Ривс чуть помедлил.
   – Вы в него стреляли?
   – Пытался, но ему удалось убежать. Следов крови я не обнаружил, так что, к стыду своему, должен предположить, что я промахнулся.
   На лице Ривса появилась напряженная улыбка.
   – Позвольте, милорд, помочь вам надеть камзол.
   Тристан сунул руки в рукава. Странно было ощущать на теле плотно прилегающую одежду. Он взял свою трость.
   – Я чувствую себя как приготовленный к жаренью гусь. С вашего позволения я отправлюсь на утреннюю прогулку.
   – У вас остается полчаса до того, как прибудет миссис Тистлуэйт. И будьте осторожнее, обходите лужи, – напомнил Ривс, кивком указав на блестящие сапоги Тристана.
   – Какой прок в сапогах, если их нельзя испачкать?
   Ривс открыл было рот, чтобы ответить, но тут распахнулась дверь, и в комнату заглянул Стивенс, глаза которого округлились от удивления при виде Тристана.
   – Ухты! Капитан, то есть ваша светлость! Теперь вы выглядите как самый настоящий джентльмен!
   – Мистер Стивенс, – спокойно сказал Ривс, – прежде чем войти в комнату, принято стучать.
   – Неужели? Ну, в таком случае – пожалуйста! – Стивенс повернулся и, постучав в дверь у себя за спиной, улыбнулся Ривсу: – Теперь правильно?
   – Отлично. Только следует остановиться перед дверью, постучать и подождать, пока не получишь разрешения войти.
   – Господи, зачем столько времени тратить понапрасну? Капитан... гм-м, ваша светлость, вы когда-нибудь слышали такое? Стучать в дверь, а потом ждать разрешения войти?
   – Правила поведения, Стивенс. Меня они совсем задушили. Еще до конца месяца мы сами себя не узнаем.
   – Мистер Стивенс, вы принесли ножницы, как я просил? – поинтересовался Ривс.
   Стивенс кивнул и извлек откуда-то из-под мешковатого камзола устрашающего вида ножницы.
   Тристан с опаской взглянул на них:
   – Это еще зачем? Может, хотите выкроить паруса из того алого жилета?
   Стивенс хихикнул:
   – Неужели не знаете, капитан? Ножницы нужны, чтобы подстричь вам волосы.
   – Что-о? – Тристан сделал шаг назад, с ужасом глядя на ножницы. – Я не позволю стричь себе волосы, Ривс!
   Ривс сердито взглянул на Стивенса.
   – Я хотел сообщить об этом герцогу по-другому.
   Тристан нахмурил брови, прикоснувшись рукой к аккуратной косице на затылке. Она была длиной чуть ниже плеч. Такая длина была вполне приемлемой, а большинство капитанов носили более длинные волосы. Но его волосы были такой длины с тех пор, как он впервые вышел в море, и он не собирался что-либо менять сейчас.
   – Я не стану стричь волосы. И пусть все попечители пропадут пропадом.
   Ривс вздохнул.
   – Может быть, миссис Тистлуэйт удастся вас вразумить. – С этими словами дворецкий отпустил присмиревшего Стивенса и занялся прочими утренними делами.
   Тристан обратил внимание на то, что частенько поглядывает на часы, считая минуты до появления миссис Тистлуэйт. Время, проведенное с Пруденс, становилось для него самым важным временем дня. Эта мысль заставила его замереть на мгновение, когда он застегивал пиджак. Он действительно очень много думал о ней. По правде говоря, с тех пор, как он проснулся, мысли о ней его не покидали. Но мысли в период бодрствования были все же не такими тревожными, как сны.
   Во сне она находилась в его постели и просыпалась с первыми лучами утреннего солнца. Она еще дремала, и ее длинные шелковистые каштановые волосы разметались по обнаженным плечам...
   Он, конечно, не знал, спит ли она голышом. Но если нет, то было бы интересно узнать, сколько времени потребуется, чтобы убедить ее спать без ночной сорочки.
