— Меня назначили на эту работу потому, что мы не доверяли этим людям. Доктора Бриджера затравили до смерти — и я в числе других — потому что он…
   — Климат переменился. Она взглянула в его самодовольное, чопорное лицо и окончательно вышла из себя:
   — Почему-то погода всегда благоприятствует политиканам.
   — Довольно! — резко сказал Джирс. Дауни тихо зашуршала в своем углу.
   — А знаете, девочка права: и нам, ученым, тоже время от времени тошно становится. Мы ведь во власти законов природы. И мы не можем плутовать.
   — Я тоже ученый, — обиженно сказал Джирс.
   — Были! — Это вырвалось прежде, чем Джуди смогла удержаться. Она ждала взрыва, но Джирс сохранил самообладание. Ледяным тоном он продолжал:
   — Строго говоря, все это не ваше дело. Мировой рынок — вот что сейчас нужно правительству. Когда эта девушка, Андромеда, обожгла себе руки, она разработала схему синтеза для профессора Дауни и ее сотрудников. Вы видели ее руки?
   — Я видела их обожженными.
   — Сейчас на них не осталось даже следа ожогов. Ни шрамов, ничего. За одну ночь.
   — Так вот что вы продаете «Интелю»?
   — Через «Интель». Всем, кому это нужно. Она попыталась понять, что именно здесь не так. Наконец ей это удалось.
   — А почему не через Всемирную организацию здравоохранения?
   — Нас не интересует оптовая благотворительность. Нас интересует приличный торговый баланс.
   — Значит, вам все равно, кому вы пожимаете руку? — спросила она с отвращением и, ощущая прилив безудержной отваги, повернулась к Дауни. — А вы тоже участвуете в этом? Дауни ответила не сразу.
   — Фермент пока еще не готов к продаже. Нам необходимо уточнить формулу. Андре — эта девушка — подготавливает данные для расчета. — Они уже давно называли ее между собой Андре.
   — Так, значит, весь Центр работает на «Интель»?
   — Надеюсь, что нет, — сказала Дауни так, словно она была на стороне Джуди. Но тут вмешался Джирс.
   — Ну, Мадлен, этого довольно!
   — Что ж, тогда я не буду отнимать у вас времени, — Джуди шагнула к двери. — Только я в этом не участвую, так же как и доктор Флеминг.
   — Позиция Флеминга нам известна — саркастически сказал Джирс.
   — А теперь вам известна и моя позиция, — заявила Джуди и хлопнула дверью.



Глава 10. Часть 4


   Ей хотелось пойти прямо к Флемингу, но она боялась, что не вынесет новых оскорблений. И получилось так, что поговорить с ним зашла Дауни, когда в конце дня возвращалась из административного корпуса в здание счетной машины. Она застала Флеминга в его домике, где он смотрел по телевизору выступление премьер-министра.
   — Заходите, — сказал он сухо и расчистил для нее место в ногах кровати. Она смотрела на мерцающий голубой экран и попыталась проникнуться доверием к уверенному, немолодому, интеллигентному лицу и медленной, проникновенной речи премьер-министра. Флеминг смотрел и слушал вместе с ней.
   — Впервые после безмятежных лет правления королевы Виктории, — вещало бестелесное лицо, — наша страна вновь обрела бесспорное первенство в области промышленности, технологии и — что самое главное — обороны… Дауни утратила интерес к речи.
   — Извините, если я помешала…
   — А вы не помешали. — Он скорчил телевизору гримасу. — Заткните глотку этому старому идиоту! Поднявшись, он сам выключил телевизор, а затем приготовил ей коктейль.
   — Визит вежливости?
   — Я шла в лабораторию и увидела свет у вас в окне. Спасибо. — Она взяла у него стакан.
   — Работаете сверхурочно? — спросил он. Дауни подняла стакан на уровень глаз и посмотрела поверх него на Флеминга.
