Страница:
Узкая юбка Шампань обрывалась на точно вычисленной высоте – так, чтобы ее красивые, загорелые, упругие ноги казались как можно длиннее. Тесная блузка была сшита из переливающегося материала, который Тэлли никогда раньше не видела, отличающегося мягкой, словно мерцающей текстурой. Она обтягивала пышную грудь Шампань, оставляя открытым обилие золотистой кожи, правда, покрытой мурашками. Несомненно, наряд гостьи не подходил для осмотра холодного загородного дома, продуваемого сквозняками. Тэлли, наоборот, одетая подобающим образом, неловко переминалась с ноги на ногу в старых, заляпанных грязью сапогах, чувствуя себя чем-то средним между городским глашатаем и деревенским дурачком. И, судя по презрительному взгляду Шампань, именно так она и выглядела.
– О боже, какая дыра, – громогласно протрубила Шампань, закуривая сигарету.
Взгляд ее сверкающих изумрудной зеленью глаз безжалостно пробежал по мокрым, осыпающимся кирпичам и отсыревшим оконным рамам, от дождя казавшимся прогнившими насквозь.
– Вы бы не могли передать тому, кто здесь командует, – властным и снисходительным голосом продолжала она, – что мисс Шампань Ди-Вайн приехала осмотреть дом.
– Вообще-то это я, – смущенно пробормотала Тэлли. – Я здесь живу. Меня зовут Наталия Венери. Здравствуйте.
Протянув руку, она вдруг с ужасом заметила, что ладонь еще хранит следы штукатурки с потолка Китайской опочивальни. Шампань отшатнулась от нее.
– Я полагала, вы приедете не одна, – разочарованно заявила Тэлли.
Она поймала себя на том, что втайне ждала встречи со знаменитой сексуальной рок-звездой, о которой рассказывала Джейн. В конце концов, музыкант такого высокого уровня не посещал «Маллионз» с тех пор, как в 1580 году сюда заглядывал сэр Томас Таллис.
– Увы, Конэлу пришлось остаться, – отрезала Шампань. – Сегодня утром он занят, а поскольку все равно его деньгами распоряжаюсь я, я решила сама осмотреть этот дом.
– Представляю, как он занят, – вежливо произнесла Тэлли.
Шампань нахмурилась.
– Я тоже чертовски занята! – с негодованием воскликнула она. – До конца недели у меня десять званых вечеров, три премьеры, примерка у портного и посещение косметолога. А Конэла ждут лишь получение Всебританской музыкальной премии и повестка в суд.
– Повестка в суд? – растерянно переспросила Тэлли. – Господи, какой ужас!
– Да, – протянула Шампань, направляясь следом за ней вокруг дома и царапая каблуками замшелый булыжник. – Смертная скукотища! Какой-то отвратительный тип, игравший в «Липосомах действия» на барабанах задолго до того, как группа стала знаменитой, вдруг вылез неизвестно откуда с заявлением, что это он написал «Жаркий галоп» и именно ему принадлежит весь доход. И вот этот тип подал на Конэла в суд. Вы можете в это поверить?
– Какой кошмар, – сказала Тэлли, мысленно благодаря Джейн за блиц-курс по поп-культуре, благодаря которому она узнала, что «Жаркий галоп» – это мегахит рок-группы «Липосомы действия», а не беговая лошадь, как она могла бы предположить.
– О, разумеется, от этого шума все равно не будет никакого толку, – небрежно бросила Шампань, застывая в картинной позе у двери кухни. – Конэл говорит, этот парень просто хочет попортить ему нервы. Видите ли, зависть. Никто не может смотреть на то, как к другим приходит слава. Это самое отвратительное, что бывает с теми, кто знаменит. Поверьте, уж я-то хорошо знаю. Люди понятия не имеют, как упорно приходится работать, чтобы добиться успеха. Какие жертвы приходится приносить. Нет-нет, все только и думают о том, как бы бросить в тебя комок грязи. Вот меня все время пытаются облить грязью.
– Неужели? – удивилась Тэлли. – Не могу поверить!
– Да, – заныла Шампань, охваченная приступом жалости к самой себе. – Я хочу сказать, все почему-то уверены, что у меня поразительно шикарная жизнь. Но это не так Мне приходится платить за парковку своего «Роллс-Ройса», как и всем остальным. Однажды я даже была вынуждена ждать задержанный рейс «Конкорда».
Наступило молчание. Тэлли переминалась с сапога на сапог, не находясь, что сказать.
– Не желаете осмотреть дом? – наконец решилась предложить она.
Кивнув, Шампань сделала глубокую затяжку.
– А ведь здесь захолустье, правда? – вдруг спросила она, словно до нее это только что дошло.
Ее глаза подозрительно посмотрели по сторонам из-под накрашенных ресниц. Шампань склонила голову набок, прислушиваясь к отдаленному щебету птиц.
– Как тихо, – проголосила она. – Где здесь ближайший «Иосиф»?
Тэлли недоуменно раскрыла рот.
– Мм… наверное, в деревенской церкви, – озадаченно сказала она.
Шампань не произвела на нее впечатление человека набожного.
– Что? – протрубила та, презрительно усмехаясь. – Я имею в виду «Праду», «Гуччи», «Иосифа». Куда вы ходите за пополнением припасов? – крикнула она, словно обращаясь к полоумной. – Где у вас магазины?
– О… мм… за молоком, почтовыми марками и разной мелочью мы ходим в деревню, – запинаясь, выдавила объятая ужасом Тэлли. – Она называется Нижний Балдж.
Закинув голову, Шампань расхохоталась.
– Нижний Балдж! [21]Определенно, самое подходящее для меня место. Кстати, а Верхний Балдж в природе существует?
Тэлли кивнула, стараясь не показать, что обиделась:
– Да, такая деревня тоже есть.
Затрясшись от смеха, Шампань едва не потеряла равновесие на скользких растрескавшихся камнях. Для того чтобы скрыть краску смущения, Тэлли завозилась с дверью на кухню, разбухшей от сырости и намертво застрявшей в косяке. На то, чтобы ее открыть, у нее ушло несколько минут.
– И когда приходится вставать, чтобы подоить ваших фазанов? – спросила Шампань.
Отстранив Тэлли, она решительно направилась вперед и едва не столкнулась с миссис Ормондройд, держащей в руках большую кастрюлю, наполненную каким-то зловещего вида варевом.
– А-аа-ай! – пронзительно взвизгнула Шампань. Экономка, казалось, была готова разразиться громом и молниями.
– Это миссис Ормондройд, – пробормотала Тэлли. – Она здесь экономка, кухарка и все остальное. Миссис Ормондройд, познакомьтесь с мисс Ди-Вайн. Она приехала осмотреть дом.
