Эрин повернулась к Урбане.
   – Вот поэтому я и ненавижу танцевать на столах.
   – Ты же могла искалечить его! – снова завопил мистер Орли. – Это же надо – так лягнуть его по голове!
   – А как же она должна была поступить? – грозно спросила Урбана. – Что – улыбаться и сказать: давай, мальчик, поработай пальчиком?
   Мистер Орли дернулся, но произнес уже более спокойно:
   – Ну ладно, хватит об этом. Чтобы больше такого не было.
   – Значит, Шэду можно вправлять им мозги, а нам – нет? Вы это имели в виду? – не унималась Урбана.
   – Хватит, я сказал, – повторил мистер Орли.
   – Урбана права, – вмешалась Эрин. – Это несправедливо.
   – К чертям собачьим вашу справедливость, – буркнул мистер Орли, надувая щеки. – Дело Шэда – наводить порядок в заведении. А ваше дело – танцевать. Понятно?
   Шэд, до этого молча стоявший у двери, нехотя проговорил:
   – Вы же сами послали меня к этим китайцам. Иначе бы ничего подобного не случилось.
   Мистер Орли с натугой рассмеялся.
   – Чудесно! Значит, это я во всем виноват. Черт бы побрал всех вас!
   Урбана изменилась в лице. Подойдя к столу мистера Орли, ока нависла над ним своим мощным бюстом и ткнула ярко-красным ногтем чуть ли не в лицо хозяину.
   – Никто не смеет меня лапать, – прошипела она, – пока я сама этого не захочу. Особенно на работе. Мне трижды плевать на то, кто они и сколько денег у них в кармане: меня на это не купишь! Этому ублюдку еще повезло, что он отделался вывихнутой шеей! Если бы он полез ко мне, я бы оторвала ему к чертовой матери все его распрекрасное мужское достоинство – вот так, голыми руками!
   Мистер Орли вздрогнул и невольно отодвинулся – настолько натурально Урбана продемонстрировала ему, как она собирается это проделать.
   – И не думайте, что я с этим не справлюсь! – свирепо закончила она и, повернувшись, гордо вышла из кабинета.
   Несколько мгновений никто не шевелился.
   – Что-то она сегодня разошлась, – произнес наконец мистеру Орли.
   Эрин встала.
   – Ладно. Сегодня я беру отгул.
   – Постой, постой, – попытался было задержать ее мистер Орли.
   – Нет. Мне нужно поехать к дочери.
   После ее ухода Шэд, чтобы как-то защитить ее, рассказал хозяину, что она в последнее время особенно нервничает, потому что уж слишком много навалилось всего сразу: и проблемы с опекой над дочерью, и кто-то шарил в ее квартире, а теперь вот еще и какой-то конгрессмен проходу не дает.
   – Вот она и взорвалась, – закончил он. – У нее сейчас трудное время.
   Мистер Орли вытер вспотевшую шею замусоленным носовым платком.
   – Похоже, в этой лавочке только мы с тобой нормальные люди. И то насчет тебя я не всегда уверен.
   – Это все от музыки, – усмехнулся Шэд. – У меня от нее сердечные колики.
   – Так поговори с Кевином.
   – А Кевин говорит – поговори с мистером Орли.
   Мистер Орли вздохнул.
   – А что «с мистером Орли»? Мне-то вообще без разницы, что рэп, что рэгги – я их просто не различаю. Знаешь, какой у меня секрет? Я просто не слушаю. – Он сделал рукой движение, словно поворачивал в ухе невидимой тумблер. – Вот так: выключил – и все. Ничего не слышу... Кстати, как там у тебя с Лингами?
   – Хреново, – коротко ответил Шэд.
   – Что, у них нет этой змеи?
   – Есть, есть. Только они не продадут ее.
   Мистер Орли поднял брови.
   – Почему, черт побери? Бизнес есть бизнес.
   – Главным образом потому, что они терпеть вас не могут.
   – Из-за того, что я переманил Лорелею?
   – Из-за всего, – последовал лаконичный ответ.
