Уже три месяца — и ни словечка.
   Осторожность. Она призвала Тега проявлять крайнюю осторожность при защите этого гхолы. Тег разглядел огромную опасность на Гамму. Это подтверждали последние доклады Шванги.
   Куда же Тег и Лусилла могли деть гхолу?
   Где они раздобыли не-корабль? Сговор?
   Глубочайшие подозрения кружили и кружили в голове Таразы. Что делает Одраде? И кто тогда в заговоре с Одраде? Лусилла? Одраде и Лусилла никогда не встречались до их короткого свидания на Гамму. Или встречались? Кто склоняется к Одраде, дыша общим воздухом сгустившихся сплетен? Одраде и знака не подает, но что это доказывает? В верности Лусиллы никогда не было сомнений. Обе работали идеально, как и предписано. Но так всегда поступают заговорщики.
   Факты! Тараза томилась по фактам. Кровать зашуршала под ней, и ее самоотстраненность от мира рухнула, настолько же разбитая заботами, насколько звуком ее собственных движений. С неохотой Тараза опять привела себя в состояние подготовки к расслаблению.
   Расслабление, а уж затем сон.
   Не-корабли из Рассеяния промелькнули через затуманенное усталостью воображение Таразы. Затерянные возвращаются на бессчетных не-кораблях. Не там ли Тег достал корабль? Такая вероятность тайно проверяется на Гамму и повсюду. Она попыталась сосчитать воображаемые корабли, но они разбегались в беспорядке. Тараза, хоть и лежала неподвижно, чутко насторожилась — сна ни в одном глазу.
   В самой глубине ее сознания какая-то смутная мысль силилась выйти наружу. Утомленный мозг утрачивал связь с действительностью, но теперь — она присела, полностью пробужденная.
   Какие дела у Тлейлакса с людьми, возвращающимися из Рассеяния? С этими шлюхами. Преподобными Черницами, и тлейлаксанскими возвращенцами? Тараза усмотрела единую конструкцию за всем происходящим. Затерянные возвращаются не из простого любопытства к местам своего исходного происхождения. Одного желания воссоединиться со всем человечеством недостаточно, чтобы привести их назад. Преподобные Черницы явно лелеют мечту о завоевании.
   Может тлейлаксанцы, ушедшие в Рассеяние, не унесли с собой секретов их акслольтных чанов? Что тогда? Меланж. У шлюх оранжевые глаза — они явно пользуются неадекватной заменой. Люди из Рассеяния могли не разрешить тайну тлейлаксанских чанов. Они желают вызнать о них и стараются воспроизвести. Но если они потерпят в этом неудачу — меланж!
   Она решила поподробней рассмотреть эту сторону проблемы.
   Затерянные исчерпывают запасы подлинного меланжа, взятого их предками с собой в Рассеяние. На какие же источники им опереться затем? Червь Ракиса и родные планеты Бене Тлейлакса. Шлюхи не осмелятся сказать в открытую об их подлинном интересе. Их предки верили, что червей нельзя переселить в другое место. Возможно ли, что Затерянные нашли подходящую планету для червей? Разумеется, такое возможно. Они могут начать торговаться с Бене Тлейлаксом для отвода глаз, но истинной их целью будет Ракис. Или верно обратное.
   «Привезенное богатство».
   Она видела доклады Тега о богатстве, накопленном на Гамму. Некоторые из возвращающихся имели и наличную монету, и торговые корабли. Это становилось ясным из бурного развития банковской деятельности.
   Какая же, однако, валюта может быть дороже спайса?
   Богатство. Вот оно, конечно. И какие бы ни были ставки, торговля началась.
   До сознания Та разы дошли голоса за дверью. Послушница, из охраняющих сон, с кем-то спорила. Голоса были тихими, но Тараза услышала достаточно, чтобы полностью встрепенуться.
   — Она оставила приказ разбудить себя поздно утром, — протестовала стражница.
