Хмельницкая Ольга. Санаторно-курортный маньяк

   – Скажите, девушки, – хрипло сказал молодой человек, – когда при приеме на работу мы подписывали контракт, там было что-нибудь сказано о том, что мы обязаны рисковать жизнью ради науки?
   – Макс, – сказала Алина, прижимаясь спиной к стене здания, – не болтай. Лучше продвигайся вперед. А то нас сейчас кто-нибудь заметит, и тогда все наши усилия пойдут прахом.
   – Хорошо, что осенью рано темнеет, – вздохнула Нелли, стараясь не смотреть вниз.
   Максим, сцепив зубы, сделал еще несколько маленьких шажков. Теперь он был на полпути между окном кафедры и женским туалетом.
   – Ты похож на Нео из «Матрицы», – прошептала ему Алина.
   – Не издевайся над ним, – попросила Нелли, – ты видишь, что человеку и так плохо.
   Сцепив зубы и стараясь не потерять равновесие, Энгельс сделал еще несколько крошечных шагов. Старые кирпичи под его ногами крошились, прямо под ними виднелись круглые шапки кленов. Проехала машина, осветив фарами стену здания ниже того уровня, где дрожала троица, и все снова стихло.
   Максим сделал еще два шажка, и тут в кармане у Нелли зазвонил мобильный.
   – Это муж! – испуганно сказала лаборантка Околелова. – Что я ему скажу? Он еще не знает, что я не буду ночевать дома!
   – Тихо! Тихо! – засипела Алина. – Что ты орешь, мы же должны соблюдать конспирацию! Нам же еще до санатория добраться надо и ночь продержаться, а пока мы еще и на метр от окна не отошли! Не шуми!
   Телефон продолжал звонить.
   – Как я ему объясню, что не буду ночевать дома? – паниковала Нелли. – У меня жутко ревнивый супруг!
   Максим, о котором все забыли, изо всех сил прижимал к животу агрегат. Пот заливал ему глаза, попадал в рот и капал с подбородка, лицо побагровело. Руки начали предательски дрожать.
   – Дай трубку мне, я ему все объясню, – предложила Алина. – Или дай ему номер Кулибиной, пусть позвонит ей, и она ему расскажет, что поручила отвезти бесценное устройство к месту его презентации. Именно ночью, под покровом тьмы.
   Максим, руки которого дрожали все сильнее, закрыл глаза, которые уже начинали вылезать из орбит от напряжения.
   – Быстрее, девушки, – прошептал Энгельс, – еле держу, могу и уронить!
   – Сейчас, – махнула рукой Нелли и, балансируя на краю карниза, поднесла телефон к уху.
   Алина быстро осмотрелась. Внизу все было тихо, на карнизе, кроме них, никого не было, в небе виднелась половинка луны и два небольших облачка.
   – Да, кися, – быстро сказала Околелова в трубку, – да, на работе, пупсик мой. Да, люблю. Да, скучаю. Да, обожаю мою лапочку. Нет. Нет. Сегодня домой не приеду, буду ночевать в санатории, у нас конфе... нет, симпози... Ой! Ты что! Да никогда! Только тебя люблю! Что за санаторий и где? «Весенний ежик», в поселке Лесное. Приедешь? Ура, какое счастье! Только пистолет не забудь с собой взять! Зачем пистолет? Пригодится!
   И она с довольной улыбкой на лице отключила телефон.
   – Ура, – сказала Нелли, переводя дух. – Я только что убила двух зайцев – и отвела от себя подозрения, и нашла нам защитника на ночь.
   – Поздравляю, – прошептал Максим, тяжело дыша. Его руки, которыми он из последних сил прижимал агрегат к животу, била дрожь. Лицо стало багровым, как свекла. На шее пульсировала жилка. Энгельс закрыл глаза и попытался перехватить устройство, но пальцы скользнули по гладкой поверхности агрегата, и результат напряженной творческой мысли, призванный осчастливить человечество, полетел вниз. По дороге устройство профессора Кулибиной стукнулось о край карниза, а потом с шумом влетело в крону большого клена. В мертвой тишине было слышно, как агрегат падает, ударяясь о ветви, потом раздался глухой стук о землю, и все стихло.
