группы армий и ОКХ отклонили и это мое предложение, которое исходило из
необходимости сбережения человеческих жизней. Оно было отклонено под нелепым
предлогом, что "противнику на этом участке фронта еще труднее, чем нам".
В течение дня 15 августа мне пришлось затратить немало усилий, на то,
чтобы убедить моих начальников отказаться от своего намерения
воспользоваться успехом 24-го танкового корпуса для перехода в наступление
на Гомель. В моих глазах такой марш корпуса в направлении на юго-запад был
равносилен отступлению. Командование группы армий для осуществления этой
цели пыталось взять из корпуса одну танковую дивизию, не учитывая, однако,
то обстоятельство, что силами одной дивизии невозможно осуществить такую
операцию. Пришлось бы ввести в бой весь 24-й танковый корпус, а его левый
фланг обеспечить силами других соединений. Кроме того, начиная с 22 июня
1941 г., войска 24-го танкового корпуса еще не имели ни одного дня отдыха и
крайне нуждались в некотором перерыве в боевых действиях для приведения в
исправность материальной части. Не прошло и полчаса после того, как мне
удалось добиться согласия на это командования группы армий, как из ОКХ было
получено приказание отправить одну танковую дивизию в направлении на Гомель.
24-му танковому корпусу было теперь приказано наступать на юг в
направлении на Новозыбков и \264\ Стародуб, имея в первом эшелоне 3-ю и 4-ю
танковые дивизии, а во втором - 10-ю мотодивизию, и после успешного прорыва
повернуть на Гомель дивизию, которая будет действовать на правом фланге.
16 августа 3-я танковая дивизия овладела узловым пунктом шоссейных
дорог городом Мглин. В этот день группе армий "Центр" было приказано
передать 39-й танковый корпус в составе 12-й танковой дивизии, 18-й и 20-й
мотодивизий в распоряжение группы армий "Север".
Я не касаюсь здесь тех колебаний со стороны командования группы армий
"Центр", которые были проявлены в последующие дни во время переговоров по
телефону. 17 августа правый фланг 24-го танкового корпуса сильно отстал в
результате упорного сопротивления противника, в то время как 10-я
мотодивизия и прежде всего 3-я танковая дивизия корпуса, действовавшие на
левом фланге, успешно продвигались вперед, захватив узловую станцию Унеча.
Тем самым была перерезана железнодорожная линия Гомель - Брянск, и наши
войска глубоко вклинились в расположение противника. Как же можно было лучше
использовать результаты этого прорыва? Предполагалось, что 2-я армия,
опираясь на мой правый фланг, будет наступать на Гомель своим сильным левым
флангом. Однако, как это ни странно, этого не случилось.
Основные силы 2-й армии были выдвинуты с ее левого фланга на
северо-восток и двигались далеко позади фронта наступления 24-го танкового
корпуса, который в то время вел тяжелые бои в районе Стародуб, Унеча. Я
обратился в штаб группы армий с просьбой дать указание 2-й армии двинуть ее
соединения в первую очередь против противника, действовавшего на нашем
правом фланге. Мне было обещано, что штаб отдаст такое приказание, однако,
когда я запросил штаб 2-й армии, получил ли он такое приказание, то мне
сообщили, что наступление в северо-восточном направлении предпринято 2-й
армией по приказанию штаба \265\ группы армий. Целесообразность проведения
решительных действий вызывалась еще тем обстоятельством, что уже 17 августа
поступили сведения об отходе противника из района Гомеля. Уже в этот день
24-й танковый корпус получил приказ преградить противнику путь на восток в
районах Унечи и Стародуба.
19 августа 1-я танковая группа, входящая в состав группы армий "Юг",
захватила небольшой плацдарм на восточном берегу Днепра у города Запорожье,
2-я армия овладела Гомелем. 24-му танковому корпусу, входящему в состав моей
танковой группы, было приказано прорваться через Клинцы и Стародуб на
Новозыбков, а 47-му танковому корпусу - обеспечить левый фланг 24-го
танкового корпуса. У Почепа противник оказывал упорное сопротивление.
18 августа главнокомандующий сухопутными войсками представил Гитлеру
свои соображения относительно дальнейшего развития боевых действий на
Восточном фронте.