   Кто-то другой отвечал шепотом:
   — Она говорила мне, чтобы ей сразу сообщили о моем возвращении.
   — Говорю тебе, она очень устала. Она нуждается…
   — Она нуждается в том, чтобы ей подчинялись! Доложи ей, что я вернулся!
   Тараза присела, свесила ноги с края койки и нащупала пол. Боги! Как же, болят колени. Еще ей неприятно, что она не может узнать навязчивый шепот человека, спорившего со стражницей.
   «Чьего же возвращения я… Бурзмали!»
   — Я не сплю, — крикнула Тараза.
   Дверь открылась, заглянула охранница.
   — Верховная Мать, Бурзмали вернулся с Гамму.
   — Впустите его немедленно! — Тараза зажгла единственный глоуглоб в головах ее койки. Его желтый свет развеял тьму помещения.
   Бурзмали вошел и закрыл за собой дверь. Без напоминания Таразы, ткнул звукоизолирующую кнопку на двери — все внешние шумы исчезли.
   «Наедине?» Значит, у него плохие новости.
   Она поглядела на Бурзмали, невысокого, худого мужчину с резким треугольным лицом, сужающимся к узкому подбородку. Светлые волосы зачесаны назад от высокого лба. Широко расставленные зеленые глаза были бодрыми и настороженными. Он выглядел слишком молодым для той ответственности, которая лежала на нем как на башаре, но Тег выглядел даже моложе в битве при Арбело.
   «Мы стареем, черт побери». Она заставила себя расслабиться и полностью положиться на этого человека, подготовленного самим Тегом, выражавшим ему полное доверие.
   — Выкладывай свои дурные новости, — проговорила Тараза.
   Бурзмали откашлялся.
   — До сих пор никаких признаков башара и его отряда на Гамму, Верховная Мать, — у него был густой мужицкий голос.
   «И это еще не самое худшее», — подумала Тараза, заметив нервозность Бурзмали.
   — Выкладывай все до конца, — распорядилась она. — Вижу, ты закончил обследование руин Оплота.
   — Ни одного выжившего, — сказал он. — Нападавшие были основательными людьми.
   — Тлейлакс?
   — Возможно.
   — У тебя есть сомнения?
   — Нападавшие использовали новую икшианскую взрывчатку: 12-ури. Я… я думаю, она могла быть использовано для отвода глаз. К тому же, на черепе Шванги механические следы проб мозга.
   — Патрин?
   — Именно так, как доложила Шванги. Он взорвал себя в корабле-приманке. Его опознали по кусочкам двух пальцев и сохранившемуся глазу. Не оставалось ничего, достаточно большого, чтобы подвергнуть Пробам.
   — Но у тебя есть сомнения! Переходи к ним!
   — Шванги оставила послание, которое удалось прочитать только нам.
   — По следам ветхости на мебели?
   — Да, Верховная Мать, и…
   — Значит она ожидала нападения, но у нее было время оставить послание. Я знаю ее прежние сообщения о разрушительности нападения.
   — Оно было быстрым и во всем превосходящим по силам. Нападавшие не брали пленных.
   — Что говорится в этом послании?
   — Шлюхи.
   Хоть Тараза именно этого и ожидала, но ей все равно пришлось сделать усилие, чтобы справиться с шоком и сохранить спокойствие — усилие, почти истощившее ее. Это очень плохо. Тараза позволила себе глубокий вздох. Шванги, упорная до конца, была в оппозиции. Но увидев приближение катастрофы, приняла правильное решение. Зная, что умрет без возможности передать свои жизни-ламяти другой Преподобной Матери, она действовала, исходя из самых основ верности Ордену: если не остается больше никаких возможностей, вооружи своих Сестер знанием и внеси расстройство в стан врага.
   «Значит, это действовали Преподобные Черницы?»
   — Расскажи мне о ваших поисках гхолы, — приказала Тараза.
   — Мы были не первыми, искавшими на этой земле. Верховная Мать. Были и еще сожженные деревья, и скалы, и подлесок.