– Я очень рада, – буркнула миссис Ормондройд, хотя по ее виду этого никак нельзя было сказать.
Она одним убийственным взглядом окинула скудный наряд Шампань. Та, подобно почуявшему опасность павлину, тотчас же выпятила грудь вперед, презрительно глядя на нейлоновый фартук кухарки. Немое противостояние завершилось лишь тогда, когда миссис Ормондройд, сжимая в руках кастрюлю, с грузной величественностью вышла на улицу и с шумом выплеснула варево прямо на землю. Тэлли с облегчением вздохнула. Оказывается, эти помои все-таки не были супом.
– О господи, – сказала Шампань. – Прямо драконша какая-то.
– Зато у нее доброе сердце, – поспешно вступилась за служанку Тэлли.
– Жаль, что ничем другим она похвастаться не может, – заметила Шампань. – У нее такое лицо, словно по нему проехала машина.
Тэлли мысленно произнесла молитву, чтобы миссис Ормондройд не услышала этих слов. В противном случае можно будет считать за счастье, если сегодня коричневый виндзорский суп будет хотя бы чуть теплым. Или коричневым, раз до этого дошло дело.
Она провела Шампань по коридору в Мраморный зал.
– Здесь просто ледяной холод, – недовольно поморщилась Шампань. – У вас что, нет центрального отопления?
– К сожалению, в доме только один старый и весьма ненадежный котел, – дрогнувшим голосом произнесла Тэлли.
– И мы с ним только что встретились. Там, на кухне. Ха-ха-ха, – захохотала Шампань.
С кухни донесся отчетливый грохот. О котлетах тоже придется забыть, подумала Тэлли, со стыдом ловя себя на мысли, что не слишком огорчена этим.
– Зато у нас есть замечательные скульптуры, – поспешно сказала она, указывая на запыленные мраморные изваяния. – Они считаются очень хорошими.
К ее изумлению, Шампань внимательно посмотрела на скульптуры.
– Вот и говори после этого о современных мужчинах! – воскликнула она, проводя ладонью по мускулистому животу Марса.
– На самом деле это копия Праксителя, – уточнила Тэлли.
– Это у вас такие шутки? – резко бросила Шампань.
Сглотнув комок в горле, Тэлли решила привлечь внимание гостьи к портретам.
– Это все Венери, – сказала она, махнув рукой в сторону Предков.
Шампань с любопытством посмотрела на полотна.
– Грязные ублюдки, – возмущенно заключила она. – С другой стороны, теперь понятно, почему у них такие странные красные носы.
– Прошу прощения? – опешила Тэлли.
Глаза Предков заметно вылезли из орбит. На лицах вздулись синие жилки, о которых и не думали живописцы, накладывавшие мазки на холсты.
– Вы же сами только что сказали, что все они больны венерическими болезнями, – протрубила Шампань.
Портреты затряслись от негодования.
– Нет-нет, что вы! – в ужасе воскликнула Тэлли. – Венери – это наша фамилия.
Шампань снова прошлась по полотнам своим откровенным беспощадным взглядом.
– Вот как И правда, кто согласится заниматься сексом с такими уродами?
– Не желаете посмотреть другие картины? – поспешно предложила Тэлли, чувствуя спиной обжигающие взгляды разгневанных Предков. – В Зеленой гостиной есть очень хорошие работы голландской школы.
– Какая скукотища! – прогремела Шампань. – Кому захочется смотреть мазню голландских школьников?
Сказать, что древние сокровища «Маллионза» не произвели на Шампань никакого впечатления, значило ничего не сказать. Пятнадцать минут спустя Тэлли была на грани отчаяния. Взглянув на корсет королевы Виктории, выставленный напоказ в Зеленой гостиной, Шампань с отвращением спросила, как королева могла носить такое грязное старье. Библиотека ее интересовала только до тех пор, пока до нее не дошло, что там нет видеокассет. Предложение показать своего Гиббонса было встречено с воодушевлением, но когда Тэлли с гордостью подвела Шампань к резному мраморному камину в Голубой комнате, одному из лучших творений мастера, та спросила, а где же обезьяна. Заявление Тэлли о том, что ковры являются творением рук братьев Гобелен, вызвало у Шампань скептическую усмешку.
– Как вы можете говорить такую ерунду? – с нескрываемым презрением спросила она.
Нисколько не тронуло Шампань и откровенное признание Тэлли, что вместо бассейна «Маллионз» может похвастаться разве что ведрами, расставленными повсюду, чтобы собирать дождевую воду, протекающую сквозь дырявую крышу. Наконец до Тэлли дошло, что Шампань нужен не загородный дом, а загородный отель. Причем желательно обладающий всеми мыслимыми удобствами, кишащий прислугой и выставляющий баснословные счета за проживание.
Не было никакого смысла показывать Шампань спальни, но она настояла на этом, загасив окурок пятой сигареты о мореные дубовые перила. И вот когда близкая к отчаянию Тэлли повела ее на второй этаж, разразилась катастрофа. Шампань чеканила шаг, утопая тонкими шпильками в старинном дубовом паркете, и вдруг один из самых массивных портретов Предков, неожиданно оторвавшись от стены, покачался как пьяный на одном гвозде и рухнул вниз. Тяжелая рама, в которую был заключен третий граф, ударилась об пол в каких-то дюймах от ног Шампань. Еще одна секунда, и картина проломила бы ей череп. Но этой-то секунды и не хватило, печально подумала Тэлли. В конце концов, ничего страшного не произошло бы. В черепе Шампань, судя по всему, серого вещества совсем немного.
Шампань потребовалась целая минута, чтобы осознать, что она осталась жива. Ее зеленые глаза округлились, а большой красный рот раскрылся, издав оглушительный рев, вызвавший сход лавины штукатурки и едва не сорвавший остальные портреты.
– Выведите меня из этой мерзкой дыры! – крикнула Шампань. – Быстрее! Это отвратительно. Я ненавижу этот дом. Я не собираюсь жить в какой-то старой лачуге, где стены покрыты венерическими болезнями и гоблинами! Мы поселимся в Сент-Джон-Вуд, как и все. Если это место подходит для Лайэма Галлахера [22]с его Патси, оно подойдет и для нас с Конэлом.
Когда белый лимузин наконец скрылся из виду, Тэлли с огромным облегчением осмотрела упавшую картину. Как по волшебству, на тяжелой раме эпохи короля Якова не было ни царапины, и лестница тоже почти не пострадала. Опустившись на колени на холодные мраморные плиты, Тэлли оглянулась вокруг. Предки, к которым вернулось равновесие в прямом и переносном смысле, смотрели на нее с одобрением. Она готова была поклясться, что в их нарисованных глазах горят веселые искорки.
