Страница:
Но ведь женщинам иногда это очень даже требуется…
Потом Ксия поцеловала и «молодого супруга», но тот не заплакал и не отшатнулся – Ксия была существом восточным, подобным тем, какие, по словам Марко Поло, встречаются в Ксанаду. И она поцеловала меня вполне убедительно. Потом оторвалась, чтобы глотнуть воздуха.
– У-у-ух!
– Да, у-ух! – подтвердил я. – Та услуга, которую вы упоминали…
Сколько стоит получить ее от вас?
– Болтушка! – Она ухмыльнулась, не отталкивая меня. – Хам. Негодяй. Я имею дело лишь со свободными экземплярами. Но никак не с новобрачными мужьями!
Ксия посерьезнела.
– Отдыхайте спокойно, дорогие! И забудьте о сроке тринадцать ноль-ноль. Спите сколько хотите. Я предупрежу дневного дежурного.
– Ксия, два послания из этих трех зовут меня на свидание в отвратительно ранний час, когда доят коров. Вы можете нас оградить от этого?
– Я уже подумала, так как прочла их. Забудьте. Даже если «Задира-Бозелл» появится со всеми своими бойскаутами, дневной дежурный не скажет им, в каком вы номере.
– Мне не хотелось бы стать причиной ваших осложнений с боссом.
– А я что, не поведала вам? Я же совладелица этого отеля. Совместно с банком «Америка».
Она быстро чмокнула меня и удалилась.
– Ричард, она ждала, что ты попросишь ее остаться. И она же не наивная девчонка вроде Гретхен. Почему ты не пригласил ее?
– Ой, какой прокол! Сам не знаю почему!
– Ты вполне мог бы стянуть ее конг-сам [32], когда она пыталась тебя задушить. Это следовало сделать. Под ним же ничего нет. Поправка: под ним сама Ксия и ничего больше! Но и этого вполне… я уверена. Так почему ты не сделал так?
– Ты хочешь знать правду?
– О-о… Не уверена, что хочу.
– Потому, что я желаю спать с тобой, женщина, и безо всяких отклонений! Потому, что ты мне еще не прискучила. И дело не в твоих мозгах или твоей «возвышенности», этого у тебя просто нет. Дело лишь в твоем сладком маленьком тельце, к которому я так вожделею!
– Ох, Ричард!
– Так до того, как примем ванну? Или после?
– О… Вместе!
– Вот это девочка!
Глава 14
Когда мы лежали в ванне, я сказал:
– Ты удивила меня, лапушка, тем, что умеешь водить вездеход.
– Ты удивил меня еще более, когда твоя палка превратилась в ружье!
– О да, это мне напомнило… Тебя волнует, что я держал это в тайне?
– Да нет же, но каким образом это возможно, Ричард?
– Моя хитрая палка перестает быть защитой, если люди знают о ее свойствах. Но если предположить, что все выстрелы были сделаны тобой, то никто и не проведает…
Гвен ответила задумчиво:
– Не уверена. Или не вполне понимаю. Ведь все в автобусе видели, что ты стрелял из нее как из ружья!
– Так уж и видели? Сражение происходило в вакууме, в полной тишине.
Никто не слышал ни выстрела. И кто мог видеть, что я стреляю? Тетушка? Ее ранило прежде, чем я вступил в игру. Прошли всего секунды, но мы и говорим о секундах! Билл? Он возился с тетушкой. Екатерина с детьми? Сомневаюсь, что дети поняли, что именно видят, мать была в страшном шоке, да и сейчас ей вряд ли до свидетельств… Дражайшая Дайана и ее «изумительные» парни?
Один мертв, другой так наказан за то, что принял меня за бандита! Да и сама Дайана настолько сосредоточена на себе, что даже не врубилась в происходящее. Она посчитала, что какие-то докучные пустяки нарушили ее священные затеи. Ну-ка, повернись, я потру тебе спинку. – Гвен повиновалась. Я продолжал: – Давай усовершенствуем версию. Я покрою тебя в обмен на то, что ты покроешь меня.
– То есть?
– Моя трость и твой малыш «мийако» пользуются патронами одного калибра. Поэтому, значит, все выстрелы сделаны из «мийако», и не тобой, а мной! А ты, моя сладкая, невинная женушка, никогда и не помышляла о том, чтобы стрелять в чужих дядечек. Это тебя устроит?
Гвен так долго не отвечала, что подумалось, а вдруг я ее оскорбил?
– Ричард, а что если ни один из нас ни в кого не стрелял?
– Как, как? Это становится интересным! А ну-ка выкладывай!
– Я же легкомысленно почти забыла о том, что у меня есть пистолет, так же как и ты не думал о неожиданных талантах трости. Но ведь в некоторых местах чрезвычайно плохо воспринимают провоз незарегистрированного оружия. А пистолет между тем нередко спасал мне жизнь, и я вовсе не отказываюсь от мысли владеть им и впредь… И о нем так же, как и о твоей палке, никто не должен знать. Мы тогда все вместе бросились на пол, и меня никто не видел из-за твоей широкой спины, она же непрозрачна! Выходит, никто и не видел, что я стреляю!
– Н-да. Может быть. Но как же быть с трупами, которые валяются вокруг с пулями калибров в шесть с половиной миллиметров?
– Они убиты теми мясниками из «большого колеса»!
– Но они же стреляли лучами, не пулями!
– Ричард, Ричард! А почему бы им в придачу к лазерам не иметь еще и обычного оружия? Я уверена, что стреляли именно они!
– Снова «н-да»! Моя любимая, ты хитра, как искусный дипломат!
– Да нет, я не «как», я просто дипломат! Ну-ка, намыль меня посильнее, пожалуйста! Ричард, давай-ка обойдемся без «добровольных признаний»! Мы – всего лишь пассажиры, невинные свидетели, притом довольно-таки глуповатые. А как там подохли те «аграрии-реформаторы», нас не касается. Мой папочка советовал мне всегда держать карты сложенными у груди и никогда ни в чем не признаваться. Вот и наступило для этого время!
– И мой дядюшка говорил мне… то же самое! Гвен, почему ты не женилась на мне раньше?
– У меня не было раньше возможности обработать тебя, милый! Или наоборот… Ты готов принять душ?
Обтирая ее полотенцем, я вспомнил, что она уклонилась от ответа на один мой вопрос.
– Женушка-картинка, где ты научилась водить вездеход?
– Где? В Море Ясности!
– Как так?
– Да я просто наблюдала, как это делали Гретхен и тетушка. Сегодня я в первый раз сидела за рулем такой машины.
– Ничего себе! А почему ты этого не сказала?
