Страница:
— Как же вы успели.., с этим сейфом? — выдохнул сержант, и было видно, что ему, профессионалу, очень интересно это знать.
— Я же сказал — дама любит купаться. А я не терял времени, вам пока не говорил, потому что не знал, насколько мои планы увенчаются успехом, но с самого начала все, что можно, сфотографировал. У меня и снимки готовы, вышли неплохо.
И, вытащив из кармана толстый конверт, Яцек высыпал на стол фотографии. Майор уже обрёл хладнокровие.
— Да, не соскучишься с этими любителями, — недовольно бурчал майор, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Ладно, сержант, давайте обработаем. На плёнку.
— Лучше использовать оба способа, — предложил Яцек. — У меня аппарат с собой.
Из другого кармана он извлёк фотоаппарат размером со спичечный коробок. Только теперь я обратила внимание на одежду Яцека. На нем была летняя куртка, сплошь в карманах — и открытых, и застёгивавшихся на кнопку, и запиравшихся на молнии. Невольно позавидовала — очень бы и мне пригодилась такая куртка. Судя по выражению лица Болека, не я одна испытала зависть.
У сержанта, как известно, всегда были при себе необходимые для работы инструменты, и он немедля взялся за дело.
Теперь наступила моя очередь, и я в подробностях передала полученные от Мажены сведения. Внимательней всех слушал Яцек.
— А что же она ночью делала в Лесничувке? — холодно поинтересовался он.
— А тебе какое дело? — огрызнулась я. — Ладно, потом тебе, так и быть, скажу на ушко.
Естественно, на меня тут же выжидающе уставилось восемь глаз, даже сержант оторвался на минуту от своих долларов.
Пришлось давать объяснения во всеуслышание, и я столь же холодно отрезала:
— Переживала. У девушки нелёгкая жизнь, сами понимаете, неприятно порядочной девушке оказаться в двусмысленном положении то официантки, то горничной в пансионате, каждый смотрит на неё как на девицу лёгкого поведения, поди докажи, что ты не такая. Она бы не так переживала, но, когда к такому же выводу приходит дурак, в которого она имела глупость влюбиться, совсем худо дело. Но это, так сказать, к слову, об этом потом. Тогда же ей просто хотелось подумать обо всем, попереживать, а в таких случаях общество нежелательно. Имеет право человек на переживание? Имеет. А когда думает о своём, не замечает, как прошагает несколько километров до Лесничувки и обратно. Я и то удивляюсь, как она до самых Песков не промчалась, свободно могла и не заметить. Наверное, на пустынном ночном пляже оказались люди, она и вынуждена была присесть на песочек. В сторонке.
— Очень правильно сделала, что присела, — похвалил Мажену майор. — А вот сумела ли разглядеть тех людей в темноте?
— Одного разглядела.
— Почему же не сказала нам сразу?
— Потому что только потом сопоставила события, а до этого думала — те люди просто рыбаки, что-то чинили у своей лодки, а не портили. Да и теперь не уверена, мне сказала просто на всякий случай.
Яцек слушал с величайшим вниманием, и что-то подсказывало мне, что при встрече с Маженой он станет говорить не о подозрительных рыбаках. Возможно, теперь, когда свежо ещё воспоминание о жене прокурора, сравнение было явно в пользу девушки.
— Канат уже обработали, — сообщил сержант. — Вот где черт ногу сломит, его и трос, похоже, весь свет перещупал. Тоже отправить Левковскому?
— Тоже, — решил майор.
Мне же в голову пришла тревожная мысль, и я взволнованно спросила Яцека:
— Слушай, а прокурорша тебя знает?
— В каком смысле? — осторожно уточнил Яцек.
— Ну кто ты, твоя фамилия…
— Да вы что? — возмутился Яцек. — Я самый обычный искатель приключений, сюда приехал из Ломжи, уж не знаю, почему назвал именно её. Фамилию позабыл, но она должна помнить. Холера, меня всего так и переворачивало, когда расплачивалась за меня в ресторане…
— В таком случае нечего и говорить об этом, — пресёк майор лишние разговорчики и повернулся к Болеку:
— А что у вас?
Болек, до сих пор молча сидевший со своим стаканом пива в уголке, вздрогнул и набрал воздуха в лёгкие.
— Ничего особенного. В открытом море, правда, поднялся сильный ветер, хорошо, что я умею управляться с парусом, волна большая, а эта дрянь на буксире мешает, как может. Завтра я выплываю в последний раз, медведя мне передадут ещё сегодня, инструкции получил в письменном виде, наконец, по всем правилам. И трех минут не прошло, как написанное улетучилось. Вот, смотрите.
Мы все с большим интересом осмотрели чистый листок бумаги в клеточку. Клеточка осталась, от написанного же и следа не сохранилось.
Болек уныло закончил отчёт:
— А что будет дальше — не знаю, ведь я так и не сумел отгадать, каким именно образом они собираются прикончить меня…
В моем воображении опять возник, как живой, придуманный мною курьер-посланец, вот он, лежит с ножом в груди, в каком-то глухом переулке… А что, если он сломает ногу, выбегая из дому? Может человек оступиться, сходя с крыльца, да и просто на мостовой поскользнуться? Лежит беспомощный, бедняга, прижимая к груди драгоценный пакет с нарезанными газетами, никому не отдаёт, столпившиеся прохожие вызывают «скорую помощь», а он… Минутку, а что он? Он думает лишь о том, как сообщить о случившемся отправителю или получателю, как связаться с ними, как передать драгоценный конверт. Если конверт ему отдавала я, что я сделаю? Немедленно примчусь за конвертом, заберу его, а потом мне придётся всю операцию провернуть с самого начала. Все организовывать заново. Хуже, если дойдёт до получателя. Увидев газеты, тот сразу заподозрит, что дело нечисто. Курьер сломал ногу, выбегая из моего дома, на моем пороге или перед моей дверью, значит, не было у него возможности украсть денежки или заменить их на макулатуру. Получатель неминуемо придёт к выводу, что именно я собиралась облапошить его, после чего наверняка перестанет меня любить…
И я принялась так и сяк вертеть в воображении курьера со сломанной ногой. А если он сломает её по дороге к моему дому? Ещё до получения опасной посылки? Другого у меня нет, доверяла я только вот этому, он один годился на роль козла отпущения. Планы мои рухнули, приходится отложить их до другого удобного случая…
И опять подумала я о получателе, которому не понравилось бы откладывание драгоценной посылки до удобного случая. Наверняка и при таком раскладе он будет недоволен, наверняка у него возникнут подозрения, наверняка я не стану пользоваться у него прежним доверием…
Тряхнув головой, я с трудом прогнала завлекательные образы. Оказывается, мои сообщники оживлённо обсуждают возможность гибели Болека в автокатастрофе, даже сержант подключился. Он успел покончить с долларами и теперь опять аккуратно складывал их пачкой, чтобы завернуть в целлофан.
