– То есть? – не понял Макс.
   – Ну, их же расформировали. Сама часть осталась бесхозной. Вот он ее и арендовал в сельсовете.
   – Круто! – не смог не восхититься Макс. – И что он там собирается устроить? Ведь там же, как я помню, казарма приличная, на полсотни рыл, столовая, два или три ДОСа, склады…
   – И еще здоровенный гараж за последний год построили…Ну, там же трасса московская рядом проходит. Он хочет кемпинг для дальнобойщиков построить. И еще что-то там с охотой связанное.
   – Да-а! Развернулся, джигит астраханский! Где же он бабок столько нашел? Он же простой прапорщик.
   – Связей у него много. Да и папа в Астрахани, вроде, большая шишка. Торгует по крупному…Что-то я не туда полезла. Не отвлекай меня, – Ленка потерла виски пальцами, взмахнула в отчаянии руками. – Ну, не знаю я, как это объяснить! Он мне угрожает!
   – Пристает что ли? Хочет чтобы ты ему принадлежала?
   – Вроде того. Он сказал, что достанет и тебя и меня. И матери в деревне плохо придется.
   – Да послала бы ты его подальше! Тоже мне, крестный отец сельский.
   – Максик, ты же его не знаешь. Я говорила с мальчишками…Ну, там одноклассники, друзья детства…Это страшный человек. Он с мафией связан!
   – С кем-с кем? – издевательски переспросил Макс.
   – Не смейся! Я серьезно. Ринат сказал, что он как-то с торговлей оружием связан.
   – Да Ринат твой сказочник и паникер!
   – Его все село боится и ненавидит.
   – Еще бы! У него лабаз и лавки, да денег куча. Теперь еще и поместье получил. Я удивляюсь, как ваши голодранцы ему до сих пор красного петуха не подпустили. Наверное, на самом деле боятся.
   Макс задумался. Ленка с надеждой и, даже, немного зачарованно смотрела на него. За короткое время ее отсутствия Макс изменился. Лицо стало жестче, глаза тверже и злее, речь стала резкой и агрессивной, рот то и дело кривила презрительная усмешка. Таким он внушал ей уверенность в том, что все будет хорошо, и немного пугал. Это был тот же и, в то же время, совсем другой человек.
   – Н-да…Ты хочешь, чтобы я туда поехал и разобрался?
   – Не знаю. Чем ты можешь помочь? Он же крутой!
   – Да перестань ты из себя дурочку деревенскую строить! Ты любой городской сто очков вперед дашь, вот и говори по-человечески, не дуркуй.
   – Это было бы хорошо, Олег, – после секундной паузы несмело произнесла Ленка. – Но ты, по-моему, его недооцениваешь. Да и далеко, а у тебя работа.
   – Да уж, не до околицы дойти. Без малого тыща кэмэ на перекладных. Ну, ладно, помозгуем. А насчет работы не волнуйся – я в отпуске.
   Макс поднялся и пошел на кухню к Кириллу.
   – Кирь, хочешь маленько отдохнуть?
   Тот отложил в сторону отмытую сковородку.
   – Говори конкретно.
   – Съездить надо кое-куда. Небольшие напряги. Поболтать кое с кем и все. Никаких проблем. Займет три-четыре дня, не больше, а на небесах зачтется.
   Кирилл взялся за другую сковородку.
   – Я не могу. У ребят и здесь проблемы, а я до сих пор в стороне.
   Голос «афганца» не выражал никаких эмоций, как у нерадивого школьника, бубнящего стихи у доски.
   Макс почувствовал, как уши и щеки становятся горячее, а ладони потеют. Продолжать разговор не было смысла, но Макс куснул губу и сделал еще одну попытку:
   – Я бы и сам справился, но лучше, чтобы кто-то подстраховал.
   – У тебя что, друзей больше нет?
   – Ну, хорошо. Тогда дай мне машину на пару дней.
   – У тебя нет доверенности.
