Страница:
Наконец-то он улыбался!
— Это не просто материал. Напиши его к двум часам. Сейчас одиннадцать. Можешь остаться в этой комнате, только запри дверь. — Фельдман опять начал прохаживаться. — Встретимся здесь ровно в два и прочтем черновик. Ни слова больше.
Мужчины встали и гуськом вышли из комнаты, но прежде каждый пожал руку Дарби Шоу. Они не знали, поздравлять ли ее, сказать ли “спасибо” или что-нибудь еще, поэтому просто с улыбкой пожали ей руку. Она продолжала сидеть.
Когда они остались одни. Грей присел рядом с ней и они взялись за руки. Перед ними был чистый стол заседаний. Вокруг чинно стояли стулья. Стены были белые, и комната освещалась люминесцентными лампами и светом, падавшим из двух узких окон.
— Как ты? — спросил он.
— Даже не знаю. Надеюсь, это конец пути. Мы победили.
— Что-то не вижу радости.
— У меня были в прошлом лучшие времена. Я рада за тебя.
Он взглянул на нее.
— Почему за меня?
— Ты собрал все по кусочкам, и завтра будет нанесен удар. И знаешь, то, что ты напишешь, заслуживает пулитцеровской премии.
— Я не думал об этом.
— Лгунишка!
— Ну хорошо, может быть, один раз и думал. Но когда ты вчера вышла из лифта и сказала, что Гарсиа мертв, я забыл о премиях.
— Однако это несправедливо. Я сделала всю работу, в ход пошли мои мозги, глаза и ноги, а вся слава досталась тебе.
— Я был бы рад назвать твое имя. Я твой должник, как автора письма. Мы поместим твой портрет на первой странице рядом с Розенбергом, Дженсеном, Маттисом, Президентом, Верхиком и...
— Томасом? Его фото будет в газете?
— Это зависит от Фельдмана. Он будет редактировать статью.
Она немного подумала, но ничего не сказала.
— Итак, мисс Шоу, у меня три часа, чтобы написать сенсационнейшую статью за всю мою жизнь. Она потрясет мир. И, может быть, приведет к отставке Президента. Она раскроет тайну убийств, а меня сделает богатым и знаменитым.
— Уж лучше я напишу ее.
— А сможешь? Я устал.
— Давай твои записи. И принеси чашечку кофе.
Они заперли дверь и расчистили стол. Ассистент принес персональный компьютер с принтером. Они послали его за кофе. Потом за фруктами. Набросали в общих чертах историю по разделам, начиная с убийств, затем случай с пеликанами в южной Луизиане, затем Маттис и его связь с Президентом, затем дело о пеликанах и опустошение, которое оно вызвало, Каллахан, Верхик, затем Куртис Морган и его убийцы, затем “Уайт и Блазевич” и Вейкфилд, Вельмано и Эйнштейн. Дарби предпочитала писать от руки. Она описала судебную тяжбу, историю со своим письмом, и то, что было известно о Маттисе. Грей взял все остальное и набрал вчерне на компьютере.
Дарби была сама организованность: тщательно собранные на столе записки, аккуратно записанные на бумаге слова. Он же был воплощением беспорядка: бумаги на полу, работа на компьютере, печатание наобум целых параграфов, которые тут же забраковывал, когда они уже были на бумаге. Она все время призывала его к спокойствию. Он возражал, что это не библиотека юридического факультета, это газета, в которой работают с телефоном на каждом ухе среди всеобщего шума и гама.
В полпервого Смит Кин прислал еду. Дарби ела холодный сандвич и смотрела в окно на уличное движение. Грей копался в отчетах кампании.
И тут она увидела того типа. Он медленно шел вдоль здания, пересекающего Пятнадцатую улицу, и в нем не было бы ничего подозрительного, кроме разве того, что час тому назад он стоял, прислонясь к стене отеля “Мэдисон”. Он потягивал что-то из высокой чашки и наблюдал за парадным входом в “Пост”. На нем была черная шляпа, куртка из грубой хлопчатки и джинсы. Возраст — под тридцать. Сейчас он стоял там, внизу, оглядывая улицу. Она продолжала грызть свой сандвич и минут десять наблюдала за ним. Он потягивал из своей чашки и не двигался.
— Грей, подойди, пожалуйста.
— В чем дело? — Он подошел, и она показала на человека в черной шляпе.
— Посмотри внимательно, — сказала она, — и скажи мне, что он сейчас делает.
— Что-то пьет, вероятно, кофе. Подпирает то здание и смотрит на это.
— Во что он одет?
— В хлопок с головы до ног и черная шляпа; похоже, в ботинках. А в чем дело?
— Я видела его час назад, он стоял у отеля. Он как бы прятался за фургоном, но знаю, это он. А теперь он здесь.
— И что из этого?
— Да то, что уже час он шатается вокруг, ничем не занят, а лишь наблюдает за этим зданием.
Грей кивнул. Для остроумного замечания не было времени. Этот тип выглядел подозрительно, и она в этом была убеждена. Она уже две недели моталась из Нового Орлеана в Нью-Йорк, а теперь, возможно, в Вашингтон, и знала несравненно больше о преследователях, чем он.
— Что ты говоришь, Дарби?
— В таком случае приведи мне хоть одну вескую причину, почему этот тип, по всему не являющийся уличным бездельником, стал бы здесь торчать.
Тип взглянул на часы, медленно пошел вдоль тротуара и скрылся. Дарби посмотрела на свои часы.
— Ровно час, — сказала она. — Давай проверять каждые пятнадцать минут, хорошо?
— Хорошо. Сомневаюсь, что в этом есть что-то серьезное, — сказал он, стараясь успокоиться. Но это не помогло. Он посмотрел на нее и медленно вернулся к компьютеру.
Грей четверть часа усердно печатал, затем подошел к окну. Дарби внимательно следила за ним.
— Его не видно, — сказал он. Но он его увидел в час тридцать.
— Дарби, — сказал он, указывая на то место, где она увидела его в первый раз. Она выглянула в окно и медленно высматривала человека в черной кепи. Но теперь на нем была темно-зеленая ветровка, и он не смотрел на “Пост”. Он рассматривал свои ботинки и каждые десять секунд взглядывал на входную дверь. Это делало его еще более подозрительным, но он частично был прикрыт грузовым фургоном. Чашки уже не было в руках. Он курил сигарету. Взглянув на “Пост”, он обегал взглядом тротуар перед входом.
— Почему у меня должно все время сосать под ложечкой? — спросила Дарби.
— Как они могли тебя выследить? Это невероятно.
— Они ведь знали, что я в Нью-Йорке. Тогда это тоже казалось невероятным.
— Может, они шли за мной. Ведь мне говорили, что за мной следят. Вот чем занят этот парень. Откуда ему было знать, что ты здесь? Этот хлыщ следит за мной.
— Возможно... — задумчиво произнесла она.
— Ты видела его раньше?
