– Здравствуйте, миссис Ливингстон. Как дела, Роуз?
   – Спасибо, хорошо, – вежливо ответила девочка.
   Он снова оглядел комнату, стараясь не поддаться состраданию, при виде их незавидного положения, но это оказалось выше его сил.
   – Вы вдова, миссис Ливингстон?
   – О да. Уже семь лет.
   Итак… рядом с ними не было мужчины. Три одинокие женщины. Живущие сами по себе. Один ребенок и две беспомощные женщины.
   Мисс Барнетт должна найти место с жалованьем, которое поддерживало бы их троих, но было ли это возможно? Вряд ли ей это удастся. И что тогда случится с миссис Ливингстон? С Роуз?
   Он с ужасом подумал об их дальнейшей судьбе. За исключением постоянного усилия помочь своему брату Алексу, он никогда не обременял себя проблемами других людей, но неожиданно испытал необъяснимую потребность позаботиться об этих троих, оказавшихся в безвыходном положении, и острую необходимость спасти их.
   Кто он был? Средневековый рыцарь, пытающийся спасти девицу из когтей дракона? В его характере не было ни грамма великодушия, но он боялся опустить глаза вниз, чтобы нечаянно не обнаружить себя закованным в блестящие латы.
   – Очень любезно с вашей стороны заглянуть к нам, – вежливо произнесла миссис Ливингстон. – Это большая честь для нас. Мне бы только хотелось, чтобы мы приняли вас в нашем доме в Хейлшеме, в более подходящей обстановке.
   – Я должен был нанести вам визит. – Миссис Ливингстон показалась ему благоразумной женщиной. Плюс к этому ее любезность указывала на то, что мисс Барнетт не обсуждала отвратительное событие, свидетельницей которого оказалась вчера. – Ваша сестра предложила свои услуги в качестве гувернантки. Между нами случилось недопонимание, – мисс Барнетт проглотила возмущенный возглас, – и я почувствовал себя ужасно от этой неловкости, поэтому явился сюда лично, чтобы предложить ей место.
   – Я не хочу его! – страстно заявила мисс Барнетт.
   – Эмили! – укоризненно произнесла миссис Ливингстон. – Не забывай о хороших манерах. Граф совершил неблизкий путь, чтобы навестить тебя.
   Эмили нахмурилась:
   – Мэри, я должна поговорить с лордом Уинчестером. Наедине.
   Она взяла его за рукав и вывела в холл, резко захлопнув дверь; она добилась своего окольным путем.
   – Вы сошли с ума? – прошипела она. – Как вы осмелились явиться сюда!
   – Мои подопечные приезжают днем в среду. Вы начнете сегодня же.
   – Ни за что.
   – Вы поедете со мной в моей карете сейчас же, потом я пришлю фургон за вашими вещами.
   – Я не стану работать у вас, даже если вы окажетесь единственным работодателем на земле!
   – У вас нет выбора.
   – Я не рабыня и не крепостная. Вы не можете принудить меня.
   – На самом деле могу.
   Она укоризненно подняла указательный палец.
   – Я прекрасно понимаю, что вы самого высокого мнения о своей персоне и привыкли господствовать над другими, но со мной вам это не удастся. Вы словно большой, избалованный ребенок. Выдумаете, что можете делать все, что вам заблагорассудится.
   – Каковы же преимущества быть графом, если нельзя действовать так, как вам того хочется?
   – Вы скорее всего немедленно прогоните меня.
   – Это, конечно, может случиться, но в таком случае вы не будете осуждать меня.
   – Что вы имеете в виду?
   – Вы задолжали хозяйке за комнату, и она собирается попросить вас освободить помещение. Комната сдана кому-то еще. Они въезжают завтра.
   – Вы лжете.
   – Можете спуститься вниз и спросить ее. – Эмили изучала своего гостя, пытаясь отыскать свидетельство обмана, но по его лицу ничего нельзя было прочитать. – Вас скоро выбросят на улицу. И когда это случится, что станет с вашей сестрой и племянницей?
