Ханна Кристин. Домашний фронт

   Он был наполнен золотистым светом и запахом ягненка, тушившегося в остром томатном соусе. В воздухе витал сладковатый аромат корицы. Откуда-то издалека доносились приглушенные голоса дочерей. В последние дни домашние в основном молчали. Все словно затаили дыхание перед последним прощанием. Бетси было особенно тяжело: она устраивала сцены, громко хлопала дверьми. Вероятно, кто-то из одноклассников насмехался над ней из-за матери, которая собирается «на эту дурацкую войну», и Бетси была на грани истерики. Вернувшись домой, она умоляла мать уволиться из армии.
   Джолин повесила куртку на крючок в прихожей и прошла на кухню, где свекровь мыла посуду после ужина. Сам Майкл еще не вернулся с работы – в последнее время он редко приезжал раньше десяти.
   В начале девятого солнце начало опускаться за горизонт. Вид из окна кухни напоминал картину Моне: наползающие друг на друга золотистые и лиловые мазки.
   Джолин подошла к Миле и тронула ее за плечо; ее окутал запах шампуня с лепестками роз, которым пользовалась свекровь.
   – Привет, Мила. Мусака?
   – Конечно. Твоя любимая.
   В последнее время любая мелочь вызывала у Джолин грусть. Она сжала руку свекрови.
   – Спасибо, что приехали сегодня.
   – Твоя порция в холодильнике. Разогреешь – три минуты в микроволновке. – Мила вытерла последнюю тарелку и поставила на стол. – Как сегодняшняя тренировка?
   – Отлично. Кажется, я готова на все сто.
   Мила повернулась и пристально посмотрела на нее.
   – Можешь притворяться перед Бетси, Лулу и даже перед моим сыном, если хочешь, но не передо мной, Джо. Мне не нужна твоя сила. Это тебе нужна моя.
   – Значит, я могу признаться, что боюсь?
   – Ты забываешь, Джо, что я уже пережила войну. В Греции. Солдаты спасли наши жизни. Я горжусь тобой и позабочусь о том, чтобы твои дочери тоже гордились.
   Простые слова, но как много они значили для Джолин.
   – А ваш сын?
   – Он мужчина, и он боится. Не самое лучшее сочетание. Но Майкл тебя любит. Я знаю. И ты его любишь.
   – Этого достаточно?
   – Любви? Ее всегда достаточно, кардиа моу.
   Любовь. Джолин несколько раз мысленно произнесла это слово, размышляя, права ли Мила, и достаточно ли в такие времена одной лишь любви.
   – Мы будем ждать твоего возвращения – целой и невредимой. Не волнуйся за нас.
   Да, выбора у нее нет. Джолин должна оставить людей, которых любит больше всего на свете. Она будет очень скучать, но чувства – тоска по дому и близким – не должны ей мешать.
   – Я смогу, – тихо произнесла она. Всю жизнь Джолин скрывала свои чувства. Она знала, как спрятать страх и тоску, задвинуть их подальше, на самое дно. – Должна.
   – Мой сын справится, – сказала Мила. – В этом смысле он похож на отца. Майкл никогда не увиливал от ответственности. Он тебя не подведет.
   – Откуда вы знаете?
   Мила улыбнулась.
   – Знаю.

8

   В первую неделю мая Майкл присутствовал на предъявлении обвинения Келлеру, где заявил о том, что тот не признает себя виновным в убийстве первой степени, и принялся за изучение материалов дела. Ему нужно было собрать все факты, а клиент по-прежнему молчал. Во время той первой встречи в тюрьме Кит сказал: «Я виновен» – и снова умолк, отвечая на каждый вопрос Майкла стеклянным взглядом. «Я ее убил», – время от времени повторял он. И все. Никакой помощи.
   Тем временем дома Джолин продолжала составлять для него списки. Стоило ему попасться ей на глаза, как тут же следовало очередное указание: не забудь утеплить трубы в ноябре… подкормить растения… очистить решетки для барбекю. Этим она теперь заполняла их вечера. А весь день проводила на базе, готовясь к отправке в Ирак. Майкл чувствовал, что ей уже не терпится. Вчера вечером Джолин сказала ему, что хочет поскорее уехать, чтобы исполнить свой долг и вернуться. Ну что ж, скоро ее желание исполнится.
   Через два дня он попрощается с женой, увидит, как она садится в армейский автобус и уезжает.
   Майкл хотел быть стойким, сильным и искренним. Но за последний месяц он узнал кое-что новое о себе: он эгоист. А еще он встревожен, напуган и зол. Откровенно говоря, больше всего именно зол. Майкл злился, что Джолин предпочла армию семье, злился, что она не уволилась со службы еще много лет назад, злился, что ему не оставили выбора.