— Обычно они не представляются.
— Послушай, через полчаса сюда вернутся эти молодцы с ножами, чтобы кромсать нашу статью. Давай закончим ее, а потом будем наблюдать за этим пижоном за окном.
Они вернулись к работе. В час сорок пять она опять подошла к окну, но тип уже ушел. Жужжа, принтер выдал первый черновик, и она начала выверять его.
С карандашами в руках редакторы приступили к чтению. Литски, юрист, читал с явным удовольствием. Казалось, статья нравилась ему больше, чем остальным.
Материал получился объемный, и Фельдман кромсал его с видом хирурга за операционным столом. Смит Кин делал быстрые пометки на полях, а Кротхэммер на все смотрел одобрительно.
Они молча читали. Грей еще раз откорректировал текст. Дарби стояла у окна. Тот тип опять вернулся, на сей раз в куртке военного моряка и джинсах. Было пасмурно, около 60 по Фаренгейту, и он опять что-то попивал из чашечки. Он дышал в нее, пытаясь согреться. Делал глоток, бросал взгляд на “Пост”, потом на улицу, и опять склонялся над своей чашкой. Он стоял перед другим зданием и ровно в два пятнадцать начал смотреть на север вдоль Пятнадцатой авеню.
С той стороны улицы, где он стоял, остановилась машина. Открылась задняя дверца, — а вот и он! Машина отъехала, и он огляделся. Едва заметно прихрамывая, Хромой как бы случайно подошел к типу в черной кепи. Они перекинулись парой слов, и Хромой пошел в южном направлении к пересечению Пятнадцатой и L-улицы. В кепи остался на месте.
Дарби оглянулась на работающих. Они с головой погрузились в чтение статьи. Хромой скрылся из поля зрения, и она не могла показать его Грею, который сейчас читал и улыбался. Нет, они выслеживали не репортера. Они поджидали девушку. И были почти в отчаянье. Они простаивали на улице в надежде на какое-нибудь чудо, когда эта девушка выйдет из здания и они схватят ее. Они были в панике. Она была там, внутри, выкладывая все перед этими парнями, размножая копии этого проклятого письма. Завтра утром игра закончится. Ее нужно как-то остановить. У них ведь тоже есть приказ.
Дарби находилась в комнате, где было полно мужчин, и вдруг почувствовала, что она беззащитна.
Фельдман закончил последним. Он перекинул свою копию Грею.
— Дополнительный материал. Займет около часа. Нужно сделать несколько телефонных звонков.
— Думаю, хватит трех, — сказал Грей. — Белый дом, ФБР и “Уайт и Блазевич”.
— Почему из этой фирмы ты упомянул только Симза Вейкфилда? — спросил Кротхэммер.
— Морган особенно указывал на него.
— Но записка была от Вельмано. Следовало бы и его назвать.
— Я тоже так считаю, — сказал Смит Кин.
— И я, — присоединился Де Басио.
— Я впишу его имя, — сказал Фельдман. — А Эйнштейна введем позже. Подождем до четырех тридцати или пяти часов, прежде чем звонить в Белый дом и “Уайт и Блазевич”. Если сделать это раньше, они могут свихнуться и побежать в суд.
— Я согласен, — сказал Литски. Они не могут остановить газету, но могут попытаться сделать это. Я бы подождал до пяти, а потом уж звонил.
— Хорошо, — сказал Грей. — Я переработаю материал к половине четвертого, затем позвоню в ФБР и попрошу прокомментировать, потом в Белый дом, а уж после в “Уайт и Блазевич”.
— Встретимся здесь опять в полчетвертого, — Фельдман был уже почти за дверью, — не отходи от телефонов.
Когда они снова остались одни, Дарби заперла дверь и указала на окно.
— Помнишь, я упоминала Хромого?
— Ты хочешь Сказать...
Они тщательно осмотрели улицу внизу.
— Боюсь, что так. Он встретился с нашим типом, а затем исчез. Я знаю, это был он.
— Кажется, на крючке не я.
— Кажется, не ты. Как я хочу выбраться отсюда!
— Мы что-нибудь придумаем. Я позабочусь о нашей безопасности. Хочешь, я скажу Фельдману?
— Нет. Не сейчас.
— У меня есть знакомые полицейские.
— Прекрасно! Так вот просто подойдут к нему и ни с того ни с сего начнут колотить.
— Эти полицейские так и сделают.
— Они не смогут к ним придраться. Ведь они не делают ничего плохого.
— Всего-навсего замышляют убийство.
— Насколько мы здесь в безопасности? Грей подумал минуту.
— Все же давай я скажу Фельдману. Он приставит к этой двери двух охранников.
— Ладно.
В полчетвертого Фельдман одобрил второй черновик, и Грею был дан зеленый свет на ФБР. В конференц-зал принесли четыре телефона, к которым подключили магнитофон. Фельдман, Смит Кин и Кротхэммер слушали по параллельным телефонам.
Грей позвонил Филу Норвеллу, своему хорошему знакомому, а иногда и информатору, если что-то такое появлялось в Бюро. Норвелл ответил по собственной линии.
— Фил, это Грей Грентэм из “Пост”.
— Надеюсь, я знаю откуда ты, Грей.
— У меня подключен магнитофон.
— Должно быть, что-то серьезное. В чем дело?
— Мы собираемся огласить одну историю в утреннем номере, с подробностями убийств Розенберга и Дженсена. Будут названы имена Виктора Маттиса, нефтяного дельца, и двух его адвокатов. Упоминается также Верхик, но не в связи с заговором, разумеется. Мы уверены, что ФБР еще раньше знало о Маттисе, но отказывалось от расследования под нажимом Белого дома. Сейчас мы хотим дать шанс твоим ребятам прокомментировать это дело.
Ответа не последовало.
— Фил, ты меня слышишь?
— Кажется, да.
— Что ты скажешь?
— Уверен, что мы сможем прокомментировать, но я, должен буду тебе перезвонить.
— В самое ближайшее время мы сдадим материал в набор, так что спеши.
— Послушай, Грей, это выстрел в спину. Неужели нельзя подождать один день?
— Исключено.
Норвелл помолчал.
— Хорошо. Дай мне увидеться с мистером Войлсом, и я перезвоню тебе.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо. Грей. Это великолепно! Мистер Войлс будет вне себя от радости.
— Мы ждем. — Грей нажал на кнопку и освободил линию. Кин выключил магнитофон.
Прошло восемь минут, и позвонил сам Войлс. Он настаивал на разговоре с Джексоном Фельдманом. Опять включили магнитофон.
— Мистер Войлс? — вежливо спросил Фельдман. Эти двое многократно встречались прежде, так что, как правило, не пользовались обращением “мистер”.
— Называй меня Дентоном, дьявол тебя побери! Слушай, Джексон, что там у твоего парня? Это безумие! Твои ребята прыгают через пропасть. Мы вели дело Маттиса и продолжаем заниматься им, но еще слишком рано на него выходить. Скажи, какие у твоего парня материалы?
