Кучеру было на вид около восьмидесяти; лицо его напоминало морщинистый каштан с длинными белыми усами, загибавшимися вокруг худых щек. Начиная с момента, когда я заговорил, он вполне определенно принял меня за сицилийца.

В Палермо необходимо договариваться с кучерами заранее о цене каждой поездки вне зависимости от расстояния, что, может быть, неудобно для туристов, однако у меня все прошло гладко. Когда я сказал ему, куда намереваюсь ехать, брови у старика поползли вверх, и на его лице отразилось глубочайшее уважение, что не было, впрочем, удивительно. Никто ведь не посещает кладбище ради забавы, а для всякого сицилийца смерть – серьезное дело. Дело постоянного и неугасимого интереса.

* * *

Целью нашего путешествия был старый бенедиктинский монастырь, расположенный в миле от города по направлению к Монте Пеллегрино, и экипажу потребовалось время, чтобы доехать туда, что пришлось весьма кстати, потому что я хотел немного подумать.

А действительно, стоит ли связываться с этим делом? Так уж ли это необходимо? Ответа не было, и, когда я серьезно поразмышлял, то с некоторым удивлением обнаружил, что вполне могу выполнить эту работу с полным отсутствием какого бы то ни было сопереживания, что, однако, не имело значения в данный момент. Совсем недавно моя голова была подобна открытой ране, каждая мысль при этом была до крайности болезненной, однако сейчас...

Солнце скрылось, а с моря надвинулись облака, гонимые холодным ветром. Когда мы достигли монастыря, я сказал кучеру подождать и вышел.

– Извините меня, синьор, – сказал старик, – у вас кто-нибудь похоронен здесь? Кто-то близкий?

– Моя мама.

Странно, но только теперь, в этот самый момент, я почувствовал внутри себя боль, которая поднималась, как наводнение, и грозила переполнить меня, поэтому я повернулся и пошел. Старик перекрестился.

Пройдя через боковые ворота под крытой аркадой, я очутился в небольшом монастырском дворе, где великолепный фонтан в арабском стиле разбрасывал в воздухе причудливые струи, напоминающие серебристые цветы. Дальше, за следующей аркой, находилось кладбище.

В хорошую погоду вид на долину, уходящую вниз к морю, был бы, наверное, весьма привлекателен, но сейчас ветер раскачивал ряды высоких кипарисов, и на мраморные надгробия падали редкие холодные капли начинающегося дождя. Кладбище было большим и тщательно ухоженным, так как похороненные здесь люди принадлежали к сливкам палермской буржуазии.

Я медленно шел по дорожке, под ногами скрипел гравий, и постепенно все вокруг стало приобретать в моих глазах некую нереальную субстанцию. Белесые мраморные лица медленно проплывали мимо, пока я шел, затерянный в лесу причудливых переплетений могильных оград.

Я без труда нашел могилу – она осталась в точности такой, как я ее помнил. Белое мраморное надгробие, окруженное шестифутовой железной оградой, окрашенной в черное с золотым, а в центре – статуя Святой Розалии Пелегринской в натуральную величину.

Приблизив лицо к ограде, я прочел надпись.

РОЗАЛИЯ БАРБАЧЧИА ВИАТТ,

ПРЕЖДЕВРЕМЕННО УШЕДШАЯ

МАТЬ И ДОЧЬ. ДА ОТОМЩЕНА

БУДЕШЬ, – СКАЗАЛ ГОСПОДЬ.

И я вспомнил то, другое утро, когда стоял здесь среди тех, кого это затронуло в Палермо. Священник читал над гробом молитву; рядом со мной стоял дедушка, такой же похолодевший и сурово притихший, как вот эти мраморные статуи. Улучшив момент, я повернулся и пошел сквозь толпу. Когда дед позвал меня, я перешел на бег и продолжал бежать вплоть до той знаменитой встречи в «Огнях Лиссабона» в Мозамбике.

