Холина Арина. Магия на каждый день

   – Да черт их знает, этих бабушкиных подружек! – всплеснула руками Настя. – Ладно, берем манатки и едем домой.
   Они забрали дорогие портпледы с нарядами, выслушали пожелания насчет обуви, расцеловались с Люсей и сели в черный «Крайслер Круизер». Каждый раз, садясь в машину со стороны пассажира, Настя ощущала вину. И каждый раз это выводило ее из себя. И сквозь чувство вины прорывалось возмущение: а, собственно, почему она должна водить машину, если это не она придумала жить в тридцати километрах от города, то есть от Москвы? В Москве можно ездить на такси, в крайнем случае – на метро, и никто не обязан управлять автомобилем, как того требуют Анна, Аглая и Амалия. Конечно, Настя умела водить – но каждый раз самостоятельная поездка доводила ее до истерики.
   – Ты любишь водить машину? – спросила Настя у сестры, которая сидела на водительском сиденье.
   – Обожаю! – воскликнула Саша.
   – Я не настоящая Лемм, – загрустила Настя. – Я – фальшивка!
   – Значит, ты быстро выдохнешься! – расхохоталась Саша. Поймав удивленный взгляд Анастасии, пояснила: – Ну, как поддельные духи...
   – Очень смешно! – фыркнула Настя и отвернулась к окну.
 
   В Доме было тихо. Амалию красила визажистка, Аглаю массировали, Анна отдыхала с маской на теле и лице.
   Саша прошла к себе в комнату и обнаружила, что ее ждет ванна. У каждой жительницы Дома была своя ванная комната – с рождением новой девочки, по мере ее взросления, они переделывались по вкусу хозяйки. Сашина была темно-синяя, с украшениями из цветного стекла в виде морских звезд, русалок и водяных. На этот раз в просторной ванне была вода, судя по запаху, морская. И она светилась! Крошечные звездочки сияли в голубоватой воде, дно было устлано водорослями, а где-то тихо шумел прибой и пищали чайки. Несмотря на мрачное расположение духа и на обострение неприязни к семейным устоям, Саша не могла не восхититься. Она сбросила одежду, зажгла свечи, пахнувшие весенними южными ароматами, погрузилась в воду и почувствовала на губах солоноватый вкус. Кожу приятно обвивали гладкие водоросли, вода была в меру горячей, и прибой так естественно шумел, что все Сашино недовольство вдруг куда-то подевалось. Девушка закрыла глаза и позволила себе получить удовольствие от того, что живет в очень особенной семье, в очень особенном Доме и принимает такую ванну, что королева английская и та обзавидовалась бы.
   А Настя пошла в солярий – самый занятный солярий в мире. Находился он в небольшом подвальном помещении, куда входить надо было со двора. Ничего похожего на заурядные пластмассовые машины, в которых живой человек сам себе кажется гамбургером и ему мерещится, что вот сейчас придет какой-нибудь великан-людоед и слопает этот гамбургер, здесь не имелось. Пол в комнате был усыпан толстым слоем розового песка – теплого, так как пол был с подогревом. Одна стена представляла собой изумительный вид морского побережья. В комнате стояли пальмы в кадках, а лампа для загара откидывалась от стены и нависала над тем, кто грелся в песочке. Можно было нажать на кнопку и обрызгаться прохладной водой, заказать сильный ветер, расслабляющий или бодрящий запах, музыку или шум волн. Настя растянулась на песке, включила блюз – настоящий новоорлеанский блюз 20-х годов – и на время забыла о том, как трудно ей, бедной-несчастной, жить в таких невыносимых условиях.
   К половине десятого все женщины собрались в большой квадратной комнате, которая была разделена на две части: в одной стоял длинный стол, накрытый белой скатертью, а в другой вокруг низкого столика теснились диваны и кресла.
   Пока приглашенные официанты накрывали в столовой, женщины устроились на диванах с бокалами коктейлей в руках.
   – За нас! – провозгласила Амалия.
   – Ура! – подхватили все.