   – Да и хрен с тобой! – Макс разозлился, а испытанное унижение от отвергнутой просьбы только подлило масла в огонь. – Вали тогда со своей тачкой к своим, им еще один боец просто позарез нужен! – Макс это ляпнул сгоряча, не придавая особого значения своим словам, только чтобы сорвать раздражение. Но Кирилл абсолютно спокойно выключил воду, вытер руки, повесил полотенце и направился к выходу.
   – Ну, и куда ты?
   – К своим, – все так же ровно произнес Кирилл.
   – Вали-вали, – крикнул Макс уже закрытой двери.
   Он постоял несколько секунд, кусая губы, а потом вдруг со всего маху врезал кулаком в стену, едва не переломав пальцы, сел на табуретку и обхватил голову руками. Он болезненно остро ощутил чувство одиночества и беспомощности. Из-за этой ерунды он остался один. Плохо оставаться в одиночку перед лицом смертельной опасности, но еще хуже терять друзей. Тем более – настоящих друзей. За неделю знакомства они с Кириллом успели побывать в передрягах, на грани жизни и смерти. И теперь Макс начинал понимать, почему «афганцы» дружат совсем по-другому, не так, как все. Настоящего верного Друга можно найти и на гражданке, но дружба, обретенная перед лицом смерти, спаивает быстро и навеки. И разрезать это чувство можно только по живому мясу. И вот теперь только начинавшая складываться дружба ломалась из-за его, Макса, подозрительности. И Кирилл, и Грек, и Касым были оскорблены его недомолвками, они поняли, что он им не верит, а худшего оскорбления для Друга и не придумаешь.
   – Поссорились? – Ленка стояла в дверях и с жалостью смотрела на убитого горем Макса. Он только кивнул головой.
   – Кто хоть виноват?
   – Я, – тихо ответил Макс.
   – Ну, так иди и догони его, раз сам виноват, – Ленка умела иной раз выдавать такие простые решения, что не каждый изощренный ум мог их придумать.
   Не давая себе времени на размышления Макс вскочил, чмокнул Ленку в щеку и выбежал из квартиры. Через подъездное окно он увидел, что «восьмерка» Кирилла уже стоит у выезда со двора и ждет, когда КАМАЗ-длинномер развернется на узкой дорожке. Макс кинулся вниз, перескакивая через три ступеньки. Он метнулся наперерез машине и уперся руками в капот, когда Кирилл уже отпускал сцепление.
   – Я тебя слушаю, – произнес Кирилл подошедшему к дверце Максу.
   – Выключи мотор, – попросил Макс, едва переведя дыхание. Кирилл послушно щелкнул ключом.
   – Ну?
   Макс неловко переминался с ноги на ногу.
   – Я…это…в общем…Я извиниться хотел.
   – За что? – глаза «афганца» испытующе смотрели на Макса, и он смутился еще больше.
   – Ну…За то, что сказал. Я не подумал. Вообще, глупо все получилось, просто разнервничался. Извини.
   – Ладно, считай, что я ничего не слышал, – Кирилл отвернулся и снова потянулся к ключам.
   – И за вчерашнее, – выдохнул Макс. Рука Кирилла остановилась. – Мне сейчас трудно все объяснить. Я понимаю, что вел себя глупо и обидел вас, но… Пошли домой, я все объясню.
   – Что «все»? – голос Кирилла немного потеплел.
   – Все. Я не хочу оставаться один. Не из-за ситуации и не из-за поездки, – быстро добавил он, увидев, что лицо Кирилла снова застывает. – Я к тебе успел привязаться. Ты мне нужен…Все. Если хочешь – езжай. – Макс устало ссутулился и, услышав, как заурчал мотор, отвернулся и медленно поплелся к дому.
   Но Кирилл просто отогнал машину вглубь двора и вышел, направляясь к Максу.
   – Пошли, расскажешь свои беды.
   Ленка ободряюще улыбнулась Максу и оставила их на кухне вдвоем.
   Кирилл одобрительно посмотрел на накрытый стол, украшенный последней поллитровкой.
   – Понятливая бабенка.
   – Идеальный синтез деревенского воспитания с городским опытом.