Тем временем ветер стал бросать мне в лицо все более крупные капли. Я сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, отвернулся от ограды и обнаружил, что на меня смотрят. Рядом стоял Марко Гаджини – правая рука моего деда, его пуленепробиваемый жилет, его скала. Однажды я где-то читал, что Виатт Эрп пережил Надгробный Камень только потому, что Док Холлидэй прикрывал ему спину. Мой дед имел для этого Марко.

Марко имел лицо хорошего боксера-тяжеловеса, кем он, впрочем, и был когда-то, с мудрым выражением гладиатора, которому удалось пережить арену.

Его волосы стали чуть более сальными, на лице прибавилось морщин, но в целом он выглядел все так же. Он любил меня когда-то, этот человек, учил боксировать, водить машину, играть в покер и выигрывать – однако деда он любил больше.

Теперь он стоял здесь, засунув руки в карманы голубого нейлонового плаща, и наблюдал за мной, слегка хмурясь.

– Ну как дела, Марко? – непринужденно сказал я.

– Как всегда. Капо хочет видеть тебя.

– Как он узнал, что я вернулся?

– Наверно, кто-то из таможни или иммиграционной службы сказал ему об этом. Какая разница? – Он пожал плечами. – Рано или поздно капо узнаёт обо всем.

– Значит, он все такой же? – проговорил я. – Все еще капо. Я слышал, что Рим должен был поприжать мафию в последнее время.

Марко ухмыльнулся.

– Пойдем, Стейси, а то дождь собирается.

Я покачал головой.

– Не сейчас. Позже. Я приеду сегодня вечером, после того, как у меня будет время подумать. Скажи ему об этом.

Мне с самого начала было ясно, что Марко держит оружие в правом кармане. Он начал вынимать его и обнаружил, что на него смотрит дуло моего «смит-вессона». Он не побледнел – не такой был человек, но что-то все-таки с ним произошло. Он просто в недоумении уставился на меня – вероятно, его поразила скорость моей реакции и осознание того факта, что малыш Стейси наконец-то повзрослел.

– Помедленнее, Марко, слегка помедленнее.

Он вынул «вальтер» тридцать восьмого калибра; я сказал ему положить его на землю и отойти назад. Подобрав «вальтер», я покачал головой.

– Ты меня разочаровываешь, Марко. Мне казалось, ты должен знать, что от автоматического пистолета, применяемого из кармана, мало проку. При первом же выстреле затвор почти всегда цепляется за подкладку.

Он молча стоял, уставившись на меня и будто не узнавая, а я положил «вальтер» в карман.

– Сегодня, Марко, часов в девять. Приеду обязательно. Теперь иди.

Он не двигался, и из-за мраморного надгробия футах в пяти позади него появился Шон Берк с «браунингом» в руке.

– Будь я на вашем месте, я бы его послушался, – заявил он на своем специфическом итальянском.

Марко пошел, ни говоря ни слова, а Берк обернулся и серьезно посмотрел на меня.

– Старый друг?

– Вроде того. Откуда ты взялся?

– Роза быстро снарядила другую машину, и я поехал вслед за «мерседесом» в город – мы решили, что так надежнее. Интереснее нам стало после того, когда мы обнаружили, что у тебя кто-то на хвосте. Кто это был?

– Друг моего деда. Он хочет видеть меня.

– Он должен обладать чертовски хорошо поставленной службой информации, чтобы так быстро узнать о твоем приезде.

– Отменной.

Берк повернулся к ограде и прочел надпись на камне.

– Твоя мама? – Я кивнул. – Ты никогда не говорил мне об этом.

И тут я понял, что мне хочется рассказать ему, что было довольно странно. Будто бы мы снова стали близкими друзьями, или, возможно, я просто сейчас был в таком настроении, что рассказал бы каждому.