   – Значит, не продадут, – резюмировал мистер Орли. – Ты потратил целых два часа на то, чтобы получить простое «нет» от двух распроклятых японцев, или кто они там. А у меня тем временем свихнувшаяся стриптизерша изображает из себя Чака Норриса, практикуясь на моих клиентах...
   – Я получил не только «нет», – прервал его Шэд, кладя на стол хозяина продолговатый сверток. – Еще и вот это. Братья Линг хотели, чтобы я передал это вам.
   Мистер Орли воззрился на странный предмет, завернутый в фирменные салфетки «Клубничной поляны» и обмотанный клейкой лентой.
   – Что это, черт побери?
   – Дюймов этак двенадцать покойного Буббы.
   Мистер Орли подпрыгнул в кресле и выскочил из-за стола, подальше от нераспечатанного свертка.
   – Я же всегда говорил, что они скоты! Я же говорил! О Господи! Что они еще сказали, эти проклятые китайцы?
   – Сказали, что у них его еще много, – невозмутимо ответствовал Шэд.

Глава 23

   Утром третьего октября, когда небо сияло яркой синевой, Перри Криспин и Уилла Оукли Криспин, симпатичная пара молодоженов, пришли на пляж.
   Расстелив на белом песке махровые полотенца с эмблемой отеля «Брейкерс», они улеглись рядышком и принялись мазать друг друга кремом от ожогов. Перри аккуратно вывел на обнаженном животе молодой жены слова «Я люблю тебя» с множеством восклицательных знаков, а Уилла, в свою очередь, нарисовала на щедро усыпанной веснушками пояснице мужа большое сердце.
   Бриз в это утро был довольно силен; он наполнял воздух над пляжем соленым ароматом океана и заставлял волны крепко шлепать о песчаный берег, взбивая ослепительно белую пену. Криспины решили поплавать попозже, когда вспотеют. Они нежились под флоридским солнцем – оба в одинаковых темных очках «Рэй-Бэн» и розовых козырьках, какие носят теннисисты, – улыбаясь, перешептываясь и используя любой повод, чтобы прикоснуться друг к другу: словом, вели себя так, как это делают обычно все молодожены на свете. Уилла и Перри происходили из многочисленных здесь богатых коннектикутских семей, так что их свадьба была обставлена со всей возможной пышностью. Палм-Бич являлся первым из этапов их четырехнедельного медового месяца; отсюда они собирались перебраться во Фрипорт, затем в Сент-Бартс и, наконец, в Козьюмел. Солнце жарило вовсю, так что тела молодоженов, распростертые на ярких полотенцах, так и блестели от крема и пота. Мистер и миссис Криспин всецело отдались во власть романтики, были полностью поглощены друг другом и своей любовью, и никакие заботы не омрачали их счастья. Совместное будущее казалось им сияющим и лучезарным, поскольку в нем обоих ждало весьма солидное наследство.
   К полудню очаровательный носик Уиллы заметно порозовел. Перри забеспокоился: его отец являлся совладельцем четырех дерматологических клиник, так что рак кожи довольно часто служил темой семейных разговоров. Обладавший, несмотря на молодость, наметанным глазом на пигментные и обесцвеченные пятна на спине и разные подозрительные проявления, Перри сказал жене, что, пожалуй, пора укрыться от ультрафиолетовых лучей.
   – Я приехала сюда, чтобы загореть как следует, – запротестовала она.
   – У нас впереди еще четыре недели, дорогая, – мягко, но настойчиво возразил Перри.
   Они собрали вещи и пошли через пляж по направлению к своему отелю. За ними последовал стройный белокурый молодой человек в грязных джинсах и ковбойских сапогах, но Криспины не замечали его, поглощенные обсуждением невысокой эффективности крема от ожогов и возможности использования вместо него окиси цинка – хотя бы для носа.
   Человек, шедший сзади, окликнул их:
   – Простите, молодые люди!
   Перри и Уилла обернулись. Он был одет не так, как одеваются на Палм-Бич; его голубые глаза были налиты кровью и беспокойно рыскали, а волосы с одной стороны примяты, как будто он, проснувшись, забыл причесаться.
