Страница:
Вот я и опознала этого типа, невзирая на очки. Они помогли ему как мёртвому припарки.
Долго ещё сидела я на лавочке, оцепенев от ужаса. Под платком скрывался, оказывается, холерный Болеков босс, личность которого я установила сегодня утром, и, значит, разговор они вели о Болеке. Ну конечно же, тощий, бородатый… А я собственными ушами слышала, что кто-то сдохнет от полученных травм.
И выходит, тот, кто сдохнет от нанесённого его здоровью ущерба, — Болек!
Узнав о моих опасениях, Болек как-то не очень испугался, возможно, просто не до конца мне поверил.
— Вы считаете, что они покушаются на мою жизнь? — недоверчиво переспросил он. — Ведь покушались уже, да ничего у них не вышло. Все комбинации сорвались.
— Боюсь, это песня будущего. Комбинации когда-то осуществятся, и сразу после этого тебя прикончат. Не переживай, я постараюсь не допустить этого, вот только пока не знаю как. Не станешь же ты ходить в железных доспехах! На всякий случай постарайся пока ничего не пить и не есть в их обществе.
— А они пока и не торопятся меня угощать. Что же касается доспехов, возможно, мысль и неплохая. Не знаете, где здесь ближайший музей? Потому как больше нигде их не найдёшь. Не волнуйтесь, есть и пить с ними не собираюсь, если предложат мне стаканчик горячительного — случайно уроню стакан, так всегда поступают в детективах, сколько раз видел в кино.
— Не нервируй меня, не то скажу, что о тебе думаю! Простыми словами, как рабочий со стройки…
— О, скажите! — живо заинтересовался Болек. Кажется, я немного поскрежетала зубами, потом взяла себя в руки.
— Я бы вообще не хотела терять тебя из виду, хотелось бы, чтобы все время ты был у меня на глазах. А сейчас куда мы едем?
— Можете свернуть в Лесничувку.
Я охотно воспользовалась советом Болека, очень было бы неплохо оступиться в прохладных водах Балтики.
Невзирая на скептическое отношение к собственной судьбе, Болек послушно выполнил моё истерическое пожелание и на четвереньках выполз из машины, а к воде пробирался кустами. Я наконец прохладилась, обрела какое-никакое душевное равновесие и почти спокойно пообщалась в воде с Болеком, который, переговорив со мной, с наслаждением поплыл в голубую даль. Единственное место, где я могла за него не опасаться, была вода, ибо я знала Болека с его младенческих лет, знала, что море — его стихия, знала о его просто сверхъестественных, на мой взгляд, способностях в морских видах спорта и лишь удивлялась, почему он никогда не выступает на официальных соревнованиях. Был бы олимпийским чемпионом, как пить дать!
По сравнению с Крыницей пляж в Лесничувке можно было считать безлюдной пустыней, лишь в отдалении, дальше к Пескам, слонялись отдельные нудисты, что нам не мешало. Нудисты вообще меня никогда не интересовали, не видела я в них ничего особенного. Нравится им ходить голыми — их дело. Нравится выставлять на солнце голые задницы — пожалуйста, их задницы. Дело вкуса, ибо эти части тела у большинства из них были ярко-красного цвета, ну точь-в-точь как у павианов. Впрочем, не уверена, может, этот вид обезьян называется резусами? Надо бы проверить в энциклопедии. Видела я таких обезьян и на свободе, и в зоопарках: большие, кудлатые, с голыми малиновыми задницами. Вон тот нудист ну вылитый павиан!
Через какое-то время мы с Болеком смогли спокойно обсудить проблемы. Прежде всего, как поддерживать постоянную связь, причём так, чтобы никто не догадался.
— А ты уверен, что они ничего не знают? Болек не понял.
— Чего не знают?
— Ну, того, что ты босса знаешь в лицо? Понятия не имею, с какой целью скрывают это от тебя, но ведь зачем-то им это нужно?
— Откуда им знать? — со снисходительной улыбкой произнёс Болек. После того как он проплыл свои несколько километров в море, пришёл в замечательное настроение. Море всегда благотворно на нем сказывалось. — И сдаётся мне, я ихнего босса лучше их знаю, вон ведь, сами же сказали, что с бородатым он общался с платком на морде. Пани просто повезло, счастливый случай…
— Ох, как нам пригодился бы профессионал! Человек, который умеет делать выводы…
Уже вечером позвонил Яцек. Это он здорово придумал — радиотелефон!
— Нашёл! — с торжеством заявил Яцек. — По отпечаткам пальцев, сидел с отцом за столом. Зовут Хенрик Шмагер, шестёрка в их банде, такой, знаете, на подхвате, выполняет отдельные поручения. Нашёл я его по отпечаткам пальцев, очень хорошая вещь эти отпечатки, с их помощью можно многое выяснить и доказать. Я пособирал их где только можно, набралось множество, но я тщательно записывал, где чьи. И мы сравнили их с теми, от сержанта. Ну и одни совпали, с высокой точностью, говорю пани, как в банке — все сошлось! Теперь отловлю этого Шмагера, сначала как следует по морде получит, а уж потом я развяжу ему язык, признаюсь пани, аж руки чешутся.
Я понимала Яцека и не осуждала, только поинтересовалась:
— Ты надеешься ещё сегодня его отловить?
— Сегодня не получится, его нет дома, и никто не знает, где сейчас этот клоп, в какую щель забился. Ну да я своего добьюсь, оставил там человека стеречь. Хочу его в Крыницу привезти…
— Связанного?
— А хотя бы и так! Я намерен устроить очную ставку, чтобы не мог отпереться. И никакой он не размашистый, не придурок, специально делал из себя шута горохового, чтобы отца ненароком задеть. По полученным мною сведениям, тип этот страшно напуган, может, где и притаился, и неудивительно, причин у него предостаточно. Нет, не выключайте, это ещё не все, говорю же пани, отпечатки пальцев — гениальная вещь! Я тут научился их классно снимать, порошок раздобыл первый сорт, правда, помогает мне один такой — профессионал. Так вот, сдаётся мне, что я случайно и на Вежховицкого вышел.
Я не выдержала пассивной роли слушателя.