– Я как-то говорил тебе, что моя мать родом с Сицилии и что мой дед до сих пор живет здесь, но не припоминаю, чтобы вдавался в подробности.

– Да, что-то не припомню. Ты упоминал его фамилию, но я забыл ее, пока не увидел снова на этом камне.

Я уселся на край надгробия и закурил, задумавшись над тем, насколько много мне стоит говорить ему и как много он в состоянии понять. Для приезжего туриста Сицилия виделась Таорминой, Катаньей, Сиракузами – золотые пляжи, смеющиеся местные жители. Однако внутренняя часть острова представляла собой куда более мрачное место. Суровый пейзаж, бесплодная местность, где борьба велась не столько за хорошую жизнь, сколько за выживание. Мир, где главным словом было «омерта»[4], которое вы можете трактовать как «мужество» для лучшего понимания. Мужество, честь, способность самому решать собственные проблемы, никогда не просить помощи у властей – все это ведет к концепции личной мести, вендетты, и является питательной средой для мафии.

– Что ты знаешь о мафии, Шон?

– Что она возникла в старину как некое секретное общество.

– Правильно. Мафия появилась в период сильного угнетения народа. В то время она была единственным оружием, которым обладал крестьянин, единственным средством борьбы за справедливость. Как и все движения подобного рода, мафия со временем делалась все более и более коррумпированной. Дело кончилось тем, что она схватила крестьянина и всю Сицилию за горло. – Я выбросил сигарету и втоптал ее в гравий. – И держит до сих пор, несмотря на все усилия правительства в Риме.

– Но какое это имеет к тебе отношение?

– Мой дед, Вито Барбаччиа, является «капо мафия» в Палермо, да и во всей Сицилии. Человек номер один. Повелитель Жизни и Смерти. Сейчас в Штатах живет около трех миллионов сицилийцев, и мафия, естественно, передвинулась туда и стала одной из главных ветвей организованной преступности. За последние десять лет некоторых боссов мафии депортировали из Америки. Они вернулись с новыми идеями – проституция, наркотики и так далее. Мафиозо старой закалки, вроде моего деда, ничего не имеет против того, чтобы убивать людей, однако он никогда не пойдет на такого рода дела.

– Так в чем же проблема?

– Понимаешь, они подложили бомбу в его машину – любимый метод устранения соперников в этих кругах. К несчастью, моей матери именно в этот момент захотелось куда-то поехать...

– Боже. – На лице Берка отразились шок и искренняя боль.

– Веришь или нет, – продолжал я, – но я ни черта про это не знал. А может быть, просто не хотел знать. Я вернулся домой на каникулы после окончания первого курса Гарварда, и это случилось на следующий день. В тот же вечер дед рассказал мне все.

– Он пробовал разобраться с человеком, который это подстроил?

– Да, нисколько не сомневаюсь. – Я поднялся. – Что-то я проголодался. Не пора ли возвращаться?

– Прости меня, Стейси, – сказал Берк. – Я виноват перед тобой.

– Почему? Теперь это всего лишь древняя история.

Однако я верил, что он искренен со мной. В кронах кипарисов стонал ветер, разбрасывая по дорожке капли дождя. Я повернулся и зашагал обратно к монастырю.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

После того как мы пообедали, я лег в кровать. Сон пришел сразу, стоило мне только закрыть глаза, а сны я вижу редко. Когда я снова открыл их, часы на прикроватном столике показывали семь тридцать, и было уже почти совсем темно.

Откуда-то доносился неясный шепот голосов. Я поднялся, надел халат и подошел к стеклянным дверям балкона.

Внизу во дворе стоял Берк, опираясь ногой на кромку арaбского фонтана. Его собеседник был плотным мужчиной с коротко подстриженными седыми волосами, который, вероятно, выглядел лучше, чем был на самом деле, благодаря портному, хорошо знающему свое дело.