Состроив Предкам рожу, Тэлли вздохнула. Продать «Маллионз» окажется еще труднее, чем она сначала думала. Особенно теперь, когда дом, похоже, взял дело в свои руки.
10
– О боже, какая дыра, – громогласно протрубила Шампань, закуривая сигарету.
Взгляд ее сверкающих изумрудной зеленью глаз безжалостно пробежал по мокрым, осыпающимся кирпичам и отсыревшим оконным рамам, от дождя казавшимся прогнившими насквозь.
– Вы бы не могли передать тому, кто здесь командует, – властным и снисходительным голосом продолжала она, – что мисс Шампань Ди-Вайн приехала осмотреть дом.
– Вообще-то это я, – смущенно пробормотала Тэлли. – Я здесь живу. Меня зовут Наталия Венери. Здравствуйте.
Протянув руку, она вдруг с ужасом заметила, что ладонь еще хранит следы штукатурки с потолка Китайской опочивальни. Шампань отшатнулась от нее.
– Я полагала, вы приедете не одна, – разочарованно заявила Тэлли.
Она поймала себя на том, что втайне ждала встречи со знаменитой сексуальной рок-звездой, о которой рассказывала Джейн. В конце концов, музыкант такого высокого уровня не посещал «Маллионз» с тех пор, как в 1580 году сюда заглядывал сэр Томас Таллис.
– Увы, Конэлу пришлось остаться, – отрезала Шампань. – Сегодня утром он занят, а поскольку все равно его деньгами распоряжаюсь я, я решила сама осмотреть этот дом.
– Представляю, как он занят, – вежливо произнесла Тэлли.
Шампань нахмурилась.
– Я тоже чертовски занята! – с негодованием воскликнула она. – До конца недели у меня десять званых вечеров, три премьеры, примерка у портного и посещение косметолога. А Конэла ждут лишь получение Всебританской музыкальной премии и повестка в суд.
– Повестка в суд? – растерянно переспросила Тэлли. – Господи, какой ужас!
– Да, – протянула Шампань, направляясь следом за ней вокруг дома и царапая каблуками замшелый булыжник. – Смертная скукотища! Какой-то отвратительный тип, игравший в «Липосомах действия» на барабанах задолго до того, как группа стала знаменитой, вдруг вылез неизвестно откуда с заявлением, что это он написал «Жаркий галоп» и именно ему принадлежит весь доход. И вот этот тип подал на Конэла в суд. Вы можете в это поверить?
– Какой кошмар, – сказала Тэлли, мысленно благодаря Джейн за блиц-курс по поп-культуре, благодаря которому она узнала, что «Жаркий галоп» – это мегахит рок-группы «Липосомы действия», а не беговая лошадь, как она могла бы предположить.
– О, разумеется, от этого шума все равно не будет никакого толку, – небрежно бросила Шампань, застывая в картинной позе у двери кухни. – Конэл говорит, этот парень просто хочет попортить ему нервы. Видите ли, зависть. Никто не может смотреть на то, как к другим приходит слава. Это самое отвратительное, что бывает с теми, кто знаменит. Поверьте, уж я-то хорошо знаю. Люди понятия не имеют, как упорно приходится работать, чтобы добиться успеха. Какие жертвы приходится приносить. Нет-нет, все только и думают о том, как бы бросить в тебя комок грязи. Вот меня все время пытаются облить грязью.
– Неужели? – удивилась Тэлли. – Не могу поверить!
– Да, – заныла Шампань, охваченная приступом жалости к самой себе. – Я хочу сказать, все почему-то уверены, что у меня поразительно шикарная жизнь. Но это не так Мне приходится платить за парковку своего «Роллс-Ройса», как и всем остальным. Однажды я даже была вынуждена ждать задержанный рейс «Конкорда».
Наступило молчание. Тэлли переминалась с сапога на сапог, не находясь, что сказать.
– Не желаете осмотреть дом? – наконец решилась предложить она.
Кивнув, Шампань сделала глубокую затяжку.
– А ведь здесь захолустье, правда? – вдруг спросила она, словно до нее это только что дошло.
Ее глаза подозрительно посмотрели по сторонам из-под накрашенных ресниц. Шампань склонила голову набок, прислушиваясь к отдаленному щебету птиц.
– Как тихо, – проголосила она. – Где здесь ближайший «Иосиф»?
Тэлли недоуменно раскрыла рот.
– Мм… наверное, в деревенской церкви, – озадаченно сказала она.
Шампань не произвела на нее впечатление человека набожного.
– Что? – протрубила та, презрительно усмехаясь. – Я имею в виду «Праду», «Гуччи», «Иосифа». Куда вы ходите за пополнением припасов? – крикнула она, словно обращаясь к полоумной. – Где у вас магазины?
– О… мм… за молоком, почтовыми марками и разной мелочью мы ходим в деревню, – запинаясь, выдавила объятая ужасом Тэлли. – Она называется Нижний Балдж.
Закинув голову, Шампань расхохоталась.
– Нижний Балдж! [21]Определенно, самое подходящее для меня место. Кстати, а Верхний Балдж в природе существует?
Тэлли кивнула, стараясь не показать, что обиделась:
– Да, такая деревня тоже есть.
Затрясшись от смеха, Шампань едва не потеряла равновесие на скользких растрескавшихся камнях. Для того чтобы скрыть краску смущения, Тэлли завозилась с дверью на кухню, разбухшей от сырости и намертво застрявшей в косяке. На то, чтобы ее открыть, у нее ушло несколько минут.
– И когда приходится вставать, чтобы подоить ваших фазанов? – спросила Шампань.
Отстранив Тэлли, она решительно направилась вперед и едва не столкнулась с миссис Ормондройд, держащей в руках большую кастрюлю, наполненную каким-то зловещего вида варевом.
– А-аа-ай! – пронзительно взвизгнула Шампань. Экономка, казалось, была готова разразиться громом и молниями.
– Это миссис Ормондройд, – пробормотала Тэлли. – Она здесь экономка, кухарка и все остальное. Миссис Ормондройд, познакомьтесь с мисс Ди-Вайн. Она приехала осмотреть дом.
– Я очень рада, – буркнула миссис Ормондройд, хотя по ее виду этого никак нельзя было сказать.
Она одним убийственным взглядом окинула скудный наряд Шампань. Та, подобно почуявшему опасность павлину, тотчас же выпятила грудь вперед, презрительно глядя на нейлоновый фартук кухарки. Немое противостояние завершилось лишь тогда, когда миссис Ормондройд, сжимая в руках кастрюлю, с грузной величественностью вышла на улицу и с шумом выплеснула варево прямо на землю. Тэлли с облегчением вздохнула. Оказывается, эти помои все-таки не были супом.