   – Ну, – Анна толкнула Аглаю в бок, – рассказывай, что у тебя с этим писателем!
   – У меня с ним ужас! – расхохоталась Аглая, хватившая стакан «Яблочной Маргариты». – Вы же знаете, как я люблю талантливых мужчин! Он меня приглашал в рестораны – его там все узнавали, просили автографы, я отогревала свое холодное сердце в лучах его славы, а потом он пригласил меня домой, и тут я почувствовала – что-то не так. Понимаете, у талантливого мужчины совершенно особенная аура – даже если он подонок и мерзавец. Они... они горят, как костер, и тебя тянет на это тепло, и хочется хоть на пять минут устроиться поудобнее, уставиться на пламя и пригреться... Ух! В общем, никакого пламени я не ощутила. Так – угольки.
   – Ты про секс, что ли? – уточнила Анна.
   – Про секс, конечно, тоже, – кивнула Аглая. – Но одно вытекает из другого. Не было у него этой ауры. И секс был какой-то бездарный: как бы по протоколу, без души. Я лежала и думала: почему у соседей приемник так громко играет, и вообще, чего они Распутину завели – озверели, что ли? А он, понимаете, – тыр-пыр, никакого вдохновения... И мне все время было его жалко – так он пыхтел и старался... и все лез мне шею кусать, как будто его кто-то напугал: не будешь кусать женщин в шею, не видеть тебе ни денег, ни счастья... Ну, вот, а потом он размяк и признался... что за него пишут «негры». Представляете?! Я-то запала на талант, а он, оказывается, давно уже не пишет, только редактирует. Нет в нем этого источника, нет божьей искры!
   – И что, ты с ним рассталась? – спросила Настя.
   – Разумеется! – вспыхнула Аглая. – Ты еще спроси, не купила ли я сумку «Гермес» на рынке! У меня все настоящее, и любовники в том числе!
   – Кстати, я до сих пор не понимаю, зачем вам «Биркин»! – вмешалась Саша. – Что такого в этой сумке, отчего она стоит четыре тысячи долларов, а?
   – Магия! – хором ответили старшие женщины.
   – Ну какая магия в сумке? – простонала Саша.
   – Детка, – с легкой издевкой ответила Анна, – это как с девственностью – физически ты ее не ощущаешь, но очень хочешь ее лишиться. То же и с «Биркин», только наоборот: на первый взгляд ничего особенного, но ты не можешь без нее жить.
   – Пойдемте за стол, – прервала спор Амалия.
   Ко второй смене блюд все немного перебрали шампанского и ввязались в страстное обсуждение вуду.
   – Мне кажется, – уверяла Аглая, излишне энергично размахивая фужером, – что это фантастическая религия! В черных есть что-то особенное – сила, физическая красота, затаенная злость и... как это сказать... мощь попранного народа!
   – Что?! – вздрогнула Саша.
   – Ну, ты понимаешь, – засуетилась Аглая, – в Африке они все бедные, а в Америке еще в пятидесятых не было общих туалетов для черных и белых. Они униженные и оскорбленные, только ощущение такое, словно они с какой-то неясной целью терпят до поры до времени – и не знаешь, чего от них ждать... Ты меня поняла?
   – По-моему, Глаша запала на мощного черного парня, у которого нет денег! – расхохоталась Анна.
   – И у которого есть только большой мощный член! – засмеялась Настя.
   – Признавайся! – воскликнула Амалия.
   – Если я признаюсь, вы сдохнете от зависти! – выкрикнула Аглая.
   – Ой, ну прям... Давай колись! – настаивала Анна.
   Послышался удар часов.
   – Девочки! – прикрикнула Амалия. – Уже без четверти! В сад!
   Все выбежали в сад, захватив шали, – к полуночи посвежело. Ровно в двенадцать над садом взвилась ракета: ба-бах! Она разорвалась и превратилась в птицу. Вторая оказалась одалиской, третья – хризантемой, четвертая – морской звездой, пятая – дельфином, четвертая – фирменным знаком Шанель... А последняя, двенадцатая, стала голой ведьмой на метле, которая, казалось, не распалась, как предыдущие, на золотые стружки, а улетела за облака.
