Херберт Джеймс. Копье

   Перед домом стояло множество машин, но нигде не было видно людей. Сейчас он еще мог повернуть назад, разогнать автомобиль и мчаться к воротам, пока еще никто не успел закрыть их. Но где тогда будет Холли? А Барух? Ведь он был их единственным шансом.
   Капли дождя упали через открытое стекло и задели его щеку.
   Скорость, с какой теперь двигался его автомобиль, не превышала десяти милей в час, а огромный дом постепенно надвигался на него, вызывая внутри него ощущения, что его черные окна были подобно глубоким черным глазам, которые наблюдали за ним, которые ждали его.
   Он увидел, как открылась центральная дверь, и на низкой террасе, огибающей весь дом, появилась фигура человека, поднимающего в приветствии руку. Но Стедмен никак не отреагировал на приветствие Поупа. Он остановил машину, заглушил двигатель, глубоко вздохнул и вышел на воздух.

Глава 15

   Придет день, когда на всех церемониях будут воспевать благодарственные молитвы в честь фашизма и национал-социализма, как единственных защитников Европы от триумфа Преисподней.
   Эта опасность прежде всего подстерегает Англию. Консерваторы встретятся поистине с ужасами божьего суда, если пролетарские массы наконец обретут силу.
   Фанатизм – это всего лишь форма состояния общественного мнения.

Адольф Гитлер

 
   Внутреннее убранство дома напоминало дорогой санаторий: везде были стерильная чистота и порядок. Поуп шел рядом с детективом, молча указывая ему направление к деревянным полированным дверям. Уже войдя внутрь, толстяк с церемониальным жестом закрыл их и повернулся лицом к Стедмену.
   – Я рад видеть вас целым и невредимым, – сказал наконец он. – В какой-то момент мы уже начали волноваться, когда утром не сразу обнаружили вас в списках местных отелей. Но позже испытали большое облегчение, когда наконец все образовалось.
   Коридор, в котором они стояли, был широким и длинным, по-видимому, соответствовал размерам комнат, расположенных по его сторонам.
   – А вы узнали что-нибудь о сегодняшней операции, – неожиданно спросил Стедмен, разглядывая стены, увешанные картинами.
   – Да, безусловно. Пойдемте со мной, и вы сможете сами услышать все, что вас интересует. – Великан взял Стедмена под локоть и неторопливо подвел к одной из дверей, выходящих в коридор. Он постучал, распахнул ее и пригласил детектива войти внутрь, пропуская его впереди себя.
   Изумленный взгляд Стедмена, едва он переступил порог, встретился с насмешливыми глазами Эдварда Ганта, который даже не пытался выразить удивление, видимо утомленный подобной игрой.
   – Очень хорошо, что вы вновь среди нас, мистер Стедмен. Невероятно хорошо.
   Искусственный нос на этот раз находился на своем месте. Детектив осмотрел комнату, и наличие в ней майора Бренигана, Кристины и старика Шеера создавало впечатление, что он присутствует на продолжении своей вчерашней встречи в Гилдфорде. Но кроме них, здесь были и новые лица, новые, но, тем не менее, некоторые из них были хорошо знакомы ему. Все глаза были обращены в его сторону и выражали непонятное любопытство и нескрываемый интерес.
   Он обернулся на звук закрывающейся двери и встретился со взглядом все еще улыбающегося Поупа. Представитель разведки прислонился к двери, держа обе руки за спиной, обхватив ими дверную ручку и ощущая себя так, как будто его мощное тело являлось тем барьером безопасности, который явно не сможет преодолеть детектив, пожелай он выбежать назад. Но под жестким и пристальным взглядом Стедмена улыбка постепенно исчезала с его лица, как бы смываемая волной ярости, исходившей из глаз детектива. Поупу стало немного легче, когда Стедмен вновь повернулся к собравшимся.
   – Итак, насколько я понимаю, он тоже участвует вместе с вами, – сказал он, обращаясь преимущественно к Ганту, не давая себе труда сделать жест в сторону толстяка, стоящего сзади.
   – Да, мистер Стедмен. Мистер Поуп чрезвычайно полезен для нашего дела, так же, как и вы.
   – Я? Я не пошевелю даже пальцем, чтобы помогать вам, Гант, или вашему обществу сумасшедших.
   – Но вы уже помогаете.
   Гант подошел к стулу с высокой спинкой и уселся на него, повернувшись лицом к Стедмену.