   – А чего она ушла? Свистни, приезд надо немного отметить. Кстати, кто она тебе?
   – Трудно сказать. Фактически живем вместе уже два года. Она в театральном училище учится. В общаге проводит не больше одного-двух дней в неделю. Остальное время здесь. Жаркой любви у нас, вроде бы, не было, но друг к другу нас тянуло с самого начала. В общем, как говорят юристы, сожительствуем.
   – Грубо, – поморщился Кирилл.
   – Согласен. Она мне нравится. Толковая девчонка.
   Ленка посидела с ними минут пятнадцать, приняла комплименты Кирилла, выпила рюмочку за приезд. Кирилл очень уж часто и внимательно на нее поглядывал и Макс улыбнулся. Он уже привык к такой реакции. По меткому выражению Джона, Ленке было на что одеть платье. Высокая, стройная, с длинными ногами и тонкой талией, она неизменно привлекала внимание второй прекрасной половины человечества. Чувственные черты лица, темные волосы почти до плеч уложены в четкое каре, умные глаза – все было в ее пользу. Даже гомик на улице обернулся бы ей в след – ее красота была объективной и бесспорной. В театралке за ней гонялись стаи будущих АленДелонов и ВанДаммов, а если бы они знали ее способности на кухне и в постели! Иногда Макс задумывался, почему она с ним и не мог дать ответа. Он был умен, симпатичен, силен, мужествен, но не настолько, насколько она была красива и женственна. Обычно такие рассуждения он заканчивал словами: «Видимо, я себя недооцениваю.»
   А Ленку он ценил, был к ней привязан, во время ее отсутствия скучал по ней, даже, наверное, любил по-своему, но настоящего глубокого чувства, почему-то, не было. Он бы дрался за нее до последних сил, никогда бы ее никому не уступил, но это было что-то рефлекторное, чувство самца-обладателя. Это было совсем не то, что он испытывал однажды незадолго до армии, когда он не мог спокойно дышать, и грудь трещала от избытка чувств. Та его любовь вышла замуж, пока он отдавал долг Родине, и эта потеря больно тогда резанула его по сердцу. Может быть этот ожог мешал полностью отдаться чувствам, а может быть то, что подсознательно ему казалось, что такая яркая красота не может принадлежать кому-то одному. Ленка это чувствовала, но ничего не могла поделать. И все же ни она, ни он, ни разу даже не допускали мысли о расставании или о чем-то подобном.
   Ленка посидела еще немного с друзьями, но почувствовала, что Макс томится от невысказанного, и под благовидным предлогом все-таки ушла в другую комнату. Оба «подельщика» ковырялись в тарелках и молчали. Первым не выдержал Кирилл:
   – Ну, так…
   И тут Макса прорвало:
   – Слушай, только, ради Бога, не перебивай! Я вам вчера даже половины не рассказал…
   Кирилл попытался что-то вставить, но Макс нетерпеливо взмахнул рукой. За несколько минут он выложил все, что мучило его со вчерашнего дня, не утаив ни единой буквы и наконец замолчал, облегченно глядя на друга.
   – Да-а… – протянул Кирилл, задумчиво крутя на столе зажигалку. – Так вчера ты эту лабуду гнал, потому что решил, что стукач – это кто-то из нас троих?
   – Перестань, Кирь! – поморщился Макс. – Я и так второй день извожусь. Что значит —«решил»? Я даже представить не могу, что мне думать. Если этот долбанный чекист положил глаз на меня, разве не логично предположить, что своего человека он приставит именно ко мне?
   – А чего же ты тогда меня вернул? Может, это я стучу?
   – Да не знаю я! Не надо на меня давить. Я и так сегодня самого себя переплюнул. Спроси у Ленки, что это такое – заставить меня извиняться. И, к тому же, если бы ты был ко мне приставлен, ты бы не стал уезжать.
   – Вот оно что! – саркастически усмехнулся Кирилл.
   – Да ладно тебе, а? Знаешь, как тошно никому не верить?!