   – Да, не надо было идти по карнизу, – тихо и печально сказал Максим, – это была неправильная идея.
   – А-а-а-а, нам конец! – в ужасе закричала Нелли. – Лилия Степановна нас убьет! Прыгаем за ним!
   Никто не шевельнулся.
   – Что же я, идиот, с третьего этажа прыгать? – сказал Максим. – Лучше я завтра утром уволюсь, – добавил он голосом, в котором одновременно сквозили боль и облегчение, – или нет, просто сбегу! Не приду на работу – и все. Пусть подавятся моей трудовой книжкой.
   – Спокойно, – сказала Алина, – ничего страшного не произошло. Если агрегат не развалился в полете, мы его сейчас найдем и поднимем.
   – Он скорее всего разбился, – покачал головой Макс. – А ремонтировать его трудно, долго, и нужны паяльник и вольтметр.
   – С чего ему разбиваться? – удивилась Алина. – Он же медный. Главное, быстро подобрать его, пока никто не нашел и на металлолом на сдал.
   Алина, Нелли и Максим быстро засеменили по карнизу в сторону мужского туалета. За широкими и плотными листьями им было не видно, куда упало устройство и что с ним происходит.
 
   – Заходите, Светлана Георгиевна, – махнул рукой Рязанцев, предлагая секретарше войти.
   Лучезарно улыбнувшись, Булкина вплыла в маленький одноместный номер санатория. Рязанцев вошел следом, неся чемоданы девушки. Скрипящая зубами Ева осталась ждать в коридоре.
   – Здесь очень мило, – улыбнулась Света и сняла легкий жакет. – А участники конференции прибудут утром?
   – В основном – да, – кивнул полковник, глядя на тонкую маечку секретарши, плотно обтягивающую ее обширные прелести. – Но оргкомитет, журналисты и спецслужбы уже здесь.
   – А вдруг это все не сказки и в санатории действительно орудует маньяк, – спросила Светлана Георгиевна, понижая голос и подходя к полковнику, – который по ночам проникает к постояльцам под видом привидения?
   Теперь она стояла так близко, что почти касалась Владимира Евгеньевича своей грудью.
   – Не знаю, – ответил он, глядя на голые плечи Светланы Георгиевны, – я думаю, что, если вы закроете дверь на замок, вам ничто не будет угрожать.
   – Спасибо, – сухо ответила Булкина и отошла от полковника, демонстративно глядя в сторону. – Спокойной ночи.
   «Обиделась», – подумал Рязанцев, пожелал Свете спокойной ночи и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
   Ева стояла у стены. Ее взгляд был странно отсутствующим.
   – Пойдем, теперь я покажу тебе свою комнату, – сказал полковник, вздохнув.
   – Спасибо, – кивнула Ершова и взяла с пола свою сумку.
   – Давай, я тебе помогу, – предложил Владимир Евгеньевич.
   – Не надо, – сказала девушка. – Я сама.
   До комнаты Евы они дошли в полном молчании.
 
   Как ни старались Нелли, Алина и Максим, но идти по карнизу быстро никак не получалось. Они семенили изо всех сил, но при этом еле-еле продвигались вперед. Неровные кирпичи крошились под ногами, в спину время от времени упирались какие-то жесткие кронштейны, карниз становился то ?уже, то шире. Кое-где кирпичиков вообще не осталось, и тогда троица двигалась приставным шагом, широко расставляя ноги.
   – Я не могу, у меня юбка узкая, – жаловалась высокая стройная Алина, любившая носить юбки-карандаши с пиджаками, – ноги не поднимаются! К тому же я хочу есть. Я всегда хочу есть, когда нервничаю.
   – А я боюсь, что у меня на спине уже дырка вытерлась, – сказала Нелли, – свитер все время за что-то цепляется и трется. К тому же я хочу курить.