   – У нас, в обществе «Туле», очень много людей, подобных Поупу, людей, которые занимают высокие посты, и которые видят безнадежное положение этой страны по отношению к остальному миру. Только не впадайте в ошибку, мистер Стедмен. Мы не кучка «сумасшедших», существующих обособленно в этой стране. Наше общество имеет связи, охватывающие весь мир, и даже Соединенные Штаты не остаются в стороне и тоже представлены в нашем обществе несколькими людьми, занимающими чрезвычайно высокое положение. Один из них прибывает сюда именно сегодня ночью. У нас есть деньги, влияние и, самое главное, у нас есть идеалы.
   – И главный идеал состоит в завоевании мира?
   – Нет, мистер Стедмен. Только в управлении им. Взгляните на людей в этой комнате, – продолжал Гант, обводя рукой присутствующих. – Я уверен, что вы узнаете многих из них. Ян Тальгольм, советник по финансам. Генри Морган и сэр Джеймс Оукс – широко известные промышленники. Здесь же присутствуют генерал Калдервуд и, наконец, лорд Ивинг.
   – И это только малая часть нашего ордена, мистер Стедмен. Остальные присоединятся к нам позже в течение сегодняшнего дня. Наш особый совет включает тринадцать человек, и я сам вхожу в него тринадцатым главным членом.
   – А кто же остальные, Гант?
   – А вы, я вижу, действительно любопытны. Прекрасно. Вы пожалуй, один из немногих, кто имеет на это право. И, кроме того, без вас никакие предзнаменования не помогут нам. – Гант захихикал, но это было видимо его обычной привычкой, на которую никто из собравшихся не отреагировал. Стедмен обратил внимание, что многие из находившихся в комнате бросали в сторону Ганта неуверенные взгляды. Наконец один из них, это был Тальгольм, заговорил.
   – Послушайте, Эдвард, разве это так необходимо? – В его голосе чувствовалось неподдельное раздражение. – Мы все прошли вместе с тобой значительную часть пути, но этот человек может быть чрезвычайно опасен для нашего проекта в целом. Почему ты хочешь рассказать ему больше, чем он уже знает?
   – Потому, – Гант резко повернулся назад, – мой дорогой Ян, что он является ключевой фигурой всего. Потому что никакой опасности от него нет и никогда не было.
   – Но такой риск, как это было прошлой ночью, когда его фактически отпустили на свободу...
   – На самом деле не было никакого риска, все было спланировано. Он должен был прийти сюда по своей собственной инициативе. Это должен был быть его выбор!
   Финансист оглянулся вокруг, ища поддержки у своих компаньонов, но они избегали его взгляда. Тогда он пожал плечами и добавил:
   – Хорошо. Так или иначе, сейчас он уже ничего не сможет сделать.
   – Спасибо, Ян, – холодно отреагировал Гант, а затем огласил список имен отсутствующих членов Ордена, входящих в совет, одним из которых, как понял Стедмен, являлся тот самый член парламента, которого он видел днем раньше выезжающим в машине из имения в Гилдфорде.
   Все внимание Стедмена было сосредоточено на быстром подсчете числа перечисленных членов совета.
   – Вы сказали, что в ваш совет входит тринадцать членов, а перечислили, включая себя, только двенадцать. Кто же является тринадцатым членом? Доктор Шеер или майор Брениган?
   – Почему вы так думаете, мистер Стедмен? Нет, на самом деле вы ошибаетесь. Они всего лишь хорошие исполнители, но они не годятся на эту роль, хотя их заслуги перед Орденом достаточно высоки, особенно заслуги доктора Шеера. Он является нашим Медиумом, и именно он присоединяет к нам нашего тринадцатого члена. Он является голосом нашего Вождя.
   Даже если бы Гант тут же назвал имя, Стедмен все равно уже знал, кто был тринадцатым членом Ордена, Тевтонского Ордена Святых Рыцарей. Они отвергли Гитлера, потому что он отверг их, и отдали свою преданность рейхсфюреру, основателю нацистского окультного отдела в рамках СС, тому, кто поддерживал и разделял взгляды общества «Туле».
   Гант улыбался, его глаза излучали страсть, ощущаемую каждым из находившихся вместе с ним в комнате.
   – Он будет с нами сегодня ночью. Доктор Шеер доставит его к нам. А у вас будет счастливый случай встретиться с ним, мистер Стедмен. Вы встретитесь с нашим фюрером, Генрихом Гиммлером, прежде, чем вам будет предоставлена возможность умереть.