   — Доктор Флеминг, в прошлом я отзывалась о вас не слишком лестно…
   — О, не вы одна.
   — Из-за позиции, которую вы заняли.
   — Но ведь я ошибался, не правда ли? Премьер-министр говорит, что так. Ошибался и изгнан. — Он сказал это скорее с горечью, чем со злобой, и налил себе немного виски.
   — Я вот никак не пойму, — сказала Дауни. — Начинаю сомневаться. Флеминг не ответил, и она добавила:
   — И Джуди Адамсон тоже начинает сомневаться.
   — Ну, от этого всем станет намного легче, — фыркнул он.
   — Сегодня днем она устроила настоящую баталию с Джирсом. Признаюсь, это заставило меня задуматься. — Она отхлебнула коктейль и медленно проглотила, продолжая неподвижно глядеть поверх стакана, погруженная в размышления. — С одной стороны, кажется вполне разумным, если мы используем то, что у нас есть, вернее, то, что дали нам вы.
   — Не сыпьте соль на раны.
   — И все же я не знаю. В могуществе такого рода есть что-то развращающее. Вы видите, как это действует на здешних, да и на правительство. — Она кивнула в сторону телевизора. — Как будто совсем обыкновенные, вполне разумные люди вдруг оказались во власти чуждых им устремлений. Я думаю, что мы оба ощущаем это. И все же это кажется довольно безобидным.
   — Так ли? Она рассказала Флемингу о получении фермента.
   — Его действие поистине благотворно. Он просто восстанавливает клетки. Он должен давать эффект всюду — от пересадки кожи до процессов старения. Это может стать крупнейшим вкладом в медицину после антибиотиков.
   — Ну да, божий дар миллионам. Когда Дауни рассказала о предложении «Интеля», Флеминг остался равнодушным.
   — Куда все это заведет нас? — наконец спросила она, не ожидая ответа, но получила его.
   — Всего год назад машина не имела никакой власти за пределами своего здания, но даже и тогда она нас контролировала. — Флеминг говорил бесстрастно, словно повторял старые истины. — Сейчас от нее зависит вся страна. Что произойдет потом? Вы ведь слышали? Мы будем продолжать в том же духе, снова выйдем на первое место в мире, а кто же будет дергать за веревочки? Флеминг показал на телевизор, совсем как до него Дауни, а потом, словно устав от этого разговора, медленно подошел к проигрывателю и включил его.
   — А сумели бы вы держать ее под контролем? — Дауни настойчиво возвращалась все к той же теме.
   — В последнее время — вряд ли.
   — Так что же вы стали бы делать?
   — Сбил бы ее с толку, насколько возможно. — Он принялся рыться в груде долгоиграющих пластинок. — Она знает это, она обзавелась этим созданием, чтобы шпионить за мной. Вот почему машина и устроила так, чтобы меня выставили. «Вы не можете победить», — сказала мне эта девица.
   — Так и сказала? Флеминг кивнул, а Дауни, нахмурившись, посмотрела на дно своего полупустого стакана.
   — Не знаю. Может быть, это неизбежно. Может быть, это эволюция.
   — Послушайте! — Флеминг положил пластинку и резко повернулся к Дауни. — Я могу предвидеть, что настанет время, когда мы создадим высшую форму разумной жизни, которая в конечном счете будет нашей преемницей. И, возможно, это будет неорганическая форма, вроде вот этой. Но мы создадим ее сами, для собственного блага, то есть для блага в том смысле, как мы его понимаем. В этой машине не запрограммировано условие нашего блага, или, если такое условие и было, с ним что-то не задалось. Дауни допила коктейль. Да, то, что он говорил, звучало правдоподобно, более чем правдоподобно: здесь был какой-то здравый смысл, которого ей в последнее время так не хватало. Она была ученым-экспериментатором и сразу же почувствовала, что должен существовать какой-то способ проверки его выводов.
   — Может кто-нибудь разобраться в этом, кроме вас? — спросила она. Флеминг покачал головой.