— Имя Дарби Шоу тебе о чем-нибудь говорит? — сказав это, Фельдман стрельнул на Дарби глазами. Она по-прежнему стояла у стены.
Войлс медлил с ответом.
— Да, — наконец сказал он.
— У моего парня, Дентон, имеется копия дела о пеликанах, а я сейчас сижу здесь и смотрю на Дарби Шоу.
— Я боялся, что она мертва.
— Нет, и выглядит очень живой. Они с Греем Грентэмом подтвердили из другого источника те факты, что изложены в деле. Это крупное дело, Дентон.
Войлс глубоко вздохнул и сдался.
— Мы преследуем Маттиса как подозреваемого, — сказал он.
— Магнитофон включен, Дентон, будь осторожен.
— Ладно, нам нужно поговорить. Я имею в виду, как мужчине с мужчиной. Возможно, у меня есть дополнительные материалы для тебя.
— Добро пожаловать сюда!
— Я приеду. Буду через двадцать минут.
Редакторов восхищала сама мысль, что великий Ф. Дентон Войлс вскакивает в свой лимузин и мчится к “Пост”. Они наблюдали за ним годами и знали, что он мастер выходить сухим из воды. Он ненавидел прессу, и эта готовность говорить об их болоте и под перекрестным огнем их вопросов означала только одно — он хотел указать пальцем на кого-то другого. И, весьма возможно, на Белый дом.
Дарби не желала встречаться с этим человеком. Все ее мысли были сосредоточены на побеге. Она могла бы указать на того типа в черной кепи, но он ушел полчаса назад. А что могло сделать ФБР? Они могли бы для начала взять этого типа, и что дальше? Обвинить в тунеядстве и попытке устроить засаду? Пытать его и заставить говорить? А возможно, они даже не поверили бы ей.
Она не желала иметь дело с ФБР. Не хотела их защиты. Она уже приготовилась к путешествию, и никто в мире не знал бы, куда она едет. Разве что Грей. А может быть, даже и он не узнает.
Грей набрал номер Белого дома, и они опять подключились к прослушиванию. Кин включил магнитофон.
— Пожалуйста, Флетчера Коула. Это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Очень срочно. Он подождал.
— Почему Коула? — спросил Кин.
— Все проходит через него, — пояснил Грей, прикрыв трубку рукой.
— Кто это сказал?
— Есть информация.
Секретарь вернулся с сообщением, что мистер Коул сейчас подойдет. Не кладите трубку. Грей улыбался: адреналин пер вовсю.
Наконец раздался голос:
— Флетчер Коул.
— Алло, мистер Коул! Грей Грентэм из “Пост”. Разговор записывается на пленку. Понимаете?
— Да.
— Правда ли, что вы дали директиву всему персоналу Белого дома, исключая, конечно. Президента, чтобы вся связь с прессой проходила сначала через вас?
— Ничего подобного. Этими делами ведает пресс-секретарь.
— Ясно. В утреннем номере мы публикуем материал, который, в целом, подтверждает факты, изложенные в деле о пеликанах. Вы знакомы с ним?
— Знаком, — сказал он очень медленно.
— Мы подтвердили, что мистер Маттис вложил более четырех миллионов долларов в предвыборную кампанию три года назад.
— Четыре миллиона двести тысяч — и все через легальные каналы.
— Нам кажется также, что Белый дом вмешался и попытался воспрепятствовать расследованию ФБР дела мистера Маттиса, и мы ждем ваших замечаний, если таковые имеются.
— Так это то, что вам кажется, или то, что вы намерены печатать?
— Мы пытаемся подтвердить это сейчас.
— И кто же, по вашему мнению, подтвердит это для вас?
— У нас есть осведомители, мистер Коул.
— Несомненно. Белый дом отрицает какое бы то ни было участие в этом расследовании. Президент просил информировать его о состоянии расследования в целом после трагической смерти Розенберга и Дженсена, но ни прямого, ни косвенного участия в данном расследовании Белый дом не принимал. Вам дали неточную информацию.
— Считает ли Президент Виктора Маттиса своим другом?
— Нет. Они встречались по какому-то случаю и, как я уже сказал, мистер Маттис был крупным вкладчиком, но не является другом Президента.
— Он был самым крупным вкладчиком, не так ли?
— Я не могу этого утверждать. Еще какие-нибудь замечания?
— Нет. Надеюсь, пресс-секретарь доложит об этом завтра утром.
Они одновременно положили трубки, и Кин выключил магнитофон.
Фельдман вскочил, потирая руки.
— Я бы отдал годовой оклад, чтобы очутиться сейчас в Белом доме, — сказал он.
— Не правда ли, он был невозмутим? — сказал Грей с восхищением.
— Да уж, если можно быть невозмутимым, сидя на раскаленной сковородке.
— Это не просто материал. Напиши его к двум часам. Сейчас одиннадцать. Можешь остаться в этой комнате, только запри дверь. — Фельдман опять начал прохаживаться. — Встретимся здесь ровно в два и прочтем черновик. Ни слова больше.
Мужчины встали и гуськом вышли из комнаты, но прежде каждый пожал руку Дарби Шоу. Они не знали, поздравлять ли ее, сказать ли “спасибо” или что-нибудь еще, поэтому просто с улыбкой пожали ей руку. Она продолжала сидеть.
Когда они остались одни. Грей присел рядом с ней и они взялись за руки. Перед ними был чистый стол заседаний. Вокруг чинно стояли стулья. Стены были белые, и комната освещалась люминесцентными лампами и светом, падавшим из двух узких окон.
— Как ты? — спросил он.
— Даже не знаю. Надеюсь, это конец пути. Мы победили.
— Что-то не вижу радости.
— У меня были в прошлом лучшие времена. Я рада за тебя.
Он взглянул на нее.
— Почему за меня?
— Ты собрал все по кусочкам, и завтра будет нанесен удар. И знаешь, то, что ты напишешь, заслуживает пулитцеровской премии.
— Я не думал об этом.
— Лгунишка!
— Ну хорошо, может быть, один раз и думал. Но когда ты вчера вышла из лифта и сказала, что Гарсиа мертв, я забыл о премиях.
— Однако это несправедливо. Я сделала всю работу, в ход пошли мои мозги, глаза и ноги, а вся слава досталась тебе.
— Я был бы рад назвать твое имя. Я твой должник, как автора письма. Мы поместим твой портрет на первой странице рядом с Розенбергом, Дженсеном, Маттисом, Президентом, Верхиком и...
— Томасом? Его фото будет в газете?
— Это зависит от Фельдмана. Он будет редактировать статью.
Она немного подумала, но ничего не сказала.
— Итак, мисс Шоу, у меня три часа, чтобы написать сенсационнейшую статью за всю мою жизнь. Она потрясет мир. И, может быть, приведет к отставке Президента. Она раскроет тайну убийств, а меня сделает богатым и знаменитым.
