На деле все оказалось гораздо лучше, чем он ожидал. Их комнаты были на первом этаже — как только он додумался попросить об этом! Метрдотель отнесся к нему с пониманием и посадил их за стол неподалеку от двери. Глаза у матери заблестели, когда она оглядела обеденный зал и увидела элегантных посетителей. Через два стола от них оказался лорд Бэррингтон, кузен которого служил в двадцать пятом полку его королевского величества. Заметив Брайана, он оторвался от жареного со сметаной омара и поспешил к ним засвидетельствовать свое почтение, суетясь и производя шума больше, чем того хотелось бы Брайану. Тем не менее благодаря ему у Брайана появилась возможность доказать матери, что днем она сделала неправильный вывод. Поскольку Бэррингтон был навеселе, он не жалел восторженных слов в адрес леди Бору и заявил, что она скорее похожа на сестру лорда Бору, чем на его мать. Меган краснела и хихикала, жадно прислушиваясь к словам Бэрринггона о том, какой герой ее сын и что в целой стране нет более достойного претендента на рыцарское звание, чем лорд Бору.
   Еда была очень вкусной, как, впрочем, и вино — Брайан в самом деле заказал шампанское. К тому времени, когда матери подали ромовую бабу, Брайан основательно обмяк и подобрел. Он откинулся в кресле и, потягивая бренди, с удовольствием наблюдал за выражением ее лица, когда она попробовала лакомство.
   — О-о-о! — восхитилась Меган и широко улыбнулась. — Я должна узнать у повара рецепт!
   Именно в этот момент Брайан обратил внимание на разговор за соседним столом. До него долетело имя «Уоллингфорд». Беседа шла между двумя молодыми людьми и двумя молодыми женщинами, одетыми по последней моде. Он прислушался к ним, но таким образом, чтобы его интерес к разговору был не заметен.
   — …везучий дьявол, — проговорил один из мужчин.
   — Как? — воскликнула в притворном гневе весьма эффектная брюнетка. — Ты хочешь сказать, Чарльз, что готов предпочесть меня такой, как она?
   — У нее нет ни пенса, — сказала другая леди.
   — У нее вполне приличное имение, — вставил первый джентльмен.
   — Но кажется, она не наследует его, — заметила вторая леди.
   — Не имеет значения. — Мужчина помахал вилкой и продолжил, не прожевав котлету из молодого барашка: — Ее манеры и поведение искупают все. Я был в Ярлборо на Пасху. Я видел бой на рапирах.
   — В самом деле? — Брюнетка с интересом наклонилась к говорившему. — И она действительно так сильна в фехтовании, как все говорят?
   — Лучше, — лаконично ответил джентльмен. — Она выиграла бы у меня.
   — Не могу поверить — появиться на публике в бриджах! — фыркнула вторая леди.
   — Они отменно сидят на ней, — возразил ее компаньон.
   — Брай! — Мать протянула ему на вилке кусочек ромовой бабы. — Ты должен это попробовать! Это нечто…
   — Тихо! — оборвал ее Брайан. Она удивленно уставилась на него, но ему было наплевать. Он отчаянно хотел знать, чего тот парень, который присутствовал на фехтовальном поединке, не может понять. Увы, поздно. Слова молодого человека вызвали взрыв смеха за столом. Дай Бог, чтобы смеялись не по адресу Николь, с яростью подумал Брайан, опуская руку к бедру, где когда-то была его шпага.
   Снова заговорила брюнетка:
   — Конечно же, они под стать друг другу! — живо сказала она, потянувшись к бокалу с вином.
   — На ее фоне он выглядит карликом, — возразила вторая дама.
   На нее тут же все набросились:
   — Она всего лишь чуточку повыше!
   — Миранда, ну ты и язва!
   — Верно, он чуть пониже, — признала брюнетка. — Ну и что из того? Неужели из-за этого она должна предпочесть Уоллингфорду кого-то другого?
   — Это ненормально, — упрямо повторила Миранда.