   Он едва заметно улыбнулся, позволив Ривсу расправить на плечах новый камзол. Большинство женщин настолько озабочены тем, чтобы произвести впечатление, что совершенно забывают, каковы они на самом деле. Но Пруденс всегда была самой собой, и он с большим одобрением к этому относился. Она была не похожа на вздорных, поглощенных собой женщин. Она была не такой: она поддразнивала его, бросала ему вызов...
   – Милорд?
   Тристан поморгал:
   – Извините, Ривс. Вы что-то сказали?
   – Да, милорд. И не один раз.
   – Прошу прощения. Я задумался... о корабле. О корабле с великолепным топселем.
   – Я так и понял, милорд, – сказал Ривс и, взяв щеточку, почистил плечи Тристана. – Только я не знал, что ваш корабль назывался «Пруденс».
   – О чем это вы?
   – Только о том, что вы бормотали это имя. Пока я разглаживал рукава.
   – Вот как?
   Ривс положил на поднос щетку в серебряной оправе.
   – Странное, однако, совпадение: и корабль, и соседка носят одно имя – Пруденс. Наверное, легко запутаться.
   Тристан посмотрел в глаза Ривсу:
   – Мы закончили одеваться?
   – Да, милорд. Позвольте заметить, что вы выглядите великолепно.
   – Спасибо, Ривс. – Тристан повернулся, чтобы уйти, но остановился, вспомнив кое о чем. – Чуть не забыл спросить, есть ли вести от Данстеда?
   Последовала пауза – небольшая, но многозначительная.
   – Пока нет, – сказал Ривс.
   – Гм-м... – Тристан пристально посмотрел на дворецкого. – Однажды на прошлой неделе сюда приезжал какой-то незнакомец. Дело было поздно ночью. Вы его встретили и разговаривали с ним. Мне это известно, потому что Тоггл в это время выходил по нужде и подслушал ваш разговор. Вы получили записку от Данстеда.
   Ривс слегка нахмурился.
   – Мистер Тоггл большой умелец появляться там, где ему совершенно нечего делать.
   – Есть у него такой талант. Ну, что скажете?
   Ривс молчал.
   – Понятно. Второе странное происшествие случилось три ночи назад. Вы уехали сразу же после ужина и отсутствовали в течение двух часов.
   – Да, милорд, я это сделал. – Дворецкий встретился взглядом с Тристаном и вздохнул. – Я не хотел ничего говорить, пока этот вопрос не прояснится окончательно, но... возможно, так будет даже лучше. Милорд, Данстеду действительно удалось обнаружить местонахождение мистера Кристиана.
   Сердце Тристана испуганно пропустило удар. Ривс поднял руку.
   – Сейчас я не могу сказать больше ничего. Пока. Это дело чести. Он не позволил мне раскрыть его местонахождение.
   Тристан стиснул зубы.
   – Он здоров?
   – Да, милорд. Он совершенно здоров.
   У Тристана отлегло от сердца.
   – Ривс, я должен увидеться с ним.
   – Думаю, он тоже на это надеется.
   – Сомневаюсь, иначе он бы давно уже был здесь. Он сказал, почему не хочет нашей встречи?
   – Насколько я понимаю, ему нужно сначала принять кое-какие важные решения. Относительно занятия, которое он для себя выбрал.
   – Что это за занятие?
   – Боюсь, что я не имею права и об этом сказать вам.
   – Ривс, я принадлежу к числу терпеливых людей.
   – Я это знаю, милорд. Я постараюсь напомнить об этом мистеру Кристиану. – Ривс направился к двери. – Желаю вам насладиться своей утренней прогулкой, милорд. Завтрак будет накрыт к вашему возвращению.
   Тристан кивнул, стараясь сохранить самообладание. Трудно было представить себе, что он находится так близко и в то же время так далеко от Кристиана. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Но он не мог заставить Кристиана встретиться с ним, если тот пока не был готов к встрече. Наконец он сказал:
   – Спасибо, Ривс. Спасибо за все.