   – А мне нужно в туалет, – добавил Макс, – я переволновался. Впрочем, мы как раз туда и идем.
   Некоторое время молодые люди пробирались молча, думая каждый о своем. Луну закрыли тучи, поднялся ветер. Небо из сине-чернильного стало черным.
   – Давайте, я перелезу в женскую уборную, когда мы туда дойдем, и побегу вниз охранять агрегат, – предложила Алина, – а вы пойдете дальше. Если шпионы, которые кишат в окрестностях нашей кафедры, меня и заметят, то значения не придадут. А если я надену черные очки, то меня вообще никто не узнает!
   Максим, шедший первым, тем временем добрался до окна туалета.
   – Девушки, – сказал он трагическим шепотом, балансируя у стекла, – у нас проблемы. Окно заперто. Будем бить?
   – Блин, – выдохнула Алина.
   – Это конец, – простонала Нелли. – Что же нам теперь делать?
   Некоторое время все молчали, слушая шум ветра. Стекло за их спиной тихонько звенело. В этом месте деревья не росли, и было видно, что до земли, покрытой асфальтом, очень далеко. Алина посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. Девушка прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Идея идти по карнизу больше не казалась ей удачной.
   – Ну что, пойдем назад или вперед? – спросил Энгельс, балансируя напротив закрытого окна.
   В этот момент в туалете раздался истошный женский визг.
   – Все, – сказала Нелли, – нас заметили. Сейчас шпионы сбегутся на визг и обнаружат нас.
   Почти одновременно с визгом мобильный телефон Нелли опять зазвонил.
   – Кулибина! – сказала Околелова, поднесла сотовый к уху, но в этот момент налетел сильный порыв ветра, Нелли покачнулась, телефон выскользнул из ее пальцев и полетел вниз. Мгновение спустя раздался треск – мобильник разлетелся на тысячу осколков.
   – Тэ-э-экс, – протянул Максим, – нам нужно срочно что-то предпринять, а не то мы последуем за этим телефоном. У меня, если честно, уже судорогой сводит ноги, идти нам еще далеко, а если вдруг и там окно окажется закрытым, то я не знаю, что мы будем делать.
   В туалете снова раздался визг, теперь это был другой голос.
   – Ну вот, – сказала Алина, – они визжат и убегают, и никто не догадается открыть окно.
   – И очень хорошо, – добавила Нелли, – потому что окно тут открывается наружу.
   – Мамочка, забери меня отсюда, – пробормотал Энгельс. – Или давайте лучше позвоним в службу спасения, и нас снимут.
   – У меня есть идея получше, – сказала Алина, – видите тополь впереди? Он растет совсем рядом со зданием. Если мы туда дойдем, то сможем на него перелезть и спуститься вниз. Вперед!
   В туалете снова кто-то завизжал.
   – Быстрее, быстрее, а то мой муж, наверное, уже приехал в «Весенний ежик», – пробормотала Нелли, и троица поползла вперед, к тополю.
 
   Комната Евы выглядела точно так же, как и апартаменты секретарши. Такие же кровать, тумба, телевизор, холодильник, стол и пара стульев.
   – Типичный совок, – вздохнула Ершова.
   – А мне нравится, – улыбнулся Рязанцев, – напоминает советское прошлое.
   – Ностальгия?
   – Да.
   Повисла неловкая пауза.
   – Ну, я пойду, – сказал Владимир Евгеньевич, стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – увидимся за завтраком.
   Ева с трудом перевела дух. Ее любимый мужчина не собирался сегодня с ней ночевать. Откуда-то из глубины тела поднялась боль. Теперь девушка знала, где у нее душа, – в солнечном сплетении, чуть выше пупка. Именно там что-то сжималось, пульсировало и нестерпимо болело.
   – Ты не останешься? – спросила она, хотя ответ был и так ясен.
   – Если честно, я устал, – сказал полковник, – а завтра у нас будет тяжелый день.