   – Ладно, замяли! – Кирилл припечатал свои слова ладонью к столу. – Ты тоже пойми – неприятно, когда тебя в стукачестве подозревают. А насчет парней ты тоже не беспокойся. Из Касыма сам видишь, какой стукач. Он парень простой, бесхитростный. И за это дело сам кому хочешь горло перегрызет. А Грек и есть мой сослуживец. Мы с ним не пуд, а тонну соли съели. Он у нас в роте старшиной был, «сверчок»-сверхсрочник. Я за него голову отдам, – Кирилл выдержал паузу, глядя куда-то вдаль. – Ну, а что там за проблемы у тебя, про которые ты давеча говорил? Повеселевший Макс в трех словах описал ситуацию.
   – Ну, если все так, как ты говоришь, то управимся быстро. Надо только ребят предупредить.
   – Без проблем. Кстати, ты охоту любишь? Можно сходить. Правда, сейчас не совсем сезон, но уточек еще можно, пока на гнезда не сели.
   – Неплохо бы. Завтра выезжаем?
   – Ага. С самого со сранья.
   Приблизительно через час Кирилл распрощался с хозяевами, сославшись на то, что ему надо «привести дела в порядок, ну, там, завещание написать», и пообещал приехать рано утром. Ленка отправилась в ванную, а Макс, взяв стопку газет, пришедших за последнюю неделю, плюхнулся на диван и собрался спокойно почитать. В последние дни у него явно не хватало на это времени. И тут зазвонил телефон.
   – Олег Максимов, если не ошибаюсь? – произнес холодный голос.
   – Да, я, – ответил Макс, физически чувствуя, как натягиваются струны нервов.
   – Я звоню вам по поручению Юрия Николаевича.
   – Слушаю.
   – Юрий Николаевич просил передать – то, что вам нужно, будет находиться на вокзале, в камерах хранения рядом с кассами. Ячейка 241, код В-307. Повторите.
   – Ячейка 241, код В-307,– послушно повторил Макс и, спохватившись, почти крикнул в трубку. – Эй, подождите секунду!
   – В настоящий момент я не уполномочен беседовать с вами, – все так же бесстрастно отозвалась трубка.
   – Можете вы что-то передать Юрию Николаевичу?
   – Да. Говорите.
   – Дело в том, что я должен на пару дней уехать из города. Буквально на несколько дней. Честное слово, ненадолго, – Макс поймал себя на том, что, оправдывается, как школьник, и ругнулся про себя. – Короче, я могу забрать вещи не раньше чем через неделю.
   – Хорошо, – без интонаций ответила трубка.
   «А что хорошего?» – подумал Макс.
   – Через неделю заберете посылку. С вами свяжутся и передадут следующие указания.
   Прежде, чем Макс успел еще хоть что-то сказать, человек на другом конце провода повесил трубку. «Черт те что!» —раздраженно подумал Макс – «Абсолютно ничего нового. Не за что зацепиться.» Он посмотрел на индикатор определителя номера, но на нем горели только прочерки. – «Либо с автомата звонил, либо включена блокировка. И, естественно, более вероятно второе».
   Погруженный в раздумья Макс не заметил, как в комнату, неслышно ступая, вошла Ленка, а когда заметил, трубка выпала у него из рук и брякнулась на пол.
   Ленка…Нет – Елена! была в короткой черной комбинации с тонкими бретельками, которая не скрывала подвязок, держащих черные блестящие чулки. На ногах – туфельки на шпильках. Тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном уходила в восхитительно-притягательную ложбинку. Ее грудь красиво натягивала ткань комбинации, и твердые возбужденные соски призывно проглядывали сквозь переливающийся черный шелк. Она была вызывающе, но не вульгарно накрашена и глубокие глаза под длинными густыми ресницами, казалось, высасывали из Макса всю энергию, да так, что он почувствовал непонятную слабость в теле. Она зябко повела плечами и с легкой хрипотцой произнесла:
   – Так и будешь сидеть?