 
   Гант говорил уже больше часа, развивая свои планы по новой организации мира и обращаясь с ним как с посвященным во многие проблемы. Другие слушатели иногда делали свои короткие замечания и комментарии, сначала неохотно, но затем, увлеченные страстью бизнесмена, понимая, что теперь Стедмен не сможет причинить им никакого вреда, поскольку он фактически с этого момента для них просто труп, вступали в разговор более оживленно. Ведь, в конце концов, они нуждались в таком именно постороннем человеке, перед которым они могли гордиться своими успехами, создавать впечатление о значительности своих планов. И Стедмен слушал их, иногда с раздражением, иногда с явно видимым удивлением, заинтересованный их доскональным изучением проблемы распространения подобных фанатичных планов и их влияния на будущее страны.
   Стедмен старался не просто слушать, а провоцировать их в процессе разговора, и, как ни странно, они охотно шли на это. Он получал от них информацию, создавая впечатление, что его интерес в разговоре поддерживается единственно за счет естественного интереса человека, желающего узнать причины своего близкого конца. При этом их фанатизм доходил до того, что они подробно посвящали его в свои дела, признавая его жертвенную роль в происходящем.
   Из общего разговора складывалась четко очерченная программа ближайших действий этих людей, которая являла итог их деятельности на определенном этапе, который был еще одним шагом к их Четвертому Рейху.
   Основной стратегический замысел предполагал, что ближайшие практические действия начнутся около двух часов ночи, а точнее в 1:55 утра следующего дня, когда Госсекретарь Соединенных Штатов прибудет в Англию для переговоров с премьер-министром и секретарем по иностранным делам перед тем как отправиться в нейтральную страну для участия в переговорах о перемирии между арабами и Израилем. Во всем мире было известно, что эти переговоры являются решающими, после всех предыдущих попыток установления мира, включая и переговоры в Египте в 1977 году. Но, как рассчитывали члены «Туле», этого вновь возрожденного Ордена фанатиков и нацистов, самолет, на котором будет находится Госсекретарь, никогда не приземлится в Англии, потому что они не могут допустить заключения мира между арабами и евреями. Этот самолет будет сбит и развалится на куски еще тогда, когда будет пересекать Атлантический океан.
   А результате окажется, что все подозрения по поводу этого террористического акта в большей степени будут отнесены к арабской стороне, учитывая и то обстоятельство, что по предварительным данным этот самолет будет сбит ракетой русского производства, а как известно, русское оружие в значительных масштабах поставляется на Ближний Восток.
   А тот факт, что эта ракета была произведена на заводах Эдварда Ганта и запущена с его полигона в Северной Девоне, никогда не будет открыт: противорадарные установки должны будут обеспечить полную скрытность ее полета. По иронии судьбы, Королевские Воздушные Силы имеют мощные радарные станции слежения в районе Хартландса, но они-то как раз и не в состоянии обнаружить, что ракета запущена непосредственно из района их действия.
   На этом месте информация, полученная Стедменом методом психологического зондирования, прерывалась, так как общий разговор прекратился в связи с появлением новых действующих лиц: двух членов Ордена, при которых должно последовать продолжение обсуждения деталей операции. Убийство госсекретаря Соединенных Штатов было лишь одним звеном в целой серии глобальных катастроф, предполагаемых к осуществлению Гантом и о которых он сам давал пояснения детективу. Эта эскалация террористических актов должна, по мнению ее вдохновителя, создать неустойчивую обстановку в мире, что в конечном счете должно привести его к критической точке, и дальнейший исход решался бы путем манипулирования состоянием масс.
   Дверь вновь открылась, на этот раз персонально для Стедмена, и на пороге появились двое агентов из МИ-5, которые утром посещали его в отеле. Никто не проронил ни слова, пока они сопровождали его по коридору, а он даже не обратил на этот факт никакого внимания, поскольку его мысли были заняты только что услышанным.
   Пройдя коридор, они поднялись по ступеням и, охрана, открыв одну из дверей, втолкнула его в комнату, которая тут же была заперта.
   На кровати, лицом к нему, сидела Холли. У нее был растерянный вид, а цвет лица почти не отличался от белых стен комнаты.