— Уж лучше я напишу ее.
— А сможешь? Я устал.
— Давай твои записи. И принеси чашечку кофе.
Они заперли дверь и расчистили стол. Ассистент принес персональный компьютер с принтером. Они послали его за кофе. Потом за фруктами. Набросали в общих чертах историю по разделам, начиная с убийств, затем случай с пеликанами в южной Луизиане, затем Маттис и его связь с Президентом, затем дело о пеликанах и опустошение, которое оно вызвало, Каллахан, Верхик, затем Куртис Морган и его убийцы, затем “Уайт и Блазевич” и Вейкфилд, Вельмано и Эйнштейн. Дарби предпочитала писать от руки. Она описала судебную тяжбу, историю со своим письмом, и то, что было известно о Маттисе. Грей взял все остальное и набрал вчерне на компьютере.
Дарби была сама организованность: тщательно собранные на столе записки, аккуратно записанные на бумаге слова. Он же был воплощением беспорядка: бумаги на полу, работа на компьютере, печатание наобум целых параграфов, которые тут же забраковывал, когда они уже были на бумаге. Она все время призывала его к спокойствию. Он возражал, что это не библиотека юридического факультета, это газета, в которой работают с телефоном на каждом ухе среди всеобщего шума и гама.
В полпервого Смит Кин прислал еду. Дарби ела холодный сандвич и смотрела в окно на уличное движение. Грей копался в отчетах кампании.
И тут она увидела того типа. Он медленно шел вдоль здания, пересекающего Пятнадцатую улицу, и в нем не было бы ничего подозрительного, кроме разве того, что час тому назад он стоял, прислонясь к стене отеля “Мэдисон”. Он потягивал что-то из высокой чашки и наблюдал за парадным входом в “Пост”. На нем была черная шляпа, куртка из грубой хлопчатки и джинсы. Возраст — под тридцать. Сейчас он стоял там, внизу, оглядывая улицу. Она продолжала грызть свой сандвич и минут десять наблюдала за ним. Он потягивал из своей чашки и не двигался.
— Грей, подойди, пожалуйста.
— В чем дело? — Он подошел, и она показала на человека в черной шляпе.
— Посмотри внимательно, — сказала она, — и скажи мне, что он сейчас делает.
— Что-то пьет, вероятно, кофе. Подпирает то здание и смотрит на это.
— Во что он одет?
— В хлопок с головы до ног и черная шляпа; похоже, в ботинках. А в чем дело?
— Я видела его час назад, он стоял у отеля. Он как бы прятался за фургоном, но знаю, это он. А теперь он здесь.
— И что из этого?
— Да то, что уже час он шатается вокруг, ничем не занят, а лишь наблюдает за этим зданием.
Грей кивнул. Для остроумного замечания не было времени. Этот тип выглядел подозрительно, и она в этом была убеждена. Она уже две недели моталась из Нового Орлеана в Нью-Йорк, а теперь, возможно, в Вашингтон, и знала несравненно больше о преследователях, чем он.
— Что ты говоришь, Дарби?
— В таком случае приведи мне хоть одну вескую причину, почему этот тип, по всему не являющийся уличным бездельником, стал бы здесь торчать.
Тип взглянул на часы, медленно пошел вдоль тротуара и скрылся. Дарби посмотрела на свои часы.
— Ровно час, — сказала она. — Давай проверять каждые пятнадцать минут, хорошо?
— Хорошо. Сомневаюсь, что в этом есть что-то серьезное, — сказал он, стараясь успокоиться. Но это не помогло. Он посмотрел на нее и медленно вернулся к компьютеру.
Грей четверть часа усердно печатал, затем подошел к окну. Дарби внимательно следила за ним.
— Его не видно, — сказал он. Но он его увидел в час тридцать.
— Дарби, — сказал он, указывая на то место, где она увидела его в первый раз. Она выглянула в окно и медленно высматривала человека в черной кепи. Но теперь на нем была темно-зеленая ветровка, и он не смотрел на “Пост”. Он рассматривал свои ботинки и каждые десять секунд взглядывал на входную дверь. Это делало его еще более подозрительным, но он частично был прикрыт грузовым фургоном. Чашки уже не было в руках. Он курил сигарету. Взглянув на “Пост”, он обегал взглядом тротуар перед входом.
— Почему у меня должно все время сосать под ложечкой? — спросила Дарби.
— Как они могли тебя выследить? Это невероятно.
— Они ведь знали, что я в Нью-Йорке. Тогда это тоже казалось невероятным.
— Может, они шли за мной. Ведь мне говорили, что за мной следят. Вот чем занят этот парень. Откуда ему было знать, что ты здесь? Этот хлыщ следит за мной.
— Возможно... — задумчиво произнесла она.
— Ты видела его раньше?
— Обычно они не представляются.
— Послушай, через полчаса сюда вернутся эти молодцы с ножами, чтобы кромсать нашу статью. Давай закончим ее, а потом будем наблюдать за этим пижоном за окном.
Они вернулись к работе. В час сорок пять она опять подошла к окну, но тип уже ушел. Жужжа, принтер выдал первый черновик, и она начала выверять его.
С карандашами в руках редакторы приступили к чтению. Литски, юрист, читал с явным удовольствием. Казалось, статья нравилась ему больше, чем остальным.
Материал получился объемный, и Фельдман кромсал его с видом хирурга за операционным столом. Смит Кин делал быстрые пометки на полях, а Кротхэммер на все смотрел одобрительно.
Они молча читали. Грей еще раз откорректировал текст. Дарби стояла у окна. Тот тип опять вернулся, на сей раз в куртке военного моряка и джинсах. Было пасмурно, около 60 по Фаренгейту, и он опять что-то попивал из чашечки. Он дышал в нее, пытаясь согреться. Делал глоток, бросал взгляд на “Пост”, потом на улицу, и опять склонялся над своей чашкой. Он стоял перед другим зданием и ровно в два пятнадцать начал смотреть на север вдоль Пятнадцатой авеню.
С той стороны улицы, где он стоял, остановилась машина. Открылась задняя дверца, — а вот и он! Машина отъехала, и он огляделся. Едва заметно прихрамывая, Хромой как бы случайно подошел к типу в черной кепи. Они перекинулись парой слов, и Хромой пошел в южном направлении к пересечению Пятнадцатой и L-улицы. В кепи остался на месте.
Дарби оглянулась на работающих. Они с головой погрузились в чтение статьи. Хромой скрылся из поля зрения, и она не могла показать его Грею, который сейчас читал и улыбался. Нет, они выслеживали не репортера. Они поджидали девушку. И были почти в отчаянье. Они простаивали на улице в надежде на какое-нибудь чудо, когда эта девушка выйдет из здания и они схватят ее. Они были в панике. Она была там, внутри, выкладывая все перед этими парнями, размножая копии этого проклятого письма. Завтра утром игра закончится. Ее нужно как-то остановить. У них ведь тоже есть приказ.
