— Сейчас, мэм, хорошо… — С этими словами Джульет набросилась на веревки, но вскоре на ее обычно безмятежной физиономии появилось выражение озабоченности. — Мэм, я не могу с ними справиться. Может, позвать мистера Тодда?
   — Нет!! — гаркнула Чентел в ответ. Она представила, что станет с ее девяностолетним дворецким, если он увидит свою хозяйку в таком виде. — Нет, — повторила она более спокойным, но твердым тоном. — Ты должна пойти поискать нож… Но боже тебя упаси потревожить по этому поводу кого-нибудь еще, посмей хоть слово сказать об этом, ты очень пожалеешь! Если я услышу какую-нибудь сплетню, то буду знать, что она исходит от тебя, и в этом случае я устрою тебе такую головомойку, что ты ее век не забудешь! Поняла?
   Чентел была намного миниатюрнее, нежели ее пышнотелая служанка, но при случае она умела заставить себя бояться. Страх в глазах горничной пробудил в девушке угрызения совести, но ей вовсе не хотелось, чтобы слухи о том, что хозяйку Ковингтон-Фолли нашли утром привязанной к кровати, стали всеобщим достоянием. Поэтому она сделала зверскую физиономию, и Джульет задрожала от страха.
   — Теперь иди! — приказала ей Чентел. Горничная только кивнула в ответ, и Чентел заметила, что, выходя из спальни, она осенила себя крестным знамением. Потянулись долгие мучительные минуты ожидания. Наконец Джульет ворвалась в комнату, с диким видом размахивая огромным ножом, которым на кухне резали мясо.
   — Будь поосторожнее! — воскликнула Чентел, с опаской наблюдая, как служанка управляется с ножом.
   К счастью, Джульет резала только веревки, вероятно по случайности не задев хозяйку. При этом она что-то непрестанно бормотала, и пару раз лезвие прошло так близко от вен на запястьях, что Чентел закрыла глаза. Наконец последний рывок — и руки Чентел оказались на свободе.
   — Прекрасно, Джульет, — сказала Чентел, тут же отбирая у нее смертоносное оружие. — А теперь я хочу, чтобы ты сейчас же послала гонца в наш городской дом к мистеру Тедди, — говорила она, перерезая веревки на ногах.
   — Слушаюсь, мэм. — И тут небольшая морщинка нарушила безмятежное спокойствие ее лба. — А вы разве не позавтракаете вместе с ним внизу?
   Пальцы Чентел замерли на ручке ножа.
   — Что, Тедди внизу?
   — Да, мэм. Они приехал вчера поздно вечером.
   Нож задрожал в руках Чентел. Она отбросила его в сторону и спрыгнула с постели.
   — Значит, он был здесь, когда… Тоже мне защитник! Ой! — Тут она яростно запрыгала на одной ноге, дожидаясь, пока кровообращение придет в норму. — Забудь про поручение, — заявила она, устремляясь к двери, глаза ее блестели, ноздри раздувались от злости, — я сама ему все передам. Тедди! Тедди, я должна немедленно с тобой поговорить, — заявила она, распахнув дверь в малую столовую. Эта комната, отделанная в розовых, зеленых и солнечно-желтых тонах, когда-то выглядела очаровательно; стены были увешаны английскими пейзажами, а в серванте стоял сервиз из лиможского фарфора, сделанный по заказу и потому украшенный орнаментом из знаменитых роз Ковингтонов. Теперь же обветшалые обои изобиловали какофонией абсолютно не гармонирующих друг с другом картин и рисунков, собранных со всего дома, а все сколько-нибудь ценные вещи перешли в чужие руки. Чентел подошла к брату, который сидел за столом и с аппетитом поглощал то, что лежало перед ним на большом блюде.
   — Доброе утро, дорогая, — произнес Тедди, прожевывая огромный кусок копченого лосося. Его водянистые карие глаза широко распахнулись в удивлении, когда он ее рассмотрел: — Сестра, ты не одета?! Это неприлично. — Замешательство отразилось на его широком веснушчатом лице. — Может быть, ты заболела?
