— Успокойся, братец, — сказал Винсент, укладывая его снова на диван. — Я поговорю с этим парнем — об этом можешь не беспокоиться.
   — Я хочу задать мистеру Клоду Дэрракотту несколько вопросов, — сказал Оттершоу, — но… если он действительно получил серьезное ранение, я воздержусь до тех пор, пока его состояние не улучшится. Возможно, мистер Ричмонд будет столь любезен, что ответит на вопрос, который я задам ему?
   — Если я получил ранение? Что значит — «если»? — выдохнул Клод. — Подними меня, Винсент! Клянусь богом, если ты не…
   — Мы вам поможем, — вмешался Хьюго. — Лучше выполнить просьбу, — добавил он, обращаясь к Винсенту. — А вы, Оттершоу, помолчите несколько минут, ладно?
   — Хьюго, если повязка сдвинется… — предупредительно прошептала Антея.
   Сержант Хул исподтишка смахнул пот со лба и предпринял безрезультатную попытку встретиться взглядом с лейтенантом. Болван твердолобый — вот кто он! Будто не ясно, что у мальчишки нет никакой повязки, не говоря уже о том, что он пьян, как сапожник — сидит и хихикает про себя. А что касается другого молодого господина… Вот славно получится, если у него снова пойдет кровь! Как будто этот Оттершоу не доверяет собственным глазам. Да тут все кровью залито! Да и господин с лица зеленый, словно огурец. Если о нем не позаботятся, он опять потеряет сознание.
   — Быстрее, Полифант! Бренди! — приказал Винсент, когда Клод, осторожно водруженный на гору подушек, опять бессильно повесил голову на плечо.
   Ричмонд, заметив, что взгляды Оттершоу и сержанта прикованы к потерявшему сознание Клоду, поставил оба локтя на стол и уронил на руки подбородок. В таком положении, перенеся весь вес на локоть здоровой руки, он стал следить за Оттершоу с ехидной улыбочкой на губах. А когда лейтенант, словно почувствовав, что за ним пристально наблюдают, повернул голову к Ричмонду, сказал:
   — Я знаю, почему вы стреляли в Клода!
   — О, Ричмонд, ступай спать! — воскликнула в отчаянии его сестра. — И без тебя все плохо. Мистер Оттершоу не стрелял в Клода.
   — Нет, стрелял! — настаивал Ричмонд. — Ты думаешь, я пьян? А вот и нет! Я знаю свою норму вина. Все Дэрракотты знают свою норму. Он стрелял в Клода, потому что Хьюго не дал ему выстрелить в меня. — Он хихикнул. — Глупый невежа!
   — Похоже, норма Дэрракоттов действительно относится только к вину, а не к бренди, — сухо заметил Винсент.
   — Скажите мне, сэр, — сказал Оттершоу, пристально глядя на Ричмонда. — Почему же я так хотел вас подстрелить?
   Если лейтенант думал смутить Ричмонда своим пронзительным взглядом, то был разочарован: эти темные, блестящие глаза были до краев переполнены злой насмешкой.
   — Потому что я распугал всех драгун! — Ричмонд уронил руки на стол и оперся на них головой, не переставая по-идиотски хихикать.
   Винсент посмотрел на него и от удивления приподнял брови.
   — Интересно, что дало повод, — спросил он Хьюго, — для этого довольно очаровательного бреда? Боюсь, мы об этом так никогда и не узнаем.
   — Да нет! Все предельно просто. Драгунам было поручено стоять на часах у Довер-Хаус, а им такое задание пришлось не по душе, верно… э-э-э… сержант?
   — Ну, сэр…
   — Эй, сержант, вам, как и мне, это прекрасно известно, — подмигнул Хьюго, — ни для кого не секрет.
   Сержант благодарно улыбнулся ему.
   — Да, сэр, — сказал он, почувствовав, что еще не все потеряно, особенно если майор возьмет инициативу на себя.
   Сначала он счел его довольно странным господином, но он воплощал в себе все качества, присущие, по мнению сержанта, настоящему офицеру. Любой солдат понял бы это, подумал он.