   – У вас есть машина? – спросил он.
   Уилла почувствовала, что ей становится страшно. Перри, смерив взглядом незнакомца, сделал маленький шаг вперед. Незнакомец вытащил откуда-то огромный, чуть ли не мясницкий нож и продемонстрировал его молодоженам:
   – Не заставляйте меня повторять вопрос.
   Криспины отвели Дэррелла Гранта к своему светло-коричневому «сандерберду», который взяли напрокат на время медового месяца.
   – Что ж, неплохо, – одобрил Дэррелл. Он взял у Перри ключи и приказал молодой паре сесть сзади.
   – Зачем? – спросила Уилла.
   – Это ненадолго – пока не переедем мост, – успокоил ее Дэррелл Грант.
   Пролив или канал, именуемый «Интракостэл Уотеруэй», отделяет Палм-Бич от Уэст-Палм-Бич, и трудно себе представить два более разных мира. Уэст-Палм-Бич предназначен для обыкновенных смертных, Палм-Бич – для эксцентричных богачей. Полицейские на острове неусыпно бдят, чтобы туда не проникали нежелательные личности – черные всех оттенков, разные там латиноамериканцы, да и вообще люди, одетые не так. Если ты служишь в одном из отелей, Бог с тобой, проходи. Если нет – вали к чертовой матери обратно, за мост. Дэррелл Грант решил, что Криспины могут понадобиться ему, когда он будет проезжать полицейский пост.
   – Сумочка при тебе? – спросил он, обращаясь к Уилле.
   Молодожены посмотрели на руки друг друга. Перри вздохнул с облегчением, увидев, что Уилла оставила в отеле свое обручальное кольцо с двухкаратным бриллиантом, и в душе понадеялся, что она сделала то же самое и с трэвел-чеками.
   – Ну, так что? – повторил Дэррелл Грант.
   – Да, при мне.
   – Умница девочка.
   – У меня там всего сорок долларов.
   Дэррелл презрительно фыркнул.
   – А у тебя что, парень?
   – Только кредитные карточки.
   – Это же надо! – Дэррелл на красный свет проскочил на Уорт-авеню. Ему понравилось, как машина слушается руля. – Ладно, детка, давай сюда наличные. И свои таблетки тоже.
   Лицо Уиллы выразило колебание и растерянность, но муж кивком головы указал ей на сумочку. Вынув две бумажки по двадцать долларов, Уилла через спинку переднего сиденья протянула их Дэрреллу боязливым движением, каким в зоопарке протягивают печенье медведю.
   – А таблеток у меня нет. Только противозачаточные.
   – Сойдет. Давай сюда. – На миг оторвав правую руку от баранки, он взял деньги. В левой он держал свой кошмарный нож, время от времени почесывая покрытым пятнами лезвием подбородок, заросший светлой щетиной.
   – Простите, – донесся с заднего сиденья голос Уиллы. – Но вы не можете принимать мои таблетки.
   – Да что ты говоришь! – Это заявление явно позабавило Дэррелла.
   – Вы заболеете, – продолжала робко настаивать Уилла. – Они ведь не для мужчин!
   – Я? Заболею?
   – Они же сделаны из гормонов!
   – С ума сойти! – усмехнулся Дэррелл Грант. – Значит, от них у меня могут отрасти буфера? А может, и еще что-нибудь? Это ты хотела сказать?
   – Нет, совсем не...
   – Ладно, – перебил ее Дэррелл. – Будь умницей и давай сюда эти чертовы таблетки. – Рука его с ножом сделала резкое движение сверху вниз, и ржавое лезвие вонзилось в белую обивку, с треском распарывая упругий винил.
   – Уилла, – сказал Перри Криспин, – отдай ему то, что он требует.
   – Нет!
   – О Господи, не будь дурой!
   – Хорошо, Перри. А чем, в таком случае, мы должны заниматься в ближайшие четыре недели – гулять под ручку? – Уилла обеими руками прижала сумочку к себе. – Наша аптека находится в Уэстпорте Ты хоть помнишь это?
   – Ну, наверное, мы будем не только гулять, – пробормотал Перри Криспин.
