– Митч!
   – Хороший ход, Пэйдж, – сказал он решительно. – Чуточку сенсационности, легкое сочувствие, дать зрителям понять, что вы – первый стервятник, прилетевший на жертву. Очень профессионально.
   – Это – моя работа. – Каким-то образом ей удалось одновременно казаться и покладистой, и гордой собой.
   – Да знаю я все об этом.
   – Вы все еще сердитесь на меня.
   Митч рывком распахнул дверь, приложив намного больше силы, чем это было необходимо, и вошел в тускло освещенный холл. Его раздражение нарастало из-за фальшивых нот обиды в ее голосе. Надо иметь адские нервы, чтобы так играть роль обиженной стороны. А это он был тем, кого распотрошили на кусочки прилюдно и анализировали с помощью метафорического скальпеля проницательного ума и острого языка Пэйдж Прайс.
   Она сказала ему, что хочет сделать репортаж о полицейском из Флориды, переехавшем в Миннесоту, о полицейском из большого города, который должен приспосабливаться к провинциальной жизни небольшого городка. Безобидная история для любопытствующей публики. Но то, что вышло в эфир, оказалось его жизнью, выставленной на всеобщее обозрение. Она беспардонно эксгумировала его прошлое, которое он похоронил, казалось, навсегда, и организовала трансляцию репортажа по всему штату, выставляя его как драгоценный камень в своем первом прайм-тайме, специально для Новостей ТВ7. Трагический рассказ о Митче Холте, солдате правосудия, чья жизнь разрушилась случайным актом насилия.
   – Запишите еще одно очко в журналистские расследования. – Его сарказм резко отозвался в фойе эхом. Улыбка, насмешливая и горькая, искривила его рот. Он включил ее, как прожектор. – Поздравляю еще раз проницательного очевидца.
   Ее рот напрягся. Она смерила его взглядом, ее глаза сверкали.
   – Все, о чем я сообщила, было публичной информацией.
   Просто делаю свою работу. Общепринятая истина. Общественность имеет право знать! Оправдания пульсировали в его голове, как молоточками ударяя по его чувству порядочности. Давление разорвало красную линию, и его контроль рассыпался, как хрупкий ржавый металл.
   – Нет! – проревел Митч, сдерживая шаг. Она попятилась, широко раскрыв глаза, а он преследовал, нацелившись в нее пальцем, как копьем правосудия. – То, о чем вы сообщили, была моя жизнь. Не фон. Не цвет. Моя жизнь. Я предпочитаю, чтобы моя жизнь оставалась моей собственной. Если бы я хотел, чтобы все в Миннесоте знали историю моей жизни, я написал бы сам эту гребаную автобиографию!
   Пэйдж оказалась прижатой к стене, почти касаясь макушкой фотографии Горди Кнутсона, обменивающегося рукопожатием с Уэйном Гретцки. Никакой профессионализм не смог скрыть ее дрожи. Но тем не менее она не отводила от него взгляда, считывая все, впитывая все и складывая это на хранение в свой расчетливый мозг. Митч мог все, но только не видеть, как она даже теперь проводит исследование, которое потом обязательно использует, чтобы добавить оттенок «близких личных знаний» своему углу зрения на эту историю. Это было выше его сил. Митч узнал много репортеров за эти годы. Все они были ему неприятны, но большинство из них играло по правилам, все понимали ситуацию. Пэйдж Прайс игнорировала правила так небрежно, как большинство людей игнорирует ограничение скорости. Для нее не существовало границ.
   Она умело собрала все свое хладнокровие и изобразила глубокое раскаяние.
   – Я сожалею, если мой репортаж расстроил вас, Митч, – сказала она спокойно. – Но это не было моим намерением.
