Глава 28

   На самой окраине Капулькара, далеко за кольцом жилых зон, начинался стандартный защитный лесопарк, состоящий из гигантских лишайников Элмоса. Только эти растения могли выстоять в отравленной промышленностью атмосфере городского мегаполиса. За зоной лесопарка находилась официально не существующая свалка мусора.
   Именно здесь, в густом ядовитом тумане, в крохотных фанерных пещерках или упаковочных пластиковых ящиках жили отбросы аниранского общества. Те, кто принадлежал к его самой низшей социальной ступени.
   Но даже здесь существовал определенный порядок, и среди жителей этого призрачного города соблюдалась строгая иерархия. Те, кто обладал достаточной физической силой или хорошо припрятанной суммой (как ни странно, здесь жили далеко не нищие люди), получал для разработки гораздо более выгодные участки и реальный шанс еще больше приумножить свое богатство.
   Богатство — весьма относительное понятие. Для одних оно исчисляется в миллионах кредантов, живущим же на свалке было достаточно и сотен.
   Даже улетев к звездам, даже построив здесь свои новые автоматизированные производства и мегаполисы, даже здесь человечество не смогло избавиться от своих извечных болячек — чрезмерной жадности и вопиющего неравноправия в распределении жизненных благ.
   Какой долгий путь ему еще необходимо пройти, прежде чем бедность и болезни останутся в прошлом, говорил тот факт, что и на самом дне аниранского общества существовали свои парии, отвергнутые даже гильдией нищих. Они жили на окраине свалки, где нельзя было найти ни одной приличной упаковки пищевых концентратов с просроченным сроком хранения.
   Здесь, в крохотной пластиковой пещерке, наспех сооруженной из обломка газопроводной трубы, сидели два странных существа, которых лишь весьма условно можно было отнести к человеческой расе.
   Их мертвенно-бледная кожа местами шелушилась, а движения казались неестественно замедленными. Они никогда не разговаривали. Хотя именно в данный момент между ними осуществлялся весьма интенсивный обмен информацией. Он шел через канал информационного поля планеты, удаленной от Анирана на биллионы километров. А перевод этого необычного диалога на любой из известных человеческих языков выглядел бы примерно следующим образом:
   — Как ты думаешь, Зар, долго еще нам придется сидеть на этом чертовом Аниране?
   — Не слишком долго. Начала поступать информация о подготовке к завершающей стадии задания.
   — Меня это не радует. Ведь после выполнения задания наши нынешние тела наверняка уничтожат.
   — Конечно. Ну и что с того? Ты ведь совсем недавно потерял на Земле свое прошлое тело, а тебе уже выдали новое, стоит ли жалеть о таком пустяке?
   — Процесс перехода для меня неприятен. Да и существование в информационной бестелесной среде дается нелегко. Там слишком скучная и однообразная обстановка.
   — Что ты такое говоришь, Зар?
   Если бы в процессе мыслительного обмена в ментальном поле существовали эмоции, то Зар услышал бы в голосе своего собеседника откровенный страх. Но эмоций здесь не существовало, и Зар ничего не заметил.
   — Ты слишком недавно стал запасником, и твоя человеческая сущность не полностью прошла цикл очищения. Тебя могут подвергнуть ему вновь.
   — Возможно. Мне уже все равно. Такая жизнь Н е по мне. Это жалкое тело, которым меня снабдили, не способно испытывать ни боли, ни голода. Я чувствую себя, как лягушка в стеклянной банке.
   — Замолчи! Я не хочу вместе с тобой отправиться на прочистку. Нам пора заняться делом.
   — И что это за дело?
   — Аниранец Рикарский, действия которого мы должны контролировать, только что отправился на встречу с президентом.
   — Ну и что с того?
   — Он собирается просить поддержки космического флота для операции «Северная звезда», и нам приказано не допустить этого.
   — Мы должны убрать полковника?
   — Нет. Всего лишь остановить.
   — Эти задания, которые сообщают только через твой канал, выглядят иногда совершенно абсурдными. Каким образом сможем мы остановить полковника, если его нельзя убивать?
