Страница:
Небо стало серым, затем окрасилось розовым и, наконец, золотым.
Генри с топотом несся по тротуару, прижимаясь к домам, чтобы оставаться в тени. Он понимал, что огонь за его спиной пожирает эту тень, облизывая каблуки его кожаных туфель. Ужас в его душе боролся с летаргией, окутывавшей всех его соплеменников при свете дня, и ужас победил. Фицрой добежал до темной стеклянной двери своего дома, обогнав солнце на несколько секунд.
Оно коснулось только кисти его руки, недостаточно проворно отдернутой в безопасную тень.
Прижимая к груди обожженную до пузырей руку, Генри, раздираемый болью, едва передвигая ноги, побрел к лифту.
— Вы не заболели, мистер Фицрой? — озабоченно нахмурился охранник, открывший входную дверь.
Не в силах сфокусировать зрение, Генри просто повернул голову в его сторону.
— Сильная мигрень, — прошептал он и, шатаясь, сделал несколько шагов.
Искусственное освещение в лифте немного привело Фицроя в чувство, он даже умудрился пройти по коридору, только слегка опираясь на стену. На секунду Генри испугался, что ему не хватит сил достать ключи, но тем не менее он кое-как открыл тяжелую дверь, потом захлопнул за собой и щелкнул замком. Долгожданная безопасность.
Безопасность. Одно это слово привело его в спальню, в которой толстые шторы не пропускали солнца. Генри покачнулся, вздохнул и наконец отпустил вожжи, рухнув поперек кровати и позволив дню взять над ним верх.
Вики насупилась, посещение офтальмолога никогда не приводило ее в хорошее расположение духа, а от всех этих «посмотрите правым глазом, посмотрите левым» сильно разболелась голова.
— Что? — промычала она сквозь сжатые зубы.
— Вы смотрите прямо на цель.
— Ну и что?
Доктор Андерсон подавила вздох и с терпением, выработанным за время общения со своими двумя детьми, пустилась в объяснения уже в который раз, перейдя на бесстрастный и спокойный тон.
— Это сводит на нет результаты теста, и нам придется начать сначала.
Полицейским тоже. Снова и снова, если понадобится. Сдержавшись, чтобы не отпустить колкость, Вики поджала губы и попробовала прислушаться к наставлениям врача.
— Ну, что? — не выдержала она, когда доктор Андерсон выключила прибор для определения поля зрения и знаком показала, что теперь можно поднять голову.
— Хуже не стало...
Вики откинулась назад, внимательно вглядываясь в лицо офтальмолога.
— А лучше? — напрямик спросила она.
На этот раз доктор Андерсон даже не попыталась скрыть вздох.
— Вики, как я говорила раньше, retinitis pigmentosa улучшений не дает. Никогда. Может быть только хуже. Или, — она откатила прибор обратно к стене, — если повезет, болезнь достигает определенной точки и дальше не прогрессирует.
— А я достигла этой точки?
— Время покажет. Вы еще не в таком плохом положении, — продолжила она, жестом останавливая следующее замечание Вики, — во многих случаях эта болезнь сопровождается другими нейродегенеративными процессами.
— Глухотой, замедленной реакцией, преждевременным одряхлением и общим ожирением, — презрительно хмыкнула Вики. — Мы все это проходили в самом начале, а факт по-прежнему остается фактом: я ничего не вижу в темноте, мое периферийное зрение сузилось до двадцати пяти градусов и я вдруг ни с того ни с сего стала близорукой.
— Последнее в любом случае могло произойти.
Вики поправила съехавшие очки.
— Очень утешительно. Ну и когда я ослепну?
Доктор Андерсон забарабанила ногтями по рецептурному блокноту.
— Вполне возможно, вы никогда не ослепнете, несмотря на свое состояние, а на текущий момент у вас вполне функциональное зрение. И не стоит по этому поводу так злиться.
— Мое состояние, — рявкнула Вики, вставая и протягивая руку за пальто, — как вы его называете, вынудило меня бросить любимую работу, не позволявшую этому городу окончательно превратиться в отстойник, и если вы не против, то я все-таки предпочту злиться.
Уходя, она не хлопнула дверью, хотя ей страшно этого хотелось.
— День выдался не самый удачный, миссис Кополус.
Пожилая продавщица пощелкала языком и покачала головой при виде большого пакета сырных клецок, который Вики выложила на прилавок.
— Все понятно. Вам, милая моя, нужна настоящая еда, если хотите чувствовать себя лучше. Эта дрянь вам не годится. От нее только пальцы желтеют.
Вики сгребла сдачу и бросила монетки в необъятные глубины своей сумки. Скоро придется заняться тем небольшим кладом, что звенит на дне.
— Бывает настроение, миссис Кополус, с которым справится только суррогатная жратва.
Когда она добралась до квартиры, там разрывался телефон.
— Да, что?
— Есть что-то в звуке твоего сладкого голоска, от чего хочется жить в этот проклятый день.
— Заткнись, Селуччи. — Зажав трубку подбородком, Вики пыталась вылезти из пальто. — Чего тебе надо?
— Ого, похоже, кто-то сегодня встал не с той ноги.
Вики невольно улыбнулась. Когда Майк прибегал к этому выражению в их перепалках, она всякий раз улыбалась, и он это знал.
— Нет, сегодня утром я встала с правой ноги, — сказала она, оседлав офисный стул. — О чем ты очень хорошо знаешь. Просто я только что вернулась после визита к офтальмологу.
— А-а. — Она мысленно представила, как Селуччи, откинувшись назад, кладет ноги на стол. Все его начальники по очереди пытались отучить Майка от этой привычки, но без видимого успеха. — И каково же судьбоносное решение эскулапа? Есть улучшение?
Если бы он спрашивал с сочувствием, она бы швырнула телефонный аппарат в другой конец комнаты, но в его голосе звучал лишь интерес.
— Улучшения быть не может, я тебе об этом сто раз говорила.
— Ну, не знаю. Я тут прочел одну статейку, где говорилось, что большие дозы витаминов А и Е улучшают область обзора и адаптацию глаза к темноте. — Селуччи явно цитировал.
Вики не знала, то ли умилиться, то ли разъяриться оттого, что он удосужился что-то прочесть. При теперешнем ее настроении...
— Найди для себя более полезное занятие, Селуччи, только абеталипопротенинемия RP включает биохимические изменения. — Он не единственный, кто умел читать. — А у меня другое заболевание.