   Чентел только вздохнула при взгляде на брата, столь же непохожего на нее, сколь были различны их отцы. Очаровательный и беззаботный бездельник, ответственный за появление на свет Чентел, отдал богу душу, когда его легкая коляска столкнулась с тяжело нагруженной телегой, при этом он не только окончил свою жизнь, но и не смог установить новый рекорд на трассе Лондон — Ливерпуль. Семья на этом потеряла пятьсот фунтов стерлингов.
   Отец Тедди был совсем другим. Он не интересовался ни скачками, ни сумасшедшими пари, его привлекали только карты. Он был известен своим добросердечием и потрясающим невезением во всех азартных играх. К сожалению, умом он был обделен с рождения. Смерть застала его в собственной постели: он подавился куриной косточкой. Мать Чентел, заболев тяжелой лихорадкой, вскоре последовала за ним, оставив маленького сына на попечение его единоутробной сестры, которой тогда исполнилось только семнадцать.
   Мамино наследие ясно проглядывало во внешности ее детей, однако если в Чентел сохранились ее яркие краски — блестящие рыжие волосы, как на картинах Тициана, и глаза глубокого зеленого цвета, то в Тедди все было каким-то стертым и размытым: шевелюра цвета ржавчины и неопределенного оттенка глаза; к тому же свежая сливочно-белая кожа Чентел не была покрыта веснушками, столь обычными у рыжих, в то время как Тедди не избежал этой напасти. К тому же уже в юном возрасте Тедди был склонен к полноте, Чентел же это никак не угрожало.
   — Тедди, сегодня ночью ко мне приходил человек в маске за черной шкатулкой, — выпалила Чентел, усаживаясь в кривоногое кресло рядом с братом.
   — Черной шкатулкой? — повторил Тедди в полном недоумении.
   — Да. Ты вручил ее мне на прошлой неделе!
   Тедди уставился на сестру пустыми глазами, в которых ничего не отражалось; до Чентел вдруг дошло, что он не понимает, о чем она говорит. Черт возьми, она рисковала жизнью ради шкатулки, о которой он даже не помнит!
   — На прошлой неделе ты дал мне черную шкатулку и велел хранить ее как зеницу ока!
   — Разве? — Его лоб прорезала глубокая морщинка. Потом вдруг на него нашло просветление. — Да, точно, так и было. А кто за ней приходил?
   — Не знаю. — Чентел нервно комкала в руках салфетку. — Он был в маске и не представился.
   — И мистер Тодд его впустил в дом? — недовольно воскликнул Тедди. — Я тебе давно говорил, Чентел, что его пора заменить. У него не все в порядке с головой.
   — Мистер Тодд никого не впускал, — терпеливо объяснила Чентел. — Незнакомец сам себя впустил, он вошел через балконную дверь в мою спальню.
   — Какой кошмар! Это же неприлично! Абсолютно недопустимо! — То, что Тедди в свое время заучил, он знал очень хорошо.
   — Конечно, это неприлично. А то, что он меня держал под дулом пистолета, допустимо? — спросила Чентел с досадой.
   — Что ты говоришь! Какая вопиющая невоспитанность! — возмутился ее брат.
   — Да, он вел себя как самое настоящее чудовище. Но скажи мне, Тедди, что такого важного было в этой шкатулке?
   — Мне все это не нравится, совсем не нравится. — Тедди озадаченно покачал головой.
   Вдруг его взгляд приобрел некую осмысленность, и Чентел затаила дыхание — кажется, он вспомнил!
   — Слушай, а он пришел не за сокровищем, как ты думаешь? Черт побери, если он охотится за нашим сокровищем, то пусть лучше не попадается мне на глаза!
   Слабая надежда, зародившаяся у Чентел, бесследно испарилась, и она терпеливо, как ребенку, стала ему втолковывать:
   — Нет, Тедди, я убеждена, что там было что-то другое. Он сам мне сказал. Только не говори мне, что в шкатулке хранилось что-то, связанное с нашим пресловутым сокровищем! Какая-нибудь карта или что-то в этом роде!