   Ричмонд приподнял голову.
   — Бежали сломя голову аж до самого «Синего льва»! — открыл он тайну. — А это был всего-навсего я! А не привидение! Забудьте об этом. — Он рассеянно огляделся вокруг, его взгляд наконец наткнулся на лейтенанта. — Но вы не испугались. Мой кузен сказал, вы не трус. Больше не буду над вами шутить. Вы можете меня подстрелить, как Клода. Так сказал Хьюго. Я больше не буду.
   Винсент поднял глаза:
   — Насколько я понял из этих несвязных восклицаний, мой чрезвычайно неугомонный юный кузен играл с вами в привидения — явно с плачевными последствиями. Очень неуместно! Но это никоим образом не объясняет того факта, почему мой братец стал вашей мишенью, мистер Оттершоу. Может быть, вы проясните ситуацию?
   — Если в вашего брата стреляли, сэр, то лишь потому, что его по ошибке приняли за мистера Ричмонда Дэрракотта.
   Клод, слушавший это с отвисшей челюстью, проговорил слабым голосом:
   — В меня стреляли потому, что я… Черт побери! Но я же не похож на Ричмонда!
   — Вы с ним почти одного роста и телосложения, сэр, а у меня была веская причина считать, что сегодня ночью мистер Ричмонд Дэрракотт находился на яхте.
   — Но не можете же вы стрелять во всех, кто одного роста и телосложения с моим кузеном! А, кроме того, какое вам дело, был он на яхте или нет? В жизни не слышал ничего подобного! Вы, должно быть, с ума сошли, — сказал пораженный Клод.
   — Просто он вбил себе в голову, что наш Ричмонд связался с контрабандистами, — объяснил Хьюго.
   — Это еще раз доказывает, что лейтенант не в своем уме. Если бы у меня так не кружилась голова… то есть я хочу сказать… какое это ко мне имеет отношение, даже если Ричмонд связался с ними. Хотя это довольно глупо. Как только подумаю… — Он приложил руку к раненому плечу, осторожно потрогал его и поморщился. — Не понимаю, что ты со мной сделал, — жалобно обратился он к своему камердинеру. — Слишком туго. Дьявольски неудобно!
   — Умоляю, не трогайте ничего, сэр. Прошу вас, не пытайтесь сорвать повязку.
   — В меня что-то впивается, — пробормотал Клод, снова закрывая глаза.
   — Да, сэр, но нужно было наложить на рапу толстый слой ткани, — утешал его Полифант. — Мы опасаемся, что пуля вошла глубоко, поэтому вам нельзя…
   — Что?! — широко открыл глаза Клод. — Ты хочешь сказать, что во мне осталась пуля?
   — Не бойтесь, ее вытащат, — утешил его Хьюго.
   — О нет! — простонал Клод.
   — Мистер Дэрракотт, я должен задать вам пару вопросов и хочу получить на них ответ. Надеюсь, это не слишком вас утомит. Почему на вас была маска? И почему вы не остановились, когда вам приказали?
   — Уберите от меня этого типа, — попросил слабо Клод. — Во мне сидит пуля. Это может оказаться смертельно. А этот тип стоит тут и задает мне всякие вопросы. Откуда мне было знать, что они там вопят? Вы еще скажете, что мне нужно было извиниться и попросить их повторить неотчетливее! Полифант! Где застряла пуля? Я так гадко себя чувствую!
   — А как насчет маски, сэр? — непреклонно требовал ответа Оттершоу.
   — Правда, мне очень плохо. Не удивлюсь, если я опять потеряю сознание. Чтоб мне провалиться, ответа вы не получите! Это вас не касается!
   — На тебе была маска, Клод? — спросил Винсент с удивленным видом. — Интересно. Можно мне высказать свое предположение? Был довольно поздний час для прогулок в роще, не так ли? Если только ты по какой-то причине отправлялся самым коротким путем в деревню… или встречался с кем-то неподалеку… у кузницы, например?