В нем не было ничего нарочито показного. Очевидно, он подавил в себе желание носить на руке более одного кольца, а белые манжеты рубашки были открыты только на дюйм, будто он тщательно следовал чьим-то инструкциям хорошего тона. Но думаю, что именно галстук портил все дело – такие обычно носят только частные детективы. А когда он достал платиновый портсигар и предложил Берку сигару, то показался мне таким же иррациональным, как и его сад.

Прикурив, он слегка отвернулся и провел рукой по волосам жестом, немного напоминающим женский. Затем увидел меня, стоящего на балконе.

Очевидно, его мгновенная улыбка была натренированной.

– Приветствую вас, – воскликнул он. – Я Карл Хоффер. Как поживаете?

– Чудесно, – отозвался я. – Ваши кровати превосходят все ожидания.

Его произношение слегка удивило меня. Оно было чисто американским, насколько я мог судить, без каких бы то ни было признаков австрийского акцента.

Хоффер улыбнулся Берку:

– Эй, да он мне нравится. – Потом снова посмотрел на меня. – Мы тут собирались немного выпить. Почему бы вам не присоединиться? Заодно и поговорим о деле.

– Через пять минут, – сказал я и вернулся в комнату, чтобы одеться.

* * *

Когда я проходил через холл, из столовой появилась Роза Солаццо с одним из мальчиков, который нес поднос с напитками. Очевидно, в этом году была мода на английские платья. Ее, должно быть, обошлось Хофферу тысяч в пять долларов, не меньше – облако красного шелка, напоминающее пламя в ночи, которое отлично подчеркивало ее глаза и волосы.

– Погодите, – сказала она, приблизившись и поправляя мой галстук, – так, вот так лучше. Знаете, я сегодня вела себя очень глупо. Но я же ничего не знала.

Она говорила по-итальянски, и я отвечал так же.

– Не знали что?

– О, насчет вас. Что ваша мама была сицилийкой.

– Кто же вам сказал?

– Полковник Берк.

– Жизнь полна неожиданностей, не правда ли? – сказал я.

– Не стоит ли нам присоединиться к остальным?

– Как пожелаете.

Я расценил эту фразу как некое подобие отставки, хотя Роза и не казалась раздраженной, однако женщина в ее положении редко может позволить себе роскошь подобного рода эмоций.

Хоффер и Берк разместились в небольшой освещенной беседке, где бил еще один арабский фонтан, точная копия первого. Они сидели за металлическим столиком, украшенным кованым орнаментом, и поднялись, приветствуя меня.

Хоффер был не по сезону загорелым, что обычно означает применение специальной лампы или, в более редких случаях, достаточное количество денег, чтобы иметь возможность следовать за солнцем. На близком расстоянии он показался мне старше – лицо было покрыто сетью морщин. Несмотря на дежурную улыбку, глаза казались холодными и непроницаемыми.

Мы пожали друг другу руки, и он жестом предложил мне сесть.

– Прошу прощения за то, что отсутствовал во время вашего приезда. Мне приходится ездить в Гелу три-четыре раза на неделе. Вы же знаете, эти нефтяные игры отнимают много сил.

Я этого не знал, но помнил Гелу, древнегреческую колонию, в основном как приятный прибрежный городок на другой стороне острова, где были сделаны несколько интересных археологических находок. Я подумал о том, каким образом туда могут вписаться нефтяные вышки и очистные сооружения, и принял из рук Розы предложенный мне большой стакан водки с тоником.

Роза отпустила мальчика и сама обслуживала нас, после чего присела на стоявший чуть поодаль стул, и это означало, что Хоффер полностью доверял ей – факт, относительно которого я имел несколько превратное представление.

Он не стал тратить много времени на вступление и сразу перешел к делу.

– Мистер Виатт, полковник Берк рекомендовал мне вас, как самого подходящего человека для этой работы. Именно поэтому нам пришлось затратить столько усилий, чтобы освободить вас.