– Любимый, если бы ты это знал, то начал бы беспокоиться. И понапрасну. Со всеми своими прежними мужьями я держалась правила: не говорить ничего такого, что бы могло озадачить или взволновать мужа. Если только этого можно было избежать.
Она одарила меня ангельской улыбкой.
– Поверь, так лучше. Мужчины всегда паникуют, а женщины – нет!
– Откройте дверь!
Я не мог сообразить, что ответить, поэтому промолчал. Широко зевнув, я решил, что еще сплю, и повернулся на правый бок. И тут меня словно пронзило: Гвен не было рядом!
Я вскочил так быстро, что у меня закружилась голова. Стук продолжался.
Не пейте шампанского в постели перед сном! Мне пришлось выдуть полбутылки выдохшегося пойла, прежде чем я стал способен что-нибудь сообразить. Теперь в дверь уже колотили.
В верхнюю часть моего протеза была воткнута записка от любимой женщины. Хитрая девчонка! Это вернее, чем воткнуть ее в мою зубную щетку!
Я прочитал:
«Мой несравненный! Меня одолела жалость, поэтому не стала тебя будить. Но мне надо кое о чем позаботиться, посему я ухожу. Сперва навещу „Старину Монтгомери“, передам скафандры и уплачу за их прокат. Там же куплю носочки и трусики для тебя и панталончики для себя. Сделаю еще несколько дел: оставлю у портье записку Биллу, чтобы он вернулся в номер и ждал. (Он появился после нас, и Ксия, как мы с ней и договорились, поместила его в одноместный.) После этого я навещу тетушку в госпитале имени Вайоминг Нотт и еще позвоню Екатерине.
Ты спишь, как бэби, и я рассчитываю вернуться до того, как ты проснешься. Если нет и если куда-нибудь смоешься, пожалуйста, оставь записку у портье. Люблю тебя, Гвендолин».
– Откройте дверь! – донеслось снаружи.
– Пошел к черту, – вежливо рекомендовал я.
Стук сменился каким-то скрежещущим звуком. Я подошел к двери и стал сбоку. Она не была укрепленной или раздвижной – обычные подвешенные створки. Одна из них приотворилась, и мой непрошеный гость шагнул внутрь.
Я, перехватив, отшвырнул его. При одной шестой силы тяжести действия требуют осторожности: надо иметь за что зацепиться, иначе вы рискуете потерять равновесие. Но я удержался, а посетитель отлетел к дальней стенке и шлепнулся на кровать.
– Уберите свои грязные лапы с моей постели!
Он сполз и поднялся на ноги. Я напустился на него:
– А теперь объясните, зачем вы вломились в мою спальню, да поторопитесь, пока я не выдернул вам конечности и не отдубасил по башке!
Кто вы такой, чтобы будить гражданина, потребовавшего, чтобы его не беспокоили? Отвечайте!
Я уже разобрался, кто он такой – один из тех городских олухов, что напялили на себя униформу с нашивкой «коп» [33]. Его ответ, сочетавший негодование с самонадеянностью, вполне гармонировал со способом появления этого «копа» в моем номере.
– Почему вы не открыли, когда я приказал вам это сделать?
– Мне еще не хватало выполнять ваши приказы! Вы что, уплатили за эту квартиру?
– Нет, но…
– Вот вы и ответили. Убирайтесь сейчас же!
– Да выслушайте меня! Я офицер службы безопасности суверенного города Гонконг Лунный. Вам надлежит явиться к Председателю муниципального совета для дачи показаний, касающихся спокойствия и безопасности города…
– Ах, так мне «надлежит»? А ну-ка, покажите предписание!
– Предписание не требуется. Я в форме и при исполнении служебных обязанностей. Вы должны мне содействовать. Устав города, раздел два семнадцать, параграф восемьдесят два, страница сорок один.
– У вас что, есть полномочия взламывать двери частных спален? И не порите чушь относительно того, что «предписание не требуется»! Я подам на вас в суд и отниму все ваши сбережения до последней кроны, а в придачу и эту обезьянью форму!
Его челюсть затряслась, и он сумел всего лишь выдавить:
– Вы будете вести себя смирно, или мне вас потащить силком?
Я оскалил зубы:
– Тогда пострадают двое из троих. Одного я уже сделал. Марш отсюда! Тут я понял, что у нашей перебранки есть свидетели: – С добрым утром, Ксия! Вы знаете этого недоноска?
– Мистер Ричард, я ужасно сожалею… Дневной дежурный пытался его остановить, но он прорвался. Я пришла так быстро, как смогла…
Я заметил, что она обута на босу ногу и без макияжа. Ее, видно, разбудили, так же как и меня.
– Вы здесь ни при чем, дорогая, – галантно уверил я. – У него нет предписания. Как вы считаете, имею я право вышвырнуть его?
– Ну…
(Она все же была обеспокоена.) – О, я понимаю. Вернее, думаю, что понимаю. Исторически сложилось так, что хозяева гостиниц вынуждены сотрудничать с полицией. И столь же исторически полицейские наделены повадками грабителей и хулиганов…
Ладно, из симпатии к вам я оставлю его в живых. – Я повернулся к «копу». Парень, можешь вернуться к своему боссу и доложить, что я к нему приду. Но не прежде, чем глотну пару чашек кофе. Если я ему нужен раньше, пусть посылает роту. Ксия, не хотите ли кофе? Пойдемте посмотрим, есть ли у Синга этот живительный напиток с печеньем или чем-нибудь еще?
Но тут «Джо-штурмовик» вынудил меня вырвать у него пистолет. Меня можно застрелить (возможно, когда-нибудь это и произойдет), но вряд ли такое будет по плечу олуху вроде этого, полагающего, что один вид револьвера для меня аргумент!
Его оружие было мне вовсе не по вкусу, дешевый стандартный хлам.
Поэтому я его разрядил и, убедившись, что патроны не того калибра, какой мне нужен, бросил их в мусоропровод, после чего вручил пистолет владельцу.
Потеряв обойму, он гнусно заверещал, но я на редкость доходчиво пояснил, что разряженный пистолет в его руках ничуть не хуже заряженного, к тому же, учитывая его выдающуюся сноровку, при наличии патронов он может сам себя поранить!
«Коп» продолжал стенать и грозиться, но я предложил усладить этими звуками слух его босса и повернулся к нему спиной.
Он, должно быть, испытал досаду. Впрочем, я тоже.
Шустрая женщина с острым взглядом и красными волосами (интересные гены, подумал я) произнесла:
– Назовите себя, прошу вас!
– Ричард Джонсон. Председатель пожелал со мной встретиться.
Она бросила взгляд на монитор.