— Абеталипопротиенемия, — исправил он ее, — и прости, что мне было не все равно. Я также выяснил, что много людей с таким заболеванием, как у тебя, ведут совершенно нормальную жизнь. — Майк замолчал, и она услышала в трубке, как он сделал глоток того, что, несомненно, было холодным кофе. — Хотя, — продолжил Селуччи, переходя на резкий тон, — ты никогда и не жила нормальной жизнью.
Последнее замечание Вики пропустила мимо ушей, взяла черный фломастер и принялась срывать досаду на обратной стороне какого-то счета.
— Я живу совершенно нормальной жизнью, — отрезала она.
— Убегая и прячась? — с едва заметным сарказмом поинтересовался Майк. — Ты могла бы не уходить из полиции...
— Я так и знала, что ты снова заведешь эту волынку, — процедила Вики сквозь зубы, но гневный голос Селуччи заглушил обличительную речь, которую она собиралась начать. Прозвучавшие горькие слова заставили ее замолчать.
— ...но нет, тебе была невыносима мысль, что отныне ты не будешь самым крутым следователем, этакой блондинкой-всезнайкой, а просто станешь частью команды. Ты все бросила, потому что не могла смириться, что тебе не быть на вершине, а раз так, ты больше не играешь! Вот ты и сбежала. Забрала свое ведерко и совочек и убежала, черт тебя подери! Ты бросила не только работу, ты бросила меня, Нельсон!
Во время всех их перепалок — после того, как был поставлен диагноз и она подала в отставку, — он хотел сказать ей именно это. Именно эти слова подводили итог многочасовым спорам, скандалам, хлопаньям дверьми. Последняя фраза Селуччи и была итогом всего.
— Ты бы сделал то же самое, — тихо сказала она, и хотя костяшки ее пальцев, вцепившихся в трубку, побелели, Вики осторожно положила ее на рычаг. А потом швырнула фломастер, зажатый в другой руке, через всю комнату.
Вместе с фломастером отлетела и злоба.
"Ты действительно ему не безразлична, Вики. Почему это превратилось в проблему?
Потому что возлюбленных завести несложно, а друзья, на которых можно наорать, попадаются гораздо реже".
Запустив обе руки в волосы, она вздохнула. Селуччи был прав, что она и признала своим ответом. Как только Майк поймет, что она тоже права, они смогут выстроить свои отношения по-новому. Если, конечно, как внезапно пришло ей в голову, прошлая ночь не была прощальной гастролью, позволившей ему наконец высказаться.
«Если так, — подумала Вики, поправляя очки на переносице, — то хотя бы последнее слово осталось за мной». Впрочем, при данных обстоятельствах это не служило большим утешением.
— Ба, да это старина Норман! Как делишки, Норман? Ничего, если мы присядем? — Не дожидаясь ответа, юноша выдвинул стул и уселся. Остальные четверо из его компании с шумом заняли пустые места за столом.
Когда все расселись, Норман оказался зажатым между широкими плечами двух амбалов, известных ему только по именам — Роберт и Кейт. Он уставился на сопровождавших их девиц. Он узнал блондинку — та обычно висела на руке Роберта, — а девушка рядом с Кейтом выказывала ему чрезмерную дружелюбность — значит, решил Бердуэлл, она с ним пара. Оставалась третья. Он по-волчьи улыбнулся, глядя на нее. Эту улыбку он долго отрабатывал перед зеркалом в ванной.
Девушка удивленно на него взглянула, потом, фыркнув, отвернулась.
— Как мило со стороны старины Нормана, что он покараулил для нас места. Правда, Кейт?
— Еще бы. — Кейт наклонился к Бердуэллу чуть ближе, и тот начал задыхаться, так как его личное пространство катастрофически сузилось. — Если бы не старина Норман, мы бы сейчас сидели на полу.
Норман огляделся. В пивной «Бык и петух» по пятницам вечером собиралась целая толпа.
— Что ж, я, м-м-м... — Он пожал плечами. — Я, э-э, знал, что вы придете.
— Ну конечно знал, — улыбаясь ему, произнес Кейт, которого слегка расстроил тот факт, что зануда Бердуэлл оказался одного с ним роста. — Я как раз говорил Роберту перед тем, как сюда прийти, что выходной — не выходной, если мы не проведем хоть какую-то его часть со стариной Норманом.
Роберт засмеялся, а все три девицы заулыбались. Бердуэлл не понял шутки, но приосанился — такое внимание ему льстило.
Он угостил всех пивом.
— В конце концов, это же мой столик.
— И единственно свободный во всем баре, — уронила блондинка.
Потом заказал всем и по второй порции.
— Денег хватит. — Стоило ему вынуть из кармана ветровки пачку двадцаток (пять тысяч долларов мелкими купюрами были его третьей просьбой), как у всех сидящих за столом поотвисали челюсти.
— Разрази меня гром, Норман, ты что, ограбил банк?
— Не пришлось, — беспечно ответил Бердуэлл. — И там, где я это взял, есть еще.
Он настоял, что следует перейти на импортное пиво, и купил всем по третьей, а потом и по четвертой порции.
— Импортное пиво шикарнее, — доверительно сообщил он кожаной куртке Роберта на уровне плеча, не достав до уха соседа. — На него здорово клюют телки.
— Телки? — прозвучало грозное эхо с другой стороны стола.
— Остынь, Хелен. — Кейт ловко выхватил из ее руки занесенную над головой кружку и осушил ее одним глотком. — Только зря потратишь пиво.
Все пятеро то и делопокатывались со смеху. Не понимая, что здесь такого смешного, Норман к ним присоединялся. Пусть не думают, будто он не из этой компании.
Когда молодые люди засобирались прочь, он поднялся вместе с ними. Комната поплыла перед глазами. До сих пор Бердуэлл никогда не выпивал четыре кружки пива подряд, вернее, он не был уверен, что вообще когда-нибудь так надирался.
— Куда идем?
— Мы идем на частную вечеринку, — ответил Кейт, толкнув его на место мощной рукой, опущенной на плечо.
— А ты останешься здесь, Норман. — Роберт похлопал его по другому плечу.
Бердуэлл ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. Они что же, уходят без него?
— Господи, все равно что пнуть походя щенка, — пробормотал Кейт.
Его приятель согласно кивнул.
— Э-э, послушай, старина, вход туда только по приглашениям. Мы бы взяли тебя с собой, если бы могли...
Они все-таки уходят без него. Норман обвиняюще ткнул пальцем через стол и проскулил:
— Но ведь она предназначалась мне.