   — Им это кажется нормальным, — возразил ее компаньон. И добавил: — Энтони говорил мне, что он купил огромное кольцо у Дебира. С бриллиантом в окружении сапфиров. Это обошлось ему в десять тысяч фунтов.
   «О нет, — подумал Брайан. — Только не сапфиры и бриллианты. Это не для нее. Кошачий глаз, либо топаз, или, возможно, янтарь. Да-да, янтарь с золотом. Вот что купил бы ей я».
   — Должна признаться, — вздохнула брюнетка, — надоедает, когда тебя постоянно сравнивают с амазонкой и находят в тебе недостатки. Научись я фехтовать, я бы тебе больше нравилась?
   — Я не могу любить тебя больше, чем люблю, — утешил ее кавалер.
   Брайан почувствовал, как у него заныло сердце. Как бы реагировали эти люди, если бы претендентом был он, а не Уоллингфорд? Если они испытывают жалость к Уоллингфорду — сыну и наследнику герцога, за его недостаточно высокий рост, то как бы они посмотрели на мужчину, который даже на собственных ногах стоять не может? «Я правильно поступил, отпустив ее», — подумал он.
   У леди Бору был отличный слух. От нее не укрылось, что сын проявил неожиданное внимание к соседнему столу, и она тоже навострила уши. Пока леди Бору с таким аппетитом ела ромовую бабу, она внимательно наблюдала за выражением лица Брайана, которое постоянно менялось: жадное любопытство уступило место гневу, он даже сделал движение рукой, словно собирался достать шпагу, и наконец на его лице появилось выражение отрешенности и печали. И когда леди Бору предлагала сыну попро-бовать ромовую бабу, она лишь хотела удостовериться в том, что внимание сына действительно приковано к разговору за соседним столом.
   Итак, теперь она знала. Мисс Хейнесуорт, для которой лорд Уоллингфорд купил кольцо, была той причиной, ради которой они приехали в Лондон. Конечно, она узнала не так уж много, но гораздо больше, чем если бы осталась в Стратклайде.
   — Прости меня, мама, — тихо сказал Брайан, — за грубость. Просто я… задумался.
   — Поверь мне, я сожалею, что вторглась в твои мысли. — Меган тоже размышляла. Вряд ли она способна одобрительно отнестись к какой-то английской девушке, разбившей ему сердце; она хотела лишь облегчить страдания сына. Однако мисс Хейнесуорт оказалась вовсе не такой, как ожидала Меган. Она показалась ей удивительно… цельной. Земной. Девушку не вывели из равновесия ни хлещущий дождь, ни тот факт, что ее экипаж чуть не перевернулся. От Меган не укрылся и тот факт, что вожжи находились в руках мисс Хейнесуорт в тот момент, когда лошади остановились.
   Итак. Эта девушка, которую не смущает, что ее нарядное платье измялось и промокло. Славная девушка с обворожительными золотистыми глазами. И молода! Еще не замужем. Меган побаивалась, что ее своевольный сын влюбился в чью-то жену или, что еще хуже, в какую-нибудь даму легкого поведения вроде актрисы. Ах, какие отличные дети могли бы у них быть, подумала Меган и мгновенно представила себе Тобермау, наполненный внуками, охотничьими собаками и котятами. А она зимним вечером сидит перед камином и заплетает косички девочке…
   — Мама!
   — Да?
   — У тебя… такой счастливый вид.
   Леди Бору снова вернулась к действительности. Дела обстояли далеко не так, как ей представилось. Существовал Уоллингфорд, с которым девушка, кажется, помолвлена. И еще эта проклятая гордость Брайана — препятствие, которое нельзя недооценивать. Не говоря уже о том, что времени у нее было не так-то много.
   — Почему бы мне не быть счастливой? — ответила леди Бору. — Если мой сын исполнил мое заветное желание.
   — Какое — поездка в Лондон? Ты могла бы приехать сюда много лет тому назад, если бы сказала, что тебе этого хочется.