   Макс медленно поднялся. Она сделала шаг к нему, и два ее обольстительных полушария так бесподобно колыхнулись под тонкой тканью, что Максу показалось, что он сейчас потеряет сознание.
   – Ты скучал по мне?
   – Да, – почти не соврал Макс.
   – Я хотела тебя с первого дня моего отъезда, – прошептала она.
   Макс только облизнул пересохшие губы и потянул ее к себе, почувствовав сквозь шелк ее гибкое, сильное, и, в то же время, податливое тело. Она уперлась руками ему в плечи и оттолкнулась, одновременно прижимаясь. Левой рукой он скользнул по ее груди, слегка прижал, ощутив всегда приводившую его в трепет упругость и, одновременно, мягкость девичьей прелести, и двумя пальцами стал ласкать жесткий торчащий сосок. Она издала какой-то неопределенный звук, прикрыла глаза, просунула руки под его футболку и прохладными пальцами пробежалась по его спине. Макс почувствовал, как невидимые струны внутри него напряглись до предела, а его черноволосая нимфа, не успокаиваясь на достигнутом, добралась до его губ. Ее поцелуй сначала был мягок, тепл и нежен, и вдруг сменился на страстный и жгучий, а когда ее горячий язык скользнул в его полуоткрытый рот, он издал низкое утробное рычание, ощущая, как разум начинает его покидать. Возбуждение затопило его, а в голове начали постукивать серебряные молоточки. Он попытался ее обнять, но она вдруг вырвалась и, развернувшись, прижалась к нему спиной, откинула голову ему на плечо, а руками обхватила шею. Он вдохнул аромат ее волос, и едва успел обнять ее грудь, как она выскользнула и со сладострастным стоном сползла на колени, прижавшись к его бедрам. Тут какое-то непонятное животное чувство захлестнуло его. Он поднял ее, как пушинку и стиснул в объятьях так, что она застонала то ли от боли, то ли от страсти, а может быть и от того и от другого одновременно, и прижалась к нему со всей силой, на которую была способна. Слившись в одно целое, они упали на диван. Он рычал, как зверь, видя, как она извивается, стонет и кричит, кусая губы и изнемогая от бешеной страсти…
   …Она курила, откинувшись на подушки и разметав по ним свои чудесные черные волосы. Он лежал на животе, чувствуя, как саднит расцарапанную спину. Ленка провела пальцами по свежим красным полосам:
   – Прости, я совсем не соображала, что делаю.
   – Перестань. Это было здорово, – отозвался Макс. Она помолчала.
   – Ты стал другим, Олег… – тихо произнесла Ленка.
   – Каким?
   – Не знаю. Ты никогда не был таким…агрессивным.
   – Тебе не понравилось?
   Она задумалась и с недоуменной улыбкой ответила:
   – Знаешь… Понравилось! – она даже хмыкнула от удивления. – Но мне казалось… что я совсем с другим человеком.
   – Всем свойственно меняться, – проворчал Макс. Она не ответила. Струйка пота сбежала по ее шее, задержалась в выемке под ключицей и исчезла в ложбинке между ее великолепных грудей. Макс положил руку ей на грудь и почувствовал, что комбинация на ней совершенно мокрая. Она, улыбнувшись, закрыла глаза, положила свою руку на его, слегка прижала к своей груди, так что у Макса, несмотря на усталость, снова что-то зашевелилось внутри. Но она решительным жестом убрала его руку и села.
   – Пойду в ванную.
   Он задержал ее за плечо и поцеловал между лопаток, в «кошачье место», как он его называл. Ленка вздрогнула, ее кожа покрылась мурашками от возбуждения. Она глубоко вздохнула и ласково хлопнула его по руке.
   – Отстань, репей!
   Она встала, но снова наклонилась, поцеловала Макса в щеку и прошептала:
   – Ты был бесподобен!
   Она убежала, а Макс остался один, прислушиваясь к своим чувствам. Вечер, действительно, был потрясающ. Но что-то изменилось. Макс сам не мог понять, что именно, но что-то было совсем по-другому, не так, как неделю назад. «Оставим выяснение до лучших времен», – мелькнула у него последняя мысль.