Виноватость и сочувствие на лицах сокурсников сменились отвращением. Уже через секунду Бердуэлл остался один, однако от дверей до него донесся голос Хелен, и, несмотря на царивший шум, он разобрал:
— Я бы вернула ему его пиво, только терпеть не могу блевать.
Норман безуспешно попытался привлечь внимание официантки, после чего нахмурился, уставившись на бумажные подставки, на которых еще недавно стояли пивные стаканы. Хелен предназначалась ему. Как же иначе? Но его надули. Трясущимся пальцем он вывел пятиконечную звезду на столешнице, рисуя расплесканным напитком. Позавчерашняя клятва была позабыта. Он им еще покажет.
Внезапно желудок решил взбунтоваться, и Норман шаткой походкой поковылял в туалет, зажав рот рукой.
«Я им еще покажу», — думал он, низко склонившись над унитазом.
— Какая сегодня программа? — Ему даже не пришлось вопить во все горло, чтобы перекричать музыку. Впрочем, ночь только началась.
— Обычная. — Из глубоченного левого кармана не по размеру большого пиджака были извлечены три катушки билетов, деньги плавно опустились в правый карман. Ряд ночных клубов переключался на билеты, с тем чтобы в случае облав можно было поспорить, заявив, что здесь не продают алкоголь. Только билеты.
— Тогда и мне, как обычно.
— Идет. Два модных пойла. — Пара билетов перешла в другие руки. — Знаешь, Генри, ты платишь чертовски дорого за мочу с пузырьками.
Фицрой усмехнулся, глядя на него сверху вниз, и обвел широким жестом чердачное помещение.
— Я плачу за атмосферу, Томас.
— Какую, к черту, атмосферу, — презрительно поморщился тот. — Эй, чуть не забыл, Алекс раздобыл ящик вполне приличного бургундского...
— Нет, спасибо, Томас, я не пью... вина. — Генри Фицрой повернулся, оглядывая зал, и на мгновение увидел перед собой совсем другую картину.
Он шел по залу, и у каждого, кто поворачивался его поприветствовать, лицо выражало одно и то же — деланную веселость, под которой скрывались скука, подозрительность и страх, смешанные в равных пропорциях.
Затем ритм в стиле «тяжелый металл» отодвинул это видение обратно в прошлое. Бархат и драгоценности превратились в черную кожу, стразы и пластмассу. Деланная веселость скрывала теперь только скуку. Фицрой счел это прогрессом.
«Мне бы следовало быть на улице, — думал он, пробираясь к стойке бара и слыша на ходу, как люди кругом обсуждают последние убийства и тех тварей, что это совершили. — Здесь мне ребенка не найти...» Но ребенок не насыщался с позапрошлой ночи, так что, скорее всего, он миновал стадию безумия и теперь переживает следующий этап перерождения. «Зато его родитель... — Генри невольно сжал кулаки и почувствовал острую боль в правой руке: дали о себе знать пузыри под повязкой. — Родитель должен быть найден». Это он мог сделать и здесь. Ему уже дважды доводилось учуять на чердаке у Алекса другого хищника. И если тогда он не обратил на это внимания, посчитав поиски соперника пустой тратой времени, когда вокруг столько живности, то сегодня готов был потратить свое время.
Внезапно Фицрой обратил внимание, что толпа перед ним расступается, и поспешил сменить выражение лица. Мужчины и женщины, собравшиеся в этом клубе, с размалеванными лицами и увешанные побрякушками, имитировавшими драгоценные металлы, еще не так далеко ушли от своего примитивного начала, чтобы не признать охотника, бродящего среди них.
«Это уже третий просчет: сначала охранник, потом солнце, а теперь еще и здесь. Если не будешь впредь более осторожным, то как последний дурак угодишь на колья», — подумал Фицрой. Что с ним случилось в последнее время?
— Эй, Генри, давно тебя не было видно. — Алекс, владелец заведения, положил на плечо Фицрою длинную голую руку, всучил ему открытую бутылку воды и ловко повел от бара. — Кое-кто хочет с тобой повидаться, чувак.
— Со мной? — Генри позволил себя увести. Большинство людей не сопротивлялось Алексу — это было бы чересчур хлопотно. — Кому я понадобился?
Алекс, улыбаясь, подмигнул ему с высоты своего шестифутового роста.
— Пока секрет. А что у нас с рукой?
Фицрой взглянул на повязку. Даже в тусклом освещении студии бинты выделялись на фоне черного кожаного рукава.
— Обжегся.
— Тогда дело дрянь, чувак. Ты что, заделался поваром?
— Можно и так сказать. — Губы Генри дрогнули, хотя он строго заявил сам себе, что ничего смешного тут нет.
— В чем шутка?
— Слишком долго объяснять. Лучше ты мне объясни кое-что.
— Спрашивай, чувак. Отвечу.
— Откуда этот фальшивый ямайский акцент?
— Фальшивый? — прогремел Алекс, заглушая музыку, и полдюжины людей нагнули головы, когда он взмахнул свободной рукой. — Фальшивый? В моем акценте нет ничего фальшивого, чувак. Я возвращаюсь к своим корням.
— Да ты ведь из Галифакса.
— Мои корни уходят гораздо глубже, не сомневайся. — Он подтолкнул Генри вперед и уже без всякого акцента добавил: — А вот и малыш, доставлен в целости и сохранности.
Женщина, сидевшая на ступеньках перед запертым кабинетом Алекса, была значительно ниже не такого уж высокого Генри. Небольшой рост в сочетании с мешковатыми джинсами и свободным свитером придавали ей вид бродяжки, совершенно не вязавшийся с коротко стриженными платиновыми волосами и проницательным взглядом.
Выскользнув из-под руки Алекса, Фицрой отвесил галантный поклон, какие были в моде при дворе шестнадцатого века, — хотя, конечно, никто в зале этого не понял.
— Изабель, — произнес он.
Женщина фыркнула, схватила его за лацканы и, притянув к себе, припала губами к его рту.
Генри пылко ответил на поцелуй, ловко отведя ее язык от своих заостренных зубов. До этой минуты он не был уверен, что ему удастся этой ночью насытиться. Теперь уверенность пришла.
— Если вы двое собираетесь погрязнуть в такой бурной гетеросексуальности, да еще в моем доме, я ухожу. — Изящно махнув рукой, Алекс уплыл в толпу.
— Он снова сменит облик, не дойдя до двери, — заметил Генри, усаживаясь на ступеньку. Их бедра касались друг друга, и он почувствовал, как его все сильнее гложет голод.
— У Алекса больше обличий, чем у кого-либо, — согласилась Изабель, вновь берясь за бутылку с пивом.