   Митч заставил себя отступить, его лицо исказила гримаса глубокого отвращения. Ему нестерпимо захотелось сжать свои руки на прекрасной лебединой шее Пэйдж и потрясти ее, как тряпичную куклу. Он представил себе, как в попытке вразумить ее и пробудить в ней чувство приличия он колотит ее красивой головкой по блочной стене, пока фотография Горди не упадет на пол. Но он отлично понимал, что не мог бы сделать этого.
   С усилием он старательно запихнул свой гнев в небольшую комнатку у себя в груди и захлопнул дверь.
   – Я знаю ваши намерения, мисс Прайс, – сказал он жестко. – Затронуть некоторые сердца и выиграть местную новостную дерьмовую версию «Эмми». Я надеюсь, она будет отлично выглядеть на вашей полке трофеев. Я мог бы предложить несколько более творческих мест, куда бы следовало ее поместить, но я, пожалуй, оставлю это на ваше усмотрение.
   Она прикоснулась ладонью к его руке.
   – Митч, мне бы хотелось, чтобы мы были друзьями.
   – Господи Иисусе! – рассмеялся Митч. – Не хотел бы я видеть, как вы относитесь к своим врагам!
   – Ладно, – соглашаясь, сказала она бархатным голосом, не отводя от него пристального взгляда своих серьезных сапфировых глаз. – Мне следовало бы предварительно оговорить с вами детали. Теперь-то я понимаю это.
   – Ага! Задним… числом!
   Она проигнорировала его сарказм.
   – Разве вы не дадите мне второго шанса? Мы могли бы пообедать. Сесть рядом и объясниться, рассеять все недомолвки, снять любые сомнения в том, что произошло, когда это дело будет закрыто, конечно.
   – Конечно, – усмехнулся Митч. – И поскольку вы подвешиваете передо мной свои обещания как морковку на палке, я, как предполагается, должен дать вам небольшие сенсационные новости по этому делу, правильно? Разве это не ваш метод? – Его глаза сузились от негодования. – Я уже обедал с вами однажды, Пэйдж. И до сих пор сыт.
   Она моргнула, как если бы он причинил ей боль. «Как будто я смог бы», – подумал Митч.
   – Это могло бы быть больше, чем обед, – прошептала она, выражение ее лица смягчилось, она нежно погладила его руку. – Это все еще могло бы быть. Вы мне нравитесь, Митч. Я знаю, что совершила ошибку. Давайте забудем все это. Позвольте мне искупить свою вину.
   Казалось, она не чувствовала необходимости даже пококетничать. Ее эго, вероятно, позволяло ей полагать, что любой человек, живой ниже пояса, страстно ее хочет, независимо от менее привлекательных аспектов ее индивидуальности.
   Митч покачал головой.
   – Поразительно! И вы точно пошли бы на все, правда? – Он бросил презрительный взгляд на ее руку и резко сбросил ее со своей. – Если честно, я бы скорее провернул свой член в мясорубке. А теперь, если вы позволите, я должен искать пропавшего ребенка. Возможно, вам будет очень сложно понять, но он важнее для меня, чем вы.

Глава 8

   – Старая подружка? – осторожно спросила Меган у Митча, стремительно взлетевшего к ней по лестнице.
   Он автоматически бросил взгляд в направлении вестибюля. С ее точки обзора она, вероятно, была свидетелем всей сцены. Что касается камер ТВ7 и умелых парней, которые в них смотрели, эти, вероятно, видели тоже. Круто!
   Он грохнулся в кресло рядом с ней, взвинченный до предела.
   – Не в этой жизни.
   – Что случилось? Она достала вас?
   – Скорее расчленила, это более точное определение, – буркнул он, отводя взгляд вниз, на лед.
   У него не было желания говорить о своем прошлом и вообще удовлетворять любопытство Меган О’Мэлли. Его взгляд зацепился за то место у бортика, где он прижимал ее, теперь казалось, год назад. Он все еще испытывал желание поцеловать девушку, все еще чувствовал слабый аромат сыра, который стойко пропитал ее куртку. Митч пожалел, что они не смогли остаться в тот момент там на неопределенное время. Опасные мысли для человека, который не искал отношений, и в особенности с женщиной, которая не встречалась с полицейскими. У них было бы достаточно проблем с вопросом главенства, не считая вопроса равенства полов.