— Достаточно малюсенькой бомбочки…
— Бомбочку могут обнаружить!
— Да кто будет обнаруживать-то? Погиб в автокатастрофе, несчастный случай, а то вы не знаете.
— Тогда сразу и тормоза, и система управления. Если они выйдут из строя, хана!
— А он вдруг как раз едет по прямому пустому шоссе? Тогда у него есть шансы…
— Так он же не знает, что они вышли из строя, И на первом же повороте…
Вконец удручённый Болек выдвинул своё предложение:
— Самое лучшее, чтобы машина просто сама собой разлетелась на куски. Вот только не знаю от чего… И загорелась! Взорвалась?
— А от чего она может загореться?
— Придётся им за тобой ехать со спичками в руках…
— Хватит вам! — раздражённо потребовал майор. — С ума с вами сойдёшь! Я всегда приветствовал помощь общественности, всю жизнь, боюсь, теперь изменю мнение.
— А разве это наша вина, что вам не дают нормально работать? — гневно выкрикнула я. — Ну ладно, в самом деле, успокойтесь, кажется, я что-то придумала. Вот послушайте. У меня получается, что Болеку надо улучить подходящий момент и сломать ногу…
— Успех, полный успех! Тайная встреча-встреча! Я проследил-проследил! Скоро-скоро начнётся операция! Точно-точно!
Жутко раздражала его манера повторять слова, теперь же, взбудораженный и донельзя взволнованный, он и вовсе не мог по-другому выражать свои мысли. Интересно, что же такое, Господи Боже, отмочили пан Януш с адвокатом Кочарко и примкнувшим к ним номером третьим? А казалось бы, такие порядочные люди…
И я поспешила заткнуть кузену рот предложением немедленно отправиться в кафе, чтобы за чашечкой кофе обсудить создавшееся положение. Опять же, выберем столик на открытом воздухе, есть шансы понаблюдать за членами преступной шайки. Не исключено, что они могли собраться б.., ну, например, в «Ракушке», так что имеет смысл отправиться именно туда. Зигмусь принял моё предложение с восторгом.
И ещё по дороге принялся докладывать о своих успехах. Я не мешала, понимая, что иначе он и лопнуть может от распиравших его чувств.
— В самом деле, в самом деле, видел я такого чёрного-чёрного, как ты говорила! Ты умница-умница, видел скелет, одни кости-кости, роскошная женщина! На пляже сблизились, вместе ушли-ушли, номер первый и второй общались-общались, появился ещё один-один, назовём его номер четвёртый…
— Как выглядел? — перебила я.
— Высокий. Худой. Рыжеватый. Очки. Бритый. Нос большой, губы сжатые, челюсть. Весь острый-острый, вылитая ласка-ласка…
Нет, определённо кузену не откажешь в наблюдательности, мужа Выдры он описал очень ярко. Оказывается, этот ласкоподобный муж знакомил друг с другом две группировки. С одной стороны, пана Януша и адвоката Кочарко, с другой — Выдру и Северина. Ну как же я забыла, ведь муж Выдры знаком с паном Янушем, встречались и в казино, и на бегах, оба азартные игроки. Видимо, муж Выдры соблазнился возможностью поиграть в покер. Как же я не предвидела этого, бросая Северина Зигмусю на заклание? Идиотка безмозглая!
А Зигмусь вошёл в раж и шпарил без остановки:
— Расстались, разошлись в разные стороны-стороны, но я успел-успел! Номер первый — на ужин в «Альбатрос», номер второй — к ребёнку-ребёнку, совести нет использовать для камуфляжа невинное дитя-дитя! Я установил, это дитя — мальчик. Остальные — в «Пеликан-Пеликан». Я поужинал быстро-быстро и выследил-выследил! Вот номер первый, идут вместе-вместе, второй их нагоняет-нагоняет. И все в «Альбатрос», сейчас там все-все!
Тем временем мы добрались до «Ракушки» и отыскали свободный столик.
— Кто-кто? — вырвалось у меня. Дурной пример заразителен! И я уточнила:
— Кто именно собрался сейчас в «Альбатросе»?
Обстоятельный Зигмусь, желая избежать ошибок, заглянул в свои записи. И зачитал:
— Номер первый. Номер второй. Номер четвёртый. Прибывает номер третий. Все вместе-вместе!
Понятно, пан Януш, муж Выдры и таинственный третий номер сговорились сыграть партию в покер в апартаментах адвоката Кочарко. Я бы сама охотно присоединилась к ним.
Вслух, естественно, я сказала совсем другое.
— Молодец, — похвалила я кузена, — ты мастерски раскрыл их замыслы, но время ещё не пришло.
Сам видишь, не хватает чернявого. Возможно, один из них передаёт сообщникам его инструкции. Совещаются-совещаются, тьфу!
— Четвёртый номер? — предположил Зигмусь.
— Наверняка! — подтвердила я. — Но сам видишь, одно руководство, ты ещё не выследил исполнителей. Пока они наверняка там, в «Альбатросе» намечают первые жертвы, объекты ограбления. Очень хорошо бы установить личности бандитов-исполнителей, но учти, они могут производить впечатление благонамеренных обывателей, порядочных людей. Не исключено, они явятся к главарям, собравшимся сейчас в «Альбатросе». Предупреждаю, их совещание может затянуться.
— Ничего-ничего! — успокоил меня Зигмусь. — Я дождусь-дождусь, не засну!
— Но это ещё не все, — медленно произнесла я, раздумывая над тем, как использовать блестящие шпионские способности Зигмуся для наших практических целей. Грешно ограничивать его поле деятельности безобидными картёжниками.