— Если все это ты сделал один, без ментов, без свидетелей — грош цена твоим открытиям! Неужели не понимаешь? Частному лицу не поверят ни прокуратура, ни суд, глядишь, тебя же ещё обвинят в злостном оговоре или как он там у них называется…
Не на того напала, Яцек заявил твёрдо и непреклонно:
— А на оговор мне ….., не считайте меня за идиота, знаю, что и как делать. И знаете, по-моему, уже понял, в чем тут вообще дело, не хватает кое-каких конкретных доказательств, ну да это лишь вопрос времени, вообще же материала у меня пруд пруди. Завтра привезу Шмагера, не беспокойтесь, расколется!
И он отключился.
Я долго не могла успокоиться. Вот, пожалуйста, какие потрясающие результаты можно получить и при частном расследовании! Разумеется, я отдавала себе отчёт в том, что, по сравнению со мной, Яцек располагает гораздо большими возможностями, к тому же с детства по уши сидит вместе с отцом в этих их холерных бизнесах, знает все нюансы, знает людей, знает, чего от них можно ожидать, на какие штучки они способны. Ну наконец-то забурлит это стоячее болото, вонь пойдёт такая, что просто невозможно будет сделать вид, будто её не замечают.
И я принялась раздумывать над тем, как это произойдёт. Сначала заставить Шмагера заговорить. Это Яцек сумеет — силой, хитростью, с помощью денег, на худой конец. Предположим, действительно Шмагер спровадил Гавела на тот свет. Предположим, Шмагер упрётся всеми четырьмя лапами, будет отбиваться копями и зубами, не захочет признаться. Яцек закусил удила, пойдёт на все, но правду из него выжмет. Хотя и сейчас понятно, сделал это мерзавец не для собственного удовольствия. Сведения, которыми располагал Гавел, его угрозы и насмешки были слишком многим опасны, нет, Шмагер действовал не в одиночку. Расколется, нет сомнений, скажет, кто послал его на убийство, а тот важнее исполнителя. А потом этот подонок Шмагер может хоть в Аргентину сбежать, это уже значения не имеет, если предварительно всю сволочь на свет Божий вытянет, а я уж сама постараюсь поднять вокруг дела как можно больше шуму, и Яцек прав — ….., мне на оговор!
Столь радужная перспектива привела меня в восторг, я как-то упустила из виду то обстоятельство, что и мне могут попытаться заткнуть рот. После того как я в Варшаве разделала под орех ипподромную мафию, а она не попыталась перерезать мне горло, я пришла к выводу — видно, не такая уж важная я персона, и слава Богу. Да что там я, есть много других, которые знают больше меня, и с завтрашнего дня число знающих начнёт стремительно расти! Ключом к дальнейшему развитию событий является Шмагер. Вот интересно, что Яцек станет делать с ним, когда доберётся до подонка? Сразу станет потрошить или для начала уши пообрывает? Ох, как хотелось присутствовать при этом, хотя зрелище и не из приятных, но очень уж хочется услышать, что тот расскажет. Да нет, ничего не станет обрывать, существуют другие, более цивилизованные способы…
Минут через десять после звонка Яцека ко мне в окно влез Болек. Разумеется, я не замедлила поделиться с ним радостной новостью, разумеется, Болек ей обрадовался, но был какой-то встрёпанный. Тут только до меня дошло — не станет парень в пол-одиннадцатого ночи без причины меня тревожить.
— Ну? — вопросительно буркнула я.
— Вот именно, — вздохнул Болек. — Получил очередную инструкцию — так сказать, общего характера. Как я и предполагал, подбросили мне в комнату. Теперь я должен каждый день находиться в Лесничувке с двенадцати дня до трех…
Я удивилась — ведь это для него не такая уж неожиданность, с самого начала велели ему околачиваться в Лесничувке.
— А теперь задание усложнили, — мрачно пояснил Болек. — Я не договорил, пани меня перебила, мне ведено каждые полчаса навещать бункер и рыться там в углу. Понимаете, от меня требуется кошмарная пунктуальность, выходит, я должен туда-сюда бегать с часами в руках с точностью до секунды! И к тому же должен изображать из себя местною рыбака, сшиваться у лодок в рыбацкой одежде, никакой я не турист и не отдыхающий.
— Что такое рыбацкая одежда?
— Да уж никаких цветастых плавок, обычные портки, ковбойка, резиновые сапоги. Ковбойку, если жарко, имею право скинуть, рыбаки снимают. А если дождь — черт их знает, зюйдвестка, наверное, только вот откуда я её возьму?
— Из магазина.
— Как же, разбежался, не столько у меня денег, чтобы выбрасывать на ненужную вещь. И ещё я обязан помогать настоящим рыбакам, когда те вокруг своих лодок хлопочут, уж не знаю, подпирать их, что ли. Должен им глаза мозолить, это ясно сказано в инструкции. Что это за новые выдумки?
— Возможно, потом тебе велят свистнуть их лодку, вот и надо, чтобы тебя запомнили, — предположила я. — Ох, слишком все это запутано, столько всего наворочено — не разобраться. А где товар?
— Понятия не имею, с тех пор, как забрали, назад не вернули. Но, как пани видит, состояние боевой готовности не отменяется. И остаются в плане два путешествия. А знаете, может, вы и правы насчёт того, что потом заставят лодку свистнуть, как-то раз интересовались, умею ли я обходиться с рыбацкой лайбой.
— А ты умеешь?
Болек удивился вопросу.
— Ещё бы! Со всем, что по воде плавает, я умею обходиться. Выходит, в бункере меня будет ждать инструкция, получу я её в последний момент, и мы ничего не успеем сделать…
Решение я приняла мгновенно.
— Значит, я там тоже буду. Поблизости, на пляже. В бункер сбегаю после тебя, сделаю вид, что забежала переодеться. И если кто станет за мной следить, примет меня за последнюю кретинку, потому как в качестве раздевалки помещение совершенно непригодное, ну да уж пусть принимает, переживу.
— И в самом деле, пусть принимает, не все ли пани равно, — утешил меня Болек. — Ведь вы же не собираетесь выставлять своей кандидатуры на выборах?
— Ты прав, не собираюсь, не то, как законченную кретинку, как раз бы и выбрали.
Мы ещё способны были шутить, не предполагая, что очень скоро нам предстоит пережить ужасные мгновения. Они уже приближались к нам большими шагами…
Я тоже ничего посоветовать не могла, ибо потеряла всякую способность соображать. Уж если полицейский был ошарашен случившимся, что же говорить о впечатлительной женщине? А полицейский, явно растерянный и огорчённый, машинально размешивал сахар в чашке с кофе, сидя у меня в комнате за столом, и, похоже, собирался провертеть ложечкой дыру в чашке.