   Дворецкий улыбнулся:
   – Не стоит благодарности. – Поклонившись, Ривс вышел.
   Тристан уставился на закрывающуюся за ним дверь.
   «Чем, черт возьми, ты занимаешься, Кристиан?»

Глава 13

   Чтобы удалить пятна с мебели, смешайте розовое масло, щелочь и бычью желчь. Смесь используйте только в помещении с открытым окном, чтобы не потерять сознание, потому что начищать мебель в бессознательном состоянии едва ли возможно.
Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким

   Тристан спускался вниз по тропинке, продолжая размышлять о Ривсе и его тайнах. Утреннее солнце только что появилось над морем, дул свежий ветерок. На прошлой неделе он вставал чуть раньше, чтобы побывать на утесе. Это несколько проясняло мысли и успокаивало. Сегодня нечего было даже рассчитывать на обретение душевного покоя. Все его мысли занимал Кристиан.
   Ожидание было для него адской пыткой. Тристан решил дать Ривсу неделю, чтобы тот предъявил ему брата. Одну неделю – не больше!
   Интересно, понравится ли Кристиану Пруденс? При этой мысли перед ним возник образ обольстительного создания, прибывавшего к нему каждое утро закутанным в голубой плащ, с собранными в тугой пучок волосами и теплыми карими глазами, в которых искрился смех. Пруденс. Это имя, даже не произнесенное вслух, делало жизнь более выносимой.
   На тропинке сегодня было множество луж, подернутых ледком, и скользких, покрытых мхом камешков. Больную ногу снова пронзила острая боль. Тристан поморщился и стиснул зубы. Он не позволит этой ране, как и прочим проблемам, одолеть себя. Пруденс научила его на собственном примере, что как бы ни были трудны проблемы в жизни, с ними можно справиться, если подойти к ним с умом и терпением.
   Он и сам это когда-то знал, но за долгие месяцы выздоровления позволил себе позабыть об этом.
   Обогнув поворот, он увидел свой коттедж. Прочный и надежный, он противостоял всем ветрам.
   Тристан решил заставить себя преодолеть оставшееся до калитки расстояние в ускоренном темпе.
   Возможно, если он будет преодолевать боль и напрягать мышцы ноги, ему станет лучше. Стиснув зубы, он ринулся вперед.
   Он дойдет до калитки.
   Не отступится. Чего бы это ни стоило.
   На боль не следует обращать внимания.
   Только бы добраться до калитки...
   У него получилось! Ухватившись за верхнюю планку, он оперся на калитку и некоторое время стоял, приподняв больную ногу и опустив голову. Бороться с болью было бесполезно. Он прислушался к тому, как она распространяется по ходу чуть не убившей его свинцовой пули.
   Для него это было характерно: сначала он боролся, а потом смирился. Судьба издевалась над ним, издалека показывая, что он мог бы иметь, но не имел. Так было, когда дело касалось отца, так было с ранением, лишившим его возможности плавать, а теперь то же самое происходило в отношении Пруденс.
   Он хотел ее. Он хотел, чтобы она оставалась в его жизни после того, как закончится весь этот фарс с попечителями. Но из этого ничего не получится. Воспитанная, образованная, она принадлежит к тому миру, который он видел лишь издалека. Однако с каждым днем его тянуло к ней все сильнее и сильнее. В отношении Пруденс он был прав с самого начала: она принадлежала к числу тех женщин, на которых мужчины женятся, если они тоже воспитанные, образованные и принадлежат к тому же миру.
   А он не принадлежал. Об этом позаботился его отец.
   Тристан положил на ногу руку и сердито посмотрел на нее. Вдобавок ко всему он был изувечен. Сложись его жизнь по-другому, он, возможно, был бы в состоянии обеспечить ее, став чем-то большим, чем «сухопутный капитан».