– Вы не явились к назначенному часу, придется подождать. Можете присесть.
– Я могу и не присесть. Я сказал вам, что Председатель хотел меня видеть, но отнюдь не сказал, что и сам жажду свидания с ним. Нажмите ту клавишу и доложите, что я здесь!
– Я не могу впустить вас к Председателю раньше чем через два часа.
– А вы передайте, что я здесь. Если он откажется меня принять, я отбуду.
– Ну и прекрасно, возвращайтесь через два часа!
– Вы меня не поняли. Я отбываю. Покидаю Конг. И не желаю к вам возвращаться.
Конечно, я сблефовал, но, произнеся слово «отбытие», я вдруг понял, что это, может, и не блеф. Первоначально я намеревался пробыть в Конге какое-то (неопределенное) время, но теперь осознал, что мне не хочется оставаться в городе, настолько павшем, что в нем законом допускается вторжение полицейского в частное жилище только потому, что какому-то чиновнику вздумалось вызвать к себе его владельца!
Разумеется, нет! Рядовой солдат в достойном, правильно организованном воинском подразделении и то пользуется большими гражданскими правами и свободами! Гонконг Лунный, прославленный в песнях и рассказах как колыбель Лунной свободы, теперь стал местом, не подходящим для обитания.
Я повернулся к выходу, но она окликнула меня, когда я был уже в дверях:
– Мистер Джонсон!
– Да? – спросил я не оборачиваясь.
– Вернитесь!
– Зачем?
Она ответила, скривившись как от боли:
– Председатель сейчас примет вас.
– Отлично! – констатировал я.
Я подошел к дверям, ведущим во внутренний офис, они раздвинулись, но… за ними еще вовсе не находился кабинет Председателя. Там оказались еще три двери, и перед каждой торчал свой гвардейский цербер. Это сказало мне больше, чем я желал бы знать о ныне правящих властях Гонконга Лунного («суверенного города»!).
Гвардеец у последней двери ввел меня внутрь кабинета.
Мистер Мао окинул меня взглядом и не здороваясь произнес:
– Садитесь.
Я сел, держа палку между коленями. Мне пришлось прождать минут пять, пока «отец города» шуршал бумагами, не обращая на меня ни малейшего внимания. Тогда я поднялся и направился к двери, ступая медленно и опираясь на палку. Мао всполошился:
– Мистер Джонсон, куда вы?
– Я ухожу.
– Ну, разумеется! Вы же не желаете проявить лояльность, не так ли?
– Я желаю заняться собственными делами. Есть ли к этому какие-либо препятствия?
– Если вы так настаиваете, я могу процитировать устав муниципалитета, согласно которому вы связаны оказывать мне содействие по первому требованию.
– Вы имеете в виду параграф восемьдесят два раздела двести семнадцать устава города?
– Так вы с ним знакомы и сами… Стало быть, ваше поведение тем более неизвинительно!
– Я не знаком с этим уставом, но знаю номер параграфа. Он был мне назван тем шутом-головорезом, который ворвался в мою спальню. А что, в вашем уставе ничего не говорится о недопустимости взламывания дверей частных покоев?
– Ах да, вы еще оказали сопротивление офицеру службы безопасности при исполнении им обязанностей! Но мы обсудим это позднее. Устав, который вы упомянули, есть основа нашей свободы. Граждане, временные обитатели и даже гости могут приезжать и уезжать по собственному желанию, но они обязаны выполнять свой гражданский долг и оказывать содействие официальным властям, избранным, назначенным или мобилизованным, при исполнении ими своих функций.
– А кто решает, когда требуется такое сотрудничество, и определяет его характер и объем?
– Во всяком случае, этим правом наделены все официальные лица.
– Ну, предположим. Так чего же еще вам от меня надо? – спросил я, все еще стоя.
– Сядьте. Конечно, мне следует с вами поговорить. И я требую, чтобы вы мне отвечали. Я сожалею об инциденте, но вы сами не слишком располагаете к вежливому обращению.
– То есть, исходя из этого, можно и взломать мою дверь?
– Не утомляйте меня. Посидите и помолчите. Мне необходимо вас допросить… как только появятся двое свидетелей.
Я сел и умолк. Мне казалось, я начинаю проникаться пониманием нового порядка: абсолютная свобода… за исключением того, что официальные «собачники» всегда могут любому гражданину в любое время приказать все, что им вздумается!
Итак, «свобода», отвечающая определениям Оруэлла и Кафки, практике Сталина и Гитлера, «свобода» вышагивать взад и вперед в собственной клетке (или камере). Я спросил себя, не будет ли сопровождаться предстоящий допрос применением электрических или механических «вспомогательных приспособлений» или впрыскиванием наркотиков, и почувствовал легкий спазм в желудке.
Раньше, когда я жил более активной жизнью и всегда мог столкнуться с риском капитуляции и выдачи секретных сведений, при мне всегда находился «последний друг» в виде «капсулки в дупле зуба» или чего-нибудь эквивалентного. Но в последние несколько лет в такой защите необходимости я не испытывал…
Мне стало страшновато.
Спустя некоторое время в кабинет вошли двое мужчин. Мао ответил на их приветствия и жестом предложил им располагаться. Третий вошел сразу за ними.
– Дядюшка Джеф, я…
– Замолчи и садись!
Этот последний оказался тем самым олухом, чей пистолет я давеча опростал. Он заткнулся и сел. Я украдкой поймал его взгляд, он сразу же отвел глаза.
Мао отложил в сторону несколько бумаг. – Майор Бозелл, спасибо, что пришли. И вас тоже благодарю, капитан Мэрси! Майор, вы имели вопросы к некоему Ричарду Джонсону? Вот он сидит перед вами. Задавайте!
Бозелл оказался коротышкой, но держался очень прямо, задрав голову. У него была густая седоватая шевелюра ежиком и резкие повадки.
– Ха! Так перейдем прямо к сути. Зачем вы втравили меня в расследование этого липового дела?
– Какого липового дела?
– Ха! Вы же не станете, сидя здесь, отрицать, что наплели с три короба о нападении бандитов? Да еще в районе, где никогда никаких бандитов не было? Не станете же вы отрицать, что заставили меня направить туда спасательную команду, прекрасно зная, что я ничего не обнаружу? Отвечайте!
Я проговорил:
– Вы мне напомнили о важном… Может ли кто-нибудь из присутствующих сказать мне, каково состояние тетушки Лилибет сегодня утром? Потому что из-за визита к вам я не успел навестить ее в госпитале.
– Ха! Не уклоняйтесь от темы разговора. Отвечайте на вопрос!