   — Из всех этих — никто.
   — А я?
   — Вы?
   — Я же имею доступ к машине. Флеминг немедленно утратил интерес к пластинке. Его лицо осветилось, будто слова Дауни замкнули в нем какие-то контакты.
   — Почему бы и нет? Мы можем попробовать один экспериментик. — Он взял со стола блокнот с записанным в нем обращенным кодовым наименованием. — Кто-нибудь там сможет ввести это в машину?
   — Андре?
   — Нет. Только не она. Что бы вы ни делали, ей не доверяйте. Дауни вспомнила об операторе. Она взяла блокнот, и Флеминг показал ей раздел, который нужно было ввести.
   — Ну, в этом я, признаться, ничего не понимают — сказала она. Затем поставила стакан и ушла. Пока она шла по территории, из домика Флеминга до нее доносилось начало какого-то пост-Шенбергианского произведения. Затем она оказалась в здании счетной машины и уже ничего не слышала, кроме гудения аппаратуры. В помещении пульта управления находились Андре и молодой оператор. Со времени происшествия с руками Андре еще более замкнулась. Она блуждала по зданию, как бледная тень, и редко покидала его, ни с кем не разговаривала и держалась хоть и не враждебно, но отчужденно. На вошедшую Дауни она взглянула с легким интересом.
   — Ну, как идут дела? — спросила та.
   — Мы ввели все данные, — сказала Андре. — Скоро вы должны получить формулу. Дауни отошла и встала рядом с оператором, сидевшим у входного устройства. Это был молодой человек, новоиспеченный выпускник университета, который делал все, что ему говорили, не задавая никаких вопросов.
   — Введите и это тоже, хорошо? — Дауни передала ему блокнот. Он укрепил его над клавиатурой и начал печатать.
   — Что это? — спросила Андре, услышав стук телетайпа.
   — Мне нужно кое-что посчитать, — Дауни не давала ей приблизиться, как вдруг лампочки на индикаторной панели принялись неистово мигать.
   — Что вы ввели в нее? — Андре схватила блокнот и прочла то, что в нем было. — Где вы это взяли?
   — Это мое дело, — ответила Дауни.
   — Зачем вы вмешиваетесь?
   — Вам, пожалуй, лучше будет уйти, — сказала Дауни оператору. Тот поднялся и покорно побрел к выходу. Андре дождалась его ухода.
   — Я не хочу вам зла, — сказала она тогда, и в ее голосе Дауни почудился не гнев, а какая-то огромная сила. — Зачем вы вмешиваетесь?
   — Как вы смеете так разговаривать со мной? — Дауни понимала, что ее слова звучат слабо и смешно, но ничего изменить не могла. — Я создала вас… я сделала вас!
   — Вы — сделали меня? — Андре с презрением взглянула на нее, затем подошла к индикаторной панели и положила руки на стержни. Сигнальные лампочки немедленно повели себя спокойнее, но продолжали мигать все время, пока девушка стояла там, сильная и уверенная в себе, как юное божество. Минуту спустя она отошла и остановилась, глядя на Дауни. — Мы устали от этих… этих шуточек, — сказала она спокойно, словно передавая поручение. — Ни вам, ни доктору Флемингу, ни еще кому-нибудь не удастся встать между нами.
   — Если вы пытаетесь запугать меня…
   — Я не знаю, какие последствия может иметь ваш поступок, и не могу за это отвечать. — Казалось, Андромеда смотрела сквозь Дауни. С шумом заработало выходное устройство, и Дауни вздрогнула. Следом за Андре она направилась к нему, а, когда подошла, все уже было напечатано. Андре внимательно просмотрела бумажную ленту, а затем оторвала ее и отдала Дауни.
   — Ваша формула фермента.
   — И все? — Дауни почувствовала облегчение.