– О господи, – сказала Шампань. – Прямо драконша какая-то.
– Зато у нее доброе сердце, – поспешно вступилась за служанку Тэлли.
– Жаль, что ничем другим она похвастаться не может, – заметила Шампань. – У нее такое лицо, словно по нему проехала машина.
Тэлли мысленно произнесла молитву, чтобы миссис Ормондройд не услышала этих слов. В противном случае можно будет считать за счастье, если сегодня коричневый виндзорский суп будет хотя бы чуть теплым. Или коричневым, раз до этого дошло дело.
Она провела Шампань по коридору в Мраморный зал.
– Здесь просто ледяной холод, – недовольно поморщилась Шампань. – У вас что, нет центрального отопления?
– К сожалению, в доме только один старый и весьма ненадежный котел, – дрогнувшим голосом произнесла Тэлли.
– И мы с ним только что встретились. Там, на кухне. Ха-ха-ха, – захохотала Шампань.
С кухни донесся отчетливый грохот. О котлетах тоже придется забыть, подумала Тэлли, со стыдом ловя себя на мысли, что не слишком огорчена этим.
– Зато у нас есть замечательные скульптуры, – поспешно сказала она, указывая на запыленные мраморные изваяния. – Они считаются очень хорошими.
К ее изумлению, Шампань внимательно посмотрела на скульптуры.
– Вот и говори после этого о современных мужчинах! – воскликнула она, проводя ладонью по мускулистому животу Марса.
– На самом деле это копия Праксителя, – уточнила Тэлли.
– Это у вас такие шутки? – резко бросила Шампань.
Сглотнув комок в горле, Тэлли решила привлечь внимание гостьи к портретам.
– Это все Венери, – сказала она, махнув рукой в сторону Предков.
Шампань с любопытством посмотрела на полотна.
– Грязные ублюдки, – возмущенно заключила она. – С другой стороны, теперь понятно, почему у них такие странные красные носы.
– Прошу прощения? – опешила Тэлли.
Глаза Предков заметно вылезли из орбит. На лицах вздулись синие жилки, о которых и не думали живописцы, накладывавшие мазки на холсты.
– Вы же сами только что сказали, что все они больны венерическими болезнями, – протрубила Шампань.
Портреты затряслись от негодования.
– Нет-нет, что вы! – в ужасе воскликнула Тэлли. – Венери – это наша фамилия.
Шампань снова прошлась по полотнам своим откровенным беспощадным взглядом.
– Вот как И правда, кто согласится заниматься сексом с такими уродами?
– Не желаете посмотреть другие картины? – поспешно предложила Тэлли, чувствуя спиной обжигающие взгляды разгневанных Предков. – В Зеленой гостиной есть очень хорошие работы голландской школы.
– Какая скукотища! – прогремела Шампань. – Кому захочется смотреть мазню голландских школьников?
Сказать, что древние сокровища «Маллионза» не произвели на Шампань никакого впечатления, значило ничего не сказать. Пятнадцать минут спустя Тэлли была на грани отчаяния. Взглянув на корсет королевы Виктории, выставленный напоказ в Зеленой гостиной, Шампань с отвращением спросила, как королева могла носить такое грязное старье. Библиотека ее интересовала только до тех пор, пока до нее не дошло, что там нет видеокассет. Предложение показать своего Гиббонса было встречено с воодушевлением, но когда Тэлли с гордостью подвела Шампань к резному мраморному камину в Голубой комнате, одному из лучших творений мастера, та спросила, а где же обезьяна. Заявление Тэлли о том, что ковры являются творением рук братьев Гобелен, вызвало у Шампань скептическую усмешку.
– Как вы можете говорить такую ерунду? – с нескрываемым презрением спросила она.
Нисколько не тронуло Шампань и откровенное признание Тэлли, что вместо бассейна «Маллионз» может похвастаться разве что ведрами, расставленными повсюду, чтобы собирать дождевую воду, протекающую сквозь дырявую крышу. Наконец до Тэлли дошло, что Шампань нужен не загородный дом, а загородный отель. Причем желательно обладающий всеми мыслимыми удобствами, кишащий прислугой и выставляющий баснословные счета за проживание.
Не было никакого смысла показывать Шампань спальни, но она настояла на этом, загасив окурок пятой сигареты о мореные дубовые перила. И вот когда близкая к отчаянию Тэлли повела ее на второй этаж, разразилась катастрофа. Шампань чеканила шаг, утопая тонкими шпильками в старинном дубовом паркете, и вдруг один из самых массивных портретов Предков, неожиданно оторвавшись от стены, покачался как пьяный на одном гвозде и рухнул вниз. Тяжелая рама, в которую был заключен третий граф, ударилась об пол в каких-то дюймах от ног Шампань. Еще одна секунда, и картина проломила бы ей череп. Но этой-то секунды и не хватило, печально подумала Тэлли. В конце концов, ничего страшного не произошло бы. В черепе Шампань, судя по всему, серого вещества совсем немного.
Шампань потребовалась целая минута, чтобы осознать, что она осталась жива. Ее зеленые глаза округлились, а большой красный рот раскрылся, издав оглушительный рев, вызвавший сход лавины штукатурки и едва не сорвавший остальные портреты.
– Выведите меня из этой мерзкой дыры! – крикнула Шампань. – Быстрее! Это отвратительно. Я ненавижу этот дом. Я не собираюсь жить в какой-то старой лачуге, где стены покрыты венерическими болезнями и гоблинами! Мы поселимся в Сент-Джон-Вуд, как и все. Если это место подходит для Лайэма Галлахера [22]с его Патси, оно подойдет и для нас с Конэлом.
Когда белый лимузин наконец скрылся из виду, Тэлли с огромным облегчением осмотрела упавшую картину. Как по волшебству, на тяжелой раме эпохи короля Якова не было ни царапины, и лестница тоже почти не пострадала. Опустившись на колени на холодные мраморные плиты, Тэлли оглянулась вокруг. Предки, к которым вернулось равновесие в прямом и переносном смысле, смотрели на нее с одобрением. Она готова была поклясться, что в их нарисованных глазах горят веселые искорки.
Состроив Предкам рожу, Тэлли вздохнула. Продать «Маллионз» окажется еще труднее, чем она сначала думала. Особенно теперь, когда дом, похоже, взял дело в свои руки.
10
– О боже! – воскликнул Джош, пожирая взглядом первую полосу «Сан». – Он слетел с верхней строчки в хит-парадах и стремительно падает вниз.
Дело происходило неделю спустя. Джейн оторвалась от газет, из которых она узнала печальную историю о том, что Конэл О'Шонесси проиграл дело против своего бывшего барабанщика. Суд постановил, что «Жаркий галоп» все же является творением некоего Даррена Диггла, которому униженный сердцеед должен был выплатить многомиллионную компенсацию.