Генри провел одним пальцем вдоль изгиба ее выжженной добела, под цвет волос, брови.
— Мы все носим маски.
Изабель приподняла бровь, отстраняясь от его пальца.
— Как глубоко сказано. А что происходит в полночь, мы все их срываем?
— Нет. — Он не сумел скрыть меланхолии в голосе, понимая ее причины.
Уже давно, очень давно Фицрой не мог никому довериться, открыв, кто он есть на самом деле и что это означает. Уже давно он не находил смертного, с кем мог бы построить отношения, основанные не только на сексе и насыщении. Из таких отношений, самой тесной связи, которая только может существовать между вампиром и смертным, рождается ребенок, которого потом все покидают. Сознание этого еще больше усугубляло его одиночество.
Генри почувствовал, как рука Изабель гладит его по щеке, прочел удивление в ее глазах и мысленно отругал себя, поняв, что за один этот вечер его маска соскользнула уже во второй раз. Если он не найдет в ближайшее время того, кто сможет его принять, то выбора у него уже не будет, он выдаст себя окончательно.
— Итак, — Фицрой с усилием заставил себя заговорить о настоящем, — как прошло выступление?
— Март месяц, провинциальный Садбери. — Она пожала плечами, вместе с ним возвращаясь в настоящее, раз он так хотел. — Добавить больше нечего.
«Если не можешь поделиться реальностью, то хорошо, что можешь хотя бы поделиться с кем-то маской». Его взгляд упал на тоненькую синюю жилку, уходившую под воротник свитера, и мысль, что кровь бежит так близко от поверхности, участила дыхание Генри. Это был голод, не вожделение, но он решил, что, в конце концов, эти два чувства весьма схожи.
— Сколько ты еще пробудешь в городе?
— Только сегодня и завтра.
— Тогда нам не следует терять время.
Она переплела пальцы с его пальцами, стараясь не задеть повязки, и, вставая, потянула его за собой.
— А я уже начала опасаться, что ты вообще не заговоришь об этом.
Субботняя ночь прошла спокойно.
А воскресная...
Миссис Кополус, нахмурившись, защелкала языком. Ее возмутило не сквернословие Вики, а заголовок таблоида, лежавшего перед ней на прилавке.
«ВАМПИР УБИВАЕТ СТУДЕНТА: в Йорк-Миллс найдено тело обескровленного юноши».
4
Генри с топотом несся по тротуару, прижимаясь к домам, чтобы оставаться в тени. Он понимал, что огонь за его спиной пожирает эту тень, облизывая каблуки его кожаных туфель. Ужас в его душе боролся с летаргией, окутывавшей всех его соплеменников при свете дня, и ужас победил. Фицрой добежал до темной стеклянной двери своего дома, обогнав солнце на несколько секунд.
Оно коснулось только кисти его руки, недостаточно проворно отдернутой в безопасную тень.
Прижимая к груди обожженную до пузырей руку, Генри, раздираемый болью, едва передвигая ноги, побрел к лифту.
— Вы не заболели, мистер Фицрой? — озабоченно нахмурился охранник, открывший входную дверь.
Не в силах сфокусировать зрение, Генри просто повернул голову в его сторону.
— Сильная мигрень, — прошептал он и, шатаясь, сделал несколько шагов.
Искусственное освещение в лифте немного привело Фицроя в чувство, он даже умудрился пройти по коридору, только слегка опираясь на стену. На секунду Генри испугался, что ему не хватит сил достать ключи, но тем не менее он кое-как открыл тяжелую дверь, потом захлопнул за собой и щелкнул замком. Долгожданная безопасность.
Безопасность. Одно это слово привело его в спальню, в которой толстые шторы не пропускали солнца. Генри покачнулся, вздохнул и наконец отпустил вожжи, рухнув поперек кровати и позволив дню взять над ним верх.
* * *
— Вики, прошу вас!Вики насупилась, посещение офтальмолога никогда не приводило ее в хорошее расположение духа, а от всех этих «посмотрите правым глазом, посмотрите левым» сильно разболелась голова.
— Что? — промычала она сквозь сжатые зубы.
— Вы смотрите прямо на цель.
— Ну и что?
Доктор Андерсон подавила вздох и с терпением, выработанным за время общения со своими двумя детьми, пустилась в объяснения уже в который раз, перейдя на бесстрастный и спокойный тон.
— Это сводит на нет результаты теста, и нам придется начать сначала.
Полицейским тоже. Снова и снова, если понадобится. Сдержавшись, чтобы не отпустить колкость, Вики поджала губы и попробовала прислушаться к наставлениям врача.
— Ну, что? — не выдержала она, когда доктор Андерсон выключила прибор для определения поля зрения и знаком показала, что теперь можно поднять голову.
— Хуже не стало...
Вики откинулась назад, внимательно вглядываясь в лицо офтальмолога.
— А лучше? — напрямик спросила она.
На этот раз доктор Андерсон даже не попыталась скрыть вздох.
— Вики, как я говорила раньше, retinitis pigmentosa улучшений не дает. Никогда. Может быть только хуже. Или, — она откатила прибор обратно к стене, — если повезет, болезнь достигает определенной точки и дальше не прогрессирует.
— А я достигла этой точки?
— Время покажет. Вы еще не в таком плохом положении, — продолжила она, жестом останавливая следующее замечание Вики, — во многих случаях эта болезнь сопровождается другими нейродегенеративными процессами.
— Глухотой, замедленной реакцией, преждевременным одряхлением и общим ожирением, — презрительно хмыкнула Вики. — Мы все это проходили в самом начале, а факт по-прежнему остается фактом: я ничего не вижу в темноте, мое периферийное зрение сузилось до двадцати пяти градусов и я вдруг ни с того ни с сего стала близорукой.
— Последнее в любом случае могло произойти.
Вики поправила съехавшие очки.
— Очень утешительно. Ну и когда я ослепну?
Доктор Андерсон забарабанила ногтями по рецептурному блокноту.
— Вполне возможно, вы никогда не ослепнете, несмотря на свое состояние, а на текущий момент у вас вполне функциональное зрение. И не стоит по этому поводу так злиться.
— Мое состояние, — рявкнула Вики, вставая и протягивая руку за пальто, — как вы его называете, вынудило меня бросить любимую работу, не позволявшую этому городу окончательно превратиться в отстойник, и если вы не против, то я все-таки предпочту злиться.
Уходя, она не хлопнула дверью, хотя ей страшно этого хотелось.
* * *
— Что случилось, милая? Почему такая грустная?— День выдался не самый удачный, миссис Кополус.