Я спокойно отпарировал:
– Но это и есть тема разговора. Вы говорите о трех коробах небылиц, а старая леди может подтвердить, как было все на самом деле. Она жива? Знает ли кто-нибудь из вас?
Бозелл заерзал, пытаясь что-то еще пролаять, но Мао прервал его:
– Да, жива. Час назад была еще жива. Джонсон, а вы должны молить Господа, чтобы она выжила! У меня ведь здесь лежит заявление… – Он постучал по своему терминалу. – От гражданки, чья репутация безупречна и которая является одним из наших главных акционеров. От леди Дайаны Керр-Шэпли. Она утверждает, что вы стреляли в миссис Лилибет Вашингтон…
– Что, что?
– …с целью терроризировать пассажиров, что явилось причиной гибели от кислородного голодания ее мужа, почтенного Освальда Проганта, перелома запястья ее мужа, почтенного Брокмана Хогга, а также потрясения самой леди Дайаны из-за многочисленных оскорблений в ее адрес.
– Гм-м… А не сообщала ли она, кто убил ребенка О'Тулов? А как насчет башенного стрелка? Кто убил его?
– Она утверждает, что, к сожалению, не видела всего. Но вы выходили наружу, когда автобус остановился, и поднимались к башенке. И что, вне сомнения, тогда и прикончили бедного парня.
– Это говорите вы или утверждает она?
– Это говорю я! Выдвигаю вероятную версию. Леди Дайана очень щепетильна и не будет утверждать того, что она не видела собственными глазами. Включая этот мифический вездеход, набитый бандитами. Она ничего такого не видела!
Бозелл радостно подхватил.
– Вы сами видите, мистер Председатель! Этот преступник затеял стрельбу в автобусе, убил троих и ранил двух пассажиров, а потом стал заливать байки о бандитах, чтобы прикрыть собственные художества. В этом районе бандитов нет, всякий это знает!
Я попытался воззвать к здравому смыслу.
– Один момент, мистер Председатель! Здесь находится капитан Мэрси. Я полагаю, его спутник-разведчик засек вездеход бандитов?
– Здесь вопросы задаю я, мистер Джонсон!
– Но спросите, есть ли у него такой снимок или нет?
– Прекратите, Джонсон! Ведите себя должным образом. Или мы вас успокоим…
– А что же я делаю «не должным образом»?
– Вы нарушаете течение допроса неуместными репликами. Дождитесь, пока вам дадут слово. А теперь отвечайте на вопрос.
– Да, сэр. Так каков же вопрос?
– Я приказываю вам успокоиться!
Я «успокоился». Остальные тоже.
Мистер Мао побарабанил пальцами по столу и спросил:
– Майор, у вас есть еще вопросы?
– Ха! Он же ни на один еще не ответил, просто ускользнул от ответа!
Председатель произнес:
– Джонсон, отвечайте же.
Я притворился дураком. Эта роль мне удается лучше всего.
– А в чем заключается вопрос?
Мао и Бозелл заговорили одновременно. Бозелл что-то кричал, а Мао пробурчал:
– Подытожим все наши вопросы. Почему вы совершили то, что совершили?
– А что же я совершил?
– Я только что сказал вам, что именно вы совершили!
– Но я не делал ничего из того, что вы перечислили, мистер Председатель, и не понимаю, почему вы пытаетесь приписать мне все это? Вас же там не было. К тому же этот автобус не принадлежал вашему городу, я сам тоже не живу в вашем городе, и то, что произошло, случилось вне города.
Так какое вам до этого дело?
Мао откинулся назад и самодовольно раздулся. Бозелл торжествующе ввернул свое «ха!» и добавил:
– Дайте я сам ему скажу!.. Или это сделаете вы, мистер Председатель?
– Да, это сделаю я! Мне доставит удовольствие сказать это. Джонсон, менее года назад Совет данного суверенного города принял весьма мудрое решение. Он распространил свою юрисдикцию на все поверхности и глубинное пространство в пределах окружности, отстоящей на сто километров от края муниципальной капсулы – оболочки города!
– И сделал дружины безопасности официальными войсками правительства, – снова не утерпел Бозелл, – обязав их поддерживать спокойствие в обозначенном стокилометровом кольце. И вы попались как раз в нем, вы, убийца!
Мао пропустил мимо ушей последнюю «врезку», но добавил:
– Поэтому, как видите, Джонсон, в то время как вы полагали, что находитесь в зоне анархической свободы, где законы не писаны, вы, напротив, оказались в сфере действия закона, и ваше преступление вполне наказуемо!
(Интересно, когда кто-нибудь еще захочет заграбастать под «свою юрисдикцию» и Пояс астероидов?) – Так, выходит, это мое «преступление» было совершено на расстоянии, меньшем чем сто километров от Гонконга Лунного?
– Э? Меньшем. Значительно меньшем.
– А кто это измерил?
Мао взглянул на Бозелла.
– Как далеко это произошло?
– Около восьмидесяти километров от города. Немногим меньше.
Я спросил:
– А что означает ваше «немногим меньше»? Майор, да никак вы говорите о нападении бандитов на автобус, а не о том, что произошло внутри автобуса?
– Не вкладывайте в мои уста своих слов! Мэрси, скажите ему вы!
Тут Бозелл почему-то смешался. Хотел было еще добавить что-то, но запнулся.
Я совершенно спокойно стал ждать продолжения.
– Так что же, капитан Мэрси? – нетерпеливо спросил Мао.
– Что вы хотите услышать от меня, сэр? Директор космопорта, направивший меня к вам, настоятельно требовал, чтобы я был полностью лоялен… и ничего от себя не говорил, если вы не спросите.
– Я хочу знать все, относящееся к данному инциденту. Это ведь вы сообщили майору Бозеллу цифру восемьдесят километров?
– Да, сэр. Семьдесят восемь километров. – А что она означает, откуда вы ее взяли?
– Я определил ее по монитору на моем пульте. Обычно мы не печатаем фотографии со спутников, лишь смотрим на изображение по дисплею. Этот человек – вы называете его Джонсоном, я же знаю под именем Миднайт (если это, конечно, он) – вызвал меня прошлой ночью в час двадцать семь и сказал, что находится в автобусе из «Счастливого Дракона», и сообщил, что автобус был атакован бандитами…
Потом Ксия поцеловала и «молодого супруга», но тот не заплакал и не отшатнулся – Ксия была существом восточным, подобным тем, какие, по словам Марко Поло, встречаются в Ксанаду. И она поцеловала меня вполне убедительно. Потом оторвалась, чтобы глотнуть воздуха.
– У-у-ух!
– Да, у-ух! – подтвердил я. – Та услуга, которую вы упоминали…
Сколько стоит получить ее от вас?