   — Это был не-корабль?
   — Следы не-корабля.
   Тараза кивнула самой себе. Безмолвное послание Старика Надежности?
   — Как тщательно вы обследовали район?
   — Я лишь перелетал над ним с одного места на другое, проводя визуальный осмотр.
   Тараза указала Бурзмали на стул рядом с изножьем ее койки.
   — Садись и расслабься. Я хочу, чтобы ты высказал мне коекакие догадки.
   Бурзмали бережно опустился на стул.
   — Догадки?
   — Ты был его любимым учеником. Я хочу, чтобы ты вообразил, будто ты — Майлз Тег. Ты знаешь, что должен увести гхолу из Оплота. Ты не доверяешь никому вокруг себя, даже Лусилле. Что ты сделаешь?
   — Разумеется, что-то неожиданное.
   — Разумеется.
   Бурзмали потер свой узкий подбородок… Вскоре он проговорил:
   — Я доверяю Патрину. Я доверяю ему полностью.
   — Хорошо, ты — Патрин. Что вы делаете?
   — Патрин — уроженец Гамму.
   — Я сама об этом задумывалась, — сказала она.
   Бурзмали поглядел в пол перед собой.
   — Патрин и я намного загодя составим план на случай опасности. Я всегда готовлю запасные пути для разрешения трудностей.
   — Очень хорошо. Итак, что за план?
   — Почему Патрин убил себя? — спросил Бурзмали.
   — Ты уверен, что это было именно самоубийство?
   — Ты видела доклады. Шванги и несколько других были в этом уверены. Я это принимаю. Патрин был достаточно верен для того, чтобы пойти на это ради своего башара.
   — Для тебя! Ты сейчас — Майлз Тег. Какой план состряпали вы с Патрином?
   — Я бы не послал умышленно Патрина на верную смерть.
   — Если б только не?..
   — Патрин поступил так по собственной воле. Он мог, если этот план исходил от него, а не от… не от меня. Он мог посту пить так, чтобы защитить меня, чтобы быть уверенным, что никто не раскроет этого плана.
   — Как мог Патрин призвать не-корабль, чтобы никто — даже мы — не узнали об этом?
   — Патрин уроженец Гамму. Его семья живет там еще со дней Гиди Прайм.
   Тараза, закрыв глаза, отвернулась от Бурзмали. Значит, Бурзмали в своих предположениях идет тем же путем, который мысленно проделала ока. Мы знаем происхождение Патрина. Важно ли это в связи с происшедшим на Гамму? Беспочвенные догадки, вызванные чрезмерным утомлением, не устраивали Таразу. Она опять поглядела на Бурзмали.
   — Ты думаешь, Патрин нашел способ поддерживать тайные контакты с семьей и старыми друзьями?
   — Мы проверили все возможные связи, которые смогли найти.
   — Наверняка можно сказать, что выследили вы не все до единой.
   Бурзмали пожал плечами.
   — Разумеется, нет. Я не исходил из подобного предположения.
   Тараза глубоко вздохнула.
   — Возвращайся на Гамму. Возьми с собой в помощь всех, кого смогут выделить наши силы безопасности. Скажи Беллонде, что таковы мои приказы. Ты начнешь насаждать своих агентов повсюду. Выясни, что знал Патрин. Живы ли кто-нибудь из его семьи, друзей? Умудрись выйти на них.
   — Это могут заметить, как бы мы ни осторожничали. Другие узнают.
   — Ничего не поделаешь. И, вот что, Бурзмали!
   Он уже был на ногах.
   — Да, Верховная Мать?
   — Другие ищущие. Ты должен их опередить.
   — Можно мне использовать навигатора Союза?
   — Нет!
   — Но как…
   — Бурзмали, что, если Майлз, Лусилла и наш гхола все еще на Гамму?
   — Так я ведь уже сказал тебе, что не считаю, будто они улетели на не-корабле!