   – Мама... – прошептала Аглая и поцеловала Амалию. – Только ты так умеешь. Спасибо.
   – Нас всех ждут подарки, – сказала бабушка, обняла Глашу за талию и увела в Дом.
   Новорожденная получила кольцо с большим квадратным желтым бриллиантом, Анне достались фантастической красоты серьги с рубинами, Амалия продемонстрировала браслет с изумрудом неприличного размера, а Настя и Саша обнаружили в коробках кулоны с лунным камнем, черными бриллиантами и черным жемчугом на толстых золотых цепочках.
   Девушки переглянулись. Кулоны могли значить только одно.
   – Девочки, вы заметили, что у нас сегодня нет гостей? – спросила Амалия, внимательно глядя на внучек.
   – Трудно было не обратить внимания, – сообщила Саша.
   – А все потому, что вам через месяц исполняется двадцать пять, – продолжила бабушка. – И нам надо серьезно поговорить. Теперь вы готовы к тому, чтобы продолжить дело нашей семьи. Эти кулоны, – она указала на украшения, которые девушки до сих пор держали в руках, – будут защищать вашу силу и предупреждать об опасности. Наденьте их, девочки, так как вы практически стали взрослыми и через месяц станете одними из нас.
   Девочки с кислыми лицами слушали Амалию, а когда она договорила, Настя положила кулон на стол и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.
   Все родственницы уставились на нее, даже Саша. Никто не произнес ни слова, кругом, даже на улице, казалось, замерли все звуки. Когда тишина стала почти невыносимой – от нее, как от высокого давления, заложило уши, – Настя наконец заявила:
   – Я не хочу быть одной из нас. Я хочу быть обыкновенной.
   Если бы она заявила, что собирается поменять пол и уехать на Кубу строить коммунизм, ее слова не произвели бы такого действия. Но женщины молчали – Настя не дождалась ни охов и ахов, ни расспросов.
   – Я все обдумала, – сообщила она, подливая в свой бокал шампанское, – и поняла, что мне придется всю жизнь врать, если я буду такой, как вы. Я хочу быть актрисой...
   – Настя, ну, кто ж тебе мешает... – встряла было Анна, но Амалия так на нее зыркнула, что та стушевалась и замолчала.
   – Я хочу быть честной актрисой. Хочу, чтобы люди полюбили мой собственный талант, а не мои способности задурить всем голову...
   На этой фразе ноздри у Амалии так широко раздулись, что, казалось, вот-вот лопнут.
   – Мне стыдно, бабушка! – воскликнула Настя. – Я смотрю на актеров и понимаю, что они стараются, вижу, как много они работают, чтобы прославиться, и я не могу легким движением пальцев сделать так, чтобы все смотрели на меня, а не на них. Не могу! Мне стыдно! Я хочу уехать из Дома, хочу жить в Москве, хочу, как все, снимать квартиру. Хочу быть обычной женщиной, а не ведьмой!
   Некоторое время Амалия равнодушно смотрела на нее, но вдруг сжала руки в кулаки, воздела их к потолку и издала нечто среднее между стоном и рычанием – звук был такой силы, что хрусталь на люстре будто бы лопнул – бесчисленные висюльки разлетелись на миллионы частей, в тонкую пыль.
   Потом она села, налила в бокал для шампанского коньяк, залпом опустошила его и спокойно произнесла:
   – Идиотка.
   Анна нервно закашлялась.
   – Ты не хочешь сделать пластическую операцию? – спросила Амалия.
   Обескураженная Настя покачала головой.
   – Странно, – ехидно заметила Амалия. – А то мне кажется, что ты намного красивее других, у тебя есть преимущество перед остальными, не столь симпатичными претендентами на «Оскар».
   – Бабушка! – отмахнулась Настя.