   Хотя, честно говоря, это было неправдой. Для нее не нашлось бы места в городском круговороте его жизни… до пушечного ядра. Неправда ли, странно, что вынужденная неподвижность может так изменить твои взгляды? Его мать была для него сейчас гораздо лучшей компанией, чем девушки, которых он ранее угощал вином и обедами, так же как Николь стоила двадцати жеманных мисс, или неудовлетворенных семейной жизнью жен, или элегантных куртизанок, за которыми он так пылко ухаживал. Может, он повзрослел?
   Господи, она сделала его счастливым. Даже воспоминание о том, как счастливы они были, приносило утешение.
   Затем появилась тревожная мысль: будет ли она счастлива с Уоллингфордом?
   Конечно, будет, тут же он ответил себе. Почему бы нет? Этот хлыщ ее любит. Он купил ей кольцо.
   Сапфиры и бриллианты. Брайан закрыл глаза, чтобы это представить. Возможно, нынче вечером она примет его предложение. Возможно, они уже празднуют это знаменательное событие вместе, и проклятая штучка поблескивает у нее на руке. Какими словами Уоллингфорд высказал свое предложение? «Я люблю тебя», — так сказала ему она. А он чем ей ответил?
   Брайан заставил себя открыть глаза и посмотреть на мать. Она закончила десерт, потягивала кофе и терпеливо ждала. Брайан встрепенулся:
   — Прошу прощения. Я плохой собеседник. Но я помню, что обещал свозить тебя в Воксхолл, чтобы ты посмотрела на танцы.
   — Знаешь, я сегодня устала для такого выхода, — призналась леди Бору. — Должно быть, мой возраст дает о себе знать.
   Брайан жестом попросил подать счет. Когда они поднялись всего на один пролет лестницы и подошли к номеру, он пожелал матери спокойной ночи и поцеловал ее. Хейден ожидал Брайана с виски. Брайан с благодарностью принял подношение.
   — Слишком тяжелый день для вас, — заметил слуга, стягивая сапог с правой ноги хозяина.
   — Да, день был длинный, — признал лорд Бору.
   Он заснул в кресле, и ему снились ночи в дешевой кентской гостинице, мягкие, разметавшиеся по подушке волосы Николь и атласные на ощупь груди.
 
   — Николь, — шепотом сказал Уоллингфорд на фоне звучащей музыки, — давайте выйдем на террасу.
   Николь чувствовала себя усталой и сердитой, и ей не хотелось сносить его поцелуи.
   — Я наслаждаюсь программой, — сказала она.
   — Я знаю нечто такое, чем вы наслаждаетесь гораздо больше, — подмигнул он.
   Николь с трудом удержалась от зевка. Почему-то в этот вечер ей совсем не хотелось позволять ему ласки и притворяться, что они ее волнуют.
   Гвен и Бесси, сурово напомнила себе Николь. Однако даже этот весьма сильный раздражитель не помогал ей преодолеть чувство отвращения. Она посмотрела на холеные белые руки Уоллингфорда, вспомнила поездку на экипаже, его полное непонимание опасности, которой они подвергались…
   — Пошли, — нетерпеливо прошептал он. Герцогиня посмотрела на него любящим взглядом.
   — Ну хорошо. — Разве у нее был выбор? Раньше Николь никогда ему не отказывала. Ее сегодняшний отказ мог бы вызвать подозрения. Правда, Уоллингфорд ничего не знал о лорде Бору… проклятие, она опять думала о нем, хотя поклялась, что не будет думать. Она покаянно позволила Уоллингфорду увести себя от слушающих музыку гостей к выходу.
   — Ах, какая ночь! — На террасе Уоллингфорд вздохнул и посмотрел на небо. Николь проследила за его взглядом. Как много звезд… почему не может найтись для нее единственная, счастливая? — Уоллингфорд оперся о стену, поманил ее пальцем. — Идите сюда, душа моя. Он потянул ее к себе, обнял, прижался губами к ее лбу. — Я так люблю вас, Николь!