   – Так ты что – хочешь, чтобы я залетела?
   Дэррелл Грант на переднем сиденье мурлыкал себе под нос мелодию из «Звуков музыки» – любимого фильма его сестры Риты. Хотя, впрочем, возможно, это была мелодия из «Мэри Поплинс» – он вечно путал их.
   – Который из них с Диком ван Дейком? – спросил он, не оборачиваясь. – Я верно угадал?
   Криспины не могли понять, о чем он спрашивает. Для них все это прозвучало какой-то дикой тарабарщиной. Уилла наклонилась вперед и снова заговорила о своем:
   – Прошу вас, не забирайте мои таблетки. У нас медовый месяц, понимаете?
   Впереди показался один из подъемных мостов, ведущих на Уэст-Палм-Бич. «Наконец-то, – подумал Дэррелл, – я смогу отделаться от этих сопливых придурков». Он прибавил скорость.
   – Моя сестра – медик, – продолжала между тем Уилла. – Я точно знаю, что вы заболеетеот этих таблеток. Они очень сильные.
   Впереди створки ворот сдвинулись, прозвенел звонок, и мост начал подниматься. Дэррелл яростно выругался и резко рванул на себя рукоятку тормоза.
   Перри Криспин произнес нетвердым голосом:
   – Сейчас должен подойти катер. Это займет у вас совсем немного времени.
   Дэррелл Грант всем корпусом повернулся к ним и, сунув свою загрубевшую ладонь чуть ли не в лицо Уилле, коротко потребовал:
   – Давай.
   Она упрямо тряхнула головой. Ее муж, казалось, онемел.
   – Слушай, ты, сучка безмозглая, – заговорил Дэррелл. – Я не собираюсь жрать эти чертовы таблетки – я собираюсь их продать. Тебе ясно? Я собираюсь перебраться через этот мост и сбыть их каким-нибудь идиотам, которые не способны отличить противозачаточное от ЛСД. Усекла?
   На глазах Уиллы выступили слезы. Растерянно мигая, она повернулась к мужу.
   – Ты слышал, Перри? Он назвал меня сучкой.
   Перри Криспин чувствовал себя премерзко. Он понимал, что ему следует выступить на защиту чести своей жены. Но, с другой стороны, руки и ноги у него стали ватными от страха, и он с ужасом ощущал, что его мочевой пузырь с минуты на минуту предаст его.
   – Не волнуйся, – выговорил он. – Мы купим другие таблетки.
   – Как мы их купим? Мой рецепт остался в Уэстпорте! – Ее голос дрожал от отчаяния.
   – Мы позвоним, и нам его перешлют. А сейчас, пожалуйста, сделай то, что он говорит.
   Мост начал понемногу опускаться. Увидев это, Дэррелл Грант сообщил, что сейчас он сосчитает до пяти, а потом вырежет из груди Уиллы сердце и заставит Перри съесть его вместо обеда. Уилла немедленно открыла сумочку и отдала ему таблетки. Дэррелл переехал мост, остановился за первым же углом, отобрал у Перри очки «Рэй-Бэн» и горячий от солнца и пота теннисный козырек и велел молодоженам проваливать ко всем чертям.
   Раскаленный асфальт обжег босые ступни Уиллы и Перри, и они, переваливаясь, как больные фламинго, запрыгали к ближайшему островку тени. Дэррелл Грант повернул к себе зеркало заднего вида, чтобы насладиться собственным отражением в новых очках. Криспины мрачно смотрели на него, ожидая, что он наконец-то уберется и оставит их в покое. Уилла была очень сердита.
   – Благодарю вас, – с горькой издевкой произнесла она, – за испорченный медовый месяц.
   Дэррелл Грант ухмыльнулся и включил зажигание.
   – Эй, молодежь, – окликнул он через окошко, – вы когда-нибудь слышали о резиновых изделиях? Это последнее достижение науки, парень. Сидит на твоем агрегате как влитое.
   – Перри не хочет пользоваться ими. – Голос Уиллы был исполнен укора. Перри Криспин отвернулся.
