минут уже входил в китайское посольство. На следующий день он вышел из самолета в Пекине, тихо отметив свой первый успех.
Дерзость убийства потрясла мир разведки. Агентства многих стран пытались установить, чьих рук это дело. Уж больно оно отличалось от обычного образа действий китайцев, когда те ликвидировали своих врагов. Они славились терпением, дисциплиной, умением ждать бесконечно долго, пока не наступал подходящий момент. Они шли по пятам жертвы, пока она не лишалась способности сопротивляться. Или же меняли план, выжидая, когда представится подходящий момент.
После нового убийства, несколько месяцев спустя в Берлине, родилась легенда Сэмми Тина. Некий французский чиновник передал секретные материалы, касавшиеся мобильного радара, которые оказались подложными. Он упал с балкона четырнадцатого этажа гостиницы, где снимал номер, и приземлился возле плавательного бассейна на глазах у множества постояльцев, загоравших на солнце. И снова убийство было слишком уж открытым.
В Лондоне Сэмми проломил череп жертвы мобильным телефоном. Перебежчик, прятавшийся в нью-йоркском Чайна-тауне, лишился половины лица, когда у него в руках взорвалась пачка сигарет. В этом потайном мире Сэмми приписывали множество и куда более драматических убийств. Легенда быстро обрастала новыми подвигами. Хотя в его команду входили четыре или пять верных помощников, он часто действовал в одиночку. Он потерял одного человека в Сингапуре, когда намеченная жертва появилась вдруг с целой группой вооруженных друзей. Это была редкая в его практике неудача, и он извлек из нее урок: действовать скрытно, быстро наносить удар и держать рядом как можно меньше помощников.
По мере взросления Сэмми стал действовать не столь театрально, не столь жестоко и гораздо более скрытно. В тридцать три года он стал одним из самых грозных тайных агентов в мире. ЦРУ тратило громадные деньги, пытаясь выйти на его след. Они знали, что он безвылазно сидел в Пекине в своей роскошной квартире. Когда он уехал, им удалось проследить его до Гонконга. Когда Сэмми сел в самолет, следовавший беспосадочным рейсом до Лондона, на ноги был поставлен Интерпол. Но там он поменял паспорт и в последнюю минуту вылетел в Милан самолетом "Алиталии".
Интерполу оставалось только наблюдать. Сэмми Тин часто летал с дипломатическим паспортом. Он не был обычным преступником, это был агент, дипломат, бизнесмен, профессор – в зависимости от того, за кого в данный момент хотел себя выдать.
В аэропорту Мальпенса в Милане его ждала машина, и вскоре он исчез в этом огромном городе. По данным ЦРУ, последний раз он был в Италии четыре с половиной года назад.
В целом весь антураж казался искусственным. Хотя и тщательно скомпонованным. У Стефано было достаточно времени, чтобы изучить своего клиента, пока он в полном молчании вез его из аэропорта, куда мистер Элия с помощником прибыл на частном самолете, в центр Болоньи. Они расположились на заднем сиденье черного "мерседеса", что было одним из условий мистера Элии, а водитель и помощник, который, видимо, говорил только по-арабски, сидели впереди и молчали. Мистер Элия сносно изъяснялся по-английски, быстрыми очередями, за которыми, как правило, следовало несколько фраз по-арабски, обращенных к помощнику, который был обязан записывать каждое слово хозяина.
Минут через десять Стефано уже начал молить Бога, чтобы они управились до ленча.
Первая квартира, которую он им показал, находилась неподалеку от университета, куда вскоре изучать медицину должен был прибыть сын мистера Элии. Четыре комнаты на втором этаже, без лифта, прочный старинный дом, квартира, со вкусом меблированная, разумеется, чересчур роскошная для студента – 1800 евро в месяц, аренда на один год, оплата счетов отдельно. Мистер Элия хмурился с таким видом, будто его испорченному сыну нужно что-то пороскошнее. Помощник тоже хмурился. Они хмурились, спускаясь по лестнице, хмурились в машине и не проронили ни слова, пока водитель не сделал вторую остановку.
Квартира была на улице Реморселла, в одном квартале на запад от улицы Фондацца. Она оказалась гораздо более просторной, чем первая, с кухней размером с чулан для половой щетки, плохо обставлена, с плохим видом из окна и минутах в двадцати пешком от университета, стоила 2600 евро, да к тому же в ней ощущался какой-то странный запах. Оба клиента перестали хмуриться, квартира им понравилась.
– Прекрасно, – сказал мистер Элия, и Стефано облегченно вздохнул. Если повезет, его не попросят развлекать их за ленчем. К тому же он заработал большие комиссионные.
Они поспешили в контору Стефано, где все было оформлено с рекордной скоростью. Мистер Элия – занятой человек, он спешит на деловую встречу в Риме, и если все документы на аренду не будут подготовлены здесь и сразу, то все отменяется, потому что ждать он не будет!
Черный "мерседес" доставил их обратно в аэропорт, где ошеломленный и выбившийся из сил Стефано поблагодарил клиентов, пожелал им счастливого пути и уехал, не замешкавшись ни на секунду. Мистер Элия с помощником направились по летному полю к ожидавшему их самолету и скрылись внутри. Дверца за ними захлопнулась.