— А вы вообще-то сахар положили? — осмелилась поинтересоваться я, по собственному печальному опыту зная, что бывает по-всякому.
— Что? — очнулся сержант. — Кажется, нет.
— Ну так положите, будет, по крайней мере, что размешивать.
Бросив на меня взгляд обиженной лани, сержант послушался совета. Просто жалость брала смотреть на парня! Видимо, эта жалость и помогла мне прийти в себя. Надо же кому-то и делом заняться.
— Давайте вместе думать, — предложила я. — Иногда рассуждение вслух здорово помогает…
Болек же в Лесничувке действовал точно по инструкции: появился ровно в полдвенадцатого, спустился к воде, посидел, любуясь морским пейзажем, и полез вверх по склону дюн.
Приблизительно через час, когда немногочисленные загорающие покинули пляж, ибо время близилось к обеду, он опять спустился и принялся пялиться на подплывающий к берегу рыбацкий катер. Полюбовавшись, он повернулся к морю задом, осмотрел пляж, очень стараясь не замечать меня, поднялся на верхушку дюны и исчез где-то в районе бывшего пограничного пункта.
И в самом деле подходила пора обеда, было уже полвторого. За неимением ничего лучшего, я тоже уставилась на приближающийся рыбачий катер с уловом камбалы. На нем было три рыбака. К берегу они подошли легко, чувствовался опыт экипажа катера, да и море было спокойно. Вот один из них спрыгнул в воду и сразу же направился через пляж наверх, на верхушку дюны, где находился механизм, включающий лебёдку для вытаскивания на берег лодок и катеров, и где околачивался в данный момент Болек. Вскоре и второй спрыгнул в воду и на берегу раскопал канат с крючком на конце. Третий рыбак остался на борту судна, которое потихоньку покачивалось у самого берега. Первый рыбак включил наверху механизм лебёдки, второй зацепил за трос крюком своего каната, канат натянулся, и катер медленно вполз на песок, причём винт ещё находился в воде.
Тот рыбак, который прицепился к тросу, вдруг крикнул и принялся кому-то махать, глядя на берег поверх моей головы. Первый рыбак остановил мотор, а второй с присоединившимся к нему третьим подошли и принялись внимательно разглядывать крюк, оживлённо переговариваясь. Потом замахали рукой, призывая первого. Тот, видимо, закрепил трос и сбежал по склону дюны к товарищам. Вот они уже все трое принялись дебатировать над канатом и крюком, а их катер наполовину, кормой, все ещё сидел в воде.
Рыбакам что-то явно не нравилось, что-то тревожило. Они ещё немного посовещались, затем, как видно приняв решение, все трое поднялись наверх, и вскоре я услышала шум автомобильного двигателя. Наверное, сели в машину и уехали. Наполовину вытянутый на берег катер они так и оставили на канате, прицепленном к тросу лебёдки. Из-за какой-то неисправности катер не могли совсем вытянуть на берег, не могли даже подтянуть повыше, но отцеплять не стали, чтобы он не уплыл. Наверное, полагалось кого-то оставить или на катере, или на пляже, но рыбаки почему-то уехали все трое.
А моё внимание уже переключилось на другое, рыбаками я перестала заниматься.
К этому времени пляж совсем опустел, оставалась только я, вдалеке какая-то пара и двое мужчин. Они шли издали и медленно приближались к тому месту, где я сидела. Один тащился по песку со стороны Морской Крыницы, действительно тащился, нога за ногу, как паралитик какой, а второй приближался с противоположной стороны, от Песков. Не дойдя до рыбачьего причала метров тридцати, этот второй остановился и принялся любоваться морем, а первый все тащился, не останавливаясь. Взглянув на часы, я подумала — время Болеку опять подниматься к бункеру за возможными инструкциями. На это у парня уйдёт минуты четыре, может, пять, надеюсь, он тоже потащится туда не спеша, чтобы не привлекать внимания. Правда, непонятно, чьё внимание мог бы привлечь Болек, пляж совсем опустел, а эти явно никем не интересуются. Трое рыбаков уехали, к берегу приближался следующий рыбацкий катер, но был он ещё далеко.
Тот мужчина, что шёл со стороны Крыницы, добрался-таки до каната, который удерживал катер и перерезал ему путь, и засомневался — перешагнуть или обойти. Полный кретин, я бы ни за что не стала рисковать, обошла бы стороной, однако крикнуть, предупредить кретина не могла, ибо, во-первых, он был ещё довольно далеко от меня, а во-вторых, ветер все равно дул в другую сторону и отнёс бы мой крик в море. И тут вдруг мне послышался шум мотора кем-то включённой лебёдки. Что такое? Точно, застучал мотор испорченной лебёдки! Туг уж я с тревогой взглянула на кретина, который теперь стоял и пялился вдаль, действительно кретин, я невольно тоже взглянула туда, куда тот смотрел. Там стоял второй мужчина, который в этот момент повернулся и как-то подчёркнуто демонстративно взглянул на наручные часы. Идиот вдруг решился и перекинул ногу через канат, я вскочила с матраса, собираясь все-таки закричать, и в этот момент трос лебёдки с силой дёрнулся.
Глаза я закрыла на мгновение позже, чем следовало бы.
Стальная змея совершила нечто чудовищное. Завиваясь спиралями, её серебристая петля с быстротой молнии стегнула воздух, со свистом рассекая его. И не только его…
К несчастному я не бросилась. Не только потому, что он уже ни в какой помощи не нуждался, но просто не могла двинуться с места. Ноги не повиновались и казалось, вот-вот потеряю сознание. А рядом с тем, что осталось от пострадавшего, оказались двое мужчин, одним из них был тот, что шёл со стороны Песков. Увидев случившееся, причаливавшие рыбаки поторопились и кто-то из них прыгнул в воду, не дожидаясь, пока катер подойдёт к берегу. По склону дюны скатился какой-то голый мужчина, завернувшись в купальное полотенце, примчалась замеченная мною вдали пара. Сверху спустился Болек.
При виде его я сумела взять себя в руки и тоже бросилась к месту катастрофы. Там, стараясь не глядеть на останки несчастного, я прошипела Болеку в ухо:
— Смывайся, идиот! Именно это они задумали! Теперь пришьют тебе, ведь это ты пустил в ход лебёдку! Смывайся, но сначала надень цветастые плавки! Марш отсюда!