И я произнесла, таинственно понизив голос:
— Обрати внимание на одного из главарей шайки, пока он тебе ещё не встречался: большой, очень крупный, хоть и не толстый, выражение лица всегда угрюмое, но не лишено привлекательности. Часто его сопровождает жена, очень красивая. Характерная черта — швыряется деньгами. А если встретится с чернявым — считай, тебе на редкость повезло, нам очень важно установить, что они общаются. Но на такую удачу вряд ли можно рассчитывать.
Мой скептицизм подействовал на Зигмуся как удар хлыстом на горячего скакуна. Трудности, сомнения, ха-ха! Это не для него! Он справится с любыми трудностями! «Большой, крупный, красавица жена», — принялся записывать он.
И Зигмусь потребовал назвать ему наиболее перспективное место, где можно встретить этого гангстера.
— Не имею ни малейшего понятия, — честно сказала я. — Знаю только, он будет там, где можно истратить побольше денег, уж его жена об этом позаботится. Их все тут знают, они сняли целый дом. Ещё раз говорю — сами по себе они нас не интересуют, главное — знакомы ли они с чернявым.
Зигмусь довольно быстро сообразил, что в таком случае ему имеет смысл последить именно за чернявым, которого он уже знает. Я подумала — если Зигмусь приклеится к Северину, тому придётся несладко, и эта мысль доставила мне большое удовольствие. Так им и надо, всем этим мафиозным шишкам, боком им выйдет тихая Морская Крыница!
Зато мне теперь совсем нетрудно было отделаться от Зигмуся. Ещё бы, картёжники, Северин, кретинка с мужем — вон сколько дел у бедняги, но он привык справляться с трудностями и был готов доказать мне, что и на этот раз преодолеет все препятствия, а задание выполнит. Уж я могу на него положиться-положиться, он не подведёт!
Я наблюдала за происходящим, сидя на пляже рядом с паном Янушем. Неподалёку от нас стоял бритый блондин и тоже пялился на Болека.
— О, глядите, это он, — сказал пан Януш.
— Кто «он»? — не поняла я.
— Ну, тот самый, из воломинской мафии. Вы ещё выразили пожелание увидеть кого-либо из них.
У меня перехватило дыхание, жуткая догадка пронзила мозг. Как же так? Воломинская мафия опекает Болека, выступая составным членом всей этой идиотской афёры под эгидой таинственного Бертеля, представителя крупного коррумпированного бизнеса? Езус-Мария, как все запуталось, с ума можно сойти! И в самом деле сплошная свистопляска.
Взяв себя в руки, я с величайшим вниманием оглядела блондина, чтобы хорошенько его запомнить, и окончательно убедилась: нет, я не ошиблась, это тот самый, которого я видела собственными глазами после первого выхода Болека в море, ну того, неудачного, когда у парня обнаружилась течь в лодке и рейс пришлось сократить до минимума. Анджей Дембик. Я тогда ещё сообщила сержанту номер его машины, и сержант установил личность подозреваемого. Да, Анджей Дембик. Не исключено, конечно, что так зовут настоящего владельца машины, может, бритый блондин ездит на краденой? Не это главное. Главное, он упорно следит за Болеком, из чего следует.., следует такое, что волосы встают дыбом!
— А вы не ошибаетесь, точно из воломинской мафии? — на всякий случай спросила я пана Януша. Ведь мог же он ошибиться, дай-то Бог!
— Совершенно уверен, — подтвердил пан Януш, лишая меня последней надежды. — Не беспокойтесь, знаю его в лицо, так что ошибка исключаетс. Ещё когда разгорелась война между двумя ипподромными мафиями, воломинской и ожаровской, именно он подложил бомбу под ожаровского «першинга». Ему поручили проследить за окончательным результатом. Во всяком случае, так говорили бывальцы ипподрома. Впрочем, возможно, просто повторяли слухи.
А у меня в голове молнией пролетело: тогда бомбу подложили в машину на территории ипподрома, от взрыва вылетели стекла в окнах административного здания, в котором помещались важные учреждения <И снова писательница говорит о действительных событиях, имевших место в Варшаве несколько лет назад.>… Обе мафии давно сводили счёты друг с другом, боролись за сферы влияния. Не исключено, что кто-то захотел воспользоваться противоречиями интересов двух могущественных мафиозных группировок и использовать их в собственных целях. Что общего может быть у этой бандитской организации с крупной бриллиантовой афёрой в высших сферах? Наверняка высшие сферы используют профессионалов по прямому назначению. Наняли их, вот и все. Нет, не все, возможно, к услугам профессионалов прибегают обе высокие враждующие стороны? Интересно, как зовут этого блондина?
Пан Януш фамилий не знал. Ничего, не исключено, они известны полиции. Полиция знает очень много, подумала я, и может своими знаниями подтереться, толку ей от них…
За это время Болек успел вытащить свою лодку на берег, аккуратно свернул парус. На буксире у негр ничего не телепалось. Осмотрев ещё раз свою посудину — все ли в порядке, оставил её наконец в покое, поднялся на склон прибрежной дюны и там выполнил несколько физических упражнений, как бы расслабляясь после тяжёлой нагрузки: сделал несколько приседаний, поворотов, одновременно размахивая руками. В руках у него ничего не было.
Я знала, зачем парень вдруг занялся гимнастикой, и не спускала с него глаз.
Медведя Болек получил вчера, уже вечером. Наблюдение за парнем осуществляли мы все — майор, сержант и я. И видели, как прибыл с медведем тот самый, бородатый. Его подвёз на машине другой, остановил машину у дома Болека, а сам из машины не вылезал, из-за чего его не удалось разглядеть. Бородатый со свёртком под мышкой выскочил из машины, через минуту вернулся, сел, и машина уехала. Единственное, что мы установили, — машина та самая, на которой ездил Дембик. Кем бы ни был её водитель, в данном случае он выступал в роли свидетеля, что имело для нас огромное значение.
Болек до утра не выходил из дому. За ним тайно следил какой-то парень и делал это с умом. Не только неплохо скрывался, но и наблюдал одновременно и за входной дверью дома, и за окнами на первом этаже. Логично, ведь, обретя сокровище, Болек свободно мог попытаться смыться с ним в неизвестном направлении, однако не стал бы прыгать с медведем из окна своей комнаты на третьем этаже.
Парня выследил сержант и предусмотрительно перекинулся с ним двумя словами, то есть дал тому понять, что видел его в определённом месте в указанное время, так что в случае чего тому уже не отпереться — был он в указанном месте. И все-таки этот сторонний наблюдатель нарушил наши планы, ведь мы намеревались незаметным образом как-то проникнуть к Болеку. Теперь это оказалось невозможным. Пришлось вносить в планы коррективы.
