Я дал ей закурить.
   — Он выучился английскому языку, когда был официантом в Гибралтаре.
   — Да.
   — Кончилось тем, что он предложил мне руку и сердце.
   — Серьезно?
   — Конечно. А я даже за Майкла не могу выйти.
   — Может быть, он думал, что станет лордом Эшли?
   — Нет. Не потому. Он серьезно хотел жениться на мне. Чтобы я не могла уйти от него, говорил он. Он хотел сделать так, чтобы я никогда не могла уйти от него. Но только после того, как я стану женственной.
   — Теперь тебе будет спокойнее.
   — Да. Мне опять хорошо. Я с ним забыла этого несчастного Кона.
   — Это хорошо.
   — Знаешь, я бы осталась с ним, но я видела, что это плохо для него. Мы с ним отлично ладили.
   — Если не считать твоей наружности.
   — О, к этому он бы привык.
   Она потушила сигарету.
   — Мне, знаешь, тридцать четыре года. Не хочу я быть такой дрянью, которая занимается тем, что губит мальчишек.
   — Ну конечно.
   — Не хочу я этого. Мне сейчас хорошо, знаешь. Мне сейчас спокойно.
   — Это хорошо.
   Она отвернулась. Я подумал, что она хочет достать еще сигарету. Потом я увидел, что она плачет. Я чувствовал, как она плачет. Дрожит и плачет. Она не поднимала глаз. Я снова обнял ее.
   — Не будем никогда говорить об этом. Пожалуйста, не будем никогда говорить об этом.
   — Брет, дорогая моя!
   — Я вернусь к Майклу. — Я крепче обнял ее, чувствуя, как она плачет. — Он ужасно милый и совершенно невозможный. Он как раз такой, какой мне нужен.
   Она не поднимала глаз. Я гладил ее волосы. Я чувствовал, как она дрожит.
   — Не хочу я быть такой дрянью, — сказала она. — Но только, Джейк, прошу тебя, никогда не будем говорить об этом.
   Мы ушли из отеля «Монтана», Когда я хотел уплатить по счету, хозяйка не взяла денег. Счет был оплачен.
   — Ну ладно, пусть, — сказала Брет. — Теперь уж это неважно.
   Мы взяли такси и поехали в «Палас-отель», оставили там вещи, заказали места в Южном экспрессе на тот же вечер и зашли в бар при отеле выпить коктейль. Мы сидели у стойки на высоких табуретах и смотрели, как бармен встряхивал мартини в большом никелированном миксере.
   — Удивительно, как чинно и благородно бывает в баре большого отеля, — сказал я.
   — В наше время только бармены и жокеи еще умеют быть вежливыми.
   — Каким бы вульгарным ни был отель, в баре всегда приятно.
   — Странно.
   — Бармены всегда очаровательны.
   — Знаешь, — сказала Брет, — так оно и есть. Ему только девятнадцать лет. Поразительно, правда?
   Мы чокнулись стаканами, когда они рядышком стояли на стойке. От холода они покрылись бусинками. За окном со спущенной шторой угадывался летний зной Мадрида.
   — Я люблю, чтобы в коктейле была маслина, — сказал я бармену.
   — Вы совершенно правы, сэр. Пожалуйста.
   — Спасибо.
   — Простите, что не предложил вам.
   Бармен отошел подальше вдоль стойки, чтобы не слышать нашего разговора. Брет отпила из своего стакана, не поднимая его с деревянной стойки. Потом она взяла стакан в руки. Теперь, после того как она отпила глоток, она уже могла поднять его, не расплескав коктейля.
   — Вкусно. Правда, приятный бар?
   — Все бары приятные.
   — Знаешь, сначала я просто не верила. Он родился в тысяча девятьсот пятом году. Я тогда училась в парижском пансионе. Ты подумай!
   — Что ты хочешь, чтобы я подумал?
   — Не ломайся. Можешь ты угостить свою даму или нет?
   — Пожалуйста, еще два мартини.
   — Так же, как первые, сэр?
   — Было очень вкусно. — Брет улыбнулась бармену.
   — Благодарю вас, мэм.
   — Ну, будь здоров, — сказала Брет.
   — Будь здорова!