– Болтушка! – Она ухмыльнулась, не отталкивая меня. – Хам. Негодяй. Я имею дело лишь со свободными экземплярами. Но никак не с новобрачными мужьями!
Ксия посерьезнела.
– Отдыхайте спокойно, дорогие! И забудьте о сроке тринадцать ноль-ноль. Спите сколько хотите. Я предупрежу дневного дежурного.
– Ксия, два послания из этих трех зовут меня на свидание в отвратительно ранний час, когда доят коров. Вы можете нас оградить от этого?
– Я уже подумала, так как прочла их. Забудьте. Даже если «Задира-Бозелл» появится со всеми своими бойскаутами, дневной дежурный не скажет им, в каком вы номере.
– Мне не хотелось бы стать причиной ваших осложнений с боссом.
– А я что, не поведала вам? Я же совладелица этого отеля. Совместно с банком «Америка».
Она быстро чмокнула меня и удалилась.
* * *
Когда мы раздевались, Гвен сказала:– Ричард, она ждала, что ты попросишь ее остаться. И она же не наивная девчонка вроде Гретхен. Почему ты не пригласил ее?
– Ой, какой прокол! Сам не знаю почему!
– Ты вполне мог бы стянуть ее конг-сам [32], когда она пыталась тебя задушить. Это следовало сделать. Под ним же ничего нет. Поправка: под ним сама Ксия и ничего больше! Но и этого вполне… я уверена. Так почему ты не сделал так?
– Ты хочешь знать правду?
– О-о… Не уверена, что хочу.
– Потому, что я желаю спать с тобой, женщина, и безо всяких отклонений! Потому, что ты мне еще не прискучила. И дело не в твоих мозгах или твоей «возвышенности», этого у тебя просто нет. Дело лишь в твоем сладком маленьком тельце, к которому я так вожделею!
– Ох, Ричард!
– Так до того, как примем ванну? Или после?
– О… Вместе!
– Вот это девочка!
Глава 14
Демократия выдержит все, но не демократов.
Дж. Хэршоу (1904 – )
Все короли – большей частью мошенники.
Марк Твен (1835-1910)
Когда мы лежали в ванне, я сказал:
– Ты удивила меня, лапушка, тем, что умеешь водить вездеход.
– Ты удивил меня еще более, когда твоя палка превратилась в ружье!
– О да, это мне напомнило… Тебя волнует, что я держал это в тайне?
– Да нет же, но каким образом это возможно, Ричард?
– Моя хитрая палка перестает быть защитой, если люди знают о ее свойствах. Но если предположить, что все выстрелы были сделаны тобой, то никто и не проведает…
Гвен ответила задумчиво:
– Не уверена. Или не вполне понимаю. Ведь все в автобусе видели, что ты стрелял из нее как из ружья!
– Так уж и видели? Сражение происходило в вакууме, в полной тишине.
Никто не слышал ни выстрела. И кто мог видеть, что я стреляю? Тетушка? Ее ранило прежде, чем я вступил в игру. Прошли всего секунды, но мы и говорим о секундах! Билл? Он возился с тетушкой. Екатерина с детьми? Сомневаюсь, что дети поняли, что именно видят, мать была в страшном шоке, да и сейчас ей вряд ли до свидетельств… Дражайшая Дайана и ее «изумительные» парни?
Один мертв, другой так наказан за то, что принял меня за бандита! Да и сама Дайана настолько сосредоточена на себе, что даже не врубилась в происходящее. Она посчитала, что какие-то докучные пустяки нарушили ее священные затеи. Ну-ка, повернись, я потру тебе спинку. – Гвен повиновалась. Я продолжал: – Давай усовершенствуем версию. Я покрою тебя в обмен на то, что ты покроешь меня.
– То есть?
– Моя трость и твой малыш «мийако» пользуются патронами одного калибра. Поэтому, значит, все выстрелы сделаны из «мийако», и не тобой, а мной! А ты, моя сладкая, невинная женушка, никогда и не помышляла о том, чтобы стрелять в чужих дядечек. Это тебя устроит?
Гвен так долго не отвечала, что подумалось, а вдруг я ее оскорбил?
– Ричард, а что если ни один из нас ни в кого не стрелял?
– Как, как? Это становится интересным! А ну-ка выкладывай!
– Я же легкомысленно почти забыла о том, что у меня есть пистолет, так же как и ты не думал о неожиданных талантах трости. Но ведь в некоторых местах чрезвычайно плохо воспринимают провоз незарегистрированного оружия. А пистолет между тем нередко спасал мне жизнь, и я вовсе не отказываюсь от мысли владеть им и впредь… И о нем так же, как и о твоей палке, никто не должен знать. Мы тогда все вместе бросились на пол, и меня никто не видел из-за твоей широкой спины, она же непрозрачна! Выходит, никто и не видел, что я стреляю!
– Н-да. Может быть. Но как же быть с трупами, которые валяются вокруг с пулями калибров в шесть с половиной миллиметров?
– Они убиты теми мясниками из «большого колеса»!
– Но они же стреляли лучами, не пулями!
– Ричард, Ричард! А почему бы им в придачу к лазерам не иметь еще и обычного оружия? Я уверена, что стреляли именно они!
– Снова «н-да»! Моя любимая, ты хитра, как искусный дипломат!
– Да нет, я не «как», я просто дипломат! Ну-ка, намыль меня посильнее, пожалуйста! Ричард, давай-ка обойдемся без «добровольных признаний»! Мы – всего лишь пассажиры, невинные свидетели, притом довольно-таки глуповатые. А как там подохли те «аграрии-реформаторы», нас не касается. Мой папочка советовал мне всегда держать карты сложенными у груди и никогда ни в чем не признаваться. Вот и наступило для этого время!
– И мой дядюшка говорил мне… то же самое! Гвен, почему ты не женилась на мне раньше?
– У меня не было раньше возможности обработать тебя, милый! Или наоборот… Ты готов принять душ?
Обтирая ее полотенцем, я вспомнил, что она уклонилась от ответа на один мой вопрос.
– Женушка-картинка, где ты научилась водить вездеход?
– Где? В Море Ясности!
– Как так?
– Да я просто наблюдала, как это делали Гретхен и тетушка. Сегодня я в первый раз сидела за рулем такой машины.
– Ничего себе! А почему ты этого не сказала?
– Любимый, если бы ты это знал, то начал бы беспокоиться. И понапрасну. Со всеми своими прежними мужьями я держалась правила: не говорить ничего такого, что бы могло озадачить или взволновать мужа. Если только этого можно было избежать.
Она одарила меня ангельской улыбкой.
– Поверь, так лучше. Мужчины всегда паникуют, а женщины – нет!