   – Гарри? – неуверенно произнесла она, будто не надеясь на свои глаза. Потом быстро вскочила на ноги и бросилась к нему. – Что случилось, Гарри? Почему они держат меня здесь?
   Она протянула руку к его раненой щеке, ее глаза при этом выражали беспокойство. Но он удержал ее на расстоянии вытянутой руки, молча глядя в ее побледневшее испуганное лицо, неуверенный, не желающий верить больше ни во что. Когда она улыбнулась ему, то ее обаяние казалось ему неподдельным. Но ее настроение изменилось, как только она взглянула в его холодные глаза, неожиданно ее губы задрожали, как будто силы покидали ее.
   – Гарри, но ведь ты не с ними?..
   – Ты работаешь на Институт? – жестко спросил он.
   – Институт?
   – Перестань, Холли, не надо лгать мне. Ведь ты связана с Моссад и просто разыгрывала меня, как и все остальные.
   – Но нет же, Гарри. – Она в раздражении отошла от него, и даже сквозь слезы в ее голосе чувствовался вызов. – Они спрашивали меня о том же самом. Что, черт возьми, происходит, Гарри? Почему вы все думаете, что я работаю на Израиль?
   Казалось, что ее гнев был неподдельный, и в какой-то момент детектив заколебался. Мог ли он кому-нибудь доверять? Ведь постановщики еще не достигли конца, последнее действие еще не сыграно. Была ли и она частью этого спектакля?
   – Ну хорошо, – как можно мягче сказал он. – Хорошо. Только расскажи мне, пожалуйста, что произошло, подробно и спокойно. И скажи мне, кто ты на самом деле. Уверяю тебя, что это имеет для меня большое значение.
   Он проводил ее к кровати, осторожно усадил и сам сел рядом.
   Она смотрела на него с выражением боли и смущения. Но может быть все это была игра?
   – Ты прекрасно знаешь, кто и что я есть на самом деле, Гарри. Ведь я уже говорила тебе, что я свободный журналист. Я вошла в этот круг с единственной целью: подготовить для журнала очерк об Эдварде Ганте. И для этого я использовала свои семейные связи со стороны его последней жены. Вот и все, что есть на самом деле, и почему ты считаешь, что я должна лгать тебе?
   Он пропустил вопрос, прозвучавший в ее словах.
   – И ты никогда нечего не слышала о таких людях, как Давид Гольдблат и Ханна Розен? А Барух Канаан? И ты не служишь в израильской разведке?
   – Нет, клянусь всеми святыми, нет! Что у меня может быть общего с ними, Гарри? И что может быть общего с ними у тебя? Почему тебя пытались убить? Кто они, и кто ты на самом деле?
   Тогда он рассказал ей кое-что, не потому, что поверил ей, а потому, что если она действительно связана с Моссад, то большая часть его рассказа ей должна быть известна, а если же нет... Но, в конце концов, какое это имело значение? Но, тем не менее, он все-таки не стал рассказывать ей всего. На всякий случай.
   Когда он сообщил ей о планах убийства госсекретаря Соединенных Штатов в первые часы следующего дня, она сидела с застывшим лицом, но потом наконец сказала:
   – Так значит вот почему они заперли меня здесь.
   Он с усмешкой взглянул на нее.
   – Из-за ракетной установки, – пояснила она. – Я случайно нашла ее, а они поймали меня, когда я делала ее фотографии. Тогда я подумала, что это просто еще одна испытательная площадка полигона. – Она отбросила спадающие волосы и улыбнулась.
   – Где это было, Холли? Где ты нашла ее?
   – О, это было на самом побережье, – она махнула рукой в сторону моря. – Это было во второй половине дня, когда я под предлогом все той же статьи о Ганте делала некоторые фотографии на этой территории, естественно, под присмотром охраны, которую он мне выделил. Тем не менее мне удалось на время скрыться от нее. И тогда же я имела возможность немного рассмотреть этот дом, Гарри. Я должна сказать, что это очень странный дом. Его фасад, там где мы находимся, совсем не похож на заднюю часть. Когда я подошла ближе к окнам, то смогла разглядеть, что внутренняя отделка комнат напоминает замок или дворец. Там кругом старинное томное дерево и масса геральдических знаков. Представляешь? Но войти туда мне не удалось, все двери в эту часть дома были закрыты. Когда же я услышала, что приближается моя охрана, от которой я просто убежала... Кстати, ты знаешь, что у него здесь есть собственная небольшая армия?.. Мне пришлось бежать от дома в направлении небольшой скалы и спрятаться там на некоторое время. Вот тогда-то я и обнаружила под скалой большое пространство, напоминающее пещеру, но когда я вошла в нее, то увидела, что это всего лишь хорошая маскировка. Стены ее были сделаны из прочного бетона, а в центре виднелась глубокая наклонная шахта, направленная в сторону залива, так как я отчетливо слышала шум моря. Внутри этой шахты можно было разглядеть пусковую установку, а в ней – ракету. Она была не очень больших размеров, но выглядела устрашающе.