   Он поцеловал Еву, причем девушка никак не могла избавиться от ощущения, что он делает это механически, для галочки, и вышел в коридор.
   Тогда Ева села на кровать, подтянула ноги к груди, опустила голову с короткими темными волосами и заплакала. Ее счастье, казавшееся совершенно незыблемым еще месяц назад, трещало по швам. Вернее, никакого счастья уже не было, а были сплошные неприятности – каждую секунду Еву терзали ревность, обида и боль, которые сменялись отчаянной надеждой, от которой становилось еще хуже. Она не сомневалась, что Рязанцев продолжает ее любить. Она не сомневалась, что он будет защищать ее, если понадобится. Не предаст, не продаст, не забудет, не оставит. Но Ева больше не чувствовала его любви, и от этого все остальное не имело никакого значения.
   В тот момент, когда Ершова решила перестать плакать и пойти умыться в ванную, ей послышались в коридоре легкие шаги. Девушка насторожилась. А потом подошла к двери, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.
 
   – Теперь надо прыгать, да? – жалобно спросил Максим, глядя на тополь, ствол которого находился примерно в полутора метрах от стены.
   – Да, – храбро ответила Алина, изо всех сил прижимаясь спиной к холодным кирпичам. – Прыгай и хватайся за ветки.
   – Стоит только решиться, и через три минуты ты будешь на земле, – поддакнула Нелли.
   – А вдруг я не допрыгну? – спросил Энгельс. – Разбежаться-то нельзя, прыгать придется с места. Может, все-таки дойдем до мужского туалета, вдруг там окно открыто?
   В этот момент внизу послышался какой-то подозрительный шум.
   – Ой, что это? – спросил фальцет, принадлежавший, видимо, подростку.
   – Какой-то бочонок, – неуверенно ответил второй.
   Раздался звон, и что-то большое и круглое покатилось по асфальту.
   – Не трогайте! – испуганно закричала Алина. – Это наше!
   Внизу наступила тишина.
   – Ой, кто это говорит? – послышался неуверенный голосок. – Похоже, кто-то на дереве сидит.
   – Да нет, это из окна, – не согласился второй подросток, – ну давай, бери бочонок, и потащили.
   – Не смейте трогать агрегат, он радиоактивный! – закричал Максим.
   – Ха-ха, – раздалось жизнерадостное подростковое хихиканье, – а что такое «радиоактивный»? Мы учили это в школе на химии, но я пропустил, как всегда. Ты случайно не знаешь, Мишаня?
   – Не-а, – протянул Мишаня, – зато я знаю, что такое «активный» и что такое «радио». Ни то ни другое – не страшно.
   И они снова начали пинать ногами устройство Кулибиной.
   – Смотри, – сказал один из подростков через секунду, – тут провода какие-то висят. Оторвать, что ли?
   Услышав это, Алина сделала гигантский прыжок, заставивший вспомнить о Багире из мультика про Маугли, и вцепилась в ветви тополя. Тут же девушка превратилась из пантеры в обезьяну и быстро полезла вниз.
   – Молодые люди, отдайте, это наше! – послышался внизу ее суровый крик.
   – Нет, наше! Мы его первые нашли! – не согласились подростки.
   Послышался стук каблуков, потом сопение.
   – Ладно, тетенька, берите, – сказал один из мальчишек, потирая рубиновое ухо, – раз вы такая стерва и вас интересует всякий металлолом!
   Пропустив мимо ушей замечания о стерве, Алина триумфально подкатила агрегат под тополь.
   – Слезайте, надо скорее ехать, – сказала девушка товарищам, стоявшим на карнизе, как две скульптуры на портике античного храма, – а то с аппаратом Кулибиной случится еще какая-нибудь неприятность. К тому же нам надо купить еще песок, водку и древесный уголь для шашлыка.
   Вздохнув и три раза перекрестившись, Макс прыгнул, вытянув вперед руки. К сожалению, прыжок получился недостаточно далеким и тут же перешел в затяжной полет.