   Та раза очень долго и внимательно разглядывала стоявшего у изножья ее койки мужчину. Подготовлен Майлзом Тегом. Любимый ученик старого башара. Что же предполагает неровный инстинкт Бурзмали.
   Она тихим голосом поторопила его:
   — Ну?
   — Гамму — это прежнее Гиди Прайм, место Харконненов.
   — На какие мысли это тебя наводит?
   — Они были богатыми. Верховная Мать. Очень богатыми.
   — Ну и?..
   — Достаточно богатыми, чтобы выстроить тайное убежище, не-комнаты… или даже большой не-глоуб.
   — Об это не сохранилось никаких сведений! Икс никогда даже смутно не подозревал о подобном. Они не проводили на Гамму проверок на…
   — Взятки, сделки через третьих лиц, множество посреднических перевозок, — сказал Бурзмали. — Времена Голода были очень разрушительны, а перед этим — все эти тысячелетия Тирана.
   — Тогда Харконнены или держали головы пониже, или теряли их. Ладно, ладно, я приму это как возможность.
   — Записи могли быть утеряны, — сказал Бурзмали.
   — Что наводит тебя на эти мысли?
   — Патрин.
   — Ага.
   Он быстро заговорил:
   — Если бы нечто подобное было обнаружено, уроженец Гамму мог бы об этом знать.
   — Слишком многие могли бы знать. По-твоему, можно сохранять такой секрет целые… Да! Понимаю, что ты имеешь ввиду. Если это было тайной семьи Патрина…
   — Я не осмелился спросить об этом никого из них.
   — Разумеется, нет! Но что бы ты осмотрел… чтобы никого не насторожить…
   — Место на вершине, где остались следы не-корабля.
   — Тогда, никуда не денешься, тебе пришлось бы лично ту да отправиться!
   — Это очень трудно будет скрыть от шпионов, — согласился он. — Если только не отправиться туда с очень маленьким отрядом и под другим предлогом.
   — Каким?
   — Водрузить там мемориальный памятник старому башару.
   — Делая вид, будто точно известно о его смерти? Да!
   — Ты уже попросила Тлейлакс заменить гхолу.
   — Это была простая предосторожность, не основанная на… Бурзмали, это крайне опасно. Я сомневаюсь, что мы сможем обмануть тех, кто будет следить за тобой на Гамму.
   — Скорбь моя и моих людей, будет убедительной и достойной доверия.
   — То, что кажется достоверным, не обязательно убеждает настороженного наблюдателя.
   — Ты не доверяешь моей верности и верности тех людей, которых я возьму с собой?
   Тараза задумчиво поджала губы. Она напомнила себе, что Бене Джессерит давно научился производить людей полностью преданных Ордену. Бурзмали и Тег — великолепные примеры.
   — Это может сработать, — согласилась Тараза. Она задумчиво поглядела на Бурзмали. Любимый ученик Тега, может он и прав!
   — Тогда я пойду, — сказал Бурзмали. Он повернулся, чтобы уйти.
   — Один момент, — сказала Тараза. Бурзмали повернулся. — Введите себе шиэр, все. Если вы будете схвачены Лицевыми Танцорами — этими новенькими! — вы должны сжечь свои головы или полностью их раскроить. Примите необходимые меры предосторожности.
   Внезапно посерьезневшее выражение Бурзмали успокоило Таразу. Он слишком возгордился собой миг назад. Лучше его вовремя одернуть, чтобы не был без нужды безрассудным.



~ ~ ~




   Существует внушаемая благоговение мирозданию магия: нет никаких атомов, только волны и движение повсюду вокруг. Отсюда, ты отвергаешь всякую веру в барьеры У пониманию. Ты откидываешь в сторону само понимание. Это мироздание нельзя увидеть, нельзя услышать, нельзя зафиксировать устоявшимися восприятиями. Это окончательная пустота, где не существует никаких заранее данных экранов, на которые можно проецировать формы. У тебя здесь есть только сознание — экран, магии: ВООБРАЖЕНИЕ! Отсюда, ты учишься, что такое — быть человеком. Ты — творец порядка, прекрасных форм и систем, организатор хаоса.