   — Почему ты говоришь «пресловутое»? Оно существует на самом деле! Так утверждала мама.
   Чентел отрицательно покачала головой:
   — В любом случае ночной гость этим не интересовался.
   — И пусть не интересуется, а то ему не поздоровится? Все равно он ничего не найдет: мы с Недди так хорошо спрятали карту, что никто посторонний в нашу тайну не проникнет.
   — Ты же знаешь, что никакой карты нет и не было! — не сдержалась Чентел.
   — Ее не было, зато теперь есть. Мы с Недди долго работали и нанесли все наши соображения на карту. Вот увидишь, мы скоро найдем сокровище Ковингтонов, — торжественно заявил ее брат.
   — Но ведь это только легенда! — Чентел слегка потянула Тедди за рукав. — Это всего лишь семейное предание. Кроме того, наша прапрабабка Дженевьева поклялась, что ни один мужчина его никогда не найдет, отыскать его сможет только женщина из нашего рода, разве ты об этом забыл?
   — Это все чушь, ведь она, в конце концов, была всего лишь женщиной!
   — Той самой женщиной, которая это сокровище спрятала, чтобы оно никогда не досталось мужчинам из рода Ковингтонов, — так говорила мама.
   — Но… — Тедди немного замялся.
   — Ни один мужчина из нашего рода до сих пор его не нашел!
   — Да, ты, конечно, права… — На какую-то минуту лицо Тедди омрачилось, потом он снова заулыбался. А если на лице Тедди появилась улыбка, на него невозможно было злиться. — Но сокровище все равно здесь, — выпалил он. — Ведь ни одна женщина его тоже не нашла!
   — Вот именно поэтому я и считаю, что все это чепуха и выдумки, — ответила Чентел, подчеркивая твердым тоном значимость своих слов.
   С ранних лет она росла под впечатлением семейной легенды, мечтая, как и всякая девочка из рода Ковингтонов, найти сокровище и тем самым снять со своего семейства проклятие. Только повзрослев и помудрев, она поняла, что не может влиять на ход событий, которые от нее не зависят, да и вряд ли кто-нибудь сможет снять проклятие с Ковингтонов, которое действительно существовало.
   Это был фатальный порок каждого из Ковингтонов. Лихорадка азарта играла у них в крови; мужчины готовы были заключать пари даже на муху, сидящую на стене, в то время как женщины пылали внутренним огнем, остроумием и… неистребимой страстью выходить замуж только за игроков. В результате семейные капиталы то удесятерялись, то бесследно исчезали.
   Однако Ковингтоны не были нищими; нет, они были связаны родственными узами с самыми знатными и богатыми семействами Англии. Мужчины из этого рода были столь же привлекательны, как и женщины, и чаще всего женились на богатых наследницах. Собственно говоря, они были вынуждены выгодно жениться для того, чтобы избежать долговой тюрьмы.
   Чентел была уверена, что если когда-нибудь откроется, какие состояния пускали по ветру Ковингтоны, разразится большой общенациональный скандал. Семейство леди Дженевьевы Сен-Клер относилось к числу наиболее пострадавших. Зеленоглазую, с пылающей гривой рыжих волос, леди Дженевьеву считали ведьмой, потому что она обладала редкой для женщины внутренней силой и заставляла окружающих делать то, что она хотела.
   Эти слухи не испугали сэра Алекса Ковингтона, дерзкого игрока, который считал, что колдовские способности девицы сделают брак с ней еще более интригующим. «С такой не соскучишься», — думал он про себя. Он сделал ей предложение после краткого, но зато необычайно насыщенного событиями страстного ухаживания. К игровым столам он вернулся, имея в своем распоряжении ее огромное состояние.