– Очень мило с его стороны, – проговорил я с иронией, очевидной для всех, кроме, вероятно, Хоффера, который невозмутимо продолжал:

– Нет нужды повторять, что все мы сейчас полностью зависим от вас, мой юный друг...

И положил руку мне на колено, чего я терпеть не мог, а в голосе его зазвучали сладкоречивые нотки прожженного политикана, который пытается убедить вас, что он так же прост и незатейлив, как доярка на ферме. Я ждал, что он вот-вот сорвется на дифирамбы типа: «Я верю в вас, как в Бога», поэтому прервал его.

– Давайте все-таки проясним одну вещь, мистер Хоффер. Я здесь затем, чтобы заработать двадцать пять тысяч долларов плюс оплаченные вперед издержки.

Хоффер резко выпрямился, а глаза у него сузились и сфокусировались на пучках голубой травы, росших рядом с беседкой. Мне показалось, что он приготовился торговаться, судя по реакции Берка, который смутился и начал было оправдываться:

– Простите меня, мистер Хоффер, Стейси просто не понимает...

Хоффер оборвал его резким движением руки, словно гильотиной.

– Неважно. Мне нравятся люди, которые знают себе цену. Итак, теперь мы знаем, на чем стоим.

Теперь он выглядел совершенно иначе – властный, жесткий человек, прекрасно знающий границу, за которую не отступит, чтобы получить свое. Даже его движения изменились. Щелчком пальцев он подозвал Розу с очередной порцией напитков.

– Половину я плачу вперед, – заявил он. – Вам и Берку.

– А если нам не удастся освободить девушку?

– Тогда вы спокойно выходите из игры.

– А остальные двое?

– Ваши проблемы.

Берк хмурился – оттого, вероятно, что чувствовал себя отстраненным от хода событий. Но вот он еле заметно кивнул. Это меня крайне удивило. Или мне показалось?

Как бы то ни было, я покачал головой и сказал Хофферу:

– Нет, этого недостаточно. Джагер и Легран будут на тех же условиях, или мы не идем вовсе.

Хоффер опять не стал спорить.

– Хорошо. Я дам вам чек, по которому в Палермо вам выдадут деньги хоть завтра. Но он будет выписан на имя полковника Берка, который будет держать банк, пока дело так или иначе не завершится. Мне нужна страховка против кого-нибудь, кто предпочтет синицу в руках.

– Весьма предусмотрительно с вашей стороны.

Берк просто кипел от ярости, но я, не обращая на него внимания, допил свой стакан. Роза поднялась, чтобы подать мне другой, а Хоффер сказал:

– Ну что, теперь можно поговорить о деле? Что вы намереваетесь предпринять?

– Вы уверены, что Серафино скрывается в Каммарате? – спросил я.

– Да, – кивнул он, – его пристанище определенно находится там. Вся информация, которую мне удалось собрать, подтверждает это. Как я полагаю, вы знаете эту местность?

– Я был там. Дикое место.

– Можете не объяснять. Мне пришлось ездить туда одному, чтобы заплатить первый раз.

– И вы встречались с ним?

– С Серафино? – Хоффер кивнул. – Вот как с вами. На мосту, где проходит шоссейная дорога, неподалеку от деревни, называемой Беллона.

– Как он выглядит?

– Я могу показать вам. – Он достал бумажник, вынул фотографию и протянул мне. – Удалось получить через одного знакомого в полиции. Наш друг проходил через их руки не один раз.

Это был типично полицейский снимок, который превращает человека в разновидность неандертальца, который способен, судя по облику, к изнасилованию, убийству и всему, что находится между.

Я покачал головой:

– Это фото ни о чем не говорит мне. Как он выглядит? Опишите его.

– Рост средний, сто шестьдесят пять – сто семьдесят. Темные волосы, длинные темные волосы. – Хофферу явно не нравился мой допрос. – У него одна из тех смуглых физиономий, которые встречаются здесь повсюду – арабская кровь сарацинов, как мне говорили. Типичный сицилиец.