– А знаете ли вы, что это значит? – прокаркал Джош. – До свидания, Шампань. Прощайте, мои пузырьки.
Он был в восторге. Любое событие, связанное с Шампань, играло на руку «Блеску»: журнал, в котором она вела колонку, также удостаивался упоминания.
– Чудненько, – заметил Вэлентайн. – Она бросит этого О'Шонесси перед самой свадьбой. А как же насчет «и в достатке, и в нужде»? Бедняге сейчас как никогда нужна ее поддержка.
– Будь ее воля, Шампань наверняка постаралась бы вычеркнуть слова «и в нужде» из службы венчания, – возразила Джейн. – Так что на ее поддержку бедняге Конэлу рассчитывать не приходится.
Как только позвонила Шампань, сразу стало ясно, что Джош прав. Светская красавица без каких-либо угрызений совести отшвырнула О'Шонесси, словно стреляную гильзу.
– Жаль, конечно, – призналась Шампань Джейн. – Но на самом деле музыка его мне никогда особенно не нравилась. К тому же, если честно, Конэл чересчур неотесанный. Правда, мужское достоинство у него просто огромное.
Мысли Джейн тотчас же лихорадочно метнулись к другому человеку, наделенному природой таким же богатством. Сглотнув комок в горле, она постаралась найти в случившемся светлые стороны. По крайней мере, Шампань не выходит замуж, и ей не придется писать подробный отчет о свадебной церемонии, шикарном приеме, медовом месяце и всем остальном. Столько шумихи вокруг брака, который все равно распался бы через пять минут. Джейн не сомневалась, что Шампань без сожаления дала бы О'Шонесси отставку, как только ей подвернулась бы более выгодная партия. Постоянство в понимании Шампань – это быть верной одним и тем же духам.
Джейн пришла к выводу, что, пообщавшись с Шампань, даже Элизабет Тейлор [23]стала бы относиться к браку цинично. Подумать только, а ведь еще совсем недавно она сама так страстно мечтала выйти замуж. И за кого? За Ника, до сих пор регулярно раз в неделю наведывающегося в квартиру, чтобы раскопать еще пару пластинок и съеденный молью свитер. Однако Джейн подозревала, что в действительности ее бывший приятель просто хочет проверить, не переехала ли она куда-нибудь в другое место. Эх, если бы только у нее хватило на это сил. Но сейчас Джейн меньше всего на свете хотела тратить свои выходные, таскаясь по убогим облупленным конурам Южного Лондона, похожим на тюремные камеры, – единственное жилье, которое она могла себе позволить на свою зарплату.
С другой стороны, в том, чтобы проводить выходные в поисках квартиры, есть одно определенное преимущество. Это, по крайней мере, удержит ее подальше от магазинов. Джейн уже давно поняла, что для одинокой женщины жизнь является сплошным минным полем. Но, только положив яйца в чужую корзину, она осознала в полной мере, какое же это испытание – ходить по магазинам.
Джейн пришла к выводу, что по субботам все торговые заведения вступают в заговор против одиноких женщин. Так, последнее посещение мебельного салона едва не окончилось нервным срывом. Джейн оказалась одна-одинешенька среди сладостных вздохов счастливых пар, ощупывающих просторные, удобные диваны с такими названиями, как «Фигаро» и «Турандот», и подпрыгивающих на необъятных кроватях «Ренуар» и «Пикассо». Джейн в панике убежала от этого обилия молодости, красоты и сексуальной удовлетворенности, рассеянно недоумевая, как бы отнесся Теккерей к тому, что его имя бесцеремонно присвоили стойке для компакт дисков, а в честь одной из сестер Бронте получила название элегантная полочка для посуды.
Спасения не было и в супермаркете «Джон Люис», где Джейн столкнулась с еще более веселыми парочками, взвешивающими морскую капусту и каперсы. В «Харви Никс» очаровательные стройные девушки с аппетитными попками вместе со своими парнями сравнивали различные сорта глянцево блестящих баклажанов, а в «Селфриджуз» мечтательные молодожены задумчиво стояли перед огромными одеялами. Очереди в «Сейнсбери», казалось, состояли из одних влюбленных, набивших корзины деликатесами и бутылками шампанского. Как правило, Джейн возвращалась домой после таких экскурсий лишь с одной упаковкой трусиков, обозленная на весь мир.
Однако впереди виднелся свет. Джейн с нетерпением ждала ужина у Аманды. По крайней мере, возможно, этот ужин поможет устроить судьбу Тэлли. Джейн боялась признаться себе самой, что рассчитывает добиться какого-нибудь результата и для себя.
Как назло, Шампань же, не продержавшись и двадцати четырех часов, отхватила нового кавалера. Через два дня после известия о катастрофе, постигшей Конэла О'Шонесси, Джейн, развернув газеты, обнаружила, что на разворотах всех до одного бульварных изданий красуется Шампань в задранной до пупка юбке, не обремененная нижним бельем, пылко обнимающая кого-то на заднем сиденье лимузина. Обнимаемый, согласно практически идентичным отчетам об этом знаменательном событии, являлся «одним из самых завидных лондонских женихов, очаровательным миллионером Солом Дьюсбери, воротилой строительного бизнеса».
– На этот раз она определенно нашла себе подходящую пару, – заметил Вэлентайн. – Насколько я слышал, на счету Сола Дьюсбери больше жертв, чем у испанской Инквизиции.
Со слов Вэлентайна, Дьюсбери снискал себе славу мужчины стремительного и беспощадного – как в своем кабинете, так и в спальне. Следовательно, подозревал Вэлентайн, его связь с Шампань определяется не столько чувствами, сколько деловой заинтересованностью.
– У него дела всегда на первом месте, – сказал он. – Мой отец связан с торговлей недвижимостью, и мне приходилось слышать рассказы о похождениях этого Дьюсбери. Папаша последней его пассии был председателем совета общины, где Дьюсбери, судя по всему, пытался получить разрешение на строительство ресторанов и баров, носящих имя принцессы Дианы. Добившись своего, он тотчас же бросил несчастную девушку. С помощью другой своей возлюбленной Дьюсбери получил около пятисот акров превосходных земель в графстве Суссекс.
Джейн вздохнула.
– Теперь «Брызги шампанского» превратятся в выдержки из специализированного журнала по недвижимости.