   — Иди ты к дьяволу! — хмуро бросил Клод. — И забирай с собой этого настырного берегового охранника!
   — Любишь смородину — люби и оскомину! Умираю от любопытства увидеть твою красотку, Клод. Но я ни за что не надел бы маски. Я смог бы дать ему отпор, как Хьюго.
   — Отвяжитесь от этого бедняги! — произнес Хьюго осуждающе, но с ухмылкой. Он на минуту приложил пальцы к вялому запястью Клода. — Да, думаю, чем скорее мы уложим его в постель, тем лучше.
   — С вашего позволения, сэр, я целиком и полностью разделяю ваше мнение, — сказал Полифант. — Зная здоровье мистера Клода, осмелюсь сказать, что у него будет сильный жар, если мы не дадим ему покоя.
   Хьюго кивнул и посмотрел на Оттершоу.
   — Ну, лейтенант, вы получили что хотели — учинили большой переполох, но, похоже, настало время удалиться, — басом предложил он — не то чтобы недружелюбно, но довольно властно.
   Лейтенант, поджав губы, уставился в лицо майора тяжелым пристальным взглядом. Несколько секунд он не говорил ничего. Дэрракоттам эти секунды показались часами. Сержант откашлялся и двинулся было к двери, но Оттершоу не обратил на это никакого внимания. Он не мог прочесть по спокойному лицу Хьюго ничего, кроме слабого удивления. Взгляд его синих глаз не дрогнул. Можно ли выглядеть таким беспечным? Можно, если только майор не чувствует за собой никакой вины. Другой бы смог притвориться, но этот простодушный великан — вряд ли! Его попытки уберечь мать Ричмонда и деда были столь нелепыми, а его наивные потуги обмана были неумелыми уловками добродушного, но глупого великана, каким он казался. Но так ли это?
   Лейтенант посмотрел на Ричмонда. Ему бросилось в глаза, что Ричмонд стал очень бледным, гораздо бледнее, чем он был всего несколько минут назад. Он прищурился, пристально наблюдая за юношей. Какой толк спрашивать его: если он действительно пьян, его ответы будут бессвязными, а если он притворяется, то вполне сможет сделать их таковыми. Ричмонд сидел подавшись вперед, держа руки перед собой и настырно пытался поставить пробку от графина на стол, используя попеременно обе руки. Невероятно, чтобы он мог сидеть вот так, глупо улыбаясь, если бы в нем сидела пуля. Вообще невероятно, что при подобных обстоятельствах он мог бы сидеть в кресле: наверняка он потерял бы сознание от слабости. Но парень действительно становится все бледнее и бледнее.
   — Винсент! — сказал тихим голосом майор.
   Оттершоу моментально перевел свой подозрительный взгляд на лицо майора, но Хьюго больше не глядел на него — он смотрел на Ричмонда с довольно унылой улыбкой на губах. Затем майор бросил взгляд в сторону Винсента и, благоразумно направив все свое внимание на Ричмонда, сказал шепотом:
   — Судя по его виду, он в скором времени собирается похвастаться своим ужином. Лучше положить его в постель.
   — Черт побери, братец! — сказал Винсент. — Конечно, это неизбежно. Скорее всего, он похвастается им, как только я поставлю его на ноги. Что за милый вечерок выдался сегодня! — С этими словами он подошел к столу и подхватил Ричмонда под левую руку, словно пытаясь поднять его на ноги.
   — Давай, малыш! — сказал он. — Пора баиньки!
   Ричмонд икнул:
   — Я не хочу спать!
   — Минуточку! — неожиданно сказал Оттершоу, поддавшись настоятельному внутреннему порыву. — До того как вы уйдете, мистер Ричмонд, сделайте мне, пожалуйста, одолжение, снимите сюртук!

Глава 21

   — Ну, помяните мое слово! — воскликнула Антея, словно больше не могла сдерживаться. — Мистер Оттершоу, вы действительно сумасшедший или просто решили оскорбить нас? За всю свою жизнь не слышала ничего отвратительнее. Да кто вы такой, чтобы отдавать приказы в этом доме?! Скажите, сколько народу вы подстрелили сегодня?