   Эмили охватил ужас при одной этой мысли. У нее подкосились ноги, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть на пол. Неожиданно их ноги переплелись, а тела соприкоснулись, и они оказались в интимной близости. Майкл спокойно сообщил:
   – У вас нет альтернативы, Эмили.
   – Не называйте меня так.
   Ее близость опьянила графа. У него голова пошла кругом, пульс участился. Как ни глупо это казалось, он был счастлив просто находиться рядом с ней. Он не понимал почему, но готов был пробуждать в себе это чувство при каждом удобном случае.
   – Послушайте, что касается прошлой ночи…
   – Не напоминайте мне о случившемся. – Подавленная, она отвернулась, к его большому огорчению.
   Позор, что она стала свидетельницей его распущенности. В его жизни было время, когда он руководствовался высшими принципами и моральными нормами. Когда он сошел с прямого и правильного пути? Незаметно для себя он превратился в беспринципного человека.
   – Я… я проводил конкурс для… любовницы. – У него еще оставалось достаточно совести, чтобы смущенно покраснеть.
   – И это самое недостойное из того, о чем я когда-либо слышала.
   – Я не понял, что вы хотели стать гувернанткой в моем доме. Я предположил, что вы пришли, чтобы… чтобы…
   Его голос замолк. Он не мог произнести слово «блуд» в ее присутствии, и потребность исправить такую страшную ошибку служила доказательством того, что он слишком много лет вел порочный образ жизни.
   – Вы предполагаете, что ваше признание облегчит мне жизнь?
   – Вы заслуживаете объяснения.
   – Благодарю вас за это объяснение. Теперь уходите.
   – То, что вы видели… я… вовсе не такой человек. – Это была откровенная ложь, но он надеялся, что она поможет.
   – Ха! Вы именно такой человек. Вы развратник. Греховодник.
   – Нет!
   – У вас совсем нет стыда! Никакой морали! Как вы решились привезти ваших подопечных в это погрязшее в грехе гнездо? В вас что, не осталось ни капли порядочности?
   – Все прекратится, как только они приедут, – заверил он. – Мы с моим братом Алексом – холостяки и вели себя как таковые, но теперь все изменится. Дом вымыли и вычистили. Женщины… они ушли, и их никогда не пригласят обратно.
   – И где же вы намереваетесь развлекать их? В вашем клубе? Или в вашем имении?
   Поскольку именно таков и был его план, Майкл заскрежетал зубами от того, что она так хорошо читает его мысли.
   – Я решил быть самым что ни на есть совершенным опекуном.
   – Браво!
   Он никогда не встречал такого или такую, кто был совершенно равнодушен к его положению и титулу. Ее безразличие огорчило его, но в то же время воодушевило. Ему хотелось обнять ее, встряхнуть.
   – Эмили…
   – Для вас я мисс Барнетт.
   – Эмили, – произнес он сладким голосом в попытке уговорить ее, – вы станете гувернанткой в моем доме? Пожалуйста!
   – Нет.
   Она отступила в сторону, в темный угол, и он шагнул вслед за ней. Находясь рядом с девушкой, он испытывал необъяснимое удовольствие. Она была словно будоражащий тоник. Быть рядом с ней – все равно что купаться в создаваемой ею чувственной атмосфере.
   – Я ознакомился с вашими рекомендациями.
   – Вы рылись в моей сумочке. Как это нехорошо с вашей стороны.
   – Список очень впечатляющий.
   – Это все выдумано, – призналась Эмили. – А имена я взяла с надгробий на кладбище в Хейлшеме.
   Задаваясь вопросом, было ли это правдой, он фыркнул:
   – Вы обладаете именно теми качествами, какие я ищу в гувернантке. Вы образованная, утонченная, благовоспитанная.