   По комнате пробежал ветерок. Хлопнули окна, остатки люстры закачались, а волосы Амалии, казалось, зашевелились на голове. Света в комнате не было, но глаза у бабушки сверкали, а сама она, казалось, излучала какое-то синеватое свечение, от которого в гостиной сделалось холодно.
   – Ты моя внучка, и я люблю тебя, – сказала она громко и отчетливо. – Но я не буду тебя уговаривать. Это ты должна была просить научить тебя всему, что я знаю. Живи так, как тебе хочется, но не отрекайся от нас, пока у тебя есть время подумать. И, пожалуй, единственное, о чем я тебя попрошу, – надень все же медальон. Это ни к чему не обязывает, просто я буду уверена, что с тобой все в порядке. Ладно, ты выпала из обоймы, но у нас пока есть Саша – будет кому передать опыт.
   – Э-э... – промямлила Саша, которая все это время завидовала мужественной сестре. – Дело в том... э-э... что я тоже хочу жить без всего этого...
   – Что?! – заорала Аглая. – И ты? Дура! Ой, какая же ты дура! Бестолочь!
   – Тихо! – прикрикнула на дочь Амалия. – Ты же знаешь: мы никого не заставляем. – Затем она повернулась к внучке: – Ладно, дорогая. Но... у тебя-то какая причина?
   Саша затравленно оглянулась по сторонам.
   – Я хочу влюбиться, – испуганно ответила она, но глаза у нее стали томными. – Хочу найти моего единственного.

Глава 6
В Москву!

   – Смотри, куда едешь! – закричала Настя и чуть не набросилась с кулаками на Сашу, которая в очередной раз затормозила так, что машина чуть не перевернулась.
   С заднего сиденья вперед полетели туфли, майки, сумки и колготки. Когда девушки уезжали из Дома, сиденье в «Крайслере» пришлось откинуть назад: пространство за водителем и пассажиром превратилось в багажник, под завязку набитый спрессованными и скомканными вещами.
   – Черт! – воскликнула Саша. – Я, кажется, забыла сумку от «Прада»!
   – Зря мы набрали столько барахла, – пробурчала Настя, уставившись на бардачок. На дорогу, которая со скоростью сто шестьдесят километров в час летела под колеса, она смотреть избегала. – Я все равно завтра же куплю новые тряпки: розовые, голубые и белые!
   – А я нет! – заявила Саша. – Я передумала насчет черного: хочу выглядеть как стерва!
   – И для этого надо было уезжать из Дома? – удивилась Настя.
   – Обязательно! – кивнула Саша. – Одно дело, когда тебе что-то навязывают, и совсем другое, когда у тебя есть выбор.
   – И как же ты найдешь своего единственного, если будешь похожа на стерву? – хмыкнула Саша.
   – Буду искать такого, которому это понравится... Кретин! – заорала она в адрес водителя «Газели», который притормозил прямо перед ней.
   Дернув руль влево, Саша прорвалась в крайний ряд, бессовестно подрезав «Фольксваген».
   – Саш, а что ты будешь делать с моим телом? – спросила Настя.
   – В каком смысле? – поразилась Саша.
   – В таком, что меня сейчас удар хватит! – воскликнула сестра. – Я умру от страха! Не могу ехать на такой скорости! Ты куда-то опаздываешь? И вообще, куда мы едем?
   Разговор, начатый Настей во время праздничного застолья, закончился неожиданно. Внимательно, а главное, спокойно выслушав Сашу и Настю, Амалия некоторое время размышляла. Заметно было, что она борется с собой. В то мгновение, когда ее лицо просветлело, девушки вздохнули с облегчением, но Амалия открыла рот и гаркнула:
   – Вон из моего дома!
   Аглая и Анна бросились к ней, умоляя не принимать решения прямо сейчас, но с Амалией происходило нечто особенное: девушки первый раз в жизни поняли, что их бабка и правда ведьма. Ее лицо почернело, лоб изрезали глубокие морщины, пальцы на руках, казалось, вытянулись и скрючились, а ногти заострились. Глаза пожелтели, а зрачки стали узкими, как у кошки.