   – Ну, молодежь, с вами не соскучишься!
   Прежде чем рвануть с места, Дэррелл помахал им на прощание своим тесаком.
   У него ушло два часа на то, чтобы найти покупателя на таблетки и убедить его, что это дилаудид бельгийского производства. Дэррелл выручил всего тридцатку, но теперь, вместе с сорока баксами, полученными от Уиллы Криспин, у него набиралось достаточно, чтобы залить полный бак машины и заправиться таблетками самому. К тому времени, как он добрался до шоссе, ведущего на юг – к его драгоценной дочурке и ее суке-мамаше, – настроение у него было самое радужное.
* * *
   Рохо находились в Санто-Доминго, так что яхта была предоставлена в распоряжение Малкольма Молдовски. Эрб Крэндэлл привез конгрессмена ровно в девять и направился в ближайший к доку бар, чтобы выпить там в одиночестве. Он уже знал о неудаче с банковским сейфом Мордекая. Молди показал ему визитную карточку детектива Гарсиа, осторожно, словно бабочку, держа ее двумя пальцами.
   – Это меняет дело, – сказал он, разглядывая ее со всех сторон, как голограмму. – Думаю, что пора начинать действовать по плану Б.
   Эрб Крэндэлл не нуждался в разъяснениях. Наступил момент, когда следовало послать ко всем чертям партийную лояльность и крепко задуматься о том, как спасти собственную шкуру. Крэндэлл был благодарен Молди за то, что тот не попросил его принять участие во встрече на яхте.
   Войдя в главную каюту, Дилбек еще с порога увидел снимок, сделанный в «И хочется, и можется»: Молдовски приколол его к стене, прямо над баром.
   – Это тебе напоминание, – заметил он, наливая Дилбеку выпить.
   Глаза конгрессмена не отрывались от лица Эрин.
   – Все-таки в ней есть что-то такое... необыкновенное, – выговорил он, еле дыша от возбуждения.
   – Да ты смотри не на нее, – посоветовал Молди. – Лучше полюбуйся на себя.
   – Это был неудачный вечер.
   – Да что ты говоришь! – Молдовски кулаком ткнул в живот Дилбека. – Сядь-ка. И промочи горло.
   Конгрессмен безропотно повиновался.
   – Имбирное пиво? Это просто великолепно, Малкольм.
   Молдовски удобно устроился в полотняном шезлонге. В этот вечер он облачился в темно-синий пуловер, безупречно отутюженные легкие белые брюки и парусиновые туфли на резиновой подошве. Всего пару-тройку раз до этого Дилбеку доводилось видеть его в столь вольной одежде.
   – Я хочу, чтобы ты был трезв, – начал Молди. – Я хочу, чтобы ты накрепко запомнил каждое слово из того, что я сейчас скажу. На чем вы там поладите с этой девицей – дело ваше. Но ты должен поговорить с ней, Дэвид. Есть некоторые вещи, которые нам необходимо выяснить.
   – Господи, она же не шпионка! Она просто стриптизерша...
   – Я привезу ее сюда завтра вечером, – не слушая, продолжал Молдовски. – Так безопаснее.
   – Безопаснее? В каком смысле?
   – В смысле шантажа, – ответил Молдовски, указывая на фотографию. Взгляд Дилбека последовал за движением его пальца и снова упал на лицо Эрин, отпрянувшей и поднявшей руку, чтобы защититься от удара бутылкой.
   – А если я не понравлюсь ей? – вдруг забеспокоился конгрессмен.
   Молдовски шумно разжевал кубик льда из своего стакана.
   – Понравишься, можешь мне поверить. Две тысячи баксов гарантируют прямо-таки страстную любовь.
   – А что получу я?
   – Два часа танцев.
   – И все?
   – Это только начало.
   Дэвид Дилбек отхлебнул имбирного пива, и оно показалось ему безвкусным.
   – Я хочу, чтобы была возбуждающая музыка, шампанское, свечи...
   Заверив, что все это будет, Молдовски перешел к вопросам, которые Дилбек должен был задать стриптизерше.
   – Ну нет, – запротестовал конгрессмен. Это разрушит все настроение!