* * *
Меня разбудил громкий стук.– Откройте дверь!
Я не мог сообразить, что ответить, поэтому промолчал. Широко зевнув, я решил, что еще сплю, и повернулся на правый бок. И тут меня словно пронзило: Гвен не было рядом!
Я вскочил так быстро, что у меня закружилась голова. Стук продолжался.
Не пейте шампанского в постели перед сном! Мне пришлось выдуть полбутылки выдохшегося пойла, прежде чем я стал способен что-нибудь сообразить. Теперь в дверь уже колотили.
В верхнюю часть моего протеза была воткнута записка от любимой женщины. Хитрая девчонка! Это вернее, чем воткнуть ее в мою зубную щетку!
Я прочитал:
«Мой несравненный! Меня одолела жалость, поэтому не стала тебя будить. Но мне надо кое о чем позаботиться, посему я ухожу. Сперва навещу „Старину Монтгомери“, передам скафандры и уплачу за их прокат. Там же куплю носочки и трусики для тебя и панталончики для себя. Сделаю еще несколько дел: оставлю у портье записку Биллу, чтобы он вернулся в номер и ждал. (Он появился после нас, и Ксия, как мы с ней и договорились, поместила его в одноместный.) После этого я навещу тетушку в госпитале имени Вайоминг Нотт и еще позвоню Екатерине.
Ты спишь, как бэби, и я рассчитываю вернуться до того, как ты проснешься. Если нет и если куда-нибудь смоешься, пожалуйста, оставь записку у портье. Люблю тебя, Гвендолин».
* * *
А в дверь все колотили. Я пристегнул протез и поглядел туда, где вчера озорница Гвен расположила в «романтических» позах наши скафандры. Их там не было. Натянув свою единственную одежду, я сбрызнул водой маленький клен, но это было излишне, так как Гвен о нем уже позаботилась.– Откройте дверь! – донеслось снаружи.
– Пошел к черту, – вежливо рекомендовал я.
Стук сменился каким-то скрежещущим звуком. Я подошел к двери и стал сбоку. Она не была укрепленной или раздвижной – обычные подвешенные створки. Одна из них приотворилась, и мой непрошеный гость шагнул внутрь.
Я, перехватив, отшвырнул его. При одной шестой силы тяжести действия требуют осторожности: надо иметь за что зацепиться, иначе вы рискуете потерять равновесие. Но я удержался, а посетитель отлетел к дальней стенке и шлепнулся на кровать.
– Уберите свои грязные лапы с моей постели!
Он сполз и поднялся на ноги. Я напустился на него:
– А теперь объясните, зачем вы вломились в мою спальню, да поторопитесь, пока я не выдернул вам конечности и не отдубасил по башке!
Кто вы такой, чтобы будить гражданина, потребовавшего, чтобы его не беспокоили? Отвечайте!
Я уже разобрался, кто он такой – один из тех городских олухов, что напялили на себя униформу с нашивкой «коп» [33]. Его ответ, сочетавший негодование с самонадеянностью, вполне гармонировал со способом появления этого «копа» в моем номере.
– Почему вы не открыли, когда я приказал вам это сделать?
– Мне еще не хватало выполнять ваши приказы! Вы что, уплатили за эту квартиру?
– Нет, но…
– Вот вы и ответили. Убирайтесь сейчас же!
– Да выслушайте меня! Я офицер службы безопасности суверенного города Гонконг Лунный. Вам надлежит явиться к Председателю муниципального совета для дачи показаний, касающихся спокойствия и безопасности города…
– Ах, так мне «надлежит»? А ну-ка, покажите предписание!
– Предписание не требуется. Я в форме и при исполнении служебных обязанностей. Вы должны мне содействовать. Устав города, раздел два семнадцать, параграф восемьдесят два, страница сорок один.
– У вас что, есть полномочия взламывать двери частных спален? И не порите чушь относительно того, что «предписание не требуется»! Я подам на вас в суд и отниму все ваши сбережения до последней кроны, а в придачу и эту обезьянью форму!
Его челюсть затряслась, и он сумел всего лишь выдавить:
– Вы будете вести себя смирно, или мне вас потащить силком?
Я оскалил зубы:
– Тогда пострадают двое из троих. Одного я уже сделал. Марш отсюда! Тут я понял, что у нашей перебранки есть свидетели: – С добрым утром, Ксия! Вы знаете этого недоноска?
– Мистер Ричард, я ужасно сожалею… Дневной дежурный пытался его остановить, но он прорвался. Я пришла так быстро, как смогла…
Я заметил, что она обута на босу ногу и без макияжа. Ее, видно, разбудили, так же как и меня.
– Вы здесь ни при чем, дорогая, – галантно уверил я. – У него нет предписания. Как вы считаете, имею я право вышвырнуть его?
– Ну…
(Она все же была обеспокоена.) – О, я понимаю. Вернее, думаю, что понимаю. Исторически сложилось так, что хозяева гостиниц вынуждены сотрудничать с полицией. И столь же исторически полицейские наделены повадками грабителей и хулиганов…
Ладно, из симпатии к вам я оставлю его в живых. – Я повернулся к «копу». Парень, можешь вернуться к своему боссу и доложить, что я к нему приду. Но не прежде, чем глотну пару чашек кофе. Если я ему нужен раньше, пусть посылает роту. Ксия, не хотите ли кофе? Пойдемте посмотрим, есть ли у Синга этот живительный напиток с печеньем или чем-нибудь еще?
Но тут «Джо-штурмовик» вынудил меня вырвать у него пистолет. Меня можно застрелить (возможно, когда-нибудь это и произойдет), но вряд ли такое будет по плечу олуху вроде этого, полагающего, что один вид револьвера для меня аргумент!
Его оружие было мне вовсе не по вкусу, дешевый стандартный хлам.
Поэтому я его разрядил и, убедившись, что патроны не того калибра, какой мне нужен, бросил их в мусоропровод, после чего вручил пистолет владельцу.
Потеряв обойму, он гнусно заверещал, но я на редкость доходчиво пояснил, что разряженный пистолет в его руках ничуть не хуже заряженного, к тому же, учитывая его выдающуюся сноровку, при наличии патронов он может сам себя поранить!
«Коп» продолжал стенать и грозиться, но я предложил усладить этими звуками слух его босса и повернулся к нему спиной.
Он, должно быть, испытал досаду. Впрочем, я тоже.