Ее опасения оправдались. Вдруг ни с того ни с сего Шампань в окружении жадных до любых новостей папарацци стала проводить все свое время на том или ином объекте, к которому проявлял интерес Дьюсбери. То она появлялась в театре в Вест-Энде, который ее новый кавалер собирался превратить в элитный жилой дом с отдельным лифтом в каждую квартиру и бассейнами глубиной шесть метров, то посещала давно закрытую средневековую часовню в Сити, где он намеревался устроить ночной клуб. Одно из зданий георгианской эпохи было полностью разрушено; от него остался только фасад. Внутри должен был разместиться спортивный зал двадцать второго века.
– Как тут не вспомнить поговорку: «Заготавливай сено, пока светит «Сан», [24]– заметил как-то Вэлентайн, придирчиво разглядывая фотографию Шампань в спортивном трико, искрящемся блестками, катающейся на велосипеде на фоне зловещей черной стены. – Бред какой-то! Сейчас ее колонка превратилась в рекламный проспект Дьюсбери.
В конце концов терпение Джейн лопнуло.
– Я уже предупредила Шампань, что больше мы не напечатаем о ее Дьюсбери ни одного слова, – сказала она Вэлентайну через пару дней. – Я наотрез отказываюсь прославлять его деловые начинания. Шампань в бешенстве. Говорит, что больше ничего не может вспомнить. У нее наступил ступор.
– Вот в это я верю, – усмехнулся Вэлентайн. Шампань же словно попала в рабство к Дьюсбери.
И, глядя на их фотографии, ежедневно появляющиеся в газетах, Джейн понимала почему. Потрясающе красивый, с такими острыми высокими скулами, что о них можно обрезать сигары, Дьюсбери выглядел холодным и опасным, словно замороженный во льду «смит-вессон». От его беспощадного взгляда сердце Джейн учащенно забилось. От зависти она стала изумрудно-зеленой. Будь проклята Шампань! Несправедливо, что мужчины кружатся вокруг нее, словно пчелы вокруг горшка с медом. Или, как в случае с Дьюсбери, как вокруг кубышки с деньгами.
Утром того дня, на который был назначен ужин у Аманды, Джейн наконец собралась с силами и позвонила хозяйке, сообщая, что придет не с Ником, а с Тэлли. Аманда ответила, что не имеет ничего против, но голос ее звучал натянуто.
– Тоже мне, задрала нос, – хихикала Джейн, вместе с Тэлли заправляясь джином с тоником перед выходом из дома.
– А муж у нее такой зануда, – скорчила гримасу Тэлли, которая уже начинала охладевать к этой идее.
– Да, конечно, он прыщ на ровном месте, – подтвердила Джейн. – Но только подумай, сколько у него привлекательных качеств. Точнее, не у него, а у его друзей.
Аманда окинула удовлетворенным взглядом туалетную комнату. Больше всего она гордилась туалетной бумагой с узором в виде лилий. Для большинства людей война на Балканах означала массовые убийства и Радована Караджича. Для Аманды, смотревшей по утрам телевизионные выпуски новостей, ритмично скользя взад и вперед на гребном тренажере, это был в первую очередь симпатичный боснийский герб с очаровательными лилиями.
В холле царил тонкий запах ароматизированных свечей. Аманда в который раз поздравила себя с тем, что выбрала для стен обои именно того оттенка, который был нужен. Светильники, поручни и перила на лестнице в стиле этрусков. Довольно оглянувшись вокруг, Аманда начала спускаться вниз. Витающая у нее на устах легкая улыбка тотчас же померкла, когда она увидела на газетном столике нетронутую утреннюю «Ре-публику». Ей было неприятно напоминание о том, что они с Питером, собравшись провести отпуск в Северной Италии, решили подучить итальянский язык и выписали эту газету, но так ни разу и не раскрыли ее.
Перевесившись через перила, Аманда заглянула на кухню, расположенную на первом этаже. Да, Питер был там, с рассеянным, как всегда, видом нарезая жгучий перец чили. Торжественный ужин, по крайней мере, даст ей возможность ознакомиться с тем, что происходит у него в голове. Вечерами Питер приходил домой с работы слишком уставшим, чтобы рассказывать жене о чем бы то ни было. Но за праздничным столом ему придется попотчевать гостей рассказами о том, что произошло в его жизни за последний месяц. Право, если хорошенько подумать, званый ужин – очень полезная штука.
Пройдя в гостиную (или в салон, никак не могла решить она), Аманда взбила подушки диванов.
– Питер! – окликнула она. – Питер, дорогой, ты не забыл нарезать лимон для коктейлей?
Ответа из кухни не последовало. Вернувшись на лестницу, Аманда снова перевесилась через перила. Ее мужа нигде не было видно. Она запаниковала. Времени уже шестнадцать минут девятого. С минуты на минуту начнут прибывать гости. Аманда терпеть не могла, когда все заявлялись разом, вынуждая хозяина трудиться не покладая рук, принимая пальто, поднося напитки и ведя непринужденный разговор одновременно.
Забыв о собственной элегантности, она сбежала по широкой лестнице на первый этаж и постучала в дверь ванной. Оттуда доносилось тяжелое, учащенное дыхание. Распахнув дверь, Аманда вскрикнула.
Склонившись над раковиной, наполненной холодной водой, ее муж, спустив брюки, отмачивал там свой член.
– Питер, – запинаясь, выдавила Аманда, подсознательно понимая, что это именно то, чего она всегда ждала.
Вот она, причина рассеянности Питера. Аманда ждала этого с того самого момента, как Питер, страдая, признался ей, что по причине большой, но неразделенной любви в школьные годы он никогда не сможет любить ее так, как мужчина должен любить женщину. И вот сейчас, лишившись дара речи, она с мучительной болью смотрела широко раскрытыми глазами на мужа.
– Извини, – небрежно промолвил Питер, обращая на нее затянутый влажной пеленой взор. – Представь себе, пошел помочиться, забыв о том, что резал перец. Член прямо огнем горит. Будто его прижгли каленым железом.
Аманда с негодованием вышла из ванной. Как будто на нее без этого мало всего свалилось. Во-первых, эта убогая Джейн Бентли, позвонившая в самый последний момент и сказавшая, что придет не со своим приятелем, а с Наталией Венери. О господи, только бы они не были больше, чем подругами. Аманда послала немую молитву к декоративным корзинам, свешивающимся с балок потолка, отделанных под мореный дуб. Банки едва ли можно считать бастионами либерализма. Пара лесбиянок за столом отодвинет надежды на повышение Питера на много лет. А еще этот надменный ублюдок Сол Дьюсбери вдруг заявил без четверти двенадцать – он в прямом смысле позвонил в одиннадцать сорок пять утра, – что не только не придет его подруга, главный гость сегодняшнего вечера Шампань Ди-Вайн, но и ему самому вряд ли удастся освободиться.