   – Не нет, а да! – не выдержал Молдовски. – Сделаешь все, как надо, сукин сын! У него, видите ли, настроение! Да плевать я хотел на твое настроение!
   Конгрессмен замялся.
   – Малкольм, мне бы не хотелось нагонять на нее страху. Ведь, может быть, это мой единственный шанс, пойми... – Его глаза снова остановились на фотографии, висящей на стене. – Просто фантастика... – прошептал он, ни к кому не обращаясь.
   Молди вскочил на ноги, резким движением сорвал со стены снимок и, подойдя к Дилбеку, стал прямо перед ним. Его надменно задранный нос находился как раз на уровне подбородка сидящего конгрессмена.
   – Ты сделаешь это, – непререкаемым, исполненным невыразимого презрения тоном выговорил он. – Мы должны выяснить кое-что. Это необходимо,Дэвид, – он особенно подчеркнул слово «необходимо», –в свете всего того, что произошло за последний месяц.
   Его дыхание отдавало бурбоном и мятным эликсиром для освежения рта; к этому коктейлю примешивался убийственный, как всегда, аромат его одеколона. Дилбек отвернулся и судорожно глотнул свежего воздуха. Яхта мягко качнулась на волне, поднятой пронесшимся мимо катером.
   – Ты сделаешь это, – повторил Молдовски в самое ухо конгрессмену.
   – Но я не понимаю...
   Молдовски повернулся спиной, подхватил свой стакан бурбона и принялся расхаживать по каюте. Взгляд его упал на нагрудный карман пуловера: там, под тонким трикотажем, слабо очерчивалось что-то маленькое и прямоугольное – визитная карточка детектива Гарсиа, вынутая Крэндэллом из сейфа исчезнувшего адвоката.
   – Есть люди, которые стараются навредить тебе, Дэвид, – проговорил Молдовски. – И мы должны быть уверены, что она – не одна из них.
   Дилбек покачал головой.
   – Да ты просто параноик. Молдовски презрительно хмыкнул.
   – Она ведь всего-навсего танцовщица из стрип-клуба, – продолжал Дилбек.
   Молдовски схватил его за грудки.
   – Фэнни Фокс тоже была всего-навсего стриптизершей, – с ненавистью глядя в глаза конгрессмену и отчеканивая каждое слово, произнес он. – Донна Райс была просто актрисой. Элизабет Рэй была просто секретаршей, которая не умела печатать на машинке. Дженнифер Флауэрс была просто певичкой, исполнявшей кантри. Ты все еще не понимаешь? Тогда спроси Чака Робба. Или этого закоренелого идиота Харта. Или Тедди Кеннеди, черт тебя побери! И все они скажут тебе одно и то же: в политике воровство – это всего лишь проблема, а женщина – это верная погибель.
   Отпустив конгрессмена, он измученно опустился на вращающийся табурет возле стойки.
   – Те, кто не знает истории, – закончил он, – обречены на весьма неприятные вещи.
   – Ну хорошо, – произнес Дилбек, на которого монолог Молди все же произвел некоторое впечатление. – Я поговорю с ней.
   – Спасибо, – не скрывая язвительности тона, ответил Молдовски.
   – Я все-таки поумнее всех этих парней, – продолжал Дилбек.
   Молдовски насилу сдержался.
   – И сильнее, – добавил Дилбек.
   – Ага, – подтвердил Молдовски. – Ты просто скала. Гибралтарская.
   А конгрессмен тем временем бочком, бочком подобрался к бару, незаметно сунул в уголок свое имбирное пиво и, старательно держась спиной к Молдовски, налил себе хорошую порцию рома, только чуть разбавив его кока-колой.
   – Малкольм, – задумчиво проговорил он, – как ты думаешь, она может согласиться, чтобы я ее побрил?
   Молдовски рухнул на колени, и его вывернуло наизнанку прямо на роскошный ковер Рохо.