Невозможно было несколькими словами передать все, что хотела, отсюда и логические пропуски, но Болек понял меня. Бледный, с трясущимися губами, он с трудом удержался, чтобы не кинуться на помощь пострадавшему, хотя это и не имело никакого смысла. Прошептав в ответ: «Это не я!» — как будто я и без него не знала! — он развернулся и собрался подняться наверх, откуда только что сбежал.
— Да не туда! — дёрнула я его за рубаху. — Там тебя перехватят. Через дюны!
Невзирая на испытанное потрясение, Болек не растерял кондиции и моментально исчез с глаз долой, а я так и не могла понять, как ему удалось взлететь по отвесному склону дюны, не оставив следов.
Но взлетел!
Тут к нам подбежали рыбаки с причалившей наконец лайбы. Одного из них я предложила подбросить в полицию, чтобы сообщил о случившемся. Он попросил меня сделать это, быстро объяснил, как добраться до ближайшего полицейского отделения. И пусть они вызовут «скорую», напомнил он. Я кинулась к машине, только тут вспомнила, что у меня есть радиотелефон Яцека. Вытащив его из бар-дачка, я набрала нужный номер. Возвращаясь, увидела джип, мчавшийся к рыбачьей пристани. Наверное, тот, на котором уехали рыбаки с первого катера. Только почему-то их теперь было двое.
О том, что произошло, я узнала уже вечером того же дня. Комендант полиции прекрасно понимал, для какой цели одолжил нам сержанта Гжеляка, и не гнал меня из комендатуры. Произошло же следующее.
На ловлю камбалы рыбаки отправились вдвоём, никакого третьего с ними не было, и все тут! Всегда они ловят вдвоём, они здешние, их все знают, всегда справляются вдвоём, зачем им третий? Вернулись они, значит, с уловом, один выскочил на берег, прицепил их канат к тросу лебёдки, поднялся к мотору, включил, потянул. Тут выскочил на берег второй, увидел, что петля у крюка перетерта, три канатные волокна лопнули, остальные еле держатся, того и гляди тоже лопнут. Непонятно с чего, ещё вчера все было в порядке. Он крикнул напарнику, тот остановил лебёдку, вдвоём они помчались за другим канатом и инструментами, катер оставили, как стоял, боялись тронуть, а отцепить — в море унесёт. Ну, они и смотались в момент, а когда вернулись, застали от человека одно мокрое место. И понятия не имеют, кому в башку пришло включить лебёдку. Когда уезжали, пляж был пустой, только у бывшего пограничного пункта околачивался какой-то посторонний тип, ну да они на него внимания не обратили, незнакомый, зачем он им? Они торопились.
Голый в простыне ничего не видел, ничего не знает, загорал себе на склоне дюны, услышал страшный крик, слетел вниз и увидел весь этот ужас. Думал, может, какая помощь понадобится. На вопрос, сколько народу столпилось у катера и пострадавшего, ответил, что не считал, думает, человек пять. Потом ещё набежали. Одна женщина была, он, голый, видел, как бегом бежала вверх по склону, наверное, чтобы позвонить в полицию. А больше он ничего не знает.
Рыбаки со второго катера сразу поняли — беда случилась, они-то сообразили — трос лопнул. Издалека видели, как по песку какой-то мужчина шёл к этому месту, но потом его скрыл из глаз первый катер, и сам момент несчастного случая они не видели, заслонял катер, они ещё надеялись, может, обошлось. Да, подплывая к берегу, они видели трех мужчин, кроме пострадавшего. Один перед этим на пляже торчал, второй выскочил откуда-то из-за дюн, полотенцем обернулся, а третий сверху сбежал. И вот этот третий наверняка должен знать, кто же запустил мотор лебёдки, скорее всего, он сам это сделал.
Показания того, который шёл по пляжу со стороны Песков, получить не удалось, ибо он исчез ещё до появления полиции. Это неудивительно, мало приятного оказаться свидетелем несчастного случая.
Исчез и тот, что сверху сбежал. Как метеор блеснул и исчез. А прибежавшей издали молодой паре показалось, что с горушки спустились двое, один сразу, а второй попозже. Первый даже помог вытащить второй катер, вытягивали его руками, в создавшейся ситуации ни у кого не хватило духа включить лебёдку. А второй куда-то подевался. Ни одного из них молодые люди не знали, но готовы поклясться, что оба были с бородами.
Ознакомившись со всеми протоколами опроса свидетелей, я заявила:
— Чистую правду сказали только рыбаки, что приплыли на втором катере. Те, что приплыли на первом, врут как сивые мерины, а остальные перепутали все, что можно. Бородатый сверху вовсе не сразу прибежал, а перед Болеком, а Болек вообще явился последним.
— Зато пани была единственным свидетелем, который все видел с начала и до конца, — отрешённо заметил комендант. — И я не знаю, что мне с пани делать.
— Придушить! — посоветовала я.
— Да нет, я думаю — обнародовать ваше присутствие или нет. Третьего рыбаки наверняка взяли на борт без ведома боцмана и теперь не признаются, потому что это запрещается. Очень пригодился бы свидетель, который выведет их на чистую воду, но, может, лучше не говорить о наличии такого свидетеля.
Я взяла в руки один из протоколов.
— Минутку, а что показывают рыбаки со второго катера?
— Они были ещё далеко от берега, когда причалили первые, и не все видели, занятые своими делами. Очень интересует меня тот, третий. И вообще сбежало в общей сложности три свидетеля. Одного из них вы знаете.
Пришлось признать:
— Знаю, сшивался наверху, и теперь на него станут валить. Попытаются обвинить его в случившемся, правда, пока не представляю, каким образом. Я уже и раньше догадывалась, что из него собираются сделать козла отпущения, и пожалуйста, не спрашивайте, почему и зачем, сама не знаю. Но могу поклясться — в роковой момент его у лебёдки не было, это я точно знаю, на часы смотрела, а у них все точно по часам было расписано. Немного сумбурно я объясняю, пан комендант, но уж поверьте, так оно и было.
Комендант неплохо соображал и, невзирая на сумбур, все понял, ведь история с Болеком хорошо ему была известна с моих слов.
Долго ещё сидела я на лавочке, оцепенев от ужаса. Под платком скрывался, оказывается, холерный Болеков босс, личность которого я установила сегодня утром, и, значит, разговор они вели о Болеке. Ну конечно же, тощий, бородатый… А я собственными ушами слышала, что кто-то сдохнет от полученных травм.
И выходит, тот, кто сдохнет от нанесённого его здоровью ущерба, — Болек!