* * *
Мне стало лучше (несмотря на недосып) после вполне содержательной болтовни с Ксией за кофе и пончиками с кремом. Через сорок минут я доставил себя в офис почтенного Джефферсона Мао, Председателя совета депутатов суверенного города Гонконга Лунного. Это все значилось на вывеске офиса. Я подивился тому, как Конгресс Свободного Штата Луна терпит это понятие «суверенный», но решил, что мое дело – сторона.Шустрая женщина с острым взглядом и красными волосами (интересные гены, подумал я) произнесла:
– Назовите себя, прошу вас!
– Ричард Джонсон. Председатель пожелал со мной встретиться.
Она бросила взгляд на монитор.
– Вы не явились к назначенному часу, придется подождать. Можете присесть.
– Я могу и не присесть. Я сказал вам, что Председатель хотел меня видеть, но отнюдь не сказал, что и сам жажду свидания с ним. Нажмите ту клавишу и доложите, что я здесь!
– Я не могу впустить вас к Председателю раньше чем через два часа.
– А вы передайте, что я здесь. Если он откажется меня принять, я отбуду.
– Ну и прекрасно, возвращайтесь через два часа!
– Вы меня не поняли. Я отбываю. Покидаю Конг. И не желаю к вам возвращаться.
Конечно, я сблефовал, но, произнеся слово «отбытие», я вдруг понял, что это, может, и не блеф. Первоначально я намеревался пробыть в Конге какое-то (неопределенное) время, но теперь осознал, что мне не хочется оставаться в городе, настолько павшем, что в нем законом допускается вторжение полицейского в частное жилище только потому, что какому-то чиновнику вздумалось вызвать к себе его владельца!
Разумеется, нет! Рядовой солдат в достойном, правильно организованном воинском подразделении и то пользуется большими гражданскими правами и свободами! Гонконг Лунный, прославленный в песнях и рассказах как колыбель Лунной свободы, теперь стал местом, не подходящим для обитания.
Я повернулся к выходу, но она окликнула меня, когда я был уже в дверях:
– Мистер Джонсон!
– Да? – спросил я не оборачиваясь.
– Вернитесь!
– Зачем?
Она ответила, скривившись как от боли:
– Председатель сейчас примет вас.
– Отлично! – констатировал я.
Я подошел к дверям, ведущим во внутренний офис, они раздвинулись, но… за ними еще вовсе не находился кабинет Председателя. Там оказались еще три двери, и перед каждой торчал свой гвардейский цербер. Это сказало мне больше, чем я желал бы знать о ныне правящих властях Гонконга Лунного («суверенного города»!).
Гвардеец у последней двери ввел меня внутрь кабинета.
Мистер Мао окинул меня взглядом и не здороваясь произнес:
– Садитесь.
Я сел, держа палку между коленями. Мне пришлось прождать минут пять, пока «отец города» шуршал бумагами, не обращая на меня ни малейшего внимания. Тогда я поднялся и направился к двери, ступая медленно и опираясь на палку. Мао всполошился:
– Мистер Джонсон, куда вы?
– Я ухожу.
– Ну, разумеется! Вы же не желаете проявить лояльность, не так ли?
– Я желаю заняться собственными делами. Есть ли к этому какие-либо препятствия?
– Если вы так настаиваете, я могу процитировать устав муниципалитета, согласно которому вы связаны оказывать мне содействие по первому требованию.
– Вы имеете в виду параграф восемьдесят два раздела двести семнадцать устава города?
– Так вы с ним знакомы и сами… Стало быть, ваше поведение тем более неизвинительно!
– Я не знаком с этим уставом, но знаю номер параграфа. Он был мне назван тем шутом-головорезом, который ворвался в мою спальню. А что, в вашем уставе ничего не говорится о недопустимости взламывания дверей частных покоев?
– Ах да, вы еще оказали сопротивление офицеру службы безопасности при исполнении им обязанностей! Но мы обсудим это позднее. Устав, который вы упомянули, есть основа нашей свободы. Граждане, временные обитатели и даже гости могут приезжать и уезжать по собственному желанию, но они обязаны выполнять свой гражданский долг и оказывать содействие официальным властям, избранным, назначенным или мобилизованным, при исполнении ими своих функций.
– А кто решает, когда требуется такое сотрудничество, и определяет его характер и объем?
– Во всяком случае, этим правом наделены все официальные лица.
– Ну, предположим. Так чего же еще вам от меня надо? – спросил я, все еще стоя.
– Сядьте. Конечно, мне следует с вами поговорить. И я требую, чтобы вы мне отвечали. Я сожалею об инциденте, но вы сами не слишком располагаете к вежливому обращению.
– То есть, исходя из этого, можно и взломать мою дверь?
– Не утомляйте меня. Посидите и помолчите. Мне необходимо вас допросить… как только появятся двое свидетелей.
Я сел и умолк. Мне казалось, я начинаю проникаться пониманием нового порядка: абсолютная свобода… за исключением того, что официальные «собачники» всегда могут любому гражданину в любое время приказать все, что им вздумается!
Итак, «свобода», отвечающая определениям Оруэлла и Кафки, практике Сталина и Гитлера, «свобода» вышагивать взад и вперед в собственной клетке (или камере). Я спросил себя, не будет ли сопровождаться предстоящий допрос применением электрических или механических «вспомогательных приспособлений» или впрыскиванием наркотиков, и почувствовал легкий спазм в желудке.
Раньше, когда я жил более активной жизнью и всегда мог столкнуться с риском капитуляции и выдачи секретных сведений, при мне всегда находился «последний друг» в виде «капсулки в дупле зуба» или чего-нибудь эквивалентного. Но в последние несколько лет в такой защите необходимости я не испытывал…
Мне стало страшновато.
Спустя некоторое время в кабинет вошли двое мужчин. Мао ответил на их приветствия и жестом предложил им располагаться. Третий вошел сразу за ними.
– Дядюшка Джеф, я…
– Замолчи и садись!
Этот последний оказался тем самым олухом, чей пистолет я давеча опростал. Он заткнулся и сел. Я украдкой поймал его взгляд, он сразу же отвел глаза.
Мао отложил в сторону несколько бумаг. – Майор Бозелл, спасибо, что пришли. И вас тоже благодарю, капитан Мэрси! Майор, вы имели вопросы к некоему Ричарду Джонсону? Вот он сидит перед вами. Задавайте!
Бозелл оказался коротышкой, но держался очень прямо, задрав голову. У него была густая седоватая шевелюра ежиком и резкие повадки.
– Ха! Так перейдем прямо к сути. Зачем вы втравили меня в расследование этого липового дела?
– Какого липового дела?
– Ха! Вы же не станете, сидя здесь, отрицать, что наплели с три короба о нападении бандитов? Да еще в районе, где никогда никаких бандитов не было? Не станете же вы отрицать, что заставили меня направить туда спасательную команду, прекрасно зная, что я ничего не обнаружу? Отвечайте!