20 августа 24-й танковый корпус отбивал атаки противника на линии
Сураж, Клинцы, Стародуб. Отдельным подразделениям удалось прорваться на
восток в районе южнее Унечи. Атаки на Ельню были отбиты. В этот же день
фельдмаршал фон Бок по телефону приказал мне приостановить дальнейшее
наступление на Почеп, которое велось левым флангом 2-й танковой группы. Он
выразил пожелание, чтобы все войска танковой группы были сосредоточены для
отдыха в районе Рославля с тем, чтобы иметь возможность предпринять
предполагаемое им наступление на Москву со свежими силами. Бок не знал, по
какой именно причине 2-я армия не продвигалась вперед; он всегда спешил.
21 августа 24-й танковый корпус захватил Костобобр, 47-й танковый
корпус овладел Почепом,
22 августа был отдан приказ о передаче 20, 9 и 7-го армейских корпусов
в состав 4-й армии. Командный пункт 2-й танковой группы был перемещен в
Шумячи (западнее Рославля) с тем, чтобы он находился \266 - Схема 15\ \267\
поближе к дивизиям. В 19 час. того же дня я получил запрос из штаба группы
армий о том, не смогу ли перебросить свои танковые соединения, готовые к
действиям в районе Клинцы, Почеп, на левый фланг 2-й армии для наступления в
южном направлении во взаимодействии с 6-й армией группы армий "Юг".
Выяснилось, что еще раньше был получен приказ из ОКХ или ОКВ, который
предписывал выделить одну из моторизованных дивизий для участия в
наступлении, проводимом 2-й армией. Я сообщил штабу группы армий, что
использование танковой группы для действий в этом направлении считаю в корне
неверным, а дробление ее - прямо преступлением.
На 23 августа я был вызван в штаб группы армий "Центр" на совещание, в
котором принимал участие начальник генерального штаба сухопутных войск. Он
сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и
не на Москву, а на Украину и Крым. Для нас было очевидно, что начальник
генерального штаба генерал-полковник Гальдер сам глубоко потрясен тем, что
его план развития наступления на Москву потерпел крах. Мы долго совещались
по вопросу о том, что можно было сделать, чтобы Гитлер все же изменил свое
"окончательное решение". Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое
Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми
ее трудностями, которую ОКХ хотело избежать, имея на это все основания. Я
обратил внимание участников совещания на плохое состояние дорог и трудности
в снабжении, с которыми встретятся танковые войска при наступлении на юг, и
выразил сомнение в том, будет ли в состоянии материальная часть танковых
частей выдержать эти новые испытания, а вслед за ними и зимнюю кампанию -
наступление на Москву. \268\
Далее я обрисовал им состояние 24-го танкового корпуса, который с
самого начала кампании в России не имел еще ни одного дня отдыха. Все эти
доводы могли быть использованы начальником генерального штаба для того,
чтобы попытаться еще раз повлиять на Гитлера с тем, чтобы он изменил свое
решение. Фельдмаршал фон Бок также меня хорошо понимал и после некоторого
раздумья внес предложение, чтобы я отправился вместе с генерал-полковником
Гальдером в ставку фюрера и в качестве фронтового генерала доложил
непосредственно Гитлеру наши взгляды в отношении дальнейшего развития
операций. Предложение фон Бока было принято; мы вылетели в ставку и к вечеру
приземлились на аэродроме Летцен (Луганы) в восточной Пруссии.
Я немедленно отправился к главнокомандующему сухопутными силами.
Фельдмаршал фон Браухич встретил меня следующими словами: "Я запрещаю вам
поднимать перед фюрером вопрос о наступлении на Москву. Имеется приказ
наступать в южном направлении, и речь может идти только о том, как его
выполнить. Дальнейшее обсуждение вопроса является бесполезным". В ответ на
это я попросил разрешение вылететь обратно в свою танковую группу, ибо при
таких условиях не имеет смысла вступать с Гитлером в какие-либо объяснения.
Однако фельдмаршал фон Браухич не согласился с этим. Он приказал мне
отправиться к Гитлеру и доложить ему положение своей танковой группы, "не
упоминая, однако, ничего о Москве!"