   Леди Дженевьева, однако, не отличалась кротостью нрава, которым славились дамы и девицы Ковингтонов. Ее не устраивало, что муж проматывает ее богатство, и после рождения их первой дочери она решила, что пора предпринимать меры. Поэтому однажды, вечером, когда сэр Алекс по обыкновению пропадал за карточным столом, она вынесла из дома все, что было в нем ценного: серебряную посуду, передававшиеся из поколения в поколение по наследству драгоценности и даже живописные полотна, висевшие на стенах галереи. Проделать такую огромную работу за один вечер было трудно, почти невозможно, потому что при жизни сэра Алекса Ковингтоны процветали, что, надо заметить, случалось с ними нечасто. Тем не менее леди Дженевьева спрятала абсолютно все; как ей это удалось, так никто и не узнал, но подозревали, что без колдовства здесь не обошлось.
   Ее сильно подвыпивший муж вернулся в абсолютно пустой дом. В эту ночь леди Дженевьева объявила ему (во всяком случае, так утверждало семейное предание), что ни один наследник Ковингтонов по мужской линии не сможет вернуть спрятанные сокровища. Она поклялась, что это сможет сделать лишь женщина, в чьих жилах будет течь кровь Ковингтонов, и только тогда, когда все члены семьи окончательно избавятся от страсти к игре.
   Когда сэр Алекс узнал, что сотворила его жена, он пришел в бешенство и принялся ругать ее на чем свет стоит. Леди Дженевьева юридически закрепила наследственное имение Ковингтонов — Ковингтон-Фолли, — только что отремонтированное и отреставрированное на ее собственные деньги, за женской линией семьи. С тех пор оно переходит только от старшей дочери к старшей дочери вместе со всей обстановкой. Она скрывала, что сокровища спрятаны где-то в особняке, но это было единственное, что указывало на их местонахождение.
   Благодаря предусмотрительности леди Дженевьевы полновластной хозяйкой Ковингтон-Фолли стала Чентел, а до нее были ее мать и бабушка. Благосостояние Ковингтонов то росло, то уменьшалось, движимость и недвижимость переходила из рук в руки за карточными столами, Ковингтоны женились и выходили замуж, но фамильное поместье всегда оставалось при них как единственный островок постоянства во всей их изменчивой жизни.
   Ни один мужчина, даже если он закладывал последнюю рубашку, что случалось с Ковингтонами нередко, не допускал, чтобы Ковингтон-Фолли продали за неуплату налогов или каким-либо другим способом отобрали у его женщины, потому что все они непоколебимо верили в спрятанное сокровище. Все женщины, получавшие Ковингтон-Фолли в наследство, неустанно заботились о доме и поместье, потому что это был единственный способ мало-мальски приемлемого существования для них и их детей.
   Даже Чентел, не верившая в существование клада, благословляла леди Дженевьеву и созданную ею легенду. При виде беломраморного камина в оправе из резного дерева в малой столовой на сердце у нее теплело. Как и ее мать, она хозяйничала очень бережливо и экономила на всем, чтобы содержать Ковингтон-Фолли, которым она очень гордилась. Сокровище? Миф. Проклятие? Что ж, она сомневалась, что в ее силах снять его, но совершенно не собиралась становиться его очередной жертвой. Если она и выйдет замуж, то только не за игрока.
   Она покачала головой. Ничто не спасет Ковингтон-Фолли, даже сокровище леди Дженевьевы, если в семье появился предатель.
   — Тедди, послушай меня внимательно. — Она взяла его за руку. — Вспомни, что было в этой шкатулке. Мне стало известно, что ты предатель.
   — Что? — возмутился Тедди, и его вилка упала в тарелку с яичницей. — Это неправда! Я никогда в жизни не стал бы предавать свою страну. Ты же знаешь, для этого у меня просто мозгов не хватит! — Одним достоинством, которым одарила Тедди природа и которое зачастую искупало его недостатки, было то, что он сознавал пределы своих возможностей.
   — Да, я согласна с тобой, дорогой. Так что же было в шкатулке?