   Он явился на идиотское собрание членов семей военнослужащих, которое порекомендовала ему Джолин. Это была полная катастрофа. В тот день он всюду опаздывал, и собрание не стало исключением. Майкл вошел в зал, торопясь, задыхаясь от быстрой ходьбы и продолжая рыться в портфеле в поисках бумаги с фамилией контактного лица.
   Женщины. Вот кого он увидел. Не менее пятидесяти женщин, большинство с кричащими и плачущими детьми. Большой плакат на подставке: «Поддержите своего солдата». Ниже список из выделенных точками пунктов. Программы помощи. Номера телефонов. Одиночество. Секс. Финансовая помощь. Как будто он собирался обсуждать с чужими людьми проблемы, с которыми столкнулся из-за призыва жены в армию.
   При его появлении головы всех женщин повернулись к нему. В зале повисла тишина.
   – Извините, ошибся дверью, – промямлил он и вышел.
   У него не было никакого желания сидеть там и слушать рассуждения о том, как оставаться хорошей женой, пока муж воюет.
   Где бы он ни появлялся, новости, похоже, бежали впереди. Его коробили взгляды, которые бросали на него люди, узнавая, что Джолин собирается в Ирак. Твоя жена будет воевать? Он видел, как собеседники хмурятся, видимо, представляя его в фартуке, взбивающим тесто для торта в миске. Его друзья, либералы и интеллектуалы, не знали, как на это реагировать. Они поспешно переводили разговор на Джорджа Буша, на политиков, защищавших войну, и делали вывод, что Джолин зря рискует жизнью. И что, черт возьми, Майкл должен был им ответить?
   Он поддерживает солдат, но не войну – вот каких слов от него ждали. И это благородная позиция, но только не в отношении собственной жены. Майкл не мог заставить себя согласиться с ее решением.
   Джолин тоже это понимала, видела его злость и осуждение. Они слишком хорошо знали друг друга, и скрыть такие сильные чувства было просто невозможно. Без любви, которая могла их защитить, они были уязвимы, словно обожженные огнем, – каждое прикосновение причиняло боль.
   Поэтому Майкл не смотрел на нее, не дотрагивался до нее, полностью погрузившись в работу. Именно так он пережил эти две недели. Отсутствие. Он рано уезжал из дома и задерживался на работе как можно дольше. Ночью они с Джолин лежали по разные стороны кровати, размеренно дышали в темноте, не касаясь друг друга. Оба не спали, только делали вид. Один раз Джолин потянулась к нему, сказала, что уезжает, хотела заняться любовью. Он отвернулся – был слишком зол на нее, чтобы откликнуться на попытку близости. Следующим утром Майкл увидел грусть и обиду в ее глазах, и ему стало стыдно, но справиться со своими чувствами он не мог.
   Услышав сигнал интеркома, Майкл нажал кнопку. Секретарь сообщила о том, что пришел прокурор округа Кинг – они договаривались о встрече.
   – Пригласите его, – сказал Майкл и выпрямился на стуле.
   В кабинет вошел прокурор Брэд Хилдербрандт. Майкл хорошо знал Брэда: под глянцевой внешностью политика билось сердце фанатика. Брэда избрали для бескомпромиссной борьбы с преступлениями и преступниками, и он хорошо делал свою работу, потому что верил в политический курс своей партии.
   – Майкл! – Брэд с улыбкой протянул руку.
   Они обменялись рукопожатием. По улыбке Брэда Майкл понял, что его ждут неприятности.
   – Я хочу, чтобы ты знал: в деле Келлера появился свидетель, – сказал Брэд. – В интересах полного раскрытия информации…
   – И возможной сделке о признании вины.
   – Мы хотели, чтобы ты ознакомился с информацией как можно быстрее. Келлер признался. Вот почему я сам привез ее.
   – Правда?
   Брэд бросил на стол папку.
   – Вот заявление Терри Винера. Это сокамерник Келлера.
   Информатор. Их услугами всегда пользовались прокуроры и полиция.
   – Давай начистоту. Ты утверждаешь, что Кит Келлер, который за несколько недель пребывания в тюрьме не говорил ни с отцом, ни с адвокатом, ни с назначенным судом психиатром, вдруг разоткровенничался с сокамерником.
   – Он сказал… цитирую: «Эта сука не хотела заткнуться, и я ее пристрелил».
   – Кратко, по делу и легко запоминается. Понятно. Хочешь, угадаю: этого так называемого свидетеля отпустили.
   – Его арестовали всего лишь за хранение наркотиков.
   – Наркоман. Превосходно! – Майкл взял картонную папку, раскрыл и пробежал взглядом текст заявления. – Мне нужна копия записи об аресте этого парня.