   – У меня нет ни опыта, ни навыков. Меня учила моя мать за обеденным столом. Я никогда не служила гувернанткой, и у меня нет склонности к этому занятию.
   – Вы будете идеальны в этом качестве.
   – Когда я находилась в вашем доме, я опьянела. Вы очень вежливо заметили, что я упала в обморок, на все дело было в пунше. С вашей стороны глупо приглашать меня.
   Ее раздражало, что он возвышается над ней, и она попыталась отодвинуть его в сторону, но это ей не удалось. Он переплел ее пальцы со своими, словно они были влюбленными подростками, опустил голову и уткнулся лицом в ее волосы. Мягкие завитки щекотали его нос и подбородок.
   – Мне нравится, когда вы пьяны.
   – Вы единственный человек во всем королевстве, которого можно очаровать таким ужасающим поведением.
   Она забилась подальше в угол, и он еще ближе придвинулся к ней, испытывая острую потребность касаться ее и находиться как можно ближе.
   – Прежде чем вы уснули, вы уверяли, что отлично можете определить характер человека. Вы даже настаивали, что любите меня.
   – Ах! – вырвалось у нее. – Я была пьяна! Я не имела в виду то, что говорила, и с вашей стороны грубо напоминать мне об этом.
   – Сделайте это для меня, Эмили, – прошептал он ей на ухо.
   Она подняла широко открытые, доверчивые глаза, и ее поразила эта искренняя просьба. Хотя Эмили собиралась твердо стоять на своем, ей не чуждо было чувство сострадания, и она поняла, как он нуждается в ее помощи.
   Майкл не знал, как и почему эта девушка заставляла его желать стать другим, уважаемыми вызывающим восхищение человеком, заслуживающим ее одобрение. Она была чистой, незапятнанной и такой далекой от его низких и бесчестных знакомых и отвратительных развлечений. Ему хотелось бы проводить время в ее милом обществе. Если ему повезет, хотя бы часть ее цельности и правильности может передаться и ему.
   Она стояла так близко от него, ее рубиновые губы находились в какой-то паре дюймов – и не долго думая Майкл поцеловал ее. В этом не было ничего особенного, и казалось естественным сделать такую попытку. По его искаженной, абсурдной жизненной логике он чувствовал себя так, словно она принадлежала ему.
   Несколько коротких мгновений его рот был легко прижат к ее, и граф был потрясен этим прикосновением. Он почувствовал такое сильное физическое влечение к ней, какого не испытывал уже многие годы, жадно тоскуя по тем безрассудным дням, когда желание было столь опьяняющим.
   Сначала Эмили вела себя покорно; словно утопающий, хватающийся за соломинку, она положила руки на отвороты его куртки и приникла к нему, но рассудок быстро вернулся к ней, и она резко отшатнулась.
   – Лорд Уинчестер! – Она была ошеломлена и возмущена. – Что вы себе позволяете?
   – Извините, – пробормотал Майкл, не испытывая ни малейшего угрызения совести. – Не знаю, что на меня нашло, – солгал он.
   – Боже! И я тоже ничего не понимаю.
   – Вы пробудили во мне низменные инстинкты.
   – Понимаю, я и в самом деле действую так на людей.
   Они оба смутились, глядя куда угодно, только не друг на друга, и стараясь вежливо закончить разговор, который он так испортил. Майкл не собирался уходить, не заручившись ее согласием.
   – Мне необходима ваша помощь, Эмили, – решительно заявил он. – С девочками. Никто больше не проявил ни малейшего интереса к моему предложению. Только вы одна.
   – Что ж, это, несомненно, льстит мне.
   Сначала он попытался командовать, затем упрашивать, но это ни к чему не привело. Возможно, поможет его достаточно откровенное объяснение.
   – Все боятся работать у меня из-за моей репутации.
   – И у них на это есть основания, – проворчала Эмили, но уже без первоначального жара.