   Неуверенность, досада, смутное подозрение, что его дурачат, вынудили лейтенанта выйти из себя.
   — Только одного, мисс Дэрракотт, — осуждающе огрызнулся он.
   — Только? — Она уставилась на него сверкающим от гнева взглядом. — Да вы… вы… наглец! Вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы что же, действительно воображаете, что я… что мой дедушка… что мои кузены, то есть все мы — каждый член нашего семейства! — связаны с контрабандой?
   — Нет! Но в том, что вы защищаете мистера Ричмонда, я не сомневаюсь, — опрометчиво сказал лейтенант.
   — Не будьте идиотом, Оттершоу, — спокойно бросил Хьюго.
   Антея не обратила на это ни малейшего внимания и сказала с печальным раздраженным смешком:
   — Ах так! Надеюсь, вы знаете, как мой брат исхитрился стать контрабандистом и перемудрить всех. Потому что, уверяю вас, я не знаю. Как подумаю, что все и каждый в усадьбе Дэрракоттов баловали и лелеяли его… Но что толку рассказывать все это вам? Вы явно спятили! — Она повернулась к лорду Дэрракотту и запальчиво потребовала: — Дедушка! Как долго вы будете все это терпеть?
   — Пусть выполняет свой долг, моя девочка! — ответил он. — И чем дольше, тем лучше. Думаешь, я намерен вынимать его шею из петли? Не буду, глупая гусыня!
   Сержант Хул сделал шаг вперед и положил руку на плечо лейтенанта.
   — Сэр! — умоляюще произнес он. — Прошу прощения, но…
   Оттершоу резко сбросил его руку. Он слишком далеко зашел, чтобы отступать, и с каждой секундой внутренний голос, подстегивавший его, становился все более настойчивым. Побледнев, но выставив вперед упрямый подбородок, он сказал:
   — Если мистер Ричмонд Дэрракотт не ранен, то почему он не решается снять сюртук, чтобы я убедился собственными глазами, что это так?
   Хьюго, склонившийся над Клодом и поправляющий повязку, поддерживающую его левую руку, выпрямился и сказал:
   — О, ради бога, сними свой сюртук, Ричмонд, и жилет заодно. Давайте покончим со всем этим.
   Ричмонд, возможно, и был бледен, но его глаза, чрезвычайно живые, опровергали показной пьяный вид — в них не было ни капли страха. Он весело хихикнул и насмешливо указал пальцем на майора:
   — Кто сказал, что я не сумею провести служаку? Кто сказал, что он слишком хитер, чтобы его смог одурачить глупый школяр? У меня получилось! Винсент, ты знаешь, что Хьюго…
   — Я буду разговаривать с тобой, когда ты достаточно протрезвеешь, чтобы прислушиваться к тому, что я говорю, — сурово сказал Хьюго. — Может случиться так, что тебе это не покажется забавным. Тем не менее, с нас достаточно твоих выходок, поэтому сними сюртук и избавь меня от всяких препирательств!
   Веселье Ричмонда прекратилось. Он бросил презрительный взгляд на своего громадного кузена и угрюмо проговорил:
   — Не знаю, почему я должен выполнять ваши желания! Мне плевать на то, что вы думаете! Не хочу иметь с вами ничего общего!
   — Помогите ему, Винсент! — коротко бросил Хьюго.
   В этот момент Клод, который открыл глаза несколько секунд назад, несвязно потребовал:
   — За каким дьяволом этому типу понадобился сюртук Ричмонда? Черт побери, да он настоящий чокнутый!
   — Не бойтесь, — сказал Хьюго. — Он думает, что подстрелили Ричмонда, а вовсе не вас, поэтому самый простой способ доказать, что он не прав…
   — Думает… думает, что я не ранен? — выдохнул Клод и в возбуждении попытался приподняться на правом локте. — О, значит, вы так думаете, маньяк-убийца? Тогда позвольте мне сказать…
   — Эй, лежите тихо! Клод! — воскликнул Хьюго, сделав два торопливых шага к дивану, когда Клод, демонстрируя все признаки нечеловеческих усилий, оторвался от диванных подушек и, отдуваясь, предпринял неудачную попытку что-то сказать. — Не надо, успокойтесь! — попросил Хьюго, обнимая Клода. — Вам будет больно, глупец! Вы не должны…
   — Замолчите! — разъяренно выдохнул Клод между вдохом и выдохом. — Если вы думаете… Ой!