   — Вам этого недостаточно? — спросила Андре и проводила ее неподвижным, враждебным взглядом. С Дауни работало три ассистента: старший научный сотрудник и двое аспирантов, юноша и девушка. Они и принялись вместе за осуществление химического синтеза на основе новой формулы. Приходилось много возиться в лаборатории, работать руками, но никто из них не тревожился, так как никакого вредного воздействия на кожу это не оказывало. Но дня через два все они почувствовали признаки утомления и нарастающую слабость. Не обращая на это внимания, они продолжали работать, пока к вечеру третьего дня девушка не слегла, а на следующее утро то же произошло с Дауни и старшим научным сотрудником. Хантер отправил их в лазарет, где вскоре к ним присоединился и молодой человек. Неизвестная болезнь быстро прогрессировала; она не сопровождалась ни жаром, ни воспалением — просто жизнь угасала. Клетки умирали, жизненные процессы замедлялись или останавливались вовсе, и один за другим эти четверо, ослабев, впали в беспамятство. Хантер был в отчаянии и обратился к Джирсу, который окружил все случившееся стеной молчания. Флеминг узнал подробности только на четвертый день, когда Джуди, нарушив правила секретности, все ему рассказала. Он немедленно позвонил Рейнхарту, попросив его приехать из Болдершоу, и уговорил Джуди разыскать для него у Дауни документацию эксперимента. Когда она принесла ему требуемое, он на всю ночь заперся в своей комнате, а утром вышел мрачный, но довольный. К этому времени ассистентка была уже мертва.



Глава 11. Часть 1


   Ей только что закрыли лицо, когда в лазарете появился Флеминг. Остальные трое лежали в постелях молча и неподвижно, их осунувшиеся лица были белее подушек. Жизнь Дауни удавалось поддерживать только с помощью постоянных переливаний крови. Она лежала мраморно-застывшая и напоминала изображение древнего воина на надгробии. Флеминг стоял и смотрел на нее, пока к нему не подошел Хантер.
   — Что вам нужно? — Хантер был совсем измучен и издерган. Он даже и не пытался сохранять вежливый тон.
   — Это по моей вине, — произнес Флеминг, глядя на бледное лицо на подушке. Хантер криво усмехнулся.
   — Смирение — новая для вас черта!
   — Ну ладно, пусть так! — Флеминг резко повернулся к нему и выхватил из кармана сжатые скрепкой бумаги. — Но я пришел, чтобы отдать вам это! Хантер с подозрительным видом взял бумаги.
   — Что это?
   — Формула фермента.
   — Как вы ее заполучили, черт побери?! Флеминг вздохнул.
   — Незаконным путем. Так же как мне приходится делать все.
   — С вашего разрешения, я оставлю ее у себя, — сказал Хантер и опять поглядел в бумаги. — А почему она перечеркнута?
   — Потому что неверна. — Флеминг откинул верхний лист, чтобы показать лежащий под ним. — Вот правильная формула. Постарайтесь изготовить фермент как можно быстрее.
   — Правильная формула? — Хантер слегка растерялся.
   — Машина дала Дауни противоположное тому, что ей было нужно. Так сказать, заменила плюс на минус, чтобы отплатить Дауни за одну небольшую игру, на которую я ее подбил.
   — Какую игру?
   — Вместо фермента машина дала антифермент. Вместо восстановителя клеток — их разрушитель. По-видимому, он проникает в организм через кожу; клетки были поражены во время работы. — Он приподнял одну из рук Дауни, бессильно лежащих на простыне. — Вы ничего не сможете сделать, если не сумеете вовремя приготовить нужный фермент. Вот почему я и принес вам исправленную формулу.
   — Вы действительно считаете? — Хантер скептически посмотрел на пачку бумаг, и Флеминг, оторвав взгляд от руки Дауни, которую он все еще не отпускал, неприязненно посмотрел на него.
   — Неужели вы не хотите создать себе репутацию?
   — Я хочу спасти жизнь больных, — сказал Хантер.