* * *
Трудно представить, как я напереживалась, пока не разыскала Болека. Обнаружила я его, живого и невредимого, на автовокзале, и только тогда перевела дыхание. И разжала зубы. Оказалось, со стиснутыми зубами я металась по всей Крынице, будучи уверена, что обнаружу лишь хладный труп парня.Узнав о моих опасениях, Болек как-то не очень испугался, возможно, просто не до конца мне поверил.
— Вы считаете, что они покушаются на мою жизнь? — недоверчиво переспросил он. — Ведь покушались уже, да ничего у них не вышло. Все комбинации сорвались.
— Боюсь, это песня будущего. Комбинации когда-то осуществятся, и сразу после этого тебя прикончат. Не переживай, я постараюсь не допустить этого, вот только пока не знаю как. Не станешь же ты ходить в железных доспехах! На всякий случай постарайся пока ничего не пить и не есть в их обществе.
— А они пока и не торопятся меня угощать. Что же касается доспехов, возможно, мысль и неплохая. Не знаете, где здесь ближайший музей? Потому как больше нигде их не найдёшь. Не волнуйтесь, есть и пить с ними не собираюсь, если предложат мне стаканчик горячительного — случайно уроню стакан, так всегда поступают в детективах, сколько раз видел в кино.
— Не нервируй меня, не то скажу, что о тебе думаю! Простыми словами, как рабочий со стройки…
— О, скажите! — живо заинтересовался Болек. Кажется, я немного поскрежетала зубами, потом взяла себя в руки.
— Я бы вообще не хотела терять тебя из виду, хотелось бы, чтобы все время ты был у меня на глазах. А сейчас куда мы едем?
— Можете свернуть в Лесничувку.
Я охотно воспользовалась советом Болека, очень было бы неплохо оступиться в прохладных водах Балтики.
Невзирая на скептическое отношение к собственной судьбе, Болек послушно выполнил моё истерическое пожелание и на четвереньках выполз из машины, а к воде пробирался кустами. Я наконец прохладилась, обрела какое-никакое душевное равновесие и почти спокойно пообщалась в воде с Болеком, который, переговорив со мной, с наслаждением поплыл в голубую даль. Единственное место, где я могла за него не опасаться, была вода, ибо я знала Болека с его младенческих лет, знала, что море — его стихия, знала о его просто сверхъестественных, на мой взгляд, способностях в морских видах спорта и лишь удивлялась, почему он никогда не выступает на официальных соревнованиях. Был бы олимпийским чемпионом, как пить дать!
По сравнению с Крыницей пляж в Лесничувке можно было считать безлюдной пустыней, лишь в отдалении, дальше к Пескам, слонялись отдельные нудисты, что нам не мешало. Нудисты вообще меня никогда не интересовали, не видела я в них ничего особенного. Нравится им ходить голыми — их дело. Нравится выставлять на солнце голые задницы — пожалуйста, их задницы. Дело вкуса, ибо эти части тела у большинства из них были ярко-красного цвета, ну точь-в-точь как у павианов. Впрочем, не уверена, может, этот вид обезьян называется резусами? Надо бы проверить в энциклопедии. Видела я таких обезьян и на свободе, и в зоопарках: большие, кудлатые, с голыми малиновыми задницами. Вон тот нудист ну вылитый павиан!
Через какое-то время мы с Болеком смогли спокойно обсудить проблемы. Прежде всего, как поддерживать постоянную связь, причём так, чтобы никто не догадался.
— А ты уверен, что они ничего не знают? Болек не понял.
— Чего не знают?
— Ну, того, что ты босса знаешь в лицо? Понятия не имею, с какой целью скрывают это от тебя, но ведь зачем-то им это нужно?
— Откуда им знать? — со снисходительной улыбкой произнёс Болек. После того как он проплыл свои несколько километров в море, пришёл в замечательное настроение. Море всегда благотворно на нем сказывалось. — И сдаётся мне, я ихнего босса лучше их знаю, вон ведь, сами же сказали, что с бородатым он общался с платком на морде. Пани просто повезло, счастливый случай…
— Ох, как нам пригодился бы профессионал! Человек, который умеет делать выводы…
Уже вечером позвонил Яцек. Это он здорово придумал — радиотелефон!
— Нашёл! — с торжеством заявил Яцек. — По отпечаткам пальцев, сидел с отцом за столом. Зовут Хенрик Шмагер, шестёрка в их банде, такой, знаете, на подхвате, выполняет отдельные поручения. Нашёл я его по отпечаткам пальцев, очень хорошая вещь эти отпечатки, с их помощью можно многое выяснить и доказать. Я пособирал их где только можно, набралось множество, но я тщательно записывал, где чьи. И мы сравнили их с теми, от сержанта. Ну и одни совпали, с высокой точностью, говорю пани, как в банке — все сошлось! Теперь отловлю этого Шмагера, сначала как следует по морде получит, а уж потом я развяжу ему язык, признаюсь пани, аж руки чешутся.
Я понимала Яцека и не осуждала, только поинтересовалась:
— Ты надеешься ещё сегодня его отловить?
— Сегодня не получится, его нет дома, и никто не знает, где сейчас этот клоп, в какую щель забился. Ну да я своего добьюсь, оставил там человека стеречь. Хочу его в Крыницу привезти…
— Связанного?
— А хотя бы и так! Я намерен устроить очную ставку, чтобы не мог отпереться. И никакой он не размашистый, не придурок, специально делал из себя шута горохового, чтобы отца ненароком задеть. По полученным мною сведениям, тип этот страшно напуган, может, где и притаился, и неудивительно, причин у него предостаточно. Нет, не выключайте, это ещё не все, говорю же пани, отпечатки пальцев — гениальная вещь! Я тут научился их классно снимать, порошок раздобыл первый сорт, правда, помогает мне один такой — профессионал. Так вот, сдаётся мне, что я случайно и на Вежховицкого вышел.
Я не выдержала пассивной роли слушателя.
— Если все это ты сделал один, без ментов, без свидетелей — грош цена твоим открытиям! Неужели не понимаешь? Частному лицу не поверят ни прокуратура, ни суд, глядишь, тебя же ещё обвинят в злостном оговоре или как он там у них называется…
Не на того напала, Яцек заявил твёрдо и непреклонно:
— А на оговор мне ….., не считайте меня за идиота, знаю, что и как делать. И знаете, по-моему, уже понял, в чем тут вообще дело, не хватает кое-каких конкретных доказательств, ну да это лишь вопрос времени, вообще же материала у меня пруд пруди. Завтра привезу Шмагера, не беспокойтесь, расколется!