«Манифест Атридесов» Архивы Бене Джессерит




 
   — Господь нас здесь рассудит, — злобно торжествовал Вафф.
   Он произносил это несколько раз совершенно неожиданно за время их долгой езды через пустыню. Шиэна, казалось, не обращала на это внимания, но Одраде начали утомлять голос Ваффа и подобные заявления.
   Ракианское солнце уже перешло далеко на запад, опускаясь, но червь, несущий их, казался нисколько не утомленным в своем продвижении через древний Сарьер по направлению к курганам, остаткам Защитной Стены Тирана.
   «Почему в этом направлении?» — гадала Одраде.
   Пока ответа не было. Опасность, которую опять представлял фанатичный Вафф, однако, требовала немедленной реакции. Она обратилась к нему на тайном языке Шариата, зная, как это подействует:
   — Пусть Господь судит, а не люди.
   Вафф угрюмо нахмурился, расслышав насмешливую нотку в ее голосе. Он поглядел на горизонт впереди, потом на топтеры, все время сопровождавшие их.
   — Люди должны выполнять работу Господню, — пробормотал он.
   Одраде не ответила. Вафф теперь объят сомнениями: действительно ли эти ведьмы Бене Джессерит причастны к Великой Вере?
   Она мысленно перебирала все, что знала о ракианских червях. Собственные воспоминания и жизни-памяти сплелись в сумасшедший калейдоскоп. Ей представлялись облаченные в робы Свободные на червях, еще крупнее, чем этот. Каждый наездник наклонялся, опираясь на длинный, заканчивавшийся крюком, шест, погруженный в кольца червя, как ее руки сейчас хватались за этого. Она ощущала ветер, дующий в лицо, робу, хлещущую по голеням. Сегодняшнее и прошлое сливались в один знакомый ряд.
   «Много времени прошло с тех пор, когда последний Атридес пользовался этим путем»
   Может быть разгадка их нынешнего положения была видна еще в Дар-эс-Балате? Но там было ужасно жарко — городок буквально таял от жары, — а сама Одраде так маялась в ожидании их вылазки в пустыню, что запросто могла упустить из виду что-нибудь чрезвычайно важное.
   Как и в любой другой общине на Ракисе, во время полуденной жары жизнь в Дар-эс-Балате замирала и пряталась. Одраде живо припомнилось раздражение, вызванное стилсьютом, пока она томилась в ожидании групп сопровождения. Эти группы должны были проводить Шиэну и Ваффа к Одраде в целости и сохранности.
   Какую же заманчивую мишень она представляет в этот момент! Но нужно было удостовериться в добрых намерениях ракианцев, и поэтому сопровождение Бене Джессерит запаздывало намеренно.
   — Шайтан любит жару, — сказала тогда Шиэна.
   От жары прятались ракианцы, но не черви! Нет ли в этом объяснения, почему червь движется именно в этом направлении?
   «Мой ум прыгает, как детский мячик!»
   Насколько противоречат маленький тлейлаксанец, Преподобная Мать и своенравная девушка, едущие на черве через пустыню обычаям ракианцев прятаться в самое жаркое время дня? Это — древний образ жизни Ракиса. Древние Свободные были ночными людьми. Их современные потомки тоже больше полагались на тень, опасаясь самых жарких солнечных лучей.
   «ШАЙТАН ЛЮБИТ ЖАРУ».
   Всякий житель ракианского города знает, что на границе города есть кванат — затененный канал, даже испарения которого улавливаются ветроловушками и возвращаются обратно, но и кванат пересыхает.
   Конечно же, жрецы чувствуют себя в полной безопасности за своими охраняющими рвами, постоянно наполненными водой!
   — Наши молитвы нас защищают, — говорят они, но на самом-то деле, они очень хорошо знают, что действительно защищает их.