Поскольку было ещё не очень поздно, хотя уже начинало смеркаться, я решила открыто нанести визит хозяйке дома, моей давнишней знакомой, у которой я снимала комнату лет восемнадцать назад. Визит я нанесла в обществе майора, которому якобы требовалась комната. Вот я и спросила свою знакомую, не найдётся ли у неё свободной комнаты для моего знакомого, хорошего человека. Разумеется, комнаты не нашлось, о чем я прекрасно знала. А выйдя от хозяйки на общую лестницу, мы с майором незаметно юркнули в комнату Болека, который уже ждал нас. Вскоре к нам присоединился сержант. Этот не скрывался, явился открыто, действуя в рамках своих служебных обязанностей. Громко, может быть несколько излишне громко, он выпытывал местное население о скандале, который учинили здесь неизвестные прошлой ночью, и просил свидетелей записываться, а потом принялся обходить квартиры в доме.
Медведь оказался тем самым, уже некогда распоротым нами и искусно зашитым Болеком. Столь искусно, что следы операции нам пришлось выискивать с помощью лупы. На всякий случай медведя мы снова распороли и снова обнаружили в нем только невинную фабричную набивку в виде кубиков губки.
Затем мы обсудили детали операции «костяная нога». Подворачивался на редкость благоприятный для неё случай, ну точь-в-точь как у моего курьера на крылечке. Сами судите: сокровище Болек получил, сам был чист, есть свидетели, трения должны возникнуть между отправителем и получателем, пусть до посинения выясняют между собой проблему исчезновения ценного груза.
Почти вся ночь прошла для майора с сержантом в тяжких трудах…
Оказывается, Болек и не намеревался на ней сидеть. Влез на упомянутую конструкцию и принялся на ней подпрыгивать, продолжая размахивать руками, как последний кретин. И разумеется, свалился в воду, но тут же выскочил со страшным криком, на руках подтянувшись на песок.
Он ещё летел в воду, а я уже сорвалась с места, чтобы выполнить свою задачу. И успела краем глаза заметить, как воломинский мафиозо, уже намылившийся скрыться с пляжа, на ходу обернулся, услышав Болеков крик, и поспешил к нему.
Я была первой, ведь мне было ближе всех. Впрочем, нет, меня опередил майор. В плавках и тюрбане на голове он был настолько на себя не похож, что я его не сразу признала. Сверху скатились два рыбака и сержант, и вокруг Болека сразу образовалась толпа, к которой присоединился ничего не подозревавший пан Януш. Он просто из вежливости бросился за мной следом, но несчастье с посторонним человеком его взволновало чрезвычайно. Он загорелся искренним желанием помочь пострадавшему и чуть было не провалил так хорошо задуманную нами операцию.
— Пани Иоанна, на пляже я видел врача! Вы его тоже знаете! — крикнул он мне и, не дожидаясь ответа, громкими воплями принялся призывать упомянутого врача:
— Эй, пан Гжегож! Пан Гжегож, сюда, сюда, человек ногу сломал!
Врач, пусть даже и знакомый, нужен нам был как собаке пятая нога. Болеку не удалось позеленеть от боли, но он честно издавал громкие пронзительные крики при каждом прикосновении к нему, независимо от того, к чему прикасались. Кто-то из доброжелателей притащил большую широкую доску, сержант помчался звонить в «скорую». Болек, по-прежнему издавая крики, позволил все-таки уложить себя на доску и для разнообразия принялся душераздирающе стонать. Поскольку видимых травм на нем не было заметно, какая-то пани из толпы высказала соображение, что у парня наверняка лопнула печёнка. Внутренняя травма, самое страшное! Майор с рыбаками понёс пострадавшего вверх по склону, почему-то головой вниз, несчастный Болек вцепился в доску изо всех сил, как-то нетипично икая и подвывая с небольшими перерывами. За ним двинулась вся толпа. В процессии участвовал и воломинский мафиозо.
Почему-то никто не удивился, что «скорая» примчалась в таком невероятном темпе. «Скорая» как «скорая», санитары с носилками, Болека осторожно переложили на эти носилки, сержант сел к нему в машину, и «скорая», опять включив сирену, умчалась. А я принялась среди толпы распространять слух, что несчастный сломал ногу. Уж кому и знать, как не мне? Кто первым примчался к пострадавшему? Кто видел лучше всех пострадавшего? Кто слышал, что сказал врач из «скорой» о пострадавшем? Перелом, как пить дать, никаких сомнений! А поскольку я уже освоилась с курьером моей мечты, всевозможные убедительные детали просто сами просились на язык, и я не скупилась на них. До того убедительно врала, что сама готова была поверить в нашу выдумку.
Судя по выражению лица, блондинистый мафиозо в неё поверил…
— Я уже тому радовался, что мне не велели плыть до самой Швеции. Выслал медведя в нужном направлении, пошёл, как по нитке! Получаю сигнал — прибыл, порядок, могу возвращаться. Теперь этот медведь у шведов, так им и надо!
Ногу в гипсе Болек вытянул на середину комнаты, костыли заботливо поставил рядом. Всю дорогу забываю об этих проклятых костылях, пожаловался нам Болек, так и тянет наступать на эту гипсовую подпорку, вот и стараюсь держать костыли на виду, чтобы не забывать о них. Гипс ему со знанием дела наложил посвящённый в тайну полицейский врач и даже выдал чей-то рентгеновский снимок с изумительным переломом голени сразу под коленом. Он, Болек, прекрасно понимал, что, занимаясь гимнастикой на песке и прыгая на железяке у воды, делает из себя посмешище всего пляжа, но ведь никто бы не поверил, сломай он ногу прямо на песке пляжа. А железяку он приметил ещё утром, отправляясь в рейс.
— Я же сказал — дама любит купаться. А я не терял времени, вам пока не говорил, потому что не знал, насколько мои планы увенчаются успехом, но с самого начала все, что можно, сфотографировал. У меня и снимки готовы, вышли неплохо.
И, вытащив из кармана толстый конверт, Яцек высыпал на стол фотографии. Майор уже обрёл хладнокровие.
— Да, не соскучишься с этими любителями, — недовольно бурчал майор, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Ладно, сержант, давайте обработаем. На плёнку.