   Опять это «люблю». Что он под ним понимает? В течение всего времени, которое они провели вместе, темы их разговоров не выходили за пределы тех дивертисментов, которые они слушали, либо одежды гостей, либо выяснения, кто за кем ухаживает, а с его стороны — о том, как прекрасна будет жизнь, когда они поженятся. Николь не могла отделаться от мысли, что подобные разговоры могла бы вести скорее со школьной подругой, а не с мужчиной, который заявляет, что влюблен в нее.
   Что-то вдруг щелкнуло в ее памяти.
   — Да? — откликнулся он, пощипывая ей мочку уха.
   — Почему вы не были в армии?
   Он удивленно отпрянул от нее:
   — А почему я должен там быть?
   — Не знаю. Я слышала, вы часто говорили об угрозе Англии со стороны Наполеона.
   Следует отдать ему должное за то, что он испытал смущение.
   — Дело в том, дорогая, что я не создан для этого. Вся эта жизнь… грязь в окопах, палатки, грубая пища…
   — Вы кому-то за это заплатили?
   Он поморщился.
   — Отец заплатил, но так делают многие любящие отцы. Я единственный ребенок. — Единственным ребенком был и Брайан Бору. — Наверное, вы думаете, что я трус, — заключил он смущенно.
   — Нет! Я просто поинтересовалась.
   Уоллингфорд снова посмотрел на звезды.
   — Я бы пошел, — сказал он тихо после паузы. — Я даже хотел. Но отец сказал — и с ним трудно было поспорить, — что я принесу мало пользы. Я не такой уж здоровяк. И не был им с детских лет. Я пытался… делать упражнения, развивать силу. Но я не слишком одарен в таких областях, как бокс или борьба.
   Николь пожалела, что затеяла этот разговор. В его голосе ощущалась боль, и ей было неприятно это слышать.
   — У каждого из нас свои таланты, — начала она и поняла, что они впервые коснулись вопросов, которые никогда ранее не обсуждали, что он открывает ей душу, как когда-то ей того и хотелось. Почему же тогда она чувствует себя так неловко?
   — Я не могу придумать, какой талант можно обнаружить у меня, — невесело улыбнулся Уоллингфорд.
   — Вы очень хороший друг, — сказала Николь, не подумав о том, как это может прозвучать.
   — Друг, — произнес он с дрожью в голосе.
   — Ой, Энтони! — Она протянула руку, взяла его ладонь. — У вас так много отличных качеств. Вы блестяще танцуете. Вы сама элегантность. Вы умеете расположить к себе человека. Как здорово вы сумели сделать так, что я почувствовала себя непринужденно в тот первый вечер, когда вы меня увидели…
   — Я подумал, что вы просто мечта, — сказал с улыбкой Уоллингфорд.
   — Вам никогда не узнать, как много для меня значило то, — призналась она, — что вы пригласили меня танцевать. Это навсегда изменило мою жизнь.
   — Понятно, чтобы и дальше двигаться вверх. — Уоллингфорд вздохнул. — Но не достаточно для того, чтобы вы захотели выйти за меня замуж.
   Николь молча смотрела на камни под своими ногами.
   — Я уже говорила: дело не в вас. Просто я не готова выйти замуж.
   — Не готовы выйти замуж за меня.
   — Больше никого нет!
   — А лорд Бору? — спросил Уоллингфорд с поразившей Николь проницательностью.
   Она быстро подняла на него глаза:
   — Что вы знаете о лорде Бору?
   — То, что знают все: что он развратник и негодяй.
   — Это верно, он таков, — энергично подтвердила Николь.
   — Что это тем не менее не остановило многих женщин, и они подпадали под его чары.
   — Но это все в прошлом, — возразила Николь. — Сейчас он всего лишь… — Как выразился сам Брайан? — Пустая раковина.
   — Я рад это слышать, — похоже, Уоллингфорд приободрился. — Когда мы встретили его сегодня на Холлингсфордской дороге, я было подумал…
   — Всякая женщина, если она в здравом уме, — решительно заявила Николь, — должна бежать от Брайана Бору как от чумы.
