* * *
Мистер Слайдер старший вошел в кухню именно тогда, когда наступившие сумерки наиболее благоприятствовали тому, чтобы опустить занавески и включить свет. В кухне он нашел Джоанну, мирно заваривавшую чай, и своего Билла, следившего за поджаривающимися тостами. Стол был уже накрыт, и в кухне было тепло и уютно.– Привет, папа. Добыл что-нибудь? – поинтересовался Билл через плечо.
Мистер Слайдер, всецело поглощенный стаскиванием ботинок, только улыбнулся ему в ответ. Джоанна оглянулась и встретилась с неулыбающимся взглядом из-под опущенных на глаза бровей, но тем не менее он отвесил ей тяжелый и торжественный кивок.
– Сходил в Хэмптонский лес под конец, – объявил Слайдер-старший, подходя к столу в одних толстых носках и усаживаясь. – Добыл парочку лесных голубей. Приготовишь хорошую еду на уикенд, – В этот момент Джоанна поставила на стол чайник, и он обратился к ней с вежливым вопросом. – Хорошо доехали?
– Да, благодарю вас.
– Ага. Это ты там сжигаешь тосты, Билл?
– Ох, прости, папа.
Отец и сын сидели друг против друга, а Джоанна устроилась между ними и то и дело переводила взгляд с одного на другого. Они были настолько похожи, что это странным образом почему-то чуть не вызвало у нее слезы. Седые волосы мистера Слайдера росли точно так же, как мягкие коричневые волосы Билла, и черты его постаревшего лица и сжатые губы в точности повторялись у мужчины, которого она любила. У отца в лице было нечто, позволявшее безошибочно сказать, что в его жизни была одна, цельная и постоянная любовь, признаки которой не могла стереть даже потеря любимого человека. Он понравился Джоанне, и понравился бы, как она чувствовала, даже если бы он не был отцом ее Билла.
Билл с Джоанной поддерживали разговор за столом, пока мистер Слайдер утолял голод экономными движениями человека, честно заработавшего свою пищу. Когда все покончили с едой, он оттолкнулся назад в своем кресле.
– Почему бы тебе не пойти и развести огонь, Билл? А мы с Джоанной тем временем займемся посудой.
Билл состроил комическую гримасу и послушно вышел в комнату, а Джоанна принялась собирать посуду со стола с то и дело падающим в пятки сердцем. Значит, меня опять собираются предупредить, думала она, и мне придется подумать над тем, что этот милый пожилой человек мне скажет.
– Я буду мыть, а вы – протирать, – предложил мистер Слайдер, – Не хочу, чтобы у вас были руки посудомойки.
Он оказался медлительным и методичным мойщиком и ухитрился надолго растянуть мытье небольшого количества посуды. После нескольких тарелок он искоса взглянул на нее и отлично понял, что она сейчас чувствует. Тогда он быстро и весело улыбнулся ей.
– Не надо так смотреть, девушка. Я всего лишь его отец, и не собираюсь вмешиваться.
– Я не думаю, что это полная правда. Билл уважает ваше мнение.
– Он сказал вам об этом, а? Ну, да, мы с ним очень похожи, за исключением того, что я красивее. И я вам скажу кое-что – вы мне нравитесь.
– И вы мне тоже.
– Ну, и ладно для начала. – Он продолжал методично мыть тарелку. Следующий взгляд в ее сторону был более тяжелым. – Неважное дело, это все. Плохо для всех. Никто не выигрывает, когда мужчине приходится разрываться между двумя женщинами, одна из которых его жена. Мне-то повезло. Я любил мать Билла и женился на ней, и никогда мне не надо было никого другого. Люди много толкуют о том, отчего разваливаются семьи, но этому есть лишь одна причина – люди перестают любить друг друга, или же они не любили друг друга с самого начала. Вы любите Билла?
– Да, но я бы никогда... – Она смущенно остановилась.
– Нет, я не думаю, что вы бы так поступили. – Он выловил яичную ложку и с минуту скреб ее. – Ужасно прилипчивая штука, этот желток. Нет, вы бы никогда не попытались решить за него. Так же, как и я. Я не думаю, что вы способны принимать решения за других людей, да вы и не должны так делать. Беда в том, что Билл слишком чувствительный. – Он неожиданно широко улыбнулся, и оказалось, что у него ярко-голубые глаза. – Я знаю, все родители так говорят. Но Билл всегда был такой – он беспокоился обо всем. Совестливый. Он всегда старался рассмотреть обе стороны любого вопроса и быть справедливым со всеми, это и привело его на тот путь, которым он идет, понимаете? Его совесть опережает его чувства, и это его запутывает. Так, ну эта, кажется, уже чистая. Я не надел очки, так что вам придется приглядывать за моей работой.
Она приняла у него ложку и начала протирать, даже не глядя на то, что делает.
– Что же, по-вашему, он сделает? – Глупостью было спрашивать это, но ведь каждому время от времени хочется, чтобы его убедили.
– Я не знаю. Хотелось бы мне, чтобы я мог вам ответить, потому что, если быть честным, вы мне нравитесь, а вот Айрин мне никогда не нравилась. Она ему не подходила с самого начала – слишком резка, слишком стремится пробиться, слишком смотрит вперед и всегда оценивает вещи по их стоимости. Его мать считала, что она сможет и его сделать пожестче, более пробивным, но я ей говорил, что он и такой, как есть, достаточно хорош для самого себя. Он видит и понимает больше, чем остальные, вот и все. Я даже скажу вам больше – что бы он ни решил, это будет для него нелегким решением. Он будет решать долго, и это время будет для него болезненным. И для вас тоже, – добавил он, оценивающе глядя на нее, – но я считаю, что вы сможете пережить это. И вам же не нужен такой мужчина, который мог бы решить подобный вопрос легко, быстро и просто, верно ведь?