   – Они должны все время следить за тем, чтобы шахта была хорошо скрыта, так как часто пролетающие здесь военные самолеты могут легко ее обнаружить, – сказал Стедмен.
   – Я подумала почти точно так же. И вот пока я прилаживалась там со своим аппаратом, двое сторожей обнаружили меня. Они привели меня сюда и забрали мою камеру. А затем начались допросы. Они расспрашивали меня и о тебе, Гарри. Их интересовало все, что я о тебе знаю. На кого ты работаешь? Работаем ли мы вместе? Затем они спрашивали меня про Моссад. Но я сказала им то же, что и тебе: я свободный журналист и просто зарабатываю себе на хлеб. Они не поверили мне.
   Она искренне, но напряженно вглядывалась в глаза детектива.
   – Разве завтрашний день ничего не значит для тебя? Разве твои предчувствия не такие же, как мои?
   Он отвернулся от нее, обескураженный.
   – Господи, ты совсем, как чужой, – сказала она с оттенком поднимающегося раздражения.
   – Холли, – начал он, пытаясь хоть как-то прийти к разрешению своих сомнений, желая поверить ей. – За несколько дней произошло так много событий, что клянусь Богом, я не знаю, кому мне верить. Эти люди, которые находятся сейчас на верху, с Гантом, все занимают высокие государственные посты. А Поуп?! Он представляет здесь английскую разведку! Даже один из моих собственных клиентов шпионил за мной с тех пор, как я оставил службу в Моссад, как я после этого могу верить кому-то?
   Она положила ему на плечи руки, стараясь хоть как-то успокоить его, и в этот момент ему хотелось поверить ей, поделиться своими мыслями, но другая его половина сказала свое жесткое «нет», останавливая этот порыв.
   – Хорошо, Гарри, – сказала девушка, уже без прежнего раздражения. – Ты можешь мне верить и не верить, это твое дело. Но правда такова, что сейчас мы, или только ты, как тебе будет удобнее считать, попали в чрезвычайно тяжелое положение и должны каким-то образом выбираться из него. Скажи мне пожалуйста, кто-нибудь кроме тебя знает, где ты находишься?
   Он отрицательно покачал головой, все еще не освободившись от сомнений.
   – В конце концов, мы получили, что хотели. Но, тем не менее, надо думать о том, как выбираться. Прямо как в кино?!
   – Замечательное кино, – сказал он, поднимаясь и направляясь к окну, на котором не было никаких занавесок.
   Она продолжала наблюдать за ним, пока он смотрел на окружающее пространство внизу.
   – Там все время дежурит охрана, – заметила она, – и окно не открывается, я уже проверяла это. Кроме того, ты можешь сломать ногу, если будешь прыгать с такой высоты, или охрана может подстрелить тебя, пока ты еще будешь в воздухе.
   – У тебя появились какие-то идеи? – спросила она, заинтригованная его молчанием.
   – Мы будем ждать, – коротко ответил он. – Гант очень хочет представить меня кому-то сегодня ночью.
   Он рассмеялся без тени юмора, к ее удивлению, и неожиданно почувствовал, что ей можно сказать правду. Но сомнения тут же охватили его с новой силой, и он решил, что это может быть ошибкой.

 
   Лицо майора Бренигана сохраняло выражение испуга, смешанного с недовольством, когда он осторожно постучал в дверь. Ему хотелось стукнуть изо всех сил кулаком по деревянной панели, но он знал, что тогда она будет еще больше смеяться внутри себя над его несдержанностью. Ему хотелось распахнуть дверь и одним ударом смахнуть с ее лица всегда присутствующую там самодовольную улыбку. Но он старался сдерживать свой гнев, поскольку, сложные чувства овладевали им: он и боялся ее и безнадежно нуждался в ней.
   Наконец через закрытую дверь он услышал голос Кристины:
   – Кто там?