   Уоллингфорд сунул руку в свой жилет.
   — В таком случае, — начал он, — возможно, сегодня вы наконец примете это. — Он достал алую бархатную коробочку.
   Николь задержала дыхание. «Он даже не хотел мне показаться, — подумала она. — Он пытался спрятаться в карете. Он спрятал голову в тень и выглянул лишь тогда, когда его вынудила к этому его мать. И умчался пулей прочь сразу же после представления и формальных приветствий. Ни малейшего намека на то, что было между нами… На что еще ты надеешься, несчастная дурочка?»
   Она внимательно посмотрела на Энтони, который молча стоял перед ней. «Ты совершаешь большую ошибку, — напомнила она себе. — Он хороший человек. И сегодня он продемонстрировал, что недоволен тем жребием, который выпал ему в жизни, точно так же ты недовольна своим». Николь вспомнила об упреках матери, затем представила, как Энтони выслушивает упреки своего отца.
   Опять же это поможет решить будущее Гвен и Бесс, девушки смогут дебютировать в свете с незапятнанной репутацией, их не будет преследовать шлейф скандала, от которого пострадает академия.
   «И он любит меня, — горячо сказала себе Николь. — С чего у меня такие колебания?»
   Страсть. Огонь в его глазах, когда он обнимал ее, когда входил в нее. Его прикосновения были такие, что с ними ничто не может сравниться. Он перевернул всю ее жизнь.
   Подозрения матери. Ужас Томми перед лордом Бору.
   Ложь, с которой ей придется жить…
   А ложь, с которой она живет сейчас?
   Уоллингфорд стал засовывать коробочку снова в жилет.
   — Я подожду, — произнес он с таким смирением, что у нее защемило сердце. — Подожду, пока вы будете готовы. Но я смогу сделать вас счастливой, Николь. Я знаю, что смогу.
   Николь положила на его руку свою, набрала в легкие воздуха:
   — Я выйду за тебя, Энтони.
   Он недоверчиво посмотрел ей в глаза:
   — Выйдешь?
   Она кивнула и не смогла сдержать улыбки при виде радости, осветившей его лицо. Он обвил ее руками и бросился целовать ее волосы, нос, рот.
   — Николь, ах, Николь, ты сделала меня самым счастливым человеком на свете. — Схватив девушку за руку, он потащил ее в дом и, ворвавшись в дверь, крикнул: — У меня объявление! — От его крика музыканты пришли в смятение. К нему бросились встревоженные мать и отец. — Мисс Хейнесуорт приняла мое предложение! — С некоторым опозданием вспомнив о кольце, он попытался надеть его на палец. Однако кольцо застряло на первом суставе. — Проклятие, — пробормотал он. — Завтра же его расширю.
   Но это обстоятельство осталось незамеченным, утонув в радостных возгласах. Герцог и герцогиня, а также гости направились к Энтони и Николь.
   — Добро пожаловать в нашу семью, дорогая! — с чувством произнесла герцогиня.
   А ее муж обнял Николь и расцеловал в обе щеки:
   — Мы счастливы и рады за вас!
   Николь принимала поздравления, улыбалась, думая о том, как обрадуются мать и Томми. Всем его страхам придет конец.
   — Николь! — возбужденно воскликнул Энтони и потянул ее к танцевальной площадке. — Это наш танец!
   Он повел ее. Это была кадриль. Николь не сбивалась в танце. На ее лице не гасла улыбка. Никто вокруг не мог заметить того, как щемило у нее сердце.
   По крайней мере Бесс и Гвен теперь будут в безопасности, печально успокоила себя Николь.

Глава 26

   Утром восемнадцатого июля Меган, леди Бору, проснулась рано и решила попить чаю с тостами, принесенными ей в номер отеля «Савой». Вместе с чаем неожиданно для нее принесли свежий выпуск газеты, который она стала просматривать. В ее родном уголке Стратклайде нечто похожее на газету существовало в местной таверне, где на пробковой доске местные жители прикалывали объявления о продаже поросят, о найме рабочих или о своей готовности предложить желающим котят, и Меган именно под этим углом поинтересовалась, что делается в большом мире. Большая часть новостей не затрагивала ее души, зато она с интересом прочитала отчет о положении на Фламандском фронте, где ранее служил Брайан. Утешительного было мало, в то же время она порадовалась, что ее сын дома и находится в безопасности, хотя это и стоило ему ноги.