   — Тогда возьмите правильную формулу. Этот фермент должен действовать как противоядие. И если это так, то он может вызвать обратный процесс. Во всяком случае, вы можете попробовать, а если нет…
   — Он лежал плечами и опустил исхудалую руку на простыню. — Эта машина будет делать любую грязную работу, пока ее это устраивает. Хантер насмешливо фыркнул.
   — Если машина так чертовски умна, как же она могла сделать ошибку, о которой вы говорите?
   — Это была не ошибка. Она просчиталась только в одном, поразив не того человека, вернее, людей. Она старалась уничтожить меня, и ее абсолютно не беспокоило, сколько людей придется списать по ходу дела. Только одно из ваших торговых соглашений с «Интелем», и пришлось бы списать полмира! Флеминг ушел, а Хантер остался рассматривать формулу: он понял, что обязан ее испробовать. К вечеру умер старший сотрудник, но новый фермент был приготовлен и введен двоим еще оставшимся в живых. Сначала это не дало никакого эффекта, но к ночи стало ясно, что состояние больных больше не ухудшается. Джуди заглянула в лазарет после ужина, а затем отправилась к главным воротам, чтобы встретить Рейнхарта, который должен был приехать с последним поездом. Проходя мимо здания счетной машины, она вдруг решила зайти туда, повинуясь неожиданному порыву. Андре в полном одиночестве сидела за пультом, неподвижно глядя прямо перед собой. Ненависть, зревшая месяцами, разочарование, накопившееся за годы, вдруг заклокотали в сердце Джуди.
   — Еще один умер, — жестко сказала она. Андре пожала плечами, и Джуди ощутила непреодолимое желание ударить ее. — Профессор Дауни еще борется за жизнь. И мальчик.
   — Тогда у них есть шанс, — ровным голосом сказала девушка.
   — Благодаря доктору Флемингу. Не вам.
   — Это меня не касается.
   — Вы дали профессору Дауни эту формулу.
   — Ее дала машина.
   — Вы дали ее вместе! Андре снова пожала плечами.
   — У доктора Флеминга есть противоядие. Он умен, он может спасти их.
   — А вам все равно? — Горячие, сухие глаза Джуди с ненавистью смотрели на девушку.
   — Почему мне должно быть не все равно?
   — Я вас ненавижу! — Джуди почувствовала, что в горле у нее пересохло и ей трудно говорить. Ей захотелось одного: схватить что-нибудь увесистое и проломить этой девушке голову. Но тут зазвонил телефон, я пришлось идти к главным воротам встречать Рейнхарта. Джуди давно ушла, а девушка все еще сидела совершенно неподвижно и не отрываясь смотрела на индикаторную панель. И слезы, настоящие человеческие слезы — медленно катились по ее щекам. Джуди проводила Рейнхарта прямо в домик Флеминга, и они рассказали ему о последних событиях.
   — А Мадлен? — спросил старик. Вид у него был усталый и растерянный.
   — Все еще жива, слава богу, — ответил Флеминг. — Может быть, нам удастся спасти их. Рейнхарт как будто успокоился и даже чуть ободрился. Они взяли у него пальто, усадили его у электрического камина и налили виски. Джуди показалось, что он очень постарел и стал немного жалким. Теперь он именовался сэр Эрнест, и было похоже, что церемония возведения в дворянство окончательно состарила его. Джуди представляла, какими далекими кажутся ему дни их дружбы с Дауни, и чувствовала, что эта жизнь дорога ему так, как будто она неразрывно связана с его собственной. Он взял стакан и сказал, чтобы не молчать:
   — Джирсу вы еще не говорили?
   — Ну, а что бы здесь сделал Джирс? — спросил Флеминг. — Только пожалел бы, что это случилось не со мной. Он вышвырнул бы меня с территории, даже из страны, если б мог. Я твердил Бог знает сколько времени, что машина опасна, но ведь им как раз это и нравится! Какие еще нужны доказательства, для того чтобы хоть кого-нибудь в этом убедить?