– Нет. Нет, я полагаю, такой не нужен. – Но облегчения ей это признание не принесло.
Некоторое время оба делали свое дело в молчании, пока мистер Слайдер не заговорил вновь.
– Ну вот, последняя ложка, и конец делу. Вы хорошая маленькая работница. И вот что я вам скажу. – Она посмотрела ему в глаза, и он улыбнулся ей. – Я так считаю, что хоть Билл и свернул себе с вами голову, но свернул он ее в правильную сторону. Это может тянуться какое-то время, но я так считаю, что под конец он решит все правильно. Ну, а теперь я хочу принять ванну. Вы еще будете здесь, когда я вернусь?
– Я не знаю, – ответила она, действительно не зная, на какой срок Билл предполагал пригласить ее.
– А-а, ладно вам, вам же неохота прямо сейчас мчаться в Лондон, когда вы только что приехали. Почему бы вам не остаться на ночь? Мы немножко поужинаем попозже и сыграем партийку в карты. Вы в криббедж играете?
– Да, но...
– Тогда все в порядке. Я уже не в том возрасте, когда человека можно шокировать. Оставайтесь, и все будут рады. Достаточно честно?
– Достаточно честно, – ответила Джоанна.
* * *
Ей надо было уезжать на следующее утро пораньше. Она и Слайдер в молчании шли рядом по дорожке.– Что с нами будет дальше? – спросила Джоанна. – Есть ли у нас будущее, как ты считаешь?
– Я надеюсь на это. Я хочу, чтобы оно у нас было. Это то, чего и ты хочешь?
– Я думала, что ты уже это понял.
Он нахмурился.
– Я хочу быть с тобой честным. Для меня это тяжело сейчас, и будет еще тяжелее. Я был женат очень долгое время; сейчас я даже не могу себе представить, как это – быть неженатым. И потом, есть ведь еще дети – и это важнее всего, то, что есть дети. Они ведь ни в чем не виноваты, чтобы делать их несчастными. Ну, и Айрин тоже, в общем-то. Это не ее вина.
Она слушала эти смертельные для их любви слова, и все аргументы, которые она могла бы выставить против, пронеслись в ее мозгу и остались невысказанными вслух. Если он сам не мог привести те же аргументы самому себе, то ей тем более бесполезно было высказывать их.
– Но, с другой стороны, я просто даже не могу подумать о том, что смогу теперь вынести жизнь без тебя. Ты слишком важна для меня. И если я хочу тебя, значит, я должен что-то сделать для этого, разве не так?
Она только кивнула, благодаря в душе Бога за этого человека, слишком честного, чтобы предположить, что он мог бы спокойно совместить в своей жизни обеих женщин сразу.
– О чем я хочу попросить тебя, и я заранее знаю, что для тебя это будет трудно, это чтобы ты дала мне время. Это потребует времени – пройти через все, что предстоит пройти. Ты сможешь быть спокойной и терпеливой? В самом деле, я не имею никакого права просить тебя об этом, но...
– Я буду терпеливой. Мне тридцать шесть, и раньше я никого не любила. Только, пожалуйста, делай все настолько быстро, насколько сможешь.
Он остановился, повернулся к ней лицом и взял ее руки, зажав их своими забинтованными кистями. Ему нечего было больше сказать. Глядя вниз на их соединенные руки, она попросила:
– Скажи мне кое-что.
– Все, что хочешь.
– Что, ради всего святого, ты делал, пытаясь вытащить этого ветеринара из огня?
Он начал очень медленно улыбаться.
– Я даже и не задумывался над этим. По-моему, это была чисто инстинктивная реакция.
– Какой ты идиот! Я люблю тебя.
– И я тебя люблю, – отозвался Слайдер. Они пошли дальше к ее машине. – А ты знаешь, что меня повышают? Теперь, когда Райсбрук уже точно не вернется, они назначают меня старшим детективом-инспектором.
Она ошеломленно воззрилась на него.
– Почему ты не сказал мне раньше? Ты должен быть доволен. Но... по-моему, ты говорил мне, что начальство от тебя не в восторге.
– Меня повышают не потому, что мной довольны. Это не награда, потому что они не хотят возобновить дело Остин. Нет, даже не так, это, скорее, утешительный приз пришедшего к финишу последним. Я для них всех был чертовой досадой, соринкой в глазу, так что мне дали месячный отдых и повышение, чтобы я помалкивал.
Теперь она не знала, что и сказать.
– Ну, по крайней мере, Айрин должна быть довольна, – наконец нашлась она.
– Айрин всегда говорила, что меня не ценят. Хоть на этот счет она была права, надо признать. Даже когда меня повышают, это выглядит как-то не по-человечески.
– Не надо... – Но он уже замолчал, остановился и крепко сжал ее руки между своими кистями.
– О, Джоанна, я так боюсь потерять тебя.
– Это не твоя вина. – Она постаралась улыбнуться. – Это все я. Я так долго была бродячей собакой, что теперь кому-нибудь трудно рассматривать меня в другом качестве. За бродяжку никто не отвечает, понимаешь? Можно поиграть с ней, если она подбежит к тебе в парке, но никто не берет ее домой.
Он огорчился.
– Не говори так! Послушай, все будет хорошо. Просто нужно время, вот и все. Будь терпелива со мной.
Он помог ей сесть в машину и наблюдал через стекло, как она устраивается за рулем и пристегивается ремнем, а потом послал ей воздушный поцелуй, и она тронула машину. Перед тем, как свернуть за угол, она оглянулась и помахала ему: веселая и испуганная одновременно – ну, в точности ничья собачонка.