И он отключился.
Я долго не могла успокоиться. Вот, пожалуйста, какие потрясающие результаты можно получить и при частном расследовании! Разумеется, я отдавала себе отчёт в том, что, по сравнению со мной, Яцек располагает гораздо большими возможностями, к тому же с детства по уши сидит вместе с отцом в этих их холерных бизнесах, знает все нюансы, знает людей, знает, чего от них можно ожидать, на какие штучки они способны. Ну наконец-то забурлит это стоячее болото, вонь пойдёт такая, что просто невозможно будет сделать вид, будто её не замечают.
И я принялась раздумывать над тем, как это произойдёт. Сначала заставить Шмагера заговорить. Это Яцек сумеет — силой, хитростью, с помощью денег, на худой конец. Предположим, действительно Шмагер спровадил Гавела на тот свет. Предположим, Шмагер упрётся всеми четырьмя лапами, будет отбиваться копями и зубами, не захочет признаться. Яцек закусил удила, пойдёт на все, но правду из него выжмет. Хотя и сейчас понятно, сделал это мерзавец не для собственного удовольствия. Сведения, которыми располагал Гавел, его угрозы и насмешки были слишком многим опасны, нет, Шмагер действовал не в одиночку. Расколется, нет сомнений, скажет, кто послал его на убийство, а тот важнее исполнителя. А потом этот подонок Шмагер может хоть в Аргентину сбежать, это уже значения не имеет, если предварительно всю сволочь на свет Божий вытянет, а я уж сама постараюсь поднять вокруг дела как можно больше шуму, и Яцек прав — ….., мне на оговор!
Столь радужная перспектива привела меня в восторг, я как-то упустила из виду то обстоятельство, что и мне могут попытаться заткнуть рот. После того как я в Варшаве разделала под орех ипподромную мафию, а она не попыталась перерезать мне горло, я пришла к выводу — видно, не такая уж важная я персона, и слава Богу. Да что там я, есть много других, которые знают больше меня, и с завтрашнего дня число знающих начнёт стремительно расти! Ключом к дальнейшему развитию событий является Шмагер. Вот интересно, что Яцек станет делать с ним, когда доберётся до подонка? Сразу станет потрошить или для начала уши пообрывает? Ох, как хотелось присутствовать при этом, хотя зрелище и не из приятных, но очень уж хочется услышать, что тот расскажет. Да нет, ничего не станет обрывать, существуют другие, более цивилизованные способы…
Минут через десять после звонка Яцека ко мне в окно влез Болек. Разумеется, я не замедлила поделиться с ним радостной новостью, разумеется, Болек ей обрадовался, но был какой-то встрёпанный. Тут только до меня дошло — не станет парень в пол-одиннадцатого ночи без причины меня тревожить.
— Ну? — вопросительно буркнула я.
— Вот именно, — вздохнул Болек. — Получил очередную инструкцию — так сказать, общего характера. Как я и предполагал, подбросили мне в комнату. Теперь я должен каждый день находиться в Лесничувке с двенадцати дня до трех…
Я удивилась — ведь это для него не такая уж неожиданность, с самого начала велели ему околачиваться в Лесничувке.
— А теперь задание усложнили, — мрачно пояснил Болек. — Я не договорил, пани меня перебила, мне ведено каждые полчаса навещать бункер и рыться там в углу. Понимаете, от меня требуется кошмарная пунктуальность, выходит, я должен туда-сюда бегать с часами в руках с точностью до секунды! И к тому же должен изображать из себя местною рыбака, сшиваться у лодок в рыбацкой одежде, никакой я не турист и не отдыхающий.
— Что такое рыбацкая одежда?
— Да уж никаких цветастых плавок, обычные портки, ковбойка, резиновые сапоги. Ковбойку, если жарко, имею право скинуть, рыбаки снимают. А если дождь — черт их знает, зюйдвестка, наверное, только вот откуда я её возьму?
— Из магазина.
— Как же, разбежался, не столько у меня денег, чтобы выбрасывать на ненужную вещь. И ещё я обязан помогать настоящим рыбакам, когда те вокруг своих лодок хлопочут, уж не знаю, подпирать их, что ли. Должен им глаза мозолить, это ясно сказано в инструкции. Что это за новые выдумки?
— Возможно, потом тебе велят свистнуть их лодку, вот и надо, чтобы тебя запомнили, — предположила я. — Ох, слишком все это запутано, столько всего наворочено — не разобраться. А где товар?
— Понятия не имею, с тех пор, как забрали, назад не вернули. Но, как пани видит, состояние боевой готовности не отменяется. И остаются в плане два путешествия. А знаете, может, вы и правы насчёт того, что потом заставят лодку свистнуть, как-то раз интересовались, умею ли я обходиться с рыбацкой лайбой.
— А ты умеешь?
Болек удивился вопросу.
— Ещё бы! Со всем, что по воде плавает, я умею обходиться. Выходит, в бункере меня будет ждать инструкция, получу я её в последний момент, и мы ничего не успеем сделать…
Решение я приняла мгновенно.
— Значит, я там тоже буду. Поблизости, на пляже. В бункер сбегаю после тебя, сделаю вид, что забежала переодеться. И если кто станет за мной следить, примет меня за последнюю кретинку, потому как в качестве раздевалки помещение совершенно непригодное, ну да уж пусть принимает, переживу.
— И в самом деле, пусть принимает, не все ли пани равно, — утешил меня Болек. — Ведь вы же не собираетесь выставлять своей кандидатуры на выборах?
— Ты прав, не собираюсь, не то, как законченную кретинку, как раз бы и выбрали.
Мы ещё способны были шутить, не предполагая, что очень скоро нам предстоит пережить ужасные мгновения. Они уже приближались к нам большими шагами…
* * *
— Такого ещё не было, чтобы человека убили тросом от лебёдки для вытягивания лодок, — с недоумением и чем-то напоминающим претензию произнёс сержант Гжеляк. — Просто не представляю, как взяться за дело.Я тоже ничего посоветовать не могла, ибо потеряла всякую способность соображать. Уж если полицейский был ошарашен случившимся, что же говорить о впечатлительной женщине? А полицейский, явно растерянный и огорчённый, машинально размешивал сахар в чашке с кофе, сидя у меня в комнате за столом, и, похоже, собирался провертеть ложечкой дыру в чашке.