   — Знаешь, — сказала Брет, — до меня он знал только двух женщин. Он никогда ничем не интересовался, кроме боя быков.
   — Еще успеет.
   — Не знаю. Он думает, что главное была я сама. А не то что вообще фиеста и все такое.
   — Пусть ты.
   — Да. Именно я.
   — Ты, кажется, не хотела больше об этом говорить.
   — Как-то само собой получается.
   — Лучше не говори, тогда все это останется при тебе.
   — Я и не говорю, а только хожу вокруг да около. Знаешь, Джейк, мне все-таки очень хорошо.
   — Так и должно быть.
   — Знаешь, все-таки приятно, когда решишь не быть дрянью.
   — Да.
   — Это нам отчасти заменяет бога.
   — У некоторых людей есть бог, — сказал я. — Таких даже много.
   — Мне от него никогда проку не было.
   — Выпьем еще по мартини?
   Бармен смешал еще две порции и налил коктейль в чистые стаканы.
   — Где мы будем обедать? — спросил я Брет. В баре было прохладно. Чувствовалось, что на улице за окном очень жарко.
   — Здесь? — предложила Брет.
   — Здесь, в отеле, скверно. Вы знаете ресторан «Ботэн»? — спросил я бармена.
   — Да, сэр. Если угодно, я напишу вам адрес.
   — Благодарю вас.
   Мы пообедали в ресторане «Ботэн», на втором этаже. Это один из лучших ресторанов в мире. Мы ели жареного поросенка и пили «риоха альта». Брет ела мало. Она всегда мало ела. Я съел очень сытный обед и выпил три бутылки «риоха альта».
   — Как ты себя чувствуешь, Джейк? — спросила Брет. — Господи! Ну и обед же ты съел!
   — Я чувствую себя отлично. Хочешь что-нибудь на десерт?
   — Ох нет.
   Брет курила.
   — Ты любишь поесть, правда? — сказала она.
   — Да, — сказал я. — Я вообще многое люблю.
   — Например?
   — О! — сказал я. — Я многое люблю. Хочешь что-нибудь на десерт?
   — Ты меня уже спрашивал, — сказала Брет.
   — Да, — сказал я. — Совершенно верно. Выпьем еще бутылку?
   — Хорошее вино.
   — Ты почти не пила, — сказал я.
   — Пила. Ты не заметил.
   — Закажем две бутылки, — сказал я. Вино подали. Я отлил немного в свой стакан, потом налил Брет, потом наполнил свой стакан. Мы чокнулись.
   — Будь здоров! — сказала Брет. Я осушил свой стакан и еще раз наполнил его. Брет дотронулась до моего локтя.
   — Не напивайся, Джейк, — сказала она. — Не из-за чего.
   — Почем ты знаешь?
   — Не надо, — сказала она. — Все будет хорошо.
   — Я вовсе не напиваюсь, — сказал я. — Я просто попиваю винцо. Я люблю выпить винца.
   — Не напивайся, — сказала она. — Не напивайся, Джейк.
   — Хочешь покататься? — спросил я. — Хочешь покататься по городу?
   — Правильно, — сказала Брет. — Я еще не видела Мадрида. Надо посмотреть Мадрид.
   — Я только допью, — сказал я.
   Спустившись вниз, мы через столовую первого этажа вышли на улицу. Один из официантов пошел за такси. Было жарко и солнечно. В конце улицы, на маленькой площади, обсаженной деревьями и поросшей травой, была стоянка такси. Подъехала машина, на подножке, держась за окно, ехал официант. Я дал ему на чай, сказал шоферу, куда ехать, и сел рядом с Брет. Машина покатила по улице. Я откинулся на спинку сиденья. Брет подвинулась ко мне. Мы сидели близко друг к другу. Я обнял ее одной рукой, и она удобно прислонилась ко мне. Было очень жарко и солнечно, и дома были ослепительно белые. Мы свернули на Гран-Виа.
   — Ах, Джейк! — сказала Брет. — Как бы нам хорошо было вместе.
   Впереди стоял конный полицейский в хаки и регулировал движение. Он поднял палочку. Шофер резко затормозил, и от толчка Брет прижало ко мне.
   — Да, — сказал я. — Этим можно утешаться, правда?