   – А-а-а-а! – кричал Энгельс, пролетая в толще веток, которые ломались под весом его тела. – Мама! Спасите!
   Бум, бум, бум!
   Максим скользил по веткам, как падающий с дуба Винни-Пух, и наконец с коротким вскриком приземлился на кучу оставшихся с осени полусгнивших листьев.
   – Ты как? – участливо спросила его подбежавшая Алина. – Очень ушибся?
   Она протянула ему руку и помогла подняться.
   – Умираю, – простонал Энгельс после длинной паузы, встал и отряхнулся.
   На карнизе осталась одна Нелли.
 
   «Неужели это тот самый маньяк? – подумала Ева, прислушиваясь. – Или кто-то из постояльцев? Тогда почему он идет на цыпочках, крадучись?»
   Девушка села на пол, приложив ухо к щели. Шаги стихли. Одним движением Ершова встала, сняла обувь и открыла дверь, стараясь, чтобы она не заскрипела.
   Никого. Темный коридор с потертой ковровой дорожкой.
   Бесшумно, как индеец в лесу, Ева пошла в ту сторону, куда направлялись шаги, мимо ряда дверей. Сквозняк обвевал ее спортивное, тренированное тело. Ершова отлично видела в темноте. Впереди посветлело – девушка добралась до площадки пожарной лестницы, где на потолке горела одинокая пыльная лампочка.
   Ни души. В санатории было так тихо, что казалось, в здании вообще никого не было.
   «А где же обещанные толпы шпионов? – подумала Ершова, стоя на площадке. – Или они все затаились? Затишье, так сказать, перед бурей?»
   Где-то за ее спиной тихонько скрипнула половица. Ева вздрогнула и повернула голову. Она стояла прямо под лампочкой, освещенная тусклым электрическим светом. Кто-то стоял в темноте совсем недалеко от нее, но она не могла его видеть, потому что этот кто-то находился за пределами светлого круга.
   Ева попятилась. Она просто физически почувствовала чей-то холодный пронизывающий взгляд. Пожарная лестница за ее спиной вела вверх и вниз.
   «Мы на втором этаже, – подумала Ева, – а внизу всегда сидит швейцар. Мне надо туда!»
   Из темноты раздалось тяжелое хриплое дыхание. Ершова опрометью бросилась к лестнице. Ей показалось, что дыхание за ее спиной перешло в тихое полузвериное ворчание.
 
   – Нелли, давай, – сказала Алина умоляюще. – Не бойся, это совсем не трудно!
   Околелова стояла на карнизе и в ужасе смотрела то вниз, то на тополь. Поцарапанный Максим сидел на агрегате, проявляя к изобретению века выдающуюся непочтительность.
   – Нелли, не бойся, – сказал Энгельс, – я вот до тополя не допрыгнул, но все равно приземлился благополучно, как с парашютом. И у тебя, если что, получится так же.
   – Не получится, – сказала Нелли с карниза, – ты, падая, все ветки поломал!
   Откуда-то слева послышались шаги, и к Алине и Максиму подошла юная пара.
   – Ужас! Самоубийца! Отговорите ее! Срочно! – взвизгнула девушка в кокетливой шляпке, увидев на карнизе распластавшуюся лаборантку.
   – Врача! Психиатра! – закричал молодой человек, выронив от волнения изо рта сигарету.
   – И пожарников! – добавила девушка, срывая свою шляпку с головы, чтобы лучше видеть Нелли.
   – А пожарников зачем? – миролюбиво спросила Алина.
   – Психиатр мне тоже ни к чему, – добавила Околелова с карниза. – Разве что нотариус, завещание написать.
   – Это ты брось, – сказал Максим, снимая куртку и набрасывая ее на устройство Кулибиной, чтобы оно не бросалось в глаза посторонним, – мы еще попляшем на твоей золотой свадьбе.
   Нелли вспомнила о муже, который, вероятно, уже находился в «Весеннем ежике», и всхлипнула.
   – Дорогая, пойдем, – аккуратно потянул молодой человек свою девушку, которая снова надела шляпку, – тут не один псих, а целых трое.