— А вы вообще-то сахар положили? — осмелилась поинтересоваться я, по собственному печальному опыту зная, что бывает по-всякому.
— Что? — очнулся сержант. — Кажется, нет.
— Ну так положите, будет, по крайней мере, что размешивать.
Бросив на меня взгляд обиженной лани, сержант послушался совета. Просто жалость брала смотреть на парня! Видимо, эта жалость и помогла мне прийти в себя. Надо же кому-то и делом заняться.
— Давайте вместе думать, — предложила я. — Иногда рассуждение вслух здорово помогает…
* * *
В Лесничувку я отправилась к одиннадцати. До этого в укрытии дожидалась прибытия Яцека со Шмагером, а дождалась Зигмуся. Этот, подобно охотничьей собаке, в поисках меня прочёсывал окрестности, но меня не учуял, все-таки не собака. А Яцек так и не появился.Болек же в Лесничувке действовал точно по инструкции: появился ровно в полдвенадцатого, спустился к воде, посидел, любуясь морским пейзажем, и полез вверх по склону дюн.
Приблизительно через час, когда немногочисленные загорающие покинули пляж, ибо время близилось к обеду, он опять спустился и принялся пялиться на подплывающий к берегу рыбацкий катер. Полюбовавшись, он повернулся к морю задом, осмотрел пляж, очень стараясь не замечать меня, поднялся на верхушку дюны и исчез где-то в районе бывшего пограничного пункта.
И в самом деле подходила пора обеда, было уже полвторого. За неимением ничего лучшего, я тоже уставилась на приближающийся рыбачий катер с уловом камбалы. На нем было три рыбака. К берегу они подошли легко, чувствовался опыт экипажа катера, да и море было спокойно. Вот один из них спрыгнул в воду и сразу же направился через пляж наверх, на верхушку дюны, где находился механизм, включающий лебёдку для вытаскивания на берег лодок и катеров, и где околачивался в данный момент Болек. Вскоре и второй спрыгнул в воду и на берегу раскопал канат с крючком на конце. Третий рыбак остался на борту судна, которое потихоньку покачивалось у самого берега. Первый рыбак включил наверху механизм лебёдки, второй зацепил за трос крюком своего каната, канат натянулся, и катер медленно вполз на песок, причём винт ещё находился в воде.
Тот рыбак, который прицепился к тросу, вдруг крикнул и принялся кому-то махать, глядя на берег поверх моей головы. Первый рыбак остановил мотор, а второй с присоединившимся к нему третьим подошли и принялись внимательно разглядывать крюк, оживлённо переговариваясь. Потом замахали рукой, призывая первого. Тот, видимо, закрепил трос и сбежал по склону дюны к товарищам. Вот они уже все трое принялись дебатировать над канатом и крюком, а их катер наполовину, кормой, все ещё сидел в воде.
Рыбакам что-то явно не нравилось, что-то тревожило. Они ещё немного посовещались, затем, как видно приняв решение, все трое поднялись наверх, и вскоре я услышала шум автомобильного двигателя. Наверное, сели в машину и уехали. Наполовину вытянутый на берег катер они так и оставили на канате, прицепленном к тросу лебёдки. Из-за какой-то неисправности катер не могли совсем вытянуть на берег, не могли даже подтянуть повыше, но отцеплять не стали, чтобы он не уплыл. Наверное, полагалось кого-то оставить или на катере, или на пляже, но рыбаки почему-то уехали все трое.
А моё внимание уже переключилось на другое, рыбаками я перестала заниматься.
К этому времени пляж совсем опустел, оставалась только я, вдалеке какая-то пара и двое мужчин. Они шли издали и медленно приближались к тому месту, где я сидела. Один тащился по песку со стороны Морской Крыницы, действительно тащился, нога за ногу, как паралитик какой, а второй приближался с противоположной стороны, от Песков. Не дойдя до рыбачьего причала метров тридцати, этот второй остановился и принялся любоваться морем, а первый все тащился, не останавливаясь. Взглянув на часы, я подумала — время Болеку опять подниматься к бункеру за возможными инструкциями. На это у парня уйдёт минуты четыре, может, пять, надеюсь, он тоже потащится туда не спеша, чтобы не привлекать внимания. Правда, непонятно, чьё внимание мог бы привлечь Болек, пляж совсем опустел, а эти явно никем не интересуются. Трое рыбаков уехали, к берегу приближался следующий рыбацкий катер, но был он ещё далеко.
Тот мужчина, что шёл со стороны Крыницы, добрался-таки до каната, который удерживал катер и перерезал ему путь, и засомневался — перешагнуть или обойти. Полный кретин, я бы ни за что не стала рисковать, обошла бы стороной, однако крикнуть, предупредить кретина не могла, ибо, во-первых, он был ещё довольно далеко от меня, а во-вторых, ветер все равно дул в другую сторону и отнёс бы мой крик в море. И тут вдруг мне послышался шум мотора кем-то включённой лебёдки. Что такое? Точно, застучал мотор испорченной лебёдки! Туг уж я с тревогой взглянула на кретина, который теперь стоял и пялился вдаль, действительно кретин, я невольно тоже взглянула туда, куда тот смотрел. Там стоял второй мужчина, который в этот момент повернулся и как-то подчёркнуто демонстративно взглянул на наручные часы. Идиот вдруг решился и перекинул ногу через канат, я вскочила с матраса, собираясь все-таки закричать, и в этот момент трос лебёдки с силой дёрнулся.
Глаза я закрыла на мгновение позже, чем следовало бы.
Стальная змея совершила нечто чудовищное. Завиваясь спиралями, её серебристая петля с быстротой молнии стегнула воздух, со свистом рассекая его. И не только его…
К несчастному я не бросилась. Не только потому, что он уже ни в какой помощи не нуждался, но просто не могла двинуться с места. Ноги не повиновались и казалось, вот-вот потеряю сознание. А рядом с тем, что осталось от пострадавшего, оказались двое мужчин, одним из них был тот, что шёл со стороны Песков. Увидев случившееся, причаливавшие рыбаки поторопились и кто-то из них прыгнул в воду, не дожидаясь, пока катер подойдёт к берегу. По склону дюны скатился какой-то голый мужчина, завернувшись в купальное полотенце, примчалась замеченная мною вдали пара. Сверху спустился Болек.