   — Ты бы лучше помолчал, Зар, и почаще вспоминал о том, что вся нынешняя операция стала необходимой лишь потому, что ты допустил ошибку.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   — Если бы на Земле ты вовремя уничтожил человека, который теперь будет руководить операцией «Северная звезда», нам бы здесь нечего было Делать.
   — Ему тогда повезло больше, чем мне, такие вещи случаются. Ты лучше скажи, почему его до сих пор не уничтожили? Ведь с того случая прошло почти два месяца. И я не единственный, кому было поручено его ликвидировать.
   — Это не нашего ума дело. Пора активизироваться для выполнения задания.
   Кортеж из трех аэробилей следовал по улицам Капулькара, постепенно приближаясь к президентскому дворцу. Охрана, выполняя распоряжение Рикарского, значительно отстала, затерявшись в общем потоке машин, заполнивших в этот вечерний час сплошным свистящим потоком все нижние горизонты города.
   Рикарский пожалел, что не воспользовался воздушной правительственной трассой, свободной от любого постороннего движения, но менять маршрут, после того как расчеты всех транспортных коридоров были закончены, занятие неблагодарное.
   Он представил себе лицо диспетчера и те многочисленные действия, которые потребуется осуществить, чтобы создать окно в нескольких встречных потоках аэробилей.
   Его тщательно разработанная конспирация полетит ко всем чертям. Подобными действиями он привлечет к своей особе внимание всех городских служб движения.
   Ко всему прочему это было еще и опасно. Половина подобных экстренных переходов заканчивалась катастрофой.
   И все же нужно было что-то предпринимать. Он знал, что президент никому не прощает опозданий. Аудиенции назначались с точностью до минуты, и любое опоздание наказывалось простым, но весьма эффективным способом. Аудиенция откладывалась, а дело, с которым приходил опоздавший чиновник, на этом заканчивалось, независимо от степени его важности.
   Краткую аннотацию цели визита личный секретарь президента запрашивал накануне дня аудиенции, и Рикарский знал, что все его многочисленные уловки и интриги, непревзойденным мастером которых он был, в данном случае окажутся бесполезны. «Северная звезда» отправится на Роканду одна, без поддержки флота, а вся дорогостоящая затея с ее разведкой окажется под угрозой.
   У него еще был небольшой резерв времени — минут десять—пятнадцать. Он приказал водителю увеличить скорость и включить полицейскую сигнализацию.
   Полицейских машин в столице было вполне достаточно, и вряд ли эта мера могла привлечь к нему внимание. Но тем не менее ультразвуковой свист сигнала заставил его поежиться…
   Вот уже второй месяц он жил на тайной конспиративной базе корпуса, находившейся на недавно открытой и не занесенной ни в один реестр планете.
   Ему приходилось принимать столь неординарные меры безопасности, потому что он знал, с каким опасным противником имеет дело.
   Заславский, этот проклятый иномирянин, заставил его, командующего элитным разведкорпусом, забиться в какую-то вонючую тайную нору! Он знал, что отомстит за это, неизбежно и жестоко, а потому терпеливо выжидал своего часа, как всегда, обуздав личные чувства и постаравшись извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду
   Получить информацию непосредственно с захваченных миров, узнать главную составляющую могущественной силы, надвигавшейся на границы федерации из глубин космоса, — да за одну такую возможность можно было до поры до времени потерпеть землянина. Главное — не попадаться ему на глаза, дождаться, когда дело будет сделано, информация передана, и сразу же после этого немедленно уничтожить.
   Для того чтобы осуществить это безболезненным и наиболее эффективным способом, ему необходимо участие флота в предстоящей операции.
   На улицах между тем творилось что-то совершенно непонятное. Плотность движения вокруг его машины с каждой минутой возрастала. Казалось, полицейская сирена, вместо того чтобы расчистить дорогу, притягивала к его маршруту дополнительные потоки транспорта.
   В конце концов наметанный глаз полковника обнаружил в транспортном потоке желтый кар, в четвертый раз попадавший в его поле зрения. Совпадение? Четыре раза маршрут резко менялся, и каждый раз на новом направлении он видел этот кар.