Я отправился к Гитлеру и в присутствии большого круга лиц: Кейтеля,
Иодля, Шмундта и других, доложил обстановку на фронте перед моей танковой
группой, положение самой группы, а также о характере местности; к сожалению,
при моем докладе не было ни Браухича, ни Гальдера, ни какого-либо другого
представителя ОКХ. После того как я закончил свой доклад, Гитлер задал мне
следующий вопрос: "Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно
крупное усилие при их настоящей боеспособности?" \269 - Схема 16\ \270\
Я ответил: "Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая
будет понятна каждому солдату, то да!" Гитлер: "Вы, конечно, подразумеваете
Москву!" Я ответил: "Да. Поскольку вы затронули эту тему, разрешите мне
изложить свои взгляды по этому вопросу".
Гитлер дал свое разрешение, и я подробно и убедительно изложил ему все
доводы, говорящие за то, чтобы продолжать наступление на Москву, а не на
Киев. Я высказал ему свое мнение о том, что с военной точки зрения сейчас
дело идет к тому, чтобы полностью уничтожить вооруженные силы противника,
которые в последних боях понесли значительные потери. Я обрисовал ему
географическое положение столицы России, которая в значительной степени
отличается от других столиц, например Парижа, и является центром путей
сообщения и связи, политическим и важнейшим промышленным центром страны;
захват Москвы очень сильно повлияет на моральный дух русского народа, а
также на весь мир. Я обратил его внимание на то, что войска настроены
наступать на Москву и что все приготовления в этом направлении встречаются с
большим восторгом.
Я пытался объяснить Гитлеру, что после достижения военного успеха на
решающем направлении и разгрома главных сил противника будет значительно
легче овладеть экономически важными районами Украины, так как захват Москвы
- узла важнейших дорог - чрезвычайно затруднит русским перебрасывать свои
войска с севера на юг. Я напомнил ему также, что войска группы армий "Центр"
уже находятся в полной боевой готовности для перехода в наступление на
Москву, в то время как предполагаемое наступление на Киев связано с
необходимостью произвести переброску войск на юго-запад, на что потребуется
много времени; причем в последующем, при наступлении на Москву, танковым
войскам придется пройти еще раз это же расстояние, т. е. от Рославля до
Лохвицы, равное 450 км, что вызовет повторный износ материальной части \271\
и усталость личного состава. На опыте передвижения наших войск в направлении
на Унечу я обрисовал ему состояние дорог в районе, указанном мне для
переброски своих войск, и обратил его внимание на те трудности в организации
снабжения, которые неизбежно должны будут увеличиваться с каждым днем, если
нас повернут на Украину.
Наконец, я указал на тяжелые последствия, которые должны возникнуть в
случае, если операции на юге затянутся, особенно из-за плохой погоды. Тогда
уже будет поздно наносить противнику решающий удар в направлении на Москву в
этом году. В заключение я обратился к Гитлеру с просьбой отодвинуть назад
все остальные соображения, подчинив их прежде всего решению основной задачи
- достижению решающего военного успеха. Все остальные задачи будут тем самым
решены впоследствии.
Гитлер дал мне возможность высказаться, не прервав ни разу. Затем он
взял слово, чтобы подробно изложить нам свои соображения относительно того,
почему именно он пришел к другому решению. Он подчеркнул, что сырьевые
ресурсы и продовольствие Украины являются жизненно необходимыми для
продолжения войны. В связи с этим он упомянул о необходимости овладения
Крымом, являющимся "авианосцем Советского Союза в его борьбе против
румынской нефти". Я впервые услышал от него фразу: "Мои генералы ничего не
понимают в военной экономике".
Гитлер закончил свою речь строгим приказом немедленно перейти в
наступление на Киев, который является его ближайшей стратегической целью.
При этом мне впервые пришлось пережить то, с чем впоследствии приходилось
встречаться довольно часто: после каждой фразы Гитлера все присутствующие
молча кивали головой в знак согласия с ним, а я оставался со своим мнением в
единственном числе. Очевидно, он уже не раз произносил такие речи для
обоснования своих более чем странных решений. \272\
Я очень сожалел, что во время этого доклада, от которого зависело очень
многое, может быть даже исход войны, не присутствовали ни фельдмаршал фон
Браухич, ни генерал-полковник Гальдер. Ввиду того, что против меня единым
фронтом выступало все ОКВ, я решил в этот день прекратить дальнейшую борьбу,
ибо тогда я все еще верил, что смогу добиться встречи с главой государства с
глазу на глаз и доказать ему правоту своих взглядов.