Дарби находилась в комнате, где было полно мужчин, и вдруг почувствовала, что она беззащитна.
Фельдман закончил последним. Он перекинул свою копию Грею.
— Дополнительный материал. Займет около часа. Нужно сделать несколько телефонных звонков.
— Думаю, хватит трех, — сказал Грей. — Белый дом, ФБР и “Уайт и Блазевич”.
— Почему из этой фирмы ты упомянул только Симза Вейкфилда? — спросил Кротхэммер.
— Морган особенно указывал на него.
— Но записка была от Вельмано. Следовало бы и его назвать.
— Я тоже так считаю, — сказал Смит Кин.
— И я, — присоединился Де Басио.
— Я впишу его имя, — сказал Фельдман. — А Эйнштейна введем позже. Подождем до четырех тридцати или пяти часов, прежде чем звонить в Белый дом и “Уайт и Блазевич”. Если сделать это раньше, они могут свихнуться и побежать в суд.
— Я согласен, — сказал Литски. Они не могут остановить газету, но могут попытаться сделать это. Я бы подождал до пяти, а потом уж звонил.
— Хорошо, — сказал Грей. — Я переработаю материал к половине четвертого, затем позвоню в ФБР и попрошу прокомментировать, потом в Белый дом, а уж после в “Уайт и Блазевич”.
— Встретимся здесь опять в полчетвертого, — Фельдман был уже почти за дверью, — не отходи от телефонов.
Когда они снова остались одни, Дарби заперла дверь и указала на окно.
— Помнишь, я упоминала Хромого?
— Ты хочешь Сказать...
Они тщательно осмотрели улицу внизу.
— Боюсь, что так. Он встретился с нашим типом, а затем исчез. Я знаю, это был он.
— Кажется, на крючке не я.
— Кажется, не ты. Как я хочу выбраться отсюда!
— Мы что-нибудь придумаем. Я позабочусь о нашей безопасности. Хочешь, я скажу Фельдману?
— Нет. Не сейчас.
— У меня есть знакомые полицейские.
— Прекрасно! Так вот просто подойдут к нему и ни с того ни с сего начнут колотить.
— Эти полицейские так и сделают.
— Они не смогут к ним придраться. Ведь они не делают ничего плохого.
— Всего-навсего замышляют убийство.
— Насколько мы здесь в безопасности? Грей подумал минуту.
— Все же давай я скажу Фельдману. Он приставит к этой двери двух охранников.
— Ладно.
В полчетвертого Фельдман одобрил второй черновик, и Грею был дан зеленый свет на ФБР. В конференц-зал принесли четыре телефона, к которым подключили магнитофон. Фельдман, Смит Кин и Кротхэммер слушали по параллельным телефонам.
Грей позвонил Филу Норвеллу, своему хорошему знакомому, а иногда и информатору, если что-то такое появлялось в Бюро. Норвелл ответил по собственной линии.
— Фил, это Грей Грентэм из “Пост”.
— Надеюсь, я знаю откуда ты, Грей.
— У меня подключен магнитофон.
— Должно быть, что-то серьезное. В чем дело?
— Мы собираемся огласить одну историю в утреннем номере, с подробностями убийств Розенберга и Дженсена. Будут названы имена Виктора Маттиса, нефтяного дельца, и двух его адвокатов. Упоминается также Верхик, но не в связи с заговором, разумеется. Мы уверены, что ФБР еще раньше знало о Маттисе, но отказывалось от расследования под нажимом Белого дома. Сейчас мы хотим дать шанс твоим ребятам прокомментировать это дело.
Ответа не последовало.
— Фил, ты меня слышишь?
— Кажется, да.
— Что ты скажешь?
— Уверен, что мы сможем прокомментировать, но я, должен буду тебе перезвонить.
— В самое ближайшее время мы сдадим материал в набор, так что спеши.
— Послушай, Грей, это выстрел в спину. Неужели нельзя подождать один день?
— Исключено.
Норвелл помолчал.
— Хорошо. Дай мне увидеться с мистером Войлсом, и я перезвоню тебе.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо. Грей. Это великолепно! Мистер Войлс будет вне себя от радости.
— Мы ждем. — Грей нажал на кнопку и освободил линию. Кин выключил магнитофон.
Прошло восемь минут, и позвонил сам Войлс. Он настаивал на разговоре с Джексоном Фельдманом. Опять включили магнитофон.
— Мистер Войлс? — вежливо спросил Фельдман. Эти двое многократно встречались прежде, так что, как правило, не пользовались обращением “мистер”.
— Называй меня Дентоном, дьявол тебя побери! Слушай, Джексон, что там у твоего парня? Это безумие! Твои ребята прыгают через пропасть. Мы вели дело Маттиса и продолжаем заниматься им, но еще слишком рано на него выходить. Скажи, какие у твоего парня материалы?
— Имя Дарби Шоу тебе о чем-нибудь говорит? — сказав это, Фельдман стрельнул на Дарби глазами. Она по-прежнему стояла у стены.
Войлс медлил с ответом.
— Да, — наконец сказал он.
— У моего парня, Дентон, имеется копия дела о пеликанах, а я сейчас сижу здесь и смотрю на Дарби Шоу.
— Я боялся, что она мертва.
— Нет, и выглядит очень живой. Они с Греем Грентэмом подтвердили из другого источника те факты, что изложены в деле. Это крупное дело, Дентон.
Войлс глубоко вздохнул и сдался.
— Мы преследуем Маттиса как подозреваемого, — сказал он.
— Магнитофон включен, Дентон, будь осторожен.
— Ладно, нам нужно поговорить. Я имею в виду, как мужчине с мужчиной. Возможно, у меня есть дополнительные материалы для тебя.
— Добро пожаловать сюда!
— Я приеду. Буду через двадцать минут.
Редакторов восхищала сама мысль, что великий Ф. Дентон Войлс вскакивает в свой лимузин и мчится к “Пост”. Они наблюдали за ним годами и знали, что он мастер выходить сухим из воды. Он ненавидел прессу, и эта готовность говорить об их болоте и под перекрестным огнем их вопросов означала только одно — он хотел указать пальцем на кого-то другого. И, весьма возможно, на Белый дом.
Дарби не желала встречаться с этим человеком. Все ее мысли были сосредоточены на побеге. Она могла бы указать на того типа в черной кепи, но он ушел полчаса назад. А что могло сделать ФБР? Они могли бы для начала взять этого типа, и что дальше? Обвинить в тунеядстве и попытке устроить засаду? Пытать его и заставить говорить? А возможно, они даже не поверили бы ей.
Она не желала иметь дело с ФБР. Не хотела их защиты. Она уже приготовилась к путешествию, и никто в мире не знал бы, куда она едет. Разве что Грей. А может быть, даже и он не узнает.