   Аглая с Анной быстро выставили дочерей из комнаты, предупредив, что будет только хуже, а те с невероятной скоростью растолкали по сумкам первые попавшиеся под руку вещи, бросили багаж в машину и поспешно уехали. Саша, севшая за руль, так гнала, что Настя была уже уверена – еще один такой финт сестра выкинет на дороге, и она поседеет.
   – Прости, Насть, – виновато произнесла Саша, немного снижая скорость. – Но мне кажется, что, чем быстрее мы удаляемся от Амалии, тем лучше.
   – Ты видела ее когда-нибудь такой?
   – Помнишь, когда мне было восемь, нянька прочитала мне «Ганса и Гретель», и я сказала бабушке, что все ведьмы – плохие и их надо жечь в печке?
   – Смутно. – Настя пожала плечами.
   – В общем, зрачки у нее стали такие же, но не было этих ногтей, и рук, и всего такого... Как ты думаешь, она так на самом деле выглядит?
   – Да кто ж ее знает... – Настя покачала головой. – Я в этом ничего не понимаю. А куда мы все-таки едем?
   – Вперед, – ответила Саша.
   – Это все, что ты можешь предложить?
   – Могу предложить немедленно уехать из страны.
   Настя задумалась. Минут через пять ее осенило: она бросилась назад, нырнула в вещи и после непродолжительной возни в ворохе одежды выволокла брюки, замотавшиеся вокруг халата, в котором запуталась сумка. Кое-как расцепив этот ком, Настя вывернула карманы брюк и торжественно помахала найденной визиткой.
   – Что это такое? – Саша бросила жадный взгляд на визитку.
   Вместо ответа Настя достала мобильный, набрала номер, подождала немного, кусая губы, после чего сжала руку в кулак, подняла его вверх, а потом резко опустила – типичный американский жест для выражения радости от победы. И одновременно заговорила в трубку:
   – Вика, извини, это Анастасия Лемм. Не разбудила? Нет? Отлично! Слушай, как дела? Ага... Ага! Ага... Вот это да! Все? Круто!..
   Приблизительно таким образом она общалась с собеседницей чуть ли не полчаса. Во всяком случае, Саша успела доехать до Пушкинской и припарковать машину. Наконец Настя перешла в своем разговоре к сути:
   – Слушай, у нас тут кое-какие проблемы... Ну, семейные... В общем, нам с сестрой надо где-то пожить. И у нас для тебя подарок. Да. Где? Когда? Супер. Все, до встречи.
   Она повернулась к Саше, которая умирала от нетерпения.
   – Вика прижала-таки своего Евгения Дмитриевича – он оставил ей две квартиры, три машины и супермаркет. Так что она теперь богатая одинокая женщина и готова сдать нам за символическую плату шикарную квартиру на Тверской!
   – Офигеть! – восхитилась Саша. – Ты молодец!
   Через полчала подъехала Вика. Она отвела девушек в восьмиэтажный старый дом напротив Центрального телеграфа и показала красивые апартаменты. В квартире были гостиная, спальня и еще одна комната с большой кроватью, гардеробом и письменным столом.
   – В ванной теплый пол, на кухне тоже, консьерж никого не пускает без звонка. Обычно я сдаю ее за две с половиной, но для вас – тысяча, – тараторила Вика.
   – Это тебе, – как-то странно глядя на Вику, сказала Настя, протягивая ей флакон, похожий на бутылку от рижского бальзама. – Три порции по крышечке в любой напиток – и мужчина твой с потрохами, пока ты не скажешь: «Ты мне больше не нужен».
   – Что, правда? – У Вики загорелись глаза.
   – Правда. Только в водку и в воду лучше не добавляй – у прозрачных напитков появляется ржавый оттенок. И еще: не спеши посылать мужика подальше – следи за речью.
   – Слушайте, девочки, – засуетилась Вика, – первый месяц бесплатно...