   С минуту Тедди размышлял, а потом на него как будто нашло озарение:
   — Теперь я вспомнил. Один тип дал мне шкатулку и попросил сохранить ее. Он обещал прислать за ней кого-нибудь. — Тут в глазах у него засветилась надежда. — Может быть, твой незнакомец в маске и был как раз от него?
   — Не думаю. Кто вручил тебе шкатулку? — продолжала допытываться Чентел.
   — Какой-то иностранец. Не могу припомнить, как его звали. Но в карты он играл хорошо. — В глазах Тедди все прекрасно играли в карты, даже шестилетние сорванцы.
   — Ты берешь на сохранение шкатулку у человека, имени которого даже не знаешь? Тедди покраснел.
   — По правде говоря, — произнес он пристыженно, — мы к тому времени выпили уже три бутылки портвейна. Не могу припомнить всего, но у этого типа были мои долговые расписки — я ему в тот вечер проиграл. Его позвали куда-то, он отошел от игрового стола и через некоторое время вернулся, но какой-то странный. Он подозвал меня к себе и сказал, что будет считать, что мы с ним в расчете, если только я возьму его шкатулку и сохраню ее у себя в доме, а он кого-нибудь пришлет за ней через пару недель.
   Чентел посмотрела на брата, как на безумца:
   — Тедди, ты меня не разыгрываешь?
   — Нет, зачем бы я стал это делать? — искренне удивился он.
   — Ты говоришь, что он велел привезти шкатулку в Ковингтон-Фолли? — Чентел задумалась над словами брата.
   Тедди кивнул:
   — Я не видел в этом ничего страшного. Я имею в виду то, что он разорвал мои расписки. Я знаю, что это тебе должно было понравиться!
   — А взамен ты должен был сохранить шкатулку?
   — Мне он показался очень приятным малым, хотя и странным. Но дареному коню в зубы не смотрят. К тому же он иностранец, а они, знаешь ли, все какие-то не такие…
   — Да… Понимаю, — вздохнула Чентел.
   — Честно говоря, я обо всем позабыл, пока ты сегодня мне не напомнила, — признался Тедди.
   — Конечно же, — строго сказала Чентел, — ты просто передал шкатулку мне и обо всем позабыл. Ты хоть видел, что там было внутри?
   — Конечно же, нет, шкатулка была заперта. К тому же тот, кто мне ее дал, предупредил меня, чтобы я и не пытался ее открыть.
   Тедди в этом отношении был само совершенство: он всегда делал то, что ему говорили. Чентел покраснела: разве она сама поступила разумно? Но, решив не мучить себя бесполезными сожалениями, снова обратилась к брату:
   — Я не вижу в этом никакого смысла. Почему он попросил доставить шкатулку в Ковингтон-Фолли? Как он вообще узнал о его существовании?
   Тедди надулся, как индюк:
   — Ну, я в городе человек известный. Каждый знает, где мое родовое поместье.
   Чентел проглотила рвущуюся у нее с губ реплику.
   — Думаю, мы должны поговорить с Чедом. Может быть, он сможет пролить на все это хоть какой-нибудь свет, — предложила она.
   — Ты права, он умный, у него с мозгами все в порядке. — Тут Тедди кое о чем вспомнил и нахмурился: — Это значит, что тетя Беатрис тоже будет в курсе?
   — Тедди, это все очень серьезно. Тетя имеет право знать, что наша семья находится под угрозой, — укоризненно сказала Чентел.
   Тедди сник. Он любил своего двоюродного брата Чеда, но пребывал в постоянном страхе перед его матерью, тетей Беатрис. Впрочем, мужчины более храбрые и умные бледнели от ужаса, завидев ее. Их дядя Урия, двенадцать лет назад сорвавшийся у Беатрис с поводка и отправившийся на тот свет, чтобы получить от Творца награду за свои земные страдания, был одним из этих несчастных.
   — Ты совершенно уверен, что не можешь припомнить имени этого человека? — Я в тот вечер был изрядно под мухой, сестренка. Но мне кажется, что оно звучало как-то по-французски… — виновато проговорил Тедди.