   – Скажем так, для рекламы Пэйдж Прайс очень бы подошла фотография с топором в одной руке и ножом мясника в другом, – проворчал он.
   И в то же время в кружевном нижнем белье и на шпильках, мысленно дорисовала картину Меган, но промолчала. Ехидное замечание могло быть неверно истолковано. И как бы вы хотели, чтоб оно было истолковано, О’Мэлли? Она не хотела отвечать на собственный вопрос. Она не хотела думать, как это Пэйдж Прайс, такая высокая, изящная, просто идеальная модель, одним махом внесла в ее чувства хаос, вытащив на поверхность что-то очень хрупкое, что показывать было никак нельзя, это не вязалось с работой. А работа – главное!
   – Так где вы хотите разместить командный пункт? – спросила она.
   – В старом пожарном депо. На Осло-стрит, в полуквартале от станции и полуквартале от департамента шерифа. Гаражи используются для парадных платформ-«поплавков», но там есть несколько больших конференц-залов, которые мы используем для наших целей. А наверху есть комната отдыха с койкой. Я уже позвонил в телефонную компанию и в офис Беккера, это канцтовары. Скоро доставят копировальную технику и факсы, будут печатать листовки-ориентировки.
   – Хорошо. Кое-какая информация уже поступила на телетайп Бюро. Я связалась с Национальным центром по делам пропавших и эксплуатируемых детей. Они посылают человека для поддержки из Городов-Близнецов. Также и центр по делам пропавших детей Миннесоты. Они будут большим подспорьем в получении сведений на региональном и национальном уровнях. Центр также предлагает специалиста-психолога для работы с семьей.
   Митч представил Ханну, сидящую в одиночестве на диване, страдающую, и его сердце заныло.
   – Да, он будет нужен.
   – У меня есть отчеты, включающие список всех известных педофилов на двести километров вокруг и список всех сообщений о попытках похищения детей и подозреваемых в этих делах в том же радиусе.
   – Похоже на стог сена, в котором мы будем искать иголку, – сказал Митч хмуро.
   – Это отправная точка, Шеф. Нам надо с чего-то начать.
   – Да. Если бы мы только знали, куда нам идти.
   Минуту они сидели в тишине. Митч наклонился вперед в кресле, опершись локтями на колени и опустив плечи под тяжестью навалившегося груза. Ничего подобного ни разу не случалось в Оленьем Озере с момента, как он приступил к работе. Кражи, драки, домашние разборки – вот перечень криминала в небольшом городе. Торговля наркотиками была самым тяжким преступлением, но оно и в подметки не годилось тому масштабу, с которым он имел дело ежедневно во Флориде.
   Здесь он стал более спокойным, возможно, даже немного ленивым. Он отказался от личной охраны. Большая разница с его работой в полиции Майами. Там он походил на скаковую лошадь – сильные мышцы, туго натянутые, как скрипичные струны, нервы, инстинкты и рефлексы, быстрые, как молния, работа на адреналине и кофеине. С каждым днем он становился менее впечатлительным, его чувствительность притуплялась. Убийства, насилия, грабежи и похищение детей казались ординарными делами. Но те дни остались далеко позади. Он чувствовал себя заторможенным теперь, медлительным и неуклюжим.
   – Вы занимались похищением людей прежде? – спросил Митч.
   – Я участвовала в паре расследований. Но я знаю процедуру, – поспешила Меган с оправданием. Она даже выпрямилась в кресле. – Это все указано в послужном списке. Если хотите потратить впустую наше время, проверьте…
   – Стоп, фурия, – Митч протестующе поднял руку, чтобы сдержать ее тираду. – Невинный вопрос. Я не подвергал сомнению ваши способности.