Я проговорил:
– Вы мне напомнили о важном… Может ли кто-нибудь из присутствующих сказать мне, каково состояние тетушки Лилибет сегодня утром? Потому что из-за визита к вам я не успел навестить ее в госпитале.
– Ха! Не уклоняйтесь от темы разговора. Отвечайте на вопрос!
Я спокойно отпарировал:
– Но это и есть тема разговора. Вы говорите о трех коробах небылиц, а старая леди может подтвердить, как было все на самом деле. Она жива? Знает ли кто-нибудь из вас?
Бозелл заерзал, пытаясь что-то еще пролаять, но Мао прервал его:
– Да, жива. Час назад была еще жива. Джонсон, а вы должны молить Господа, чтобы она выжила! У меня ведь здесь лежит заявление… – Он постучал по своему терминалу. – От гражданки, чья репутация безупречна и которая является одним из наших главных акционеров. От леди Дайаны Керр-Шэпли. Она утверждает, что вы стреляли в миссис Лилибет Вашингтон…
– Что, что?
– …с целью терроризировать пассажиров, что явилось причиной гибели от кислородного голодания ее мужа, почтенного Освальда Проганта, перелома запястья ее мужа, почтенного Брокмана Хогга, а также потрясения самой леди Дайаны из-за многочисленных оскорблений в ее адрес.
– Гм-м… А не сообщала ли она, кто убил ребенка О'Тулов? А как насчет башенного стрелка? Кто убил его?
– Она утверждает, что, к сожалению, не видела всего. Но вы выходили наружу, когда автобус остановился, и поднимались к башенке. И что, вне сомнения, тогда и прикончили бедного парня.
– Это говорите вы или утверждает она?
– Это говорю я! Выдвигаю вероятную версию. Леди Дайана очень щепетильна и не будет утверждать того, что она не видела собственными глазами. Включая этот мифический вездеход, набитый бандитами. Она ничего такого не видела!
Бозелл радостно подхватил.
– Вы сами видите, мистер Председатель! Этот преступник затеял стрельбу в автобусе, убил троих и ранил двух пассажиров, а потом стал заливать байки о бандитах, чтобы прикрыть собственные художества. В этом районе бандитов нет, всякий это знает!
Я попытался воззвать к здравому смыслу.
– Один момент, мистер Председатель! Здесь находится капитан Мэрси. Я полагаю, его спутник-разведчик засек вездеход бандитов?
– Здесь вопросы задаю я, мистер Джонсон!
– Но спросите, есть ли у него такой снимок или нет?
– Прекратите, Джонсон! Ведите себя должным образом. Или мы вас успокоим…
– А что же я делаю «не должным образом»?
– Вы нарушаете течение допроса неуместными репликами. Дождитесь, пока вам дадут слово. А теперь отвечайте на вопрос.
– Да, сэр. Так каков же вопрос?
– Я приказываю вам успокоиться!
Я «успокоился». Остальные тоже.
Мистер Мао побарабанил пальцами по столу и спросил:
– Майор, у вас есть еще вопросы?
– Ха! Он же ни на один еще не ответил, просто ускользнул от ответа!
Председатель произнес:
– Джонсон, отвечайте же.
Я притворился дураком. Эта роль мне удается лучше всего.
– А в чем заключается вопрос?
Мао и Бозелл заговорили одновременно. Бозелл что-то кричал, а Мао пробурчал:
– Подытожим все наши вопросы. Почему вы совершили то, что совершили?
– А что же я совершил?
– Я только что сказал вам, что именно вы совершили!
– Но я не делал ничего из того, что вы перечислили, мистер Председатель, и не понимаю, почему вы пытаетесь приписать мне все это? Вас же там не было. К тому же этот автобус не принадлежал вашему городу, я сам тоже не живу в вашем городе, и то, что произошло, случилось вне города.
Так какое вам до этого дело?
Мао откинулся назад и самодовольно раздулся. Бозелл торжествующе ввернул свое «ха!» и добавил:
– Дайте я сам ему скажу!.. Или это сделаете вы, мистер Председатель?
– Да, это сделаю я! Мне доставит удовольствие сказать это. Джонсон, менее года назад Совет данного суверенного города принял весьма мудрое решение. Он распространил свою юрисдикцию на все поверхности и глубинное пространство в пределах окружности, отстоящей на сто километров от края муниципальной капсулы – оболочки города!
– И сделал дружины безопасности официальными войсками правительства, – снова не утерпел Бозелл, – обязав их поддерживать спокойствие в обозначенном стокилометровом кольце. И вы попались как раз в нем, вы, убийца!
Мао пропустил мимо ушей последнюю «врезку», но добавил:
– Поэтому, как видите, Джонсон, в то время как вы полагали, что находитесь в зоне анархической свободы, где законы не писаны, вы, напротив, оказались в сфере действия закона, и ваше преступление вполне наказуемо!
(Интересно, когда кто-нибудь еще захочет заграбастать под «свою юрисдикцию» и Пояс астероидов?) – Так, выходит, это мое «преступление» было совершено на расстоянии, меньшем чем сто километров от Гонконга Лунного?
– Э? Меньшем. Значительно меньшем.
– А кто это измерил?
Мао взглянул на Бозелла.
– Как далеко это произошло?
– Около восьмидесяти километров от города. Немногим меньше.
Я спросил:
– А что означает ваше «немногим меньше»? Майор, да никак вы говорите о нападении бандитов на автобус, а не о том, что произошло внутри автобуса?
– Не вкладывайте в мои уста своих слов! Мэрси, скажите ему вы!
Тут Бозелл почему-то смешался. Хотел было еще добавить что-то, но запнулся.
Я совершенно спокойно стал ждать продолжения.
– Так что же, капитан Мэрси? – нетерпеливо спросил Мао.
– Что вы хотите услышать от меня, сэр? Директор космопорта, направивший меня к вам, настоятельно требовал, чтобы я был полностью лоялен… и ничего от себя не говорил, если вы не спросите.
– Я хочу знать все, относящееся к данному инциденту. Это ведь вы сообщили майору Бозеллу цифру восемьдесят километров?
– Да, сэр. Семьдесят восемь километров. – А что она означает, откуда вы ее взяли?
– Я определил ее по монитору на моем пульте. Обычно мы не печатаем фотографии со спутников, лишь смотрим на изображение по дисплею. Этот человек – вы называете его Джонсоном, я же знаю под именем Миднайт (если это, конечно, он) – вызвал меня прошлой ночью в час двадцать семь и сказал, что находится в автобусе из «Счастливого Дракона», и сообщил, что автобус был атакован бандитами…