   В нижней части первой страницы Меган увидела врезку с заголовком «Городские слухи», набранным крупным жирным шрифтом. Ну вот, фыркнула Меган, только бесстыжие англичане способны выставлять свои скандальные новости всему миру. Она уже хотела было перевернуть страницу, как ей бросилось в глаза знакомое имя, упоминаемое в первом абзаце: мисс Николь Хейнесуорт.
   Меган поднесла газету поближе к окну, где было посветлее.
 
   Наконец это получило официальное подтверждение. Герцог Стаффорд подтвердил давние слухи о помолвке его сына и наследника Энтони, лорда Уоллингфорда, и несравненной мисс Николь Хейнесуорт. Дата свадьбы пока не определена…
 
   Какое-то время Меган сидела без движения, уставясь в прочитанные строки. Этого не может — не должно быть! После того как она проделала свой нелегкий путь и оказалась здесь! После того как судьба оказалась столь благосклонной к ней и позволила так быстро определить объект устремлений Брайана! К этому наверняка сейчас приложил руку сам дьявол! Меган скомкала газету и отшвырнула ее, напугав горничную, которая удивленно уставилась на госпожу.
   — Мэм? — спросила она.
   — Мне нужно платье! — заявила Меган. — И мигом! Не стой здесь как статуя! Принеси мне полосатое утреннее платье и пеструю шаль! И быстро займись моей прической!
   — Куда мы направимся? — спросила горничная, бросаясь выполнять приказания.
   — Ты останешься здесь! Найдешь Хейдена и скажешь ему, что его светлость не должен видеть ни этой, ни других сегодняшних газет! Ты это усвоила, девочка?! — воскликнула Меган. — Та мотнула головой. — Да поторопись же ради Бога!
   В мгновение ока девушка принесла платье, чулки и сапоги. Меган нетерпеливо постукивала ногой, пока горничная ее причесывала и надевала шляпу.
   — Послать за каретой, мэм? — сгорая от все возрастающего любопытства, спросила горничная.
   — Нет времени! Я найму на улице. — Меган схватила ридикюль. — И скажи Хейдену — никаких газет!
   — Да, мэм! — ошеломленно проговорила горничная, глядя на хозяйку, которая решительным шагом направилась к двери. — Ваша шаль, мэм!
   Меган накинула шаль на плечи. Если поначалу она разнервничалась, то сейчас почувствовала себя вполне спокойной. Она делала то, что должна сделать, ради Брайана, ради безлюдных коридоров замка Тобермау, которые просили о том, чтобы появились следы маленьких ножек на полу и ручек на стенках. Меган одолела единственный пролет лестницы и прошла через мраморный вестибюль.
   — Мне нужна карета, — заявила он молодому человеку в парадной униформе, который открыл перед ней дверь.
   — Да, конечно, мэм. — Он махнул рукой в перчатке, и первый из стоявших на улице в ряд черных экипажей подкатил к выходу.
   — Куда прикажете, мадам? — спросил возница, когда швейцар передал Меган ему.
   — Куда? Боже милосердный, если бы я знала! — Она повернулась к швейцару, широко раскрыв глаза: — Я должна найти девушку. Ее имя — Хейнесуорт, Николь Хейнесуорт.
   — Хэнк? — вопросительно посмотрел на возницу швейцар.
   — Хейнесуорт… — Он несколько секунд подумал, затем покачал головой: — Не знаю…
   — Ну как-то же ее можно найти! — в отчаянии воскликнула Меган.
   — Это большой город, мэм, — с сочувствием сказал швейцар.