Но самолет не сдвинулся с места. В кабине мистер Элия и его помощник скинули деловые костюмы и переоделись в самую заурядную одежду. Провели совещание с тремя другими членами группы. Выждав около часа, они покинули самолет, отправили немалый багаж на частный терминал и сели в поджидавшие их микроавтобусы.
Но одно существенное различие состояло в том, что китайцы прибегали к услугам одной только группы. Вместо того, чтобы распределять грязную работу, как делали другие страны, МГБ прежде всего поручало ее молодому человеку, за действиями которого ЦРУ и МОССАД с восхищением следили в течение нескольких лет. Звали его Сэмми Тин, он был отпрыском дипломатической супружеской пары, которую, по слухам, специально отобрали для произведения потомства. Если какого-либо тайного агента когда-нибудь клонировали в столь совершенном виде, то это, несомненно, был Сэмми Тин. Он родился в Нью-Йорке, вырос в предместье Вашингтона, округ Колумбия, учился у частных преподавателей, которые буквально бомбардировали его иностранными языками с той минуты, как он вышел из пеленок. В шестнадцать лет он поступил в университет Мэриленда, в двадцать один окончил его с двумя дипломами, затем овладевал инженерными науками в Гамбурге, в Германии. В какой-то момент он увлекся конструированием и сборкой бомб, что стало его настоящим хобби и подлинной страстью. Более всего его занимали управляемые взрывчатые устройства в необычной упаковке – конверты, бумажные стаканчики, шариковые ручки, пачки сигарет. Он был отличным стрелком, но огнестрельное оружие казалось ему средством примитивным и скучным. Сэмми Тин был влюблен в свои бомбы.
Дальше под вымышленным именем он изучал химию в Токио и там овладел искусством убийства с помощью ядов. К двадцати четырем годам он был известен под дюжиной разных имен, знал столько же языков и переходил границы в разных обличьях, имея наготове целый набор паспортов. Он с легкостью мог убедить любого таможенника в любой части света, что он японец, кореец или тайванец.
Для завершения образования он провел суровый год подготовки в одной из элитных частей китайской армии. Он научился разбивать палатку, готовить на костре, переходить бурные реки, выживать в океане и многие дни проводить в пустыне. Когда ему исполнилось двадцать шесть, МГБ сочло, что молодому человеку уже хватит учиться. Пора начинать убивать.
Насколько могли судить в Лэнгли, свой поразительный счет убийствам он начал с ликвидации трех ученых из красного Китая, которые установили слишком дружеские отношения с русскими. Он разделался с ними во время обеда в московском ресторане. Пока их телохранители дежурили у входа, одной из жертв перерезали горло в мужском туалете, когда он стоял у писсуара. Тело обнаружили лишь час спустя – каким-то образом его втиснули в небольшой бак для мусора. Второй совершил ошибку, заволновавшись, куда пропал первый. Он отправился в туалет, где его ждал Сэмми, переодевшийся в форму служителя. Несчастного нашли связанным по рукам и ногам, причем голова его оказалась в сливном отверстии. Третий погиб несколько секунд спустя за столиком, где сидел в одиночестве, обеспокоенный долгим отсутствием своих коллег. Человек в форме официанта быстро прошел мимо столика, незаметно вонзив дротик ему в шею.
Убийства нельзя было назвать иначе, как грязными. Слишком много крови, слишком много свидетелей. Бегство было чистой лотереей, но Сэмми сумел улизнуть незамеченным через кухню. Когда вызвали охранников, он уже удалялся по переулку за рестораном. Он растворился в ночном городе, поймал такси и через двадцать минут уже входил в китайское посольство. На следующий день он вышел из самолета в Пекине, тихо отметив свой первый успех.
Дерзость убийства потрясла мир разведки. Агентства многих стран пытались установить, чьих рук это дело. Уж больно оно отличалось от обычного образа действий китайцев, когда те ликвидировали своих врагов. Они славились терпением, дисциплиной, умением ждать бесконечно долго, пока не наступал подходящий момент. Они шли по пятам жертвы, пока она не лишалась способности сопротивляться. Или же меняли план, выжидая, когда представится подходящий момент.
После нового убийства, несколько месяцев спустя в Берлине, родилась легенда Сэмми Тина. Некий французский чиновник передал секретные материалы, касавшиеся мобильного радара, которые оказались подложными. Он упал с балкона четырнадцатого этажа гостиницы, где снимал номер, и приземлился возле плавательного бассейна на глазах у множества постояльцев, загоравших на солнце. И снова убийство было слишком уж открытым.
В Лондоне Сэмми проломил череп жертвы мобильным телефоном. Перебежчик, прятавшийся в нью-йоркском Чайна-тауне, лишился половины лица, когда у него в руках взорвалась пачка сигарет. В этом потайном мире Сэмми приписывали множество и куда более драматических убийств. Легенда быстро обрастала новыми подвигами. Хотя в его команду входили четыре или пять верных помощников, он часто действовал в одиночку. Он потерял одного человека в Сингапуре, когда намеченная жертва появилась вдруг с целой группой вооруженных друзей. Это была редкая в его практике неудача, и он извлек из нее урок: действовать скрытно, быстро наносить удар и держать рядом как можно меньше помощников.