   – Уже уходите? – елейным голоском протянула Алина.
   – Срочные дела-с, – просипел парень, и они скрылись за углом с наивозможной скоростью.
   – Нелли, слезай, – сказал Макс, – надо ехать. Сейчас они кому-нибудь о нас расскажут, и у нас будут большие проблемы.
   Околелова не отозвалась.
   – Ладно, – сказала Алина после паузы, – я полезу за ней.
   Девушка подошла к тополю и принялась карабкаться на дерево, на чем свет стоит ругая свою узкую юбку.
 
   Света сидела на стуле в полупрозрачном пеньюарчике и смотрела на Рязанцева. Тот не торопясь разливал в два бокала густое рубиновое вино.
   – Это крымское «Бастардо», – сказал он, – вам понравится.
   – Может, будем на «ты»? – сказала секретарша, встала, подошла к окну и выглянула в парк, окружавший санаторий. Темная аллея была кое-где освещена фонариками, словно лесными светлячками. Теперь, когда секретарша стояла у окна, повернувшись к Владимиру Евгеньевичу филейной частью, было видно, что из белья на Булкиной только стринги.
   – Давай на «ты», – легко согласился полковник, отставляя бутылку в сторону. Потом он распечатал коробку шоколадных конфет.
   Света медленно повернулась к нему. В этот момент она боковым зрением заметила в темном парке какое-то движение. Светлана Георгиевна быстро повернулась и внимательно оглядела темные кусты. Ничего.
   На всякий случай девушка задернула шторы, а потом подошла к полковнику сзади и положила ладони ему на плечи.
 
   Ева пулей летела по узкой винтовой лестнице. Ей все еще слышалось сзади тяжелое дыхание. Добежав до первого этажа, девушка заставила себя остановиться и отдышаться.
   «Как тебе не стыдно, Ева, – сказала она самой себе, – ты же лейтенант ФСБ, обязана защищать покой и безопасность граждан России. А на самом деле ты кто? Трусиха? Паникерша?»
   Прямо перед Ершовой простирался скудно освещенный обширный холл санатория. Возле стола швейцара стояли двое белых мужчин и одна негритянка. У них были большие чемоданы и фирменные бейджики с буквами CNN. На диванчике сидела еще одна женщина средних лет с типично русским лицом, сосредоточенно заправляющая в диктофон батарейки.
   «Журналисты – и теле-, и из печатных изданий, – подумала Ева, – к утру их тут будут вообще несметные толпы».
   Как будто в подтверждение ее слов ко входу в санаторий подъехала еще одна машина, откуда вышли четверо маленьких японцев в одинаковых черных костюмах.
   – Жителям Страны восходящего солнца установка Кулибиной вообще нужна как воздух, – пробормотала Ева самой себе, – поэтому завтра с них глаз нельзя спускать, пока Лилия Степановна не выступит.
   Бородатый швейцар, протирая заспанные глаза, выдал гостям ключи и снова поплелся в свою сторожку. Глобальные мировые проблемы его, очевидно, не интересовали.
 
   – Ну, давай руку! – воскликнула Алина с тополя.
   Нелли не шевельнулась.
   – Я не могу, – сказала она, – у меня голова кружится, я не в состоянии открыть глаза. А когда пытаюсь смотреть, то меня сразу начинает шатать. И тошнить!
   – Это у тебя давление поднялось, – сказала Алина, – от нервов.
   – Ага, – печально кивнула Околелова.
   Алина удобно устроилась на развилке, слегка разорвав сбоку юбку, чтобы она не так мешала движениям, и задумалась. Нелли всхлипывала неподалеку.
   – Макс! – наконец закричала девушка. – У тебя в машине есть пила?
   – Есть топор, – отозвался молодой человек, – а что?
   – Руби тополь! Так, чтобы он упал на здание и Нелли смогла бы на него легко перебраться.
   – Ага, – кивнул Энгельс.