   — Мне больше доказывать не нужно, Джон, — устало произнес Рейнхарт.
   — Что ж, это уже кое-что.
   — И мне тоже, — сказала Джуди.
   — О, чудесно, чудесно. Теперь нас трое против всей оравы.
   — Что, по-вашему, могу сделать я? — спросил Рейнхарт.
   — Не знаю. Вы возглавляли добрую половину отечественной науки на протяжении едва ли не поколения, причем лучшую ее половину. Вас наверняка кто-нибудь послушает.
   — Может быть, Осборн?
   — Если только не побоится запачкать свои манжеты. — Флеминг на миг задумался. — А не мог бы он снова устроить мне доступ к машине?
   — Подумайте сами, Джон. Он же подчинен правительству.
   — А не могли бы вы затащить его сюда?
   — Попробую. А что вы задумали?
   — Эту графу можно будет заполнить позже, — сказал Флеминг. Рейнхарт вытащил из кармана расписание движения поездов и самолетов.
   — Если я поеду в Лондон завтра…
   — А сегодня ночью вы не можете?
   — Сэр Эрнест устал, — сказала Джуди. Рейнхарт улыбнулся ей.
   — Можете приберечь «сэра Эрнеста» для официальных приемов. Я полечу ночным рейсом.
   — Разве нельзя подождать несколько часов? — спросила Джуди.
   — Я уже не молод, мисс Адамсон, но и не такой уж дряхлый старик. — Он поднялся на ноги. — Передайте Мадлен мой самый теплый привет, если она…
   — Разумеется, — сказал Флеминг, подавая старику пальто. Рейнхарт направился к двери, застегивая на ходу пуговицы, но вдруг сказал, словно только что вспомнил:

 
   — Кстати, передача прекратилась. Джуди посмотрела на него, а потом на Флеминга.
   — Передача?
   — Оттуда, сверху. — Рейнхарт указал на небо. — Она перестала повторяться уже несколько недель назад. Может быть, мы никогда не примем ее снова.
   — Мы, должно быть, захватили самый хвостик длинной передачи, — тихо сказал Флеминг, взвешивая в уме значение происшедшего. — Если бы не случайность в Болдершоу, мы могли бы и не услышать ее и ничего не случилось бы.
   — И у меня промелькнула та же мысль, — сказал Рейнхарт, еще раз устало улыбнулся им и вышел. Флеминг стал бесцельно расхаживать по комнате, размышляя над их разговором, а Джуди ждала. Они услышали, как завели мотор, как отъехала машина Рейнхарта. Тогда Флеминг, остановившись рядом с Джуди, обнял ее за плечи.
   — Я сделаю все, что ты захочешь, — сказала она ему. — Пускай меня судит трибунал, если уж им так хочется.
   — Ладно, ладно. — Он отнял руку.
   — Ты можешь доверять мне, Джон. Он посмотрел ей в глаза, и она ему ответила взглядом, в котором можно было прочесть: «Верь мне».
   — Ну, хорошо… — Он, казалось, поверил. — Вот что: утром попытайся дозвониться в Лондон. Попробуй застать Осборна, когда наш профессор будет у него, и скажи, чтобы он привез еще одного посетителя.
   — Кого?
   — Мне все равно кого. Начальника департамента геральдики, президента Королевской академии, какую-нибудь субстанцию из министерства в крахмальной рубашке. Да и не телеса, а только одежду.
   — Рубашку без субстанции? Он усмехнулся.
   — Шляпа, портфель и зонтик — этого будет достаточно. Да, еще пальто. Заодно раздобудь для него лишний пропуск. Хорошо?
   — Попробую.
   — Умница. Он снова обнял ее и поцеловал. Она притихла от счастья, а потом, отклонившись, спросила:
   — А что ты собираешься делать?