Пожилая продавщица пощелкала языком и покачала головой при виде большого пакета сырных клецок, который Вики выложила на прилавок.
— Все понятно. Вам, милая моя, нужна настоящая еда, если хотите чувствовать себя лучше. Эта дрянь вам не годится. От нее только пальцы желтеют.
Вики сгребла сдачу и бросила монетки в необъятные глубины своей сумки. Скоро придется заняться тем небольшим кладом, что звенит на дне.
— Бывает настроение, миссис Кополус, с которым справится только суррогатная жратва.
Когда она добралась до квартиры, там разрывался телефон.
— Да, что?
— Есть что-то в звуке твоего сладкого голоска, от чего хочется жить в этот проклятый день.
— Заткнись, Селуччи. — Зажав трубку подбородком, Вики пыталась вылезти из пальто. — Чего тебе надо?
— Ого, похоже, кто-то сегодня встал не с той ноги.
Вики невольно улыбнулась. Когда Майк прибегал к этому выражению в их перепалках, она всякий раз улыбалась, и он это знал.
— Нет, сегодня утром я встала с правой ноги, — сказала она, оседлав офисный стул. — О чем ты очень хорошо знаешь. Просто я только что вернулась после визита к офтальмологу.
— А-а. — Она мысленно представила, как Селуччи, откинувшись назад, кладет ноги на стол. Все его начальники по очереди пытались отучить Майка от этой привычки, но без видимого успеха. — И каково же судьбоносное решение эскулапа? Есть улучшение?
Если бы он спрашивал с сочувствием, она бы швырнула телефонный аппарат в другой конец комнаты, но в его голосе звучал лишь интерес.
— Улучшения быть не может, я тебе об этом сто раз говорила.
— Ну, не знаю. Я тут прочел одну статейку, где говорилось, что большие дозы витаминов А и Е улучшают область обзора и адаптацию глаза к темноте. — Селуччи явно цитировал.
Вики не знала, то ли умилиться, то ли разъяриться оттого, что он удосужился что-то прочесть. При теперешнем ее настроении...
— Найди для себя более полезное занятие, Селуччи, только абеталипопротенинемия RP включает биохимические изменения. — Он не единственный, кто умел читать. — А у меня другое заболевание.
— Абеталипопротиенемия, — исправил он ее, — и прости, что мне было не все равно. Я также выяснил, что много людей с таким заболеванием, как у тебя, ведут совершенно нормальную жизнь. — Майк замолчал, и она услышала в трубке, как он сделал глоток того, что, несомненно, было холодным кофе. — Хотя, — продолжил Селуччи, переходя на резкий тон, — ты никогда и не жила нормальной жизнью.
Последнее замечание Вики пропустила мимо ушей, взяла черный фломастер и принялась срывать досаду на обратной стороне какого-то счета.
— Я живу совершенно нормальной жизнью, — отрезала она.
— Убегая и прячась? — с едва заметным сарказмом поинтересовался Майк. — Ты могла бы не уходить из полиции...
— Я так и знала, что ты снова заведешь эту волынку, — процедила Вики сквозь зубы, но гневный голос Селуччи заглушил обличительную речь, которую она собиралась начать. Прозвучавшие горькие слова заставили ее замолчать.
— ...но нет, тебе была невыносима мысль, что отныне ты не будешь самым крутым следователем, этакой блондинкой-всезнайкой, а просто станешь частью команды. Ты все бросила, потому что не могла смириться, что тебе не быть на вершине, а раз так, ты больше не играешь! Вот ты и сбежала. Забрала свое ведерко и совочек и убежала, черт тебя подери! Ты бросила не только работу, ты бросила меня, Нельсон!
Во время всех их перепалок — после того, как был поставлен диагноз и она подала в отставку, — он хотел сказать ей именно это. Именно эти слова подводили итог многочасовым спорам, скандалам, хлопаньям дверьми. Последняя фраза Селуччи и была итогом всего.
— Ты бы сделал то же самое, — тихо сказала она, и хотя костяшки ее пальцев, вцепившихся в трубку, побелели, Вики осторожно положила ее на рычаг. А потом швырнула фломастер, зажатый в другой руке, через всю комнату.
Вместе с фломастером отлетела и злоба.
"Ты действительно ему не безразлична, Вики. Почему это превратилось в проблему?
Потому что возлюбленных завести несложно, а друзья, на которых можно наорать, попадаются гораздо реже".
Запустив обе руки в волосы, она вздохнула. Селуччи был прав, что она и признала своим ответом. Как только Майк поймет, что она тоже права, они смогут выстроить свои отношения по-новому. Если, конечно, как внезапно пришло ей в голову, прошлая ночь не была прощальной гастролью, позволившей ему наконец высказаться.
«Если так, — подумала Вики, поправляя очки на переносице, — то хотя бы последнее слово осталось за мной». Впрочем, при данных обстоятельствах это не служило большим утешением.
— Ба, да это старина Норман! Как делишки, Норман? Ничего, если мы присядем? — Не дожидаясь ответа, юноша выдвинул стул и уселся. Остальные четверо из его компании с шумом заняли пустые места за столом.
Когда все расселись, Норман оказался зажатым между широкими плечами двух амбалов, известных ему только по именам — Роберт и Кейт. Он уставился на сопровождавших их девиц. Он узнал блондинку — та обычно висела на руке Роберта, — а девушка рядом с Кейтом выказывала ему чрезмерную дружелюбность — значит, решил Бердуэлл, она с ним пара. Оставалась третья. Он по-волчьи улыбнулся, глядя на нее. Эту улыбку он долго отрабатывал перед зеркалом в ванной.
Девушка удивленно на него взглянула, потом, фыркнув, отвернулась.
— Как мило со стороны старины Нормана, что он покараулил для нас места. Правда, Кейт?
— Еще бы. — Кейт наклонился к Бердуэллу чуть ближе, и тот начал задыхаться, так как его личное пространство катастрофически сузилось. — Если бы не старина Норман, мы бы сейчас сидели на полу.
Норман огляделся. В пивной «Бык и петух» по пятницам вечером собиралась целая толпа.
— Что ж, я, м-м-м... — Он пожал плечами. — Я, э-э, знал, что вы придете.
— Ну конечно знал, — улыбаясь ему, произнес Кейт, которого слегка расстроил тот факт, что зануда Бердуэлл оказался одного с ним роста. — Я как раз говорил Роберту перед тем, как сюда прийти, что выходной — не выходной, если мы не проведем хоть какую-то его часть со стариной Норманом.