   – Мой отец убил мою мать. – Граф и сам не знал, зачем вспомнил об этом, – он не собирался рассказывать об этом, – но он оказался в отчаянном положении. – Все сходились на том, что безумная кровь отца течет в моих жилах. Из-за этого все сторонятся меня.
   – Вы? Сумасшедший?
   – Да.
   – Что за чушь! Вы вовсе не сумасшедший. Может быть, немного распутный и сладострастный, но определенно не сумасшедший.
   – Вот видите? Вы понимаете, что я за человек в глубине души. Я обещаю хорошо с вами обращаться и попытаюсь сделать все возможное для девочек.
   Она изучала пол под ногами, его признание легло тяжелым грузом ей на плечи. Короткий поцелуй изменил их отношения.
   Могли ли они стать друзьями? С ней, женщиной, как это было бы необычно!
   – Я верю, что вы порядочный человек, – наконец согласилась она, – но не могу понять, почему вы так старательно скрываете это.
   Это были самые правдивые и добрые слова, которые когда-нибудь говорили ему.
   – Я заплачу вам столько, сколько вы потребуете. Какую вы назовете сумму?
   – Дело не в деньгах.
   – В чем же тогда? Я богат и влиятелен. Скажите, чего вы хотите, и это будет вашим.
   Она помедлила, раздумывая.
   – Хотя, может быть, все дело в деньгах. Вы вряд ли сможете платить мне достаточно.
   – Пятьсот фунтов.
   – В год? – недоуменно спросила Эмили.
   – Семьсот пятьдесят фунтов.
   – На эти деньги неплохо могла бы прожить целая семья.
   – Тысяча.
   – Немедленно прекратите!
   – Вы нужны мне. Ужасно нужны. Я не шучу.
   – Вы не можете говорить всерьез, – возразила она. – Я не заслуживаю такой огромной суммы и не позволю вам тратить так много на меня.
   – Вы будете удивлены, узнав, как высоко я ценю ваши будущие услуги. – Он внимательно смотрел на нее, удивленный тем, что хотя предложил ей небольшую помощь, она, находясь в столь стесненных обстоятельствах, вовсе не была тронута. Она была единственным встреченным им человеком, который не уцепился жадно за его кошелек.
   Он улыбнулся, уверенный более чем когда-либо, что поступает правильно.
   – Плюс комната и стол.
   – Это само собой разумеется.
   – Для вас – да, но это касается также Мэри и Роуз.
   – Я не могу допустить этого.
   – Почему нет? У меня огромный, удобный дом, где обитаем только мы с братом. Там сколько угодно места.
   – Но подобная договоренность возмутительна. Что подумают ваши слуги?
   – Меня это вовсе не заботит. – Это были первые слова, вызвавшие у нее улыбку. – Роуз даже сможет помочь мне.
   – Роуз? Но как?
   – Мои подопечные – Памела и Маргарет. Одной – шестнадцать лет, другой – девять. Роуз может стать подружкой Маргарет. – Они, не отрываясь, смотрели друг на друга, между ними воцарилось продолжительное молчание. – Эмили, я видел булочки, которые вы запихнули в свою сумочку. Я понимаю, насколько серьезно ваше материальное положение, и не оставлю вас троих здесь.
   – Я не могу решить… – Она потерла виски, словно у нее разболелась голова.
   – Это к лучшему, Эмили.
   Ошеломленная, Эмили снова опустила глаза, мысленно обдумывая сделанное предложение. В конце концов она пробормотала:
   – Но не может быть никакого неподобающего поведения с вашей стороны.
   – Что вы имеете в виду? – Девушка взглянула на него:
   – Вы прекрасно понимаете, о чем речь.
   – Даже по отношению к вам?
   – Особенно ко мне.
   Он размышлял над ее словами, убежденный, что если примет ее условия, то лишится чего-то прекрасного и уникального.
   – Как пожелаете, – со вздохом согласился он.