   – О, простите. – Она наклонилась вперед, скрывая вспыхнувшие от смущения щеки.
   Митч, поняв ее затруднительное положение, отвернулся и начал пристально разглядывать лед. Его глаза были холодны, морщинки вокруг них казались более глубокими от напряжения.
   – А у меня их было четыре.
   – Вы нашли детей? – спросила она и тут же пожалела об этом. Ее шестое чувство – чувство полицейского – забило тревогу внутри ее.
   – Дважды, – простой ответ, одно слово, но его лицо красноречивее всяких слов рассказало о трагедии и разочаровании, о тяжелых жизненных уроках полицейского, которые он должен был пережить снова и снова с семьями жертв.
   – Они не все заканчиваются таким образом, – убежденно произнесла Меган, наклоняясь еще ниже. – С этим будет не так. Мы, черт побери, не допустим!
   Но по этому случаю мы имеем чертовски мало информации, подумал Митч, поднимаясь. Это была голая, неприятная правда. Они могли бы начать широкомасштабный поиск, задействовать невероятные человеческие ресурсы, использовать все имеющиеся инструменты, которые может предложить современная технология, но все равно успех дела зависел бы от удачи и везения. Кто-то должен оказаться в нужном месте в нужное время. Прихоти извращенного ума и нечистой совести.
   Меган знает это тоже, думал он, но она так бы не сказала, чтобы не сглазить и не поддаться страху. И сейчас он видел, как упрямо она выдвинула вперед подбородок, нахмурила брови над своими зелеными, как изумруды, глазами. Ему захотелось притянуть девушку ближе и впитать в себя часть ее решительности, которая – он это чувствовал – волнами разбегалась от нее, сам же он, кроме усталости и разочарования, ничего не ощущал. Не слишком умная идея. Тем не менее он протянул руку и стер большим пальцем полоску грязи на ее щеке, без сомнения приобретенную при близком знакомстве с гончими Арта Гейбла.
   – Давайте прекратим пустой разговор, О’Мэлли, – попросил он. – И смотрите у меня, если мы не сможем выполнить свое обещание.
 
   Мобильная лаборатория и технический персонал подразделения специального назначения прибыли почти одновременно с вертолетом Миннесотского бюро криминальных расследований. Вертолет сел на автостоянке на территории выставки, и Митч поспешил им навстречу. Меган повела других агентов на ледовую арену, чтобы проинформировать их.
   – Что у тебя для нас, маленькая ирландка? – спросил Дэйв Ларкин, специалист Следственного отдела, лет тридцати, симпатичный, похожий на инструктора по плаванию.
   Он любил свою работу – не сами преступления, из-за которых она вообще была необходима, а именно докопаться до сути, и с этим страстным желанием он и приступал к расследованиям. Дэйв был хорошим парнем и хорошим полицейским, одним из первых друзей Меган, когда она начала свою службу в Бюро. Если бы не значок полицейского и огромный хвост его любезных экс-подруг, она, возможно, приняла бы одно из его многочисленных предложений прийти на свидание.
   – Не очень-то много, – призналась она. – Мы предполагаем, что мальчика похитили на тротуаре у входа, но у нас пока нет свидетелей, чтобы подтвердить это, следовательно, нет истинного места преступления. В любом случае много автомобилей было на подъездной дорожке и на автостоянке, поэтому мы сейчас копаем там. Из вещественных доказательств у нас есть сумка Джоша Кирквуда – мы ее оставили на том же месте, где нашли, – и у нас есть записка, которая торчала из сумки.
   Она протянула Дэйву прозрачный файл с запиской внутри. Он прочитал и нахмурился.
   – О, Господи! Этот человек явный псих.