После того как решение о переходе в наступление на Украину было еще раз
подтверждено, мне ничего не оставалось, как наилучшим образом его выполнить.
Поэтому я обратился к Гитлеру с просьбой отказаться от ранее предполагаемого
дробления моей танковой группы и приказать направить всю группу для
выполнения новой задачи с тем, чтобы добиться быстрого успеха еще до
наступления осени, ибо осенние дожди делают эту бездорожную страну
непроходимой и движение танковых соединений будет парализовано. Мне было
обещано, что моя просьба будет удовлетворена.
Было далеко за полночь, когда я возвратился на свою квартиру. Еще в тот
же день 23 августа ОКХ отдало группе армий "Центр" приказ "уничтожить
крупные силы 5-й армии русских и оказать содействие группе армий "Юг",
способствуя ее скорейшему переходу через Днепр. Для этого необходимо создать
ударную группу, по возможности под командованием генерал-полковника
Гудериана, которая своим правым флангом должна ударить в направлении на
Чернигов". Об этом приказе мне ничего не было известно в тот день, когда я
докладывал Гитлеру. Генерал-полковник Гальдер также ничего не сделал для
того, чтобы как-нибудь сообщить мне об этом приказе в течение дня 23
августа.
Утром 24 августа я отправился к начальнику генерального штаба и доложил
ему о том, что мои попытки переубедить Гитлера потерпели неудачу. Я был
уверен, что не очень сильно удивлю Гальдера своим сообщением, \273\ однако
был чрезвычайно поражен, когда это сообщение вызвало у него нервную вспышку
и он обрушился на меня с рядом совершенно необоснованных обвинений. Только
повышенным нервным состоянием Гальдера можно объяснить его разговор по
телефону обо мне с командованием группы армий "Центр", а также совершенно
неверные утверждения офицеров штаба этой группы, появившиеся в их
послевоенных статьях. Особенно Гальдер был раздражен моим стремлением
предпринять новую операцию с самого начала крупными силами. Он совершенно не
понимал этих моих стремлений и впоследствии пытался оказать им
противодействие.
Мы расстались, не достигнув взаимопонимания. Я вылетел обратно в свою
танковую группу, получив приказ выступить 25 августа на Украину.
24 августа 24-й танковый корпус овладел Новозыбковом; противник был
отброшен на линию Унеча, Стародуб.

Сражение за Киев

Приказ Гитлера от 21 августа, послуживший отправным пунктом для
проведения предстоящих операций, в основном гласил:

"Предложение ОКХ от 18 августа о развитии операций в направлении на
Москву не соответствует моим планам. Приказываю:
1. Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а
захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишение русских
доступа к кавказской нефти; на севере важнейшей целью считать блокирование
Ленинграда и соединение с финнами.
2. Исключительно благоприятная оперативная обстановка, которая
сложилась благодаря достижению нами линии Гомель, Почеп, должна быть
использована \274\ для того, чтобы немедленно предпринять операцию" которая
должна быть осуществлена смежными флангами групп армий "Юг" и "Центр". Целью
этой операции должно явиться не простое вытеснение 5-й армии русских за
линию Днепра только силами нашей 6-й армии, а полное уничтожение противника
до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Суда. Это даст
возможность группе армий "Юг" занять плацдарм на восточном берегу Днепра в
районе среднего течения, а своим левым флангом во взаимодействии с группой
армий "Центр" развить наступление на Ростов, Харьков.
3. Группа армий "Центр" должна, не считаясь с дальнейшими планами,
выделить для осуществления указанной операции столько сил, сколько
потребуется для уничтожения 5-й армии русских, оставляя себе небольшие силы,
необходимые для отражения атак противника на центральном участке фронта.
4. Овладеть Крымским полуостровом, который имеет первостепенное
значение для беспрепятственного вывоза нами нефти из Румынии..."