   – И я не хочу, чтобы в доме появлялась ваша подружка Аманда. Избавьте меня и девочек от того, чтобы она привлекала к нам внимание посторонних, когда мы будем идти по улице. – Она поколебалась. – Поклянитесь мне, что она ушла из вашей жизни.
   В этом легко было поклясться.
   – Она ушла. И никогда вас не побеспокоит.
   – Тогда я попробую поработать у вас. Три месяца, то есть все лето, до осени. После этого мы обсудим положение дел и решим, останусь ли я на этом месте.
   – Вы все будете жить в моем доме?
   – Да.
   – И переедете сегодня?
   – Да, – повторила девушка.
   – Какое жалованье вы хотите получать?
   – Через три месяца вы сами назначите сумму, в зависимости от того, сколь ценными сочтете мои услуги.
   Он усмехнулся ее наивности.
   – Вам следует научиться вести переговоры. Что, если я воспользуюсь вашим положением и никогда не оплачу вам затраченные усилия?
   – Вы не поступите так.
   Ее заявление вызвало у него дрожь. Как хорошо она понимала его.
   – Конечно, я никогда не поступлю так.
   В полном согласии они пошли поделиться новостью с Мэри и Роуз.

Глава 4

   – Позволь мне высказаться прямо. – Алекс Фарроу не сводил глаз со старшего брата. – Мы подверглись нашествию женщин.
   Майкл покашливал, запинался и наконец признался:
   – Думаю, можно смотреть на это и под таким утлом.
   – Тебе известно, как я отношусь к тому, что девочки Мартин будут жить с нами.
   – Ты был очень красноречив в своих возражениях.
   – Любой здравомыслящий человек отправил бы их прямо в пансион, с единственным письмом в год, чтобы справиться об их здоровье и успехах. Но ты ведь у нас великодушный и неповторимый! О нет! – С полным презрением к этому чертову проекту он помахал рукой, словно эта тема издавала дурной запах, который он не мог выносить. – Конечно, пожалуйста. Вселяй их! Дай им ключи от дома! И никаких преград? Зачем сохранять наши привычки и весь наш образ жизни?
   – Я просто попросил тебя не напиваться в их присутствии. И не приглашать проституток. Уверен, ты переживешь это.
   – Ты можешь по-прежнему развлекаться в своем загородном доме и в клубе. А что делать мне?
   Со времени возвращения Алекса после службы в армии их несоизмеримое финансовое положение стало источником постоянных ссор. Майкл был богат и имел доступ ко всему, что составляло казну Уинчестеров, в то время как Алекс довольствовался не слишком-то щедрым содержанием.
   Алексу было ненавистно завидовать и бубнить об одном и том же, но утомительное пребывание в Европе оставило в нем горечь и обиду, и он не мог разговаривать с Майклом без постоянных жалоб.
   – Когда тебя одолеет потребность в дружеском общении, – сообщил Майкл, – ты можешь воспользоваться обоими местечками. – Это было легкой жертвой с его стороны, так как Алекс предпочитал не появляться в людном месте. Его гордость не позволяла ему выносить косые взгляды или слышать шепот за спиной.
   – Ты слишком, да, слишком щедр, – саркастически проворчал Алекс. Его слова прозвучали так, словно вырвались у сварливой торговки рыбой, но он не мог остановиться. – Когда гувернантка появится в доме?
   – Она уже здесь.
   – Со всем своим проклятым семейством. Мы создаем приют для безработных девушек в Лондоне? О чем только ты думал?
   Майкл раздраженно вздохнул:
   – Алекс, у нас огромный дом, а этим бедным женщинам нужно где-то жить. Дай мне лето, чтобы все уладить. Это единственное, о чем я прошу. Будь гибким, тебя это не убьет.
   Алекс рассеянно потрогал свой безобразный шрам, так изуродовавший его лицо, что он ненавидел даже воспоминание об ударе, нанесенном вражеской шпагой в Португалии. У него, как у всех Фарроу, были темные волосы и голубые глаза, и когда-то он был так же красив, как Майкл. Теперь же его избегала даже бывшая невеста, и его тщеславие не выносило насмешек тех, кого он привык считать друзьями. Мало-помалу их унизительная жалость убила в нем интерес к жизни.