   Когда Ленка вернулась, он уже крепко спал, даже не закрывшись покрывалом. Она его укрыла и долго стояла, глядя на его беспокойное, даже во сне, лицо. А потом вернулась в ванную и снова повертела в руках предмет, выпавший из его куртки. «Откуда у него пистолет? Кто этот Кирилл? Что, вообще, здесь происходит?» Ответов не было.
   Ей стало страшно. Относительно спокойная жизнь делала крутой поворот и неизвестно, куда могла завести их эта дорога…
 
   – Тормози, приехали. Сейчас скатывайся вот сюда, на лужайку, и к забору…
   «Восьмерку» качнуло, когда она съезжала с дорожного полотна, и с заднего сиденья показалось помятое Ленкино лицо.
   – Ой! Мы уже дома! Я долго спала?
   – Двести километров, – отозвался Макс и, обернувшись, присвистнул.-Ну ты и опухла!
   Ленка тут же кинулась искать зеркальце, а Макс медленно выбрался из машины. С другой стороны, покряхтывая и поскрипывая суставами, показался Кирилл. Он самозабвенно, с треском, потянулся и принялся сосредоточенно обстукивать ногами колеса. Макс ухмыльнулся:
   – Мой дядя, шофер-дальнобойщик, говорил, что водилы, вылезая из машины после рейса, пинают колеса вовсе не затем, чтобы проверить, как они накачаны.
   – А зачем? – послышался из салона заинтересованный Ленкин голос.
   – А чтобы то, что у водилы между ног, отлипло друг от друга. Неудобно же при всех руками…
   Ленка возмущенно фыркнула, вылезая из машины, а Кирилл, пнув от души последнее колесо, удивленно заметил:
   – У тебя умный дядя! Глядя на тебя и не подумал бы!
   – Ой-ой-ой! Аленка вернулась! С Олежеком! – положила конец начавшейся было пикировке высокая женщина лет пятидесяти, появившаяся из небольшого, но аккуратного домика, возле которого они остановились. Густые черные волосы с едва заметной проседью были скручены в тугой узел на затылке.
   – Теща! – шепнул Олег Кириллу и, сделав на лице улыбку, направился навстречу.
   – Здравствуйте-здравствуйте, тетя Надя! Давно я вас не видел, – Макс галантно поцеловал женщине руку. – Знакомьтесь – это Кирилл, мой друг.
   Кирилл, поддавшись заданному тону, отвесил земной поклон.
   – Тоже журналист? – утвердительно и слегка осуждающе спросила «теща».
   – Да нет, извините, я так… – замялся Кирилл, неодобрительно глянув на Макса.
   – Ну, зачем же извиняться! Есть профессии ещё хуже! – не унимался Макс.
   «Теща», или Надежда Сергеевна, знала Макса уже полтора года. Знала, что ее «Аленушка» живет с ним. Знала, но не одобряла. Не то чтобы Макс ей не нравился, но его профессия ее настораживала. Слово «журналист» ассоциировалось в ее сознании с чем-то непостоянным, ненадежным, как она говорила – «ненастоящим». А тут еще дочка пошла в артистки, что, по ее мнению, было немногим лучше проститутки. А то, что они вот уже два года живут как муж и жена и, при этом, не собираются расписываться, только усиливало ее внутренне неприятие этого союза. Нет, она не какая-то твердолобая ретроградка, но… Лучше бы Аленка нашла себе мужика посерьезней.
   Макс знал отношение к нему Надежды Сергеевны, но ничего поделать не мог, да и не собирался. В ее присутствии он добросовестно играл отведенную ему заочно роль эдакого бесшабашно-бестолкового репортеришки-балагура. А Ленка только потешалась, глядя на их светские беседы, лишь изредка остужая Макса, когда он слегка зарывался.
   – Прошу всех в дом! – подвела итог Ленка, первой направившись к калитке, по дороге поцеловав мать в щеку.