   Острая боль, пульсирующая в этом резком выкрике, была столь реальна, что даже Винсент поразился, а Антея чуть было не воскликнула: «Браво!». Оттершоу, который, не обращая на него ни малейшего внимания, не спускал глаз с Ричмонда, приготовившись к тому моменту, когда Винсент будет снимать с него сюртук, непроизвольно оглянулся.
   — Хьюго! Вы… вы…
   — Нет, сами виноваты! — запротестовал Хьюго. — Прекратите извиваться, словно…
   — Вы положили свою неловкую лапищу прямо на… Ой! Ай! Ух! — стонал Клод, снова впадая в крайности.
   — Бренди, Полифант! — попросил Хьюго, не сводя озабоченного взгляда с лица Клода. У Антеи вырвался тихий вскрик:
   — Хьюго! Ваша рука! — Она смотрела на его ладонь широко раскрытыми глазами.
   — Боже правый! — непроизвольно вырвалось у Винсента.
   Хьюго удивленно оглянулся на Антею, а потом посмотрел на свою окровавленную ладонь.
   — О господи! — произнес он, бросая поспешный взгляд на спину Клода, поскольку он лежал в таком положении, что видна была только спина.
   — Сэр! — воскликнул укоризненно Полифант и бросился со всех ног на поиски корпии, лежащей в куче на полу. — Нет-нет, позвольте мне, сэр. Прошу прощения, но умоляю, не надо… Только приподнимите его, пожалуйста. О боже! Боже! Мисс Антея, дайте мне самую длинную полоску материи… или свяжите две… Не двигайтесь, мистер Клод! Убедительно вас прошу, сэр, не шевелитесь.
   Поскольку никто из присутствующих в комнате не заметил, как майор минутой раньше взял несколько пропитанных кровью тампонов из миски, все еще стоящей на кресле рядом с диваном, и отжал их рукой, неудивительно, что жуткий вид этой покрасневшей от крови ладони стал настоящим шоком для всех членов семейства. Если бы лейтенант не был сам столь сильно потрясен, а подумал бы о том, чтобы повнимательнее посмотреть на выражение лиц присутствующих, то одного взгляда было бы достаточно, чтобы понять: Дэрракотты и в самом деле пришли в ужас.
   Антея первой пришла в себя и бросилась к дивану, встревоженно ругнувшись. Винсент быстро последовал ее примеру. Они оба винили Хьюго за то, что он так грубо и неловко обошелся с потерявшим сознание Клодом. Милорд присоединился к ним, однако свои угрозы он адресовал Оттершоу, сочтя, что в этой новой катастрофе повинен лейтенант, и никто другой. Сержант же, движимый неподдельным отчаянием и очень живо представляя последствия, воспользовался представившейся из-за всей этой суматохи возможностью, чтобы разъяснить Оттершоу со всем своим красноречием: дальнейшие попытки обострить отношения с Дэрракоттами будут гибельны для них обоих.
   И в этот самый момент в комнату вошла леди Аурелия. Остановившись на пороге, голосом, легко перекрывшим шум, она спросила:
   — Осмелюсь спросить, что означает весь этот необычный спектакль?
   Эффект ее приказного взгляда и самоуверенного вида был таков, что лейтенант Оттершоу помимо воли добавил свой голос к голосам Антеи и Винсента, пытающихся предоставить ее светлости объяснение.
   Казалось, леди Аурелия на лету схватила суть того, что ей сообщили, продемонстрировав при этом недюжинную силу ума, и задолго до того, как ее суду были представлены различные версии происшедшего, парализовала всех окружающих, произнеся ледяным, но зловещим тоном:
   — Будьте любезны, замолчите! Я наслушалась достаточно!