Роберт засмеялся, а все три девицы заулыбались. Бердуэлл не понял шутки, но приосанился — такое внимание ему льстило.
Он угостил всех пивом.
— В конце концов, это же мой столик.
— И единственно свободный во всем баре, — уронила блондинка.
Потом заказал всем и по второй порции.
— Денег хватит. — Стоило ему вынуть из кармана ветровки пачку двадцаток (пять тысяч долларов мелкими купюрами были его третьей просьбой), как у всех сидящих за столом поотвисали челюсти.
— Разрази меня гром, Норман, ты что, ограбил банк?
— Не пришлось, — беспечно ответил Бердуэлл. — И там, где я это взял, есть еще.
Он настоял, что следует перейти на импортное пиво, и купил всем по третьей, а потом и по четвертой порции.
— Импортное пиво шикарнее, — доверительно сообщил он кожаной куртке Роберта на уровне плеча, не достав до уха соседа. — На него здорово клюют телки.
— Телки? — прозвучало грозное эхо с другой стороны стола.
— Остынь, Хелен. — Кейт ловко выхватил из ее руки занесенную над головой кружку и осушил ее одним глотком. — Только зря потратишь пиво.
Все пятеро то и делопокатывались со смеху. Не понимая, что здесь такого смешного, Норман к ним присоединялся. Пусть не думают, будто он не из этой компании.
Когда молодые люди засобирались прочь, он поднялся вместе с ними. Комната поплыла перед глазами. До сих пор Бердуэлл никогда не выпивал четыре кружки пива подряд, вернее, он не был уверен, что вообще когда-нибудь так надирался.
— Куда идем?
— Мы идем на частную вечеринку, — ответил Кейт, толкнув его на место мощной рукой, опущенной на плечо.
— А ты останешься здесь, Норман. — Роберт похлопал его по другому плечу.
Бердуэлл ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. Они что же, уходят без него?
— Господи, все равно что пнуть походя щенка, — пробормотал Кейт.
Его приятель согласно кивнул.
— Э-э, послушай, старина, вход туда только по приглашениям. Мы бы взяли тебя с собой, если бы могли...
Они все-таки уходят без него. Норман обвиняюще ткнул пальцем через стол и проскулил:
— Но ведь она предназначалась мне.
Виноватость и сочувствие на лицах сокурсников сменились отвращением. Уже через секунду Бердуэлл остался один, однако от дверей до него донесся голос Хелен, и, несмотря на царивший шум, он разобрал:
— Я бы вернула ему его пиво, только терпеть не могу блевать.
Норман безуспешно попытался привлечь внимание официантки, после чего нахмурился, уставившись на бумажные подставки, на которых еще недавно стояли пивные стаканы. Хелен предназначалась ему. Как же иначе? Но его надули. Трясущимся пальцем он вывел пятиконечную звезду на столешнице, рисуя расплесканным напитком. Позавчерашняя клятва была позабыта. Он им еще покажет.
Внезапно желудок решил взбунтоваться, и Норман шаткой походкой поковылял в туалет, зажав рот рукой.
«Я им еще покажу», — думал он, низко склонившись над унитазом.
* * *
Генри вручил сидевшему при входе юноше двадцатку.— Какая сегодня программа? — Ему даже не пришлось вопить во все горло, чтобы перекричать музыку. Впрочем, ночь только началась.
— Обычная. — Из глубоченного левого кармана не по размеру большого пиджака были извлечены три катушки билетов, деньги плавно опустились в правый карман. Ряд ночных клубов переключался на билеты, с тем чтобы в случае облав можно было поспорить, заявив, что здесь не продают алкоголь. Только билеты.
— Тогда и мне, как обычно.
— Идет. Два модных пойла. — Пара билетов перешла в другие руки. — Знаешь, Генри, ты платишь чертовски дорого за мочу с пузырьками.
Фицрой усмехнулся, глядя на него сверху вниз, и обвел широким жестом чердачное помещение.
— Я плачу за атмосферу, Томас.
— Какую, к черту, атмосферу, — презрительно поморщился тот. — Эй, чуть не забыл, Алекс раздобыл ящик вполне приличного бургундского...
— Нет, спасибо, Томас, я не пью... вина. — Генри Фицрой повернулся, оглядывая зал, и на мгновение увидел перед собой совсем другую картину.
* * *
Яркие костюмы — бархат, атлас и кружева — превратили зал в сверкающий калейдоскоп красок. Он не любил вращаться при дворе и появлялся там только по требованию отца. Фальшивая лесть, постоянная борьба за власть, разрушающая душу необходимость все время балансировать, чтобы не угодить на плаху или костер,— все это вызывало у молодого герцога Ричмондского отвращение.Он шел по залу, и у каждого, кто поворачивался его поприветствовать, лицо выражало одно и то же — деланную веселость, под которой скрывались скука, подозрительность и страх, смешанные в равных пропорциях.
Затем ритм в стиле «тяжелый металл» отодвинул это видение обратно в прошлое. Бархат и драгоценности превратились в черную кожу, стразы и пластмассу. Деланная веселость скрывала теперь только скуку. Фицрой счел это прогрессом.
«Мне бы следовало быть на улице, — думал он, пробираясь к стойке бара и слыша на ходу, как люди кругом обсуждают последние убийства и тех тварей, что это совершили. — Здесь мне ребенка не найти...» Но ребенок не насыщался с позапрошлой ночи, так что, скорее всего, он миновал стадию безумия и теперь переживает следующий этап перерождения. «Зато его родитель... — Генри невольно сжал кулаки и почувствовал острую боль в правой руке: дали о себе знать пузыри под повязкой. — Родитель должен быть найден». Это он мог сделать и здесь. Ему уже дважды доводилось учуять на чердаке у Алекса другого хищника. И если тогда он не обратил на это внимания, посчитав поиски соперника пустой тратой времени, когда вокруг столько живности, то сегодня готов был потратить свое время.
Внезапно Фицрой обратил внимание, что толпа перед ним расступается, и поспешил сменить выражение лица. Мужчины и женщины, собравшиеся в этом клубе, с размалеванными лицами и увешанные побрякушками, имитировавшими драгоценные металлы, еще не так далеко ушли от своего примитивного начала, чтобы не признать охотника, бродящего среди них.
«Это уже третий просчет: сначала охранник, потом солнце, а теперь еще и здесь. Если не будешь впредь более осторожным, то как последний дурак угодишь на колья», — подумал Фицрой. Что с ним случилось в последнее время?