– Похож на меня, не правда ли? – вставил я.

– Да, если хотите. – Он совсем не обиделся. – С тех пор, как была сделана фотография, Серафино потерял глаз. Когда я встретил его, он выглядел каким-то смешливым. Относился к делу, как к одной большой шутке.

Напряжение не покидало Хоффера: его правая рука сжалась в кулак, да так и осталась.

– Мне кажется, Беллона достаточно хорошее место, чтобы начать с него, – сказал я.

– Вы так думаете? – удивился Хоффер. – У меня сложилось впечатление, что большинство жителей деревни состоят в сговоре с бандитами вроде Серафино.

Я посмотрел на Берка.

– Ты будешь представлять туриста. А я сойду за наемного шофера.

– Подходяще, – кивнул он.

Затем я обратился к Хофферу:

– «Мерседес» не подойдет. Необходимо что-нибудь менее помпезное. Можете это организовать?

– Без сомнения. Еще что-нибудь нужно?

– Совсем немногое. Расскажите мне про девушку.

Хоффер озадаченно взглянул на меня.

– Про Джоанну? Я думал, что полковник уже сообщил вам все, что необходимо знать.

– Понимаете, мне бы хотелось послушать, что расскажете про нее лично вы. И как можно подробнее. Понимаете, в таких делах очень важно узнать побольше о главных действующих лицах и попытаться представить, как они могут повести себя в определенной ситуации.

– Да, да, понимаю, – одобрительно закивал Хоффер. – Итак, с чего же начать?

– Когда вы впервые встретили ее, например?

Это случилось, когда Джоанне было двенадцать. Двумя годами раньше ее отец скончался от лейкемии. Хоффер впервые увидел девочку вместе с матерью в Сент-Морице на Рождество; вскоре последовала свадьба и совместная жизнь, которая продолжалась до тех пор, пока жена не погибла в автокатастрофе. Это произошло во Франции четыре месяца назад.

– Насколько я знаю, девочка была далеко не подарок, – сказал я. – Не помогла даже смерть матери, не так ли?

Хоффер устало ссутулился, провел рукой по лицу и вздохнул.

– Подумать только, как же рано можно начать заниматься подобными вещами. Смотрите, Виатт, я все раскладываю для вас по полочкам. Когда Джоанне исполнилось четырнадцать, мать обнаружила ее в постели с нашим шофером, причем он не был первым. С тех пор от нее не было ничего, кроме неприятностей, – один грязный скандал за другим.

– Тогда почему вы идете ради нее на такие расходы?

Он удивленно посмотрел на меня, затем нахмурился, словно эта простая мысль раньше не приходила ему в голову.

– Хороший вопрос. Не из-за большой привязанности, естественно. В ней никогда не было, нет и, признаюсь откровенно, вряд ли будет что-либо хорошее. Может быть, это не ее вина, но дело обстоит именно так. Нет, Виатт, раз уж зашел разговор, я скажу вам так: только ради светлой памяти жены. Это была удивительная женщина. Она подарила мне семь незабываемых лет. После нее могут быть только ОСТАЛЬНЫЕ.

Он говорил вполне искренне, и присутствие Розы Солаццо нисколько не поколебало меня в этом ощущении. Отнюдь не я догадался первым, что сейчас ему просто нужна женщина в доме, ничего более.

– Мне непонятна одна вещь, – сказал я. – Вы не общались с полицией по этому поводу, об этом я знаю. На Сицилии это не просто бесполезно, а во много раз хуже. Но разве вам не приходило в голову просить помощи у мафии?

– Ну и что из этого получилось бы? – рассмеялся Берк. – Знаете, мистер Хоффер, у Стейси мафия просто не выходит из головы. И на то есть причины.