Этот приказ, точный текст которого мне еще не был известен во время
моего доклада 23 августа, послужил основанием для тех указаний, которые были
даны моей танковой группе со стороны ОКХ и командования группы армий
"Центр". Наиболее горькое разочарование вызвал у меня вывод 46-го танкового
корпуса из состава моей танковой группы. Несмотря на обещание, данное мне
Гитлером, командование группы армий решило оставить этот корпус в резерве
4-й армии, сосредоточив его в районе Рославля и Смоленска. Мне пришлось
выступить в. новый поход, имея лишь два корпуса - 24-й и 47-й, силы которых
с самого начала были признаны мною недостаточными. Мой протест против этого
решения был оставлен командованием группы армий без внимания.
В качестве первоначальной цели наступления мне был указан Конотоп. Все
остальные указания \275\ относительно установления взаимодействия с группой
"Юг" оставались в силе.
Учитывая группировку сил моей танковой группы на тот период, мне ничего
другого не осталось сделать, как поставить задачу перед 24-м танковым
корпусом, который уже находился в районе Унечи, снова прорваться через фронт
русских и одновременно обеспечивать наш правый фланг от угрозы противника,
отходящего из района Гомеля на восток, 47-му танковому корпусу была
поставлена задача силами 17-й танковой дивизии - единственной дивизии,
которую корпус имел возможность немедленно ввести в бой, - обеспечить левый
фланг танковой группы посредством перехода в наступление против крупных сил
русских, расположенных по восточному берегу р. Судость южнее Почепа. Сама р.
Судость в сухое время года не представляла собой какого-либо серьезного
препятствия.
29-я мотодивизия уже в это время занимала по р. Десна и верхнему
течению р. Судость оборону протяжением в 80 км. Восточнее Стародуба
противник еще располагался по западному берегу р. Судость, на фланге 24-го
танкового корпуса. После того как 29-я мотодивизия была сменена пехотной
дивизией, протяженность нашего фланга от Почепа до первоначальной цели
наступления - Конотопа составила 180 км; только отсюда начиналась основная
операция, а следовательно, и основная угроза. Сведения о силах противника на
левом фланге имелись чрезвычайно отрывочные. Во всяком случае, следовало
считаться с тем, что силы 47-го танкового корпуса будут полностью заняты
выполнением задачи по обеспечению нашего фланга. Боеспособность 24-го
танкового корпуса, предназначенного для действий в качестве ударной силы,
была в значительной степени ослаблена тем, что он должен был приступить к
выполнению новой задачи, так и не получив времени для отдыха и пополнения
после участия в исключительно тяжелых боях и совершения утомительного марша.
\276\
Положение танковой группы на 25 августа было следующим.
24-й танковый корпус: 10-я мотодивизия прошла через Холмы и Авдеевку,
3-я танковая дивизия - через Костобобр и Новгород-Северский; 4-я танковая
дивизия получила задачу очистить от противника западный берег р. Судость и,
сменившись частями 47-го танкового корпуса, двигаться за 3-й танковой
дивизией.
47-й танковый корпус: 17-я танковая дивизия получила задачу
переправиться у Почепа на левый берег р. Судость и наступать в направлении
на Трубчевск, после чего переправиться на левый берег Десны и наступать
вдоль реки на юго-запад с задачей содействовать 24-му танковому корпусу при
форсировании р. Десны. Все остальные силы корпуса только еще выступили в
этот день из района Рославля.
Рано утром 25 августа я отправился в 17-ю танковую дивизию, чтобы
присутствовать при форсировании ею р. Судость и р. Рог, протекающей южнее.