— Лучше использовать оба способа, — предложил Яцек. — У меня аппарат с собой.
Из другого кармана он извлёк фотоаппарат размером со спичечный коробок. Только теперь я обратила внимание на одежду Яцека. На нем была летняя куртка, сплошь в карманах — и открытых, и застёгивавшихся на кнопку, и запиравшихся на молнии. Невольно позавидовала — очень бы и мне пригодилась такая куртка. Судя по выражению лица Болека, не я одна испытала зависть.
У сержанта, как известно, всегда были при себе необходимые для работы инструменты, и он немедля взялся за дело.
Теперь наступила моя очередь, и я в подробностях передала полученные от Мажены сведения. Внимательней всех слушал Яцек.
— А что же она ночью делала в Лесничувке? — холодно поинтересовался он.
— А тебе какое дело? — огрызнулась я. — Ладно, потом тебе, так и быть, скажу на ушко.
Естественно, на меня тут же выжидающе уставилось восемь глаз, даже сержант оторвался на минуту от своих долларов.
Пришлось давать объяснения во всеуслышание, и я столь же холодно отрезала:
— Переживала. У девушки нелёгкая жизнь, сами понимаете, неприятно порядочной девушке оказаться в двусмысленном положении то официантки, то горничной в пансионате, каждый смотрит на неё как на девицу лёгкого поведения, поди докажи, что ты не такая. Она бы не так переживала, но, когда к такому же выводу приходит дурак, в которого она имела глупость влюбиться, совсем худо дело. Но это, так сказать, к слову, об этом потом. Тогда же ей просто хотелось подумать обо всем, попереживать, а в таких случаях общество нежелательно. Имеет право человек на переживание? Имеет. А когда думает о своём, не замечает, как прошагает несколько километров до Лесничувки и обратно. Я и то удивляюсь, как она до самых Песков не промчалась, свободно могла и не заметить. Наверное, на пустынном ночном пляже оказались люди, она и вынуждена была присесть на песочек. В сторонке.
— Очень правильно сделала, что присела, — похвалил Мажену майор. — А вот сумела ли разглядеть тех людей в темноте?
— Одного разглядела.
— Почему же не сказала нам сразу?
— Потому что только потом сопоставила события, а до этого думала — те люди просто рыбаки, что-то чинили у своей лодки, а не портили. Да и теперь не уверена, мне сказала просто на всякий случай.
Яцек слушал с величайшим вниманием, и что-то подсказывало мне, что при встрече с Маженой он станет говорить не о подозрительных рыбаках. Возможно, теперь, когда свежо ещё воспоминание о жене прокурора, сравнение было явно в пользу девушки.
— Канат уже обработали, — сообщил сержант. — Вот где черт ногу сломит, его и трос, похоже, весь свет перещупал. Тоже отправить Левковскому?
— Тоже, — решил майор.
Мне же в голову пришла тревожная мысль, и я взволнованно спросила Яцека:
— Слушай, а прокурорша тебя знает?
— В каком смысле? — осторожно уточнил Яцек.
— Ну кто ты, твоя фамилия…
— Да вы что? — возмутился Яцек. — Я самый обычный искатель приключений, сюда приехал из Ломжи, уж не знаю, почему назвал именно её. Фамилию позабыл, но она должна помнить. Холера, меня всего так и переворачивало, когда расплачивалась за меня в ресторане…
— В таком случае нечего и говорить об этом, — пресёк майор лишние разговорчики и повернулся к Болеку:
— А что у вас?
Болек, до сих пор молча сидевший со своим стаканом пива в уголке, вздрогнул и набрал воздуха в лёгкие.
— Ничего особенного. В открытом море, правда, поднялся сильный ветер, хорошо, что я умею управляться с парусом, волна большая, а эта дрянь на буксире мешает, как может. Завтра я выплываю в последний раз, медведя мне передадут ещё сегодня, инструкции получил в письменном виде, наконец, по всем правилам. И трех минут не прошло, как написанное улетучилось. Вот, смотрите.
Мы все с большим интересом осмотрели чистый листок бумаги в клеточку. Клеточка осталась, от написанного же и следа не сохранилось.
Болек уныло закончил отчёт:
— А что будет дальше — не знаю, ведь я так и не сумел отгадать, каким именно образом они собираются прикончить меня…
В моем воображении опять возник, как живой, придуманный мною курьер-посланец, вот он, лежит с ножом в груди, в каком-то глухом переулке… А что, если он сломает ногу, выбегая из дому? Может человек оступиться, сходя с крыльца, да и просто на мостовой поскользнуться? Лежит беспомощный, бедняга, прижимая к груди драгоценный пакет с нарезанными газетами, никому не отдаёт, столпившиеся прохожие вызывают «скорую помощь», а он… Минутку, а что он? Он думает лишь о том, как сообщить о случившемся отправителю или получателю, как связаться с ними, как передать драгоценный конверт. Если конверт ему отдавала я, что я сделаю? Немедленно примчусь за конвертом, заберу его, а потом мне придётся всю операцию провернуть с самого начала. Все организовывать заново. Хуже, если дойдёт до получателя. Увидев газеты, тот сразу заподозрит, что дело нечисто. Курьер сломал ногу, выбегая из моего дома, на моем пороге или перед моей дверью, значит, не было у него возможности украсть денежки или заменить их на макулатуру. Получатель неминуемо придёт к выводу, что именно я собиралась облапошить его, после чего наверняка перестанет меня любить…
И я принялась так и сяк вертеть в воображении курьера со сломанной ногой. А если он сломает её по дороге к моему дому? Ещё до получения опасной посылки? Другого у меня нет, доверяла я только вот этому, он один годился на роль козла отпущения. Планы мои рухнули, приходится отложить их до другого удобного случая…
И опять подумала я о получателе, которому не понравилось бы откладывание драгоценной посылки до удобного случая. Наверняка и при таком раскладе он будет недоволен, наверняка у него возникнут подозрения, наверняка я не стану пользоваться у него прежним доверием…
Тряхнув головой, я с трудом прогнала завлекательные образы. Оказывается, мои сообщники оживлённо обсуждают возможность гибели Болека в автокатастрофе, даже сержант подключился. Он успел покончить с долларами и теперь опять аккуратно складывал их пачкой, чтобы завернуть в целлофан.
— Достаточно малюсенькой бомбочки…
— Бомбочку могут обнаружить!