   – Я тебе вышлю.
   – И эта байка – все, что у тебя есть?
   – Не так уж мало, Майкл, и мы оба это знаем. – Брэд многозначительно молчал, глядя на него. – Я знаю о твоей жене, Майкл. Собирается воевать, да? Не знал, что у тебя в семье есть военные.
   – Военные? Я бы так не сказал.
   – Правда? Странно все это. В любом случае, мне кажется, ты будешь очень занят с детьми.
   В тоне Брэда сквозила насмешка или ему показалось?
   – Не волнуйся за меня, Брэд. Я сумею отвезти детей в школу, приготовить ужин и одновременно надрать тебе задницу в суде.
   После ужина Джолин стояла у раковины, погрузив руки в горячую мыльную воду, и смотрела в окно, выходящее на задний двор. Сегодня из него открывался необыкновенно красивый вид: темнеющее небо, набегающие на берег волны, словно светящиеся изнутри планки забора. Джолин знала, что если закроет глаза, то в памяти всплывут сотни картин на фоне этого пейзажа, и она услышит смех дочерей, почувствует маленькую ладошку в своей руке.
   До свидания. Сколько раз за последние две недели она мысленно произносила эти слова? Прощалась с воспоминаниями, чувствами, пейзажами, людьми. Потратила не один час, пытаясь лучше запомнить все, чтобы взять с собой, как дневник той жизни, с которой она прощалась… жизни, которая будет ее ждать.
   Джолин спустила воду, вытерла руки и медленно вышла из пустой кухни.
   Гостиная была ярко освещена – все лампы горят, за решеткой камина пляшут языки пламени, по телевизору идет сериал, который никто не смотрит. Джолин выключила телевизор, но, испугавшись внезапно наступившей тишины, снова включила. Поднимаясь по лестнице, она обратила внимание на то, как скрипят ступени, но не остановилась. Бетси была в своей комнате, делала уроки, а Лулу уже спала. Джолин задержалась у двери Бетси, провела пальцами по дубовой панели. Ей хотелось войти, сесть рядом со старшей дочерью, еще раз поговорить с ней. Но сегодня у нее было еще одно дело – его она оттягивала, насколько могла.
   Джолин вошла к себе в спальню, включила свет и закрыла дверь. Она стояла посреди комнаты, которую столько лет делила с мужем и вспоминала. А вот кровать, Майкл. Давай ее купим… Смотри, какая она прочная – на ней мы можем делать детей… Комод с зеркалом они нашли много лет назад на распродаже, а восточный ковер был их первой крупной покупкой.
   Вздохнув, она подошла к комоду и достала из нижнего ящика видеокамеру, укрепила ее на штативе, который специально купила для этой цели, направила объектив на широкую кровать и нажала кнопку «запись». Потом сама забралась на кровать, взбила подушки и заставила себя улыбнуться, как улыбалась всегда, читая Лулу сказку на ночь.
   – Привет, Лулу. – Голос ее дрогнул. Набрав полную грудь воздуха, она начала снова. – Я записываю это для тебя. – Джолин взяла любимую книгу дочери в яркой обложке и начала читать вслух на разные голоса. Закончив, она закрыла книгу и посмотрела в камеру полными слез глазами. – Люси Луида, я люблю тебя, как до луны и обратно. Спи крепко, моя малышка. Время летит быстро, ты и не заметишь, как я вернусь.
   Джолин встала с кровати, выключила камеру и извлекла из нее кассету, заменив новой. На этот раз она села на край кровати и смотрела прямо в камеру.
   – Бетси, – тихо проговорила она, – я даже не знаю, как с тобой попрощаться. Я понимаю, что именно теперь я тебе нужна. В школе тебе очень трудно, и мне хотелось бы дать совет, который поможет тебе идти по жизни, но у нас нет на это времени, правда? Как получилось, что у нас нет времени? – Она вздохнула. – Я знаю, Кроха, ты на меня сердишься, и мне очень жаль. Остается надеяться, что когда-нибудь ты поймешь. Может быть, даже будешь мной гордиться, как горжусь тобой я. А я тобой горжусь. Ты сильная, красивая, умная и преданная. За время моего отсутствия тебе придется преодолеть много препятствий, и это будет нелегко. Я знаю, что нелегко. Но ты справишься. – Джолин на секунду закрыла глаза, думая о том, как много ей хочется сказать дочери. Следующие десять минут она рассказывала о мальчиках и девочках, об учебе, о начале месячных и о косметике. Закончив, Джолин почувствовала себя выжатой как лимон. Столько еще осталось невысказанного, а времени уже нет. – Я люблю тебя, Бетси, как до луны и обратно. И знаю, что ты любишь меня. Знаю, – повторила она и улыбнулась.