* * *
   Подойдя к двери квартиры Эрин, Эл Гарсиа услышал доносившуюся оттуда музыку. Он громко постучал, нажал кнопку звонка, но ответа не последовало. Тогда, достав ключ, врученный ему самой Эрин, он отпер дверь и вошел. В спальне, на кровати, неподвижно лежала Эрин; голова ее была обернута подушкой наподобие мягкого шлема. Единственным ее одеянием были розовое трико и такой же бюстгальтер, она дышала (притом абсолютно ровно), а на тумбочке у постели стоял запотевший, уже полупустой кувшин с мартини. Стереоустановка громыхала вовсю. Гарсиа выключил ее.
   – Что это вы здесь делаете? – слабым голосом пробормотала из-под подушки Эрин.
   Детектив присел на край постели.
   – Нам нужно поговорить.
   – Орли больше не разрешает мне танцевать под Джексона Брауна.
   – Почему?
   – И под Вэна Моррисона тоже. Говорит, что это слишком медленно. Что девушкам, которые работают на столах, неудобно танцевать под эту музыку.
   – Эрин, как вы себя чувствуете после джина?
   – Вы в первый раз назвали меня по имени. – Ее лицо вынырнуло из-под подушки. – Кстати, верните мне мой пистолет.
   – Он на туалетном столике, – ответил Гарсиа.
   – Заряженный?
   – Да.
   – Хорошо. Который теперь час?
   – Полдень.
   Гарсиа попытался было накрыть ее простыней, но Эрин, рассмеявшись каким-то странным, трескучим смехом, сбросила ее.
   – Только не говорите мне, что вы смущены.
   Детектив покраснел. Эрин напомнила ему о том, что он несколько раз видел ее в стрип-клубе совершенно голой.
   – Это другое дело, – пробормотал он.
   – Серьезно? – Эрин расстегнула бюстгальтер, и без того мало что прикрывавший, и швырнула его в Эла Гарсиа. Бюстгальтер приземлился на его правом плече. Затем Эрин быстрым движением сорвала с себя трико и бросила на пол. – Вот она я, во всей красе!
   Гарсиа уставился на носки своих ботинок.
   – Может быть, я не прав, но, по-моему, я угадал, что с вами происходит. Вы переживаете из-за этой встречи с конгрессменом.
   – Переживаю? Это слишком мягко сказано. Я дергаюсь, психую, я в полном кошмаре! И я все время одна. Мне в жизни нужно только одно, и того я не могу иметь...
   – Анджела ведет себя просто отлично, – сказал Гарсиа. – Скоро вы опять будете вместе. – Он снял с плеча кружевной бюстгальтер и, аккуратно сложив, положил на кровать.
   Эрин накинула на себя простыню. Впрочем, казалось, ей было все равно. И выглядела она сегодня значительно старше своего возраста.
   – Вчера какой-то парень здорово приставал ко мне, – негромко сказала она.
   – Час от часу не легче!
   – Ну, а я сорвалась. Да, в общем, ничего особенного.
   – Вы что – убили его?
   – Нет.
   – Ну, значит, и правда ничего особенного не случилось. – Гарсиа вытащил из кармана рубашки сигару, сунул ее в рот, но не зажег.
   Эрин уставилась в потолок.
   – Мне приснился тот человек, что на фотографии. Тот, который там на коленях возле меня. Мне приснилось, что его тоже убили. Так же, как мистера Квадратные Зенки.
   – Не беспокойтесь за него, – ответил Гарсиа. – Его зовут Пол Гьюбер, и с ним все в порядке – жив и здоров. Сейчас он на две-три недели уехал в Нью-Йорк.
   – По вашему совету? – не без ехидства поинтересовалась Эрин.
   – У его фирмы есть офис на Уолл-стрит. Им понадобилось послать кого-нибудь туда.
   – Значит, вы обо всех успеваете позаботиться? – помолчав, спросила Эрин.
   Детектив с огорченным видом покачал головой.
   Когда он поведал ей о том, как ее бывший супруг легко, прямо-таки играючи, сбежал от властей графства Мартин, Эрин, как ни странно, приняла это известие довольно равнодушно. «Впрочем, оно и к лучшему, – продумал Гарсиа, – что принятая ею солидная доза мартини притупила реакцию».