Грей набрал номер Белого дома, и они опять подключились к прослушиванию. Кин включил магнитофон.
— Пожалуйста, Флетчера Коула. Это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Очень срочно. Он подождал.
— Почему Коула? — спросил Кин.
— Все проходит через него, — пояснил Грей, прикрыв трубку рукой.
— Кто это сказал?
— Есть информация.
Секретарь вернулся с сообщением, что мистер Коул сейчас подойдет. Не кладите трубку. Грей улыбался: адреналин пер вовсю.
Наконец раздался голос:
— Флетчер Коул.
— Алло, мистер Коул! Грей Грентэм из “Пост”. Разговор записывается на пленку. Понимаете?
— Да.
— Правда ли, что вы дали директиву всему персоналу Белого дома, исключая, конечно. Президента, чтобы вся связь с прессой проходила сначала через вас?
— Ничего подобного. Этими делами ведает пресс-секретарь.
— Ясно. В утреннем номере мы публикуем материал, который, в целом, подтверждает факты, изложенные в деле о пеликанах. Вы знакомы с ним?
— Знаком, — сказал он очень медленно.
— Мы подтвердили, что мистер Маттис вложил более четырех миллионов долларов в предвыборную кампанию три года назад.
— Четыре миллиона двести тысяч — и все через легальные каналы.
— Нам кажется также, что Белый дом вмешался и попытался воспрепятствовать расследованию ФБР дела мистера Маттиса, и мы ждем ваших замечаний, если таковые имеются.
— Так это то, что вам кажется, или то, что вы намерены печатать?
— Мы пытаемся подтвердить это сейчас.
— И кто же, по вашему мнению, подтвердит это для вас?
— У нас есть осведомители, мистер Коул.
— Несомненно. Белый дом отрицает какое бы то ни было участие в этом расследовании. Президент просил информировать его о состоянии расследования в целом после трагической смерти Розенберга и Дженсена, но ни прямого, ни косвенного участия в данном расследовании Белый дом не принимал. Вам дали неточную информацию.
— Считает ли Президент Виктора Маттиса своим другом?
— Нет. Они встречались по какому-то случаю и, как я уже сказал, мистер Маттис был крупным вкладчиком, но не является другом Президента.
— Он был самым крупным вкладчиком, не так ли?
— Я не могу этого утверждать. Еще какие-нибудь замечания?
— Нет. Надеюсь, пресс-секретарь доложит об этом завтра утром.
Они одновременно положили трубки, и Кин выключил магнитофон.
Фельдман вскочил, потирая руки.
— Я бы отдал годовой оклад, чтобы очутиться сейчас в Белом доме, — сказал он.
— Не правда ли, он был невозмутим? — сказал Грей с восхищением.
— Да уж, если можно быть невозмутимым, сидя на раскаленной сковородке.
Глава 42
Для человека, привыкшего яростно бросаться вперед и видеть, как перед ним отступают, было весьма трудно скромно войти со шляпой в руке и извиниться за то, что помешал. Он с неестественным смирением прошел через отдел новостей с К. О. Льюисом и двумя агентами в арьергарде. На нем был его обычный мятый плащ свободного покроя с поясом, туго затянутым по центру его короткой коренастой фигуры. Ничего замечательного в нем не было, но его манеры и походка не оставляли сомнений, что это человек, привыкший владеть ситуацией. Одетые в темные плащи, они оба походили на мафиози, сопровождаемых телохранителями. В кишевшем работой отделе новостей стало тихо, когда они быстро проходили через комнату. И хотя в нем не было ничего замечательного и какой бы смиренный вид он на себя ни напускал, но факт оставался фактом: Ф. Дентон Войлс прибыл сюда собственной персоной.
Небольшая возбужденная группа редакторов совещалась в маленьком коридорчике перед офисом Фельдмана. Говард Кротхэммер знал Войлса и приветствовал его, когда тот вошел. Они обменялись рукопожатием и заговорили шепотом. Фельдман разговаривал по телефону с мистером Людвигом, издателем, находившимся в Китае. Смит Кин примкнул к беседовавшим и поздоровался за руку с Войлсом и Льюисом. Два агента держались несколько поодаль.
Фельдман открыл дверь, заглянул в отдел новостей, увидел Дентона Войлса и жестом пригласил его войти. К. О. Льюис последовал за ним. Они обменялись обычными шутками, пока Смит Кин закрывал дверь, после чего все сели.
— Я знаю, что у вас есть надежное подтверждение дела о пеликанах, — сказал Войлс.
— Есть, — сказал Фельдман. — Почему бы вам вместе с мистером Льюисом не прочитать черновик статьи? Все бы стало ясно. Мы собираемся опубликовать ее через час, и репортер, мистер Грентэм, дает вам возможность прокомментировать.
— Я ценю это.
Фельдман взял копию черновика и протянул Войлсу, который осторожно ее принял. Льюис наклонился к нему, и они тут же стали читать.
— Мы выйдем, — сказал Фельдман. — Можете не торопиться.
Они с Кином вышли из офиса и прикрыли дверь. Агенты подошли ближе.
Фельдман и Кин прошли через отдел новостей к двери конференц-зала. В холле стояли два здоровенных охранника. Когда редакторы вошли. Грей и Дарби были одни.
— Тебе нужно позвонить в “Уайт и Блазевич”, — сказал Фельдман.
— Я ждал тебя.
Они собрали разбросанные бумаги. Кротхэммер на минутку вышел, и Кин подал телефон Дарби. Грей набрал номер.
— Марта Вельмано, пожалуйста, — попросил Грей. — Да, это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Мне нужно поговорить с ним. Это срочно.
— Минутку, — сказала секретарша. В следующий момент к телефону подошла другая секретарша.
— Офис мистера Вельмано.
Грей опять назвался и попросил к телефону босса.
— Он на совещании, — сказала она.
— И я тоже, — ответил Грей. — Сходите туда, скажите ему, кто я и что его фотография будет на первой странице газеты в ближайшем номере.
— Хорошо, сэр.
Через несколько секунд раздался голос Вельмано:
— Слушаю. В чем дело?
Грей представился в третий раз и объяснил, что их разговор записывается на пленку.
— Знаю, — огрызнулся Вельмано.
— Сегодня утром мы огласим дело, касающееся вашего клиента, Виктора Маттиса, и его участия в убийстве судей Розенберга и Дженсена.
— Прекрасно! А мы будем преследовать вас в судебном порядке в течение последующих двадцати лет. Вы не в своем уме, приятель. “Пост” подчиняется нам.
— Да, сэр. Не забывайте, что я вас записываю.
— Можешь себе записывать! Тебя притянут как ответчика. Это будет чудесно! Виктор Маттис завладеет газетой “Вашингтон пост”! Невероятно!
Грей недоверчиво покачал головой в сторону Дарби. Редакторы улыбались, глядя в пол. Становилось довольно забавно.