   – Любой, кто хватает маленького мальчика на улице, так или иначе человек с психическими расстройствами. И неважно, оставляет он записку или нет, – сказал Хэнк Уэлш, фотограф из подразделения специального назначения.
   Все согласно кивнули.
   Дэйв продолжал изучать записку. Его лицо выглядело недовольным.
   – Да-а, не много, детка. Похоже, лазерный принтер на обычной офисной бумаге. Мы будем работать с нингидрином и аргоновым ионным лазером, но наши шансы на получение приличного отпечатка пальца с этого?.. У «Метс» больше шансов выиграть в Мировой серии еще раз после восемьдесят шестого года…
   – Сделай, что сможешь, ладно? – сказала Меган. – Наша первоочередная задача сейчас установить прослушку домашнего телефона Кирквудов и оборудовать командный пункт для работы. Ребята-фотографы! Я знаю, что это может быть сейчас и бессмысленно, потому что мы не смогли сохранить территорию в первозданном виде, но мне бы хотелось, чтобы вы сделали фото и видео всего снаружи. Это может еще пригодиться.
   – Вы – босс, – лукаво ответил Хэнк, поднимаясь на ноги.
   Меган задержала на нем пристальный взгляд. Валлиец был крупным, с румяным лицом, испещренным следами давнишней борьбы с юношескими прыщами. Ему ближе к пятидесяти, чем к сорока, чем он, похоже, был не слишком доволен. Меган стало интересно: это только ей показалось, что у Хэнка вид человека с хронической изжогой?
   Сотрудники технического отдела также направились к дверям, но Дэйв Ларкин задержался и подошел к Меган. Он положил руку на ее плечо.
   – Ходят слухи, что Марти Вильгельм хотел заменить Лео, – сказал он, понизив голос. – Ты знаешь его? Он из спецназа.
   Меган покачала головой.
   – Марти помолвлен с дочерью Хэнка, и так далее, и тому подобное…
   – Потрясающе!
   – Да не парься. Хэнк знает свою работу, и он сделает ее. – Он ослепил ее одной из своих «пляжных» улыбок. – Если это для тебя важно, я рад, что ты получила это назначение. Ты заслуживаешь его.
   – Сейчас я не знаю, комплимент это или проклятие.
   – Это – комплимент. И я его сделал не для того, чтоб заставить тебя провести со мной время. Это просто бонус.
   – Помечтай, Ларкин.
   Невосприимчивый к ее выпадам, он продолжил, как будто она промолчала:
   – Между прочим, я не единственный, кто поддерживал тебя, маленькая ирландка. Многие думают, как это здорово, что ты получила такое назначение. Ты – пионер.
   – Я не хочу быть пионером; я хочу быть полицейским. Иногда я думаю, что жизнь была бы намного легче, если бы мы все были нейтрального пола.
   – Да, но тогда как бы мы решали, кто ведет в танце?
   – А мы бы по очереди, – рассмеялась она, толкая дверь. – У меня нет желания потратить всю жизнь, танцуя задом наперед.
   Как только они вышли на холод, его усмешка погасла.
   – Сколько парней вам потребуется из региональной полиции для расследования?
   – Человек пятнадцать.
   – По крайней мере, вы получите еще и с десяток добровольцев. Такие дела заставляют задуматься многих. Ты знаешь, если дети не в безопасности на улицах даже такого городка, как этот… И если мы не сможем поймать этих дерьмовых отморозков, какие мы тогда полицейские?
   «Доведенные до отчаяния полицейские. Напуганные полицейские». Меган придержала ответ при себе и осмотрелась. Подъезды домов в квартале по направлению к центру были ярко освещены. Она могла видеть, как пара полицейских из команды Митча обходила дома один за другим. В другом направлении лучи света срывались с фонарей и разлетались как светлячки по темному выставочному комплексу. Жуткий стук винтов вертолета нарушал спокойствие ночи.
   А где-то там безликая тварь держала судьбу Джоша Кирквуда в своих руках.