По мере взросления Сэмми стал действовать не столь театрально, не столь жестоко и гораздо более скрытно. В тридцать три года он стал одним из самых грозных тайных агентов в мире. ЦРУ тратило громадные деньги, пытаясь выйти на его след. Они знали, что он безвылазно сидел в Пекине в своей роскошной квартире. Когда он уехал, им удалось проследить его до Гонконга. Когда Сэмми сел в самолет, следовавший беспосадочным рейсом до Лондона, на ноги был поставлен Интерпол. Но там он поменял паспорт и в последнюю минуту вылетел в Милан самолетом "Алиталии".
Интерполу оставалось только наблюдать. Сэмми Тин часто летал с дипломатическим паспортом. Он не был обычным преступником, это был агент, дипломат, бизнесмен, профессор – в зависимости от того, за кого в данный момент хотел себя выдать.
В аэропорту Мальпенса в Милане его ждала машина, и вскоре он исчез в этом огромном городе. По данным ЦРУ, последний раз он был в Италии четыре с половиной года назад.
* * *
Мистер Элия, безусловно, выглядел, как положено богатому саудовскому бизнесмену, хотя тяжелый шерстяной костюм был почти черного цвета, чересчур темный для Болоньи, а светлые полоски на нем – слишком широкими, что не соответствовало итальянскому стилю. И рубашка на нем была розовая, с искрящимся белым воротничком, сочетание неплохое, но все же рубашка-то розовая. Под воротничком была пропущена золотая цепочка с золотым слитком, тоже слишком массивным, он приподнимал узел галстука к горлу, и казалось, что владелец слитка сейчас задохнется, с обеих сторон слитка посверкивали бриллианты. Мистер Элия был весь в бриллиантах – по крупному на обеих руках, дюжина более мелких, гроздьями, на "ролексе" и еще два – на золотых запонках. Стефано показалось, что туфли на нем итальянские, новехонькие, коричневые, но, пожалуй, слишком легкие, учитывая плотный шерстяной костюм.В целом весь антураж казался искусственным. Хотя и тщательно скомпонованным. У Стефано было достаточно времени, чтобы изучить своего клиента, пока он в полном молчании вез его из аэропорта, куда мистер Элия с помощником прибыл на частном самолете, в центр Болоньи. Они расположились на заднем сиденье черного "мерседеса", что было одним из условий мистера Элии, а водитель и помощник, который, видимо, говорил только по-арабски, сидели впереди и молчали. Мистер Элия сносно изъяснялся по-английски, быстрыми очередями, за которыми, как правило, следовало несколько фраз по-арабски, обращенных к помощнику, который был обязан записывать каждое слово хозяина.
Минут через десять Стефано уже начал молить Бога, чтобы они управились до ленча.
Первая квартира, которую он им показал, находилась неподалеку от университета, куда вскоре изучать медицину должен был прибыть сын мистера Элии. Четыре комнаты на втором этаже, без лифта, прочный старинный дом, квартира, со вкусом меблированная, разумеется, чересчур роскошная для студента – 1800 евро в месяц, аренда на один год, оплата счетов отдельно. Мистер Элия хмурился с таким видом, будто его испорченному сыну нужно что-то пороскошнее. Помощник тоже хмурился. Они хмурились, спускаясь по лестнице, хмурились в машине и не проронили ни слова, пока водитель не сделал вторую остановку.
Квартира была на улице Реморселла, в одном квартале на запад от улицы Фондацца. Она оказалась гораздо более просторной, чем первая, с кухней размером с чулан для половой щетки, плохо обставлена, с плохим видом из окна и минутах в двадцати пешком от университета, стоила 2600 евро, да к тому же в ней ощущался какой-то странный запах. Оба клиента перестали хмуриться, квартира им понравилась.
– Прекрасно, – сказал мистер Элия, и Стефано облегченно вздохнул. Если повезет, его не попросят развлекать их за ленчем. К тому же он заработал большие комиссионные.
Они поспешили в контору Стефано, где все было оформлено с рекордной скоростью. Мистер Элия – занятой человек, он спешит на деловую встречу в Риме, и если все документы на аренду не будут подготовлены здесь и сразу, то все отменяется, потому что ждать он не будет!
Черный "мерседес" доставил их обратно в аэропорт, где ошеломленный и выбившийся из сил Стефано поблагодарил клиентов, пожелал им счастливого пути и уехал, не замешкавшись ни на секунду. Мистер Элия с помощником направились по летному полю к ожидавшему их самолету и скрылись внутри. Дверца за ними захлопнулась.
Но самолет не сдвинулся с места. В кабине мистер Элия и его помощник скинули деловые костюмы и переоделись в самую заурядную одежду. Провели совещание с тремя другими членами группы. Выждав около часа, они покинули самолет, отправили немалый багаж на частный терминал и сели в поджидавшие их микроавтобусы.