— Да кто будет обнаруживать-то? Погиб в автокатастрофе, несчастный случай, а то вы не знаете.
— Тогда сразу и тормоза, и система управления. Если они выйдут из строя, хана!
— А он вдруг как раз едет по прямому пустому шоссе? Тогда у него есть шансы…
— Так он же не знает, что они вышли из строя, И на первом же повороте…
Вконец удручённый Болек выдвинул своё предложение:
— Самое лучшее, чтобы машина просто сама собой разлетелась на куски. Вот только не знаю от чего… И загорелась! Взорвалась?
— А от чего она может загореться?
— Придётся им за тобой ехать со спичками в руках…
— Хватит вам! — раздражённо потребовал майор. — С ума с вами сойдёшь! Я всегда приветствовал помощь общественности, всю жизнь, боюсь, теперь изменю мнение.
— А разве это наша вина, что вам не дают нормально работать? — гневно выкрикнула я. — Ну ладно, в самом деле, успокойтесь, кажется, я что-то придумала. Вот послушайте. У меня получается, что Болеку надо улучить подходящий момент и сломать ногу…
* * *
День склонялся к вечеру, но до наступления темноты было ещё далеко. Закончилось время, отведённое для ужина организованных курортников, и у своего дома я напоролась на поджидающего меня Зигмуся, о котором за хлопотами совершенно забыла. Как всегда, кузена распирали энергия и энтузиазм, и он ещё издали приветствовал меня победными возгласами:— Успех, полный успех! Тайная встреча-встреча! Я проследил-проследил! Скоро-скоро начнётся операция! Точно-точно!
Жутко раздражала его манера повторять слова, теперь же, взбудораженный и донельзя взволнованный, он и вовсе не мог по-другому выражать свои мысли. Интересно, что же такое, Господи Боже, отмочили пан Януш с адвокатом Кочарко и примкнувшим к ним номером третьим? А казалось бы, такие порядочные люди…
И я поспешила заткнуть кузену рот предложением немедленно отправиться в кафе, чтобы за чашечкой кофе обсудить создавшееся положение. Опять же, выберем столик на открытом воздухе, есть шансы понаблюдать за членами преступной шайки. Не исключено, что они могли собраться б.., ну, например, в «Ракушке», так что имеет смысл отправиться именно туда. Зигмусь принял моё предложение с восторгом.
И ещё по дороге принялся докладывать о своих успехах. Я не мешала, понимая, что иначе он и лопнуть может от распиравших его чувств.
— В самом деле, в самом деле, видел я такого чёрного-чёрного, как ты говорила! Ты умница-умница, видел скелет, одни кости-кости, роскошная женщина! На пляже сблизились, вместе ушли-ушли, номер первый и второй общались-общались, появился ещё один-один, назовём его номер четвёртый…
— Как выглядел? — перебила я.
— Высокий. Худой. Рыжеватый. Очки. Бритый. Нос большой, губы сжатые, челюсть. Весь острый-острый, вылитая ласка-ласка…
Нет, определённо кузену не откажешь в наблюдательности, мужа Выдры он описал очень ярко. Оказывается, этот ласкоподобный муж знакомил друг с другом две группировки. С одной стороны, пана Януша и адвоката Кочарко, с другой — Выдру и Северина. Ну как же я забыла, ведь муж Выдры знаком с паном Янушем, встречались и в казино, и на бегах, оба азартные игроки. Видимо, муж Выдры соблазнился возможностью поиграть в покер. Как же я не предвидела этого, бросая Северина Зигмусю на заклание? Идиотка безмозглая!
А Зигмусь вошёл в раж и шпарил без остановки:
— Расстались, разошлись в разные стороны-стороны, но я успел-успел! Номер первый — на ужин в «Альбатрос», номер второй — к ребёнку-ребёнку, совести нет использовать для камуфляжа невинное дитя-дитя! Я установил, это дитя — мальчик. Остальные — в «Пеликан-Пеликан». Я поужинал быстро-быстро и выследил-выследил! Вот номер первый, идут вместе-вместе, второй их нагоняет-нагоняет. И все в «Альбатрос», сейчас там все-все!
Тем временем мы добрались до «Ракушки» и отыскали свободный столик.
— Кто-кто? — вырвалось у меня. Дурной пример заразителен! И я уточнила:
— Кто именно собрался сейчас в «Альбатросе»?
Обстоятельный Зигмусь, желая избежать ошибок, заглянул в свои записи. И зачитал:
— Номер первый. Номер второй. Номер четвёртый. Прибывает номер третий. Все вместе-вместе!
Понятно, пан Януш, муж Выдры и таинственный третий номер сговорились сыграть партию в покер в апартаментах адвоката Кочарко. Я бы сама охотно присоединилась к ним.
Вслух, естественно, я сказала совсем другое.
— Молодец, — похвалила я кузена, — ты мастерски раскрыл их замыслы, но время ещё не пришло.
Сам видишь, не хватает чернявого. Возможно, один из них передаёт сообщникам его инструкции. Совещаются-совещаются, тьфу!
— Четвёртый номер? — предположил Зигмусь.
— Наверняка! — подтвердила я. — Но сам видишь, одно руководство, ты ещё не выследил исполнителей. Пока они наверняка там, в «Альбатросе» намечают первые жертвы, объекты ограбления. Очень хорошо бы установить личности бандитов-исполнителей, но учти, они могут производить впечатление благонамеренных обывателей, порядочных людей. Не исключено, они явятся к главарям, собравшимся сейчас в «Альбатросе». Предупреждаю, их совещание может затянуться.
— Ничего-ничего! — успокоил меня Зигмусь. — Я дождусь-дождусь, не засну!
— Но это ещё не все, — медленно произнесла я, раздумывая над тем, как использовать блестящие шпионские способности Зигмуся для наших практических целей. Грешно ограничивать его поле деятельности безобидными картёжниками.
И я произнесла, таинственно понизив голос:
— Обрати внимание на одного из главарей шайки, пока он тебе ещё не встречался: большой, очень крупный, хоть и не толстый, выражение лица всегда угрюмое, но не лишено привлекательности. Часто его сопровождает жена, очень красивая. Характерная черта — швыряется деньгами. А если встретится с чернявым — считай, тебе на редкость повезло, нам очень важно установить, что они общаются. Но на такую удачу вряд ли можно рассчитывать.