— Итак, сэр, вы уже слышали о деле пеликанов? У нас есть копия.
Последовало молчание. Затем послышалось отдаленное хрипение, похожее на последний вздох издыхающего пса. И вновь молчание.
— Алло, мистер Вельмано! Вы слушаете?
— Да.
— Кроме того, у нас есть копия записки, которую вы послали Симзу Вейкфилду, датированной 28 сентября, где вы предполагаете, что положение вашего клиента значительно улучшится, если Розенберг и Дженсен будут устранены из суда. Мы имеем источник, который говорит, что эта мысль была результатом исследований, проведенных человеком по кличке Эйнштейн, сидящим, как я надеюсь, в библиотеке на шестом этаже.
Опять молчание. Грей продолжал:
— Статья уже готова к печати, но я хочу дать вам шанс прокомментировать события. Итак, вы будете комментировать, мистер Вельмано?
— У меня болит голова.
— Хорошо. Что еще?
— Вы обнародуете записку слово в слово?
— Непременно.
— И поместите мою фотографию?
— Да, ту, старую, на слушании в Сенате.
— Сукин сын!
— Благодарю вас. Что еще?
— Как я понял, вы выжидали до пяти часов. Если бы вы позвонили часом раньше, мы смогли бы успеть в суд, чтобы положить всему этому конец и остановить проклятый процесс.
— Совершенно верно, сэр. Так было задумано.
— Сукин сын!!
— Хорошо!
— Но вы ведь не хотите погубить людей, не правда ли? — Голос его вдруг стал жалким и заплетающимся. Поистине трогательная забота! Грей дважды напоминал ему про магнитофон, но Вельмано был слишком потрясен, чтобы помнить об этом.
— О нет, сэр! Что еще?
— Скажите Джексону Фельдману, что в девять утра мы подадим в суд, как только откроется здание суда.
— Передам. Вы отрицаете, что написали записку?
— Разумеется.
— И отрицаете существование этой записки?
— Это фальшивка.
— Судебного дела не будет, мистер Вельмано. Думаю, что и вы знаете это. Молчание. Затем опять:
— Сукин сын!
Щелкнул рычаг, и они некоторое время слушали его замирающий звук. Они с недоверчивыми улыбками смотрели друг на друга.
— Дарби, вы не хотите стать журналисткой? — спросил Смит Кин.
— Конечно, это забавно, — ответила она, — но вчера меня дважды чуть не схватили за горло. Так что, благодарю покорно.
Фельдман встал и указал на магнитофон.
— Я не собираюсь это использовать.
— А мне понравилось то место, где говорится о погубленных людях. И угрозы о возбуждении против нас деда, — сказал Грей.
— Не стоит. Грей. Статья и так займет всю первую страницу. Может, пригодится для другого раза. В дверь постучали. Это был Кротхэммер.
— Войлс хочет тебя видеть, — сказал он Фельдману.
— Приведи его сюда.
Грей быстро встал, а Дарби отошла к окну. Солнце уже садилось, наступали сумерки. Усилилось уличное движение. Не видно было никаких признаков Хромого и банды его сообщников, но, несомненно, они были там и ждали, под прикрытием темноты, в надежде на последнюю попытку убить ее, и неважно, с какой целью — из предосторожности или из мести. Грей сказал, что у него есть план, как выйти из здания без перестрелки после того, как все закончится. Но он не стал вдаваться в детали.
Вошли Войлс и К. О. Льюис. Фельдман представил их Грею Грентэму и Дарби Шоу. Войлс, улыбаясь, подошел к ней и оглядел с головы до ног.
— Итак, это та самая особа, которая запустила колесо? — сказал он, делая попытку изобразить восхищение, но этого не получилось.
Она сразу же почувствовала к нему презрение.
— Я думала, что его запустил Маттис, — холодно отпарировала она. Он отвернулся и снял свой потертый плащ.
— Присядем? — профессиональным тоном спросил он.
Они уселись вокруг стола: Войлс, Льюис, Фельдман, Кин, Грентэм и Кротхэммер. Дарби осталась у окна.
— У меня есть некоторые замечания, так, для протокола, — сказал Войлс, беря у Льюиса лист бумаги. Грей приготовился делать пометки.
— Во-первых, ровно две недели назад мы получили копию дела о пеликанах и в тот же день представили его на рассмотрение в Белый дом. Оно было лично передано заместителем директора, К. О. Льюисом, мистеру Флетчеру Коулу, который получил его вместе с нашими ежедневными докладными для Белого дома. На этом совещании присутствовал специальный агент Эрик Ист. Мы считали, что дело вызовет достаточно вопросов, чтобы за него взяться, но за него не брались в течение шести дней, пока мистер Гэвин Верхик, юрисконсульт директора по особым делам, не был найден убитым в Новом Орлеане. В это время ФБР немедленно начало тщательное расследование по делу Виктора Маттиса. Четыреста наших агентов из двадцати семи отделов приняли участие в этом расследовании, потратив на это более одиннадцати тысяч часов, опросив более 600 человек и объездив пять иностранных государств. В настоящее время расследование продолжается в полную силу. Мы надеемся, что Виктор Маттис будет главным обвиняемым в убийствах судей Розенберга и Дженсена, и сейчас мы пытаемся выяснить место его пребывания. Войлс сложил бумагу и передал ее обратно Льюису.
Небольшая возбужденная группа редакторов совещалась в маленьком коридорчике перед офисом Фельдмана. Говард Кротхэммер знал Войлса и приветствовал его, когда тот вошел. Они обменялись рукопожатием и заговорили шепотом. Фельдман разговаривал по телефону с мистером Людвигом, издателем, находившимся в Китае. Смит Кин примкнул к беседовавшим и поздоровался за руку с Войлсом и Льюисом. Два агента держались несколько поодаль.
Фельдман открыл дверь, заглянул в отдел новостей, увидел Дентона Войлса и жестом пригласил его войти. К. О. Льюис последовал за ним. Они обменялись обычными шутками, пока Смит Кин закрывал дверь, после чего все сели.
— Я знаю, что у вас есть надежное подтверждение дела о пеликанах, — сказал Войлс.
— Есть, — сказал Фельдман. — Почему бы вам вместе с мистером Льюисом не прочитать черновик статьи? Все бы стало ясно. Мы собираемся опубликовать ее через час, и репортер, мистер Грентэм, дает вам возможность прокомментировать.
— Я ценю это.
Фельдман взял копию черновика и протянул Войлсу, который осторожно ее принял. Льюис наклонился к нему, и они тут же стали читать.
— Мы выйдем, — сказал Фельдман. — Можете не торопиться.
Они с Кином вышли из офиса и прикрыли дверь. Агенты подошли ближе.
Фельдман и Кин прошли через отдел новостей к двери конференц-зала. В холле стояли два здоровенных охранника. Когда редакторы вошли. Грей и Дарби были одни.
— Тебе нужно позвонить в “Уайт и Блазевич”, — сказал Фельдман.