   — Но вы поймите! Это вопрос… — Она на мгновение задумалась и закончила: — Вопрос жизни и смерти!
   Это и в самом деле было так.
   — Если у вас нет адреса, мэм, невозможно отыскать человека.
   — Стой, погоди! — вскрикнул Хэнк и побежал вдоль стоявших в ряд экипажей. Меган видела, как он по очереди подходил к своим приятелям-возницам. У четвертого экипажа он остановился, что-то выслушал, затем вскинув вверх руку и побежал обратно.
   — Улица Полумесяца, пятнадцать, — сообщил он, усаживаясь снова на облучок.
   — Благодарю тебя, Господи, — пробормотала Меган и сунула шиллинг швейцару.
   — Благодарить нужно Хэнка, — заметил швейцар, закрывая дверцу кареты.
   — Да, я отблагодарю! — пообещала она. — И пожалуйста, как можно быстрее на эту улицу!
   Хэнк мгновенно отреагировал на ее слова и пустил лошадей с такой скоростью, что Меган вынуждена была откинуться назад на подушки. Она засмеялась. Наверняка был какой-то знак, если ей так быстро удалось выяснить адрес. Она поправила шляпку. Дело жизни и смерти…
 
   Томми Хейнесуорт проснулся восемнадцатого июля, чувствуя себя гораздо счастливее, чем все это время, начиная с того промозглого утра во Фландрии, когда он распечатал письмо от матери; и это несмотря на тяжесть в голове, которую он испытывал после выпитого накануне вечером шампанского. Наконец-то все разрешилось. Помолвка Никки с Уоллингфордом стала свершившимся фактом. Он собственноручно написал объявление в раздел «Городские слухи» сразу после полуночи. Он послал слугу за газетой и с величайшим удовлетворением прочитал свое объявление. Томми почувствовал такое воодушевление, что спустился вниз, чтобы позавтракать в неслыханно ранний час, когда часы едва пробили восемь.
   Отдав дань яичнице и филе под беарнским соусом, он снова и снова с радостной ухмылкой перечитывал строки объявления. Девушка, подававшая на стол, также улыбалась.
   — Мы так рады за вашу сестру, сэр, — застенчиво проговорила она, наливая ему кофе. — Такой славный джентльмен, лорд Уоллингфорд. — Она наверняка будет счастлива.
   Она будет счастлива, черт возьми! Она поступила правильно. А мать — Господи, да баронесса была просто без ума от радости, когда Уоллингфорд привез Никки домой и объявил о помолвке. Даже лорд Хейнесуорт вышел из своего кабинета, чтобы их поздравить. Правда, он выглядел несколько ошеломленным, но кто на его месте чувствовал бы себя иначе? Как-никак Никки поймала на крючок самого престижного жениха во всей Англии. Томми в изумлении покачал головой. Теперь он может отправляться на войну с чистой совестью. Будущее рисовалось очень радужным.
   Послышался стук дверного молоточка. И горничная, и Томми в недоумении посмотрели на часы.
   — Еще нет и половины девятого, — недовольно пробормотала девушка. Затем лицо у нее просветлело. — Вероятно, цветы для мисс Хейнесуорт от лорда Уоллингфорда. Нахальные торговцы не станут входить через парадную дверь!
   Симмонс, дворецкий, поспешил вниз. Томми испытал прилив сочувствия к нему: дворецкий был на ногах и после двух часов ночи, открывая бутылки с шампанским по случаю знаменательного события. Горничная направилась в кухню за вазой.
   Томми откусил кусок филе и, жуя, продолжал любоваться печатным свидетельством блестящего будущего Николь. Он имел право поздравить себя, ибо ничего подобного не было бы, не образумь он свою сестру. И вдруг до него дошло, что между дворецким и визитером идет довольно жаркая перепалка. Томми отложил газету и прислушался. Помимо голоса Симмонса до него долетел также женский голос. Он не был слишком громким, однако звучал весьма настойчиво и твердо. Заинтересовавшись, Томми встал и подошел к входной двери, с порога которой увидел переднюю часть вестибюля.