Мой скептицизм подействовал на Зигмуся как удар хлыстом на горячего скакуна. Трудности, сомнения, ха-ха! Это не для него! Он справится с любыми трудностями! «Большой, крупный, красавица жена», — принялся записывать он.
И Зигмусь потребовал назвать ему наиболее перспективное место, где можно встретить этого гангстера.
— Не имею ни малейшего понятия, — честно сказала я. — Знаю только, он будет там, где можно истратить побольше денег, уж его жена об этом позаботится. Их все тут знают, они сняли целый дом. Ещё раз говорю — сами по себе они нас не интересуют, главное — знакомы ли они с чернявым.
Зигмусь довольно быстро сообразил, что в таком случае ему имеет смысл последить именно за чернявым, которого он уже знает. Я подумала — если Зигмусь приклеится к Северину, тому придётся несладко, и эта мысль доставила мне большое удовольствие. Так им и надо, всем этим мафиозным шишкам, боком им выйдет тихая Морская Крыница!
Зато мне теперь совсем нетрудно было отделаться от Зигмуся. Ещё бы, картёжники, Северин, кретинка с мужем — вон сколько дел у бедняги, но он привык справляться с трудностями и был готов доказать мне, что и на этот раз преодолеет все препятствия, а задание выполнит. Уж я могу на него положиться-положиться, он не подведёт!
* * *
Солнце уже давно перевалило на вторую половину дня, когда Болек возвратился наконец из очередного рейса. В эту пору пляж был переполнен, и у Болека не было недостатка в помощниках. В их число затесался и майор, тоже помогал вытаскивать на берег лодку.Я наблюдала за происходящим, сидя на пляже рядом с паном Янушем. Неподалёку от нас стоял бритый блондин и тоже пялился на Болека.
— О, глядите, это он, — сказал пан Януш.
— Кто «он»? — не поняла я.
— Ну, тот самый, из воломинской мафии. Вы ещё выразили пожелание увидеть кого-либо из них.
У меня перехватило дыхание, жуткая догадка пронзила мозг. Как же так? Воломинская мафия опекает Болека, выступая составным членом всей этой идиотской афёры под эгидой таинственного Бертеля, представителя крупного коррумпированного бизнеса? Езус-Мария, как все запуталось, с ума можно сойти! И в самом деле сплошная свистопляска.
Взяв себя в руки, я с величайшим вниманием оглядела блондина, чтобы хорошенько его запомнить, и окончательно убедилась: нет, я не ошиблась, это тот самый, которого я видела собственными глазами после первого выхода Болека в море, ну того, неудачного, когда у парня обнаружилась течь в лодке и рейс пришлось сократить до минимума. Анджей Дембик. Я тогда ещё сообщила сержанту номер его машины, и сержант установил личность подозреваемого. Да, Анджей Дембик. Не исключено, конечно, что так зовут настоящего владельца машины, может, бритый блондин ездит на краденой? Не это главное. Главное, он упорно следит за Болеком, из чего следует.., следует такое, что волосы встают дыбом!
— А вы не ошибаетесь, точно из воломинской мафии? — на всякий случай спросила я пана Януша. Ведь мог же он ошибиться, дай-то Бог!
— Совершенно уверен, — подтвердил пан Януш, лишая меня последней надежды. — Не беспокойтесь, знаю его в лицо, так что ошибка исключаетс. Ещё когда разгорелась война между двумя ипподромными мафиями, воломинской и ожаровской, именно он подложил бомбу под ожаровского «першинга». Ему поручили проследить за окончательным результатом. Во всяком случае, так говорили бывальцы ипподрома. Впрочем, возможно, просто повторяли слухи.
А у меня в голове молнией пролетело: тогда бомбу подложили в машину на территории ипподрома, от взрыва вылетели стекла в окнах административного здания, в котором помещались важные учреждения <И снова писательница говорит о действительных событиях, имевших место в Варшаве несколько лет назад.>… Обе мафии давно сводили счёты друг с другом, боролись за сферы влияния. Не исключено, что кто-то захотел воспользоваться противоречиями интересов двух могущественных мафиозных группировок и использовать их в собственных целях. Что общего может быть у этой бандитской организации с крупной бриллиантовой афёрой в высших сферах? Наверняка высшие сферы используют профессионалов по прямому назначению. Наняли их, вот и все. Нет, не все, возможно, к услугам профессионалов прибегают обе высокие враждующие стороны? Интересно, как зовут этого блондина?
Пан Януш фамилий не знал. Ничего, не исключено, они известны полиции. Полиция знает очень много, подумала я, и может своими знаниями подтереться, толку ей от них…
За это время Болек успел вытащить свою лодку на берег, аккуратно свернул парус. На буксире у негр ничего не телепалось. Осмотрев ещё раз свою посудину — все ли в порядке, оставил её наконец в покое, поднялся на склон прибрежной дюны и там выполнил несколько физических упражнений, как бы расслабляясь после тяжёлой нагрузки: сделал несколько приседаний, поворотов, одновременно размахивая руками. В руках у него ничего не было.
Я знала, зачем парень вдруг занялся гимнастикой, и не спускала с него глаз.
Медведя Болек получил вчера, уже вечером. Наблюдение за парнем осуществляли мы все — майор, сержант и я. И видели, как прибыл с медведем тот самый, бородатый. Его подвёз на машине другой, остановил машину у дома Болека, а сам из машины не вылезал, из-за чего его не удалось разглядеть. Бородатый со свёртком под мышкой выскочил из машины, через минуту вернулся, сел, и машина уехала. Единственное, что мы установили, — машина та самая, на которой ездил Дембик. Кем бы ни был её водитель, в данном случае он выступал в роли свидетеля, что имело для нас огромное значение.
Болек до утра не выходил из дому. За ним тайно следил какой-то парень и делал это с умом. Не только неплохо скрывался, но и наблюдал одновременно и за входной дверью дома, и за окнами на первом этаже. Логично, ведь, обретя сокровище, Болек свободно мог попытаться смыться с ним в неизвестном направлении, однако не стал бы прыгать с медведем из окна своей комнаты на третьем этаже.
Парня выследил сержант и предусмотрительно перекинулся с ним двумя словами, то есть дал тому понять, что видел его в определённом месте в указанное время, так что в случае чего тому уже не отпереться — был он в указанном месте. И все-таки этот сторонний наблюдатель нарушил наши планы, ведь мы намеревались незаметным образом как-то проникнуть к Болеку. Теперь это оказалось невозможным. Пришлось вносить в планы коррективы.