   Полковник не верил в подобные совпадения. Он вызвал по специальному, закрытому от прослушивания каналу одну из машин охраны и приказал задержать подозрительный кар.
   Почти сразу же из бокового транспортного коридора вырвался вперед голубой «Сервал» и поравнялся с каром. Взвыл полицейский сигнал, приказав водителю немедленно остановиться.
   Ослепительная вспышка бластерного выстрела сверкнула в ответ на это требование, и «Сервал» превратился в пылающий факел.
   — Подстрели этого мерзавца! — приказал Рикарский водителю, решив, что в данной ситуации о конспирации можно больше не беспокоиться.
   Бластерный выстрел при такой плотности движения означал смерть десятка ни в чем не повинных водителей, но Рикарского мало волновали подобные мелочи, когда дело касалось его личной безопасности.
   Однако он почти сразу же отменил собственный приказ. Весь его многолетний опыт оперативного работника говорил о том, что на улице происходит что-то очень странное.
   То, что случилось, не было просто выстрелом преступников по полицейской машине, попытавшейся их остановить.
   Слишком много каров, словно подчиняясь неслышному приказу, неслись к месту аварии из всех горизонтов сразу, создавая невероятную сумятицу на нижних этажах. Пробки, которая должна была образоваться вокруг них через несколько секунд, хватило бы до конца дня.
   — Уходим отсюда. Красный код дежурному диспетчеру движения. Прорывайся в верхние горизонты.
   — Но, сэр, это же невозможно… Он не успеет ничего изменить!
   — Делай, что тебе говорят! Это рокандцы.
   — Но нам говорили, что они никогда… что они не могут появиться здесь…
   — Ты хочешь это проверить?
   Мотор наконец взвыл от форсажа, и машина, Делая немыслимые рывки из стороны в сторону, чтобы избежать столкновений, понеслась вверх по головокружительной спирали, ежесекундно уходя От грозящих ей отовсюду столкновений.
   Рикарский умел подбирать людей и хорошо знал своего водителя. Он иногда был медлительным, позволял себе обдумывать и обсуждать приказы, но если уж начинал действовать, то действовал стремительно и безошибочно. В воздухе ему не было равных.
   И все же, несмотря на успешный прорыв в верхние горизонты, на прием к президенту Рикарский опоздал на целых четыре минуты.

Глава 29

   То, что Рикарскому, несмотря на опоздание, не было отказано в аудиенции у президента, само по себе являлось событием из ряда вон выходящим.
   Позже, разобравшись в причинах столь необычного поступка президента, Рикарский удивился еще больше.
   Оказалось, что этот старик, державший в своих руках управление огромной звездной империей, именуемой для благозвучия Федерацией свободных планет, был способен на обыкновенное человеческое любопытство.
   Когда длительная церемония проверок и досмотров, обязательная даже для него, наконец закончилась, Рикарский очутился во внутреннем сферическом кабинете, стены и потолки которого плавно переходили друг в друга и были отлиты из рогосского кролита. Разработки этого драгоценного минерала, обнаруженного в одном-единственном месте, были полностью прекращены, как только закончилось создание сферического кабинета. Президент не пожелал, чтобы кто-нибудь, кроме него, мог любоваться красотой и совершенством камня, способного за день изменять миллионы оттенков своей окраски.
   В глубине огромного сверкающего яйца, за плавающим в воздухе столом сидел старый больной человек. Казалось, жизнь в этом изможденном высохшем теле теплилась только благодаря усилиям медиков. Но Рикарский хорошо знал, что порой этот дряхлый лев способен пробуждаться и наносить неожиданные укусы своим противникам, которые, убаюканные многочисленными болезнями старца, позволяли себе иногда слишком вольные высказывания в его адрес.
   Остановившись у порога и не переступая четко обозначенной черты для посетителей, Рикарский ждал, пока стол вместе с креслом президента приблизятся к нему настолько, что можно будет начинать разговор. А когда это после затянувшейся паузы наконец произошло, ему пришлось ждать еще не меньше минуты, прежде чем президент соизволил заговорить.
   Рикарский знал, что люди, хотя бы раз нарушившие приемный этикет, никогда больше не появлялись в этом кабинете, сколь бы высокое положение они ни занимали.