   «ЕГО СВЯТОЕ ПРИСУТСТВИЕ ВИДНО В ПУСТЫНЕ».
   СВЯЩЕННЫЙ ЧЕРВЬ.
   РАЗДЕЛЕННЫЙ БОГ.
   Одраде глядит на кольца червя перед ней. «И в нем тоже есть Он!»
   Она подумала о жрецах, наблюдавших с топтеров над их головами. Как же они любят шпионить за другими! Глаза, скрытые за высокими прутьями балконов. Глаза, подсматривающие через бойницы в толстых стенах. Глаза отразившиеся в зеркальном плазе или неотступно преследовавшие из темных мест. Одраде чувствовала, как они следили за ней в Дар-эс-Балате, пока она ждала прибытия Шиэны и Ваффа.
   Одраде заставила себя не думать об опасностях, отмечая течение времени по движению тени стены, под которой она стояла: самые надежные часы в этой стране, где немногие придерживаются другого времени, кроме солнечного.
   Напряжение, усиленное необходимостью притворяться беззаботной, возрастало. Нападут ли они? Осмелятся ли они, зная, что она приняла собственные предосторожности? Насколько злы жрецы на то, что их заставили присоединиться к Тлейлаксу в этом тайном тройственном союзе? Ее советницы, Преподобные Матери из Оплота были недовольны, что она, становясь наживкой для жрецов, ставит под угрозу лично себя.
   — Позволь быть приманкой одной из нас!
   Одраде была тверда как сталь:
   — Они не поверят. Подозрения будут держать их подальше. Кроме того, они наверняка пришлют Альбертуса.
   Одраде ждала в зеленоватых тенях внутреннего двора шестиэтажного здания в Дар-Эс-Балате. Над головой — обрисованный солнцем силуэт здания, кружевные балкончики и баллюстрады в зеленых растениях с ярко-красными, оранжевыми и синими цветами, а выше, — серебряный прямоугольник неба.
   «И таящиеся глаза».
   Движение у широкой уличной двери справа от нее! Единственная фигура в белом с золотом и пурпурным жреческом облачении появилась во дворе. Она внимательно разглядывала, ища признаков тлейлаксанской подмены еще одним Лицевым Танцором. Но этот человек — жрец, которого она узнала — Альберту с, глава Дар-эс-Балата.
   «Именно так, как мы ожидали».
   Альбсртус прошел через широкий атриум и внутренний двор, направляясь к ней с бережливым достоинством. «Не таит ли он угрозы? Не подаст ли сигнал своим наемным убийцам?» Одраде обежала глазами ярусы балконов: слабые помаргивающие движения на верхних этажах. Приближавшийся жрец был не одинок.
   «Но и я не одна!»
   Альбертус остановился в двух шагах от Одраде, подняв на нее глаза, которые до этого он держал устремленными на сложные переплетения узоров золота и пурпура на изразцовом полу внутреннего двора.
   «Он слаб в костях», — подумала Одраде.
   Она никак его не приветствовала. Альбертус один из тех, кто знал, что Верховный Жрец замещен Лицевым Танцором.
   Альбертус откашлялся и сделал дрожащий вдох.
   «Слабая кость! Слабая плоть!»
   Хоть эта мысль и позабавила Одраде, но осторожность ее не уменьшилась. Привычно отмечая изъяны наследственности, которые Орден мог бы устранить в случае необходимости в потомках, Одраде постаралась запомнить Альбертуса. Несмотря на плохое образование — ракианскос жречество сильно деградировало по сравнению с прежними днями Рыбословш, и Альбертуса смогла бы побить любая послушница первого года обучения — он так тихо и уверенно взошел к верхним ступеням власти, что могло потребоваться дополнительное исследование ценности его генетического материала.
   — Почему ты здесь? — спросила Одраде, вложив в этот вопрос как можно больше обвинительной интонации.
   Альбертус затрепетал.
   — У меня послание от твоих людей, Преподобная Мать.
   — Тогда говори!
   — Возникла небольшая задержка: слишком многим известен маршрут.