   Но ему нечего было ей предложить. Нечего дать. Если только он не получит эти деньги.
   Однако... будет ли этого достаточно? Ему вспомнилось выражение ее лица, когда она упомянула о своем покойном муже Филиппе. Она любила его, это было очевидно. Тристан стиснул зубы. Сильно ли она любила Филиппа и любит ли до сих пор?
   На тропинке за его спиной послышались шаги.
   – Доброе утро.
   Теплый тон ее голоса находился в странном противоречии с пронизывающим ветром. Повернувшись, Тристан увидел Пруденс, которая шла к нему по тропинке. Ветер растрепал ее прическу, и несколько прядей темных волос упали ей на лицо. Встретившись с ним взглядом, она остановилась, прислонившись спиной к тисовому дереву, и глаза ее потемнели от какой-то непонятной эмоции.
   Может быть, это была жалость?
   – Вы пришли рано, – сказал он и сам почувствовал, что сказал это слишком резко.
   Она приподняла брови. Большинству женщин это придало бы величественный или, по крайней мере, удивленный вид, но у Пруденс при таком разлете бровей быстрое их поднятие придавало лицу озорное выражение.
   Он поборол раздражение.
   – Вам не следует выходить в такую погоду. Слишком сыро.
   Она пожала плечами.
   – Сегодня не так холодно, как на прошлой неделе. – Взгляд ее скользнул мимо него в сторону моря. – А какой красивый вид отсюда!
   – Вы правы. – Он взглянул на серое небо и нахмурился, потому что солнце скрылось за тучами и невозможно было определить время. – Наверное, пора завтракать?
   – Ривс послал меня за вами.
   Плотно обхватив рукой набалдашник трости, Тристан направился к ней, ненавидя всем сердцем свою хромоту. Подойдя, он остановился и молча предложил ей руку.
   Она улыбнулась, присела в реверансе и положила руку на его локоть.
   – Исполнено весьма изящно, – сказала она, одарив его ослепительной улыбкой, на которую его тело немедленно отреагировало самым неподобающим, хотя и естественным образом.
   Решительно изгнав из головы все похотливые мысли, он улыбнулся ей в ответ, подумав с замиранием сердца, что недалек тот день, когда она перестанет здесь появляться. И не придет больше на тропинку, разыскивая его.
   Но, по крайней мере, сегодня она у него есть.
   – Ну что ж, начнем уроки. – С этими словами он сопроводил ее в дом сквозь раздвижные стеклянные двери, выходящие на террасу.
   Пруденс сняла плащ. Тристан взял его и положил на спинку кресла. Наблюдая за ним, она подумала, уж не показалось ли ей, будто его руки обласкали мягкую шерсть плаща. Она нахмурила лоб. Он был какой-то не такой нынче утром. Была в нем какая-то... неуверенность.
   Стол был, как всегда, накрыт. Пруденс остановилась возле своего кресла и подождала герцога.
   К своему удивлению, она поняла, что завтрак, сервированный в высоком стиле, доставляет ей большое удовольствие. Особенно приятно было видеть каждое утро Тристана, наблюдать, как его крупная загорелая рука держит тонкий фарфор, как его зеленые глаза искрятся смехом.
   Последняя неделя оказалась трудной по многим причинам, одной из которых было то, что мать в конце каждого дня с надеждой ждала ее дома.
   К сожалению, у матери появились абсолютно необоснованные надежды, что ее отношения с герцогом перерастут из обычного общения наставницы и ученика во что-то большее. Ее настойчивые расспросы начинали раздражать Пруденс. Возможно, герцога влекло к Пруденс, но это было чисто физическое влечение, не имевшее ничего общего с возвышенными чувствами. К тому же очень скоро эти встречи закончатся.
   Герцог, опираясь на трость, подошел к ней. Заметив, что его хромота сегодня как будто усилилась, она нахмурила лоб.