   – Слушай, за тысячу мы и так будем жить почти бесплатно, – отказалась Настя. – Это подарок. Будь счастлива.
   Бормоча благодарности, Вика поспешно убежала.
   – Откуда у тебя снадобье? – не без зависти поинтересовалась Саша.
   – Мама всучила. Но дело не в этом. – Она внимательно посмотрела на сестру.
   – А в чем? – растерялась Саша.
   – Неужели тебе никто не говорил, что от ведьмы нельзя принимать подарки? – усмехнулась Настя. – Иначе ты никогда не можешь сделать ничего, что могло бы ей навредить.
   – Да ну?! – восхитилась Саша. – Кстати, не думала, что ты будешь использовать свои возможности в жизни. Ты же хотела от всего отказаться.
   – Но ты ведь передумала насчет черного цвета, – заявила Настя. – У меня тоже есть свои слабости. К тому же это ты хочешь найти единственного, а я всего лишь собираюсь стать настоящей актрисой, а не ведьмой, которой приспичило заполучить славу.
   – Ну-ну... – буркнула Саша.
   – Отметим? – спросила Настя.
   – Давай! – обрадовалась Саша.
   Порылись в куче тряпья, выудили туфельки от Кристиана Лабутена и с тоской уставились на высоченную шпильку.
   – Завтра же куплю кроссовки и туфли без каблука! – пообещала Саша.
   – Кстати, а у нас есть деньги? – обеспокоилась Настя.
   – Ну, мой папаша завещал единственной дочери, то есть мне, кучу денег, – успокоила ее Саша. – Они только мои – наша семейка не имеет к ним никакого отношения.
   – Гениально! – одобрила Настя. – Хорошо, что твой папа был известный художник.
   – Иначе бы Глаша с ним не общалась! – расхохоталась Саша.
   Спустя пятнадцать минут они сидели в мексиканском ресторане и пили текилу.
   – Я вообще считаю, что все это семейное проклятие – чушь! – немного заплетающимся языком продолжала разговор на «больную» тему Саша. – Известно ведь: проклятие имеет силу, когда в него веришь. А если я не верю, то оно и не сработает!
   – А почему это ты не веришь? – Настя слегка окосела от четвертой порции текилы, но держалась бодро.
   – Ну, понимаешь, все наши родственницы боялись любви. А у страха глаза ве-ли-ки! Чего боятся люди, у которых авиафобия? В большей степени они боятся страха, от которого могут упасть в обморок, а не, собственно, катастрофы, которая может произойти, а может и не произойти. Но они не летают на самолетах, поэтому и не узнают – случится с ними что-то или нет. Так и наша бабка, которая замужем за автомехаником, – она просто поверила, что у нее теперь нет силы, и даже не пытается ее использовать!
   – В общих чертах я твою мысль уловила, – кивнула Настя. – То есть ты думаешь, что ты вот такая крутая, разрушишь семейное проклятие и будешь счастливой ведьмой с мужем и детьми?
   – Да!
   – По-моему, это бред!
   – А быть заурядной актрисой, выйти замуж за бизнесмена и сниматься в дурацких сериалах – не бред?
   – Откуда ты знаешь, заурядная я актриса или нет? – обиделась Настя.
   – Без нашего Дара мы все заурядные! – выдала Саша. – Амалия права! Разница в том, что я готова стать заурядной, а ты – нет.
   – Только что ты собиралась перевернуть весь уклад нашей семьи! – поддела ее Настя.
   – Я и правда не верю в проклятия – это раз, а во-вторых, я готова проиграть. Главное, найти богатого мужа, который подарит мне сказочную жизнь. Вот и вся магия.
   – Как Евгений Дмитриевич? – усмехнулась Настя.
   – Как Павел Буре! – хихикнула Саша. – Молодой человек! Еще текилы!
   – А, по-моему, ты все-таки боишься потерять силу, – заявила Настя. – А значит, веришь в проклятие. Так что, дорогая, когда я буду играть Морковку или Снегурочку, приходи посмотреть вместе с мужем... если, конечно, сумеешь оттащить его от гаража.