   Это, по крайней мере, та история, которую они собирались подкинуть жрецам. Но на лице Альбертуса легко читалось и другое выражение. Секреты, разделенные с ним, опасно близки к разоблачению.
   — Я почти хочу приказать тебя убить, — сказала Одраде.
   Альбертус отпрянул на пару шагов. Глаза его стали пустыми, словно он уже умер, прямо здесь, перед ней. Ей знакома такая реакция. Альбертус вошел в ту стадию полного разоблачения, когда страх стискивает мошонку. Он знал, что эта жуткая Преподобная Мать Одраде могла бы совершенно небрежно вынести ему смертный приговор или убить его собственными руками. Ничего из сделанного или сказанного им не избежит ее кошмарно пристального внимания.
   — У тебя в голове, как бы убить меня, и как разрушить наш Оплот в Кине, — обвинила Одраде.
   Альбертус отчаянно боялся.
   — Почему ты говоришь такое. Преподобная Мать? — в его голосе слышалось разоблачительное хныкание.
   — Не пытайся это отрицать, — проговорила Одраде. — Я просто диву даюсь, как легко мне и многим другим читать твои мысли. Ты по должности должен быть хранителем тайн, и уж никак не расхаживать со всеми секретами, написанными у тебя на лице!
   Альбертус упал на колени, пресмыкаясь перед ней.
   — Но меня послали твои собственные люди!
   — И ты был только счастлив прибыть сюда и решить, возможно ли меня убить.
   — С чего бы нам…
   — Тихо! Тебе не нравится, что мы контролируем Шиэну. Ты боишься Тлейлакса. Все дела могут быть забраны из ваших жреческих рук и то, что сейчас запущено в действие, вас ужасает.
   — Преподобная Мать! Что же нам делать? Что нам делать?
   — Вы будете нам повиноваться! Более того, вы будете повиноваться Шиэне! Вы боитесь того, что мы затеваем сегодня? У вас есть более великие цели для того, чтобы бояться!
   Она покачала головой в насмешливом отчаянии, зная, какой эффект это произведет на бедного Альбертуса. Он скорчился под весом ее гнева.
   — Встань на ноги! — приказала Одраде. — И помни, что ты — жрец, и от тебя требуется правда!
   Альбертус, опустив голову, с трудом поднялся на ноги. Она заметила, как он сник, приняв решение отбросить все увертки. Какое же это должно быть для него испытание! Обязанный блюсти себя перед Преподобной Матерью, которая насквозь его видела, он должен еще и должным образом быть почтителен к ее религии. Он должен предстоять перед высшим парадоксом всех религий: «Бог знает!»
   — Ты ничего не спрячешь от меня, ничего — от Шиэны, ничего — от Бога, — грозно сказала Одраде.
   — Прости меня. Преподобная Мать.
   — Простить тебя? Не в моей власти прощать тебя, и не у меня ты должен просить прощения. Ты — жрец!
   Он поднял взгляд на гневное лицо Одраде.
   Парадокс полностью завладел сознанием Альбертуса. Бог наверняка есть! Но Бог обычно бывал очень далеко — и столкновения можно было избежать. Завтра — это еще один день жизни. Только и всего. И вполне можно было допустить несколько небольших грешков, может быть, одну-другую ложь. Просто на нынешний момент. Или большой грех, если искушения слишком велики. Предполагалось, что Боги более внимательны с великими грешниками. И всегла оставалось время принести покаяние.
   Одраде всмотрелась в Альбертуса сверлящим взглядом Защитной Миссионерии.
   «Ах, Альбертус, — подумала она. — Теперь ты стоишь перед таким представителем рода человеческого, для которого не существует секретов между тобой и твоим Богом».
   Для Альбертуса его нынешнее положение мало чем отличалось от смерти — та же невозможность избежать высшего и окончательного приговора своего Бога. Это отняло его силы, отняло волю. Все его религиозные страхи пробудились и сфокусировались на Преподобной Матери.