— Я ждал тебя.
Они собрали разбросанные бумаги. Кротхэммер на минутку вышел, и Кин подал телефон Дарби. Грей набрал номер.
— Марта Вельмано, пожалуйста, — попросил Грей. — Да, это Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Мне нужно поговорить с ним. Это срочно.
— Минутку, — сказала секретарша. В следующий момент к телефону подошла другая секретарша.
— Офис мистера Вельмано.
Грей опять назвался и попросил к телефону босса.
— Он на совещании, — сказала она.
— И я тоже, — ответил Грей. — Сходите туда, скажите ему, кто я и что его фотография будет на первой странице газеты в ближайшем номере.
— Хорошо, сэр.
Через несколько секунд раздался голос Вельмано:
— Слушаю. В чем дело?
Грей представился в третий раз и объяснил, что их разговор записывается на пленку.
— Знаю, — огрызнулся Вельмано.
— Сегодня утром мы огласим дело, касающееся вашего клиента, Виктора Маттиса, и его участия в убийстве судей Розенберга и Дженсена.
— Прекрасно! А мы будем преследовать вас в судебном порядке в течение последующих двадцати лет. Вы не в своем уме, приятель. “Пост” подчиняется нам.
— Да, сэр. Не забывайте, что я вас записываю.
— Можешь себе записывать! Тебя притянут как ответчика. Это будет чудесно! Виктор Маттис завладеет газетой “Вашингтон пост”! Невероятно!
Грей недоверчиво покачал головой в сторону Дарби. Редакторы улыбались, глядя в пол. Становилось довольно забавно.
— Итак, сэр, вы уже слышали о деле пеликанов? У нас есть копия.
Последовало молчание. Затем послышалось отдаленное хрипение, похожее на последний вздох издыхающего пса. И вновь молчание.
— Алло, мистер Вельмано! Вы слушаете?
— Да.
— Кроме того, у нас есть копия записки, которую вы послали Симзу Вейкфилду, датированной 28 сентября, где вы предполагаете, что положение вашего клиента значительно улучшится, если Розенберг и Дженсен будут устранены из суда. Мы имеем источник, который говорит, что эта мысль была результатом исследований, проведенных человеком по кличке Эйнштейн, сидящим, как я надеюсь, в библиотеке на шестом этаже.
Опять молчание. Грей продолжал:
— Статья уже готова к печати, но я хочу дать вам шанс прокомментировать события. Итак, вы будете комментировать, мистер Вельмано?
— У меня болит голова.
— Хорошо. Что еще?
— Вы обнародуете записку слово в слово?
— Непременно.
— И поместите мою фотографию?
— Да, ту, старую, на слушании в Сенате.
— Сукин сын!
— Благодарю вас. Что еще?
— Как я понял, вы выжидали до пяти часов. Если бы вы позвонили часом раньше, мы смогли бы успеть в суд, чтобы положить всему этому конец и остановить проклятый процесс.
— Совершенно верно, сэр. Так было задумано.
— Сукин сын!!
— Хорошо!
— Но вы ведь не хотите погубить людей, не правда ли? — Голос его вдруг стал жалким и заплетающимся. Поистине трогательная забота! Грей дважды напоминал ему про магнитофон, но Вельмано был слишком потрясен, чтобы помнить об этом.
— О нет, сэр! Что еще?
— Скажите Джексону Фельдману, что в девять утра мы подадим в суд, как только откроется здание суда.
— Передам. Вы отрицаете, что написали записку?
— Разумеется.
— И отрицаете существование этой записки?
— Это фальшивка.
— Судебного дела не будет, мистер Вельмано. Думаю, что и вы знаете это. Молчание. Затем опять:
— Сукин сын!
Щелкнул рычаг, и они некоторое время слушали его замирающий звук. Они с недоверчивыми улыбками смотрели друг на друга.
— Дарби, вы не хотите стать журналисткой? — спросил Смит Кин.
— Конечно, это забавно, — ответила она, — но вчера меня дважды чуть не схватили за горло. Так что, благодарю покорно.
Фельдман встал и указал на магнитофон.
— Я не собираюсь это использовать.
— А мне понравилось то место, где говорится о погубленных людях. И угрозы о возбуждении против нас деда, — сказал Грей.
— Не стоит. Грей. Статья и так займет всю первую страницу. Может, пригодится для другого раза. В дверь постучали. Это был Кротхэммер.
— Войлс хочет тебя видеть, — сказал он Фельдману.
— Приведи его сюда.
Грей быстро встал, а Дарби отошла к окну. Солнце уже садилось, наступали сумерки. Усилилось уличное движение. Не видно было никаких признаков Хромого и банды его сообщников, но, несомненно, они были там и ждали, под прикрытием темноты, в надежде на последнюю попытку убить ее, и неважно, с какой целью — из предосторожности или из мести. Грей сказал, что у него есть план, как выйти из здания без перестрелки после того, как все закончится. Но он не стал вдаваться в детали.
Вошли Войлс и К. О. Льюис. Фельдман представил их Грею Грентэму и Дарби Шоу. Войлс, улыбаясь, подошел к ней и оглядел с головы до ног.
— Итак, это та самая особа, которая запустила колесо? — сказал он, делая попытку изобразить восхищение, но этого не получилось.
Она сразу же почувствовала к нему презрение.
— Я думала, что его запустил Маттис, — холодно отпарировала она. Он отвернулся и снял свой потертый плащ.
— Присядем? — профессиональным тоном спросил он.
Они уселись вокруг стола: Войлс, Льюис, Фельдман, Кин, Грентэм и Кротхэммер. Дарби осталась у окна.
— У меня есть некоторые замечания, так, для протокола, — сказал Войлс, беря у Льюиса лист бумаги. Грей приготовился делать пометки.
— Во-первых, ровно две недели назад мы получили копию дела о пеликанах и в тот же день представили его на рассмотрение в Белый дом. Оно было лично передано заместителем директора, К. О. Льюисом, мистеру Флетчеру Коулу, который получил его вместе с нашими ежедневными докладными для Белого дома. На этом совещании присутствовал специальный агент Эрик Ист. Мы считали, что дело вызовет достаточно вопросов, чтобы за него взяться, но за него не брались в течение шести дней, пока мистер Гэвин Верхик, юрисконсульт директора по особым делам, не был найден убитым в Новом Орлеане. В это время ФБР немедленно начало тщательное расследование по делу Виктора Маттиса. Четыреста наших агентов из двадцати семи отделов приняли участие в этом расследовании, потратив на это более одиннадцати тысяч часов, опросив более 600 человек и объездив пять иностранных государств. В настоящее время расследование продолжается в полную силу. Мы надеемся, что Виктор Маттис будет главным обвиняемым в убийствах судей Розенберга и Дженсена, и сейчас мы пытаемся выяснить место его пребывания. Войлс сложил бумагу и передал ее обратно Льюису.