   Через несколько минут, в течение которых Околелова всхлипывала все отчаяннее, со страшным громыханием подъехала «копейка», из багажника которой молодой человек извлек большой ржавый топор.
   – И ра-а-аз! – воскликнул он, ударив по стволу.
   Дерево задрожало. Алина вцепилась руками в ветви.
   – И два! – закричал Максим во второй раз, изо всех сил вогнав острый топор в старую рыхлую древесину.
   – Максик, давай, – подбодрила его Алина, – тополя – это такие большие древесные сорняки, растут быстро, но ствол получается неплотный.
   – И три! – выдохнул молодой человек.
   – Предъявите, пожалуйста, документики, – вдруг сказал из темноты суровый голос, и из-за деревьев вышли два дюжих милиционера.
   – Лейтенант Иванов и старшина Петренко, – представился один из них, – нарушаем? Деревья рубим в неположенном месте? На шашлыки собрались, молодой человек? – спросили они, покосившись на открытый багажник.
   – Э-э-а-а-а, – раздался откуда-то сверху слабый стон.
   – Ой, кто это? – испугался лейтенант Иванов.
   – Это коты, не обращай внимания, – махнул рукой Петренко.
   – Ы-ы-ы, – послышалось сверху.
   – Точно коты? – прищурился Иванов. – Как-то они слишком по-человечески мяукают. Правду говорят, что у животных тоже есть душа.
   – Это не коты, это наша Нелли, ее сейчас стошнит, – сказал девичий голосок откуда-то из глубины веток тополя.
   Милиционеры переглянулись, а потом дружно подошли вплотную к стене здания и посмотрели вверх. Прямо на карнизе, раскинув руки, стояла полная женская фигура и издавала страдальческие стоны.
   – Нелли плохо, у нее поднялось давление, – пояснил Максим, – она никак не может перепрыгнуть на дерево, поэтому мы с Алиной решили его срубить, опереть о стену и снять ее оттуда.
   – У-у-у, – печально прогудела Околелова с карниза.
   – А как она туда вообще по... – начал было лейтенант, но тут у Нелли закончились силы. Ноги женщины подломились, руки раскинулись, и она камнем полетела вниз. Алина дико завизжала. Стражи порядка успели только поднять голову и увидеть, как на них летит сверху что-то большое и темное. Рядом летели два объекта поменьше. Это были туфли Околеловой.
   Ба-бах!
   Лаборантка врезалась прямо в двух мужчин, кубарем покатившихся по земле. Это смягчило ее падение. Несколько секунд Нелли лежала, пытаясь отдышаться. Петренко медленно встал, громко матерясь. Иванов продолжал лежать на земле, ощупывая свои кости.
   – Твою мать, – наконец сказал Иванов, вставая, – ну зачем ты туда полезла, если у тебя гипертония, а?
   – Извините, – скромно потупилась Околелова, отряхивая пыль и надевая на ноги туфли, – больше не повторится.
   С дерева проворно слезла Алина.
   – Всем спасибо, извините, мы спешим, – мило защебетала она, подталкивая Нелли и Максима к автомобилю. Энгельс взял агрегат и забросил его в багажник, потом положил туда же и топор.
   – Ребята, – крикнула Нелли милиционерам, ныряя в «копейку», – вы мне жизнь спасли.
   – И дерево вы тоже спасли! – добавила Алина стражам порядка, которые никак не могли прийти в себя. – Спасибо!
   «Копейка» с ревом стартовала и скрылась за воротами.
 
   Света положила ладони на плечи Рязанцева и прижалась большой упругой грудью к его плечам.
   – Останешься у меня сегодня? – промурлыкала она полковнику прямо в ухо.
   Владимир Евгеньевич ничего не ответил. Он молча посадил Свету на колени и протянул ей вино. Секретарша взяла бокал за ножку и сделала маленький глоток, глядя Рязанцеву прямо в глаза.
   – Твоя невеста сегодня прямо-таки испепеляла меня взглядом, – сказала она, хитро улыбнувшись. – Я ей не нравлюсь.