Дело происходило неделю спустя. Джейн оторвалась от газет, из которых она узнала печальную историю о том, что Конэл О'Шонесси проиграл дело против своего бывшего барабанщика. Суд постановил, что «Жаркий галоп» все же является творением некоего Даррена Диггла, которому униженный сердцеед должен был выплатить многомиллионную компенсацию.
– А знаете ли вы, что это значит? – прокаркал Джош. – До свидания, Шампань. Прощайте, мои пузырьки.
Он был в восторге. Любое событие, связанное с Шампань, играло на руку «Блеску»: журнал, в котором она вела колонку, также удостаивался упоминания.
– Чудненько, – заметил Вэлентайн. – Она бросит этого О'Шонесси перед самой свадьбой. А как же насчет «и в достатке, и в нужде»? Бедняге сейчас как никогда нужна ее поддержка.
– Будь ее воля, Шампань наверняка постаралась бы вычеркнуть слова «и в нужде» из службы венчания, – возразила Джейн. – Так что на ее поддержку бедняге Конэлу рассчитывать не приходится.
Как только позвонила Шампань, сразу стало ясно, что Джош прав. Светская красавица без каких-либо угрызений совести отшвырнула О'Шонесси, словно стреляную гильзу.
– Жаль, конечно, – призналась Шампань Джейн. – Но на самом деле музыка его мне никогда особенно не нравилась. К тому же, если честно, Конэл чересчур неотесанный. Правда, мужское достоинство у него просто огромное.
Мысли Джейн тотчас же лихорадочно метнулись к другому человеку, наделенному природой таким же богатством. Сглотнув комок в горле, она постаралась найти в случившемся светлые стороны. По крайней мере, Шампань не выходит замуж, и ей не придется писать подробный отчет о свадебной церемонии, шикарном приеме, медовом месяце и всем остальном. Столько шумихи вокруг брака, который все равно распался бы через пять минут. Джейн не сомневалась, что Шампань без сожаления дала бы О'Шонесси отставку, как только ей подвернулась бы более выгодная партия. Постоянство в понимании Шампань – это быть верной одним и тем же духам.
Джейн пришла к выводу, что, пообщавшись с Шампань, даже Элизабет Тейлор [23]стала бы относиться к браку цинично. Подумать только, а ведь еще совсем недавно она сама так страстно мечтала выйти замуж. И за кого? За Ника, до сих пор регулярно раз в неделю наведывающегося в квартиру, чтобы раскопать еще пару пластинок и съеденный молью свитер. Однако Джейн подозревала, что в действительности ее бывший приятель просто хочет проверить, не переехала ли она куда-нибудь в другое место. Эх, если бы только у нее хватило на это сил. Но сейчас Джейн меньше всего на свете хотела тратить свои выходные, таскаясь по убогим облупленным конурам Южного Лондона, похожим на тюремные камеры, – единственное жилье, которое она могла себе позволить на свою зарплату.
С другой стороны, в том, чтобы проводить выходные в поисках квартиры, есть одно определенное преимущество. Это, по крайней мере, удержит ее подальше от магазинов. Джейн уже давно поняла, что для одинокой женщины жизнь является сплошным минным полем. Но, только положив яйца в чужую корзину, она осознала в полной мере, какое же это испытание – ходить по магазинам.
Джейн пришла к выводу, что по субботам все торговые заведения вступают в заговор против одиноких женщин. Так, последнее посещение мебельного салона едва не окончилось нервным срывом. Джейн оказалась одна-одинешенька среди сладостных вздохов счастливых пар, ощупывающих просторные, удобные диваны с такими названиями, как «Фигаро» и «Турандот», и подпрыгивающих на необъятных кроватях «Ренуар» и «Пикассо». Джейн в панике убежала от этого обилия молодости, красоты и сексуальной удовлетворенности, рассеянно недоумевая, как бы отнесся Теккерей к тому, что его имя бесцеремонно присвоили стойке для компакт дисков, а в честь одной из сестер Бронте получила название элегантная полочка для посуды.
Спасения не было и в супермаркете «Джон Люис», где Джейн столкнулась с еще более веселыми парочками, взвешивающими морскую капусту и каперсы. В «Харви Никс» очаровательные стройные девушки с аппетитными попками вместе со своими парнями сравнивали различные сорта глянцево блестящих баклажанов, а в «Селфриджуз» мечтательные молодожены задумчиво стояли перед огромными одеялами. Очереди в «Сейнсбери», казалось, состояли из одних влюбленных, набивших корзины деликатесами и бутылками шампанского. Как правило, Джейн возвращалась домой после таких экскурсий лишь с одной упаковкой трусиков, обозленная на весь мир.
Однако впереди виднелся свет. Джейн с нетерпением ждала ужина у Аманды. По крайней мере, возможно, этот ужин поможет устроить судьбу Тэлли. Джейн боялась признаться себе самой, что рассчитывает добиться какого-нибудь результата и для себя.
Как назло, Шампань же, не продержавшись и двадцати четырех часов, отхватила нового кавалера. Через два дня после известия о катастрофе, постигшей Конэла О'Шонесси, Джейн, развернув газеты, обнаружила, что на разворотах всех до одного бульварных изданий красуется Шампань в задранной до пупка юбке, не обремененная нижним бельем, пылко обнимающая кого-то на заднем сиденье лимузина. Обнимаемый, согласно практически идентичным отчетам об этом знаменательном событии, являлся «одним из самых завидных лондонских женихов, очаровательным миллионером Солом Дьюсбери, воротилой строительного бизнеса».
– На этот раз она определенно нашла себе подходящую пару, – заметил Вэлентайн. – Насколько я слышал, на счету Сола Дьюсбери больше жертв, чем у испанской Инквизиции.
Со слов Вэлентайна, Дьюсбери снискал себе славу мужчины стремительного и беспощадного – как в своем кабинете, так и в спальне. Следовательно, подозревал Вэлентайн, его связь с Шампань определяется не столько чувствами, сколько деловой заинтересованностью.
– У него дела всегда на первом месте, – сказал он. – Мой отец связан с торговлей недвижимостью, и мне приходилось слышать рассказы о похождениях этого Дьюсбери. Папаша последней его пассии был председателем совета общины, где Дьюсбери, судя по всему, пытался получить разрешение на строительство ресторанов и баров, носящих имя принцессы Дианы. Добившись своего, он тотчас же бросил несчастную девушку. С помощью другой своей возлюбленной Дьюсбери получил около пятисот акров превосходных земель в графстве Суссекс.
Джейн вздохнула.
– Теперь «Брызги шампанского» превратятся в выдержки из специализированного журнала по недвижимости.