Хоффер успокаивающе помахал рукой.

– Безусловно, я пытался привлечь мафию. Она по-прежнему многим заправляет здесь. Не верьте всякой чепухе, будто Рим начал душить ее. Обычные россказни для туристов – власти не хотят отпугивать приезжих.

– Ну и что у вас получилось?

Он покачал головой:

– Насколько я знаю, Серафино Лентини не в ладах с мафией. И у меня создалось впечатление, что они тоже хотели бы добраться до него.

– Дедушка Стейси тоже имеет какое-то отношение к мафии, – сказал Берк. – Так, Стейси? Сегодня он как раз собирается его навестить.

– Ваш дедушка? – Хоффер нахмурился.

– Вито Барбаччиа, – сказал я, но последовавшего эффекта не ожидал. У Розы Солаццо перехватило дыхание, и она уронила стакан. Хоффер недоверчиво уставился на меня. Все молчали.

– Так вы внук Вито Барбаччиа? – проговорил, наконец, Хоффер.

– Вы слышали о нем, как я полагаю?

– Слышал о нем? А кто нет? И вы едете к нему сегодня?

Я кивнул, а Хоффер покачал головой.

– Невозможно поверить.

– Вы встречались с ним? – спросил Берк.

Хоффер улыбнулся.

– Дважды – на званых вечерах. Но никогда не говорил – такой чести удостаиваются только коронованные особы.

Берк хмуро взглянул на меня, и я понял, что все сказанное мной на кладбище не было до конца воспринято им, а именно такой фундаментальный факт, что мой дед – весьма важная персона.

Я допил свой стакан и поднялся.

– Пойду прогуляюсь немного по саду перед ужином.

– Конечно, конечно. – Хоффер кивнул Розе: – Покажи ему все, ангел мой. Там есть отличный пруд для разведения рыбы. Он просто чудо, мистер Виатт.

ИТАК, ОН СНОВА СТАЛ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ «МИСТЕР».

Странно все-таки влияет фамилия Барбаччиа на людей, ничего не скажешь. А Роза? Стоило мне улыбнуться ей, как она тотчас же смертельно побледнела и опустила глаза. В ее взгляде застыл страх.

БАРБАЧЧИА – МАФИОЗО. Полагаю, что для Розы эти слова были неразделимы. Когда я взял ее под руку, она вся дрожала.

* * *

Хоффер, без сомнения, нанял лучшего местного шеф-повара. Мы ели нарби ди Сан-Паоло – вид жареных пельменей, наполненных творожной массой с сахаром, а также канноли – вероятно, самое популярное сладкое блюдо на Сицилии, – рулет с яйцом и кремом. Все пили марсалу, слишком сладкое для меня вино, поэтому передо мной стояла бутылка «зибиббо» с острова Пантелерия – анисовое вино с весьма своеобразным вкусом, который вы отвергаете или признаете с первого раза.

Мы обедали на веранде, и получилось нечто вроде маленькой светской вечеринки; даже Пайет и Легран вели себя в высшей степени благообразно. Позднее, когда вино подействовало, беседа немного оживилась. Пайет уделял много внимания Розе, держась, однако, в строгих рамках приличий, а Легран раскрепостился настолько, что даже раз или два улыбнулся.

Затем подали кофе – йеменский «мокко». Я взял свою чашку и отошел к краю веранды. Смех сделался громче, и никто не обратил внимания на мое отсутствие.

Поднявшись к себе в комнату, я достал из ящика стола «смит-вессон» в кожаной кобуре и пристегнул оружие к поясу. Затем пару раз вытащил револьвер, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Внезапно в комнату вошел Берк. Прикрыв дверь, он облокотился о косяк.

– Ждешь неприятностей?

– Не знаю.

Я засунул «смит-вессон» в кобуру, застегнул пиджак, и положил полдюжины патронов в левый карман, а «вальтер» Марко опустил в правый.