Поскольку было ещё не очень поздно, хотя уже начинало смеркаться, я решила открыто нанести визит хозяйке дома, моей давнишней знакомой, у которой я снимала комнату лет восемнадцать назад. Визит я нанесла в обществе майора, которому якобы требовалась комната. Вот я и спросила свою знакомую, не найдётся ли у неё свободной комнаты для моего знакомого, хорошего человека. Разумеется, комнаты не нашлось, о чем я прекрасно знала. А выйдя от хозяйки на общую лестницу, мы с майором незаметно юркнули в комнату Болека, который уже ждал нас. Вскоре к нам присоединился сержант. Этот не скрывался, явился открыто, действуя в рамках своих служебных обязанностей. Громко, может быть несколько излишне громко, он выпытывал местное население о скандале, который учинили здесь неизвестные прошлой ночью, и просил свидетелей записываться, а потом принялся обходить квартиры в доме.
Медведь оказался тем самым, уже некогда распоротым нами и искусно зашитым Болеком. Столь искусно, что следы операции нам пришлось выискивать с помощью лупы. На всякий случай медведя мы снова распороли и снова обнаружили в нем только невинную фабричную набивку в виде кубиков губки.
Затем мы обсудили детали операции «костяная нога». Подворачивался на редкость благоприятный для неё случай, ну точь-в-точь как у моего курьера на крылечке. Сами судите: сокровище Болек получил, сам был чист, есть свидетели, трения должны возникнуть между отправителем и получателем, пусть до посинения выясняют между собой проблему исчезновения ценного груза.
Почти вся ночь прошла для майора с сержантом в тяжких трудах…
* * *
Тем временем Болек на пляже совсем разошёлся. Не ограничился гимнастикой на песке, сбежал к воде, по дороге кувыркаясь и подпрыгивая, и забрался на какую-то железяку, торчавшую из воды у самого берега. Уж не знаю, что это такое было, возможно, деталь затонувшей у берега баржи. Сколько раз я пыталась посидеть на ней в час отлива, когда она целиком была окружена песком, да только у меня ничего не получалось, для сидения она не годилась.Оказывается, Болек и не намеревался на ней сидеть. Влез на упомянутую конструкцию и принялся на ней подпрыгивать, продолжая размахивать руками, как последний кретин. И разумеется, свалился в воду, но тут же выскочил со страшным криком, на руках подтянувшись на песок.
Он ещё летел в воду, а я уже сорвалась с места, чтобы выполнить свою задачу. И успела краем глаза заметить, как воломинский мафиозо, уже намылившийся скрыться с пляжа, на ходу обернулся, услышав Болеков крик, и поспешил к нему.
Я была первой, ведь мне было ближе всех. Впрочем, нет, меня опередил майор. В плавках и тюрбане на голове он был настолько на себя не похож, что я его не сразу признала. Сверху скатились два рыбака и сержант, и вокруг Болека сразу образовалась толпа, к которой присоединился ничего не подозревавший пан Януш. Он просто из вежливости бросился за мной следом, но несчастье с посторонним человеком его взволновало чрезвычайно. Он загорелся искренним желанием помочь пострадавшему и чуть было не провалил так хорошо задуманную нами операцию.
— Пани Иоанна, на пляже я видел врача! Вы его тоже знаете! — крикнул он мне и, не дожидаясь ответа, громкими воплями принялся призывать упомянутого врача:
— Эй, пан Гжегож! Пан Гжегож, сюда, сюда, человек ногу сломал!
Врач, пусть даже и знакомый, нужен нам был как собаке пятая нога. Болеку не удалось позеленеть от боли, но он честно издавал громкие пронзительные крики при каждом прикосновении к нему, независимо от того, к чему прикасались. Кто-то из доброжелателей притащил большую широкую доску, сержант помчался звонить в «скорую». Болек, по-прежнему издавая крики, позволил все-таки уложить себя на доску и для разнообразия принялся душераздирающе стонать. Поскольку видимых травм на нем не было заметно, какая-то пани из толпы высказала соображение, что у парня наверняка лопнула печёнка. Внутренняя травма, самое страшное! Майор с рыбаками понёс пострадавшего вверх по склону, почему-то головой вниз, несчастный Болек вцепился в доску изо всех сил, как-то нетипично икая и подвывая с небольшими перерывами. За ним двинулась вся толпа. В процессии участвовал и воломинский мафиозо.
Почему-то никто не удивился, что «скорая» примчалась в таком невероятном темпе. «Скорая» как «скорая», санитары с носилками, Болека осторожно переложили на эти носилки, сержант сел к нему в машину, и «скорая», опять включив сирену, умчалась. А я принялась среди толпы распространять слух, что несчастный сломал ногу. Уж кому и знать, как не мне? Кто первым примчался к пострадавшему? Кто видел лучше всех пострадавшего? Кто слышал, что сказал врач из «скорой» о пострадавшем? Перелом, как пить дать, никаких сомнений! А поскольку я уже освоилась с курьером моей мечты, всевозможные убедительные детали просто сами просились на язык, и я не скупилась на них. До того убедительно врала, что сама готова была поверить в нашу выдумку.
Судя по выражению лица, блондинистый мафиозо в неё поверил…
* * *
Вечером у майора очень довольный собой Болек рассказывал нам:— Я уже тому радовался, что мне не велели плыть до самой Швеции. Выслал медведя в нужном направлении, пошёл, как по нитке! Получаю сигнал — прибыл, порядок, могу возвращаться. Теперь этот медведь у шведов, так им и надо!
Ногу в гипсе Болек вытянул на середину комнаты, костыли заботливо поставил рядом. Всю дорогу забываю об этих проклятых костылях, пожаловался нам Болек, так и тянет наступать на эту гипсовую подпорку, вот и стараюсь держать костыли на виду, чтобы не забывать о них. Гипс ему со знанием дела наложил посвящённый в тайну полицейский врач и даже выдал чей-то рентгеновский снимок с изумительным переломом голени сразу под коленом. Он, Болек, прекрасно понимал, что, занимаясь гимнастикой на песке и прыгая на железяке у воды, делает из себя посмешище всего пляжа, но ведь никто бы не поверил, сломай он ногу прямо на песке пляжа. А железяку он приметил ещё утром, отправляясь в рейс.