   – Это я, Эндрю, – произнес он в ответ, почти касаясь губами дерева. Его голос уже потерял всю злобу и раздражение, которые переполняли его. – Можно мне войти?
   – Там открыто, Эндрю.
   Он вошел и, быстро закрыв за собой дверь, остановился, раздумывая перед тем, как приблизиться к ней. Когда он ее видел, то всегда страдал от невыносимого противоречия: она всегда наполняла его естественным для мужчины желанием и стыдом за желание иметь связь с подобным существом.
   Он сидела перед зеркалом, искусно укладывая пряди волос под полотенце, которым была повязана ее голова. Длинный белый халат был расстегнут, и он мог видеть ее гладкую смуглую кожу, которая только усиливала его желания.
   Она знала, что он смотрит на нее, и знала, чего он хочет. И смеялась над ним.
   А он смотрел на нее сверху вниз и сдерживал себя, чтобы не схватить ее элегантную шею, которую он столько раз с вожделением целовал, и сжимать до тех пор, пока жизнь не начнет покидать это тело. Его руки будут сжимать ее, пока не побелеют пальцы, пока ее глаза не станут безумными от страха, когда веселье навсегда исчезнет из них. Тогда его хватка ослабнет, руки будут опускаться, скользить по ее бархатистой коже, пока не доберутся до груди с удивительно твердыми сосками, а поднимающийся в ней страх пробудит в ней желания, такие же сильные, как и у него. Вот таким извращенным созданием была Кристина. И ее страх будет питать его собственную страсть к ней. Таким же, не менее извращенным созданием был и он сам. И лишь пройдя через все это, они оба могли познать любовь таким неестественным путем.
   – Нет, Эндрю, – сказала она, читая его мысли.
   Она отвернулась от него, продолжая укладывать свои волосы и наблюдая в зеркало, как у него сжимаются кулаки, и посмеиваясь над той борьбой чувств, которая происходит внутри него.
   – Кристина, ну пожалуйста. Я...
   Он упал на колени и прижался щекой к тому месту, где сейчас распахнулся халат, и нервно гладил ее бедро.
   Она оторвала его руки и запахнула халат.
   – Ты прекрасно знаешь, что должно произойти позже, – насмешливым, почти презрительным тоном заговорила она. – У нас нет времени для посторонних занятий.
   – Почему? – скучным голосом спросил Брениган. – Почему для этого нужна именно ты?
   Ее глаза стали наполняться гневом.
   – Ты сам знаешь, почему. Он должен быть унижен.
   – Так же, как был унижен я? Или как я унижаюсь сейчас?
   – Это совсем не то, Эндрю. Это не имеет ничего общего с...
   Она неожиданно засмеялась, но он продолжил эту фразу за нее.
   – Шантажом? Нет никакого смысла шантажировать его также, как ты это делаешь в отношении меня.
   – Это только в начале кажется шантажом, а на самом деле это нечто иное. Но ведь сейчас ты веришь в успех нашего дела? Ведь ты не раз говорил мне, что готов многое сделать для нас.
   – Безусловно. Но почему именно Стедмен? Кристина, ради Бога...
   – Ты упоминаешь Бога? Но какое отношение он имеет к всему этому?
   Брениган затих.
   – Доктор Шеер считает, что легенда должна быть переиграна, – нетерпеливо продолжила Кристина.
   – И Гант верит в этот вздор?
   – Вздор? И ты говоришь это после всего, что ты видел?
   – Я... Я не понимаю этого, Кристина. Я не понимаю, как... как происходят эти вещи. – Его голос звучал вопрошающе. – Ты говорила, что любишь меня. Так значит, это было только ради дела?
   Она резко положила руку на его голову, ухватив его за волосы. Ее голос стал более мягким.
   – Конечно, нет. Ты знаешь, как я привязана к тебе.
   К счастью, майор не мог видеть ни ее улыбки, ни ее отражения в зеркале.
   – Я должна сделать это, Эндрю. Наш Парсифаль должен быть совращен.
   Почти не прикладывая усилий, она отстранила Бренигана, затем повернула свою голову так, чтобы можно было заглянуть в его глаза.
   – А теперь иди и проверь, все ли меры безопасности приняты для сегодняшней ночи. Наступает наш час, Эндрю, и ничто не должно помешать этому великому моменту.
   Она поцеловала его в губы, по-прежнему не разрешая прикоснуться к себе.