   «Теща» усадила прибывших в небольшой, по-женски аккуратно обставленной, гостиной перед телевизором, а сама засуетилась на кухне. Ленка с Максом расслабились в глубоких креслах, неновых, но очень удобных. Они знали, что на кухне им делать нечего. Кирилл этого не знал и, поерзав на диване, пошел помогать, но тут же безоговорочно был изгнан отдыхать.
   Макс повертел в руках тяжеленную дистанционку от «Витязя» и вздохнул, вспомнив свой «Самсунг». Что поделаешь, в деревне свои взгляды на жизнь и здесь предпочитали отечественную технику. Ее, говорят, лучше ремонтировать. В то, что «корейцев» и «японцев» не надо ремонтировать вообще, здесь не верили.
   – Кушать подано! – объявила через полчаса Надежда Сергеевна.
   – Садитесь жрать, пожалуйста! – добавил Макс, вскакивая с кресла.
   На столе ароматно дымилась картошка, густо сдобренная маслом и посыпанная свежей зеленью. Тут же стояли огурчики-пуплята и маринованные маслята, истекало соком подрумяненное жаркое. Венчала все это запотевшая поллитровка.
   – Извините, что не густо. Больно уж неожиданно приехали, – причитала Надежда Сергеевна.
   – Ни фига себе – «извините»! – даже обиделся Макс. – Да я об этом столе всю дорогу мечтал. Сейчас мы с тобой языки съедим, – обратился он к Кириллу.
   – Языки вы через недельку съедите, – возразила «теща». – Мишка поросенка будет забивать.
   – Вроде не сезон… – удивился Макс. Он уже начинал разбираться в особенностях деревенской жизни. Еще год назад он совершенно искренне считал, что мясо в деревнях покупают в магазинах, а то, что поросят «мочат» не когда понадобится мясо, а в определенный сезон, было для него святым откровением.
   – Сезон-сезон. Они своих поросят на зиму на ферму отдавали, на откорм. Заплатили чуток начальству, зато теперь свежатинку можно круглый год, есть, а не изводить мясо на тушенку. А магазинным-то мясом и желудки испортить недолго.
   – Что, богато ферма живет?
   – Богато… – невесело усмехнулась Надежда Сергеевна. – Государственные свиньи у них больше на волков похожи. Того и гляди, на людей кидаться начнут с голодухи. Ребра торчат, как у радиатора.
   – Надолго к нам? – спросила «теща» после первой рюмки «за приезд». – По делам или как?
   – Или как, – ответил Макс, гоняя вилкой по тарелке малюсенький масленок. – Я сейчас в отпуске, а Ринат в прошлый год приглашал на охоту. Утки-то еще не на гнездах? Можно пострелять?
   Когда Макс упомянул о Ринате, Надежда Сергеевна непроизвольно поморщилась. Еще один балбес неприкаянный. Двадцать два уже парню, а все как пацан. Места себе никак не найдет. С гитарой по ночам шатается, песни орет. Пьет то и дело. По правде сказать, за воротник заложить здесь все мужики не дураки, но этот и пьет как-то по-чудному. Всю дорогу и в компании, вроде, а, вроде, и один. Из дому постоянно уходит, живет где-то в сторожке. То в город уедет, то вернется. Неправдашный какой-то, ненастоящий. Местные парни его тоже недолюбливают. Чужой он в селе, хоть и родился здесь, и вырос. До армии к Аленке, было, клеился. Да та его всерьез не воспринимала. Так – товарищ. И то слава Богу.
   – Теть Надь, а Алик-то как у вас поживает? Не слыхать ничего? – забросил удочку Макс.
   – А что мне Алик? – вскинулась Надежда Сергеевна. – Кто он мне? Сват-брат? Живет себе и пускай. Мне до него дела нет.
   – Что-то у вас его больно не любят.
   – А чего его любить? Это тебе все с разными Аликами, да Ринатами интересно, а у нас люди больше простые, – она помолчала, поняв, что переборщила. Видно хмель в голову ударил. Не привыкла, она к выпивке, хоть и сельская.