* * *

   Амалия немного пришла в себя – только ногти до сих пор были острыми и длинными, а глаза – желтыми, а не карими.
   – Паршивки... – бормотала она.
   – Мама, успокойся, – говорила Глаша, подсовывая Амалии напиток на основе валерьянки.
   – Убери эту мерзость! – вознегодовала Амалия. – Аня, принеси бренди! И три бокала!
   Анна пулей сгоняла за вишневым бренди, разлила его по стаканам с толстым днищем и раздала родственницам.
   – Какие глупые девки! – возмущалась Амалия, прихлебывая напиток. – Это надо же!
   – Ну, может, все еще образуется... – попыталась утешить ее Анна.
   – Конечно! Все должно – просто обязательно! – образоваться. Ты разве не понимаешь, что мы можем лишиться последних представительниц из рода Лемм? Ведь, если они лет через десять приползут к нам зализывать нанесенные жизнью раны, они к тому времени потеряют веру в себя. А без веры какое колдовство – все коту под хвост! Лучшее, на что они смогут рассчитывать, – снимать сглаз и возвращать неверных мужей. О-о-о! Все насмарку! Я знала, знала, что скоро проклятие обернется против нас... И вот, полюбуйтесь!
   – Мама, ну они ведь все равно твои внучки и наши дочки, – урезонивала ее Глаша. – Зря ты их выгнала.
   – Я передумаю, – кивнула Амалия. – Но не сейчас. Да они пока и сами не захотят вернуться. Поверь, дорогая, надо немного подождать. Так будет лучше.
   Анна с Аглаей переглянулись – в их взглядах было неодобрение, желание пообщаться наедине и намек на то, что Амалия перегибает палку.
   – Ладно, идите, – велела та. – Мне надо подумать.
   Глаша и Анна вышли в сад и сели в шезлонги, благо вечер был теплый.
   – Думаю, мы должны им помешать, – без предисловий начала Анна.
   – Здравая мысль, – согласилась Аглая. – Хотя есть в ней какая-то каверза, не пойму какая...
   – Только Амалии не надо ничего говорить, – предупредила Анна.
   – Говорить, понятное дело, мы ничего не будем, – кивнула Аглая. – Только она все равно пронюхает.
   – Ты уверена? – заволновалась Анна.
   – Совершенно уверена, – подтвердила Глаша. – Но не бойся – вмешиваться Амалия не будет.
   – Слушай... – Анна запнулась и робко посмотрела на Глашу. – А ты хочешь, чтобы твоя дочь стала ведьмой?
   – Я понимаю, о чем ты, – усмехнулась Глаша. – Ты всегда была немного иной, чем все мы. Как и твоя мать. Хочу ли я, чтобы Саша стала ведьмой? Очень. Но я понимаю, что не каждая может с этим справиться. Работать как лошадь, не иметь крепкого мужского плеча, на которое можно опереться, управлять людьми... Все это нелегко, но мне это действительно нравится. Я счастлива.
   – Неужели ты никогда не хотела влюбиться? – тихо поинтересовалась Анна.
   – А я влюблялась! – рассмеялась Аглая. – Еще как! Только вот ни одного мужчину не хотела назвать единственным. Не из-за проклятия – просто мне никогда не хотелось разделить свою жизнь с кем-то еще. Люди боятся жизни, а ведьмы – нет, в этом и разница. Люди даже смерти боятся, хотя живут много лет, а умирают за мгновение. Нет, мне нравится быть ведьмой!
   – А я сомневаюсь, – покачала головой Анна.
   – Сомнения – бич человечества, – мрачно произнесла Аглая. – И только мы помогаем людям с ними справляться.
   – И бог, – добавила Анна.
   – Он далеко, а мы – рядом. И в этом его преимущество, – улыбнулась Аглая.
   – Не поняла, – нахмурилась Анна. – Почему преимущество?
   – Вырастешь – поймешь, – съязвила сестра. – Ладно, идем спать.