   Затем она величественно прошла вперед к дивану. Антея, Винсент и майор инстинктивно расступились перед ней. Леди Аурелия склонилась над Клодом, пощупала его лоб и пульс. Высокомерно проигнорировав всех, она перекинулась несколькими словами с Полифантом, который преданно остался у дивана, а когда Клод попытался приоткрыть глаза, чтобы бросить на нее нерешительный, слегка нервный взгляд, сказала спокойно и ласково:
   — Лежи спокойно, сынок, ты меня понял? Не волнуйся ни о чем, твоя мама с тобой и скоро поставит тебя на ноги.
   Тут она развернулась и оглядела комнату со всем высокомерным презрением, присущим потомку одиннадцати графов, все из которых были знамениты деспотическими, но очень действенными манерами обращаться с людьми более низких титулов и давать надлежащий отпор непокорным домашним.
   — Не знаю, — заявила она тоном бесстрастного порицания, — почему я была вынуждена спуститься вниз, чтобы самолично удостовериться в характере раны Клода. Я не пытаюсь скрывать от вас, что чрезвычайно этим недовольна. Твое же поведение, Винсент, я считаю особенно предосудительным, поскольку само собой разумелось, что ты тотчас же должен был меня осведомить, если сочтешь рану брата серьезной. Только поэтому я согласилась на ваши увещевания остаться наверху. И ты и Антея, которая, по моему мнению, тоже виновата, оказались столь неразумными, что сочли этот несчастный случай незначительным. А вам, Хьюго, я не стану ничего больше говорить — только попрошу в будущем, хотя вы и действовали из лучших побуждений, воздержаться от глупых попыток скрыть от меня или от любой другой женщины нашей семьи, что жизнь одного из ее детей в опасности. Не отвечайте мне сейчас! У меня нет ни времени, ни желания выслушивать ваши извинения и оправдания. А теперь все, за исключением Полифанта, будьте любезны, немедленно покиньте комнату! Винсент, поскольку я могу предположить, что Ричмонд до безобразия пьян, пожалуйста, проводи мальчика в его спальню. Не осмеливаюсь указывать вам, милорд, но, поскольку вы здесь ничем не можете помочь, убедительно прошу вас перебраться в библиотеку, где вам будет гораздо удобнее. — Тут ее взгляд упал на лейтенанта Оттершоу, и, оглядев его с головы до ног, да так красноречиво, что сержант возблагодарил судьбу, что ее взор миновал его, леди Аурелия сказала без малейших изменений интонации: — Полагаю, что виновник всех этих бед — вы. Догадываюсь, что вы служите на таможне. Буду вам признательна, если вы представитесь и назовете свой чин.
   Щеки лейтенанта стали еще краснее, но он ответил с большой готовностью:
   — Меня зовут Оттершоу, мадам, Томас Оттершоу, я офицер береговой охраны. Позвольте мне заверить вашу светлость, что, хотя я не снимаю с себя ответственности за полученную мистером Дэрракоттом рану, хочу сказать, что отдал ясный приказ не производить ни одного выстрела, кроме предупредительных, поверх головы того, кто игнорирует приказ остановиться, отданный именем короля. Я очень сожалею о случившемся несчастном случае, но должен попросить позволения ее светлости рассказать об обстоятельствах, приведших к…
   — Прошу, ни слова больше! — прервала она его. — Я не глухая и не бестолковая. И поскольку я присутствовала в тот момент, когда вы ставили его светлость в известность о цели вашего прихода, дальнейшие объяснения будут излишними. Позвольте объяснить вам: не важно, каково мое мнение о тех обвинениях, какие вы тогда предъявили. Запомните — меня не касаются делишки моего племянника, а вот нападение на моего сына очень даже касается! Мне нечего больше добавить, за исключением того, что я немедленно поставлю в известность о случившемся моего мужа. Не сомневаюсь, он знает, что предпринять. Будучи всего лишь слабой женщиной, я не считаю себя компетентной в подобных делах и больше вас не задерживаю. Если у вас еще остались дела в этом доме, прошу вас, позвольте майору Дэрракотту проводить вас в другую комнату.