   – Вы хорошо себя чувствуете?
   – Со мной все в порядке. А вот вы... – он оглядел ее с головы до ног, – вы выглядите великолепно.
   Его глаза этим утром тоже казались темнее, как будто его тяготили какие-то нелегкие мысли. Склонив голову набок, она пристально посмотрела на него. Была в его взгляде какая-то тревога... и что-то еще, от чего у нее учащенно забилось сердце.
   Их взгляды встретились, и ей почему-то стало трудно дышать. Он подошел ближе, потом медленно описал вокруг нее круг. Словно зверь на охоте, он направил на нее полностью все внимание. Пруденс стало жарко. Она с трудом удержалась, чтобы не оглянуться, когда он остановился у нее за спиной. Он слегка коснулся грудью ее спины и, горячо дыша ей в затылок, отодвинул от стола кресло.
   – Садитесь, пожалуйста, миссис Тистлуэйт, – тихо сказал он ей в ухо.
   «Ах он нахал», – подумала Пруденс, стараясь усмирить сердцебиение. Она неохотно уселась и подождала, пока он тоже сел.
   – Ну, что скажете? – Он приподнял брови.
   – Все было проделано очень хорошо. Кроме прикосновений.
   – Вот как? Разве я к вам прикоснулся? – Он изобразил святую мужскую невинность... если такое понятие существует.
   – Да, прикоснулись. Вы подошли слишком близко. Наша цель – попрактиковаться в вежливости.
   – Я думал, что поступил вежливо, отодвинув для вас кресло от стола. – Потом, посмотрев, как она разливает чай, он вдруг сказал в задумчивости: – И еще мне кажется, что отсутствие у вас детей объясняется тем, что вы не любите близко подпускать к себе человека.
   Она чуть не задохнулась.
   – Прошу прощения?
   – Я сказал...
   – Я поняла, что вы сказали! Просто... – она сделала глубокий вдох, – неприлично говорить на подобные темы.
   – На какие темы?
   – Ну-у, о рождении детей... и о прикосновениях.
   – О прикосновениях не я начал говорить, а вы.
   И правда, кажется, это сделала она. Пруденс вздохнула.
   – Если бы это был настоящий завтрак, то вам не следовало бы затрагивать ни одну из этих тем.
   – Совсем?
   – Разве что в иносказательной форме. Например, о женщине не говорят, что она беременна, а говорят: «она ожидает счастливого события». Или «она находится в интересном положении». Но в любом случае джентльмен не должен затрагивать эту тему. – Пруденс стало жарко. – А теперь поговорим о званых обедах. Когда прибудут попечители, вы, возможно, пожелаете...
   – Подождите. Вы сами сказали, что это «не настоящий завтрак». Так что ответьте мне, Пруденс, почему у вас нет детей?
   Она поднесла к губам чашку и сделала глоток, чтобы выиграть время и взять себя в руки.
   – Как я вам уже говорила, это не тема для светского разговора.
   – Но ведь мы с вами не принадлежим к высшему свету, не так ли? – сказал он, откинувшись на спинку кресла. – По крайней мере, в данный момент. Пока мы с вами являемся изгоями высшего общества. Париями.
   – В отношении меня это действительно так. А вот вам недолго осталось пребывать в этом качестве.
   Это было правдой. Имея титул и состояние, он будет сразу же принят во всех домах Лондона, тогда как она... Она останется там, где была.
   Что-то с ней происходило. Она начинала что-то чувствовать к герцогу. «Это похоть, – сказала она себе. – Половое влечение – и ничего больше». К сожалению, это было очень сильное половое влечение.
   – ...и так происходит каждый раз, – услышала она его слова.
   Она поморгала, осознав, что он что-то говорит.
   – Извините, я не слышала, что вы сказали.
   – Я сказал, что женщины часто забывают о моем присутствии. Только что они разговаривали со мной, а мгновение спустя сидят, уставясь в чайные чашки, словно в состоянии транса.