   – Не хочу, чтобы эти посторонние сновали по дому, – проворчал он.
   – Знаю, тебе этого не хочется, – мягко согласился Майкл, что еще больше раздосадовало Алекса. Почему Майкл всегда такой все понимающий?
   – Тогда зачем же ты устраиваешь все это назло мне?
   – Я не устраиваю это тебе назло. Мне просто приходится приспосабливаться к этой новой обстановке, и, надеюсь, со временем я решу это, к всеобщему удовольствию.
   – Ты что, считаешь себя верховным арбитром?
   В приступе гнева Алекс повернулся и отправился в спальню в поисках уединения.
   Как Майкл осмелился совершить столько перемен, не посоветовавшись с ним! Да, правда, этот дом принадлежит Майклу. Да, он владеет всем антиквариатом и изящными безделушками, но в этом проклятом доме обитал и он, Алекс.
   Майкл приветствовал гостей, нанимал слуг и переделывал спальни, не считаясь с мнением брата. Теперь сюда въезжает столько людей – на полу возникли горы багажа, а главный холл напоминал дешевую гостиницу.
   Где ему спрятаться? Где обрести мир?
   Алекс был уязвлен и в отчаянии, ему хотелось, чтобы… чтобы Майкл…
   Он не мог решить, что хотел бы сотворить со своим братом. Майкл был порочным, но внимательным и понимающим его увечье, однако каждое слово, слетающее с его губ, действовало, словно соль на рану.
   Казалось, что в то время, как Майкл обладал всеми богатствами мира, Алекс был лишен всего. Это заставляло чувствовать себя пессимистом, достойным сожаления в его стремлении купаться в собственных несчастьях; он сам ощущал себя нытиком и занудой.
   Что за ужасная судьба выпала на его долю, опустив так низко? Правда, другим достались еще более сложные судьбы – они умирали, лишались рук и ног или сходили с ума от военных безумий, однако его гордыня и самоуверенность были подвергнуты унижению из-за обезображенной внешности.
   «Почему именно меня?» – горестно, с отвращением вопрошал Алекс в тысячный раз.
   С топотом ворвавшись в комнату, он захлопнул за собой дверь, и здесь женский испуганный возглас заставил его замереть на месте. Он быстро огляделся и увидел незнакомую женщину, которая топталась у входа в его гардеробную. Ей было лет двадцать шесть, как и ему, и она показалась ему очень хорошенькой. Она обладала темными волосами, уложенными в очаровательную прическу, большими карими глазами и зрелой стройной фигурой, округлой там, где полагается, и тонкой в талии.
   Его шумное появление испугало ее, и она прижала кулачок к своей великолепной груди. Она была привлекательной, соблазнительной и окончательно сбитой с толку, и в другое время своей жизни он сыграл бы роль джентльмена, каковым и был воспитан.
   – Кто вы, черт побери, – весьма невежливо спросил он, – и что вы здесь делаете?
   – Ради Бога, извините меня, – ответила женщина твердым, успокаивающим голосом. – По-моему, я заблудилась. Мне это так неприятно.
   Она протянула руку в поисках двери, и он испытал шок, обнаружив, что она слепа. Должно быть, она принадлежала к семейству гувернантки, а это означало, что Майкл не счел нужным сообщить необходимые и весьма важные детали.
   Слепая женщина? Будет жить с ними в их доме? А что дальше! Его словно поместили в сумасшедший дом вопреки его воле, без необходимых средств на побег!
   – Определенно вы потерялись. Неужели вы настолько лишены здравого смысла, что навязываетесь посторонним?
   Удивленная его грубостью, она ощетинилась, но торопливо подавила свой первый порыв.