   — Я хочу, чтобы ты сегодня же поехал в город и навел справки об этом человеке в клубе! — не терпящим возражения тоном потребовала Чентел.
   Тут Тедди покраснел до корней волос, так что его веснушки стали совсем незаметны:
   — Это было не в клубе… Мы в тот вечер решили попробовать новый борд… черт… ну, в общем, мы играли в другом месте.
   — Тогда иди в то другое место и постарайся выяснить, кто этот человек!
   Чентел встала из-за стола, голова у нее кружилась. До сих пор ей всегда удавалось вытаскивать Тедди из многочисленных передряг, в которые он то и дело попадал. Но государственная измена? Это уж слишком! Сердце у нее упало; эта жуткая ситуация особенно ее пугала. Она надеялась только, что это не предчувствие какой-то страшной беды. Незнакомец сказал, что положение Тедди безнадежно. Тут Чентел мысленно заставила себя встряхнуться и распрямила плечи. Она должна проявить твердость характера. Ей не пристало отступать! И Чентел гордо вздернула подбородок. Она не позволит этому негодяю в черной маске навредить Тедди и разрушить ее семью! Он не знает, с кем имеет дело! Что ж… скоро он это поймет.

2.

   — В чем дело, Чентел? — спросил Чед Тейбор свою двоюродную сестру, входя в гостиную, где та с нетерпением его ожидала. — В твоей записке сказано, что это очень срочно.
   Чентел окинула кузена внимательным взглядом. Это был стройный мужчина среднего роста, с русыми волосами и блестящими карими глазами; он всегда был безупречно одет, а его манера держаться говорила об уверенности в себе.
   Она встала и протянула ему обе руки, которые он крепко пожал. Брови Чеда удивленно поднялись, когда он пристальнее вгляделся в лицо кузины:
   — Что стряслось, дорогая? Ты выглядишь действительно расстроенной.
   — Я боюсь, что из-за Тедди у нас опять будут крупные неприятности.
   Выражение озабоченности тут же исчезло с его лица, и он рассмеялся:
   — Всего-навсего? Мы с этим сталкивались уже сотни раз.
   — Нет, — Чентел отрицательно покачала головой, — на этот раз все гораздо серьезнее.
   — Должно быть, твой братец утратил последние остатки своего скудного умишка, — появившись в гостиной, без обиняков заявила тетя Беатрис своим грубым, почти мужским голосом. Она направилась к лучшему креслу и удобно в нем устроилась.
   Чентел воздержалась от комментариев. Она никогда не переставала удивляться, как у этой женщины мог родиться такой замечательный сын, как Чед. Беатрис Тейбор знали как необыкновенно серьезную, суровую женщину, лишенную каких бы то ни было человеческих слабостей. Она была невысокого роста, одевалась только в черное, серое и темно-коричневое. Рыжеватые волосы с пробивающейся сединой обрамляли ее квадратное лицо с резкими чертами.
   — Да, мама, ты права, — попробовал успокоить ее Чед, не сводя глаз с Чентел. — Но у него золотое сердце. А теперь расскажи, кузиночка, что случилось на этот раз. Я весь внимание.
   Чентел глубоко вздохнула:
   — Боюсь, что Тедди связался с изменниками и шпионами.
   — Что ты говоришь? — удивился Чед, но сразу же громко расхохотался: — Чентел, грешно так шутить, ведь нам будет плохо от смеха!
   — Я вовсе не шучу! — В голосе Чентел прозвучало отчаяние. — Он действительно замешан в какую-то шпионскую историю!
   — Что ж, если ты это утверждаешь… Но давай сядем, и ты нам поподробнее расскажешь о проделках своего братца. И успокойся, пожалуйста. Тедди — и измена родине? Как это может быть? Ни один уважающий себя шпион не станет иметь с ним дело.
   Они сели на софу, и Чентел начала свой рассказ:
   — Я знаю, что это прозвучит неправдоподобно, но какой-то иностранец дал Тедди на сохранение шкатулку, которую тот, конечно же, взял.