   Она улыбнулась:
   – Это я уставилась в чайную чашку?
   – Да. Я пытался не принимать это на свой счет, но мне не удалось, – сказал он, весело поблескивая зелеными глазами.
   Он был неотразимо красивым мужчиной, особенно когда улыбался такой улыбкой.
   – Великолепный завтрак, – сказала она.
   И так было каждый день. Как только он подходил поближе, как только у нее возникал эмоциональный интерес, она ощущала неловкость и быстренько укрывалась под маской педагога. И он был вынужден вести обезличенную светскую беседу… пока не удавалось свернуть разговор на более интересные темы.
   – Есть ли что-нибудь вкуснее апельсинового джема? – сказала она, намазывая маслом кусочек поджаренного хлеба.
   – Нет.
   Ее рука с ножом зависла в воздухе, карие глаза вопросительно взглянули на него.
   – Не принято отвечать просто «нет». Вы должны либо согласиться, либо объяснить причину несогласия. Просто «нет» не говорят.
   – Я не думал о джеме. Я хотел сказать, что на сегодня с меня достаточно пустой светской болтовни.
   Она отложила нож.
   – Может быть, обсудим то, что предложил Ривс? Он сказал, что было бы полезно, чтобы закрепить на практике ваши новые навыки, посетить какой-нибудь званый обед у местных помещиков.
   – Я бы с большим удовольствием попрактиковался с вами.
   Она решительно покачала головой.
   – Давайте-ка лучше поговорим о предстоящем визите попечителей.
   Он вздохнул:
   – Ладно. Я даю вам три минуты на разговор о попечителях, а после этого не хочу сегодня даже слышать о них за столом.
   – Три минуты? Нет, так дело не пойдет. – Она закусила губу, окидывая его оценивающим взглядом. – Дайте лучше десять минут.
   – Четыре минуты. Она прищурила глаза.
   – Семь.
   – Пять минут – и это мое последнее слово.
   – По рукам! Как вы встретите попечителей, когда они прибудут?
   Он окинул ее ленивым взглядом.
   – Их примет Стивенс. Сейчас Ривс обучает Стивенса тому, что надо сделать и сказать. Двое моих людей будут выступать в качестве лакеев. Они примут плащи и шляпы у наших гостей и повесят их в передней. Потом Стивенс сопроводит попечителей сюда, в этот кабинет. А уж здесь я ошеломлю их своей тупостью и неумением связать двух слов.
   – Как вы будете действовать?
   – Поздороваюсь с ними, пожму им руки или поклонюсь – как они того пожелают, потом предложу им сесть. В зависимости от времени их прибытия я могу предложить им что-нибудь выпить. Хотя мне кажется, что это совсем неправильно.
   – Но вы не можете предложить им бренди до полудня.
   – Осмелюсь заметить, что многие, если не все, имеют обыкновение пить гораздо более крепкие напитки и гораздо раньше полудня. Лично я считаю, что всем нам захочется пропустить стаканчик-другой. Уверен, что они не в восторге от предстоящей встречи, так же, как я, а может быть, даже больше, чем я.
   – Возможно, вы правы. И все же вам нужно, чтобы они увидели в вас человека воспитанного. А вдруг кого-нибудь из них неожиданно одолеет приступ пуританского благочестия?
   – Вполне возможно, – сказал Тристан, хотя абсолютно не был в этом убежден.
   – Вы, кажется, все учли и обо всем позаботились, – сказала она, ослепляя его улыбкой.
   По правде говоря, в данный момент его, разгоряченного ее близостью, одолевали самые непристойные мысли о том, что хорошо бы было заглянуть ей под юбки.
   Она сделала глоточек чая, и ее губки чертовски привлекательно прикоснулись к краю чашки.
   – Хорошо, милорд. Что вы будете делать дальше, после того как усадите попечителей?