   Отчаяние и страх явно начали перекрывать уверенность, которую она усердно себе внушала.
 
   День 2-й
   4.34
   – 11 °C
   Пол загнал свою «Селику» в гараж, заглушил двигатель и остался в машине в оцепенении, глядя прямо перед собой на велосипеды, которые он повесил на стену на зиму. Два горных велосипеда и новый внедорожник, который они подарили Джошу на его день рождения. Внедорожник был черным с брызгами неоново-яркого фиолетового и желтого цветов. Колеса походили на большие пустые глаза, смотревшие на него.
   Джош. Джош. Джош.
   Они приостановили поиск на территории выставки в четыре утра и попросили всех собраться в здании старого пожарного депо к восьми. Продрогшие до костей, опустошенные, унылые, полицейские и добровольцы двинулись толпой назад к стоянке ледовой арены.
   Сейчас Пол как будто прокручивал в голове кино, наблюдая за собой со стороны. Вот он, сердито жестикулируя руками, с искаженным лицом обрушился на Митча Холта.
   – Что, черт возьми, происходит! Почему вы отзываете их? Джош все еще там!
   – Пол, мы не можем заставить людей работать за пределами человеческих возможностей. – Они стояли позади холтовского «Форда», и он старался загородить собою Пола от любопытных взглядов толпящихся у стоянки людей. – Они были там всю ночь. Все замерзли и устали. Будет лучше, если мы отпустим сейчас всех отдохнуть, а с рассветом продолжим поиски.
   – Вы хотите спать?! – Пол кричал, не веря тому, что происходит, желая, чтобы весь мир слышал его. Головы наблюдателей повернулись. – Вы оставляете моего сына там с каким-то сумасшедшим, а ваши люди могут пойти домой и поспать? Это невероятно!
   Эти слова попали точно в цель – в уши репортеров, которые не уехали в теплые комнаты мотеля. Они тут же набросились на Холта, как рой москитов, чувствующих запах крови. Холт был разъярен импровизированной мини-пресс-конференцией, которая произошла так внезапно, но Пол не такое дерьмо, чтобы подставлять Митча Холта. Он хотел только, чтобы его услышали. Он хотел, чтобы его горе и отчаяние было снято на видео и весь мир увидел это.
   Теперь он чувствовал себя потерянным и опустошенным. Руки дрожали на кожаной оплетке рулевого колеса. Сердце учащенно билось и, казалось, стремилось вырваться из груди. Он почувствовал, что не может дышать. Где-то вдалеке над крышами пролетел вертолет.
   Джош. Джош. Джош.
   Пол выбрался из машины, обошел со стороны капота фургончик Ханны, поднялся по ступенькам лестницы и вошел в прихожую. На кухне горел свет. Незнакомый мужчина сидел за столом, близоруко рассматривал журнал и пил кофе из гигантской керамической кружки, приобретенной на фестивале эпохи Возрождения. Он встрепенулся, когда Пол вошел в комнату, стаскивая на ходу куртку.
   – Курт Маккэскилл, БКР. – Сдерживая зевок, он протянул удостоверение личности.
   Пол склонился над столом и долго изучал его, затем подозрительно посмотрел на агента, как будто не вполне веря, что перед ним именно тот человек, кем он назвался. Маккэскилл выдержал экзамен со стоическим терпением. Его налитые кровью глаза были, видимо, прежде голубыми, густая копна волос горела ярким рыжим пламенем. На нем был пестрый лыжный свитер, похожий на телевизионный рекламный образец.
   – А вы?.. – агент выжидающе смотрел на Пола.
   – Пол Кирквуд, это мой дом, это – мой стол, вы за ним сидите, мой кофе, вы его пьете, мой сын, его ваши коллеги искали бы сейчас, если бы не были слишком ленивы, чтобы озаботиться этой проблемой.