   Наконец сухие, как пергамент, губы старца разомкнулись.
   — Ну-ка, Чарли, расскажи мне, что творится во вверенном тебе ведомстве?
   На подобные вопросы президента следовало отвечать правду. Президент располагал своей собственной осведомительной службой, называвшейся корпусом его личной безопасности, и рано или поздно все, что он хотел узнать, докладывалось ему с Мельчайшими подробностями. К тому же в данном случае как раз правда могла помочь Рикарскому добиться от президента необходимой силовой поддержки задуманной им операции. Да и тащить одному, на собственных плечах риск возможного провала экспедиции на Роканду было ему не с руки.
   Получив «добро» президента на поддержку флотом рейда «Северной звезды», он убивал сразу нескольких зайцев, и потому в этот раз Рикарский не стал откладывать про запас почти никакой информации…
   Его рассказ, начатый с вербовки Арлана на Земле и последующего визита новобранца в храм Триединого, занял почти полчаса, и за все это время ни президент, ни дважды появлявшийся и тут же исчезавший по знаку старика его личный секретарь не остановили полковника.
   Все назначенные для аудиенции сроки давно истекли, а Рикарский все еще стоял на пороге яйцевидного зала под портретом отца нации, рядом с земным позолоченным камином, представлявшим здесь, на Аниране, такую ценность, что антиквары вряд ли могли установить его подлинную стоимость.
   Все, что мог себе позволить Рикарский, — время от времени переносить тяжесть с одной ноги на другую, чтобы смягчить боль в затекших мышцах.
   Минут пять прошло с тех пор, как он закончил свой доклад, и теперь никак не мог понять, не задремал ли старец во время его речи. Казалось, плотно прикрытые веки президента подтверждали его догадку, и он с нетерпением ожидал очередного появления секретаря, чтобы прервать слишком затянувшуюся аудиенцию. Но неожиданно веки президента дрогнули, и из-под них сверкнул молниеносный взгляд, от которого мурашки прошли по спине полковника.
   Старик думал, и не было проступка хуже, чем помешать ему в такую минуту.
   Наконец под сводами президентского кабинета прозвучал первый вопрос старца, и по нему Рикарский понял, что ни одна мелочь из его рассказа не была упущена.
   — В этой истории мне непонятна всего одна вещь. Почему он согласился улететь на Роканду? Если все, что ты мне о нем рассказал, соответствует истине, то, оставшись здесь, на Аниране, через год или два он добьется неограниченной власти, даже это кресло может поменять хозяина.
   Президент постучал по подлокотнику своего знаменитого летающего кресла, давно ставшего историческим и сменившего на своем веку не так уж много хозяев.
   — Так почему же он согласен улететь?
   — Психология иномирян не всегда доступна нашему пониманию, ваше превосходительство. — Рикарский наконец решился высказать свое мнение. — Мне кажется, он считает, что после успешного завершения операции на Роканде он скорей достигнет своих целей здесь, на Аниране.
   — Вот! В этом и скрыта истина. Я выделю вам эскадру крейсеров для сопровождения экспедиции. Надеюсь, они хорошо справятся со своей задачей. — Президент усмехнулся своей мрачной Мертвой улыбкой, тронувшей лишь уголки губ.
   Рикарский прекрасно понял, что он имеет в виду уничтожение экспедиции вместе с землянином При первом удобном случае, например, при подходе к Роканде или перед самым возвращением. Множество кораблей уже погибло в этом районе, нетрудно будет спрятать концы этой темной истории от внимания аниранской общественности.
   Момент был самым подходящим для того, чтобы добиться от старика большего, гораздо большего… Невысказанный приказ — воспрепятствовать возвращению «Северной звезды» — давал Рикарскому реальный шанс получить согласие на свою главную просьбу.
   — Одной эскадры недостаточно, господин президент.
   — Да? Это еще почему? Вполне достаточно даже одного крейсера.
   — Дело в том, что в результате экспедиции «Северной звезды» у нас может появиться реальный шанс впервые за весь период захвата нанести противнику сокрушительный ответный удар.