   – Заведу бессмысленный дурацкий разговор. Через некоторое время, как бы между прочим, спрошу их о завещании, но на первом этапе я должен утвердиться в их глазах как светский человек, джентльмен.
   – Отлично! У вас все великолепно получится.
   – О да. За последнюю неделю я многому научился. Я теперь умею кланяться, как презренный подхалим, выслушивать речи праздных пижонов, как будто они изрекают нечто необычайно умное, и говорить в течение получаса, ничего при этом не сказав.
   Она рассмеялась, и он не мог не улыбнуться в ответ.
   – К сожалению, эти навыки кажутся иногда бесполезными.
   – Они действительно бесполезны.
   – Но не для попечителей. – Она опустила ресницы. – Милорд...
   – Зовите меня Тристаном.
   – Я не могу...
   – Кто из нас герцог: вы или я? Я хочу, чтобы вы называли меня Тристаном. Пожалуйста, – тихо добавил он. – Мы столько времени провели вместе, что вам пора бы считать меня не только соседом, но и другом.
   Она приподняла брови.
   – Очень приятно слышать это, милорд! Позвольте мне задать вам один вопрос. Хотя вы, возможно, не пожелаете на него отвечать.
   – Задавайте любой вопрос. Только помните, что я тоже хотел бы кое о чем спросить вас.
   – Мне нечего скрывать, – сказала она, поблескивая глазами.
   – Мне тоже. Так о чем вы хотели бы спросить?
   – О том, как вы стали моряком. Вас насильно заставили служить на корабле в очень раннем возрасте. Вам, наверное, было трудно? Судя по всему, вы, в конце концов, полюбили море?
   – Я действительно полюбил его. Однако первый год службы был очень трудным. Я тосковал по дому, был зол и ничему бы не научился, если бы не наказание плеткой-девятихвосткой.
   Она бросила взгляд на его плечи.
   – Да. Она оставила шрамы. И немало шрамов. В детстве я был таким же упрямым, как сейчас, так что можете себе представить.
   – Вы сказали, что вам было всего десять лет! Не может быть, чтобы они пороли десятилетних!
   – Пороли и порют по сей день.
   – Но это варварство!
   – Согласен. По этой причине я не держал на своем корабле впечатлительных людей.
   – И правильно!
   – Только не делайте из меня святого. Это объяснялось соображениями безопасности. У меня не было желания проснуться с ножом в спине.
   – Понимаю. Но если вы не применяете к своим людям методы принуждения, Тристан, то каким образом вам удается держать их в узде?
   Она назвала его по имени. На лице его чуть было не появилась победоносная улыбка, но он сумел заглушить ее, резко передвинув больную ногу.
   – Жизнь в море сурова, но весьма доходна, если на судне хороший капитан, каким был я… – Был. Как трудно произнести это слово. Он проглотил комок, образовавшийся в горле. – Я считаю, что только очень неумелые капитаны не могут обойтись без физических наказаний у себя на кораблях.
   – Ваш батюшка знал о том, что с вами произошло?
   – Ривс сказал, что отца в то время не было в Англии. Думаю, что он действительно не знал о том, что случилось со мной и с моим братом...
   – Братом?
   – У меня есть брат-близнец. Нас с ним разлучили, когда меня насильно забрал вербовщик. – Тристан невесело усмехнулся. – Я долгие годы говорил себе, что мы небезразличны нашему отцу и что если бы он знал, то не позволил бы арестовать мать и избавил бы меня от тяжкой доли. Но теперь я сильно сомневаюсь в этом. Мне кажется, что он, возможно, был даже рад тому, что мы куда-то исчезли, потому и не предпринял никакой попытки отыскать ни одного из нас. По крайней мере, до недавнего времени. – Тристан взглянул на накрытый для обеда стол, на сверкающее серебро и тонкий фарфор. – Мой брат сбежал. Я искал его, но так и не смог найти. Нынче утром Ривс сказал мне, что нашел моего брата. Я так давно его не видел... – Тристан не мог продолжать.