   Маккэскилл нахмурился, обошел стол и протянул Полу руку.
   – Мне очень жаль вашего сына, мистер Кирквуд. Они, что, отложили поиск до утра?
   Пол подошел к шкафу, достал чашку, кофейник с подогревателя и наполнил чашку кофе. Тот был крепким и горьким и закружился водоворотом в желудке, как в испорченном протекающем картере двигателя.
   – И оставили моего сына там, бог знает на кого, – пробормотал он.
   – Иногда так лучше, они могут отдохнуть и продолжить поиск со свежими силами, – сказал Маккэскилл.
   Пол уставился на пятно на линолеуме.
   – А иногда они слишком опаздывают.
   В тишине зажужжал холодильник, а компрессор морозильника, казалось, выстукивал:
   «Джош, Джош, Джош».
   – А, да… Я здесь, чтобы контролировать телефонные звонки, – объяснил Маккэскилл, избегая развития темы. – Все вызовы будут записаны на пленку, в конечном счете похитители потребуют выкуп. И мы сможем выследить их.
   Kирквуд, казалось, не проявлял никакого интереса к технологии. Он продолжал пристально смотреть на пятно еще с минуту, а затем поднял голову. Он был похож на наркомана, которому немедленно требовалась доза, глаза покраснели, лицо вытянулось, кожа побледнела. Его рука дрожала, когда он ставил свою чашку на стол. Бедный парень.
   – Почему бы вам не принять горячий душ, мистер Кирквуд? А потом немного отдохнуть. Я позову вас и хозяйку, если что-нибудь придет.
   Не говоря ни слова, Пол повернулся и прошел в гостиную, тускло освещенную бра с рыжим плафоном. Он вздрогнул от неожиданности, проходя мимо дивана, когда заметил сидящую на нем взъерошенную Карен Райт. Она сидела, непрерывно мигая. Кроваво-красные афгани натянулись у нее на коленях, когда она закинула руку на спинку дивана и посмотрела на него. Другой рукой она автоматически зачесала назад свои прекрасные пепельные волосы. Они легли на место, как шелковый занавес, – «классический боб», немного не достающий до гладких плеч.
   – Привет, Пол! – промурлыкала она. – Натали позвала меня посидеть с Ханной. Мне очень жаль Джоша.
   Он уставился на нее, все еще пытаясь осознать ее внезапное появление в его гостиной. Тошнота подкатывала к горлу.
   – Все соседки дежурят по очереди.
   – О! Прекрасно, – пробормотал он.
   Карен кокетливо нахмурилась, сложив бантиком свои чувственные губки на красивом овальном лице. Боковым зрением Пол мог видеть Маккэскилла, который вновь уселся на стул за кухонным столом и уткнулся носом в журнал.
   – Ты в порядке? – поинтересовалась она. – Тебе, похоже, следует прилечь.
   – Да, – согласился Пол. Сердце стучало с перебоями, и каждый удар болезненно отдавался в затылке. Голова предательски кружилась. Джош. Джош. Джош. – Да, я пойду.
   Пол договорил слова, уже поворачиваясь к выходу, изо всех сил стараясь удержать себя, чтобы не выбежать из комнаты. Он вспотел, как скаковая лошадь, озноб сотрясал его тело. Пол стянул через голову свитер и швырнул его на пол в холле. Пальцы нащупали пуговицы модной рубашки. Его трясло, как будто началось землетрясение. Сердце бешено колотилось в груди. В голове стучало:
   «Джош. Джош. Джош».
 
   Рубашка свисала с одной руки, когда Пол ворвался в ванную. Он упал на колени перед унитазом, все тело билось в конвульсиях от рвотных позывов. С третьей попытки из него вылетел кофе, но ничего другого в желудке не было. Обхватив унитаз руками, он уронил голову на предплечье и закрыл глаза. Образ сына то и дело всплывал в голове.
   Джош. Джош. Джош.