   Улыбка исчезла с лица Чеда.
   — Он взял шкатулку? — переспросил он. — Что заставило его это сделать?
   — У этого человека были долговые расписки Тедди, и он обещал их порвать, если Тедди сбережет шкатулку до поры до времени.
   — Боже мой, какой болван! — воскликнул Чед.
   — Разве это новость для тебя? Да, он считал, что поступает очень умно, избавляясь от векселей, но ему даже в голову не пришло задуматься о содержимом шкатулки и зачем он должен держать ее у себя. К тому же Тедди сразу же переложил ответственность за ее сохранение на меня. Признаться, я думала, что это связано с поисками сокровища.
   — Место этого юноши — в сумасшедшем доме! — вставила свое веское слово тетя Беатрис.
   — Значит, Тедди все еще ищет пресловутое сокровище? Я думал, что он уже повзрослел, — заметил Чед.
   — Нет, с любимой игрушкой он не расстанется никогда! Правда, он уже по ночам не простукивает потолки, — иронично заметила Чентел.
   — Это радует, — улыбнулся Чед.
   — Теперь Тедди кажется, что это был вовсе не он. Представляешь, он уверяет, что это дух леди Дженевьевы вернулся показать нам, где спрятано сокровище.
   — Вот пустомеля, — фыркнула тетя Беатрис.
   — Конечно, — согласилась с ней Чентел. — Последнее время он с приятелем чертит карту, по которой можно будет найти клад.
   — Это невозможно! О чем он думает? Сказано же в легенде, что его сможет найти только женщина из нашего рода! — воскликнула Беатрис.
   — Тогда это будет кто-то из нас двоих: либо вы, тетя, либо я, — поддразнила ее Чентел. — Не посещала ли вас в последнее время прабабка Дженевьева?
   На лице Беатрис выступили красные пятна. Черные янтарные подвески ее серег затряслись, как и огромная гематитовая брошка на воротнике, когда она злобно воскликнула:
   — Нет, не посещала, и все это выдумки!
   — Послушайте, — заговорил Чед примирительным тоном, надеясь восстановить спокойствие, — мы здесь собрались совсем не для того, чтобы обсуждать призрак леди Дженевьевы, а для более важных вещей.
   Беатрис перевела пылающий гневом взор на Чеда — и, как ни странно, ярость ее тут же куда-то испарилась. Эта женщина была невыносима во многих отношениях, но никто не сомневался в том, что своего сына она любит безоглядной, всепоглощающей любовью.
   — Ты прав, как всегда, — согласилась она с Чедом.
   — Чентел, если никто из вас не заглядывал в шкатулку, то откуда вы знаете, что там было нечто, связанное со шпионажем и предательством? — внимательно глядя в глаза кузины, спросил Чед.
   — Потому что я узнала об этом от незнакомца в маске, который пришел ко мне за шкатулкой этой ночью, — призналась Чентел.
   — Каким образом он проник к тебе в комнату? — взволнованно воскликнул Чед.
   — Через балкон. Камин сильно дымил, и мне пришлось открыть дверь.
   — Тебе давно пора отремонтировать дымоход, — заметила тетя Беатрис. — Если так будет продолжаться, то ты сожжешь весь дом. Ты совсем не заботишься о Ковингтон-Фолли.
   Чентел сдержала свои эмоции, сосчитав в уме до пяти.
   — Когда у меня будут деньги, я займусь ремонтом, — ответила она почти спокойно.
   Беатрис презрительно усмехнулась. Ее взгляд с досадой скользнул по потертому старому ковру, который прикрывал растрескавшийся паркет. И в этот момент Чентел поняла, что, кроме Чеда, Беатрис любила еще и Ковингтон-Фолли. Она выросла в этом доме вместе с матерью Чентел, которая, как старшая сестра, получила имение по наследству, а затем оно перешло к Чентел. С этим фактом, очевидно, тете Беатрис было трудно смириться.