   — Объясните! — резко бросил президент, и по его тону Рикарский понял, что настала пора расстаться со своим последним козырем, с единственной информацией, которую до сих пор он так и не довел до сведения вышестоящих руководителей.
   Это было опасно. Никто не мог предсказать реакцию президента на такое нарушение служебной дисциплины, как утаивание жизненно важной для государства информации. Но Рикарский привык рисковать, и он знал, что дальнейшее сокрытие этой информации чревато еще худшими последствиями.
   В конце концов, в этом деле была его немалая заслуга. Он взвешивал все «за» и «против» не более секунды и наконец произнес:
   — Химиками моего ведомства открыто средство временной биологической защиты от «Д-излучения». Оно еще не изучено как следует и не прошло проверки. На «Северной звезде» будет находиться наш агент со специальным заданием. Он должен будет испытать средство защиты в полевых условиях. Лабораторные установки не в состоянии имитировать «Д-поле» достаточной для испытаний мощности. Только когда агент попадет в активную зону Роканды, мы получим окончательный ответ на вопрос об эффективности препарата. Если ответ окажется положительным, мы сможем воспользоваться этим и в считанные часы после посадки «Северной звезды» нанести массированный удар нейтронными ракетами по Роканде. Экипажи наших кораблей во время этой атаки будут неуязвимы для полей противника.
   — Почему я ничего не знаю о таком средстве?
   — Прошла всего неделя с момента, когда нашим химикам удалось синтезировать препарат. Никто не знает, насколько эффективным будет его применение. Я снабжаю вас только проверенной информацией. Однако на этот раз промедление с ударом может иметь непоправимые последствия. И я вынужден просить вас санкционировать операцию с участием всего Южного флота.
   — В чем причина такой поспешности?
   — Если препарат окажется эффективным, нельзя давать противнику время разобраться в причинах неуязвимости наших людей. Если он поймет, в чем дело, то, возможно, найдет способ нейтрализовать нашу химическую защиту. Чтобы сбить с толку противника, я посылаю с экспедицией землян аниранца, замаскированного под человека. Он отправится вместе с группой генетически защищенных от излучения людей, и до момента отправки сообщения вряд ли кто-нибудь догадается, в чем здесь дело. Но после того как сообщение будет передано — для результативного удара у нас, возможно, останется совсем немного времени.
   Президент раздумывал целую минуту. Рикарский все поставил на кон и знал, до какой степени рискует. Он чувствовал, как холодные капельки предательского пота стекают по его щекам, хотя в кабинете было прохладно.
   — План неплохой, но каким образом вы собираетесь подвести наши корабли на дистанцию удара? Даже если команды окажутся неуязвимы, не станете же вы кормить все автоматические устройства кораблей своими таблетками?
   — Мы создадим группу рейдеров. Достаточно десять кораблей оборудовать ручным управлением, аналогичным тому, какое сейчас устанавливается на «Северной звезде». Под защитой флота эти корабли будут ждать сообщения агента, на безопасном расстоянии от планеты, и как только оно придет…
   — Достаточно. Я понял. Одобряю ваш план. Приказы флоту будут отданы. Уже завтра капитаны кораблей и командиры эскадр начнут подготовку к рейду. Желаю успеха, генерал.
   Заметив удивление в глазах Рикарского, президент усмехнулся:
   — Командовать такой операцией в чине полковника было бы неприлично. И отныне я ввожу в наших войсках новый чин, аналогичный земному. Вы будете первым аниранским генералом. Я сегодня же подпишу соответствующий указ.
   Рано или поздно все кончается. Закончился и длительный период сборки корабля, его проверки и загрузки. Наступил последний вечер. Вечер прощания. На следующее утро «Северная звезда» должна была отправиться к Роканде.
   Официальный прощальный ужин, который Арлан устроил для своей команды, закончился довольно рано. У всех в этот последний вечер в цивилизованном мире нашлись какие-то собственные личные дела, и лишь Арлан, оставшись в огромном пустом здании корпуса наедине с самим собой, лишний раз ощутил горечь потери.