   С этими словами она повернулась к Полифанту и принялась расспрашивать его о характере раны Клода, целиком игнорируя ошеломленных присутствующих.
   Майор, человек флегматичный, первым оправился от сокрушительного вмешательства «слабой женщины» и поступил с большой расторопностью и со здравым смыслом, вяло произнеся:
   — Да, мэм. Я немедленно это сделаю, — и выдворил лейтенанта из комнаты.
   Сержанту Хулу, который придержал им дверь, не требовалось особых приглашений: манера его отступления лишь свидетельствовала о том, что только строгое соблюдение дисциплины удерживало сержанта от того, чтобы выскочить из комнаты прежде своего начальника.
   Несколько минут в комнате царило полное молчание, никто не сделал ни одного движения — все актеры из конспирации замерли словно замороженные. Почти все, напрягая слух, обратили свои взоры на дверь. Потом лорд Дэрракотт опустился в кресло у камина и дрожащими руками схватился за подлокотники. Лицо у него посерело, он смотрел прямо перед собой ничего не видящими глазами. Леди Аурелия взглянула на него, а затем отвела глаза, словно от непристойного зрелища. Когда Клод сел на диване и произнес: «Слава богу, все позади!» — она предупреждающе подняла палец и сказала:
   — Не меняй своей позы, пока мы все не удостоверимся, что эти люди ушли. Поскольку вы все выбрали линию поведения столь преступную, сколь вульгарно неуместную, я вынуждена просить вас продолжать свой обман.
   Клод снова улегся на диван, но не преминул заметить:
   — Черт побери, мама! Если вы думаете, что мы выбирали… Кроме того, хотелось бы мне знать, что вы сами-то делали. То есть я хочу сказать…
   — Мне прекрасно известно, что ты хочешь сказать, Клод. Прошу тебя, не воображай, что мое участие в этом унизительном представлении изменило мои принципы, — сурово произнесла ее светлость.
   — Вы были превосходны, мама, — вставил Винсент. — Примите мои сердечные поздравления. Ваш выход я могу назвать кульминацией спектакля.
   — Я возражаю против шаблонов, — заявила ее светлость. — Полагаю, я действительно ускорила уход таможенного офицера, но должна признаться: из того, что мне довелось увидеть, ваших способностей было бы достаточно и без моего вмешательства.
   — Это все Хьюго, — сказала Антея с кривой улыбкой. — Это он все придумал. Мы не знали, что делать. Даже Винсент. Мы просто… мы делали то, что велел нам Хьюго. — Она провела рукой по глазам и добавила: — Это был бой Аякса! Я не хочу сказать, что остальные не были великолепны, особенно Клод. Твои стоны, Клод, почти заставили меня поверить, что ты страдаешь от приступа непереносимой боли.
   — О, неужели? — горько спросил Клод. — На самом деле так оно и было. Хьюго уколол меня булавкой. — Он презрительно обвел взглядом своих родственников. — Да, могу поспорить, вы все думаете, что это чертовски смешно, но когда я увидел Хьюго рядом… Ну, черт с ним! Я понял, чего именно он добивается от меня, он мне это сказал, когда вешал перевязь, поэтому мог бы не втыкать в меня булавок. Как подумаю о том, что мне пришлось перенести сегодня, не говоря уже о том, что меня с ног до головы перепачкали кровью Ричмонда… Ну и сколько мне тут еще лежать? Эти тугие повязки чертовски неудобные, кроме того…
   — Я тебе сочувствую, братец, но мама, как всегда, права. Нам нельзя расслабляться, иначе нас могут застать врасплох. У меня нет дурных предчувствий — ужасный опыт последних нескольких часов показал, что невозмутимая тупая физиономия нашего буйволоподобного кузена обманчива, но мы не можем рисковать целые сутки. Интересно, какую бойкую ложь он скармливает сейчас этому несчастному лейтенанту?