Ее опасения оправдались. Вдруг ни с того ни с сего Шампань в окружении жадных до любых новостей папарацци стала проводить все свое время на том или ином объекте, к которому проявлял интерес Дьюсбери. То она появлялась в театре в Вест-Энде, который ее новый кавалер собирался превратить в элитный жилой дом с отдельным лифтом в каждую квартиру и бассейнами глубиной шесть метров, то посещала давно закрытую средневековую часовню в Сити, где он намеревался устроить ночной клуб. Одно из зданий георгианской эпохи было полностью разрушено; от него остался только фасад. Внутри должен был разместиться спортивный зал двадцать второго века.
– Как тут не вспомнить поговорку: «Заготавливай сено, пока светит «Сан», [24]– заметил как-то Вэлентайн, придирчиво разглядывая фотографию Шампань в спортивном трико, искрящемся блестками, катающейся на велосипеде на фоне зловещей черной стены. – Бред какой-то! Сейчас ее колонка превратилась в рекламный проспект Дьюсбери.
В конце концов терпение Джейн лопнуло.
– Я уже предупредила Шампань, что больше мы не напечатаем о ее Дьюсбери ни одного слова, – сказала она Вэлентайну через пару дней. – Я наотрез отказываюсь прославлять его деловые начинания. Шампань в бешенстве. Говорит, что больше ничего не может вспомнить. У нее наступил ступор.
– Вот в это я верю, – усмехнулся Вэлентайн. Шампань же словно попала в рабство к Дьюсбери.
И, глядя на их фотографии, ежедневно появляющиеся в газетах, Джейн понимала почему. Потрясающе красивый, с такими острыми высокими скулами, что о них можно обрезать сигары, Дьюсбери выглядел холодным и опасным, словно замороженный во льду «смит-вессон». От его беспощадного взгляда сердце Джейн учащенно забилось. От зависти она стала изумрудно-зеленой. Будь проклята Шампань! Несправедливо, что мужчины кружатся вокруг нее, словно пчелы вокруг горшка с медом. Или, как в случае с Дьюсбери, как вокруг кубышки с деньгами.
Утром того дня, на который был назначен ужин у Аманды, Джейн наконец собралась с силами и позвонила хозяйке, сообщая, что придет не с Ником, а с Тэлли. Аманда ответила, что не имеет ничего против, но голос ее звучал натянуто.
– Тоже мне, задрала нос, – хихикала Джейн, вместе с Тэлли заправляясь джином с тоником перед выходом из дома.
– А муж у нее такой зануда, – скорчила гримасу Тэлли, которая уже начинала охладевать к этой идее.
– Да, конечно, он прыщ на ровном месте, – подтвердила Джейн. – Но только подумай, сколько у него привлекательных качеств. Точнее, не у него, а у его друзей.
Аманда окинула удовлетворенным взглядом туалетную комнату. Больше всего она гордилась туалетной бумагой с узором в виде лилий. Для большинства людей война на Балканах означала массовые убийства и Радована Караджича. Для Аманды, смотревшей по утрам телевизионные выпуски новостей, ритмично скользя взад и вперед на гребном тренажере, это был в первую очередь симпатичный боснийский герб с очаровательными лилиями.
В холле царил тонкий запах ароматизированных свечей. Аманда в который раз поздравила себя с тем, что выбрала для стен обои именно того оттенка, который был нужен. Светильники, поручни и перила на лестнице в стиле этрусков. Довольно оглянувшись вокруг, Аманда начала спускаться вниз. Витающая у нее на устах легкая улыбка тотчас же померкла, когда она увидела на газетном столике нетронутую утреннюю «Ре-публику». Ей было неприятно напоминание о том, что они с Питером, собравшись провести отпуск в Северной Италии, решили подучить итальянский язык и выписали эту газету, но так ни разу и не раскрыли ее.
Перевесившись через перила, Аманда заглянула на кухню, расположенную на первом этаже. Да, Питер был там, с рассеянным, как всегда, видом нарезая жгучий перец чили. Торжественный ужин, по крайней мере, даст ей возможность ознакомиться с тем, что происходит у него в голове. Вечерами Питер приходил домой с работы слишком уставшим, чтобы рассказывать жене о чем бы то ни было. Но за праздничным столом ему придется попотчевать гостей рассказами о том, что произошло в его жизни за последний месяц. Право, если хорошенько подумать, званый ужин – очень полезная штука.
Пройдя в гостиную (или в салон, никак не могла решить она), Аманда взбила подушки диванов.
– Питер! – окликнула она. – Питер, дорогой, ты не забыл нарезать лимон для коктейлей?
Ответа из кухни не последовало. Вернувшись на лестницу, Аманда снова перевесилась через перила. Ее мужа нигде не было видно. Она запаниковала. Времени уже шестнадцать минут девятого. С минуты на минуту начнут прибывать гости. Аманда терпеть не могла, когда все заявлялись разом, вынуждая хозяина трудиться не покладая рук, принимая пальто, поднося напитки и ведя непринужденный разговор одновременно.
Забыв о собственной элегантности, она сбежала по широкой лестнице на первый этаж и постучала в дверь ванной. Оттуда доносилось тяжелое, учащенное дыхание. Распахнув дверь, Аманда вскрикнула.
Склонившись над раковиной, наполненной холодной водой, ее муж, спустив брюки, отмачивал там свой член.
– Питер, – запинаясь, выдавила Аманда, подсознательно понимая, что это именно то, чего она всегда ждала.
Вот она, причина рассеянности Питера. Аманда ждала этого с того самого момента, как Питер, страдая, признался ей, что по причине большой, но неразделенной любви в школьные годы он никогда не сможет любить ее так, как мужчина должен любить женщину. И вот сейчас, лишившись дара речи, она с мучительной болью смотрела широко раскрытыми глазами на мужа.
– Извини, – небрежно промолвил Питер, обращая на нее затянутый влажной пеленой взор. – Представь себе, пошел помочиться, забыв о том, что резал перец. Член прямо огнем горит. Будто его прижгли каленым железом.
Аманда с негодованием вышла из ванной. Как будто на нее без этого мало всего свалилось. Во-первых, эта убогая Джейн Бентли, позвонившая в самый последний момент и сказавшая, что придет не со своим приятелем, а с Наталией Венери. О господи, только бы они не были больше, чем подругами. Аманда послала немую молитву к декоративным корзинам, свешивающимся с балок потолка, отделанных под мореный дуб. Банки едва ли можно считать бастионами либерализма. Пара лесбиянок за столом отодвинет надежды на повышение Питера на много лет. А еще этот надменный ублюдок Сол Дьюсбери вдруг заявил без четверти двенадцать – он в прямом смысле позвонил в одиннадцать сорок пять утра, – что не только не придет его подруга, главный гость сегодняшнего вечера Шампань Ди-Вайн, но и ему самому вряд ли удастся освободиться.