   Его отношения с Беатрис оставались в каком-то странном, полузамороженном состоянии. Возможно, виной этому была ссора, когда он отказал ей в праве участвовать в экспедиции. Приказ о ее зачислении в отряд был давно подписан, однако это почти ничего не изменило в их отношениях.
   Так ли уж они были заняты все эти дни? Настолько, что не смогли или, вернее, не пожелали встретиться и откровенно поговорить? Он попытался однажды, но, наткнувшись на ее официальный холодный тон, на вежливый завуалированный отказ, надолго замкнулся в себе.
   Для его уязвленного мужского самолюбия оказалось вполне достаточно одного такого отказа, чтобы надолго отбить желание повторить попытку. А потом время и напряженная работа затянули все, что произошло между ними, странной призрачной пеленой. Он хотел и не мог прорваться через эту почти мистическую преграду. Смесь самолюбия, гордости, обиды…
   И вот теперь он один. И совершенно непонятно, во что выльются их странные взаимоотношения во время экспедиции. Он не знал даже, как вести себя с ней. Он не мог все время играть роль командира этой женщины, тем более на глазах у остальных членов экспедиции, он знал, как остро в напряженной полевой обстановке люди чувствуют любую фальшь.
   Она не пожелала даже прийти на официальный прощальный банкет, хотя этим поступком наверняка испортила отношения со всеми землянами, которые у нее и без этого складывались не слишком удачно.
   Правильно ли он поступил, согласившись на зачисление Беатрис в свой отряд? Ведь она заняла место другого полноценного бойца, на которого он мог бы положиться в трудной ситуации…
   Впрочем, надо быть справедливым. Она ни разу не дала ему повода усомниться в своей профессиональной пригодности. Она была великолепным психологом и биологом. Она прекрасно знала аниранскую культуру. И она была отличным солдатом. И если уж быть до конца откровенным с собой, то беспокоила его не ее профессиональная пригодность, а лишь запутанный клубок недомолвок, взаимных обид и неоконченных ссор, который им придется взять с собой на Роканду.
   Сейчас, спрашивая себя, почему это произошло, он вдруг понял, что должна была существовать еще какая-то неизвестная ему причина, которая заставила Беатрис все время поддерживать в общем-то случайную ссору. Даже обычные земные женщины всегда казались Арлану загадочными существами, а Беатрис — дочь другого мира. Психология, воспитание, правила морали — все здесь было не таким, как на его родной планете.
   Он стоял на своем любимом месте у стеклянной стены и смотрел на сумасшедшие, вечно несущиеся куда-то огни города, когда вдруг услышал шелест шелковой материи и, удивленный этим неожиданным звуком, повернулся.
   В двух шагах от него стояла аниранка, которую он знал так хорошо, что решился ради нее покинуть свой родной мир, и в то же время знал так плохо…
   Беатрис улыбнулась, заметив его растерянность. Длинное вечернее платье с глубоким разрезом вдоль одной из ее точеных ног заканчивалось кружевной оторочкой у лифа.
   Тонкие кружева не скрывали, а скорее подчеркивали совершенную форму ее груди. Выше сверкала нитка фиолетовых бриллиантов, стоимость которых он затруднялся определить.
   — Ты опоздала, — сказал он как мог равнодушнее. — Все уже разошлись. Мне кажется, твое присутствие на этом ужине было крайне желательно.
   — Я знаю, но у меня оставалось одно очень важное дело, которое я должна была закончить до нашего отлета.
   — И что же это за дело?
   Она продолжала молча улыбаться, наверное, с минуту, пока он не почувствовал, что ему вновь, в который уж раз в ее присутствии, начинает изменять его хваленая выдержка.
   — Может, ты все же пригласишь меня к столу? Там, наверно, еще найдется бокал тоника?
   — Конечно. Однако ты так и не ответила на мой вопрос.
   — Тебе нравится мое платье?
   — Беатрис, пожалуйста, не надо. Просто ответь.
   — По-твоему, это просто, объяснить мужчине из другого мира то, что я могла бы объяснить только аниранке?
   Она медленно пила тоник, задумчиво разглядывая его, словно видела впервые.
   — Когда мы вернемся… если, конечно, вернемся, у меня будет ребенок.
   — Ты хочешь сказать, что беременна?!