— Эй, Генри, давно тебя не было видно. — Алекс, владелец заведения, положил на плечо Фицрою длинную голую руку, всучил ему открытую бутылку воды и ловко повел от бара. — Кое-кто хочет с тобой повидаться, чувак.
— Со мной? — Генри позволил себя увести. Большинство людей не сопротивлялось Алексу — это было бы чересчур хлопотно. — Кому я понадобился?
Алекс, улыбаясь, подмигнул ему с высоты своего шестифутового роста.
— Пока секрет. А что у нас с рукой?
Фицрой взглянул на повязку. Даже в тусклом освещении студии бинты выделялись на фоне черного кожаного рукава.
— Обжегся.
— Тогда дело дрянь, чувак. Ты что, заделался поваром?
— Можно и так сказать. — Губы Генри дрогнули, хотя он строго заявил сам себе, что ничего смешного тут нет.
— В чем шутка?
— Слишком долго объяснять. Лучше ты мне объясни кое-что.
— Спрашивай, чувак. Отвечу.
— Откуда этот фальшивый ямайский акцент?
— Фальшивый? — прогремел Алекс, заглушая музыку, и полдюжины людей нагнули головы, когда он взмахнул свободной рукой. — Фальшивый? В моем акценте нет ничего фальшивого, чувак. Я возвращаюсь к своим корням.
— Да ты ведь из Галифакса.
— Мои корни уходят гораздо глубже, не сомневайся. — Он подтолкнул Генри вперед и уже без всякого акцента добавил: — А вот и малыш, доставлен в целости и сохранности.
Женщина, сидевшая на ступеньках перед запертым кабинетом Алекса, была значительно ниже не такого уж высокого Генри. Небольшой рост в сочетании с мешковатыми джинсами и свободным свитером придавали ей вид бродяжки, совершенно не вязавшийся с коротко стриженными платиновыми волосами и проницательным взглядом.
Выскользнув из-под руки Алекса, Фицрой отвесил галантный поклон, какие были в моде при дворе шестнадцатого века, — хотя, конечно, никто в зале этого не понял.
— Изабель, — произнес он.
Женщина фыркнула, схватила его за лацканы и, притянув к себе, припала губами к его рту.
Генри пылко ответил на поцелуй, ловко отведя ее язык от своих заостренных зубов. До этой минуты он не был уверен, что ему удастся этой ночью насытиться. Теперь уверенность пришла.
— Если вы двое собираетесь погрязнуть в такой бурной гетеросексуальности, да еще в моем доме, я ухожу. — Изящно махнув рукой, Алекс уплыл в толпу.
— Он снова сменит облик, не дойдя до двери, — заметил Генри, усаживаясь на ступеньку. Их бедра касались друг друга, и он почувствовал, как его все сильнее гложет голод.
— У Алекса больше обличий, чем у кого-либо, — согласилась Изабель, вновь берясь за бутылку с пивом.
Генри провел одним пальцем вдоль изгиба ее выжженной добела, под цвет волос, брови.
— Мы все носим маски.
Изабель приподняла бровь, отстраняясь от его пальца.
— Как глубоко сказано. А что происходит в полночь, мы все их срываем?
— Нет. — Он не сумел скрыть меланхолии в голосе, понимая ее причины.
Уже давно, очень давно Фицрой не мог никому довериться, открыв, кто он есть на самом деле и что это означает. Уже давно он не находил смертного, с кем мог бы построить отношения, основанные не только на сексе и насыщении. Из таких отношений, самой тесной связи, которая только может существовать между вампиром и смертным, рождается ребенок, которого потом все покидают. Сознание этого еще больше усугубляло его одиночество.
Генри почувствовал, как рука Изабель гладит его по щеке, прочел удивление в ее глазах и мысленно отругал себя, поняв, что за один этот вечер его маска соскользнула уже во второй раз. Если он не найдет в ближайшее время того, кто сможет его принять, то выбора у него уже не будет, он выдаст себя окончательно.
— Итак, — Фицрой с усилием заставил себя заговорить о настоящем, — как прошло выступление?
— Март месяц, провинциальный Садбери. — Она пожала плечами, вместе с ним возвращаясь в настоящее, раз он так хотел. — Добавить больше нечего.
«Если не можешь поделиться реальностью, то хорошо, что можешь хотя бы поделиться с кем-то маской». Его взгляд упал на тоненькую синюю жилку, уходившую под воротник свитера, и мысль, что кровь бежит так близко от поверхности, участила дыхание Генри. Это был голод, не вожделение, но он решил, что, в конце концов, эти два чувства весьма схожи.
— Сколько ты еще пробудешь в городе?
— Только сегодня и завтра.
— Тогда нам не следует терять время.
Она переплела пальцы с его пальцами, стараясь не задеть повязки, и, вставая, потянула его за собой.
— А я уже начала опасаться, что ты вообще не заговоришь об этом.
* * *
В субботний вечер, в четверть двенадцатого, Норман понял, что у него кончился уголь для жаровни, а единственный местный магазин, где можно было разжиться углем, закрылся в девять. Он начал подумывать о замене, но потом решил, что лучше не экспериментировать с отработанной системой.Субботняя ночь прошла спокойно.
А воскресная...
* * *
— Черт. Черт! ЧЕРТ!Миссис Кополус, нахмурившись, защелкала языком. Ее возмутило не сквернословие Вики, а заголовок таблоида, лежавшего перед ней на прилавке.
«ВАМПИР УБИВАЕТ СТУДЕНТА: в Йорк-Миллс найдено тело обескровленного юноши».
4
— Чтоб мне лопнуть, ты только посмотри на старину Нормана.
— Зачем? — Роберт вынырнул из своего шкафчика и обернулся. У него буквально отвисла челюсть. — «Чтоб мне лопнуть» — это еще слабо сказано, приятель. Жаль, Кейта нет, вот бы полюбовался.
— А где он?
Роберт пожал плечами, не сводя глаз с Нормана Бердуэлла, одетого как картинка.
— Без понятия. Но он точно лопнет, если пропустит такое.
Норман, чувствуя на себе взгляды, прибавил вальяжности своей походке. На шее у него под расстегнутой черной курткой позвякивала цепь. Он незаметно скосил взгляд на серебряные накладки ковбойских сапог и пожалел, что отказался от шпор. Новые черные джинсы (таких узких он еще не носил) самодовольно шуршали при каждом шаге.
Он еще всем покажет. Думали, он не крутой? Считали занудой? Зато теперь все станут думать иначе. Подбородок Бердуэлла дерзко вздернулся. Им нужны крутые парни? Он им покажет, что такое настоящая крутизна Сегодня вечером он попросит красный «порш». Научиться водить машину можно и потом.