   – Это всего-навсего невинная ошибка. Нет причины для грубостей.
   – Смотрите, чтобы это не повторилось. Я не потерплю, чтобы посторонние нарушали мое уединение.
   – Понимаю.
   – Это крайне невежливо с вашей стороны – слоняться там, где вы нежелательны.
   Ее лицо залила волна смущения.
   – Это произошло случайно.
   – Жалкое оправдание. – Она обладала достоинством королевы, что заставило его почувствовать себя мелким и маленьким, и его величайшим желанием было проглотить свой невежливый язык, но все равно он продолжал бранить ее.
   – Я ухожу, – резко произнесла женщина, – и, пока мы находимся здесь, в доме, обещаю, что наши пути никогда больше не пересекутся.
   – Буду вам очень признателен.
   – А я – вам.
   Итак, последнее слово осталось за ней? Настала его очередь покраснеть, но от стыда.
   В последние месяцы он не мог сосчитать, как часто выговаривал своим друзьям, честил слуг, многие из которых работали на семью со дня его рождения. Никто и никогда не делал ему замечаний. Даже Майкл. Словно Алекс был стеклянным, все ходили вокруг него на цыпочках, озадаченные его умственным и психическим состоянием, беспокоясь о его тонкой натуре.
   Незнакомка оказалась единственным существом, достаточно смелым, чтобы не страдать от его неуважения и даже укорить его. Алекс был подавлен. Как низко он опустился! Когда он превратился в негодяя, способного оскорбить слепую женщину?
   Мэри не упомянула о своем недуге в оправдание своей ошибки, и он с уверенностью мог сказать, что она слишком горда. Она сделала несколько неверных шагов, рукой украдкой нащупывая выход.
   Так как она не могла ориентироваться в непривычной для нее обстановке, ее неловкие движения были бесполезны, и она, споткнувшись о пару его сапог, упала на ковер.
   Ошеломленный, он бросился к ней и поднял на ноги.
   – С вами все в порядке?
   – Со мной все великолепно. – Она отпрянула от Алекса, украдкой потирая запястье, и он буквально обезумел, увидев слезы в ее глазах.
   Он не мог выносить такого откровенного проявления чувств.
   – Ради Бога, не плачьте.
   – Я не плачу, – спокойно ответила она, проводя рукой по щекам. – Если вы будете так любезны, чтобы показать мне, где находятся холл и лестница на третий этаж, я буду вам безмерно благодарна.
   Ей было досадно, что приходится просить о помощи, и ее ощутимый гнев охладил его собственный, вернув ему подобающие манеры.
   – Присядьте на минуту. Пожалуйста.
   – Я скорее пройду по жаровне с раскаленными углями.
   – Вполне заслуженный упрек в мой адрес. – Он направил ее к ближайшему стулу. Она почувствовала, как коснулась его ногами, но не опустилась на него, поэтому они топтались рядом, неловко и слишком близко друг к другу. Чтобы нарушить тягостное молчание, Алекс сказал: – Извините меня за неучтивость. У меня был ужасный день.
   – И у меня тоже. – Она пребывала в гневе, что, он заподозрил, было вовсе не характерно для нее. Она дрожала, удрученная падением и чем-то еще, о чем он не мог догадаться.
   – Что же, скажу, что мы находимся в одинаковом положении.
   – Сомневаюсь. Я жила в одном и том же месте двадцать восемь лет, а теперь превратилась в бродягу. Представляете ли вы себе, как ужасно, когда привык к ежедневной рутине и знаешь место каждого предмета, оказаться засунутым в этот чудовищный дом?
   – Честно сказать, не представляю.
   – Я должна полагаться на благодеяние посторонних людей; я ежечасно молюсь о милосердии в надежде, что у меня будет чем накормить дочь. Вы можете представить, как ужасно быть беспомощной? Зависеть от чьей-то доброй воли. Находиться в таких ужасных тисках и быть не в состоянии чем-либо помочь близким.