При виде его я сумела взять себя в руки и тоже бросилась к месту катастрофы. Там, стараясь не глядеть на останки несчастного, я прошипела Болеку в ухо:
— Смывайся, идиот! Именно это они задумали! Теперь пришьют тебе, ведь это ты пустил в ход лебёдку! Смывайся, но сначала надень цветастые плавки! Марш отсюда!
Невозможно было несколькими словами передать все, что хотела, отсюда и логические пропуски, но Болек понял меня. Бледный, с трясущимися губами, он с трудом удержался, чтобы не кинуться на помощь пострадавшему, хотя это и не имело никакого смысла. Прошептав в ответ: «Это не я!» — как будто я и без него не знала! — он развернулся и собрался подняться наверх, откуда только что сбежал.
— Да не туда! — дёрнула я его за рубаху. — Там тебя перехватят. Через дюны!
Невзирая на испытанное потрясение, Болек не растерял кондиции и моментально исчез с глаз долой, а я так и не могла понять, как ему удалось взлететь по отвесному склону дюны, не оставив следов.
Но взлетел!
Тут к нам подбежали рыбаки с причалившей наконец лайбы. Одного из них я предложила подбросить в полицию, чтобы сообщил о случившемся. Он попросил меня сделать это, быстро объяснил, как добраться до ближайшего полицейского отделения. И пусть они вызовут «скорую», напомнил он. Я кинулась к машине, только тут вспомнила, что у меня есть радиотелефон Яцека. Вытащив его из бар-дачка, я набрала нужный номер. Возвращаясь, увидела джип, мчавшийся к рыбачьей пристани. Наверное, тот, на котором уехали рыбаки с первого катера. Только почему-то их теперь было двое.
О том, что произошло, я узнала уже вечером того же дня. Комендант полиции прекрасно понимал, для какой цели одолжил нам сержанта Гжеляка, и не гнал меня из комендатуры. Произошло же следующее.
На ловлю камбалы рыбаки отправились вдвоём, никакого третьего с ними не было, и все тут! Всегда они ловят вдвоём, они здешние, их все знают, всегда справляются вдвоём, зачем им третий? Вернулись они, значит, с уловом, один выскочил на берег, прицепил их канат к тросу лебёдки, поднялся к мотору, включил, потянул. Тут выскочил на берег второй, увидел, что петля у крюка перетерта, три канатные волокна лопнули, остальные еле держатся, того и гляди тоже лопнут. Непонятно с чего, ещё вчера все было в порядке. Он крикнул напарнику, тот остановил лебёдку, вдвоём они помчались за другим канатом и инструментами, катер оставили, как стоял, боялись тронуть, а отцепить — в море унесёт. Ну, они и смотались в момент, а когда вернулись, застали от человека одно мокрое место. И понятия не имеют, кому в башку пришло включить лебёдку. Когда уезжали, пляж был пустой, только у бывшего пограничного пункта околачивался какой-то посторонний тип, ну да они на него внимания не обратили, незнакомый, зачем он им? Они торопились.
Голый в простыне ничего не видел, ничего не знает, загорал себе на склоне дюны, услышал страшный крик, слетел вниз и увидел весь этот ужас. Думал, может, какая помощь понадобится. На вопрос, сколько народу столпилось у катера и пострадавшего, ответил, что не считал, думает, человек пять. Потом ещё набежали. Одна женщина была, он, голый, видел, как бегом бежала вверх по склону, наверное, чтобы позвонить в полицию. А больше он ничего не знает.
Рыбаки со второго катера сразу поняли — беда случилась, они-то сообразили — трос лопнул. Издалека видели, как по песку какой-то мужчина шёл к этому месту, но потом его скрыл из глаз первый катер, и сам момент несчастного случая они не видели, заслонял катер, они ещё надеялись, может, обошлось. Да, подплывая к берегу, они видели трех мужчин, кроме пострадавшего. Один перед этим на пляже торчал, второй выскочил откуда-то из-за дюн, полотенцем обернулся, а третий сверху сбежал. И вот этот третий наверняка должен знать, кто же запустил мотор лебёдки, скорее всего, он сам это сделал.
Показания того, который шёл по пляжу со стороны Песков, получить не удалось, ибо он исчез ещё до появления полиции. Это неудивительно, мало приятного оказаться свидетелем несчастного случая.
Исчез и тот, что сверху сбежал. Как метеор блеснул и исчез. А прибежавшей издали молодой паре показалось, что с горушки спустились двое, один сразу, а второй попозже. Первый даже помог вытащить второй катер, вытягивали его руками, в создавшейся ситуации ни у кого не хватило духа включить лебёдку. А второй куда-то подевался. Ни одного из них молодые люди не знали, но готовы поклясться, что оба были с бородами.
Ознакомившись со всеми протоколами опроса свидетелей, я заявила:
— Чистую правду сказали только рыбаки, что приплыли на втором катере. Те, что приплыли на первом, врут как сивые мерины, а остальные перепутали все, что можно. Бородатый сверху вовсе не сразу прибежал, а перед Болеком, а Болек вообще явился последним.
— Зато пани была единственным свидетелем, который все видел с начала и до конца, — отрешённо заметил комендант. — И я не знаю, что мне с пани делать.
— Придушить! — посоветовала я.
— Да нет, я думаю — обнародовать ваше присутствие или нет. Третьего рыбаки наверняка взяли на борт без ведома боцмана и теперь не признаются, потому что это запрещается. Очень пригодился бы свидетель, который выведет их на чистую воду, но, может, лучше не говорить о наличии такого свидетеля.
Я взяла в руки один из протоколов.
— Минутку, а что показывают рыбаки со второго катера?
— Они были ещё далеко от берега, когда причалили первые, и не все видели, занятые своими делами. Очень интересует меня тот, третий. И вообще сбежало в общей сложности три свидетеля. Одного из них вы знаете.
Пришлось признать:
— Знаю, сшивался наверху, и теперь на него станут валить. Попытаются обвинить его в случившемся, правда, пока не представляю, каким образом. Я уже и раньше догадывалась, что из него собираются сделать козла отпущения, и пожалуйста, не спрашивайте, почему и зачем, сама не знаю. Но могу поклясться — в роковой момент его у лебёдки не было, это я точно знаю, на часы смотрела, а у них все точно по часам было расписано. Немного сумбурно я объясняю, пан комендант, но уж поверьте, так оно и было.
Комендант неплохо соображал и, невзирая на сумбур, все понял, ведь история с Болеком хорошо ему была известна с моих слов.