Войска двигались по плохим песчаным дорогам, испытывая значительные
затруднения; много машин выбывало из строя. Уже в 12 час. 30 мин. мне
пришлось затребовать из Мглина пополнения командирских танков, легковых
машин и мотоциклов. Это сулило нам далеко не радостные перспективы в
будущем. В 14 час. 30 мин. я прибыл на командный пункт 17-й танковой
дивизии, расположенный в пяти километрах севернее Почепа. На мой взгляд,
силы, выделенные для осуществления этого трудного наступления, были ввиду их
малочисленности недостаточны. Поэтому по сравнению с 24-м танковым корпусом
17-я танковая дивизия продвигалась слишком медленно. На это обстоятельство я
указал командиру дивизии генералу фон Тому и прибывшему сюда командиру
корпуса. Для того, чтобы ознакомиться с положением противника, я отправился
в 63-й мотострелковый полк, наступавший в первом эшелоне, и некоторое время
продвигался вместе с ним. Ночь я провел в Почепе. \277\
Утром 26 августа я вместе со своим адъютантом майором Бюсингом
отправился на передовой артиллерийский наблюдательный пункт, расположенный
на северном берегу р. Рог, чтобы наблюдать за результатами налетов наших
пикирующих бомбардировщиков на оборонительные позиции русских на
противоположном берегу реки. Бомбы ложились точно, но поражение наносили
минимальное. Все же моральное воздействие бомбардировки на русских, в
результате которой они были загнаны в свои окопы, дало нам возможность
форсировать реку почти без потерь. Из-за неосторожного поведения одного из
наших офицеров русские наблюдатели заметили нас и открыли меткий минометный
огонь. Мина, разорвавшаяся в непосредственной близости от нашего
наблюдательного пункта, ранила пять офицеров, в том числе майора Бюсинга,
сидевшего радом со мной. Я остался цел только чудом.
Против нас оборонялись 269-я и 282-я дивизии русских. После того как в
моем присутствии была совершена переправа через р. Рог и наведен мост, я во
второй половине дня отправился через Мглин в Унечу, куда был переведен
командный пункт танковой группы. В пути мне было доставлено радостное и
совершенно неожиданное для меня донесение о том, что энергичные действия
танкового подразделения обер-лейтенанта Бухтеркирха (6-й танковый полк) дали
возможность 3-й танковой дивизии захватить невредимым мост длиной в 700 м на
р. Десна восточное Новгород-Северского. Этот счастливый случай в
значительной степени облегчил тогда проведение наших операций.
Только к полуночи я добрался до своего нового командного пункта. Здесь
я застал прибывшего из ОКХ оберквартирмейстера I[30] генерала Паулюса и
нескольких \278\ офицеров из оперативного отдела генштаба ОКХ, явившихся еще
днем на командный пункт для ознакомления с обстановкой. Никаких прав
отдавать распоряжения Паулюс не имел. Во время моего отсутствия Паулюс
беседовал об обстановке с подполковником бароном фон Либенштейном, а затем
связался с ОКХ и внес предложение объединить под единым командованием
левофланговый корпус 2-й армии - танковую группу и 1-ю кавалерийскую
дивизию; действующую на левом фланге этой группы. Паулюсу загадочно
ответили, что о переподчинении соединений 2-й армии в настоящее время не
может быть и речи и что движение 2-й армии "имеет лишь тактическое
значение". 1-я кавалерийская дивизия осталась в составе 2-й армии, которая
перенесла свой главный удар на правый фланг. Однако противник, расположенный
на Десне, был слишком сильным, и его нельзя было просто оставить в глубине
нашего левого фланга, как об этом по-видимому предполагало ОКХ.
Необходимо было сначала разбить этого противника с тем, чтобы иметь
возможность продвигаться далее на юг. На следующий день я снова беседовал с
Паулюсом, высказав ему все свои соображения. Паулюс в точности передал их
начальнику генерального штаба, но при господствовавшем там неприязненном
отношении ко мне они не произвели никакого впечатления.
К вечеру 26 августа левый фланг 2-й армии \279\ находился южнее
Новозыбкова; разграничительная линия между танковой группой и левым флангом
2-й армии проходила от Клинцы через Холмы на Сосница (северо-восточнее
Макошино на Десне); разграничительная линия с 4-й армией проходила от Сураж
через Унеча, Почеп, Брасово.
10-я мотодивизия 24-го танкового корпуса находилась в районе Холмы,
Авдеевка; 3-я танковая дивизия сосредоточилась к мосту через Десну южнее
Новгород-Северского; 4-я танковая дивизия вела бои с противником
юго-восточнее Стародуба.
17-я танковая дивизия 47-го танкового корпуса вела бои в районе Семцы