   — Пока не знаю. — И, еще раз поцеловав Джуди, отстранил ее. — Знаешь, я хочу улечься: сегодня был чертовский день. Ты бы лучше ушла, а? Мне надо немного поспать. Он опять усмехнулся; сжав его руку, она вышла легкой походкой, напевая про себя.

 
   Флеминг рассеянно разделся, строя планы и фантазируя. Он упал на постель и заснул почти тотчас, едва выключил свет. Ничто не нарушало покоя городка. Ночь была темная. С северо-востока наползали тучи, неся с собой поток холодного воздуха и обещая снегопад. Они заволокли полную луну. Но она порой пробивалась сквозь них, и при свете ее из окна в задней стене здания счетной машины выскользнула стройная фигура и стала осторожно прокрадываться между строениями. Ни один из часовых не видел ее, и, уж конечно, никто не опознал бы в ней Андре. Она пробиралась между жилыми домиками к домику Флеминга; ее лицо застыло в напряжении, а рука сжимала моток изолированного провода. В комнату Флеминга пробивался слабый свет, так как перед сном он отодвинул занавеску. Спящий не пошевелился, когда тихо-тихо приоткрылась дверь и в нее медленно проскользнула Андре. Она была босая и ступала с величайшей осторожностью; на ее руках были толстые резиновые перчатки. Убедившись, что Флеминг спит, она опустилась на колени у стены рядом с его кроватью и вставила концы провода в розетку на плинтусе. Другой конец провода она держала перед собой так, что торчали оголенные, находящиеся под напряжением концы. Вот она поднялась и медленно двинулась к Флемингу. Шансы на то, что он останется в живых, попав под полное напряжение сети, были невелики: он спал, и она могла прижимать провод к его телу до тех пор, пока не остановится сердце. Она стала неслышно подносить обнаженные концы к его глазам. Казалось, ему не от чего было просыпаться, и все-таки он проснулся. Он увидел только склонившийся над ним темный силуэт, инстинктивно согнул ногу и изо всех сил ударил ею через простыню и одеяло. Он угодил Андре в солнечное сплетение, и она со сдавленным криком отлетела на другой конец комнаты. Флеминг нащупал выключатель и зажег лампочку у кровати. На мгновение свет ослепил его. Он сел на постели, задыхаясь и ничего не соображая, а девушка с трудом встала на колени, все еще держа провод. Только тут Флеминг сообразил, что произошло, спрыгнул с кровати, выдернул шнур из розетки и повернулся к Андре. К этому времени она уже поднялась и бросилась к двери.
   — Нет, не уйдешь! — Флеминг загородил ей дорогу. Андре отступила и, держа руки за спиной, попятилась к столу, на котором были остатки ужина. На мгновение казалось, что она собирается сдаться, но тут внезапно она замахнулась на него правой рукой — в ней был зажат нож для хлеба.
   — Стерва! — Он схватил ее за кисть руки, вырвал нож и повалил Андромеду на пол. Лежа на полу, девушка ловила ртом воздух, корчилась от боли и, сжимая вывихнутую руку, смотрела на него не столько со злобой, сколько с отчаянием. Ни на секунду не опуская с нее глаз, Флеминг наклонился и подобрал нож.
   — Хорошо, убейте меня. — Теперь в ее лице и голосе ему почудился страх. — Вам это не принесет никакой пользы.
   — Не принесет? — Его голос дрожал; он тяжело дышал.
   — Это несколько задержит дело, и только. — Она не отрываясь следила за тем, как он открыл ящик стола и бросил в него нож. По-видимому, это ее ободрило, и она села.
   — Почему вы хотите убрать меня? — спросил Флеминг.
   — Это было необходимо сделать. Я предупреждала вас.
   — Премного обязан. — Он зашлепал по комнате, застегивая пижаму, засовывая ноги в комнатные туфли и постепенно успокаиваясь.
   — Все, что вы делаете, можно предвидеть. — Она уже вновь овладела собой. — До чего бы вы ни додумались, все можно предупредить.