— Что, черт возьми, с ним произошло?
Джордж заухмылялся.
— Ну, теперь ты рад, что не опоздал? — спросил он, дружески всаживая локоть под ребра Роберту. — Аж дух захватывает, верно?
— Если имеешь в виду, что от этой картины мне хочется блевануть, ты почти угадал. — Роберт привалился спиной к своему шкафчику и затряс головой. — Откуда чувак берет на все это деньги?
— А ты ступай, спроси его.
— Почему бы и нет... — Роберт выпрямился и шагнул навстречу Норману.
Тот видел его, даже взглянул ему в глаза, но продолжил идти своим путем, беззвучно давясь от смеха. «Ха! Как я тебя осадил! Что, понравилось?»
Так и не задав свой вопрос, Роберт остался стоять на месте, тупо глядя Норману вслед, пока к нему не подошел Джордж и не саданул по плечу.
— Эй, что стряслось?
Роберт помотал головой.
— Бердуэлл какой-то другой.
Его приятель хмыкнул.
— Еще бы, напялил новые шмотки, вот и выделывается. Но под ними все тот же старина Норман. Жуткий зануда.
— Да, думаю, ты прав. — Но в душе Роберт так не считал, хотя не мог объяснить, почему. Ему показалось, будто он протянул руку под кровать и угодил рукой во что-то липкое и мерзкое. — Обычный вроде день, а начался так погано.
Норман, сознавая, что произвел впечатление (тот самый Норман, который в порыве раздражения решил, что ему наплевать, если кто-то должен погибнуть), продолжал самодовольно вышагивать прочь.
— Да, а в чем дело? — Вики уставилась на молоденькую женщину — совсем девчонка, вряд ли ей больше двадцати, — стоявшую возле дверей ее квартиры. — Если вы что-то продаете...
— Виктория Нельсон, частный детектив?
Вики задумалась на секунду, прежде чем ответить.
— Да... — протянула она.
— У меня есть для вас работа.
Произносить слова с таким напором умеют только очень молодые, и Вики поторопилась спрятать улыбку.
Девушка отбросила с лица неестественно блестящие рыжие локоны.
— Я могу заплатить, пусть это вас не беспокоит.
Вики даже не думала о деньгах, поэтому промычала нечто неопределенное. Секунду они смотрели друг другу в глаза. «Цветные контактные линзы, так и знала. Что ж, они идут к ее волосам». Потом добавила тем же неопределенным тоном:
— Большинство людей сначала звонит по телефону.
— Сначала я так и хотела. — Девица едва заметно пожала плечами, однако сожаления в ее голосе не чувствовалось. — А потом решила, что при личной встрече отказаться от дела вам будет труднее.
— Зачем? — Роберт вынырнул из своего шкафчика и обернулся. У него буквально отвисла челюсть. — «Чтоб мне лопнуть» — это еще слабо сказано, приятель. Жаль, Кейта нет, вот бы полюбовался.
— А где он?
Роберт пожал плечами, не сводя глаз с Нормана Бердуэлла, одетого как картинка.
— Без понятия. Но он точно лопнет, если пропустит такое.
Норман, чувствуя на себе взгляды, прибавил вальяжности своей походке. На шее у него под расстегнутой черной курткой позвякивала цепь. Он незаметно скосил взгляд на серебряные накладки ковбойских сапог и пожалел, что отказался от шпор. Новые черные джинсы (таких узких он еще не носил) самодовольно шуршали при каждом шаге.
Он еще всем покажет. Думали, он не крутой? Считали занудой? Зато теперь все станут думать иначе. Подбородок Бердуэлла дерзко вздернулся. Им нужны крутые парни? Он им покажет, что такое настоящая крутизна Сегодня вечером он попросит красный «порш». Научиться водить машину можно и потом.
— Что, черт возьми, с ним произошло?
Джордж заухмылялся.
— Ну, теперь ты рад, что не опоздал? — спросил он, дружески всаживая локоть под ребра Роберту. — Аж дух захватывает, верно?
— Если имеешь в виду, что от этой картины мне хочется блевануть, ты почти угадал. — Роберт привалился спиной к своему шкафчику и затряс головой. — Откуда чувак берет на все это деньги?
— А ты ступай, спроси его.
— Почему бы и нет... — Роберт выпрямился и шагнул навстречу Норману.
Тот видел его, даже взглянул ему в глаза, но продолжил идти своим путем, беззвучно давясь от смеха. «Ха! Как я тебя осадил! Что, понравилось?»
Так и не задав свой вопрос, Роберт остался стоять на месте, тупо глядя Норману вслед, пока к нему не подошел Джордж и не саданул по плечу.
— Эй, что стряслось?
Роберт помотал головой.
— Бердуэлл какой-то другой.
Его приятель хмыкнул.
— Еще бы, напялил новые шмотки, вот и выделывается. Но под ними все тот же старина Норман. Жуткий зануда.
— Да, думаю, ты прав. — Но в душе Роберт так не считал, хотя не мог объяснить, почему. Ему показалось, будто он протянул руку под кровать и угодил рукой во что-то липкое и мерзкое. — Обычный вроде день, а начался так погано.
Норман, сознавая, что произвел впечатление (тот самый Норман, который в порыве раздражения решил, что ему наплевать, если кто-то должен погибнуть), продолжал самодовольно вышагивать прочь.
* * *
— Виктория Нельсон?— Да, а в чем дело? — Вики уставилась на молоденькую женщину — совсем девчонка, вряд ли ей больше двадцати, — стоявшую возле дверей ее квартиры. — Если вы что-то продаете...
— Виктория Нельсон, частный детектив?
Вики задумалась на секунду, прежде чем ответить.
— Да... — протянула она.
— У меня есть для вас работа.
Произносить слова с таким напором умеют только очень молодые, и Вики поторопилась спрятать улыбку.
Девушка отбросила с лица неестественно блестящие рыжие локоны.
— Я могу заплатить, пусть это вас не беспокоит.
Вики даже не думала о деньгах, поэтому промычала нечто неопределенное. Секунду они смотрели друг другу в глаза. «Цветные контактные линзы, так и знала. Что ж, они идут к ее волосам». Потом добавила тем же неопределенным тоном:
— Большинство людей сначала звонит по телефону.
— Сначала я так и хотела. — Девица едва заметно пожала плечами, однако сожаления в ее голосе не чувствовалось. — А потом решила, что при личной встрече отказаться от дела вам будет труднее.